Текст книги "Участковая для нечисти (СИ)"

Автор книги: Олеся Шалюкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)

Бросив взгляд на шкаф, Лида застелила постель, прихватила бутылочку с апельсиновым эфирным маслом, пару ароматических свечей и отправилась в ванную, сделав себе строгое внушение. О могущественном Мельнике сегодня не думать и постараться получить удовольствие от свидания.

Постараться!

Ну, хотя бы приложить к этому хоть какие-то усилия!

…Положа руку на сердце, к театральным постановкам по классике можно относиться по-разному. Можно считать, что поскольку это бессмертные произведения, то их ничего вообще не испортит. Можно кинуться в другую крайность и высказывать мнение в том смысле, что поскольку – это классика, всемирно известные произведения, а значит, у каждого его читателя есть уже свое мнение и свой устоявшийся стереотип. Соответственно, продолжая эту линию, можно заключить, что любое отклонение от канона – новое прочтение, как модно сейчас говорить, может привести к тому, что произведение будет безвозвратно испорчено.

Можно рассматривать ситуацию с другой стороны и обратить внимание в первую очередь на того, с кем именно это произведение ты смотришь. Так и самая жуткая постановка начинает блистать играть новыми красками. А в компании, в которой человеку ужасно некомфортно, даже самая прекрасная постановка обретет тысячи плохих моментов – все, ради того, чтобы появился повод уйти.

Таким образом, отправляясь на свидание, Лида надеялась, что постановка будет достаточно интересной, чтобы в случае, если ситуация пойдет по самому плохому пути, можно было отвлечься. Хоть немного, хоть чуть-чуть!

Ситуация по самому худшему пути не пошла.

Лешка появился ровно в шесть двадцать пять, в темно-синем костюме с искрой, на черном мощном джипе, на котором можно было протаранить, кажется, слона и при этом не пострадать. В руках (и откуда только взял?!) у Гусара был букет красивых розовых роз.

Лида, до последнего сомневающаяся в том, было ли это хорошей идеей, все-таки растаяла.

Степан Викторович на крыльцо не вышел, Тимофей был на кухне, занимался ужином для мужской половины семейства Скворцовых, поэтому Лида, приняв букет и скользнув губами по щеке Лешки, понесла букет сама в свою спальню.

Когда она вернулась, Лешка уже смог взять себя в руки.

Он уезжал от симпатичной молоденькой девчонки. Да, Лида в школьные годы была очень симпатичной. И эти две косы, и задорная улыбка, и совершенно шальные серые глаза. Мальчишеская фигура и манера пинать мяч в дворовый футбол с мальчишками.

Когда он вернулся, ему показалось, что она ничуть не изменилась. На смену неизменным джинсам пришли штаны-хаки, рубашки и водолазки, пиджаки и разгрузочные жилеты.

Он был уверен, что все так же, она все та же.

Но к тому, что Гусар увидел, готов он не был. К этому нельзя было подготовиться!

Да, безусловно, Лида присылала фотографии. И в той половине писем, что он открывал, они встречались. Но ни одна фотография на свете не может передать красоты юной женщины, застывшей на пороге своего полного расцвета. Никакая фотобумага не может передать тонкого румянца смущения и ясности улыбки.

Она появилась на пороге не в классическом брючном костюме, хотя от Лиды этого можно было ожидать. Не выбрала она и юбку, что-то до колен, к которой она привыкла в своей форме. Девушка была в платье.

Длинном, бархатно-сером. Исчезла полицейская, несущая свой долг.

Исчезла матушка для полуночников, была только красавица, в одеянии из тумана. Волосы были убраны в сложную ракушку, несколько прядей щекотали шею и качались вдоль щеки, и их безумно хотелось сдвинуть в сторону.

Туфли лодочки, белоснежная накидка на плечах, что-то вроде вязаной шали – Гусар в этом не разбирался. В конце концов, когда раздеваешь женщину, не думаешь о том, как называется то, что на ней надето.

Сейчас он об этом немного жалел.

Открыв перед своей прекрасной спутницей дверь машины и предложив ей руку, чтобы Лиде удобнее было сесть, Лешка с какой-то усталой злостью подумал о том, что не стоило ее оставлять одну.

