Текст книги "Тяжесть короны (СИ)"
Автор книги: Ольга Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)
14
Церковные часы пробили десять, когда мы покинули Вершинный. Мы намеренно поехали на юг, а не на запад, чтобы запутать след. Ни Ромэр, ни я не сомневались в том, что теперь, когда мы невольно обратили на себя внимание, погоня будет. До сегодняшнего дня отчим и его люди могли только теряться в догадках и строить предположения. У них не было не то что отправной точки, откуда можно было бы начинать поиски, но даже точного времени отсчета. Ведь из Ольфенбаха мы, по сути, могли убежать куда угодно. В любой из тех трех-четырех дней, когда слуги еще не вломились ко мне в комнаты.
Оглянулась на Вершинный. Я была уверена, что капитан не станет докладывать о нас сразу, но сказать то же самое о его людях, разумеется, не могла. А еще подозревала, что если будет упомянуто хоть малейшее вознаграждение, часть стражников тут же вызовется добровольцами и бросится за нами. А капитан не сможет им в этом помешать.
Мы ехали по большой широкой равнине. Прямая, как стрела, дорога, нагретая летним солнцем, теряющаяся в мареве. Справа от дороги верста за верстой простирались поля. Слева поля перемежались с лугами, на которых паслись коровы и овцы. Мирная, богатая, даже идиллическая пастораль, вызывавшая тогда у меня лишь чувство глухого раздражения. Ведь любой наблюдавший за нами из Вершинного, – а здравый смысл подсказывал, что такие были, – видел нас, как на ладони. Из-за этого я нервничала, но говорить об этом, разумеется, не стоило. Ромэр, без сомнения, думал о том же. Поэтому мы просто нарочито неспешно ехали по дороге на юг.
Мы долго, невыносимо долго молчали. Ромэр казался злым, замкнутым и сосредоточенным. Его настрой, напряжение были такими яркими, что ощущались кожей. И я не решалась не то что заговорить с Ромэром, но даже глянуть в его сторону. Ехать рядом с ардангом не хотелось и то, что мой конь держался на полкорпуса позади, вполне устраивало.
Мы ехали без остановок три часа. Солнце жгло нещадно, кружилась голова, от несмолкающего стрекота кузнечиков звенело в ушах, но я терпела, понимая, что арданг не хочет делать привал. Тем более прятаться от зноя было все равно негде. Немногочисленные клочки тени уже занял скот. Так что я с надеждой вглядывалась в лес, к которому мы медленно приближались.
Лес встретил полумраком и прохладой, казавшейся глотком воды. Мы проехали еще немного по дороге. Потом, пару раз оглянувшись и убедившись, что деревья полностью скрыли нас от любопытных глаз, Ромэр спешился. Так и не взглянув на меня, подошел, не произнеся ни слова, протянул руки, помог спешиться. Все так же молча взял своего коня под уздцы и двинулся в сторону от дороги. Мой конь удивленно фыркнул, когда я повела его вслед за ардангом, немного поартачился, но настроения потакать некоторым копытным у меня не было. Так что пришлось несильно хлестнуть его поводом и прикрикнуть. Обернувшись к Ромэру, увидела, что меня спутник не ждал. И это раздражало. Конечно, устраивать скандал по этому поводу я не собиралась, но не значит, что такое поведение не зацепило.
Арданг остановился через полчаса на небольшой полянке. Высокая трава, густая тень от деревьев, журчание ручья. Привязав коня к тонкому стволу молодой березы, Ромэр сел, облокотившись на дерево, и заговорил. Его голос прозвучал глухо, казался грустным и виноватым.
– Прости, пожалуйста, но, боюсь, мы сегодня больше никуда не поедем.
– Почему? – я первый раз с момента отъезда из Вершинного посмотрела спутнику в лицо. Ромэр был бледен, да что там, береза ему проигрывала в белизне. Видно было, что он держится из последних сил. Я испугалась не на шутку, бросилась к ардангу: – Во имя небес, почему ты не сказал, что тебе плохо?
– Мы должны были уехать оттуда, скрыться. Мы не могли останавливаться, – пояснил прописную истину Ромэр.
