Текст книги "Семена Распада. Том I (СИ)"

Автор книги: Олег Никольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

«Встать!» – приказал себе де Пьюс, но не смог выполнить приказа, ноги не слушались. Тогда он пополз меж бьющихся, сорванным голосом произнося слова молитвы. Какое счастье, что в тот миг некому было стать свидетелем его позора!

Кто-то подхватил сына архэта под руку – Гельри! Оруженосец помог подняться и буквально потащил прочь, повесив щит себе на спину.

– Держитесь, Ваша Светлость, – шептал он.

Но внезапный удар разделил их, отбросил в разные стороны! Колдовство! Жрецы Раукар присоединились к сражению.

Амони рухнул на что-то твёрдое металлическое…

Наследника трясло от боли, но странным образом заклятье заставило его прийти в себя, сбросить оковы страха, нащупав рукоять меча, подняться и продолжить бой. Амони мельком бросил взгляд на землю, как оказалось, упал он на труп в искорёженных доспехах со шлемом в виде орлиной головы.

«Фаренн! Он был последним в своём роду…».

Мелкий хэштари с длинными когтями кинулся на Юного Барса, щеря зубастую пасть, но де Пьюс встретил его мгновенным выпадом, мысленно воздавая хвалу фаиру Доару и его урокам.

Амони огляделся: больше тварей поблизости не было. В пылу битвы его забросило в какой-то закуток, а между тем нападавшие оттесняли защитников всё глубже в город. Он отчётливо слышал звуки сражения и видел мелькавшие меж домов вспышки тёмного и светлого Ivey.

«Скорее в бой, отбрось сомненья!»– вновь приказал себе он, не желая прятаться, пока погибали верные ему воины. Амони бежал, спотыкаясь о трупы защитников, оскальзываясь на их ещё тёплой крови.

И вот он уже снова оказался в гуще сражения. Рядом с наследником бились двое рыцарей, судя по зелёным плащам ленники Оснета. Оба вальрисца истекали кровью от ран, но будто не замечали этого. Копьё в руках одного и боевой молот другого взвивались, неумолимо открывая непрошенным гостям ворота Бездны.

«Знают ли они, что их архэт сейчас бьётся рядом с ними?» – эта мысль почему-то успокоила Амони и он, пронзительно закричав, поразил точным ударом ещё одну грешную душу. Кажется, убийство тварей начало становиться привычным делом.

Совсем рядом мелькнуло что-то светлое яркое… жрецы Каинен пришли на подмогу! Действительно, трое блюстителей появились внезапно, но вовсе не затем, чтобы вступить в сражение с Seliri, они тащили безвольно обвисшее тело в синей норинской шубе.

– Мэйнир Этельдор! – закричал Амони, мгновенно узнавший наставника, но тот не ответил. Тогда один из жрецов что-то коротко сказал спутникам и те скрылись за углом.

Seliri больше не появлялись, по крайней мере, здесь, на узкой улочке между двумя домами из красного кирпича. Жрец поспешил помочь раненым рыцарям, а потом и наследнику, пропустившему несколько скользящих ударов.

«Lime elmeor hima`et… Lime en Kero… Everey, atoreh Kainen, everey beleh raertiri demehi`eme!*»

*Свет рождает надежду… Свет небесный… Помоги, великий Каинен, помоги верным воинам твоим! (ST).

В это время совсем в другом месте оруженосец Гельри Арнитен яростно сцепился в схватке со Зверем. Порождение Раукар придавило его к земле, пытаясь с помощью когтей и зубов, пробив прочный доспех, добраться до беззащитной плоти, но не желал даваться обезоруженный каэсмир. Руки в кольчужных перчатках обхватили морду твари, но с каждым прошедшим мгновением Гельри становилось всё труднее сдерживать врага.

«Где помощь?! Почему так тихо?!»– лихорадочно подумал Арнитен, разразившись через мгновение криком неистовой боли: клык твари разорвал кольчужное плетение и пронзил руку. Однако боль прибавила оруженосцу сил, и тот рывком отбросил врага, лишь на миг, но этого хватило. Прежде чем Зверь накинулся вновь, освободившаяся рука успела нащупать на земле кем-то оброненный кинжал и вонзить его в сердце малтари. Тот завалился на бок, раскрыв в предсмертии огромный зёв, и рассыпался на мириады чёрных песчинок, тотчас подхваченных порывом налетевшего ветра.