Мысль пришла и ушла, он сел за руль, закрыл дверь, повернул ключ зажигания и бросил взгляд на спутницу.

– Включить печку?

– Нет. Не настолько холодно, чтобы ее включать, – девушка, пристегнувшись, мечтательно взглянула в сторону близкого леса. Золотой колер радовал взгляд своим теплом. Бархатные сумерки еще только-только запутались в ветвях, и багровый шар солнца еще катился к горизонту, взбивая себе перину из облаков. – Ночью будет дождь.

– Как ты к нему относишься? – спросил Лешка.

Лида улыбнулась:

– Не люблю. До сих пор не люблю. А ты полюбил?

– Научился находить в нем свою прелесть. Он тихий. Успокаивающий. А еще его запах…

– Запах?

– Дождь пахнет свежестью. После дождя, помнишь из школьного курса естествознания, пахнет озоном? Один из способов определить рядом большое скопление полуночников – это дождь. Если он прошел, а озоном не запахло – значит, они рядом.

– Страшно? – спросила Лида тихо.

Лешка пожал плечами:

– Первое время, когда я только узнал, что по распределению попадаю в отряд полуночного спецназа – было жутко. Не страшно, а именно вот эта жуть. Она заглядывала ко мне в кровать, желала мне доброго утра. Смотрела на меня со дна обязательной кружки кофе. В такие моменты я думал, что ты бы не оценила мою трусость, и брал себя в руки.

– Неужели нельзя было отказаться от этой работы?

– Солнышко, – Лешка протянул руку и все-таки сделал то, что хотелось, качнул завитой локон у щеки. – Такая взрослая, а еще такая наивная. Эту работу тоже должен кто-то делать. И лучше, если это будут делать лучшие из лучших. Или, как в моем случае, те, кто до этих лучших под хорошим началом может дорасти.

– Ты смог?

– Кто знает. И… Скворцова, – вернулся безмятежно-легкий тон в разговор, – давай мы поменяем тему? О днях моего боевого прошлого и настоящего, мы поговорим в другой раз.

– Хорошо, давай тогда… о…

– И не о полуночниках.

– Даже не думала! – открестилась Лида.

Гусар хмыкнул.

– А глаза бегают. Врешь, Скворцова.

– Не вру! Стратегически утаиваю информацию, не ты ли говорил, что это разные вещи?

– Это говорила ты. Перед уроками математики, списывая у Димки контрольную работу.

– Да? – Лида засмеялась. – Ну, это вина математика, что я утаивала от него свои незнания в некоторых темах.

– А не твоя разве?

– Нет! Я была пацанкой, мне в принципе математика не могла быть интересна!

– Как история, литература, музыка, русский язык…

– Это все были временные помехи на пути к величию! – ухмыльнулась девушка. – Ну, знаешь, когда эти предметы отвлекали меня от того, что мне действительно было интересно.

– А потом весь преподавательский состав хватался за голову. Скворцова Лида заняла первое место по стрельбе из пневматической винтовки! Скворцова Лида заняла второе место по лыжам. Команда нашей школы заняла первое место в школьных сборах, благодаря Скворцовой Лиде, отлично разбирающейся в спортивном ориентировании.

– Ага, а к этому прилагалось, «разбила окно», «перевернула парту», «поставила Диме из Б-класса фингал под глазом», и как венчающий аккорд – «курила за углом клуба!»

– Последнее было неожиданностью для всех, – согласился Лешка.

– Первый и единственный раз попробовала, – фыркнула девушка, – и по закону подлости, на нем поймали, отругали, лекции читали, папе настучали.

– Чем, кстати, закончилась та история?

– Папа разрешил сесть верхом, чтобы у меня еще меньше свободного времени оставалось! Он, наивный, считал, что это поможет!

– Не помогло?

– Чтобы лишить меня своеволия? Нисколько!

– Чтобы ты не упрямилась… – Гусар задумался. – Нет, даже не могу себе представить, что надо тебе посулить, или что нужно сделать, чтобы этого добиться.

– Вот и не представляй! – заменила Лида просящиеся на язык слова «быть Мельником».

– Ладно-ладно, упрямая моя, этот ответ я тебе еще припомню!

