Текст книги "Орден Казановы"

Автор книги: Олег Суворов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Глава 14
ЭКСПРОПРИАЦИЯ

– Да ваш Винокуров – откровенный трус и ничтожество! Почему он не смог схватить шантажиста? Револьвера испугался? А откуда он знал, что тот заряжен? Эх, жаль, меня там не оказалось! – хорохорился Николишин, распрямляя сутулые плечи и горделиво поглядывая на хмурившуюся Ольгу. В данный момент они находились в магазине братьев Доменик, где девушка примеряла перед зеркалом изящную пелерину.

– Ну и что бы ты сделал, индюк хвастливый? – сердито кривя губы, поинтересовалась она.

– Одной рукой выбил бы у него пистолет, а второй схватил бы его за горло!

– Зря я тебе обо всём рассказала.

– Это ещё почему?

– Да потому, что, кроме глупостей, от тебя ничего не услышишь.

– Ты но веришь в мою смелость?

– Я вообще не верю, что ты хоть чем-то отличаешься от Хлестакова.

Николишин вовремя сообразил, что в своём неуёмном хвастовстве хватил через край, поэтому попытался отвлечь внимание, указав ей на стоявшую у прилавка толстую даму. Одной рукой она прижимала к себе лохматую белую собачонку, а другой рылась в ворохе разноцветной тесьмы, которую разложил перед ней продавец.

– Смотри, смотри, слониха схватила моську, которая посмела её облаять!

– Ты настоящий глупец! – разозлилась Ольга, сбрасывая пелерину и передавая её продавщице.

– Почему это я глупец?

– Во-первых, это не моська, а болонка...

– Да я знаю. Ты просто не поняла моей иронии.

– Я всё прекрасно поняла. А глупец ты потому, что не в состоянии иронизировать над собою, зато обожаешь насмехаться над окружающими. Пойдём отсюда!

– А как же подарок? Ты же ничего не выбрала. Чем тебе не понравилась пелерина?

– Не хочу я от тебя никакого подарка, – заявила Ольга, но, взглянув на опечаленную физиономию поклонника, не выдержала заданного тона и фыркнула: – Твоя глупость может оказаться заразной!

– Подожди! – неожиданно заартачился Николишин. – Мы же не можем просто так уйти, ничего не купив. Зря, что ли, ты полчаса вертелась перед зеркалом?

Ольга глянула на него не предвещавшим ничего доброго взглядом, но ответить уже не успела. Громко топая и едва не разбив стеклянную дверь, в магазин ворвались четыре человека, одетых во всё чёрное. На лицах у них были бархатные карнавальные полумаски, в руках – револьверы.

– Господи! – первой ахнула толстая дама, едва не выронив свою болонку. – Грабёж!

– Нет, мадам, – во всеуслышание заявил главарь, по внешнему виду ничем не отличавшийся от своих сообщников, кроме скверно выбритого подбородка. – Это не грабёж, а экспроприация. Дамы и господа! Прошу соблюдать спокойствие и подчиняться нашим требованиям. Только в этом случае вы уйдёте отсюда живыми и невредимыми.

В магазине было не слишком многолюдно, причём большую часть из находившихся здесь продавцов и покупателей составляли женщины, испуганно замершие от звуков этого властного и грозного голоса. Убедившись, что нужный эффект достигнут, главарь картинно повёл дулом своего револьвера, указывая своим сообщникам в глубину зала, а сам устремился к служебному входу на второй этаж. Самый невысокий и щуплый из грабителей остался стоять у двери, заперев её на засов и проворно опустив металлические жалюзи.

Двое других решительно устремились к кассам, потрясая револьверами и поторапливая кассирш. Одна из них, совсем молоденькая, была так напугана, что принялась плачущим голосом оправдываться:

– Денег мало, мы только недавно открылись и ещё не успели наторговать...

Небритый главарь услышал это и, заметив вопросительные взгляды своих сообщников, отрывисто приказал:

– Драгоценности!