С великим трудом и далеко не сразу удалось Гельри подняться. Вокруг всё было завалено телами погибших. По всей видимости, защитники не смогли удержать натиска и отступили, уведя за собою врага.

Арнитен и сам ощущал себя покойником, ему хотелось оказаться как можно дальше от этого места в тиши и спокойствии, но чувство долга заставило его найти оружие и отправиться на поиски. Он знал, что где-то там сражаются его отец и наследник, жизнь которого он поклялся защищать.

Глава 9. Белый и чёрный

Ранним утром Эли принесла ему завтрак – крабовую похлёбку – традиционное для приморского архэтства Санрес блюдо. Однако Геррерт ел с таким увлечением, словно в жизни не пробовал ничего вкуснее. Покончив с супом, рыцарь захрустел сделанной из твёрдого хлеба плошкой, после чего сердечно поблагодарив жрицу, с блаженным видом растянулся на белоснежных простынях.

Шейрон уже третий день находился в храме. Стараниями жрецов рана, полученная в поединке с Яроном, почти перестала беспокоить его, хоть и раздражал сильный зуд, а волосы орхэту пришлось выбрить.

Потеря крови ослабила Шейрона, однако он уже находил достаточно сил для пеших прогулок по саду, которые Геррерт старался совершать как можно чаще, так как раненого рыцаря в это время сопровождала Эли, поддерживая за руку.

Находясь на попечении храма, орхэт должен был соблюдать принятые там порядки, в том числе и ежедневные молитвы. Вот и сегодня служительница подняла его ещё до зари, дабы, отзавтракав, рыцарь мог вместе с остальными прихожанами воздать почести Светоносному.

По просьбе Геррерта девушка принесла тёплый плащ из тонкорунной шерсти, который вчера слуги отца доставили из Бринадаля. Споро одевшись, Шейрон последовал за жрицей.

Служители храма ежедневно проводили пять общих молитв, самая первая из которых, рассветная, называлась Часом Шёпота. От мирян такой строгости не требовалось, им надлежало приходить в обитель не реже двух раз в декаду, а за нарушение жертвовать пищу и деньги. Энхэты, в том числе и сам Шейрон, предпочитали откупаться, ведь каждый, кто воюет во славу Светоносного, может заслужить посмертие и без соблюдения обрядов. А вот прижимистые и богобоязненные селяне каждое утро вставали до зари, чтобы показать свою преданность.

Так и было и сегодня. Пятиугольное пространство храма заполняла бедно, но опрятно одетая толпа коленопреклонённых тружеников поля. Мужчины, женщины, подростки. Они, тихо шепча, внимали молитве жрецов, стоявших на возвышении у статуи Каинен. В глазницах мраморного Бога светились алмазы, с каждым словом загораясь всё ярче.

Эли заняла своё место в ряду других ксэттум, Геррерту же надлежало встать у ниши восточного алтаря, чтобы не осквернять своего моления обществом неблагородных. Опустившись на одно колено, он присоединился к ритуальному шёпоту.

Reya! Reya! Ouriseh Reya!

Limea iri`eme deno!

Kaya! Kaya! Ouriseh Kaya!

Limea iri`eme deno!

Litu Kainen! Litu Lime-Kaedir!*

*Заря! Заря! Священная Заря!

Освети наш путь!

Солнце! Солнце! Священное Солнце!

Освети наш путь!

Славься Каинен! Славься Светоносный!

Пять раз прозвучали святые слова, после чего старший жрец вскинул руки в широких рукавах. Сверкнул Ivey, отражаясь в алмазных очах Светлого Бога, и благостное чувство лёгкости и силы наполнило тела смиренных. Ортуму не требовалось вслух произносить заклятие «Siet», чтобы даровать его от имени Бога. Теперь, поднимаясь с колен, селяне с уверенностью готовились вновь предаться трудам земли и моря, веря в том, что за тяжести жизни их возблагодарят вечным блаженством в Чертогах.