– Вот! И тогда также ты говорил. А потом, «Скворцова к директору», «Скворцова к заучу» и начинается: «Лида, ты же девочка! Ты же…» и дальше полчаса воспитательной тирады, заканчивающейся обязательным: «Бери пример с Леши Гусарова, вот молодой человек – образец отличного школьника». Веришь, если бы я в тебя уже тогда влюблена не была, я бы тебя возненавидела.

– Бррр, – передернулся Лешка, хорошо помнящий какую веселую жизнь его невеста устраивала однокласснице, с которой вела холодную войну с периодическим обострением, выливающимся в боевые действия. – Насмотрелся, я на твое «ненавижу», еще когда ты с Юлькой воевала.

– Мы не понимали друг друга, – развела Лида руками. – Я не понимала, как можно быть такой гламурной кисо, а она – как можно носить джинсы, лазить по деревьям, гонять с пацанами мяч и бить окна.

– Полные противоположности.

– Почти.

– Было что-то, в чем вы сходились? – изумился мужчина.

– Лешка, не глупи. Мы обе были влюблены в тебя. Это была единственная точка соприкосновения, а заодно это только подкидывало дровишек в костер нашей ненависти.

– Вот как… Не знал, не знал. О, говоря о точках соприкосновения. Помнится, мне Димка был в тебя влюблен безумно. Где он сейчас?

– В Штатах. Сказал, что в России заниматься наукой невозможно, а она его любимая женщина. И смылся первым же самолетом после того, как ему предложили вакантное местечко.

– Да ты что! – Лешка, взглянув на часы, перестроился в соседний ряд, как только они выехали на трассу, и увеличил скорость. – Он же был таким правильным парнем.

– Был, – согласилась Лида.

Школьная тематика оказалась благодатной почвой. От некоего напряжения, которое еще витало в машине в самом начале, не осталось и следа.

Они разговаривали обо всем: школьных друзьях и приятелях, учителях и соревнованиях, играх, учебе и устраиваемых проказах. Настроение того времени, легкая ностальгия смешанная с задорной и едва уловимой грустью, сопровождала Алексея и Лиду до самого конца вечера.

Только, не стоило надеяться на то, что начавшийся так хорошо вечер может закончиться без эксцессов.

Некромант не дремал, и как только Лида оказалась за пределами домашней территории, как только она вышла из поля зрения страшного Мельника, он нанес свой удар. Видимо, легендарный Гусар из отряда оперативного реагирования его не пугал. А может быть, любое качество, на взгляд некроманта, могло быть разбито количеством.

Машина была оставлена на парковке почти в квартале от ресторана. Но можно было и сократить путь, пройти по довольно безлюдному парку Звездный. В такое время прохожих уже не было, мягкий свет «шаров»-фонарей разгонял сумерки с тротуара, заметал листья, качал ветви и вниз сыпался золотой листопад.

Платье девушки мягко шуршало по сухим листьям. Каблучки едва слышно цоколи. День выдался все же довольно насыщенным, и Лида, опираясь на локоть Лешки, почти дремала.

Шум ветра, шелест ткани, запах его одеколона, ночной недосып – все сложилось воедино, став камнем на шее утопленника.

Когда ветви зашуршали слишком сильно, девушка не успела среагировать, и если бы не Лешка – то она пала бы жертвой первой же образины, выпрыгнувшей из-за низких парковых кустов.

Это было…

Ну, по крайней мере, Лида могла себя поздравить с тем, что ее иллюстрированный «словарик» полуночного мира только что пополнился еще на одно слово и на один образ, потому что то нечто, что выпрыгнуло на дорожку, ей знакомо не было.

И даже в фэнтези книгах ничего подобного она не встречала.

У этого нечто было много ножек. Четыре, восемь, двенадцать… на шестнадцати Лида сбилась, а начать считать заново уже не успела, потому что, развернувшись от Лешки, четыре шустрые многолапые с усиками и очень впечатляющими клыками, помчались дружно к ней.

– Осторожно!

Возглас запоздал, мощными жвалами ближайшая тварь вцепилась в серую плотную ткань платья и выдрала кусок. На асфальт, разъедая его, падала зеленая кислота.

