Текст книги "Тяжесть короны (СИ)"

Автор книги: Ольга Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)

Никогда бы не подумала, что настолько болезненно восприму закономерное недоверие родственников Ромэра. Что их отношение будет меня так ужасно обижать.

Ложиться спать собрались рано, задолго до захода солнца. Я этому радовалась, думала, хоть удастся отдохнуть перед дорогой. Надежде оправдаться не судилось, но так было только к лучшему.

Пока мы в гостиной пили чай, серьезных разговоров не заводили. Потом зашел Варлин, дальний родственник Летты, владелец того самого дома, из которого можно было попасть за городскую стену. Высокий светловолосый мужчина лет сорока, увидев Ромэра, побледнел и замер в дверях как вкопанный. С минуту он молчал, не сводя с Ромэра расширенных от удивления глаз, которым, кажется, не верил. Судя по всему, Клод не сказал родственнику, зачем пригласил его в тот вечер к себе. Но с удивлением Варлин справился быстро и, издав восторженный вопль, бросился обнимать Ромэра. Да так, что кости едва не хрустели.

Вопросы посыпались, как горох из мешка. Разумеется, вначале разговаривали на ардангском. Когда Ромэр через десяток минут вынырнул из этого моря, попросил Варлина перейти на шаролез и представил мне родственника. Услышав определение «спасительница», Варлин отвесил мне поясной поклон и принялся благодарить. А узнав от Ромэра краткую историю нашего побега, и вовсе упал передо мной на колено и, поцеловав руку, стал убеждать, что я просто не представляю, не могу понять, что именно сделала для Ромэра, всей его семьи и Арданга в целом. Я же в совершеннейшем смущении краснела, не находя слов.

Варлин ненадолго задержался в доме, несмотря на приглашение выпить с нами чаю с ковригой.

– Какой чай? Летта, Господь с тобой! Ромэр вернулся! Король вернулся! – выпалил мужчина. – Поспешу домой, расскажу все семье. То-то Ирла обрадуется!

С этими словами он подхватил узел с не подошедшей одеждой и вместе с Клодом вышел на улицу.

– О твоем возвращении к утру будет знать весь город, – глядя в окно на мужчин, выходивших за калитку, сказала я.

– Нет, это вряд ли, – усмехнулся Ромэр. – Варлин и его семья умеют хранить секреты.

– И в такой ситуации? – недоверчиво уточнила я.

– И в такой, – твердо ответил Ромэр и шутливым тоном добавил: – Так что думаю, дня полтора безвестности у нас точно есть.

– Он никому не скажет, пока ты не захочешь, – вмешалась Летта. – Но и я боюсь, что надолго ни его, ни Ирлиной выдержки не хватит. Значит, в твоих интересах побыстрее захотеть.

Летта ушла во двор, Ромэр тоже вышел, чтобы проверить коней. Я проверяла сумки, сворачивала выстиранные и высушенные бинты, выкладывала ненужную шаролезскую одежду, упаковывая вместо нее ардангскую. Вскоре вернулся Клод и, кивнув мне, вышел через кухню во двор.

– Я попросил его никому ничего не рассказывать. Ни про тебя, ни про нее, – услышала я слова Клода. – Ирла вне себя от радости, но держится. Детям даже не сказали. В десять лет трудно хранить такие тайны.

– Что верно, то верно, – усмехнулся Ромэр.

– Ниар, я бы попросил тебя еще раз, но не хочу ссориться перед дорогой, – мягко сказал Клод.

– Ценю твою тактичность, – серьезно ответил арданг. До чего же он упрямый… Хотя прежде не замечала за ним такой неспособности к компромиссам.

– Ты хоть себе признайся, что мы правы, ладно? – в разговор вплелся тихий голос Летты.

Ромэр вздохнул, но ответить не успел. На кухне что-то зашипело, я бросилась к позабытой кастрюле и, подняв крышку, из-под которой вырывалась пена, позвала тетю.

– Адали, тут что-то кипит!

– Ой, иду, – заторопилась Летта.

