Текст книги "Тяжесть короны (СИ)"
Автор книги: Ольга Булгакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)
Единственный факел в коридоре как-то жалобно затрещал.
– Вам пора уходить, – прошептал арданг. – Он скоро погаснет. Если решитесь прийти еще, возьмите фонарь. Потому что никакого другого света здесь несколько дней не будет.
– Я приду завтра, – пообещала я и вышла.
Спохватилась только, когда снова оказалась в потайном ходе. Я же все время об этом помнила, но из-за переживаний все-таки забыла! Быстро, пока не погас отчаянно чадящий факел, вернулась в камеру, на ходу стягивая заплечный мешок. Мое поспешное возвращение очень удивило пленника. В сгущающейся тьме я сунула ему в руки большой кусок копченого мяса и полковриги свежего, еще чуть теплого хлеба.
И я рада, что именно в этот момент факел погас, потому что видеть лицо Ромэра, когда он шептал «спасибо», не могла.
5
Я не спала всю ночь, размышляла, волновалась. Странно было бы, если б после такой нервотрепки удалось заснуть. Кроме того, мне предстояло обдумать и сделать очень многое до побега. До разговора с пленником я боялась детально продумывать план. Чтобы разочарование не было таким жестоким… Ведь Ромэр был моей единственной надеждой, и это несмотря на его собственное отчаянное положение… А я очень боялась прийти к пустой камере или к безумцу.
Я посчитала, что у нас есть, самое большее, два месяца и пять дней. Потому что близилась годовщина победы над Ардангом. Разумеется, отчим не мог забыть навестить пленника в такой день. Поздравить, так сказать. Я же твердо решила, что мне нужен здоровый, крепкий спутник, а не заморенный голодом до полусмерти доходяга. Надеялась, что он сказал мне правду, и для восстановления сил потребуется лишь хорошее питание. Если человека начать нормально кормить, то это вскоре становится заметно. А я не хотела, чтобы это заметил отчим.
Кстати, о провизии. Нет, конечно, можно было бы зайти на кухню и нахватать еды. Ночью перед побегом я так и сделаю, но мне нужно больше месяца тайком кормить взрослого мужчину. И это притом, что все привыкли, я ем мало. Не сказала бы, что не решаемая, но проблема. Надо быть предельно осторожной, чтобы никто ничего не заподозрил.
Второй серьезной проблемой были деньги. Я, конечно, принцесса, но мой личный кошелек это как-то не пополняло. На столе передо мной лежали двенадцать золотых, а я с ужасом осознавала, что совсем недавно купила платье за сорок. И оно было простенькое. У меня в шкатулках хранилось много украшений, некоторые наверняка стоили баснословные деньги. Но я не могла начать продавать драгоценности. С собой брать тоже было неразумно. Если столичные ювелиры просто донесли бы отчиму, что мне зачем-то понадобились свободные средства, то провинциалы сдали бы стражникам. В этом я не сомневалась. Обычно деньги давал мне Дор-Марвэн, в его отсутствие это делал казначей. Мелочный мужичонка, трясущийся над каждой монетой как над собственным ребенком и записывавший в большую книгу, сколько и когда он мне дал, всегда стараясь выяснить, на что мне вдруг понадобилась такая невообразимая сумма. И никогда не давал больше сотни. Ну да ладно, это тоже решаемо.
Беглый просмотр одежды показал, что единственной более или менее годной для путешествий вещью был темно-зеленый костюм для верховой езды. Еще нужно было позаботиться и об одежде для спутника… Об оружии для него… И еще о куче разных важных мелочей.
Я не питала иллюзий, знала, что будет нелегко. Но отступать не собиралась.
Завтракая вместе с Брэмом, упомянула, что хочу навестить Арима, сводного брата. Поэтому прогулка в другое крыло замка, где я последнее время бывала очень редко, не вызвала подозрений. Я любила братишку, да и как можно не любить смешливого, активного и доброго четырехлетнего ребенка? Он много черт унаследовал от мамы и значительно больше от Дор-Марвэна. Но я научилась не переносить свое отношение к отчиму на братца.