Они поняли и принялись проворно обирать посетительниц, безропотно отдававших им деньги, кольца, серьги, колье. Всё это грабители небрежно запихивали в карманы и за пазухи, порой роняя на пол, но не трудясь нагибаться.

– Из-за тебя нас сейчас ограбят, – негромко заметила Ольга, – надо было уйти раньше.

Николишин виновато пожал плечами, выжидательно наблюдая за действиями грабителей.

Тем временем главарь взял за шкирку старшего продавца и подтащил его к служебному входу.

– Веди к управляющему! – приказал он, стоило им оказаться на лестнице.

– Но господина управляющего сейчас нет!

– Всё равно, веди в его кабинет!

Продавец послушно побежал впереди. Поднявшись на второй этаж и войдя в коридор, освещённый немногочисленными бронзовыми бра, он тут же указал на самую массивную дверь с медной табличкой.

– Вот, пожалуйста.

– Открывай, – потребовал грабитель.

– Но у меня нет ключей!

Грабитель (которым, разумеется, был Морев) оценивающе крутанул дверную ручку, затем отступил назад, примерился и одним мощным ударом ноги выбил замок. Однако в кабинете, куда следом за ним неуверенно проник продавец, его ждало разочарование. Да, внушительных размеров сейф стоял в простенке между окнами, однако о том, чтобы вскрыть его, не зная кода, не могло быть и речи.

Морев чертыхнулся и, чтобы хоть как-то сорвать свою злость, взял револьвер за дуло и тяжёлой рукояткой вдребезги разнёс стоявшую на сейфе мраморную статуэтку Амура и Психеи – крылатый юноша нежно склонялся к устам томно откинувшейся назад девы. В этот момент снизу донёсся глухой звук выстрела. С силой оттолкнув стоявшего у него на пути продавца, Морев бросился вниз.

А там происходило следующее. Едва грозный главарь шайки вытащил продавца на лестницу, как по залу пронёсся лёгкий вздох облегчения, а некоторые посетительницы даже принялись тихонечко переговариваться. Заметив это, тот из грабителей, что стоял у дверей, неожиданно тонким фальцетом завопил: «Немедленно замолчать!» – и для вящей убедительности потряс своим револьвером, явно великоватым для его изящной маленькой руки.

– Да ведь это женщина, – наклонясь к Николишину, чуть слышно прошептала Ольга.

– Глупости, – так же шёпотом отвечал он. – Не может такого быть.

– Я тебе говорю! – рассердилась она.

– Ошибаешься...

Заметив, что они переговариваются, грабитель покинул свой пост у дверей и подбежал к ним вплотную, оказавшись на целую голову ниже долговязого Николишина.

– Дайте сюда, – приказал он, протягивая руку к Ольге, чьё светло-серое, с высоким воротником платье украшал золотой кулон с крупным сапфиром.

– Не сметь! – загораживая собой девушку, протестующе вскричал Николишин, глядя на грабителя сверху вниз.

– Отойди в сторону, – сквозь зубы скомандовал тот, и револьвер в ею руке дрогнул.

В следующее мгновение Николишин сделал то, чего Ольга, мысленно уже готовая расстаться с кулоном, никак не ожидала от своего хвастливого поклонника. Семён резко схватил грабителя за руку и отвёл револьвер в сторону.

Грянул громкий выстрел. Находившиеся поблизости женщины завизжали и присели, закрыв руками уши, а многие продавщицы и вовсе бросились под прилавки. Упала и толстая дама, едва не придавив собою жалобно взвизгнувшую болонку. Судя по мгновенно распространившемуся запаху, случайная пуля разбила флакон с дорогим одеколоном.

Николишин продолжал бороться с грабителем, который совершенно по-женски повизгивал, зло приговаривая:

– Да отпусти же меня, дурак!

