Текст книги "Тяжесть короны (СИ)"

Автор книги: Ольга Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

– Тоже верно, – согласился арданг.

– Ромэр, отпускать ее в Верей просто глупо, – подчеркивая каждое слово, сказал Клод.

– Это не обсуждается, – в голосе Ромэра прозвучала угроза.

– Отчего же? – князь не собирался отступать. – Ты не можешь не видеть выгод!

Но тут вмешалась Летта, прерывая явно заготовленную речь мужа.

– Не надо, – ее голос прозвучал неожиданно твердо.

И Клод осекся на полуслове. Я уже не первый раз замечала, что Летта часто перехватывает инициативу, когда в беседе затрагиваются неприятные темы, а оларди в таких случаях не противоречит жене. Но причину, по которой женщина теперь оборвала мужа, я не понимала. Ведь Клод был прав. Меня можно великолепно использовать на благо Арданга. Принцесса – удобная заложница, за которую требуют денег и подписания выгодных Ардангу договоров. Но в таком случае нет гарантии того, что Стратег после моего возвращения в Ольфенбах будет соблюдать подписанные условия. Поэтому принцессу лучше всего вначале использовать как заложницу, а потом выдать замуж за короля, и так скомпрометировавшего девушку. Прекрасная партия! Главное, что ни мнение короля, ни мнение принцессы учитывать и не нужно. Достаточно просто поставить перед фактом и сказать: «Так будет лучше. Для всех».

Меня бесила собственная наивность. Раздражало понимание того, что не очутилась бы в этом бесправном положении, если бы отказала Ромэру в просьбе навестить дядю. Бессилие и совершенная невозможность на что-либо влиять злили. Я была уверена, что Ромэр, значительно лучше меня разбирающийся в политических играх, просчитал и предвидел эти варианты. Возможно, короля раздражал такой поворот, а Летта заметила? Судя по тону Ромэра, я не ошиблась в предположении.

– Нэйла хочет уехать в Верей, – твердо и жестко сказал арданг. – Я сделаю всё, чтобы исполнить ее желание и обеспечить при этом ее безопасность.

Я мысленно поблагодарила Ромэра за защиту моих интересов. Но, если говорить откровенно, тогда усомнилась. Не в нем, конечно. В том, что арданг сможет противиться давлению Клода и славных до конца. Ведь принудительный брак со мной, как ни горько это было осознавать, решал многие проблемы мятежной провинции. Ромэр мог бы говорить, что не желает брака, не хочет неволить меня, что решение короля – закон. Но на одной чаше весов во многих спорах лежали бы моя свобода и два желания. Мое и его. А на другой чаше – множество жизней, которые можно сохранить браком короля Арданга и принцессы Шаролеза. И я сомневалась, что давлению таких аргументов Ромэр сможет долго противостоять. Уже сейчас Клод не собирался сдаваться:

– Это неразумно.

– А я не хочу, чтобы кто-либо оценивал разумность этого решения, – ответил король. Он говорил тихо и медленно, подчеркивая каждое слово. И казалось, воздух дрожит от напряжения. – Потому что другого решения по этому вопросу не будет. Она – свободный человек и вольна поступать так, как считает нужным. Если она решит навсегда уехать в Верей, то так и будет. Если решит остаться, то так и будет. Захочет вернуться в Шаролез и жить там, – так и будет.

Ромэр был непреклонен, и в этот раз Клод не решился перечить.

– Да, мой канунг, – тихо ответил князь. А по тени я видела, как он склонил голову перед племянником, которого назвал королем.

На этом тема Ольфенбаха, однако, не закончилась. Новости, рассказанные Клодом, ошеломили меня. Я очень жалела, что не могла сама задавать вопросы оларди, а сведения князя были поразительными и казались достоверными. Ромэр еще раньше говорил, что авторитет отчима подорван последними событиями в столице. Арданг был совершенно прав.

Заключение предварительного договора с Муожем далеко не всем нравилось именно из-за малых выгод, которые получал Шаролез в обмен на принцессу и обещанную княжеству военную помощь. Покушение на меня разочаровало знатные семейства еще больше. Заговорщиков, желавших моей смерти, разоблачили через несколько дней после нашего побега. Среди полудюжины имен Клод упомянул и графиню Рувийскую, развлекавшую меня рассказами о любовных подвигах князя Муожского. Признаться, я не была удивлена.