Вслед за ней на кухне появился и Ромэр. Думаю, он просто не хотел давать дяде возможность развить тему. Пытаясь утешить охающую Летту, арданг похвалил аромат сбежавшего рагу. Но тетя досадливо отмахнулась от племянника и его предложений помочь. Ромэр, поманив меня рукой, ушел в гостиную. Через открытую дверь во двор было видно, как Клод достает из колодца воду для мытья. Летта возилась с ужином, тихо ругая себя за забывчивость. Посмотрев на Ромэра, склонившегося над разложенной на столе картой, поняла, что другой случай поговорить с ардангом до отъезда может и не представиться. Обсудить вольную было необходимо, но подобрать слова, чтобы это сделать, не получалось. Понадеявшись, что нужные фразы найдутся сами, я зашла в комнату и села на свое место рядом с ардангом.

– Ромэр, – робко начала я.

Он оторвался от карты, повернулся ко мне. Посмотрел вопросительно, левая бровь знакомо чуть приподнялась. О, небо, почему я теряюсь, когда он так на меня смотрит? Выдохнув, начала снова, стараясь придать голосу твердость.

– Ромэр, послушай, у тебя теперь возникнет много забот, и мое присутствие в некоторых случаях может быть обременительным или даже нежелательным. И мало ли что… Жизнь непредсказуемая… – замялась, не зная, что говорить дальше. Ромэр хотел возразить, но я не дала, положив руку ему на запястье. – Думаю, тебе лучше самому хранить ее, держать все время при себе.

С этими словами я протянула ему заблаговременно вынутую из пояса коробочку с вольной. Готова поклясться, Ромэр отказался бы ее взять. Но тут, на счастье, в дверях появилась Летта и спросила, что это у меня такое в руках.

– Вольная, – глухо ответил Ромэр, не отрывая от меня ласкового взгляда серо-голубых глаз. И, улыбнувшись, принял у меня коробочку.

К чести Летты женщина отреагировала на это заявление спокойно. Интерес, разумеется, проявила, но без ажиотажа. Арданг покрутил в руках коробочку и, словно извиняясь, сказал:

– Я открою, прочитаю.

– Ну, конечно, – мгновенно откликнулась я, ободряюще улыбнувшись.

Он кивнул и ушел на кухню за ножом, оставив вольную в гостиной. Летта, рассеянно вытирая руки о длинное пестрое полотенце, подошла к столу и несколько долгих мгновений рассматривала коробочку, хмурилась. А я не понимала, что ей не нравится.

– Что это? – спросила Летта, наконец, проведя пальцем по желтоватому слою воска.

– Воск, – недоуменно пояснила я.

Она подняла на меня удивленные глаза и, осторожно подбирая слова, сказала:

– Теперь я понимаю, о чем говорил Ромэр… Он не смог бы так защитить документ… Спасибо.

Я почувствовала, что краснею. С ответом не нашлась. Только смущенно смотрела на улыбающуюся Летту. Пусть она мне не доверяет. Пусть. Она даже права в своем недоверии. Но надеюсь, что хоть Ромэру теперь станет полегче. Не хочу, чтобы, защищая меня, он портил отношения с родственниками.

Вернулся Ромэр и, сев рядом, принялся счищать воск, чтобы добраться до замка. Судя по звукам, на кухню зашел Клод. Летта поспешно вышла и зашептала мужу:

– Он с ней о вольной не заговаривал! Она сама отдала!

Клод ответить не успел, – Ромэр многозначительно прокашлялся, призывая родственников прекратить шушукаться у нас за спинами и зайти в гостиную.

Вольная, осторожно извлеченная из коробочки и разложенная поверх карты Арданга, серьезно вчитывающийся в документ Ромэр, терпеливо ожидающий своей очереди Клод, поглядывающая на меня Летта. А я волновалась, опасаясь, что сейчас при внимательном прочтении выяснится, в вольной учтено и отражено не все. В конце концов, подобный документ при мне выдавали лишь однажды. Конечно, составляя вольную для Ромэра, просмотрела в архиве множество судебных дел, изучая прецеденты. Но формулировки порой сильно разнились, оставляя вдумчивым законникам много возможностей обойти вольную. Я очень старалась подобных дыр не оставлять. Закончив читать, арданг передал бумагу дяде.

– У судебного писаря красивый почерк, – заметила Летта, заглядывающая мужу через плечо.