Всё это уже выглядело настолько нелепо, что Ольга, внезапно осмелев, решила прекратить «этот цирк». Она топнула ногой и громко воскликнула: «Перестаньте вы, оба!» – после чего подскочила к грабителю и, не в силах сдержать своё женское любопытство, попыталась сорвать с него маску.

Ей удалось приподнять маску на лоб грабителя, увидев его изящный носик, слегка накрашенные губы и сверкающие злостью глаза. Но тут Николишин вновь совершил непредсказуемый поступок. Он отпустил грабителя и со словами: «Да что же ты вытворяешь!» – раздосадовано схватил Ольгу в объятия и придавил её к прилавку.

А грабитель мгновенно вернул съехавшую маску на место и вновь поднял револьвер, на сей раз держа его на весу обеими руками и прицеливаясь в замершую от ужаса девушку. Первому выстрелу помешал Николишин, успевший закрыть дуло собственной ладонью и тут же закричавший от боли; второму – вовремя подоспевший! Морев, вырвавший револьвер из рук разъярённой Марии, которая тут же пожаловалась:

– Она меня видела!

– Уходим, уходим, – торопливо отвечал он, увлекая её к двери и оглядываясь на двух других сообщников, спешивших к нему с разных концов зала.

Открыв дверь и выпустив их наружу, Морев ещё раз оглянулся, встретившись глазами с корчившимся от боли Николишиным, из чьей ладони на мраморный пол обильно капала кровь. Чуть заметно усмехнувшись, он выскочил на улицу, свернул направо и в два шага добежал до ближайшего переулка, где Иван уже заводил автомобиль, в то время как Дмитрий пытался удержать порывавшуюся куда-то бежать Марию.

– Эта богатая сучка меня видела, видела, видела! – нервно повторяла она, трясясь, как в лихорадке.

– Никто тебя не видел, успокойся. – И Морев, забравшись в салон, погладил её по голове.

– А ты герой! – восхищённо заявила Ольга, поспешно доставая из ридикюля носовой платок, чтобы перевязать Николишина. – Только прекрати стонать, чтоб не портить впечатление от своего героического поступка.

– Не могу, – пролепетал он, – ты себе не представляешь, какая это адская боль…

– Ха! Ты столько раз обещал умереть из любви ко мне, что теперь вполне можешь и потерпеть.

– А есть ради чего? – мгновенно встрепенулся поклонник и даже оторвался от созерцания собственной ладони.

Ольга глянула в его страдающие глаза, после чего, чуть помешкав, обхватила одной рукой за шею и на глазах у всего зала пылко поцеловала в губы.

– Ну как, теперь легче?

– Наконец-то! – только и вздохнул Николишин, жадно облизывая влажные от поцелуя губы. – Но всё равно чертовски больно.

Глаза 15
ТАЙНЫЙ ВЕСЁЛЫЙ АГЕНТ

– Ваш Карамазов оказался абсолютно прав! – сходу заявил Макар Александрович, стоило ему увидеть Винокурова на пороге своего кабинета.

Обычно невозмутимый сыщик пребывал в лихорадочном возбуждении, поэтому Денис Васильевич сразу предположил, что произошло нечто необычное.

– Вы арестовали этот пароход? – спросил он. – Кажется, он назывался «Джон Крафтом»...

– Увы, не удалось! – развёл руками Гурский. – Как только команда, состоявшая из самой разношёрстной международной сволочи, увидела приближающийся полицейский катер, они все погрузились в шлюпки и взорвали судно. Судя по тому, что пароход быстро развалился на части и тут же затонул, помимо оружия там находилось немало взрывчатки. Однако мы сумели арестовать нескольких злодеев, от которых удалось узнать совершенно невероятные подробности всей этой аферы.

Денис Васильевич вопросительно посмотрел на следователя, однако Гурский, хотя и понял его взгляд, всё ещё никак не мог дать выход снедавшему его возмущению. Несколько раз пройдясь по кабинету, он сел на своё место, полез было за сигарами, но вдруг не сдержался и резко стукнул кулаком по столу.