Слушая Клода, узнала, что многие благородные семейства рассчитывали на мой брак с наследником Верейской династии. Эти мысли я могла понять и даже, рассматривая эту кандидатуру с точки зрения государственного деятеля, одобрить. Принц Верея был всего на пять лет старше меня, да и внутриполитическая обстановка в его стране благоприятствовала развитию спокойных длительных отношений между нашими государствами. Такой брак был бы Шаролезу чрезвычайно выгоден. Союз с Вереем давал бы Короне возможность влиять на богатого соседа и расширить торговые связи за счет государственного союза. В то время как союз с Муожем означал для Короны лишь неминуемую относительно скорую смерть принцессы и следующие за ней экономические потери.

Стратег это осознавал. Но за год траура договориться с Вереем не сумел. Соседи, понимавшие возможные выгоды Шаролеза, требовали за принцессой большое приданое. Давать его Стратег не собирался. Потому и согласился на Муож. Отчим намеренно тянул со свадьбой, еще до моего исчезновения передвинул бракосочетание на два месяца. Пока я готовилась к побегу, Дор-Марвэн активно участвовал в заговоре против князя Бойна, продвигая нужную отчиму кандидатуру, бастарда Волара. Заговор имел успех. Если верить информаторам Клода, коронация Волара должна была состояться через неделю. Решение о подписании брачного и государственного договоров, несмотря на смену правителя, оставалось в силе.

Конечно, такой поворот был выгоден Стратегу и, возможно, Шаролезу. Муож получал слабого, но устраивающего большую часть дворянства князя, принцессу из сильного государства, соблюдающую интересы Ольфенбаха, и военную помощь. А через пару лет Шаролез мог увеличить военное присутствие, оказывая эту «помощь», и сделать Муож своей провинцией. Разумеется, с согласия правящей четы. Продуманная партия, видимые перспективы. Вот только цена этой игры меня не устраивала, ведь Стратег сознательно рисковал моей жизнью.

Побег не только серьезно подорвал авторитет, но и испортил Дор-Марвэну игру. Скрыть мое исчезновение Стратег мог бы попытаться, если бы находился в это время в Ольфенбахе. А так спешно вернулся из окрестностей Пелиока к взломанной комнате, переполошенной знати и растерянной страже. Мысль о том, что принцесса могла сбежать сама, ничью голову, разумеется, не посещала. Похитителями объявили муожцев. Тем более к моменту возвращения Стратега в Ольфенбах заговор с отравлением был уже раскрыт. Дальше стража бросилась по несуществующему «муожскому следу» и, конечно же, результатов не добилась. В то же время по всей стране разлетелись сведения о похищенной девушке. Без указания имени и даже намека на происхождение. Зато с точным описанием.

На десятый или одиннадцатый день после нашего побега злой, как все демоны преисподней, Стратег вместе с колдуном вернулись в Ольфенбах. Информатор Клода утверждал, что после того, как эти двое сами побывали в моих комнатах, на отчима было страшно смотреть. Осведомитель сказал: «Стратег был так же плох, как в день смерти королевы». Отчим заперся у себя вместе с Нурканни до следующего дня, до заседания Совета. До начала собрания заметно поседевший регент несколько раз, словно разговаривая сам с собой, повторил: «Его нужно найти. Во что бы то ни стало!». Когда Стратега попробовали поправить, мол, «ее», принцессу, Дор-Марвэн резко ответил: «Нет! Именно его! Он угроза всему!».

К сожалению, это были самые свежие новости из Ольфенбаха, которые были известны Клоду. Что происходило в последние недели в столице, оларди еще собирался выяснить из другого источника. Но я понимала, что до Клода сведения придут с задержкой.

– Откуда эта информация? – спросил Ромэр. Закономерный и очень интересный вопрос. О таких делах на базарных площадях не судачили. Сведения передал кто-то приближенный ко двору… Кто?