– Очень весело! – Лида дернулась прочь, остро жалея, что на этих каблуках и в этой юбке легко с асфальта ей не вскочить. Нужно была хоть какая-то опора, а до нее было ползти метров пять, не меньше.

– Ложись! – крикнул Лешка.

Девушка выполнила приказ, и огромная многолапка – размерами куда больше, чем те, что напали на нее снизу, мелькнула в прыжке у нее над головой.

Жахнул выстрел, от громкого звука заложило уши, и словно в замедленной съемке девушка увидела, как медленно-медленно падает та крупная тварь, что до нее не добралась. А Лешка заплатил за то, что вместо того, чтобы отступать, потратил драгоценные секунды на то, чтобы вытащить табельный пистолет. Еще две многоножки, притаившихся в засаде, прыгнули одновременно уже на него.

От одной мужчина увернулся, но от второй не успел. Ядовитые жвала вцепились ему в плечо.

Лида, наконец-то добравшись до скамейки, с ее помощью смогла подняться. Предусмотрительно держась подальше от радиуса досягаемости жвал незнакомых тварей, начала двигаться к Лешке.

А спокойствие ночного парка снова было нарушено. Второй выстрел, третий… пятый.

Когда закончилась обойма, на асфальте остались только трупы.

– Леш! – участковая, пожалев, что к платью не подходила кобура с табельным револьвером, подскочила к мужчине. – Там что, яд?!

– Помимо кислоты? Да.

– Надо срочно перебинтовать!

– Не поможет. Надо домой. За молоком.

– За чем?! – изумилась Лида, отрывая наспех от окончательно испорченного платья еще длинный кусок и все же завязывая мужчине руку.

– Молоко, родная. Молоко. Помнишь, как в сказках? Искупался в кипящем молоке, потом в ключевой ледяной воде – вышел писаным красавцем. Так и здесь, молоко многие проклятья и неприятности после полуночников снимает.

– Надеюсь, тебе в нем купаться не придется? – спросила девушка тихо, потом обернулась. На аллее, вдалеке, показалась темная тень. – Леш…

– Вижу.

– А кто сказать можешь?

– Обижаешь, милая, я же Гусар! Легенда. К нам идет лич.

Сердце стукнуло где-то в горле, а потом страх охватил его ледяной удавкой. Затряслись руки. Ноги ослабли, и если бы не спохватившийся Лешка, Лида просто бы упала.

– Скворцова?! Мать твою! Скворцова, возьми себя в руки!

Лешка, болезненно поморщившись, попробовал схватить девушку на руки, но его правая рука висела плетью, и на попытки заставить ее работать отзываться не пожелала.

– Скворцова… Ну, Лида же! Лида!

Уши заложило.

В глазах повисла черная пелена.

Рядом кто-то кричал, кажется, звучал знакомый голос. Но страх был куда сильнее.

Вроде бы она должна была что-то вспомнить, но не могла.

Страх был детским, застарелым, жизнеопределяющим. Слишком пограничным, чтобы можно было взять и про него забыть!

А потом прошлое качнулось навстречу.

Исчез парк и золотой листопад, снова вокруг расстелились серые коробки домов, узкий переулок и мчавшийся за ней, маленькой девочкой, лич.

Кажется, там, за спиной лича стояла фигура, какая-то, Лида тогда его не увидела. Она просто бежала, изо всех сил, надрываясь, пока сердце колотилось в горле, пока ужасно болела правая нога, на которой сомкнулись челюсти этой странной твари, которая появилась из огромного люка, когда она просто шла по тротуару.

Нога болела, из-за нее дергало все тело, слезы катились из глаз, но она сердито их смахивала и упрямо бежала дальше!

Ей нельзя было попадаться на зубы вот этому страшному, с гнилым дыханием! Один укус не страшно: молоко, мед, две части подорожника, одна часть липы и две части льняной толокнянки с границы – и все будет хорошо. Но если он вцепится, как следует, она потеряет свой дар, поэтому надо бежать, бежать еще быстрее!

Волхвы говорили, она случайно услышала, что ее дар нестабилен! И что нельзя такую девочку, как она, Мельнику отдавать. Род Мельниковых свое бережет, а ее неплохо было бы исследовать. Значения слова Лида не знала, но поняла, что ее дар – это то, что может помешать ей быть с принцем-медведем, поэтому бежала.