– Это просто уму непостижимо! Американские миллионеры жертвуют на русскую революцию миллион долларов, ставя при этом только два условия: чтобы эти деньги пошли на вооружение народа и были распределены между всеми революционными партиями, невзирая на различия их программ. Именно на эти проклятые доллары и был снаряжен этот адский пароход. А ведь в своё время Российская империя одной из первых признала независимость Соединённых Штатов – и вот благодарность! Поневоле сделаешься антисемитом!

Винокуров недоумённо пожал плечами.

– Вы полагаете, что американские Ротшильды помогают нашим экстремистам только потому, что среди них много местечковых евреев?

– А что ещё остаётся думать, если чуть ли не в каждой полицейской сводке охранного отделения встречаются фамилии Школьник, Шпайзман, Бриллиант, Гоц, Азеф, Левинсон, Зильберберг и им подобные? И как только не понимают эти хитроумные потомки Моисея, что терроризм – это палка о двух концах, которая рано или поздно ударит по ним самим[3]3
  Примерно столетие спустя после волны русско-еврейского революционного терроризма именно Россию и Израиль захлестнёт волна терроризма мусульманского. Через сколько лет и какой именно вид терроризма настигнет самих мусульман? Прим. автора.


[Закрыть]!

Раскурив сигару, Макар Александрович начал постепенно успокаиваться, и Винокуров счёл возможным сменить тему, рассказав следователю о цели своего прихода.

– Ага! – оживился Гурский, внимательно рассматривая карандашный рисунок, сделанный Еленой по просьбе Винокурова сразу после драматичного посещения шантажиста. – Наконец-то господа похитители дали о себе знать. Ну что ж, это уже кое-что... Судя по их запросам – сто тысяч рублей! – они замышляют нечто серьёзное... Кстати, как поживает старшая из сестёр Рогожиных? Порвала она наконец со своим ухажёром – этим прощелыгой Николишиным?

– Напротив! Вы, разумеется, уже знаете о вооружённом налёте на магазин братьев Доменик?

– Да, конечно. И что?

– Ольга Семёновна случайно оказалась там вместе с этим самым Николишиным, который, можно сказать, спас её от верной смерти и даже был при этом ранен в ладонь. – И Денис Васильевич подробно рассказал следователю всё, что знал о данном происшествии со слов старшей из сестёр Рогожиных. – Так что теперь она из чувства благодарности собирается облагодетельствовать своего спасителя, выйдя за него замуж, – невесело закончил он.

– Очень жаль! – выразительно заявил следователь. – Этот Николишин напоминает мне одного девятнадцатилетнего рассыльного из книжного магазина, которого кассирша послала в ближайший банк разменять пятисотрублёвый кредитный билет. Рассыльный ушёл и исчез! Владелец магазина не стал заявлять в полицию, решив лично найти этого юношу. Для этого он вышел ночью на Невский проспект и – что бы вы думали? – действительно увидел своего беглого рассыльного, который в обществе двух весёлых барышень направлялся и ресторан Палкина. При виде ограбленного хозяина рассыльный, естественно, бросился наутёк, однако с помощью городовых его удалось задержать. Из пятисот рублей ему удалось истратить лишь пятьдесят – как он сам объяснил, ещё днём сделал первый взнос за новое пальто.

– Забавные у вас ассоциации, – улыбнулся Винокуров.

– Значит, мадемуазель Рогожина уверена, что в неё стреляла женщина, оказавшаяся в числе грабителей?

– Совершенно верно. К сожалению, Ольга не обладает талантами своей младшей сестры, а потому не смогла нарисовать портрет. Однако она всегда сможет опознать грабительницу, которая, как ей показалось, является её ровесницей.

– Ну, для этого её ещё надо найти...

В дверь постучали, Гурский откликнулся, и, к неприятному удивлению Дениса Васильевича, в кабинете появился не кто иной, как журналист Кутайсов.

