Текст книги "Семена Распада. Том I (СИ)"

Автор книги: Олег Никольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

– Хм, звучит склонно. Однако! Я видел знамёна Динайрэ, Дорра и Арнитена. Но где остальные? Неужели прочие вассалы решили избежать схватки? Отсидеться по замкам? Это похоже на Фисса, но не Дорэана.

– Не стоит предаваться волнениям, вэнир, – всё-таки решил вставить слово Амони, и голос его не дрогнул. Юноше хорошо был известен замысел Этельдора, и он спешил поделиться им с блюстителем Каинен. – Войско шехэтов ниже по течению Пёстрой переправилось на другой берег. В их отрядах только конные, поэтому, когда враг пойдёт на Мирьех, они обрушатся на него с тыла. А если жрецы Раукар натравят своих тварей на Аунцэх, то Фисс и Дорэан также придут на выручку ксэхэтуЭфмэ. В общем, эти силы – наш кинжал, нацеленный в спину противника.

– Они – молот, а мы – наковальня? – губы блюстителя сложились в усмешке, из-за чего шрам на щеке ещё уродливее искривился. – Я тоже читал «Уроки войн». Задумка хорошая, но больно простая. Думаете, эта хитрость им неизвестна? И они так просто подставятся под удар?

– Тёмных жрецов немного, вэнир, – уверенно проговорил Этельдор, снова придя на выручку Амони, – а управлять целым войском тварей непросто. Им так или иначе придётся держаться единой толпой.

– А если они сперва нападут на ваших конников?

– Тогда те без боя отступят к переправе или в Аунцэх.

– Без боя? – голос жреца-воина сквозил недоверием. – А как же рыцарская гордость, или, как они любят говорить, честь саррош?

– Поверьте, вэнир, энхэтыАмонии верны долгу перед империей, так же, как и вы. И бессмысленная гибель – это не самый лучший способ доказать свою верность. Они ударят по врагу, когда придёт время, уверяю, и отступят, если потребуется.

– Я поверю. Но вы говорите, что жрецов немного? А Seliriне нужны ни отдых, ни вода, ни пища. Что если они останутся ждать? Что если не нападут вовсе?

– Тем лучше. Время на нашей стороне. Я уже написал князю Вейну, в Норине скоро займутся поисками Костра. Если твари останутся на месте, мы соберёмся с силами, окружим и раздавим их. Нас больше и с нами Светлый Бог. LituKainen`eme!

– LituKainen`eme! – повторил Бэрраар, приложив руку к сердцу. Казалось, он был готов со всем согласиться и признать главенство чародея в обороне Мирьеха, но ещё какая-то резкая неприятная мысль мелькнула в его глазах. – Мне хочется узнать ещё кое-что… зачем вы привели сюда этих узкоглазых дикарей? Горцы – безбожники!

– Как и я, – чародей позволил себе лёгкую улыбку, – однако против моего присутствия вы не возражаете. – Этельдор понимал, что уже проломил лёд недоверия Бэрраара, а это трескались последние льдинки, поэтому без опасения добавил. – А ещё они прекрасные лучники. Не думаю, что Каинен есть разница, чья стрела убивает его врага.

– Только норинец может рассуждать таким образом…

– И только норинец может спасти нас всех! – неожиданно вставил наследник, и тут же ужаснулся дерзости своей шутки.

– Ха! – блюститель вопреки ожиданиям посмотрел на де Пьюса со смесью одобрения и насмешки. – А как же Ваша Светлость? Я не говорю про меня и скромную рать Ордена. Но вы? Неужели не спасёте Мирьех и не низвергните демонов?

Юный Барс пытался найти нужные слова. Ему надоело противное чувство неуверенности, зудящее в груди, хотелось показать, что ему тоже есть, что сказать. И он сказал:

– Я разрешу ему сделать это от моего имени.

– И я сделаю, но… только если вы поможете мне.

– Во имя Каинен! Конечно же, помогу. В конце концов император спросит за поражение с нас обоих, не так ли, мэйнир?

– Но ведь мы и не дадим императору повода задавать вопросы, не так ли, вэнир?

Чародей и жрец обменялись понимающими улыбками.