Я опустилась перед ним на колени, заглянула в бледное лицо.
– У меня с собой много лекарств, – пытаясь придать дрожащему от волнения, от сдерживаемых слез голосу твердость, начала я. – Ты только, пожалуйста, просто скажи, что у тебя болит.
– Мне всего лишь нужно отдохнуть, – тихо ответил Ромэр.
Какой же он упрямец! Как Брэм, честное слово! Неужели так сложно понять, что признать свою слабость в такой ситуации, – это не слабость! Это единственно правильное поведение! И, что самое ужасное, спорить с Ромэром, точно как с братом, бесполезно… Просто нужно делать свое дело и все.
– Ладно, как скажешь, – бросила я, сморгнув непрошенные слезы, встала. – Сейчас расстелю тебе постель, полежишь.
– Не стоит, я сам, – отмахнулся арданг и вцепился в землю, явно собираясь подняться. Я наклонилась, положила руки Ромэру на плечи и, чуть надавив, строго заявила:
– Попробуешь встать – привяжу к дереву. Просто посиди тут пару минут. Это несложно.
Он поднял на меня мутные серо-голубые глаза, а я на мгновение опять оказалась в своем старом кошмаре. Даже сердце захолодело… Но через секунду наваждение пропало – Ромэр тепло улыбнулся, а в его взгляде появилось то странное выражение. Смесь удивления, восторга, растерянности и чего-то еще.
– Хорошо, – шепнул Ромэр. Я кивнула и занялась обустройством лагеря.
Первым делом сделала постель своему не железному спутнику. Натаскала лапника и, подготовив импровизированную кровать, полезла за одеялами. Застилая постель, поняла, что сама недалеко ушла от Ромэра в признании своих слабостей. Мне дорога по жаре дорого стоила, но мысль жаловаться или просить передышку даже не появлялась. Уже уложив арданга, сообразила, что, скорей всего, у него болит голова после удара копытом. А солнце, наверняка, боль только усилило. Наградив себя парой нелестных эпитетов за недогадливость, напоила Ромэра соответствующей микстурой. Он, вопреки ожиданиям, не сопротивлялся и без разговоров выпил горьковатый настой. А, вернув кружку, улыбнулся. Грустно и, как показалось, растеряно.
– Знаешь, обо мне прежде никто так не заботился. Спасибо тебе, Нэйла.
Я совершенно смутилась и, чувствуя, как краснею под теплым взглядом этих глаз, пробормотала:
– Что ты, Ромэр, я делаю это от души… Мне приятно о тебе заботиться… Ты, главное, отдыхай.
Я посидела рядом с ним, пока он не заснул. А потом, стараясь не шуметь, занялась устройством лагеря. Натаскала для костра веток, напоила и стреножила коней, сделала постель себе, принесла из протекающего неподалеку ручейка воды. Спустя часа полтора, когда устроилась посидеть на постели, вновь посмотрела на спящего арданга… И вдруг поняла, что сказала правду.
Мне нравилось быть рядом с Ромэром. Его общество превращало путешествие-бегство в довольно приятную прогулку. Особенно последние дни. Ромэр никогда не был для меня просто телохранителем. Он, в первую очередь, всегда был для меня человеком, достойным восхищения, человеком, за которого я искренне переживала. Да, найти общий язык было нелегко, и, если говорить откровенно и учитывать все обстоятельства, глупо было предполагать иное. Но постепенно арданг стал мне другом. Более того, после сегодняшней истории я поняла, что Ромэр мне дорог. Очень дорог.