– Приветствую вас, господа, – весело поклонился тот. – Слыхали последний анекдот? В бюро находок трамвайного парка принесли оставленную в одном из вагонов могильную плиту, на которой огромными золотыми буквами была высечена надпись: «Мы тебя никогда не забудем!»

– Вы знакомы? – улыбнулся следователь, вопросительно взглянув на мгновенно нахмурившегося Винокурова.

– К сожалению, да, – кивнул Денис Васильевич, поднимаясь со своего места, – и потому я не испытываю ни малейшего желания оставаться в обществе этого господина. Прощайте, Макар Александрович.

– Одну минуту. – Гурский проворно вышел из-за стола и, остановившись между обоими своими посетителями, перевёл испытующий взгляд на журналиста. – Могу я узнать, в чём причина вашей неприязни?

– О, с моей стороны никакой неприязни нет, – заверил Кутайсов. – Просто Денису Васильевичу, по всей видимости не понравился мой фельетон, посвящённый тому скандалу с господином Сечниковым.

– Я принципиально не читаю бульварных изданий! – буркнул Винокуров.

– В данном случае совершенно напрасно! – К его немалому изумлению, решительно заявил Гурский. – Не далее, как неделю назад, находясь в этом самом кабинете, господин Сечников горячо доказывал мне, что обуздать господ бомбистов и нигилистов можно будет с помощью его методов, заставив данных господ почувствовать себя неотъемлемой частью единого целого, полностью подчинённой его интересам, – например, общественной стабильности.

– Я достаточно хорошо знаком с его идеями... Ну и что дальше?

– А то, что в своём фельетоне господин Кутайсов... – следователь кивнул в сторону журналиста. – Совершенно справедливо указывает на опасность этих методов, которыми можно обращать эволюцию вспять, вновь превращая личность в стадное животное, лишённое индивидуальных интересов, а вместе с ними и совести! Поэтому рекомендую ознакомиться с этой любопытной статьёй, не обращая особого внимания на её весьма развязный, надо при признать, тон. Да-с, Сергей Алексеевич, порой вы забываетесь, но это можно списать на горячку молодости. Хотя... – и тут Гурский хмыкнул. – Некоторые ваши особо удачные пассажи запоминаются надолго.

– Что же вам особенно запомнилось из моих пассажей, Макар Александрович? – тут же спросил польщённый журналист.

– Ну, например, однажды вы написали такую фразу: «Эсерка Фрума Фрумкина решила убить томского губернатора Азанчевского-Азанчеева». Несмотря на её мрачный смысл, звучит она безумно смешно[4]4
  Кстати, эта самая Фрумкина была повешена за неудачную попытку покушения на московского губернатора Рейнбота. – Прим. автора.


[Закрыть]. А что касается репутации господина Сечникова, то, смею вас уверить, Денис Васильевич, ничего страшного с ней не произойдёт.

– То есть кик? – удивился Винокуров. – Ведь конгресс прерван в ожидании судебного процесса по заявлению этой особы как её там... Мальцевой, кажется?

– Совершенно верно. Мне удалось кое-что выяснить по поводу этой молодой дамы, поэтому на первом же заседании суда, которое состоится не далее как завтра, с господина Сечникова будут сняты все обвинения.

– Правда?

– Ручаюсь вам в этом, – кивнул Гурский. – А теперь, господа, окажите мне любезность и пожмите друг другу руки. Поверьте, дорогой Денис Васильевич, что господин Кутайсов не меньше нас с вами осознает всю опасность, которую таят для государства Российского планы господ бомбистов и иже с ними. Именно поэтому он давно и весьма плодотворно сотрудничает с полицией в лице вашего покорного слуги.

– Можно даже сказать, являюсь самым весёлым из её тайных агентов, – с дружелюбной улыбкой заявил Кутайсов, первым протягивая руку.

Винокуров не мог не поверить рекомендации следователя, поэтому смущённо ответил на рукопожатие.