Ритуал завершился, но Шейрон не намеревался возвращаться в палату, ведь ещё вчера они с Эли договорились вместе встретить восход солнца над морем. Покинув молельню, они вышли на ровную каменистую площадку бринадальской скалы, на которой располагался храм с прилегающим к нему маленьким садом, лекарским домом и трапезной.

Там они и устроились, присев на постеленный Шейроном поверх травы шерстяной плащ, и как раз вовремя – уже начинало светать. Предрассветная серость постепенно рассеивалась, уступая место сирени и лазури. Алое око солнца поднималось из безбрежной пучины Исамонд, лучи его прорезали волны и окрашивали мутные облака в бледно-розовый цвет.

– Это чудесно, – едва слышно произнесла жрица, она дрожала, замерзая в своём лёгком одеянии. Заметив это, Шейрон обнял её, даруя часть собственного тепла, девушка вздрогнула, но не отстранилась, а наоборот сама крепче прижалась к орхэту.

В этот миг разделяющая их пропасть сословных законов, жреческих обетов и рыцарских клятв сомкнулась, оставив лишь тонкую трещинку, но ни он, ни она, так и не решились переступить через неё.

«Желания, что конь, держать в узде их нужно!» – прочёл когда-то Геррерт в одной умной книге, автор которой, по всей видимости, пытался дополнить слова Светоносного, произнесённые тем в назидание своим первым служителям. Представший перед смертными в божественном обличии, Каинен объявил: sa geana va-inin*. И прав ведь был Светлый Бог, верно узрел он корень всех человеческих бед в неуёмной жажде мирских удовольствий! Однако даже воля Tere vo Lime не могла переломить людской сущности, на это способны были лишь сами люди.

Искушение довлело над Геррертом, но он заставил себя противиться ему, памятуя, что костёр чувственности, кипящий в его душе, горит пламенем Бездны. Рыцарь преодолел влечение страсти, но так и не заставил себя разжать объятий.

*Не возжелай большего (ST).

Крохотная Эли, совсем ещё дитя, сжавшись в дрожащий комок, позволила сильным рукам рыцаря обхватить себя, надёжно укрывшись за ними от мира с его тревогами и печалями.

Никогда в жизни она не чувствовала себя столь защищённой и счастливой, как в эти мгновения, и ей хотелось, чтобы они длились вечно. Эли желала сбросить с себя оковы долга, забыть о данных клятвах и раствориться, соединившись воедино с молодым рыцарем из Бринадаля. Прошла холодная дрожь, уступив место неясному, но сладкому чувству.

– Ты согрелась? – сложно представить каких трудов стоило Геррерту заставить себя произнести эти разбившие идиллию слова!

– Да, фаир Шейрон… – её лицо залила краска, и она стыдливо отвела глаза.

Геррерт встал и помог подняться девушке, стараясь не смотреть на Эли, он принялся разминать затёкшие от долгого сидения конечности, а она стояла рядом, и нервно теребила алую ткань накидки.

Возвращаясь в храм, они неожиданно услышали конское ржание и отчётливый топот копыт, по всей видимости, некий путник спешил в святую обитель. Завидев их, всадник остановился, он был уже не молод, в ореховых волосах отчётливо виднелась седина, но крепкая фигура и величественная осанка вкупе с выражением крайнего самодовольства на благородном лице, выдавали в нём рыцаря, да не просто какого-нибудь, а очень даже хорошо знакомого Геррерту.

– Фаир Бертил! – радостно воскликнул он, приветственно взмахнув рукой.

– Фаир Шейрон! – отозвался пожилой воин, направляя коня шагом. – А я слышал, что ты лежишь при смерти после боя с Мотыльком.

Напоминание о Джарво отозвалось ноющей болью в черепе, но орхэт не обратил на неё внимания.

– Слухи. Как видите я жив и здравствую, а всё благодаря… кстати, позвольте представить вам: ксэттум Эли – моя спасительница!

– Имею честь быть фаиром Бертилом Бринотом по прозванию Берёзовый Рыцарь! – пророкотал всадник, с удивительной для его почтенного возраста ловкостью спрыгивая с седла. – Позвольте выразить вам благодарность за спасение моего бывшего оруженосца!

Эли заалела пуще прежнего, когда рыцарь, поклонившись, приложился сухими губами к её тоненькой ручке. Она что-то неуверенно пробормотала в ответ, но внимание фаира Бертила уже полностью переключилось на Шейрона.