В детской комнате было как всегда уютно и спокойно. Арим был счастлив меня видеть, и должна признать, что соскучилась по нему. Я провела там часа три, играя с ребенком и попутно болтая с кормилицей о совершеннейших пустяках. О новых фасонах, о прическах, о ее муже, служившем во дворце садовником, о ее собственных детях. Такие разговоры меня всегда странным образом успокаивали. А, может, все дело было в кормилице, ведь я ее так долго знала. Впервые с того момента, как отчим сообщил о замужестве, я отдохнула и расслабилась.
Брат братом, разговоры разговорами, но в северное крыло мне нужно было в тот день попасть по другой причине. Там находился кабинет отчима, и там хранилась королевская печать. Я подозревала, что из-за клейма у нас могут возникнуть серьезные проблемы. Знала, что меня и пленника будут искать. Но с другой стороны, как много в стране девушек с каштановыми волосами и зелеными глазами? А мужчин с таким клеймом? Даже если те, кто его обнаружат, не будут знать, что за человек перед ними, не попасть в руки стражникам будет нелегко. А что может быть лучшей защитой, чем вольная, подписанная регентом и скрепленная королевской печатью? Подпись отчима я неоднократно видела и думала, что подделать ее не составит большого труда. Да и вряд ли провинциальные стражники знали, как выглядела настоящая подпись регента. Оставалось раздобыть листок бумаги с печатью.
Дверь в кабинет была открыта, но рядом с ней стоял стражник, а дальше по коридору еще один. Оба были просто воплощением бдительности… Отвлекать их просьбами или демонстративным падением в обморок на ровном месте я посчитала глупым. Только привлекла бы к себе ненужное внимание. Решила, что пробраться в кабинет надо будет попробовать ночью. В конце концов, несколько лет назад это мне удалось.
Казначей, как всегда, удивился просьбе. Действительно, зачем принцессе личные деньги? Но выдал, хоть и продолжал причитать, что если мне захочется погулять по городу, то сопровождающий меня телохранитель расплатится. Конечно, он был прав, своими деньгами я расплачивалась крайне редко. Именно этим и объяснялось мое плачевное финансовое состояние.
Долго гуляла в парке. Трижды за время прогулки ко мне пытались приставать с разговорами придворные дамы. Есть нечто удивительное в этих женщинах, считающих, что принцесса не имеет права на одиночество, а все свое время обязана проводить с фрейлинами. И то, что год назад я разогнала их всех и запретила подходить к моей башне на расстояние выстрела, никого не убеждало.
Пообедала в своих комнатах, тщательно упаковала в салфетку все мясо, припрятала фрукты и кое-какие овощи. Велела служанке передать похвалу повару и, выпроводив девушку, заперлась у себя до самого ужина. Видимо, повар воодушевился тем, что тарелки принцессы в кои веки вернулись на кухню почти пустыми, потому что вечером порции были очень большими. И я с трудом не поддалась соблазну упаковать все, что не смогла съесть, в сумку. Да, помня о годах, что Ромэр провел впроголодь, мне хотелось принести пленнику побольше съестного. Но пустые тарелки выглядели бы очень подозрительно.
В тюремном коридоре было темно и тихо. Никаких настораживающих звуков. Я зажгла светильник и зашла в камеру. Пленник ждал меня, сидя в том же углу, но все равно, казалось, был удивлен.
– Добрый вечер, Ромэр, – поздоровалась я, подойдя ближе и поставив светильник на пол.
– Добрый вечер, – ответил он, глядя, как я усаживаюсь напротив и достаю из сумки припасенную еду. – Я благодарен Вам, но не понимаю, зачем Вы это делаете.
– Что именно Вы не понимаете? – спросила я.
– Вы же осознаете, что двойной побег – большой риск. Что из-за меня у Вас могут быть проблемы. Уже сейчас я доставляю Вам много хлопот. Неужели нет ни одного вольного человека, готового помочь Вам?
Я не знала, что сказать. Да, я все это понимала, но не хотела признаваться ему, что в моей ситуации больше ни на кого рассчитывать не могу. Чтобы скрыть замешательство, сунула ему в руки сверток с мясом. Арданг принял его, но и не подумал разворачивать, ожидая ответа. Молчание затянулось и стало уже неловким.
– Вы мне не верите? – наконец, спросила я и добавила: – Только ответьте откровенно.
– Не хочу Вас обидеть, – медленно проговорил он. – Но посудите сами, объективных причин доверять Вам у меня нет.