И как назло рядом никого не было, кого можно было бы попросить о помощи.

Только… ну, неужели тупик?!

Нет, там кто-то стоит! Кто-то… маленький?

…Щеку обожгло болью.

– Скворцова! – сердитый Лешка смотрел сверху вниз. – Ты что, таким оригинальным образом убиться решила?!

– У тебя патроны есть?

– Нету! Я, знаешь ли, любимую девушку на свидание пригласил, а не на тропу войны вышел!

– Плохо, – пробормотала Лида, – очень плохо. Леш, я про личей ничего не знаю. Куда бить надо?

– Из чего стрелять будешь, Скворцова? Я знаешь ли, сомневаюсь, что он испугается наставленного на него пальца и сказанного «бух».

– Леш, не ерничай. Я вполне пришла в себя. Куда бить?

– В левый глаз.

– Именно в левый? Правый не пойдет?

– Да. Почему именно так, а не иначе, я не выяснял. Сказали – делаю.

– Ладно… – Лида нервно облизнула губы. Скользнула пальцами по предплечью и в руку лег охотничий обрез. За спиной ругнулся Лешка, но она уже не слышала.

Смотрела на подходящего медленно лича.

«Здравствуй, мой детский кошмар», – подумала она. И мысли отдавали горечью.

Она боялась, она боялась так, что рука тряслась, а Лешка – был правшой, и даже не мог направить обрез.

Гулкий выстрел, и… мимо.

С губ девушки сорвался истерический смешок.

Что? Снова-здорово, она сейчас промажет еще пару раз, и лич снова вцепится ей в горло? Только на этот раз всемогущий Мельник может и не успеть спасти ее!

Спасти.

Мельник.

У нее же на груди висел амулет! Который лично повесил Миша.

Он еще сказал, что этот амулет позволит пережить ядерную войну.

Возможно.

Лич оказался слишком близко.

Только секунду назад эта тварь двигалась так медленно, что можно было спокойно от нее убежать, а вот уже зловонное дыхание обожгло лицо Лиды.

– Он быстрый! – ахнула она.

Обрез выстрелил вторично, и снова… мимо.

Половину носа лича разворотило, смотреть на это алое месиво было жутко, кислый комок подкатывал к горлу, но двигаться твари это не мешало.

Страх дошел до предела, а потом словно выключился.

На его смену пришла чистая, неподдельная ярость.

Внучка потомственной бабы яги, дочка кащея, бывшая невеста Мельника, сама чуть не стала бабой ягой, матушка полуночников, участковая для нечисти – по меткому определению младшего брата. А тут какой-то представитель полумертвых меньшинств на нее свою гнилую пасть раскрывает!

Серые глаза отдали мертвенной зеленью.

– Стоять! – командирским голосом рявкнула Лида.

И случилось чудо. Лич замер.

Видно было, что в алых глазах мертвой твари появилось искреннее изумление пополам с узнаванием, а потом он начал рваться из невидимых пут.

– Долго не продержится, – хрипло сказал Лешка за спиной.

Лида кивнул.

«Долго» ей и не надо было. Перезаряжать обрез было некогда, поэтому она просто его заставила исчезнуть и призвала снова. Уже заряженным.

Лич, стронувшийся с места с диким криком, получил очередной выстрел в грудь. Сила выстрела была такова, что тварь отшвырнуло прочь, давая девушке еще несколько мгновений на то, чтобы успокоить дыхание.

Четвертый выстрел стал контрольным и добивающим.

На землю упали уже разрозненные куски мяса.

Левая рука Лешки поднялась вверх, закрывая Лиде глаза.

– Не надо на это смотреть, Скворцова, – шепнул он, потом повернул Лиду по направлению к парковке. – Пойдем, нам нечего здесь больше делать. Ты со всем справилась сама. Умница, Скворцова… Умница.

Лида кивнула.

До джипа отключившегося Лешку она тащила практически на себе.

Сгрузила его на заднее сидение и, набирая по дороге домашний номер, помчалась по пустой трассе.

Лиде даже объяснять ничего не пришлось.

Когда прошло соединение, зазвучал тихий и сейчас самый родной голос Мельника:

– Тшшш, барышня. Все хорошо, мы знаем. Уже твоя бабушка зелье варит.