– Это я писала, – потупившись, призналась я.

– Очень изящно, – снова похвалила тетя. – Читается легко.

На этом обсуждение документа временно закончилось. Но ненадолго.

– Странная печать, – пробежав глазами документ, недоверчиво нахмурившись, сказал Клод. – На других бумагах, что мне приходилось видеть, стоит лев.

– Правильно, так и должно быть, – подтвердила я.

– Но здесь грифон! – неприязненно подчеркивая последнее слово, Клод указал на красный оттиск.

– Это же королевская печать, – все еще не понимая сути претензий, ответила я.

Ромэр не вмешивался в разговор, только опять положил ладонь рядом с моей рукой.

– Нэйла, – видимо, призвав на помощь все свое спокойствие, продолжил допытываться Клод. Заметила, что бумага в его руках мелко задрожала, а на щеках дяди проступил румянец. – Я видел документы, написанные Стратегом во время войны и после, в последние четыре года. Печать на них была отражением герба и флага Шаролеза. На бумаге должен быть Шаролезский Лев.

– Нет, – я тряхнула головой. – Такие документы как вольная, помилование, некоторые договоры скрепляются именно королевской печатью. Я проверяла.

Клод хотел что-то возразить, но Летта положила руку ему на плечо и, глядя мне в глаза, спросила:

– Погоди. Ты хочешь сказать, в Шаролезе действуют две печати?

– Конечно.

Мне даже в голову не пришло, что такое заявление могло стать новостью. Но по лицам коренных ардангов видела, что да, к такому повороту они готовы не были. Выдержав долгую, оторопело-напряженную паузу, Клод попросил:

– Поясни.

Я несмело улыбнулась, пытаясь скрыть нервозность.

– Не думала, что и мне доведется рассказывать легенды…

Замолчала, пытаясь собраться с мыслями. Глупо, конечно, но прежде, когда нужно было выступать в Совете, когда приходилось защищать свое мнение, всегда чувствовала за своей спиной силу, поддержку. Прежде опорой была корона. И, как бы странно это ни звучало, дополнительным стержнем, несмотря на мое к нему отношение, был Дор-Марвэн. Теперь же я осталась одна. Перед людьми, которые мне изначально не верят. Прикрыв глаза, постаралась сообразить, с чего начать, и, самое главное, успокоиться. Теплая ладонь Ромэра легла мне на запястье. Я выпрямила спину, расправила плечи, почувствовала, как на губы сама собой скользнула холодная уверенная улыбка. Нет, я не одна. Даже в Арданге я не одна.

– Шаролез, как государство, немногим старше Арданга, – вежливо начала я историческую справку, глядя в глаза Клоду. – Образовалось лет на сто раньше, когда дружеский союз заключили между собой три больших княжества. Алон, Леску и Кираос. Название «Шаролез» переводится с древнего языка как «Братство». В государственной символике перекликаются знаки трех родов. Алонский Лев на гербе и флаге, Ворон Леску на малом гербе, щитах и доспехах, Грифон Кираоса на королевской печати. Именно грифон, как символ правящей фамилии, дома Орисна. Я думала, это общеизвестные сведения.

Судя по реакции ардангов, эта часть истории соседнего государства была для них тайной. Но, к счастью, печать стала единственным камнем преткновения. Сам документ единогласно признали «мастерски составленным», что мне очень польстило. И мир в семье был восстановлен, поскольку Ромэр, наконец, завладел вольной. Думаю, он понимал, что мог получить ее в любой момент. Жаль, что ссорился из-за этого с родственниками, вопрос того совершенно не стоил. Тем более, я сразу почувствовала, как изменилось отношение ко мне Клода и Летты. Стало меньше вежливой дружелюбности, больше тепла. И это было очень приятно.

Клод сказал, что лучше выйти перед рассветом. Ромэр не спорил, а я и подавно. Пока ходила мыться, Ромэр заливал воском щели коробочки, Летта собирала нам еду в дорогу. Не знаю, о чем разговаривали в мое отсутствие, услышала только последнюю фразу. Очень довольная, лучащаяся радостью Летта мягко сказала мужу: «Она сама отдала». Пока тетя стелила племяннику постель, Клод поблагодарил меня за то, что добыла вольную.