Снова задумчиво посмотрела на спящего. Сон пошел ему на пользу, Ромэр уже не выглядел таким больным. Спокойное умиротворенное лицо, в русых волосах запутался солнечный лучик, окрашивая прядь золотом. По-своему красивый мужчина с трагичным прошлым, с очень непростой судьбой. Дворянин, изгой, повстанец, король, пленник, снова свободный человек с трудным и непредсказуемым будущим… Я даже не представляла, что он будет делать дальше, когда выполнит свою часть договора. Знала только, что мне будет больно потерять такого друга…
Воспоминание о предстоящей и неизбежной разлуке направило поток мыслей в другое русло. Мое собственное будущее было не менее непредсказуемым, чем дальнейшая судьба Ромэра. Я совершенно не представляла, что делать дальше. Пока была цель, – добраться до Челна, потом до Пелиока, – я могла еще при Ромэре изображать уверенность в завтрашнем дне. Но с течением времени становилось все трудней притворяться, что у меня есть четкое представление о собственном будущем. И догадывалась, что он, как и я сама, давно заметил эту огромную прореху в моем идеальном плане…
Как обеспечивать свое дальнейшее существование? Этот вопрос занимал меня с тех пор, как я покинула Ольфенбах. На первое время денег было достаточно, а вот что делать дальше? Ни доходных домов, ни земель не наблюдалось. Равно как и бескорыстного дворянина, готового взять меня на пожизненное обеспечение, не требуя ничего взамен. Думаю, такие личности даже в сказках не встречаются…
Итак, как могла заработать на жизнь девушка, получившая идеальное, королевское воспитание и прекрасное образование? Постаравшись не думать о своем самом главном в глазах работодателя недостатке, – принадлежности к женскому полу, – попыталась сконцентрироваться на достоинствах.
Я заслуженно гордилась своим каллиграфическим почерком, так что можно было бы попробовать устроиться писарем. Например, в суд. Специфический язык законников я тоже знала неплохо. Мне ведь часто вместе с Дор-Марвэном и братом приходилось присутствовать на заседаниях Совета. Этот вариант мне нравился, но не без оснований считала, что такие спокойные места давно заняты.
Математика… Конечно, можно было бы попытаться найти работу счетовода в какой-нибудь конторе. Но какой мужчина в здравом уме доверит цифры женщине?.. Вот именно.
География и картография… Наверное, воображение от усталости тоже пострадало, но применения этим знаниям в мирной жизни я не придумала.
Игра на музыкальных инструментах… Не думаю, что этим можно хорошо зарабатывать.
Языки… Все-таки у меня в арсенале четыре языка. Шаролез, ардангский, муожский и верейский. Чтобы была возможность использовать это преимущество, нужно ехать в Верей. Эта страна отделена от Шаролеза и Арданга длинным и широким Верейским Хребтом, тянущимся с северо-востока на юго-запад, а с других сторон омывается морями. Но, тем не менее, торговля с этим богатым королевством идет очень оживленная. Через морские пути и через проход на севере Арданга…. Верей… Чем больше я думала об этом государстве, тем больше мне нравилась идея. Конечно, оставалось множество вопросов практического свойства. Например, кто сможет за меня поручиться, помочь в получении места? Кто защитит от посягательств во время путешествия на корабле и после? Что делать, если платой за протекцию будет… близость?…
Но, чтобы не доводить себя до крайностей и не провоцировать истерику, я временно решила эти вопросы не обдумывать. Ведь кроме привилегированных, «чистых» специальностей всегда есть возможность работать служанкой. И, если такова цена свободы, я готова ее платить.
Арданг проснулся вечером бодрым и посвежевшим. Есть, правда, не стал, но от микстуры не отказался. Развел костер, – я этим искусством так и не овладела за время путешествия, а пока Ромэр спал, не хотела чиркать огнивом, – и предложил приготовить что-нибудь для меня. Но есть не хотелось, так что мы оба ограничились чаем. Арданг напрасно надеялся, что увидев улучшение его состояния, я не захочу осмотреть раны. И захотела, и заставила, и промыла, и обработала бальзамом, и сделала перевязку. Не пойму этого никогда. Зачем сопротивляться, если понятно, что все равно поступлю так, как считаю нужным? Порезы выглядели неплохо, значительно лучше, чем опасалась. И к своим профессиональным навыкам я, спрятав от Ромэра неуместную улыбку, решила добавить штопку и шитье.
Солнце клонилось к закату, недалеко начинал распеваться соловей. Нервное напряжение после утренней истории постепенно сходило на «нет», я все больше чувствовала усталость. К тому же ночью мне отдохнуть не удалось.