Слезы подкатили к глазам.

Горло сдавило, но Лида с собой справилась. Только аварии не хватало устроить на трассе!

– Миш, кто это был?

– Некромантические каракатицы, подвид кислотно-ядовитых.

– А что, есть подвиды другого типа?

– Сколько угодно, барышня. Некроманты эти порождения особливо любят.

– С чего бы это?

– Послушные, удобные, можно создать какого угодно размера. Чем больше размер – тем больше яда с собой каракатица несет.

– Миш, а почему каракатица? Если я правильно помню, это моллюск, в океане живет, в море. А то, что я увидела, больше напоминало сколопендру!

В голосе Мельника зазвучал смех:

– Видимо, некромант боится многоножек, поэтому классическую сколопендру использовать и не стал. А если серьезно, название такое из-за внутреннего строения. Каракатицы несут с собой чернила, хранятся они в чернильном мешке. Кислоту те твари, которых ты видела, также хранят в особом мешке, очень схожем на чернильный. Поэтому и назвали так. Барышня…

Лида кивнула.

– Я… я… Да. Я внимательно смотрю на дорогу. Только не бросай со мной разговаривать.

– Не брошу.

– Потому что ты хороший?

– И это тоже, барышня. Хотя, скорее, я серый страшный волк.

– Ты принц-медведь! – возразила Лида сердито. – Вакантное место волка занято.

– Да-да, занято, так занято. Ну-с, барышня, о чем еще тебе поведать?

– О чем угодно!

– Ну, хорошо. Пусть будет… – Мельник задумался всего на мгновение, потом кивнул и начал: – Что же собой представляет граница? На последнем консилиуме, бабок ежек с кащеями было вынесено общее решение…

Речь Михаила текла плавно, содержание рассказа Лиду интересовало сейчас меньше всего, она цеплялась за интонацию, за мягкость слов, за неспешность ритма. Цеплялась изо всех сил, держалась, потому что надо было доехать. Лешке нужна была помощь, а ей…

Ей самой…

Чего хотела сама девушка?

Кажется, этого она – не знала. И вряд ли хотела узнать…

…Джип мягко остановился у крыльца.

Вышедший на крыльцо Степан Викторович с двумя ребятами из отряда Гусара, вытащили Лешку из машины и потащили в дом.

Лида, оставив ключи в зажигании, вышла из машины, сделала по инерции пару шагов и пошатнулась. Тело отказывалось вспоминать, что оно не гуттаперчевое и норовило согнуться в три погибели.

– Внучка.

Окно кухни приоткрылось всего на мгновение. Девушка подняла голову, разглядывая выглянувшую бабушку.

– Да, бабуль?

– Лешкой я сама займусь. Негоже юной девице такими вещами заниматься. Да и… сама понимаешь.

Лида кивнула.

Была бы она бабой ягой, то помогла бы обязательно. Но сейчас любое зелье в ее исполнение приобретало совершенно убойные качества. И слово «убойные» здесь было совсем не для красного словца.

Она не могла помочь, поэтому лучшим вариантом было сесть где-нибудь в уголке и не мешать. А еще – чтобы ее саму никто не увидел.

Потому что схваченное спазмом горло отпускать и не думало. И к глазам близко-близко прилили слезы.

Ведь снова… эта тварь была так близко. И было так страшно…

Дверь комнаты закрылась за Лидой. И возможно это было сейчас не самое надежное укрытие, из теней чудились ей оскалы грозных тварей, но все же это было куда лучше, чем ничего.

Старенький плюшевый черный кот был, по словам папы, подарком от бабушки. Лида этого не помнила, зато хорошо знала, что если обнять Котофея, уткнуться носом в его мягкую шерстку, то все тревоги уходили, словно смытые волной прилива.

Уже очень давно Лида не пользовалась этим волшебством и этой магией. Наверное, зря. Может быть, тогда не было бы так страшно?

В углу было пусто, никого и ничего, а собственная кровать казалась девушке оскалившимся монстром… Поэтому прихватив одеяло, она сжалась в уголке, накрылась с головой и уткнулась лицом в пушистый бок плюшевого кота.