– Я не представляю, как ты смогла достать эту бумагу. Понимаю, что просто это не было… И я восхищен. Спасибо тебе.

Я не стала говорить, что раздобыть бумагу с печатью было лишь полбеды. За эту услугу можно было действительно расплатиться так, как намекала Летта. Но на самом деле содержание документа представляло куда большую ценность. Ведь составить вольную правильно полудворянка, за которую я себя выдавала, просто не могла. Она бы не присутствовала на судебных заседаниях, не видела бы документы, не ознакомилась бы с правилами их оформления. Кроме того доступ к архиву судебных дел ни за какую плату получить нельзя.

Когда расходились по спальням, желали друг другу спокойной ночи. Следуя моему примеру, на ардангском. Мне было приятно доставить Ромэру и его родственникам удовольствие таким, в сущности, простым действием.

Заснуть, несмотря на усталость, получилось не сразу. Слышала, как Клод и Летта, в свою очередь выкупавшись, стараясь не шуметь, заходят через парадную дверь. Как поскрипывают ступеньки и половицы над головой.

– Ты думаешь, он пойдет на это? – сквозь дремоту услышала я тихий голос Клода.

– Думаю, да, – так же тихо ответила Летта.

– Но он не может не понимать, как воспримут ее окружающие.

– Думаю, он понимает, – вздохнула женщина. – И, кажется, ему все равно. Честно скажу, мне теперь тоже.

20

Вышли мы чуть позже назначенного часа. Припозднились самую малость. Я с непривычки не могла уложить волосы правильно, так, чтобы платки их закрывали. И Летте пришлось мне помогать. В теплом свете лампы женщина, отражавшаяся в зеркале, казалась близкой и почему-то растерянной. Она очень долго возилась с косами. Вспомнив, что в первый раз тетя справилась гораздо быстрей, я поняла, она хотела поговорить, но не решалась начать.

– Ромэр говорил, ты хочешь уехать в Верей, – шепотом сказала Летта, встретившись взглядом с моим отражением.

– Совершенно верно, – так же тихо подтвердила я.

– У тебя там родственники?

– Нет, никого нет, – я отрицательно качнула головой.

– А вернуться в Шаролез ты не хочешь? Наверняка же есть люди, которые готовы были бы тебе помочь, – предположила Летта.

– Нет, – усмехнулась я. – Ни возвращаться не хочу, ни таких людей нет.

– А как же ты будешь жить дальше? Одна в целом мире, – в голосе женщины ясно слышалось сочувствие.

– Постараюсь найти работу. В конце концов, у меня хорошее образование, – я улыбнулась, стараясь отгородиться от этих пугающих мыслей. Кажется, Летта поняла мою уловку.

– И красивый почерк, – кивнула она, ободряюще погладив меня по плечу. – Ты не переживай. Ромэр уже говорил с нами об этом. Мы постараемся помочь, найти тебе хорошее место. Например, гувернанткой или секретарем.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я, сцепив руки на коленях. Зря, очень зря Летта завела этот разговор. Я только больше разволновалась. Из-за отъезда, из-за того, что сама ни на что повлиять не могла, из-за дел Ромэра и Арданга, из-за неопределенности своей судьбы.

– Не волнуйся, – утешила меня Летта, обняв за плечи. – Конечно, на поиск надежного нанимателя для тебя нужно время. Но что бы ни было, мы тебя не оставим. Все образуется.

Я выдохнула, пытаясь взять себя в руки. Подняв глаза, смело улыбнулась своему отражению, кивнула. Летта поцеловала меня в висок и шепнула «Умница».

Прощание с родственниками Ромэра меня еще больше растревожило. Стало боязно покидать этот уютный, гостеприимный дом, этих людей. Удивительно, но, даже осознавая закономерное недоверие Клода и Летты, я чувствовала себя у них в безопасности. Летта обняла меня на прощание, несколько раз попросила быть острожной. Клод явно нервничал. Еще раз попросил прощения за историю с языком и первоначальное недоверие. Обнимать меня он не стал, – склонившись, поцеловал руку. Как позже объяснил Ромэр, по ардангскому этикету это было единственное допустимое прикосновение мужчины к чужой женщине, тем более незамужней.