Что ж, он не сказал ничего удивительного или неожиданного.
– Думаете, я не могу организовать побег?
Он неопределенно повел плечами.
– Наверное, можете. Но все равно не понимаю, зачем Вам я.
– Вы не хотите сбежать отсюда?
– Хочу, – совершенно равнодушно сказал он. – Но не понимаю, зачем Вам обуза в моем лице. Потому и спрашиваю, зачем Вам я.
– Своего рода сделка, – я робко улыбнулась. – Я помогу Вам, а Вы потом поможете мне.
Он вздохнул:
– Учитывая мое нынешнее положение, отсутствие связей и знакомых, влияния и денег, предположение, что я смогу Вам чем-то помочь, звучит странно.
Кажется, он решил вывести меня на чистую воду. Сегодня, пока надежда еще не укоренилась в сердце. Конечно, он мне не верил и ожидал подлости, обмана. Это так естественно. Да я и не рассчитывала, что он мгновенно, после одного разговора, станет мне другом. Но не представляла, как убедить его, а потому начинала сердиться. На себя, разумеется. Его винить я не могла.
– Понимаете, Ромэр, что бы я сейчас ни сказала, все прозвучит странно. Потому что ситуация, в которой мы оба оказались, дикая, – начала я. – Меня никто не подсылал, знаю, трудно поверить, но это так. Я действительно хочу сбежать. И хочу вытащить Вас, потому что могу это сделать, – я чувствовала, как голос начинает дрожать от раздражения, и разнервничалась еще сильней. А в таких случаях часто говорю больше правды, чем собиралась. – Даже если бы у меня был другой помощник, я бы все равно сюда пришла. Потому что для меня, в конечном счете, не важно, будете Вы мне потом помогать или нет.
Он недоуменно поднял брови.
– Я думал, Вы ожидаете моей помощи в ответ. Не в этом ли суть сделки?
– В этом, – подтвердила я. – Но главный смысл другой. Я не хочу, чтобы Вы умерли в тюрьме. Можете не верить, но от этого ничего не изменится.
Он молча рассматривал меня. Под этим внимательным, пронизывающим взглядом я чувствовала себя крайне неловко. Смутившись, мельком глянула на сверток, который арданг все так же держал в руках. Робко предложила:
– Может, Вы поедите пока?
– Почему Вас заботит моя судьба? – спросил он, игнорируя мою реплику.
Я не нашлась с ответом.
– Должна быть причина! – с жаром выпалил пленник, подавшись вперед, чтобы лучше видеть мое лицо.
– Я не знаю, что Вам ответить, – честно призналась я. – Так жизнь повернулась…
Он отстранился, облокотился на стенку, и еще какое-то время молчал, удивленно покачивая головой.
– Надеюсь, я не обидел Вас вопросами, – наконец, заговорил он.
– Нет, что Вы. Я все понимаю, – поспешила заверить я.
– Вы отважная девушка. Мужественная… Но, если честно, я всё равно Вас не понимаю, – он казался растерянным.
– Такая моя женская доля, – пожала плечами я.
Не знаю, что его так развеселило, но он рассмеялся. Тихо, хрипло и неожиданно. Этот смех меня удивил. Больше всего он походил на кашель, а не на смех, но был странным образом заразительным. Поймала себя на том, что улыбаюсь. Отсмеявшись, арданг покачал головой и обратил внимание на свертки с едой.
– Спасибо Вам, – искренне поблагодарил он, оглядев принесенное мной великолепие. – Не знаю, чем смогу отплатить за всё.
Я ужасно смутилась, почувствовала, как краснеют щеки. Не умею принимать ни комплименты, ни благодарность, если они искренние, а не придворно-обязательные.
Пока он ел, мы не разговаривали. Я не знала, о чем, да и отвлекать не хотелось. Он ел медленно, спокойно, наслаждаясь вкусом каждого куска. Я старалась на Ромэра прямо не смотреть, чтобы не смущать. Разглядывала украдкой. На обеих лодыжках браслеты кандалов, обернутые тряпками. Как я поняла, оторванными рукавами. Вдоль противоположной входу стены была натянута цепь, к ней крепились кандалы. Руки узника скованы не были, но на запястьях даже сквозь слой многолетней грязи виднелись шрамы от оков. Сквозь прорехи в рубище, которое считалось сорочкой, я заметила глубокие шрамы, поняла, что это клеймо, и поспешно отвела глаза.