«Я в домике», – так и просилось на язык. – «Я в домике, а значит, здесь меня никто и ничто не тронет!»

Но безуспешно убеждала себя Лида, что в ее комнате никого нет. Что домовой Тимофей или ее личный снежный зверь обязательно подняли бы тревогу. Страх не утихал. Страх сотрясал ее тело мелкой дрожью, ядовитыми кольцами вползал под одеяло. Это было совсем не смешно! Но зубы выбивали стаккато, и она никак не могла утихомирить их. То и дело чудилось, что рядом кто-то есть.

Сопротивляться накатывающим ощущениям не получалось, девушка еще сильнее вжалась в угол, накрылась с головой толстым одеялом и затихла.

Как мысль спасение в голову пришло, что можно позвать на помощь, что совсем не обязательно столько терпеть и мучиться. Надо просто позвать… и…

Страх прокатился по телу разрядом молнии.

А кого звать?!

Разве у нее есть человек, кто сможет ее защитить?

От чего?

Мысли путались. С мыслями происходило что-то не то, чтобы странное, но… это было ненормально.

Словно мысли были не Лидиными.

– Барышня!

Голос вырвал из забытья, Лида дернулась, рванулась прочь, не разбирая дороги, и оказалась прижата к груди Мельника.

– Миша…

– Барышня, что с тобой?

– А если бы я знала! – рассердилась девушка. – Тебя вдруг начала забывать! Главное понять ничего не могу! Видимо, я слишком испугалась… лича этого…

– Кого барышня?! – изумился Мельник, вытаскивая словно пушинку девушку из угла, и оглядываясь в комнате.

– Лича.

– Какого?! Откуда он взялся? На вас еще раз напали?

– Почему «еще раз»? Сразу же. Вначале те, сколо… недокаракатицы, а следом – лич появился.

– Как же так… Этого мы не видели… Так, – Мельник, включив свет, пересадил Лиду на кровать, закутал в одеяло, когда то начало сползать. Кинул взгляд на серую тряпку в углу, которая еще пару часов назад была прекрасным платьем, и снова взглянул на Лиду. – Барышня. По порядку, с самого начала. С того самого момента, как ваш молодой…

– Опять на «вы»? – Лида вскинула голову. – Пытаешься отстраниться опять? Не получится! Не отпущу!

– Барышня.

– В общем, – тряхнув волосами, девушка, взяв себя в руки, высвободила из-под плотной хватки одеяла ладони, завязала высокий хвост. – На «ты» и не забывай этого больше.

– Барышня.

– Да! Иначе, буду величать тебя Мельником и на «вы» и никак иначе. И даже близко не подойду! А… Шторма еще сманю, – улыбнулась Лида, сводя сказанное к шутке.

Мельник вздохнул:

– А ведь теперь у тебя, барышня, есть все шансы.

– Да? Это хорошая новость! Я взяла себя в руки, – немного покривила она душой. – Как вы меня видели?

– Наливное яблочко, золотое блюдце. Они работают точно так же, как и в сказках.

– Так… Хорошо. И с какого момента вы за мной смотрели?

– Как только ты села в машину, – улыбнулся Мельник. – Раньше бы Влада Сергеевна никого не подпустила.

– А инициатива была бабулина?

– Да. Ей не понравился расклад на сегодня, вот она и велела, что мы сидим и смотрим за происходящим. По очереди.

– И кто со мной смотрел театральную постановку? – засмеялась Лида.

– Влада Сергеевна и смотрела.

– И чего сказала?

– Что за такие посредственные постановки пороть надо. Вот приедешь в Питер, она тебя сводит на действительно стоящие внимания пьесы.

– А… Ага. Так, тогда… наоборот. Я теперь говорю, да?

– Да. По порядку, барышня.

– Лешка приехал в шесть двадцать пять. С букетом розовых роз. Вот те… А?!

На широком подоконнике не было ни вазы, ни цветов.

Впрочем, прежде чем Лида успела перепугаться и задуматься на тему того, не приснился ли ей вообще сегодняшний день, Мельник успел разъяснить возникшее недоразумение.

– Окно было открыто. Тимофей не уследил, и забравшаяся с улицы дворовая кошка разбила вазу. Выбрать мелкие осколки из цветов было невозможно, поэтому стеклянное крошево с розами выкинули. Дальше.