– До сих пор не могу поверить! Я ведь запомнил тебя мальчишкой, который носил мой меч и драил песком кольчугу, а теперь ты побеждаешь на турнире одного из лучших рыцарей юга, хотя прошло не больше месяца со дня твоего посвящения! Я по праву могу гордиться тобой, сынок! Да пусть с Яроном ты и не сдюжил, но я уверен, тебя ещё долго будут вспоминать, как Отсекателя Ушей!

– Спасибо, фаир Бертил, ваши слова много значат для меня…

– Что за тон-то?! Что за тон?! В глаза смотри! Голову прямо! Вот так, молодец, вспоминай чему я тебя учил! – голос Бринота был грозен, но глаза отчаянно смеялись.

– Давненько я не видел вас в столь приподнятом настроении, позвольте полюбопытствовать, что же стало ему причиной? – вопросил Геррерт, сильно удивлённый произошедшей с обычно мрачным рыцарем переменой.

– О, да причина есть, и весьма стоящая – я женюсь!

Брови Геррерта изумлённо поползли вверх, в его сознании понятие женитьбы совершенно не вязалось с именем Берёзового Рыцаря, ведь для брака по любви тот был слишком стар, а для брака по расчёту слишком беден.

В связи с этим ему вспомнилась история шестилетней давности, когда отец пытался против воли женить его на лаир Омалэ, молодой вдове ксэхэта Исшэ Хента. Предполагаемая невеста отличалась и умом, и красотой, но горделивый юнец, каким был тогда Шейрон, наотрез отказался довольствоваться «ксэхэтским объедком». Не сумев убедить его по-хорошему, отец прибёг к угрозам, но опять потерпел неудачу, сын казался непреклонным. Потребовалось немало времени, крика и разбитых в гневе предметов, чтобы заставить того отправиться в Хент на знакомство с будущей супругой.

Однако приехав туда, Шейрон вёл себя столь вызывающе и грубо, что лаир Омалэ сама прогнала его вон. В итоге вдова осчастливила худосочного и тонкоголосого шехэта Антаэ Ниаля из Цейтана, а Комэан Геррерт лишился замечательной возможности завладеть землями и богатством Хента.

– Мои поздравления, фаир Бертил! Надеюсь, вы расскажите нам о своей избраннице?

– Экий ты любопытный! А о том, что твой старый наставник устал с дороги и чудовищно голоден, ты не подумал?

– Ох, моя вина! Прошу прощения, конечно же, вы всем поделитесь с нами за плошкой горячего крабового супа в более приятной обстановке.

– О, так-то лучше, с этого и надо было начинать! Пусть ксэттум меня проводит, а ты пока отведи Ору в конюшню, – распорядился Бринот, передавая Геррерту поводья.

– Вы всё ещё считаете меня оруженосцем… – с досадой в голосе протянул рыцарь, беря лошадь под уздцы. На этой серой в яблоках кобыле фаир Бертил выступал на своём последнем турнире, проводившемся в честь рождения первенца у шехэта Анэтора Люмэ из гердского Кольца. Тогда Берёзовый Рыцарь блестяще показал себя в поединке с фаиром Керадоном Клеэтом, но сам был выбит из седла приезжим рыцарем Эльси Короткопалым.

Вскоре они уже сидели за столом морёного дуба в храмовой трапезной, перед фаиром Бертилом дымилась тарелка с похлёбкой из мяса санреских жемчужных крабов, которую старый рыцарь уплетал с не меньшим удовольствием, чем Геррерт сегодня утром.

– Ну, фаир Бертил, теперь смерть от голода вам не грозит, так что может, расскажете, как вас угораздило? – обратился Шейрон к бывшему наставнику, когда тот отставил тарелку в сторону.

– Помнишь гердский турнир? – ответил тот вопросом на вопрос.

– Конечно, для меня было великой честью помогать вам готовиться к схваткам.

– Так вот, если ты не забыл, то его проводили в честь новорождённого младенца, подумаешь какая важность! Однако учитывая, что шехэт Анэтор старше меня лет эдак на десять, и до того времени не имел детей, то событие приобретает совсем другой смысл, ведь если ребёнок выживет, то унаследует власть над землями Люмэ, в том числе над Гердией – вторым по размеру и богатству городом Санреса.