Когда всё было съедено, а салфетки запрятаны обратно в сумку, я всё-таки решилась спросить.
– Я бы хотела прояснить один вопрос. Вам действительно не нужен лекарь, или Вы опасаетесь, что… всё отменится, если Вы… хм… из-за травмы не сможете бежать со мной?
– Лекарь не нужен, – спокойно ответил арданг.
– Это хорошо, – с облегчением сказала я. – Встаньте, пожалуйста.
– Зачем? – в его глазах читалось недоумение.
– Пожалуйста, – попросила я, сама упираясь костяшками пальцев в пол и вставая на колени.
Я уже довольно долго сидела, не меняя позы, даже ноги затекли. Он наклонился вперед и естественным жестом подал мне раскрытую ладонь для опоры. Я, не задумываясь, вложила в его ладонь свою. Ромэр чуть сжал мои пальцы. Я посмотрела на него, так и замерев, стоя на коленях. Взгляд серо-голубых глаз был испытующим и немного удивленным.
– Вы меня не боитесь? – спросил пленник.
– Нет. А должна? – удивилась я.
– Вчера боялись, – заметил он.
– Вчера я собственной тени боялась. Волновалась.
Он помолчал, не сводя с меня взгляда.
– Я очень хочу Вам верить. Но если это игра, умоляю всем святым для Вас, прекратите фарс сегодня, – в его глазах мелькнул отголосок прошлой боли, а мне стало страшно, будто старый кошмар настиг меня наяву.
– Это не игра, – твердо ответила я. – Поклянусь, чем захотите.
– Мне не нужно клятв, я им не верю, – легко качнув головой, сказал он. – Просто если Вы откажетесь от обмана и больше никогда не придете, я буду Вам благодарен.
– Ромэр, я не обманываю Вас, – я пыталась говорить убедительно. – Я буду стараться приходить каждую ночь. Я не могу пообещать, что так и будет, но я буду стараться. Прошу, не отчаивайтесь и не проклинайте меня, если по каким-то причинам я не смогу прийти.
Он еще с минуту вглядывался в мои глаза, потом кивнул. Я поднялась, но не отпустила его руки и, наклонившись, ободряюще улыбнулась:
– Встаньте, пожалуйста. Мне нужно приготовить для Вас одежду. А когда Вы сидите, я не могу угадать размер.
Он тоже улыбнулся, робко, несмело. И снова кивнул. Небо, какой же он худой… Он был выше меня на полголовы, широкоплечий, обнаженные руки всё еще выглядели сильными… А стать, манера держать голову… И сейчас чувствовалось, что передо мной не просто воин, а дворянин. Даже четыре года издевательств не смогли его сломать…
Я как-то неуклюже поблагодарила и, подхватив сумку и светильник, пробормотала «До завтра».
Следующей ночью мы снова встретились. Он ждал меня, но мое появление его, казалось, озадачило. В тот вечер мы почти не разговаривали. Я не хотела отвлекать его от еды, да и долго задерживаться не могла. Потому что собиралась попытать счастья в кабинете отчима.
Я помнила разведанный три года назад путь по крыше и без трудностей нашла нужное окно. Но пробраться туда не получилось. С улицы видела двух стражников, устроившихся поболтать рядом с дверью в кабинет. Прождала почти час, пока не почувствовала, что совсем замерзла. Успокоив себя тем, что в другой раз у меня обязательно все получится, отправилась париться в ванне и спать.
6
Два дня я пыталась придумать, где бы раздобыть простую, неброскую и удобную мужскую и женскую одежду. Купить её в городе сама я не могла, – меня повсюду сопровождал телохранитель. Иногда даже двое. Послать за ней тоже было некого, отчиму донесли бы моментально. Идеи временно закончились, я забрела в тупик… Не красть же мне было, в самом деле, одежду у прислуги…
Размышляя о своих заботах, гуляла в парке. Потому что мне лучше думается на свежем воздухе, а вовсе не потому, что жажду внимания придворных дам! Я как-то слышала, одна из них говорила: «После того инцидента бедняжка и рада бы подойти сама, но робеет»… О, эти женщины, проклятие моих дней… Понимаю, институт фрейлин существовал многие столетия, а тут появилась я и нарушила традицию. Не могла больше терпеть ни приторного лживого сочувствия, ни лицемерия, ни глупости. О чем и сказала год назад! Но эти бестолковые курицы, не знающие, куда бы потратить свои жизни, не разъехались по родовым землям, а остались при дворе. Дамы постарше вращались вокруг меня, как планеты вокруг солнца. Вроде бы и притягивает, а подойти близко не получается. Бросали укоризненные взгляды, но разговорами не донимали. Женщины помоложе напоминали мне мотыльков, вьющихся у светильника. Хаотичность движений, непоследовательность действий и общая глупость затеи. Я не грубила, но всячески показывала, что не поощряю контакты. И, несмотря на это, «мотыльков» было, в среднем, два в день.