Летта на племяннике просто повисла и, не скрывая слез, повторяла «Да защитит тебя Господь». Клод, стиснувший Ромэра в прощальных объятиях, был лишь немного сдержанней жены. Провожать нас до дома Варлина они не стали, чтобы не привлекать внимание стражников. С этим доводом сложно было не согласиться. Четыре человека, идущих по городу в предрассветных сумерках, не могут не вызывать подозрений.

Я волновалась ужасно. Даже не постеснялась взять Ромэра за руку. Мне, как «замужней» женщине это разрешалось. Мы оба старались ступать как можно тише и не шуметь. Когда спутник провел меня по какой-то очень узкой улочке, где над головами почти смыкались дома, невольно вспомнила тайный ход в подземелье. Разумеется, это воспоминание не принесло радости и не ослабило напряжение.

Город еще спал. Кое-где уже горел свет, изредка из открытых окон доносились обрывки разговоров. Я поежилась от порыва пронизывающего холодного предутреннего ветра и, к сожалению, от страха. Я честно пыталась успокоиться и унять дрожь. Почти удалось. Сердце трепетало, поймала себя на мысли, что жду появления стражников из каждой тени. Ромэр ободряюще сжал мою ладонь и шепнул «Все будет хорошо». Стало несколько спокойней, но до идеала было далеко.

Осторожно пробираясь по тихим улицам Челна, лишь кое-где освещенным фонарями, я вспоминала пьесу Стэндграунда «Любовь враждующих домов». Там главные герои тоже убегали из города через тайный ход. А заметивший их стражник спросил: «Что вы крадетесь словно воры, в ночной тиши тревожа город?». Эта фраза оказалась неимоверно навязчивой, все крутилась в голове. Сообразила, что произнесла ее вслух, только когда Ромэр шепотом продолжил речь стражника: «Какое дело совершили вы под покровом темноты?». Не знаю, почему это меня так поразило. Я остолбенела в совершенной растерянности. Он удивленно глянул на меня, не понимая причины остановки.

– Ты знаешь эту пьесу? – выдавила я, справившись с замешательством.

– Конечно, – Ромэр недоуменно пожал плечами. – Это же Стэндграунд.

Да, нельзя мне долго сильно волноваться, простые и очевидные ответы вызывают болезненное веселье. Я улыбалась, с трудом сдерживая смех. Ромэр тоже улыбнулся, качнул головой и легко потянул меня за руку, побуждая идти дальше. А его следующая фраза выбила почву из-под ног.

– Не стоит так переживать, все будет в порядке.

Я онемела, веселость как рукой сняло, улыбка испарилась. Даже мама, даже кормилица многие годы не понимали, что моя смешливость в некоторых случаях – проявление крайней степени волнения. А он понял… Осознание этого факта подарило такую радость, такую опьяняющую легкость, что все остальное вдруг стало совершенно несущественным.

Дорогу к дому родственника Ромэр прекрасно помнил. Хоть мы и прошли по ощущению почти через весь Челна, о направлении арданг ни разу даже не задумался. Дом Варлина стоял значительно дальше от городской стены, чем я считала. Большой, кажущийся в утреннем сумраке громоздким дом стоял прямо на улице, а не было отделен двором, как дом Клода. От двери пахло свежей краской, а вычурный латунный молоточек, поблескивающий в свете окон соседнего дома, свидетельствовал, что дела у Варлина идут хорошо. Нас ждали, так что дверь на стук открылась сразу. Взволнованный Варлин впустил нас в широкую хорошо освещенную прихожую. Там нас встретила радостная молодая женщина, во все глаза глядящая на Ромэра. Едва ее муж закрыл за нами дверь, Ирла подошла к моему спутнику и, взяв в ладони его лицо, поцеловала в обе щеки.

– Поверить не могла, пока не увидела… – утирая слезы, пробормотала она. – Это же чудо, сбывшаяся сказка… А Вы, – она повернулась ко мне, с придыханием произнесла имя, – Нэйла… Вы настоящий дар небес. Будьте же благословенны!

Она взяла меня за руки, а потом, видимо, отказавшись от очередных условностей ардангского этикета, просто обняла. Краем глаза заметила довольную улыбку Ромэра и его удивление.