– Вот и отлично! – заключил Гурский. – А если вы ещё и подружитесь, то доставите мне искреннее удовольствие.

– С удовольствием доставлю вам удовольствие, – весело откликнулся журналист и обратился к Винокурову: – А что, уважаемый Денис Васильевич, почему бы нам в знак примирения не пообедать?

– Я не против.

– Отлично. В таком случае, не сочтите за труд подождать меня буквально пять минут – а я лишь скажу пару слов нашему почтеннейшему Макару Александровичу наедине.

– Хорошо.

Дождавшись, пока за Винокуровым закроется дверь, журналист ловко извлёк из внутреннего кармана пиджака тонкую голубую папку и вручил её следователю. Макар Александрович явно этого ждал, ибо схватил папку с видимым нетерпением и тут же поинтересовался:

– Ну как?

– Масса всего интересного, – заверил Кутайсов, – роман можно написать!

– Но там будет именно то, чего я ожидал?

– И в огромном количестве! Поверьте, драгоценнейший Макар Александрович, ваше обещание спасти репутацию господина Сечникова не будет нарушено. В жизни этой порочной особы было столько любопытного, что ого-го! – И журналист выразительно присвистнул.

– Отлично, тогда я немедленно сажусь читать. А с вами мы встретимся завтра, за час до начала заседания суда.

– Договорились, о мудрейший из следователей стольного града Петра!

– И постарайтесь поближе сойтись с Винокуровым, – на прощание посоветовал Гурский. – Я уже тридцать лет знаю его как человека искреннего и порядочного.

– Для нашего времени он просто уникум! – засмеялся журналист. – Не беспокойтесь, Макар Александрович, всё будет в ажуре...

– Не подумайте, что я так уж падок на скандалы и ничто другое меня не интересует, – заговорил Кутайсов, когда они с Денисом Васильевичем уже сидели в одном из ресторанов Невского проспекта, расположенном неподалёку Казанского собора. – Хорошая литература мне тоже не чужда.

В самом деле?

– Я даже сотрудничаю с издательством господина Субботина, рецензирую поступающие к ним рукописи.

– Серьёзно?

– Вы, кстати, сами ничего не пишете?

– Увы! Таланта Бог не дал. – Делая такое заявление, Денис Васильевич почти не кривил душой. Поэтические увлечения молодости были давно позабыты, да он никогда и не пытался публиковать свои стихи, хотя иногда с удовольствием их перечитывал.

– Хороню, что сами это признаете, – засмеялся Кутайсов, ми я, возможно, вы себя просто недооцениваете. Имея дело со множеством абсолютно бездарных господ, я убедился в том, что талантливый человек вполне может быть скромным, зато бездарный непременно преисполнен апломба.

– Но это же не единственное различие.

– Нет, разумеется. Талант всегда оригинален, а бездарность – банальна. Талант обладает вкусом, бездарность – его начисто лишена. Например, нет и не может быть такого замечательного художественного замысла, который бы оправдывал употребление столь омерзительных слов, как, например, «лярва». Далее – талант универсален, а бездарность специфична. Я имею в виду, что талантливый человек пишет для всех, кто захочет его понять, а графоман – лишь для таких же, как он сам, обывателей. Кстати сказать, гений отличается от таланта тем, что его даже понять не всегда возможно, поскольку он глубже и недосказаннее таланта. Если позволите мне немного поболтать, то я могу рассказать вкратце сюжетец одного занятного рассказа, написать который никак руки не доходят.

– Валяйте, – снисходительно разрешил Денис Васильевич, с каждой минутой проникаясь всё большей симпатией к «этому славному малому».

– Рассказ будет называться «Клеймо таланта». Всё начинается с того, что один подвыпивший художник случайно находит на столе захудалого трактира газету, в которой содержится странное объявление. Некая фирма предлагает всем творческим личностям договор пожизненного содержания в обмен на обязательство никогда в жизни не заниматься каким-либо видом деятельности, который способен доставлять заработок, а потому может называться трудом. Бедствующего художника это так заинтересовало, что он немедленно отправляется по указанному адресу, например такому: «Инфернальный тупик, дом 13, подвальное помещение».