Когда проснулась, в лесу царствовала ночь. Было темно, сквозь просветы в листве проглядывали звезды, на стволе дерева танцевали отсветы огня. Сонное фырканье коней, тихий треск веток в костре, редкие ночные лесные шорохи… В первую ночь, проведенную на природе, эти звуки казались мне тревожными, даже пугающими. Теперь они же успокаивали. Повернулась на другой бок, лицом к костру, к спутнику. Не ошиблась, предположив, что Ромэр не спит. Встретившись со мной взглядом, арданг улыбнулся:
– Отдохнула?
– Да, вполне, – ответила я, садясь на постели.
– Чаю хочешь? Теплый, – указав на висящий далеко от самого жара котелок, предложил спутник. Я кивнула. Он снял с рогатины мою кружку, зачерпнул ею чай и, вытерев посуду полотенцем, подал мне ручкой вперед. Казалось бы, такое простое действие, но даже в нем чувствовалось внимание, забота. Приятно.
Чай, приготовленный на костре, почему-то нравился мне больше привычного. Наверное, из-за приобретаемой дымной нотки. А этот чай еще пах мелиссой. Заметив, что я с удовольствием вдыхаю аромат, Ромэр, кивком указав направление, сказал:
– Там целые заросли. Если нравится, можем перед дорогой набрать.
– Хорошая идея, – согласилась я.
Молчали. Ромэр бросал в мою сторону долгие задумчивые взгляды. Нет, я не была готова к разговору. Но понимала, что в этот раз избежать его не удастся.
– Нэйла, – осторожно начал арданг, когда я выпила свой чай. – Знаю, тема крайне неприятная. Но есть вопросы, которые я должен задать.
Я вздохнула, отставила пустую кружку и, твердо посмотрев в глаза собеседнику, ответила:
– Понимаю. Спрашивай.
– У меня прежде никогда не возникало повода усомниться в твоих словах, но… – он замялся и с нажимом продолжил: – Сейчас мне как никогда нужны только правдивые ответы.
Мрачный тон мне не нравился, и я сделала робкую попытку разрядить обстановку, вспомнив клятву, которую давали в суде.
– Ромэр, обещаю говорить правду и только правду, но против себя свидетельствовать не стану.
Он шутку не оценил, кажется, только стал еще серьезней.
– Думаю, против себя тебе свидетельствовать точно не придется, – хмуро заметил арданг и задумался, словно решая с чего начать. Я не подгоняла. Ожидала услышать те самые «Как и когда?», поэтому первый вопрос Ромэра меня удивил, хотя желание арданга начать издалека было понятно.
– Что ты знаешь о второй войне?
– Очень немного. И мое знание отличается от распространенного мнения.
Он вопросительно изогнул бровь, ожидая продолжения.
– По официальной версии Дор-Марвэн выиграл сражение при Артоксе. Победив, несмотря на численное превосходство противника.
– Интересно, – неприятно ухмыльнулся Ромэр.
– Не говори, будто рассчитывал, что все будут знать правду, – я говорила холодно, почему-то все больше волновалась.
– А откуда ее знаешь ты? Имя предателя тебе было знакомо, – голос арданга выдавал напряжение, а еще казалось, что Ромэр мне не верит.
– Нашла документы в столе отчима, – честно призналась я.
– Вот так просто взяла и нашла? – недоверчиво уточнил арданг.
– О нет, «просто» это не было, – настроение спутника меня начинало потихоньку бесить. Но я держала себя в руках, понимая, что иначе обсуждать эту тему вряд ли возможно. Но следующий вопрос Ромэра был неожиданным.
– Как ты относишься к отчиму?
Ответила сразу, не раздумывая:
– Я его ненавижу.
Арданг не сводил с меня внимательных, умных глаз, чуть склонив голову набок. Его лицо было совершенно бесстрастным, лишенным эмоций. А мне стало жутко. Словно я вернулась в ту ночь, когда два с лишним месяца назад решилась зайти в подземелье. Словно опять разговаривала с пленником. Он, как и тогда, молчал, ожидая моих слов. Но я, сцепив руки на коленях, не знала, что сказать. Его голос прозвучал сухо, безжизненно и вместе с тем очень требовательно:
– Почему?
– Думала, тебе это очевидно, – стараясь сдерживать поднимающееся раздражение, ответила я.