– Идемте завтракать, – предложила Ирла, увлекая меня в сторону открытой двери в просторную светлую кухню.

Я в растерянности переводила взгляд с влажного от слез лица счастливой женщины, на уставленный разнообразными блюдами стол, на улыбающегося Ромэра. Мы позавтракали, думаю, любому было ясно, что Летта нас голодными не отпустила бы ни при каких обстоятельствах. Так же я смутно вспоминала, что это, если не требование этикета, то часть обычая, но как реагировать на такое предложение, не знала.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил за нас обоих Ромэр. – Мы не голодны, но от шедай не откажемся.

Шедай! Ну, конечно, как же я могла забыть! Ардангов всегда отличала не только вежливость, проявляющаяся, например, во множестве обращений, но и гостеприимство. Отношение к гостю всегда было трепетное, более чем почтительное. В некоторых сказках даже говорилось, что гость, похваливший какую-то вещь, получал ее в подарок. И, разумеется, арданги считали недопустимым не напоить и не накормить гостя. Даже если он заходил в дом всего на несколько минут. В свою очередь отказ от угощения приравнивался чуть ли не к объявлению войны. Вспомнив этот обычай, бросила взгляд в сторону входной двери. Так и есть. Справа на резной полочке стоял плетеный коробок, украшенный яркими бусинками. Мне даже не нужно было поднимать его крышку, и так знала, что внутри лежат шедай. Круглые солоноватые сухие лепешечки, которые давали с собой торопящимся гостям.

Ирла, сжимая мою ладонь в своих, настаивала. Варлин, положив руку Ромэру на плечо, сказал:

– Хоть чаю с нами попейте, – и, явно соблазняя, лукаво добавил. – Ирла знала же кого ждет. Специально сделала снощи.

Это название мне ни о чем не сказало, но Ромэр, мечтательно улыбнувшись, ответил:

– О, Ирла, право, не стоило.

– Для тебя же, – сказала женщина, словно обнимая арданга ласковым взглядом.

Снощи оказались маленькими шариками теста, вываренными в медовом сиропе с добавлением сока белого винограда и специй. Золотистые, будто сияющие внутренним светом шарики принято было подавать теплыми прямо в горшке, в котором их варили. Одного восхитительного тонкого аромата, исходившего от пузатого терракотового горшка, было достаточно, чтобы я немедленно согласилась с Ромэром, назвавшим Ирлу непревзойденной мастерицей снощи. А когда золотой полупрозрачный шарик оказался на моей тарелке, когда я попробовала это чудо, сразу и незамедлительно высказала Ирле свой восторг. Потому что ничего даже сравнимого в жизни я не ела. Мы с Ромэром нахваливали лакомство, а, несомненно, привыкшая к похвалам женщина лишь скромно кивала, доливая нам в чашки зеленый чай.

За столом мы посидели недолго, меньше получаса. Я не волновалась из-за отсрочки. Ведь ход за пределы города находился в подвале, подготовленную к путешествию телегу берегли для нас жители соседнего села. Ромэр тоже не торопился, но и засиживаться не хотел. Поэтому, отдав дань великолепным снощи и допив чай, «муж» встал и поманил меня за собой.

По-прежнему разговаривая вполголоса, вышли в коридор. Мы с самого появления в доме старались не шуметь, чтобы не разбудить детей. Но предосторожность была напрасной. Со второго этажа по лестнице в коридор спускалась позевывающая и сонно потирающая глаза девочка в ночной сорочке. На полдороге она заметила нас и замерла, рассматривая гостей. Особого удивления она не выказала, видно, ходом порой пользовались посторонние люди. Но постепенно серьезное, немного настороженное выражение лица девочки менялось на удивленно-недоверчивое. Чуть прищурившись, она подалась вперед, не сводя с арданга глаз.

– Дядя Ромэр… – потрясенно прошептала девочка. – Дядя Ромэр, – повторила она громче и уверенней, срываясь с места.

– Дядя Ромэр! – восторженно выкрикнула она, обнимая вставшего перед ней на колено арданга.