– Под таким адресом может скрываться сам дьявол!

– Именно, дорогой Денис Васильевич! – обрадовался журналист. – Именно дьявол там и скрывается, поэтому, как обнаружил мой персонаж, весь подвал пропах серой не хуже спичечной фабрики. Разумеется, что перед заключением договора художник интересуется в чём его смысл? И дьявол объясняет: это попытка решим, множество моральных проблем и избежать множества конфликтов. Дело в том, что в борьбе за место под солнцем популярности псевдоталанты постоянно одерживают верх над талантами истинными, вынуждая их прозябать в нищете и неизвестности. А постоянное смешение добра и зла, ума и глупости, таланта и пошлости всё время подзаряжает человеческую готовность к конфликтам, и всё это происходит лишь потому, что ради личной выгоды людям приходится мириться с подобным смешением. В итоге откровенных хамов терпят ради их способности устраивать развлекающие публику скандалы, а удачливых негодяев из-за надежды урвать частицу их необъяснимого везения. Если же люди будут иметь всё необходимое и им не придётся постоянно кривить душой, то каждый займётся своим делом и начнёт соответствовать своему истинному предназначению.

– Но тогда в конечном итоге всё человечество разделится на вырождающихся бездельников и талантливых работяг! – заметил Денис Васильевич.

– Да хоть бы и так. Разве нынешнее деление на бездельников, прикидывающихся работягами, и вырождающихся от нищеты талантов чем-то лучше?

– Ну-ну, и что дальше?

– На минуту мой художник задумывается, представляя себе роскошный дворец, по которому будут гулять его многочисленные возлюбленные в прозрачных пеньюарах. Однако стоило ему понять, что ради этого он никогда в жизни не сможет больше взять кисть в руки, как он с тяжёлым вздохом отказался, после чего мгновенно очутился в том же самом трактире. A закончится мой рассказ диалогом между ангелом и дьяволом, затеявшим подобный эксперимент.

«Ну что, разве я не говорил тебе, что талантливые люди обязательно откажутся, бездарные, не раздумывая, согласятся, а те, кто не совсем лишён ума и таланта, по привычке начнут хитрить?» – взмахнув крыльями, спросит ангел.

«Похоже, ты оказался прав, – почёсывая лоб между рогами, согласится дьявол, – поэтому в день Страшного суда человечество сможет оправдать своё существование только людьми, отмеченными клеймом таланта».

– Ну хорошо, – усмехнулся Денис Васильевич, – разницу между талантом и бездарностью я уже понял, но ведь и между талантливыми людьми существуют различия.

– Конечно, существуют, – кивнул журналист, чокаясь с ним рюмкой и любуясь на свет тёмно-коричневой субстанцией французского коньяка двадцатилетней выдержки, в которой проблескивали солнечные искорки, – но это уже различия количественные, и в этом плане талант сродни спиртным напиткам: есть крепкие, а есть и слабоалкогольные. Между прочим, как раз сейчас я читаю одну любопытную рукопись, повествующую о похождениях в Северной Америке знаменитого генерала Моро – того самого, который похоронен неподалёку отсюда, в костёле святой Екатерины. В издательстве меня уверяли, что автор представился как потомок самого генерала. Именно поэтому в случае моего положительного решения они бы хотели издать её в будущем году – к столетию войны двенадцатого года.

– И что, интересный роман?

– О да, на мой взгляд, ничуть не хуже самого Фенимора Купера. Один сюжет чего стоит – адъютант Моро попадает в плен к индейцам племени делаваров, после чего генерал организует спасательную экспедицию. В конце концов оказывается, что этот самый адъютант был переодетой женщиной – возлюбленной генерала, которую он, будучи женат во Франции, привёз с собой из России...