– Точно, а до этого наследовал племянник по сестринской линии, Меалон кажется…

– Марон, – поправил Бринот. – Славный мальчуган. Поскольку он более не преемник, Анэтор решил пожаловать ему рыцарство и земли, однако он совсем ещё дитя, поэтому шехэту понадобился человек, который сможет его воспитывать и обучать военному делу, осуществляя также надзор за земельным наделом.

– И он выбрал вас, да? – предположил Геррерт глядя на рыцаря, а когда тот утвердительно кивнул, спросил. – Почему?

– Тому много причин. Начнём с того, что моя семья когда-то владела землями в гердском Кольце, но потеряла их во время войны, а я, сохранив благородное имя, оказался рыцарем без земли. Не забудем и о турнире, в котором я показал себя достойнее многих и запомнился Анэтору. Ну и самое главное – я холост, а значит, могу сочетать себя браком с матерью Марона и усыновить его.

– Что же, позвольте тогда ещё раз вас поздравить! – начал было радостно Шейрон, но закончил с печальным вздохом. – Эх, отметить ведь такое событие полагается, но нечем…

– Принимаю! А насчёт отметить… – хитро подмигнув, фаир Бертил извлёк из поясной сумы закупоренный воском пузатый сосуд. – Милленский йэт.

– Ничего себе! Эли, принеси чаши!

– Собрался устроить попойку в храме? – ядовито полюбопытствовал новоиспечённый ленник гердского Кольца.

– Ох, точно! – схватился за лоб Шейрон. – Фаир Бертил, мы могли бы подняться до замка, я бы представил вас отцу.

– Идея-то, конечно, хорошая, однако достаточно ли ты окреп для такого перехода? Признаться честно, выглядишь ты, сынок, неважно, – с сомнением в голосе протянул Бринот.

– Не беспокойтесь, думаю, в седле удержусь, – заверил его Геррерт.

– Тогда давай, прощайся со жрецами, и в путь!

Ортум Инарэон выделил ему лучшего коня из храмовых конюшен, стройного белоснежного жеребца с длинной гривой и рыжей отметиной на лбу, чьи очертания напоминали солнце.

– Эта порода именуется сполох, или лимэрто, – важно изрёк старший жрец, взъерошивая буйную гриву.

– Он прекрасен, я никогда не видел зверя более изящного! Клянусь, я верну его в целости и сохранности! – проговорил Геррерт с глуповатой торжественностью в голосе.

– Не нужно, это подарок, – сообщил ортум, и пояснил глядя, как удивлённо вытянулось лицо молодого рыцаря. – Светлый Бог благоволит тебе, Шейрон, он послал мне видение, в котором ты бился с порождениями тьмы. Сердце твоё пылало праведным гневом, и пел клинок, сокрушая врагов Светоносного!

Благодарю, ортум, я никогда не забуду вашей доброты! – рыцарь преклонил колено для благословения.

– Kainen limeorus demeh deno!* – произнёс жрец, приложив руки ко лбу Геррерта. – Исполняй свой долг перед Светлым Богом, ибо нет важнее ничего, всё остальное – пыль.

– Я запомню, прощайте!

*Каинен осветит твой путь! (ST).

«Как же мне назвать это чудо? – размышлял Шейрон, выводя осёдланного жеребца из стойла. – Конь-то хоть и особый, но отнюдь не боевой, даже не знаю, какое имя ему подойдёт… нужно будет посоветоваться с фаиром Бертилом. О, а вот и он!»

Бринот уже восседал верхом на своей кобылке, которая более чем неприметно выглядела в сравнении со сполохом Геррерта.

– Ничего себе! Ради эдакого конька, я бы и сам в драку с Джарво полез! – восхищённо присвистнул Берёзовый Рыцарь, разглядывая подарок ортума.

– Я не уверен, что достоин такого дара, однако отказаться от него было бы верхом глупости.

– Согласен. Как назовёшь? – спросил фаир Бертил, сдерживая Ору, косящую на жеребца лиловым глазом.

– Как раз хотел спросить у вас совета, не простой ведь конь, а лимэрто!