– Мне – нет, – все тем же холодным, лишенным эмоций голосом отрезал Ромэр.
Промолчала, стиснув зубы и глядя прямо в колючие, чужие глаза арданга. Меня начинало трясти. Почувствовала себя преступницей на допросе. Ужасное, отвратительное ощущение. Сердце колотилось как бешенное, дрожь удавалось унять с большим трудом. «Почему?»… Перед глазами мелькали картины из моего вечного кошмара. Я будто наяву услышала голос отчима: «Доброй ночи, Ваше Величество. Поверьте, будет красиво». Кажется, даже прошептала эти слова… Видела раскаленный кусок металла, мутные глаза, затуманенные болью. И слышала крик. Но теперь, оттого, что кричал не безымянный пленник, не абстрактный, чужой человек, не персонаж кошмара, а Ромэр, мне было больно, как никогда. Словно мне в грудь вонзили кинжал, а горло стянули удавкой. Я смотрела на арданга, а видела пленника в кандалах, буквы-раны, слышала тот ужасный запах горелой плоти… Почувствовала привкус железа, поняла, что в тщетной, обреченной на провал попытке не расплакаться, до крови прикусила губу. Собрав последние силы, выдавила:
– Я не могу так! – и, спрятав лицо в ладонях, разрыдалась.
А ведь когда-то я наивно думала, что, освободив арданга, избавлюсь от кошмара. Но стало только хуже. Еще страшней и значительно больней.
Ромэр сел рядом, обнял, привлек к себе. Одну ладонь положил мне на голову, прижимая к своему плечу. Такое родное, уютное прикосновение. Так меня успокаивала в далеком детстве кормилица…
– Прости меня. Прости. Я дурак, я должен был догадаться… – слышала я сквозь всхлипывания слова Ромэра, которые он повторял, будто заклинание.
Постепенно успокоилась. Арданг хотел было убрать руки, но я не могла в тот момент представить, что снова окажусь одна. Вцепившись в Ромэра, шепнула «нет». Он понял и погладил меня по плечу, не делая больше попыток отстраниться. Руку он все-таки ненадолго убрал, – потянулся за одеялом, которое накинул на меня. Весьма кстати. Начало июня хоть и считается летом, по ночам все же холодно.
– Спасибо, – не решаясь посмотреть на Ромэра, поблагодарила я.
– Ты прости меня, пожалуйста, – тихо попросил он. – Я неправильно начал… и все испортил. Я не хотел, чтобы так вышло…. Ты прости, но я не знаю, как правильно говорить об этом.
– Я тоже, – призналась я и, набрав побольше воздуха, выпалила: – Я ненавижу отчима за то, что он сделал с тобой.
– Это я уже понял, – вздохнул арданг.
Мы долго молчали. Я все так же сидела, прижавшись к Ромэру, и мечтала, чтобы молчание длилось до утра, но понимала, что так не будет. Потянула за край одеяла, чтобы поделиться им с ардангом. Даже не глядя на спутника, я знала, что он, как всегда в подобных случаях, грустно усмехнулся, прежде чем сказать «спасибо».
– Знаешь, когда Стратег вошел в тот зал в Артоксе, я понял, что это конец войне, – его голос звучал так, словно Ромэр говорил не о том, что произошло с ним, а рассказывал легенду. И за эту мнимую бесчувственность я была ему вначале благодарна. – Когда нас тащили через весь Арданг, через большую часть Шаролеза в Ольфенбах, я знал, что это конец восстания, конец свободы моей страны. Каждый убитый на моих глазах воин был тому подтверждением. Когда я увидел ту камеру, понял, что живым оттуда не выйду. Я как-то говорил тебе, что никогда не переставал надеяться на освобождение… – он вздохнул. – Я врал. Моя надежда на освобождение умерла вместе с последним убитым передо мной князем. Оставалось только надеяться, что меня убьют тоже.