– Слуги всегда знают и замечают больше, чем принято считать, – усмехнулся Клод.

– Верно, – согласился король. – И кто из слуг-шаролезцев готов помогать нам и почему?

– А сильные мира сего не обращают внимания на семейную жизнь прислуги. У дворецкого, что уже больше двадцати лет служит во дворце, жена из Арданга, – пояснил князь. – Его сын приехал позавчера. Родственников навестить. Приятный парень, наблюдательный.

– Понятно. Все, что сейчас знаем о делах Ольфенбаха, расскажем завтра Нэйле. Ей нужно знать.

– Хорошо, – легко согласился Клод и заговорил о гарнизонах в основных городах Арданга, о резервных войсках и силах повстанцев.

Эта тема меня не слишком волновала, поэтому я не прислушивалась. Думала о Брэме, об Ольфенбахе. Хотелось бы узнать, как брат воспринял новости, не поменялось ли его отношение к Стратегу. Брат никогда не был дураком и умел самостоятельно анализировать ситуацию. Но Брэм доверял отчиму и его суждениям. Мне открыл глаза на некоторые события Ромэр. Оставалось надеяться, что и брату повезет с советчиком.

Насколько я знала, Брэм чуть пренебрежительно относился к маркизу Леску, подражая отчиму. Я надеялась, что порядочный и даже мудрый маркиз нашел в эти дни подход к брату. Это было бы замечательно. Ведь о возможности стать регентом я теперь думала всерьез. И маркиз представлялся мне одним из наиболее вероятных союзников. Чем больше размышляла о регентстве и семьях, которые могли бы поддержать меня в борьбе против отчима, тем больше сторонников находила. Герцог Ронт, один из богатейших людей государства, не одобрял союз с Муожем и не стеснялся об этом открыто говорить. Граф Керн и прежде очень часто критиковал Стратега, всегда небезосновательно. Мне же грубоватый и лишенный столичного лоска военный симпатизировал. Вспоминая этого рослого мужчину, всегда уточняла про себя, что граф пользуется уважением в среде старших офицеров. Баронессу Лирон, приобретшую благодаря приютским делам влияние в кругу отставных и несостоявшихся фрейлин, тоже нельзя было сбрасывать со счетов.

Я ни минуты не жалела о том, что сбежала. Конечно, многие варианты решения проблемы с замужеством, я не только не просчитала, но даже не увидела. Но себя за это укорять не могла. Была уверена, что любые попытки начать действовать против Стратега закончились бы для меня колдовством Нурканни.

От невеселых мыслей отвлек Клод. Он встал, случайно зацепил стул, тут же принялся шепотом просить прощения за поднятый шум. Потом оларди ушел, а Летта осталась рядом с Ромэром. Они молчали, а в совершенной тишине дома я слышала, как поскрипывают ступени под ногами Клода. Женщина заговорила, когда оларди поднялся в спальню.

– Ниар, – я даже не удивилась ласковому семейному обращению, к которому Летта прибегала редко. Значит, женщина хотела сказать что-то важное. – Твой дядя… он мыслит практично. Как человек государственный, как политик. Он не хотел оскорбить твои чувства или обидеть.

– Понимаю, – тихо ответил Ромэр, складывая руки на груди. Конечно же, этот жест не остался незамеченным Леттой. Но отступать тетя не собиралась.

– Я не говорю, что он прав, но не обсуждать открывшиеся возможности нельзя.

– Возможностей нет. Обсуждать нечего, – холодно ответил Ромэр.

– Не упрямься, – мягко попросила Летта. – Поговори со мной не как король с подданной, а как племянник с тетей.

Ромэр вздохнул:

– Прости, адали. Ты помнишь, я и раньше не был склонен откровенничать, а уж теперь…

– Понимаю, – женщина потянулась и погладила арданга по плечу. – Но если ты ничего не объясняешь, то понять тебя трудно. Ты не делишься тем миром, что хранишь в себе. Ты же чем-то руководствуешься, принимая то или иное решение…

– Конечно, – Ромэр снова вздохнул. – Конечно. Но даже разговаривать подолгу, не только обсуждать решения я давно отвык. Учусь заново…

Летта пересела к племяннику на диван и, наверное, обняла Ромэра.