Поэтому я даже не удивилась, когда совсем юная девушка, до смешного напоминающая болонку, решительно подошла ко мне и спросила срывающимся от волнения голосом:
– Ваше Высочество, а как Вы относитесь к предложению баронессы Лирон помочь приюту?
Дамы решили кому-то помочь? Сама идея показалась мне настолько абсурдной, что я поддержала разговор и вежливо попросила девушку поведать подробности. Как я и предполагала, задумывалось все не столько ради помощи обездоленным и сиротам, сколько ради самого действа и сопровождающего ажиотажа, безусловно, лестного дамам-организаторам. Но все это было так кстати, так мне на руку, словно небо услышало мои мольбы. Я была просто счастлива.
«Церемония одаривания» приюта должна была состояться через две недели. Я выразила свое одобрение, пообещала участвовать и в тот же день отправилась в город. Взяла в спутницы кормилицу. По двум причинам. Во-первых, она оставалась единственной женщиной, чьё общество было мне приятно. Во-вторых, она разбиралась в добротных вещах для среднего класса. Кормилица удивилась моему желанию лично покупать вещи. Оказалось, что другие дамы просто давали слугам поручение приобрести «подарки».
Давно я не получала такого удовольствия от самого процесса покупки вещей. Не смущал даже хозяин лавки, подобострастно стелившийся передо мной, как только оправился от удивления. Он раз пятнадцать спросил, нет ли какой ошибки, ведь у него простая одежда для простых людей. А какое у него было лицо, когда я как бы в шутку решила померить некоторые платья. Я даже в какой-то момент испугалась за его здоровье. Но переживания торговца были достойно вознаграждены. Уже через два часа он упаковывал горы мужской, женской и детской одежды и белья. Я позволила телохранителю расплатиться, а потом удивила его неожиданным действием. Забрала всю сдачу. Разумеется, не потому что мне понравились симпатичные монетки с разными рисунками, «ой, какая прелесть!». А потому, что понимала, если расплачусь в придорожном трактире золотым, то до следующего трактира могу и не дожить…
Покупать вещи мне понравилось, и я решила растянуть это удовольствие на несколько дней. Это не выглядело подозрительно, потому что до мероприятия, придуманного фрейлинами, было еще много времени.
Следующий день был посвящен обуви и всяким мелочам. Мыло, мочалки, расчески, одеяла, даже какие-то микстуры. Всего накупила раза в три-четыре больше, чем мне было нужно. Я же собиралась делать щедрый подарок приюту. Но кто бы стал проверять, сколько я подарила в рамках помощи ближнему, а сколько припрятала?
Интереса ради зашла в оружейную лавку, чем вызвала ужас телохранителя.
– Ваше Высочество! Вы же не будете покупать оружие?
– Ну что Вы, – я поспешила успокоить сопровождающего. – Нет, конечно.
Но все равно заставила его сильно понервничать, когда решила примериться к паре мечей. Мне-то они были точно ни к чему, я совершенно не представляла, как ими пользоваться в чем еще раз убедилась. Но оружейник так расписывал товар, что мне просто захотелось подержать в руках эти вещи. Язык не поворачивался назвать эти изящные клинки железками. Покупать я, разумеется, ничего не стала, но пообещала хозяину, что посоветую его лавку брату. Вот так можно осчастливить человека всего одной фразой.
А следующая выбранная мной лавка принесла, наконец, покой в измученную душу телохранителя. Я покупала игрушки.