– Да-да, кто же про них не слышал?! Храмовые жеребчики, быстрые, выносливые, послушные, только вот потомства давать не могут. В войну на таких лэйтиры, да архэты разъезжают, оно и правильно, в бою может сполох и не подсобит, но вынести с поля точно сможет. В общем, не рыцарский это конь, значит, и называть не по-рыцарски нужно.

– О, тогда, может быть, Облачный? – предложил Геррерт.

– Красиво, но с чего вдруг?

– А вы его гриву видели? Пощупайте, будто облако!

– Действительно, – согласился Бринот, потрепав жеребца по белоснежным локонам. – Ну что по коням?

Копыта резво зацокали по каменистой тропе, ведущей к замку, что на вершине. Облачный двигался с непринуждённой лёгкостью, резво переставляя стройные ноги, и там, где Ора оступалась, он проходил без всяких затруднений, поэтому Геррерт вскоре обогнал бывшего наставника. Удивительно, Шейрон всегда считал подъём тяжёлым испытанием, но верхом на сполохе не чувствовались тяготы пути. Рыцарь ещё раз мысленно поблагодарил старшего жреца и вопреки обыкновениям прочёл полуденную молитву.

Бринадаль встретил их приветливо открытыми воротами, по всей видимости, часовые с замковых стен заранее оповестили шехэта, который лично вышел встречать сына. Сегодня Комэан гораздо больше походил на богатейшего человека имперского юга, во многом благодаря роскошному тёмно-синему эдешу* из шёлка и бархата с керановыми вставками, который придавал ему вид более подтянутый и величественный.

– Сын, – кратко приветствовал он Шейрона, после чего перевёл взгляд на его спутника. – Ваше лицо кажется мне знакомым, фаир, не напомните своё имя?

– Бертил Бринот из гердского Кольца, зовусь также Берёзовым Рыцарем, – представился тот.

– Берёзовым? По гербу?

– Именно так!

– Да, теперь вспомнил, вы выступали на турнире в Гердии, заняли второе место, проиграв какому-то амонийцу.

– Отец, вы были на турнире?! – изумлённо воскликнул Геррерт, не веря своим ушам, Комэан же в ответ кивнул невозмутимо.

– Конечно, должен же я был понять, на что мой сын променял родовое достояние, да и мой старый друг Анэтор Люмэ очень настаивал. Но, что же это мы, энхэты, на пороге стоим? Добро пожаловать в Бринадаль! – радушно улыбнулся он, а облачённые в кольчуги стражники за его спиной выстроились коридором. – Идёмте, слуги позаботятся о лошадях.

Вышагивая вслед за отцом по пыльной дорожке, Шейрон размышлял о превратностях судьбы. Он вернулся в отчий дом, но на сей раз, как сын и наследник, заслуживший признание, а ведь ещё недавно он бежал отсюда под сопровождение проклятий. Можно ли сказать, что его рыцарская мечта сбылась? Этого ли он хотел? К этому ли стремился? Геррерт сам не мог дать себе точного ответа, ведь грёзы переливаются всеми цветами радуги, а действительность сводит их к одному – серому, цвету камня, печали и отцовских глаз.

– Фаир Бертил, если вы не возражаете, я хотел бы поговорить с сыном наедине, – обратился к Бриноту Комэан, тот благосклонно кивнул.

– Конечно, дела семейные, мешать не буду, пусть только мне покажут место, где смогут найти покой мои старые кости.

– Вот и чудно. Шарип, займись гостем!

Лакей повёл рыцаря к донжону, а Шейрон вынужденно последовал за родителем, что-то в отцовском голосе настораживало его, как и внезапно открывшиеся сведения о гердском турнире. Шейрон не решался заговорить с отцом, просто молча шёл за ним. Вместе они пересекли внешний двор замка, и оказались во внутреннем, как заметил рыцарь, они направлялись к конюшне, куда не так давно увели Ору и Облачного.

– Тебе этого коня дали в храме? – будто невзначай полюбопытствовал отец, остановившись прямо посреди двора и повернувшись к сыну своим узким лицом, отмеченным надменной печатью благородства.

– Да, ортум Инарэон сказал, что ему было видение, и что сам Светоносный благословил меня, – объяснил Шейрон, стараясь ничем не выдать своих всё больше разрастающихся тревог.