– Мы сели в машину. Болтали о школьных временах только. Перешли вроде бы на полуночную тему… но Лешка попросил ее все-таки не поднимать. На трассе он увеличил скорость. Пробок в Брянске почти не было, поэтому до театра мы доехали легко. Пробыли там. Потом поехали в ресторан. Около него на парковке мест свободных не было, поэтому оставив меня в ресторане, Лешка велел делать заказ, а сам ушел ставить машину на платную парковку. Вернулся через пятнадцать минут. Сказал, что встретил знакомого.

– Кого?

– Не знаю. Лешка не упомянул.

– Кого он мог встретить?

– Не знаю. Из наших несколько человек там точно есть. Из одноклассников. Хотя… с тем учетом, что мы разговаривали в машине про одноклассников, он обязательно сказал бы о том, что-то вроде «ты представляешь, кого я видел».

– Раз не сказал?

– То видел кого-то, кто связан с полуночниками.

– Хорошо. Дальше?

– Мы посидели в ресторане, – Лида задумалась. – Почти не разговаривали. Я из-за недосыпа то и дело клевала носом и пару раз, к его смеху, чуть не перепутала приборы и куда их нести. Попробовала наколоть на вилку прикольную резиновую фигурку, которая в качестве украшения была на блюде. Одним словом, чудила. Пару раз он меня о чем-то спросил, я не ответила, то ли прослушала, то ли не услышала.

– Демонстрировала полную потерю бдительности, – подытожил Мельник, подтаскивая поближе к себе кресло и усаживаясь в него. Взгляда с Лиды он не сводил, но девушке под этим взглядом было тепло и спокойно. Хотелось еще разве только, чтобы он взял ее за руку. Но… О несбыточном лучше не мечтать. – Дальше?

– Мы вышли из ресторана. На часах было десять с копейками. Звездный парк закрывается в десять часов, но мы прошли по «тайной» тропинке, о которой знают все, мало-мальски связанные с этим парком.

– Дальше?

– Мы были примерно на середине пути, когда… – голос Лиды дрогнул. – Они появились из кустов. Вначале мелкие многоножки, я споткнулась, потеряла координацию и оказалась на земле. Лешку оттеснили от меня, а когда я упала… на меня напала каратица покрупнее остальных. Он ее пристрелил, и тут же из засады на него напали еще две. Стряхнув своих противников, он их пристрелил. Патроны закончились, когда мы услышали, что по аллее кто-то идет.

– Этого мы уже не видели.

– Что вы видели?

– Когда все каракатицы были убиты, ты помогла Лешке добраться до машины. На этом мы выключили яблочко и занялись тем, что начали готовить зелье на молоке.

– Он не шутил? Правда, молоко используется?

– Правда.

– А! Миш, слушай, – Лида на мгновение сдула пряди с лица. – Я тебе сейчас зелье скажу, от чего оно?

– Называй.

– Молоко, мед, две части подорожника, одна часть липы и две части льняной толокнянки с границы, оно от чего?

– От яда личей. Только я не слышал, чтобы туда добавлялась липа… – пробормотал Мельник. – Толокнянка граничная, подорожник, мед и молоко – да. А вот липа… откуда она взялась в этом рецепте?

– Вот уж не знаю… – Лида отвела взгляд. Ей не хотелось вспоминать про лича. Про то, как тряслись руки, как она раз за разом промазывала, не в силах попасть в левый глаз полуночной твари. – Миш.

– Да?

– Я матушка полуночников, так?

– Так, – согласился мужчина.

– Если я прикажу… что-либо своим полуночникам, они меня послушают?

– Да.

– А если чужим?

– Нет. Никогда. Тебя послушают только те, кто находится на твоей территории и под твоей опекой. Никто другой слушать тебя не станет.

– Так… может тогда мне все это показалось? – пробормотала Лида.

– Барышня?

– Я расскажу. Только… я не знаю, как это объяснить. Может быть, это тоже мне показалось, если вы не видели лича? И был ли он…

– Если был, мы об этом сразу узнаем.

– Как? – изумилась девушка.

Мельник встал, и быстрее, чем Лида сообразила, что делает, она вцепилась в его руку: