Текст книги "Участковая для нечисти (СИ)"
Автор книги: Олеся Шалюкова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)
Использовать силы второго, полуночного мира около людей он не любил, зачастую человеческое неверие приводило к искажению результатов, но здесь и сейчас Фомы неверующего рядом не было.
Тонкая граница между миром реальным и миром полуночников откликнулась легко, шагнула навстречу, распахивая свои объятия. И Мельник с трудом удержался от крепкого словца. Вокруг девушки в воздухе порхали тонкие черные «реснички». Тонкие эфирные следы от чего-то, что принадлежало миру полуночников.
Сон был не настоящим, а наведенным. Кто-то очень не хотел, чтобы участковая проснулась. Или же, все было еще куда хуже, чем Михаил посчитал. Граница откликнулась слишком легко, словно сюда ее уже вызывали.
Присев на край кровати, Мельник наклонился к лицу спящей. Граница не может уйти просто так, она оставляет след, который хоть и стирается, но его можно обнаружить, главное знать, куда именно смотреть.
Естественно, Михаил знал.
Если не приглядываться, тонкую паутинку на побелевших губах можно было даже и пропустить. Мельник, хоть и испытывал некое чувство смущения, приглядывался внимательно.
Паутинка было не чисто-черной, скорее серой. Словно девушка не просто побывала на границе, но и смогла вовремя ее покинуть. У самой Лиды таких возможностей не было, Михаил знал это точно, не могло их быть у ее домового или отца.
Мог Димка приобрести после зова русалки немного экстрасенсорные способности – это был вопрос, что-то могло поселиться в его душе, приоткрыв дорогу миру полуночников. Но вряд ли этим чем-то могло быть умение переходить между мирами.
Был вариант, что вмешался кто-то еще, другой, нежели тот, с чьей подачи Лида побывала на границе. Могло быть что-то, о чем Мельник не знал. Он не считал себя непогрешимым, и знал точно, что есть вещи, о которых он сам даже не догадывается, несмотря на возраст и весь свой опыт.
Наклонившись еще ниже, чтобы рассмотреть краешки плетения следа, Мельник пропустил тот момент, когда Лида распахнула глаза.
И Михаил, впервые попавший в настолько дурацкую ситуацию, когда его поймали за таким положением, словно он собирался спящую поцеловать – растерялся. Растерялась и Лида, не знающая, как отнестись к подобной ситуации, когда в комнате оказывается без приглашения мужчина, да еще и так близко.
Была бы на ее месте лучшая подруга, та бы безо всякого стеснения, заявила – чего замер, целуй. Но она-то была не на ее месте! И к тому же, у нее был жених. И…
Михаил с деликатной ситуацией справился все же первый:
– Не двигайся, барышня, – велел он, отстраняясь. – Сейчас я это уберу, потом отвечу на твои вопросы, если они у тебя есть. В идеале было бы замечательно, если бы ты не мешала выполнять мне работу и сейчас помолчала.
Взгляд Лиды на миг наполнился обидой, потом ресницы дрогнули, опускаясь.
– Это значит, что ты, барышня, все поняла и помолчишь? Хорошо.
Единственное реакцией на последнее «хорошо» стал сжатый кулак девушки, впрочем, руку она тут же расслабила и предпочла вообще закрыть глаза. Мельник над ее головой усмехнулся:
– Почто же вы меня так не любите, барышня? Уже лесовой ко мне прибегал, говорил, что из-за нашего молчания вы пострадали, Да еще так, что даже разговор об увольнении зашел. Я тебя ждал, что ты ко мне ругаться придешь, а ты так и не пришла.
Взглянув на Михаила, Лида снова закрыла глаза. Ругаться с ним не хотелось, хоть обидно и было настолько, что словами не передать.
– Ты на меня обиделась, барышня, – вздохнул Мельник.
Лида упрямо промолчала.
Сама понять толком не могла, что же ее так задело, но еще как задело, как выяснилось! И даже понимая, что раз Михаил здесь, значит, с ней что-то случилось, да настолько, что потребовалась его помощь, она от своей обиды иррациональной избавиться не могла.
И даже убеждения, что она чужая невеста, что она любит другого, и вообще он Мельник, а она обычный человек – не помогали. Более того, если бы кто-то сказал, что Лида в Мельника влюбилась, как сказал ей Рим, она по-прежнему бы невероятно удивилась. Разве такое может быть?
– Почти готово, – пробормотал Мельник. – Сейчас может быть немного больно, но второй способ снимания этой гадости тебе не понравится.
Боль была, резкая, но короткая. По губе потекла кровь, и Мельник, отстранившись с пинцетом, на котором висела тоненькая, но странно отвращающая паутинка, протянул Лиде свой платок.
– Прижми. Сейчас разберусь вот с этим, и прижгу ранку.
Лида вздохнула. Спорить не хотелось, вообще ничего не хотелось. А потом опять сознание куда-то начало ускользать, на предплечья сжались чужие руки. Встревоженный голос над головой что-то требовал, но сон был сильнее.
– Тимофей, – крикнул Мельник.
– Да, барин? – выглянул домовой из стены.
– Принеси сумку, собери для барышни что-то из вещей. Я ее с собой на Мельницу забираю. Там виднее будет, что на нее наложили, кто и зачем.
– Она поправится, барин?
– Куда же она от меня денется-то, Тимофей. Степану я сам позвоню, поговорю.
– А что сказать Александру?
– Это еще кто? А, – спохватился Мельник, – опер тот?
– Да.
– Скажи, что я барышню на мельницу забрал. Больше ему знать ничего не надо.
Тимофей послушно кивнул, забегал по дому.
И через полчаса кроме домового никого в нем и не осталось. Дени мелкой пичугой мчалась за хозяйкой. Саня отвечал на шквал звонков в участке, понимая, что это не к добру.
А около дома Скворцовых кто-то бессильно злился, не найдя не то что полумертвую Лиду, а даже следов своего заклинания…
Пробуждение вышло не из лучших.
Еще даже не открывая глаза, Лида знала, что в очередной раз все пошло наперекосяк, потому что воздух пах кислым, и босые ноги холодил не ветер – а голая земля. Где-то в стороне слышалось чириканье и посвистыванье птичьего разноголосья.
Открывая глаза, девушка морально готовила себя к тому, что она сейчас не дома, и поэтому надо собраться и не пугаться, но все равно действительность оказалась страшнее всех ожиданий.
Во время первого пробуждения на границе, она была хоть и не дома, но, по крайней мере, так казалось – обстановка вокруг была мало-мальски знакомая и не такая пугающая. А сейчас вокруг был лес, ну, не совсем лес, скорее его предвестье.
Лида лежала на траве. Ноги холодила земля. Серые колкие травинки, оставшиеся от летнего богатства, неприятно кололись, забирались под домашние брюки. Было очень холодно – ветер скользил по обнаженным плечам. На Лиде была из верха только майка на тонких бретельках, и, естественно, никаких кофт или курток.
Поднявшись с земли, девушка осмотрелась, но… вокруг не было ее пушистой защитницы, снежного зверя Дени. Не было и следа дома или хотя бы стрелочки «к смерти в ту сторону».
Оставаться на одном месте было зябко. Двигаться по кругу – больно. Босые ноги кололи травинки, под них попадали то крупные камни, то комья земли. Зато на ходу лучше размышлялось.
В прошлый раз граница проходила очень близко к дому Лиды, видимо, чтобы легче было ее туда столкнуть. В этот раз граница затащила ее гораздо глубже. Возможно, заклинание было настроено таким образом, что если участковая смогла бы вернуться обратно, в следующий раз такой возможности возникнуть даже не должно было.
Оглядываясь по сторонам, девушка мимолетно подумала о том, что здесь Дени ее не найдет. Впрочем, Мельник тоже. Вряд ли папе придет в голову, что непутевую дочку во сне могло занести на границу. Это вообще вряд ли кому-то могло прийти на ум, потому что на границу провести может только Мельник.
Лиде это преподносили как аксиому, осталось только понять, почему же тогда она сама оказалась на границе.
Нет, был еще один вариант – то, что ее в действительности украли из дома, перенесли куда-то «туда» и оставили одну. Возможно, даже участковая рассмотрела бы этот вариант в первую очередь, если бы не огромный баобаб, торчащий чуть левее той поляны, на которой она пришла в себя.
Это было возможно только в одном-единственном случае, если бы Лида оказалась на границе. Как-то слабо верилось в то, что пока она спала несколько часов, кто-то специально для того, чтобы ее смутить, вырастил баобаб среди русского подлеска или, того хуже, создал технологию голограммного воспроизведения.
– Итак, – пробормотала Лида вслух, собственный голос немного успокаивал. – Что мы имеем? Границу. Там не знаю где. Отсутствие еды, воды и надежды самостоятельно отсюда выбраться. А еще возможности с кем-либо связаться, чтобы об этой помощи как раз-таки попросить. Да что ж так больно-то! – ругнулась она, задирая майку.
Чуть повыше пупка словно монету раскалили. Больно, больно и с каждым мигом все больнее и больнее!
Серебристое «зеркальце», о котором Лида успела забыть, сияло и переливалось. И как-то очень быстро стало понятно, что сейчас надо приложить к этому зеркальцу палец и кого-то позвать.
Можно было позвать водяного, ведь изначально это «зеркальце» было сотворено из его магии. Или лешего… или Рима. Но всем троим придется идти на поклон к Мельнику, а значит, и платить за работу. Именно поэтому, как делать этого и не хотелось, Лида приложила палец к зеркалу, зажмурилась и позвала Мельника.
– Михаил…
Не последовало ни отклика, ни ответа, не было даже знака, что Лиду услышали, и девушка малодушно этому обрадовалась. Теперь у нее появилась законная возможность, чтобы позвать кого-то другого на помощь.
Капельке первородной магии так не казалось. Пока девушка предавалась сомнениям, раздумьям и малодушью – она просто погасла.
Ругаться Лиде не позволила сила воли, хотя очень хотелось. Вместо этого девушка, обиженно пробормотав себе под нос пару добрых слов в адрес тех, кого видеть не хочется, но приходится просить о помощи, она с размаху села на землю.
Злобно ойкнула, когда под зад попало что-то острое, и подскочила. На земле лежал какой-то странный комок… какой-то предмет с острым сколом. Он ушел в землю так глубоко, что без дополнительных инструментов вытащить его было невозможно.
Лиду охватил азарт.
Сбегав до ближайших кустов, она выбрала несколько веточек потолще и вернулась обратно – раскапывать холодную землю.
Первая веточка сломалась, вторая, оцарапав ладони, последовала судьбе первой, третья и четвертая оказались не лучше.
Если бы работал браслет на предплечье, Лида бы уже давно озаботилась более приличным орудием производства, но, увы, как и в прошлый раз, работать браслет не собирался. А интерес точно так же никуда не собирался исчезать.
Вначале поддался верхний слой, с дерном, а затем, осторожно отгребая в стороны корешки, Лида добралась и до того, что было скрыто в земле. Правда, выглядело это как комок грязи с твердой сердцевиной.
Заинтригованная происходящим еще больше – иногда ребенок в душе девушки подбивал ее на странные поступки, она заозиралась по сторонам. Нужен был источник воды. Небольшой, не лужа, конечно, с расцарапанными ладонями, только в грязной воде не хватало возиться. Нужен был ручей или озеро.
– Что-то потеряли, барышня?
Голос был тихим и отчасти незнакомым.
Какой-то частью рассудка девушка еще отметила, что Мельник в бешенстве, а затем…
Отреагировать она не успела бы в любом случае. На территории границы Лида была гостьей, к тому же гостьей незваной, а вот Мельник здесь был хозяином. К тому же он был и выше девушки, и крупнее ее в плечах, и, наконец, она была растеряна, замерзла и еще не успела взять себя в руки, а он был зол, и эта злоба придала бы ему сил справиться с кем угодно, а не просто с одной отдельно взятой участковой.
– Барышня.
Надо было повернуться, когда на плечи легли чужие руки. Надо было закричать, надо было…
В голову мгновенно полезли всякие глупости и страшилки. Лида даже рванулась в сторону, но… тот самый ее недостаток, полное неумение защищать себя, подвел ее и в этот раз. Она просто рухнула на землю, хотя Мельник в последний момент и придержал, не давая удариться.
Спросить, что ему надо, Лида просто не успела. Она ничего не смогла сделать, как оказалась опутана растениями. Подчиняясь хозяину границы, длинные корни и не отжившие стебли растений опутали руки девушки, ноги, прижимая ее к земле.
– Бесполезно, барышня, – сообщил Мельник негромко. – Эти растения не чета земным, почти потерявшим свои силы, эти растения чтобы порвать, надо или слово заветное знать, или быть хозяином границы.
– Как ты? – спросила задиристо Лида.
– Как я, барышня, – согласился мужчина, не обращая внимания на вызов в словах и глазах. Сейчас его интересовало другое. Как объяснить происходящее.
На мельнице он попробовал разбудить девушку, но потерпел неудачу. Первый раз! Первый раз за все время он не мог не только что-то сделать, но и понять причины произошедшего. Лида просто спала, не отвечая на вопросы, окрики, не реагируя на нюхательные соли, зелья и даже заговоры.
Кто бы мог подумать, что душа спящей красавицы, из-за которой вся семья стоит буквально на ушах – найдется на границе.
Еще был интересный вопрос, как именно она подала сигнал о том, где она, но сейчас предстояло все-таки сначала разобраться с тем, что именно сюда ее привело.
Мельник был аксиомой полуночного мира, как и его умение провести человека или не человека на границу. Но из этой фразы постоянно упускали вторую, более важную часть. Только в силах хозяина границы было умение безопасно вернуть гостя полуночного мира обратно в его настоящий мир.
Попасть на границу можно было десятками разных способов, при этом обратное возвращение ни один из них не гарантировал.
Во-первых, зелья. Мельник навскидку мог назвать пяток зелий, разного времени приготовления и разной «глубины» действия, позволяющие переместиться на границу. Чем сильнее зелье, чем могущественнее использовались компоненты, входящие в его состав – тем глубже отправлялся гость в потусторонний мир.
Лида в эту категорию входить никак не могла. Зелья были билетом в один конец, но действовали вместе с телом. А ее тело было под защитой излома на мельнице.
Во-вторых, амулеты. Это было не редкое дело, шаманы, ведьмы, баб-ежки любили заниматься такими амулетами, даже до людей история о них доходили нередко в сказках и сказаниях. Например, известный даже маленькому ребенку путеводный клубочек из сказок про Иванов. Ограничение «не смотреть по сторонам, ни с кем не заговаривать» в некоторых сказках упоминалось не случайно – проходя по границе вслед за амулетом пути, можно было с него сбиться, если внимание с клубочка перескакивало на обитателей мира границ. После этого обратно «Иваны» не возвращались.
Опять-таки, это было не про Лиду, поскольку ее тело – было на месте. Да, было несколько амулетов, отдельная категория, которые отправляли в путешествие только душу – но от таких амулетов шла ощутимая черная волна, и они не смогли бы пересечь границу мельницы, должны были треснуть, а девушка, соответственно, проснуться. Раз этого не случилось, значит, дело было и не в амулете.
Оставалась третья, самая редкая и чего таить – самая опасная категория – заклинание.
Вот заклинания воздействовали на жертву так, как было угодно заклинателю. В их силах было вполне забросить душу на границу отдельно от тела, и это вполне укладывалось в те знания, которыми Мельник уже обладал. Невесть с чего на Лиду взъелся некромант, это они как раз такое умели.
Было только одно «но», подобные заклинания всегда оставляли материальный след в мире нематериальном. То есть где-то на теле Лиды должно было быть проявление заклинания. Украшение, появление которого она не сможет описать, или – какая-то татуировка, или что-то еще.
Именно поэтому самым важным делом девушку было сейчас раздеть.
О том, что самой спасаемой такие меры могут не понравиться, Мельник не думал. Наложенное заклинание могло быть «каскадным», то есть с каждым разом отправлять свою жертву на все более и более глубокие слои границы, и вытащить Лиду оттуда можно было уже просто не успеть.
Душа, не защищенная телом и естественными щитами человека, которые есть у многих людей, могла просто рассыпаться, оставшись разве что новым привидением в лесу Скорби, весьма неприятном месте на Границе.
Церемониться с одеждой тоже было некогда, и штаны Лиды поехали по шву, оставляя ветру длинные обнаженные ноги. Ветряный прохиндей с удовольствием вцепился в новую игрушку, Лида удивленно и как-то жалобно вскрикнула.
От неожиданного поведения Михаила мгновенно на глазах выступили слезы:
– Что ты делаешь?!
– Как ни странно, барышня, спасаю тебе жизнь.
– Вот таким образом? Что-то я не слышала, чтобы у кого-то… – обличительную речь Лида до конца не довела. Нож скользнул выше, и брюки, ставшие двумя бесполезными половинками, были отброшены в сторону.
Мельник, скользя шероховатыми сильными пальцами по светлой коже, досадливо шипел себе что-то под нос.
Лида, закрыв глаза, уговаривала себе, что ей просто снится дурацкий сон. Что это просто… ну, бывает, случается, гормоны сошли с ума, мозги ушли вслед за ними. Бы-ва-ет. И совсем не повод для обиды и для тяжелого комка в низу живота.
Касания пальцев Мельника были очень легкими, словно крылья бабочки то и дело пролетали по коже. От щиколотки вниз – к пальцам, вдоль икры вверх к коленке и в чувствительное местечко – под. Лида не боялась щекотки, но сейчас, лежа на голой земле, она думала о том, что лучше бы боялась, тогда можно было не так дрожать, в ожидании того момента, когда руки скользнут выше, к бедрам.
Потому что тогда было бы просто щекотно, тогда не надо было бы уговаривать себя, что это… это…
– Хватит! – сорвалось тихо с ее губ.
– Прости, барышня, – Мельник не остановился, очерчивая круги на коже, – к сожалению, есть заклинания, последствия которых не видны глазу. Можно только руками… Если бы была где-нибудь поблизости ведьма знакомая, или из лешаков, водяных кто поблизости был с женской ипостасью, я бы их позвал. Но у нас на это нет времени. Так что…
– Стиснуть зубы и терпеть, стиснуть зубы и терпеть, – нараспев продекламировала Лида.
– Точно, барышня, именно так.
Выдержки Лиде хватило до бедер. Когда мужские руки поднялись до краешков ее белья, нервы у нее сдали.
– Поговори со мной, – взмолилась она.
– О чем, барышня?
– О чем угодно! – «О чем угодно», – как молитву про себя подумала девушка, стараясь не думать о том, что сейчас чего-то из своего белья она лишится. Или майки, или… про второе «или» даже думать не хотелось. – Я знаю! Когда я была у Рима… когда… тот… напал, олух подводного царства! Ты забрал меня оттуда, но перед этим выполнил мое желание, за которое мне предстоит расплатиться. Ты уже знаешь, какую цену с меня запросить?
Вопрос Мельнику неожиданно не понравился. Не понравился настолько, что, не рассчитав собственного движения, он потянул тонкую ткань майки и… раздался треск, а вслед за ним еще более злобный речитатив чем прежде.
Окликать Михаила уже больше не хотелось. Ветром обожгло грудь, и больше всего сейчас Лида жалела о том, что после того, как отрезала волосы, не догадалась их отрастить. Сейчас бы они…
Мысли из головы вынесло тем самым ветром, которым обожгло кожу, оставшуюся без майки.
Мужская ладонь легла на ложбинку, осторожно погладила кожу… и… это не было болью, в том смысле, который хорошо знаком любому человеку. Это не было щекоткой. Просто было ощущение, что под кожей перебирает кто-то лапками, и этого «кого-то» тащат наверх.
С губ сорвался не стон, не крик – скорее тихий вой, а потом все закончилось.
Лида поняла, что свободна. Больше нет корней, больше нет растений, больше нет границы.
Одежды, впрочем, тоже не было, как и знакомой комнаты.
Была небольшая спальня, где она лежала на кровати, глядя в темный потолок, где на длинной веревке покачивались связки трав.
Сил двинуться не было, не было желания шевелиться. Тело было каким-то бескостным, лишившимся опоры.
Надо было прикрыться хоть чем-то, потому что Лида понимала, что сейчас, разобравшись с той гадостью, которая раз за разом утягивала участковую на границу, Мельник вернется к ней уже в живом, настоящем виде, но… не получалось.
Надо было собраться с мыслями. Чтобы быть готовой ответить не на его вопросы, а на свои – чтобы понять, кто именно что подсадил! Но подвигом казалось двинуть хотя бы мизинцем. Внутри не было ничего. Даже ненависти к тому, кто так ее подставил и чуть не убил. Лида очень хорошо поняла, о чем умолчал Мельник, что именно он упустил, отделавшись скомканным «нет времени». Еще один бы провал на Границу – и тело бы осталось бесхозным. Возможно, его подключили бы к аппарату искусственного жизнеобеспечения, решив, что это просто кома, и хозяйка вернется, возможно, тело без души очень быстро бы сгорело. Девушка не знала, но понимала, что обязана теперь Михаилу гораздо больше чем раньше. Обязана ему за свою жизнь уже дважды.
Надо, надо, надо…
Глаза закрывались, словно к ресницам привязали гири.
– Не спи, барышня, – тихий голос раздался над ухом, и Лида бы подпрыгнула, если бы на это были силы. Сил не было. Было ощущение бесконечной мягкости под головой и нежного тепла на теле.
– Открывай глаза, барышня. Иначе ведро холодной воды, которое стоит у кровати, я на тебя вылью. Тебе то все равно, но пожалей меня, мне потом придется спать на полу, а там знаешь ли, дует, заделать щели у меня еще не получилось.
– По… че… му?
Губы не слушались, но… Мельник понял.
– Откроешь глаза, скажу, как догадался, что тебя надо искать на границе.
Любопытство было достаточным побуждающим стимулом, чтобы Лида встряхнулась, но его не хватило, чтобы девушка смогла взглянуть на своего спасителя-мучителя. Не помогла даже угроза ведра холодной воды, что-то подсказывало, что Михаил ее все равно не выполнит, и совсем не потому, что потом…
Спать?
Кровать прогнулась. Большое теплое тело рядом…
В голову постучалось «это не к добру». Усталость посоветовала махнуть рукой и забить, все равно никто не узнает, да и вообще…
– Барышня, тебе нельзя спать.
– А если очень хочется?
– Тем более нельзя. Если ты сейчас заснешь – снова вернешься на границу, потому что твоя душа еще не успела понять, что все, нет того, что тебя туда тянуло.
Лида кивнула.
Правая рука, которая все это время была сжата в кулак, больно дернулась. А потом… Больше всего это напоминало «послевкусие» ощущений после того, как часть тела долго не двигалась, а потом в ней начала снова циркулировать, как и положено, кровь. Девушка взвыла!
Больно! Щекотно! Неприятно… и все это одновременно.
– Об этом-то я и не подумал, – сообщил Мельник, откуда-то над головой Лиды. Девушка, открыв глаза, с трудом взглянула налево. На кровати рядом с ней лежала огромнейшая кошка, черная, с ярко-зелеными глазами. Дари. Снежный зверь хозяина мельницы.
Теперь Лида знала еще на одну тайну больше. Но…
Тяжелые шаги, удалившись в сторону дверей, вернулись обратно. Мельник подошел к кровати с огромным полотенцем, в которое быстро и профессионально завернул Лиду.
– Это чтобы, барышня, ты не стеснялась. Теперь время есть, можем поберечь твою нежную душу.
– Издеваешься.
– Есть немного, – согласился Мельник, пододвигая к кровати тяжелый табурет и зажимая между коленей банку с темно-зеленым содержимым, одуряюще пахнущим мятой и клевером.
Зачерпывая прохладную не мазь – гель, мужчина начал втирать ее в кожу. И мало-помалу неприятные ощущения исчезали, возвращая Лиде чувствительность. Единственным плюсом от такой вспышки было то, что сон исчез. Как и слабость во всем теле.
– Миша…
– Что, барышня?
– Спасибо. Я знаю, ты мог не приходить, но… Спасибо тебе.
– Будем считать, барышня, что за это мы в расчете, – сообщил Мельник негромко. – Твоя одежда сгорела там, на границе, так что домой тебе придется ехать или в моей одежде, или тебе кто-то из родственников привезет сменную. В любом случае, твоя репутация будет подмочена… или испорчена. В виду того, что у тебя есть еще и жених, это был не самый мудрый мой поступок.
– Об этом я и не подумала, – отозвалась задумчиво девушка, потом вздохнула и рыкнула: – Не заговаривай мне зубы! Можно подумать одежда или репутация могут быть равны жизни!
– Мне этого ничего не стоило. Так что, не…
На лице Лиды медленно расцветала самая настоящая обида, и Мельник замолчал, потом вздохнул и сдался:
– Хорошо, барышня. Хорошо, я понял. Ваша…
Обида стала еще явственнее и после тяжелого вздоха, мужчина признался:
– Я не знаю, что с тебя взять, барышня. Не доводилось мне еще спасать чужие жизни, да еще и так часто. Обычно мы, хозяева границы, держимся на расстоянии и от людей, и от представителей мира полуночников. Мы оказываем им услуги и выполняем их задания, после чего множатся их долги перед нами и перед нашим родом. А спасать… ну, подумай, сама. Зачем бы Мельнику спасать людей? Это только ты, такая, уникальная. Сама решила все, за себя и за меня тоже, вот и занимаюсь теперь делом, которое мне и не с руки, и незнакомо, и радует, и пугает тоже. Ну, не брать же твою жизнь в качестве оплаты? Что мне с ней делать? Не обиделась, барышня?
– Зато честно, – пробормотала Лида.
– Пойми, барышня, – тыльной стороной Михаил погладил девушку по щеке. – Я Мельник, и естественно ты никогда не сможешь вернуть долг сторицей и спасти жизнь мне. Ты человек.
– В сказках за жизнь платят еще душой, сердцем… чем-то самым дорогим.
– Барышня, ну, что я буду делать с твоей душой или пуще того – сердцем? В зелья их не добавишь, в амулеты не вложишь, в заклинаниях не используешь.
– А для себя?
– Я не человек, барышня. Не был им и никогда не буду. Это для простых людей чужие души и сердца – важны, а для мельников – игрушки. Поэтому пусть твоя душа и сердце остаются при тебе. И если тебе так важно, то… – Мельник задумался, потом ухмыльнулся. – Я тебе озвучу оплату. Несмотря на то, что случилось из-за лешего, ты не будешь меня избегать. Все-таки дружеские отношения – это не то, что мне хотелось бы потерять.
– Только в обмен! – Лида, хотела уже торжествующе вздернуть руку, но замерла. В ладони, которая только-только начала разжиматься, что-то было. От неловкого движения, острый скол поранил кожу, зато форма этого «что-то» стала гораздо понятней. И девушка буквально заледенела, осознав, что тот комок грязи, который она вытащила с Границы – до сих пор с ней.
– В обмен? – уточнил Мельник, не заметивший заминки из-за того, что перешел к втиранию геля в ноги.
– В обмен на то, что ты больше не будешь вмешиваться в мою работу. Я не хрупкая девочка, я вполне могу себя защитить.
– Я в этом даже не сомневаюсь.
– Тогда не вмешивайся, пожалуйста, не заставляй скрывать полуночников от меня информацию. Я уже говорила лешему, повторю и тебе, единственное, что меня держит здесь – это моя работа. Если я ее лишусь – я уеду в тот же день.
– Почему?
– Мне предлагали работу в других местах, просто… я всегда хотела быть участковой, именно здесь. Мне нравится это место, мне нравится помогать другим, меня радует, что я могу быть кому-то нужной. А то, что я полезна полуночникам, особенно радует. Это сейчас редкая возможность для людей – быть кому-то полезной и необходимой. Нас стало слишком много. В любом случае, если ты не хочешь, чтобы я куда-то лезла… – Лида замолчала, задумавшись о том, как это прозвучало.
Звучало как-то неправильно, с каким-то подтекстом что ли, почти романтическим, и на ходу подбирая слова, девушка поправилась:
– Если ты считаешь, что то, что я собираюсь сделать – опасно, и полагаешь, что тебе вновь придется вмешаться с целью спасти меня-непутевую, скажи мне об этом заранее. Я лучше приму дополнительные меры безопасности или подумаю о том, как снизить риск. Вот!
Оценив уклончивость вынужденной дипломатии, Мельник вначале хмыкнул, а потом басовито захохотал.
Огонь-девка, ну, как такую на одном месте удержать за решетками златой клетки? Такая не только клетку сожжет, но еще и то место, где эта клетка стояла.
– Ладно, барышня, так мы и решим. И начнем сразу с демонстрации твоего доброго намерения.
– Сразу?
– В лесу сегодня снова те же браконьеры появились, окопались на дальней заимке. Так вот, барышня, одна ли, с опером своим отпускным, да глазастым – ты туда соваться даже не вздумай. Ты хоть и матушка, земли этой заступница, но браконьеры эти и по моей земле, на границе бродят, заклинаниями некроманта ведомые. Мне над ними суд и вершить. Так что, на заимку когда соберешься – меня с собой позовешь. Договорились, барышня?
Лида кивнула. Люди, бродящие по границе, заклинанием некроманта ведомые…
Вот чего некромант этот на нее ополчился? Дорогу она никому и нигде вроде не переходила, на козе кривой не перебегала, а вот смотри ж ты – как старается со свету сжить. За что бы это?
Единственное, что в голову приходило и больше всего было похоже на правду, так это то, что она замахнулась на возвращение веры в нечисть славянскую. Но кому это могло бы помешать?
– Миша…
– Что, барышня?
– А кому плохо будет от того, что в одном отдельно взятом месте вера вернется в домовых, да банных, полевиков, леших, да водяных?
– Думаешь кому помешала?
– Ну, да, – согласилась Лида. – Просто сам посуди, никому особо не мешала, а попытки начались сразу после того, как я в мир полуночный окунулась. Вот чем я некроманту помешала?
– Союзом.
– Что?
– Союзом, – повторил Мельник, убирая банку с гелем и вытирая руки о принесенную с собой тряпицу. – Между полуночниками и людьми.
– Почему?!
– Ты знаешь, как появляются некроманты?
– Откуда бы, – расстроилась девушка.
– Действительно, – пробормотал мужчина, потом сел на стуле поудобнее. – Я расскажу, барышня. Чай, тайна это не особо и большая.
– Но все же тайна?
– Все, что касается мира полуночников, тайна, барышня. И то, что они существуют – тоже, так что ты сама хранительница этой тайны. А где одна, там и вторая, третья. В любом случае, слушать будешь?
– Да!
– У баб-ежек есть строгий запрет. Делай что хочешь, хочешь темные дела, хочешь светлые, никто слова поперек не скажет. Хочешь среди людей постоянно будь, хочешь среди полуночников. Но в полнолуние баба яга обязана быть в своей избушке на курьих ножках.
– На куриных?
– На курьих, – повторил Мельник. – Столбы дыма, скажем так. Подробнее потом могу рассказать, но к делу это отношения не имеет.
– Ага, – проснулась язвительность в Лиде. – Так и запишем, отношения к делу не имеет.
– Барышня!
– Слушаю, я тебя очень внимательно слушаю! Рассказываешь-то ты завлекательно.
Решив проигнорировать эти слова, мужчина продолжил неторопливо рассказывать:
– Полнолуние – это время, когда любой может прийти к бабе яге и попросить ее о помощи. Если сможет оплатить заказ, то помощь будет оказана. Никаких запретов на работу. Единственное, на что он есть у бабы яги – так это на то, чтобы… забеременеть от чистокровного полуночника. Это табу. Это запрет, установленный еще на заре становления человеческой цивилизации. Если баба яга нарушает этот запрет, рождается некромант. Получеловек, наполовину полуночник. И он ненавидит людей. Человеческая кровь, кипящая в его жилах, не дает ему справиться с полуночным даром и приводит к слабому телу. Это можно изменить. Каждая новая смерть человека дает некроманту силы на укрепление собственного тела. Но это дает эффект временный. А вот если кто-то из полуночников, осознанно нарушает запрет неприменения вреда человеку, руководствуясь приказом некроманта – то эффект улучшения самочувствия сохраняется надолго.