– Я помниться говорил тебе о некоем даре, что оставил, перед тем как отбыть Марвик Бесэ.

– Я помню, отец…

– Так вот, прежде чем показать его, я хотел бы сказать нечто важное. Прошу, слушай меня внимательно и не перебивай. Мы никогда не могли толком поговорить, не хотели признать взгляды и убеждения друг друга, а всё потому, что мы родня. Да, оба Геррерты, упрямство растворено у нас в крови! Однако это не означает, что мы не можем попытаться прийти к согласию. Раньше, сын мой, я полагал, что ты лишь глупый мальчишка, не желающий слушаться, а потому достойный наказания, но теперь ты доказал, что имел не только право мечтать о рыцарстве, но и стать рыцарем! Твоё решение я не оспорю, но кое о чём всё же хочу попросить…

– О чём же, отец? – осторожно спросил Шейрон.

– Нет! Сначала ты должен увидеть это, иди за мной!

Из кузни доносился звон молота и яростное шипение мехов, а из конюшни то и дело слышалось протяжное ржание, именно туда они и направились. Как только отец и сын вошли, внимание Шейрона тут же приковал огромных размеров чёрный жеребец, в котором с первого взгляда определялась боевая порода.

– Этот раэт – конь Марвика, которого тот с присущей их роду весёлостью назвал Воплем. Бесэ оставил его в подарок тебе, сын.

«Невероятно!» – только лишь подумал рыцарь, кинув взгляд на стоящего по соседству лимэрто.

– Как тебе?

– Это… это просто, поразительно! Конь, ещё один, да какой!

– Бесэ будет радостно услышать, что его подарок пришёлся тебе по вкусу, хотя ты ведь получил его, скорее, по праву победителя. Эй, да ты меня совсем не слушаешь!

– Простите меня, отец, я просто…

– Понимаю, не объясняй. Однако всё равно прошу тебя отвлечься от созерцания и выслушать меня.

– Конечно, отец! – с готовностью кивнул Шейрон.

– Ты мой сын, и что бы я ни говорил раньше, единственный наследник. Ты отступился от семейных идеалов, но именно тебе предстоит защищать их после моей смерти. Поэтому мой долг сделать всё возможное, чтобы ты дожил до этого дня, и принял с достоинством титул шехэта Бринадаля.

– Отец, о чём вы? – удивился он весьма странно прозвучавшим словам Комэана.

– Ты выбрал для себя путь, сопряжённый с опасностью, в чём ты, собственно, сам убедился на турнире Чаши. Но одно дело поединок чести, а совсем другое – война!

– Война?!

– Да, с севера идут тревожные вести, рассказывают, будто норинцы напали на Амонию, и теперь император собирается начать против них карательный поход. Если это, правда, то санресские рыцари также должны будут отправиться вместе с ним. У тебя же, мой сын, есть и меч, и конь, но есть также и замок, надёжный и безопасный, понимаешь к чему я веду?

– Понимаю, вы хотите, чтобы я поступил вопреки своему долгу, – жёстко проговорил орхэт. – Отец, я рыцарь и дал клятву, я не могу не откликнуться на императорский призыв!

– Ха, моего керания хватит, чтобы оплатить десяток наёмных отрядов, не говоря уже о сохранности жизни сына. Архэт не посмеет звать тебя в этот поход, если я расстегну мошну. Я всё устрою, тебя лишь прошу не противиться, – с рассудительными нотками в голосе обратился к сыну Комэан.

– Честь не покупается за деньги! – воскликнул тот в ответ.

– Честь рыцаря Шейрона, возможно, но Одэон Теогерн давно уже продался с потрохами, – рассмеявшись, заявил шехэт. – Ну так надеюсь, мы поняли друг друга?

– Да, отец, – после долгого молчания, наконец, вынужден был согласиться Геррерт. – Я понял вас прекрасно, однако мы ещё вернёмся к этому разговору.

– Вот и замечательно! – Комэан не смог отказать себе в торжествующей улыбке, по многолетнему опыту он знал, что уступивший раз уступит и впредь. – Пошли обратно, а то, как мне кажется, фаиру Бертилу не терпится разделить с нами вечернюю трапезу.