– Я объясню это твоему дяде. Ты же знаешь, он обижается, если его ставить перед фактом. Ему нужно понимать причины.

– Знаю. Я попрошу у него прощения за резкость завтра, – пообещал арданг.

– Вот и хорошо… Скажи, какого отношения ты хочешь к ней?

– А какого она заслуживает?

Женщина хмыкнула:

– Ты всегда умел задавать правильные вопросы…, – она помолчала, собралась с мыслями и ответила. – Я тебе так скажу. Если бы у меня была дочь, я бы каждый день молила небо, чтобы она напоминала Нэйлу. Но у меня нет ни дочери, ни сына. У меня есть только ты. И мне не важно, король ты или нет, главное, чтобы ты был жив, здоров и… счастлив.

– Спасибо, адали.

– Я не договорила, ниар, – мягко прервала Ромэра Летта. – Знаю, ты не захочешь слушать, но то, что я скажу, – правда. Даже не зная, что Нэйла – принцесса, я считала, что лучшей жены, чем она, тебе не найти.

Я была благодарна Летте за похвалы. Почему-то подумалось, что они искренние. Ведь женщина и прежде хорошо ко мне относилась, особенно заметным стало ее расположение после того, как я отдала ардангу вольную. Но, как бы ни льстили мне слова Летты, я прекрасно понимала, что и с политической точки зрения женщина права. Ромэр, казалось, задумался. По крайней мере, ответил не сразу.

– Знаешь, я задумывался о таком повороте, особенно после высказываний Ловина. Но не стану даже обсуждать это с Нэйлой.

– Я не понимаю, почему, – не выказывая недовольства или нетерпения, ответила Летта.

Ромэр вздохнул и заговорил чуть громче. Но его голос звучал поразительно безжизненно:

– Представь себя на ее месте, просто закрой глаза и подумай. Ты одна в незнакомой стране, где люди говорят на непонятном языке, а твоих соплеменников ненавидят. За тобой охотятся, обещана награда. И ты понимаешь, что через несколько дней двести золотых превратятся в триста, а после и в четыреста. Можешь ли ты доверять окружающим? Ты ведь им чужая. Станут ли они противиться искушению получить деньги? Подвергнут ли риску свои жизни, дома и дело ради тебя? Станут ли выполнять обещание и помогать в дальнейшем бегстве?

Летта молчала. Никогда бы не подумала, что Ромэр насколько хорошо понимает всю безнадежность моего отчаянного положения. Он ярко, точно и немногословно описал страхи и сомнения, о которых я никогда не сказала бы Ромэру.

– А потом тебя, помеху, находят способ использовать, – продолжил арданг, а в голосе мне слышалась горечь. – Конечно, прикрываясь благой целью. Как же иначе? Не просто использовать, торгуя тобой, твоей жизнью. Но захотят связать тебя браком. Украсть всю свободу, которая только дана небесами человеку, навеки привязать к чужаку, к чужой стране. И пусть говорят, что муж – достойный человек. Он не может быть достойным в этой ситуации, раз позволил так беззастенчиво и жестоко использовать попавшую в беду девушку.

– Ниар, – вздохнула Летта, но Ромэр не дал ей продолжить.

– Я хочу оградить ее, защитить от опасностей. Пойми, она стала мне родной, относится ко мне, как к брату. Я не хочу и не позволю добавлять к вороху её проблем навязанный брак.

Давно уже слушала арданга, закусив губу, а теперь поняла, что плачу. Я была бесконечно благодарна Ромэру за защиту, за помощь, за понимание моих невысказанных страхов. За нежность, с которой он произнес последние слова. От них на душе становилось тепло и радостно.

Летта встала, обняла Ромэра и шепнула:

– Понимаю, ниар, понимаю. Я поговорю с твоим дядей, он больше не будет затрагивать эту тему.

– Надеюсь, – тихо ответил арданг.

– Я пойду спать. И ты отдыхай. Постараюсь с утра не будить.

– Спасибо, мы очень устали за эти дни. Будет замечательно, если удастся выспаться, – провожая Летту до двери, отозвался Ромэр. Женщина обняла племянника на прощание, вскоре я услышала, как она поднялась в спальню. Ромэр погасил лампу, устроившись на диване. Сквозь плотно задернутые шторы в гостиной просачивался тусклый утренний свет.

– Спокойной ночи, Ромэр, – подумала я и готова поклясться, что услышала едва различимый шепот «Спокойной ночи, Нэйла».

На следующее утро отношение Летты и Клода ко мне не изменилось совершенно. Они были добры и приветливы, но тему титулов до позднего завтрака не затрагивали. Да и утро мы все провели совершенно не по-королевски. Мы с Леттой готовили еду, женщина напевала старую ардангскую песню о первой любви. Песню я знала и удивила адали тем, что подпевала на припеве, раскатывая тесто. Летта расцвела улыбкой, теплой и ласковой, напомнив мне кормилицу. Ромэр предупредил адали, что я очень быстро учусь, так что женщина не прервала песню. Ее вариант, однако, отличался от известного мне тем, что для влюбленных из разных уголков страны все закончилось хорошо.

Ромэр колол дрова во дворе, ухаживал за конями. Клод ненадолго уходил из дома, а, вернувшись, зашел через кухонную дверь. Я помогала Летте сервировать стол, когда услышала голоса Ромэра и Клода. Что именно сказал арданг, не расслышала, а князь ответил: «Это ты извини меня, я зря напирал. Теперь я понял, что ты прав». Прозвучало это вполне искренне, что очень радовало. Я уже начала переживать из-за тех слов, что сказал Клод. Фраза «Да, мой канунг» показалась мне страшней открытого противопоставления оларди молодому королю.

Но, к счастью, отношения Ромэра и его советника оказались крепче недопонимания. Когда мужчины зашли в комнату, на напряженность не осталось и намека. Оларди улыбнулся, обняв за плечи жену и поцеловав ее в висок. Ромэр полной грудью вдохнул сдобный дух, в предвкушении прикрыв глаза, и сел рядом со мной.

– Смотрю, тебя тетя учила готовить, – ласковый низкий голос Ромэра казался музыкой, а улыбка в серо-голубых глазах покоряла теплотой. Я невольно залюбовалась ардангом и на мгновение опоздала с ответом.

– Учить и не нужно было, – раздался рядом голос Летты, выдергивая меня из этого сна наяву. – Нэйла прекрасно все умеет и без моих уроков.

– Кормилица научила. Когда я была совсем маленькая, – объяснила я. Может быть, умение готовить соусы, замешивать тесто и лепить пирожки и странное для принцессы, но мне всегда нравилось это занятие. Поэтому в детском крыле даже сделали свою небольшую кухню. Кормилица любила печь, стряпать. Всегда пела, когда возилась на кухне, говорила, так еда получается вкусней. А я сидела за высоким деревянным столом, вырезала деревянной чашкой с тонкими краями кружочки, защипывала маленькие, на один укус, пирожки с разными начинками и подпевала.

– Необычные навыки, Вы не находите, Ваше Высочество? – склонив голову набок, Клод внимательно рассматривал меня. Ждал, как я отвечу на обращение.

– Нет, Мехдиар, – Его Сиятельство едва заметно улыбнулся, услышав от меня правильное обращение на ардангском, – не нахожу.

Голос прозвучал спокойно, уверенно, словно я была на приеме во дворце. Неужели Клод действительно рассчитывал увидеть удивление, недоумение, смущение, наконец? Я же и без подслушанного разговора прекрасно понимала, что князь, добывая информацию о последних делах Ольфенбаха, не мог не сопоставить факты.

– Вы нас обманывали, Ваше Высочество, – не слишком правдоподобно изобразив обиду, сказала Летта.

– Вы меня тоже. Когда весь вечер притворялись, что не говорите на шаролезе, – напомнила я. – Так что мы квиты.

– Что верно, то верно, – старательно сохраняя серьезное выражение лица, кивнула Летта. – Как бы Вы хотели, чтобы мы к Вам обращались?

– Я не считаю, что титулы должны как-либо влиять на наши отношения.

– Значит, и не будут, лайли, – улыбнувшись, заверила Летта.

За завтраком Клод почти дословно повторил то, что рассказал Ромэру ночью. Эти новости я уже знала. Оставалось только, обсуждая сведения, следить за тем, чтобы мои реплики не предвосхищали слова Клода. Кроме того, князь рассказал и новые детали расследования покушения на меня. Эти сведения были более поверхностными и казались выжимкой слухов. Поэтому я решила, что их предоставил другой информатор.

В целом, разговор получился крайне полезным. Но не покидало ощущение, что нахожусь на очередном заседании Совета. Очень уж похожим был тон, выбранный присутствующими. Хладнокровный расчетливый арданг, серьезная Летта, осторожно взвешивающий каждое слово Клод. Если ночью уставшему Ромэру озвучивали информацию, то теперь полученные донесения активно обсуждались. Так мы просчитали, кто мог снабдить служанку ядом, кому из муожцев выгодней всего было убрать меня с дороги, кто из шаролезской знати поддерживал заговор против Бойна. Попутно изменился и мой список возможных союзников: добавились еще четыре семьи, а одну вычеркнула.

Когда закончили обсуждать дела Ольфенбаха, Летта пригласила меня на хозяйский этаж.

– Лучше, если ты останешься у нас и не будешь выходить некоторое время на улицу. Так безопасней. Спальня наверху только одна, – виноватым тоном пояснила женщина. – Но если заглянут «Вороны», ты поднимешься сюда.

Она подвела меня к простенку между двумя дверями, отодвинула панель, чуть нажав на нее. В открывшемся тайнике со всеми удобствами мог долго жить один человек. Даже двое, с чуть меньшим комфортом.

Ближе к вечеру пришли Ирла и Варлин. Мы с женщинами остались на кухне готовить, а мужчины поднялись в кабинет Клода обсуждать свои дела. Конечно, повстанцы постарались уйти под предлогом «Не будем вам мешать» и не показывать, что не хотят разговаривать при мне. Но все было понятно и без слов.

Я старалась получать удовольствие от общения с обходительными, радушными женщинами и не задумываться об истинной природе наших отношений. Все ждали возможности избавиться от опасной обузы в моем лице. Хотя нужно отдать гостеприимным ардангам должное, – никто ни разу не показал, что тяготиться моим присутствием.

Четыре следующих дня были похожи друг на друга, как капли воды. Вставали рано, я помогала Летте готовить еду. Ромэр и Клод ухаживали за животными. Потом мы завтракали. Неизменно вчетвером. Потом мужчины уходили куда-то. Летта не объясняла, только намекнула, что они не хотят привлекать внимание к своему дому, общаясь здесь с информаторами и полезными людьми. Я была благодарна ей за эти слова. Так меньше чувствовала себя помехой.

Вечерами, всегда до захода солнца, мужчины возвращались. Когда вместе, когда порознь. Мы ужинали вчетвером, ни о чем важном не разговаривали. Честно говоря, преимущественно молчали. Клод не хотел обсуждать при мне дела даже на ардангском, Летта и не думала расспрашивать. Ромэр был серьезен и задумчив. Сидя рядом во время трапез, на меня не смотрел, не то что не заговаривал. Я понимала, ему нужно рассортировывать новую информацию, но все равно чувствовала себя покинутой, брошенной и ненужной. К исходу четвертого дня осознала, что за последнее время услышала от Ромэра десятка полтора фраз, обращенных ко мне… Не удивительно. Ведь у короля Арданга возникло множество хлопот и проблем. Он не мог уделять внимание еще и мне. Изменение отношения было понятным, но все равно… обидным.

Лежа ночью без сна, постаралась объяснить хотя бы себе, почему меня так задевает холодность и отстраненность Ромэра. Ведь его поведение было предсказуемым, ожидаемым. Ответ оказался простым. Не расставшись, я потеряла Ромэра. Лишилась всего, к чему успела привыкнуть за неполный месяц после побега. Участия, тепла, советов, непринужденных разговоров, нежной и ненавязчивой заботы. И, пожалуй, самое главное, в лице Ромэра я неожиданно обрела друга, которому могла полностью довериться, друга, который доверял мне. У меня даже с мамой, даже с кормилицей, не говоря уже о Брэме, не было подобного взаимопонимания. Не удивительно, что такую потерю я переживала столь болезненно.

Утро пятого дня началось рано. Об этом предупредила Летта еще вечером, поэтому я не удивилась. Встала, оделась, привела себя в порядок. Когда заплетала косу, Ромэр попросил разрешения зайти ко мне. Вставший рядом с застеленной кроватью арданг казался мрачным, хмурым.

– Нэйла, – внимательно наблюдая за моими движениями, заговорил Ромэр. – Мы с дядей уедем после завтрака. Вернемся через пару дней. Дядя нашел людей, с которыми ты сможешь отправиться в Верей.

Я замерла, прядь выскользнула из пальцев. Вот так новости… Руки опустились сами собой, я смотрела на грустного, но сосредоточенного арданга и ждала его слов.

– Это купеческая семья, – продолжил Ромэр, все еще не глядя мне в глаза. – Арданг вместе с двумя братьями торгует винами и шерстью. Жена у него – верейка. Двое детей, десять и пять лет. Документы оформим так, словно ты у них гувернантка. Будешь жить в их доме, но работать, разумеется, не будешь. Деньги, достаточное количество, тебе даст дядя.

Ромэр встретился со мной взглядом, но выражение серо-голубых глаз арданга я не смогла понять. Его шепот тоже ничего не прояснил:

– Я хочу сам познакомиться с этой семьей, прежде чем вверять им тебя.

Ромэр коротко кивнул мне и вышел. Я, как завороженная, глядела на колышущуюся занавеску и понимала, что не хочу уезжать. Не хочу… И понимала, что должна. Только так я смогу сохранить свою свободу, свою жизнь. Только так смогу позволить Ромэру отвоевывать Арданг, не впутываясь в планы. Не вынуждая и не соблазняя Ромэра под давлением славных поступаться принципами и использовать меня в качестве заложницы или жены. А потом, когда Арданг обретет независимость, я смогу вернуться и стать тем регентом, назначения которого будет требовать свободная и окрыленная бывшая провинция. Смогу стать тем регентом, которого поддержит и знать Шаролеза, разочаровавшаяся в Стратеге.

Чтобы осуществились планы, я должна скрыться, должна быть в безопасности, поэтому должна уехать. Должна…

Жаль, что нельзя делать то, что хочется.

После завтрака, прошедшего в молчании, Ромэр с Клодом уехали. А я завидовала Летте, имевшей право обнять Ромэра. К сожалению, при родственниках арданг не осмелился нарушить правила этикета, лишь поцеловал мне на прощание руку. Словно мы были чужие.

– Тебе жаль, что он уехал? – вывел из задумчивости голосок Дайри.

Она, как и в предыдущие дни, пришла ко мне в гости. Считалось, что она помогает Летте учить меня ардангскому. Девочке не сказали, кто я, хотя Варлин и Ирла были осведомлены. Как и предсказывал Клод, сами догадались. Дайри относилась ко мне… как к старшей сестре. Да и я привязалась к ней за это время. Думаю, если бы ни веселая, щебечущая, смешливая девочка, я сошла бы с ума от волнений.

– Да, жаль, – честно призналась я.

– Он обязательно вернется, – уверенно заявила Дайри.

– Я тоже в это верю, – силясь улыбнуться, постаралась увести разговор в другое русло, вернувшись к потрепанному учебнику. – Так как правильно читается это слово?

Но отвлечь девочку оказалось не так-то просто.

– А ты скажи ему, что скучала.

– Об этом не говорят, так не принято, – мягко ответила я.

– Почему? – любимый вопрос, за которым последовало любимое утверждение. – Если это правда, ее нужно говорить.

– Дайри, так не принято.

– А как он еще узнает, что нравится тебе? – нетерпеливо ожидая ответа, маленькая сваха смотрела мне в глаза. – Как? Если ты ничего не говоришь?