Моё приподнятое настроение при дворе заметили и вовсю обсуждали. Случайно услышав во время прогулки, как одна пожилая дама назидательно говорит младшей подруге: «Видите, как принцессе идея с благотворительностью понравилась? Прямо ожила! А вы подойти стеснялись. Теперь все лавры той выскочке достанутся», я не смогла пройти мимо.
– Так это Вы баронесса Лирон? Спасибо Вам большое за идею! – искренне поблагодарила я молодую рыжеволосую женщину. – Очень правильное начинание.
Как она зарделась, как смутилась… Я и не догадывалась, что мое одобрение так дорого стоит. Может, потому что я самая нелюдимая принцесса за всю историю рода? По крайней мере, мне единственной удалось разогнать всех фрейлин дольше, чем на час.
Возвращения отчима я ждала с большим нетерпением. Разумеется, не потому что соскучилась. Мне с третьей попытки удалось попасть в кабинет, но печать я там не нашла и сделала вывод, что Дор-Марвэн забрал её с собой в поездку. Что, в принципе, было вполне логично.
По случаю возвращения отчима устроили торжественный семейный ужин. Действительно, семейный. Только Дор-Марвэн, Брэм, Арим с нянькой и я. Отчим меня, да и весь двор, всегда удивлял особым трепетным отношением к семье. Он не принимал употребления титулов, обращения на «Вы» к детям, пусть даже королевским, не на официальных приемах. Ему казалось недопустимым, что королевские дети иногда неделями не видят родителей, и все считают это нормальным. И он ввёл ежедневные, так называемые «камерные» трапезы. Только семья, никаких придворных.
Двор оторопело наблюдал за изменениями и не смел возражать. Сейчас я понимаю, что, родившийся в семье обедневших дворян отчим привык к иным отношениям, а потому очень ценил родственные связи. Он действительно любил маму и много сделал, пытаясь наладить хорошие отношения с нами, неродными детьми. И ему это нужно было, как человеку, а не как расчетливому интригану… И все сложилось бы, и наши отношения были бы другими, открытыми и гармоничными, если бы я не нашла тот ход…
Дор-Марвэн был в прекрасном настроении, радовался возвращению домой. Рассказывал о поездке, шутил, подарил Брэму красивый кинжал, богато украшенный жемчугом. Брат был в восторге. Ариму отчим привез игрушек. Ребенок тут же захотел играть вместе с отцом. Чему тот лишь обрадовался. О подарке для меня отчим тоже не забыл. Пара красиво оформленных книг для пополнения коллекции. Идеальный отец семейства, право слово… Его было за что уважать, за что ценить, за что даже любить… Но я не могла.
К Ромэру я отважилась пойти только очень поздно ночью. Боялась, что отчим захочет нанести пленнику визит. Арданг не ждал меня, спал, свернувшись в углу на голом полу. Мне было жаль будить Ромэра, но я не рискнула просто оставить продукты рядом со спящим. Он очень удивился моему появлению, но не тому, что у меня не было времени на общение. Мы вообще мало разговаривали. Я то пыталась вломиться в кабинет отчима, то разбирала покупки. А чаще мне просто очень хотелось спать. Нарушать устоявшийся распорядок дня и привлекать к себе внимание я не решалась, – кому-нибудь могла прийти в голову мысль, что принцесса заболела. А это означало общение с Нурканни, чьего интереса к себе я опасалась. Так что днем не ложилась. А ночные прогулки не только отнимали много времени, но и выматывали.
Следующие три недели отчим не отлучался из замка. За эти дни я побывала на десятке обязательных для меня приемов. Познакомилась с послами своего официального жениха. Выслушала множество лестных отзывов об Его Светлости князе Бойне и еще больше слащаво-сахарных комплиментов в свой адрес. Столько, что даже собственные руки казались мне липкими. Еще создалось ощущение, что жена посла, графа Рувийского, дразнила меня, пыталась выбить из колеи рассказами о любовных похождениях князя. Или же преследовала какую-то свою цель. Но я вежливо прервала графиню, сказав, что не желаю слушать речей, порочащих имя моего, безусловно, добродетельного будущего супруга. Сложней всего было произнести все это, сохраняя серьезное и надменно-оскорбленное выражение лица. Но женщина, покрасневшая, как отчитанная строгой учительницей школьница, кажется, поверила. По крайней мере, квохтала что-то восторженное, воспевая мое благородство. Похоже, нетерпимость к болтливым женщинам – моя единственная общая черта с отчимом.