– Здравствуй, Дайри, – счастливо улыбаясь, откликнулся Ромэр. – Я очень рад тебя видеть. Но признаюсь, не думал, что ты меня узнаешь.

– Скажешь тоже, – отстраняясь и заглядывая в лицо дяде, хмыкнула девочка. Тут же нахмурилась и неимоверно строгим тоном спросила: – Ты почему не писал? Мы думали, ты умер.

Ох уж эта детская непосредственность… Не знаю, правда, что больней ударило, слова девочки или ответ Ромэра:

– Отчасти так и было… Пойми, Дайри, я не мог написать… Честное слово, хотел. Но не мог.

Девочка глянула на меня, на родителей, удивительно по-взрослому грустно погладила пальцами лямку сумки на плече дяди.

– Ты должен уйти?

Он кивнул:

– Да. Должен.

Взгляд девочки стал серьезным, твердым. Между бровями залегла вертикальная складка, а губы решительно сжались. Даже не верилось, что ей всего десять.

– Обещай, что в этот раз вернешься, – сказала она с нажимом.

– Все в Его руках. Я обещаю только, что буду стараться, – честно ответил Ромэр.

Она снова прижалась к дяде, обвив тонкими руками его шею.

– Старайся лучше, чем в тот раз.

Арданг не ответил, только кивнул.

Не отпуская руки дяди, Дайри проводила нас в подвал. Ход, прикрывал массивный шкаф из темного дерева, казавшийся незыблемой твердыней. Варлин отодвинул его немного, в образовавшуюся щель стал виден тоннель – темный провал в стене. Видно было, что ход использовали редко. Очень редко. Слой пыли, трудности, с которыми Варлин отодвигал шкаф, натужный скрип деревянных ножек по камню. Если бы не знала, что в этом подвале существует возможность выбраться наружу, никогда бы не заподозрила.

– Оларди сказал, у кого в каких селеньях лучше останавливаться? – спросил Варлин.

Он использовал для Клода замену имени как для князя, старшего мужчины в своем роду. Это обращение я прежде встречала лишь в книгах. И теперь усомнилась в правильности толкования, тем более точно помнила, что Варлина представили мне как родственника Летты. Поэтому сделала себе мысленную пометку спросить об этом Ромэра.

– Да, конечно, – ответил арданг.

Варлин, ненавязчиво оттеснил «мужа» от меня и шепотом давал еще какие-то советы. Ирла говорила мне что-то обще-ободрительное, я благодарила за прием. Такое поведение не удивило. Ардангские женщины не вмешивались в дела мужчин, а те, в свою очередь, не прислушивались к женским разговорам. Больше удивляло то, что такое невмешательство было осуществимо даже в небольшой комнате, на расстоянии пары шагов друг от друга. Дайри, отошедшая к нам с Ирлой, вдруг сообразила, что при мне говорят на шаролезе. Тут же извинилась и тоже перешла на мой родной язык.

– А Вы откуда? – с любопытством заглядывая мне в лицо, спросила девочка.

– Из Ольфенбаха, – честно призналась я. Эту часть моей биографии мы с Ромэром решили не менять.

– О, это очень далеко, – протянула Дайри. Она нахмурилась, видимо, представляя себе расстояние. – Очень далеко, – подвела черту она. – А Вы давно замужем за дядей Ромэром?

Ох уж мне это детское любопытство…

– Я не замужем за ним вовсе.

– А за кем?

– Ни за кем, – ответила я, прекрасно понимая, что девочку смущает мой костюм замужней женщины.

– Жаль, – вынесла вердикт Дайри. И невероятно серьезно, словно решала проблему мировой важности, продолжила. – Вы добрая и красивая. Как ангел на храмовых росписях. Дядя Вам не нравится?

От самого вопроса, от тона, которым он был задан, я онемела. Ирла, наклонившись к дочери, быстро полушепотом принялась ей втолковывать на ардангском, что задавать такие вопросы неприлично. И вообще, не ее ума дела, и не след влезать в чужие отношения… Дайри пробовала защищаться, время от времени вставляя: «Я только спросила». Меня разбирал смех, с трудом сдерживала улыбку. Ведь она была совсем неуместна, когда смущенная и расстроенная Дайри просила у меня прощения за бестактность, а Ирла извинялась за дочь.