Теперь, когда я знала, чувствовала, что за безжизненностью скрывается нестерпимая боль, желание кричать, от ложной пустоты голоса меня морозило, пробирало холодом до костей. Я сильней прижалась к Ромэру в безуспешной попытке согреться. Слушать этот спокойный голос, произносящий страшные, взвешенные, падающие друг за другом слова было жутко. Даже вздрогнула. Ромэр снова погладил меня по плечу, будто утешал, пытался подбодрить. Но рассказ продолжил. Я не посмела попросить его перестать. Вдруг подумала, что для меня этот рассказ – мучение, а для него вполне может быть исповедью, несущей облегчение…
– Они появлялись почти каждый вечер, но убивать меня не спешили. И я решил… помочь себе. Отказаться от еды и питья и умереть. Но и эта надежда, надежда на такой исход, растаяла быстро. Всего через пару дней мои уловки заметили. Вмешался колдун, и меня заставили… Я понял, что обречен быть игрушкой Стратега, лишенной права умереть. Тогда появилась последняя, удивительная по своей сути надежда. Даже мечта. Я так хотел, я молил Бога о том, чтобы они, заигравшись, случайно закончили мое существование… но когда я думал, что мечте вот-вот суждено сбыться, появлялся колдун, забирая и эту надежду…
Он замолчал, крепче прижал меня к себе. Когда Ромэр снова заговорил, в голосе было столько горечи, столько боли, что у меня комом в горле встали слезы.
– А потом обо мне забыли. Совсем. На целых три дня. Ни еды, ни воды, ни света… И тогда, проваливаясь в беспамятство, я благодарил небо за избавление… Благодарность была преждевременной, – усмехнулся Ромэр. – Мне сообщили, что в честь годовщины начала восстания, приготовили для меня подарок. Украшение…
Он сглотнул, коснулся рукой груди.
– Так у меня появилось клеймо… Когда они ушли, из последних сил я молился, я просил Бога забрать мою жизнь… Но случилось другое чудо. Там, в камере мне явился ангел. Прекрасная девушка с зелеными глазами, со взглядом, полным решимости и сострадания… Она спасла меня тогда. И сделала невозможное, – вернула мне надежду. Именно благодаря моему ангелу я выжил там, не сошел с ума.
Он отстранился, заглянул мне в глаза.
– Я уже знаю ответ на единственный важный для меня вопрос. Но все же… Это была ты?
Как странно все на свете устроено. Я была его ангелом… надеждой… А для меня взгляд этих глаз стал жутчайшим кошмаром. Вглядываясь в это лицо, в полные надежды и нежности серо-голубые глаза, я кивнула и прошептала:
– Да.
Он улыбнулся и в то мгновение показался очень счастливым:
– Я знал. Всегда знал, никогда не сомневался в том, что мой ангел был реальностью. И все же боялся поверить, что ангел – человек из плоти и крови. Но каждый раз, встречаясь с тобой глазами, каждый раз, когда снова видел перед собой чудо, ангела, убеждался в том, что прав.
Я не представляла, как себя вести. Просто смотрела в эти сияющие радостью глаза и чувствовала, что по щекам который раз за последние часы бегут слезы.
Удивительно, но после его рассказа мне стало легче. Кажется, Ромэру тоже. Нам даже удалось плавно завершить этот болезненный разговор, обсудив вольную. Я честно призналась, что просто не знала, как о ней заговорить. Почему-то начала оправдываться и сбивчиво объяснять, что у меня и в мыслях не было ее утаивать. Но прежде чем успела наговорить глупостей, Ромэр жестом остановил меня и, ободряюще улыбнувшись, сказал:
– Я понимаю.
Это смутило еще больше, и, чувствуя, как краска заливает щеки, я предложила отдать заветную коробочку ардангу. Он качнул головой и отказался.
– Нэйла, ты, пожалуйста, храни ее у себя, – в мягком голосе Ромэра отчетливо слышалась грусть. – Отдашь, когда наши пути разойдутся.
В ту ночь мы больше не ложились. Заснуть я бы точно не смогла, да и до рассвета оставалась всего пара часов. Так что мы сидели у костра, набросив на плечи одеяла, пили чай, ели хлеб с сыром и болтали. Ромэр рассказывал мне об Арданге, спрашивал об Ольфенбахе, о тех провинциях Шаролеза, где я бывала. А утром снова отправились в путь.