– Дайри, – вмешалась в разговор Летта, выглянувшая из кухни. Дальше женщина говорила по-ардангски. – Не лезь не в свое дело, пожалуйста. Сколько раз говорить? Взрослые сами разберутся.

– Но они не разбираются! – выпалила, подскочив со стула девочка. Разумеется, тоже на ардангском. – Она грустная. Меня не слушает. Я ей правило объясняю, а она букву «Р» рисует. Одна радость, что на ардангском, – подражая чьему-то сварливому тону Дайри махнула рукой в сторону моей тетрадки. Я смутилась и в последний момент заставила себя не закрывать тетрадь ладонью.

– Это не твое дело, – отрезала Летта.

– А чье? – не сдавалась Дайри.

– Не твое, – поджав губы, адали серьезно посмотрела на девочку. – А тебе советую эту тему больше не затрагивать. Иначе я буду считать, тебе лучше проводить дни дома.

– Это нечестно и несправедливо! – Дайри топнула ногой, сложила руки на груди, всем видом своим показывая, что никуда отсюда не уйдет.

– Ты будешь молчать?

Девочка фыркнула, но кивнула.

– Хорошо, – смерив ребенка суровым взглядом, сказала адали. Она вновь перешла на шаролез: – Прости, я попыталась объяснить, что некоторые вещи обсуждать непринято. Что существуют правила поведения.

– Их бывает полезно нарушать, – буркнула Дайри, садясь за стол.

Летта вздохнула:

– Занимайтесь. Я почти закончила готовить.

С этими словами она снова ушла на кухню. Оттуда я услышала тихий шепот адали:

– За что небеса наказали? Всю жизнь меня окружают одни упрямцы…

Но к теме моих взаимоотношений с Ромэром Дайри больше не возвращалась.

Вечером я задумалась о словах девочки. Да, я скучала по Ромэру, тосковала без него. Не догадывалась, что это настолько заметно… Хотя, наверное, Дайри права. Думая о нем, я забывала о других людях, забывала следить за выражением лица. Даже старая привычка рисовать на листочках буквы имен тех, о ком думала, вновь проявилась. А я ведь последние годы была уверена в том, что полностью искоренила ее. Ромэр… О таком друге, как он, стоит переживать и волноваться. О таком друге…

Друг. Кого я обманывала? Дело было не в дружеской привязанность, о нет… Чувство, которое я испытывала к Ромэру, было другого рода. И я отчетливо понимала это, представляя себе арданга. Вспоминая с точностью до последней черточки лицо Ромэра, осознавала, что скучаю по серо-голубым глазам, мягкой улыбке, низкому мелодичному голосу. Я жалела о невозможности сказать ему банальное, обыденное, но ставшее таким важным «Спокойной ночи, Ромэр» и услышать в ответ тихое «Спокойной ночи, Нэйла». Я мечтала о том, чтобы он меня обнял, когда вернется, чтобы поцеловал в висок и ласково улыбнулся. О, небо, можно обойтись и без объятий, но чтобы он просто поговорил со мной хоть четверть часа!

И прикрывать дружескими или даже «родственными» чувствами любовь бессмысленно.

Любовь…

Только ее мне не хватало. Я привыкла считать себя разумной и рассудительной девушкой, способной положиться на объективность собственных решений. Влюбляться и начинать делать глупости мне было нельзя категорически! Слишком многое зависело от правильности принятых решений, от способности мыслить трезво…

– О чем задумалась? – голос Летты, сидевшей напротив и вязавшей свитер, вклинился в мои размышления.

Я вздрогнула, смяла листок, на котором успела трижды написать «Ромэр» ардангскими буквами, глянула на адали. Она была увлечена цветным узором и на меня, к счастью, не смотрела.

– Об истории, – соврала я.

– О какой? – в руках женщины чуть слышно постукивали спицы.

– Почему никто не объявил себя королем после Риотама? – этот вопрос меня действительно занимал. Я не могла предположить, что лет триста в Арданге не появлялось никого, подобного отчиму. Дор-Марвэн не раздумывал бы долго. Если ему удалось повлиять на заговор в чужой стране, то королевский трон, не принадлежащий ни одной семье, он получил бы куда скорей.