– Все в порядке, я не обиделась, – заверила я. – Это был логичный вопрос. Хоть и несколько прямолинейный. Ожидаемое проявление женского любопытства.

– Мне жаль, это все из-за одежды, – одной рукой прижимая к себе дочь, оправдывалась Ирла.

– Разумеется, – только и успела ответить я. К нам подошли Ромэр и Варлин.

– Спасибо вам еще раз, – улыбнулся «муж».

– Главное, будьте осторожны, – обнимая Ромэра и целуя мне руку, напутствовал Варлин.

– Берегите себя, – обняв меня и поцеловав в обе щеки Ромэра, попросила Ирла.

Дайри обняла вставшего перед ней на колено дядю, а потом подошла ко мне. Наклоняться с сумкой было неудобно, поэтому я тоже встала перед ней на колено. Десятилетняя сваха обняла меня на прощание и шепнула: «Он очень хороший».

Ход за городские стены был узким, вдвоем не разминуться. Но, к счастью, хоть наклоняться не пришлось. Свет лампы, которую нес Ромэр, скользил по земляным стенам, по деревянным балкам, укреплявшим тоннель.

– Ты знаешь этот обычай? – заинтересованно спросил Ромэр, не оборачиваясь, когда мы отошли довольно далеко от подвала.

– Какой? – недоуменно уточнила я.

– Обнимать детей, стоя на колене.

– Теперь знаю, – усмехнулась я. – Не хочется тебя разочаровывать, но просто было неудобно наклоняться с сумкой за спиной.

– А, – протянул он. По голосу слышала, что спутник улыбнулся. – Сам так привык, что не подумал о простой логике.

– В этом случае она меня выручила. Но, боюсь, так будет не всегда. Ромэр, я была бы признательна, если бы ты рассказал мне о некоторых традициях, – попросила я. – В первую очередь о тех, что кажутся тебе очевидными. И было бы замечательно, если бы ты научил меня ардангскому языку.

Он остановился, повернулся, серьезно и пытливо посмотрел мне в глаза.

– Ты ведь совершенно не обязана это делать. Ты действительно этого хочешь?

Создалось ощущение, что я попросила о чем-то сверхъестественном, запредельном. Что произнесенные слова не укладывались у него в голове.

– Конечно, – подтвердила я.

– Ты хочешь узнать традиции и выучить язык моего народа? – чуть нахмурившись, уточнил арданг.

Ах, вот как он расценил мои слова. Просьбу принцессы Шаролеза. Тогда удивление и недоумение понятно.

– Разумеется, хочу, – твердо ответила я.

Ромэр молча рассматривал меня с минуту, а потом спросил:

– Почему?

Вопрос, конечно, закономерный. И что на него ответить, кроме правды?

– Потому что это твой язык и твои традиции.

Это объяснение вызвало еще одну долгую паузу. Потом Ромэр склонился передо мной в легком поклоне и сказал:

– Мне словами не сказать, как я удивлен и обрадован такой просьбой. Я буду счастлив научить.

– Буду рада учиться у тебя, – смущенно улыбаясь, чувствуя, как румянец заливает щеки, ответила я. В кои веки нашлась с ответом…

По подземному лазу шли почти час, – выход был далеко от городских стен. Видимо, чтобы стражники случайно не обнаружили. Выбравшись на поверхность в роще посреди большого малинника, Ромэр огляделся и уверенно повел меня на северо-запад, в сторону ближайшего села.

Люди, державшие подготовленную для нас телегу, Ромэра узнали. Невысокий старик, открывший ворота на условный стук, немедленно упал перед своим королем на колени. Его примеру тут же последовала пожилая женщина, встречавшая гостей. Хорошо, хоть хозяева вели себя тихо, и нам удалось покинуть селение без огласки.

Я, откровенно говоря, не понимала, почему Ромэр так не хотел, чтобы о его возвращении знали. Он же все равно собирался поднимать восстание. А за кем пойдет народ, как не за королем? Тем более Клод сказал, что память о втором короле Арданга жива, а реакция селян только подтвердила эти слова. Когда мы отъехали на порядочное расстояние от деревни, я задала эти вопросы спутнику. Ответ меня озадачил.