Официальные приемы чередовались с балами. Я почему-то думала, что весть о моем скором замужестве отобьет у столичных кавалеров желание флиртовать со мной. Если уж траур не смог это сделать. Но я в который раз ошиблась. Бальная книжка была расписана до последнего танца, но, изображая перед отчимом покорность и смирение, отказывать я не смела. Дор-Марвэн сказал, что будет формировать мою свиту, учитывая мои предпочтения. Когда я удивленно спросила, о какой свите идет речь, во взгляде Стратега отразилось искреннее недоумение.
– Неужели ты считала, что поедешь в Муож без надежных сопровождающих?
Конечно, он был прав. Если бы я хоть на несколько минут всерьез задумалась о переезде в другую страну и замужестве, то, скорей всего, предугадала бы эти слова регента. Но тогда удивилась.
Кавалеры на балах пытались повлиять на мой выбор по-разному. Кто заводил разговоры об интригах муожского двора, показывая свою осведомленность и полезность. Кто клялся в вечной преданности, кто намекал на «отдых от супруга», некоторые просто и бесхитростно просили меня о протекции, иногда суля за это долю в доходах от заключенных с моей помощью договоров. Уже на втором балу я велела музыкантам делать паузы между танцами длиннее. Потому что не успевала напротив каждого имени в бальной книжке конспективно помечать, что обещал мне претендент на место в свите.
Отчим, видимо, тоже уставал от большого числа балов и приемов, поэтому чередовал их с долгими семейными ужинами. Он отдыхал, а я, выдавливая улыбку, вынуждена была присутствовать. Но общество Дор-Марвэна было меньшим из зол. Основная трудность состояла в том, что совместные обеды и ужины, балы лишали меня возможности спрятать провизию для Ромэра. Поэтому приходилось ко всему прочему еще и пробираться на кухню. А это оказалось опасно. Нет, конечно, охраны там не было. Там на разложенных на полу тюфяках спали поварята. В первый раз я об этом не знала, чуть не перебудила, чудом обошлось.
В кабинет отчима пыталась проникнуть всего трижды, не хватало ни сил, ни времени. Все три раза Стратег там работал, несмотря на поздний час. Подглядывая за ним через окно мне только удалось выяснить, что печать он запирает в верхнем правом ящике стола…
К Ромэру я приходила порой только под утро, но, к своему стыду должна признать, что за три недели пропустила пять ночей. Глупо было ожидать, что пленник не подумает, что я его бросила, не заподозрит обман. Так что возросшее ко мне недоверие не удивило, я воспринимала его как данность, изменить которую не могла. Неприятней было другое, – в первую же ночь, когда я не смогла придти, у арданга был другой посетитель. И что-то мне подсказывает, о нем Ромэр ни словом бы не обмолвился, если бы я не заметила рассеченную губу. И я жалею, что тогда спросила, заходил ли Дор-Марвэн. Арданг просто ответил «Да», но его испытующий, холодный, полный вызова взгляд, мне не понравился совсем. После этой истории держать себя в руках и продолжать мило улыбаться в присутствии отчима стало значительно трудней.
Я еще пару раз выходила в город, докупала лекарства и одежду для приюта. Дор-Марвэн, напомнивший, что денег на содержание подобных учреждений выделяется из казны достаточно, удивился благотворительному порыву дам, но одобрил и его, и мое участие. Однако этот сомнительный праздник посетить не захотел.
– Нэйла, – ласково сказал он. – Народ будет видеть и помнить милостивую принцессу. Благодетельницу. Щедрую, открытую душу. Не нужно отвлекать внимание людей на меня. Это не страшно, что ты еще не общалась с народом сама.
Это была правда, до совершеннолетия все происходило в присутствии регента. И отчим догадывался, что я могла переживать из-за такого события. Это, конечно, не речь в городском совете, но все же. Он положил ладонь на мою кисть и одобрительно пожал.
– Я понимаю, что ты не привыкла к вниманию толпы. Но я верю в тебя. Ты сильная, прекрасно справишься и без меня.
Часто мне очень хотелось, чтобы он не был таким понимающим, внимательным, предупредительным. Мне было бы легче всегда помнить о его низости и ненавидеть…