***

Засыпающий город готовился к обороне: повсюду слышался стук плотницких топоров, зычный рёв десятников, лязг оружия упражняющихся рыцарей, и свист стрел, пронзающих мишени.

Жители большей частью покинули восточную часть города, переправившись через Найэх на западный берег. Остались только жрецы мирьехского храма, блюстители, отряды стражников и несколько сотен храбрецов-ополченцев из числагорожан.

В эту ночь будущий архэтАмонии никак не мог заснуть, стоило ему сомкнуть веки, как в воображении всплывали чудовищные безумные образы. Seliri чёрными тенями налетали со всех сторон, рвали, терзали, убивали его раз за разом. Он пытался сказать себе, что это лишь сон, но понимал, что вскоре тот станет действительностью и осознание сковывало его морозными кольцами страха. Он боялся до дрожи в коленях и хладного пота, но даже себе стыдился признаться.

«Барс не должен ведать страха!» – с мальчишеским задором восклицал Амони, пытаясь жаром отваги растопить сковавший его лёд, но тщетны были эти усилия, желанное забвение всё не приходило.

Прежде юноше доводилось испытывать робость лишь перед одним человеком – собственной матерью. Она всегда с самого детства была холодна и излишне строга с ним, не давая и искорки любви. Амони тянулся к ней, но мать всё больше отдалялась. Счастливым его детство сделали отец и Этельдор, но никак не она, Асоль Мерце.

Юный Барс даже не подозревал сколь глубокий раскол в сердечном союзе родителей сотворил он, появившись на свет. Лоэмар де Пьюс женился рано, избрав спутницей сестру равновластного ему шохейскогоархэта. Асоль с неохотой покидала цветущие земли юга, отправляясь в обитель снегов и морозов. Впрочем, молодому де Пьюсу всё же удалось очаровать её северной статью и повадками хищника.

Лоэмар желал многодетной и крепкой семьи, полагая, что соединённая кровь двух лучших родов империи оставит воистину прекрасное наследие. Но уже первые роды дались южанке необычайно тяжко: промучившись больше суток, она исторгла на свет хилого слабо кричащего младенца, меньше всего напоминающего барсово семя. Жрецы, лечившие роженицу, объявили, что ребёнок выживет, но чрево Асоль никогда более не зачнёт.

Архэт Амонии не желал с этим мириться, он с тщанием безумца принялся искать способ вернуть прекрасной, но надломленной жене дар деторождения. И коль не помогали чары служителей Светоносного, Лоэмар вознамерился просить помощи у тайной науки. Он обратился к Вейну Бессмертному, князю соседнего Норина, и тот прислал ко двору де Пьюса лучшего из эсэдиров Страны Звёзд, Этельдора.

Увы, но норинцу не удалось ничем помочь несчастной, зато он сумел истово увлечь архэта премудростями YuseenEsedo – Науки Преображения. Лоэмар с головой окунулся в эсэдо, позабыв и о архэтстве, и о жене. Новая стезя увлекла его неразгаданными тайнами.

Асоль же страдала от несправедливости: оставленная мужем в холодном ненавистном краю, так далеко от утех и празднеств Сердцеграда; с ребёнком на руках, чьи синие глаза столь отвратительно походили на отцовские.

Когда погиб Лоэмар, она не пролила ни слезинки, а первым же указом повелела сделать в архэтском замке отдельные покои. В этом новом чертоге Асоль всё обустроила по-шохейски, создав в ледяном сердце Барсограда крохотный уголок южной роскоши и неги. Она назвала его Ланаксэт – Маленькое Счастье, и поселилась там навсегда. В его стенах бывшая архэтиняМерце вкушала пряные и острые кушанья, возлежала на мягких коврах, вдыхала чудесный дурман и играла с павлинами. Ей прислуживали лишь смуглые черновласые лакеи, привезённые из Сердцеграда взамен слуг-северян Лоэмара.

Тяжёлые роды и бесчисленные ссоры с мужем лишили Асоль былой красоты, но несмотря на это находилось немало льстецов, готовых воспевать её божественную прелесть. Вдова Барса окружала себя художниками, певцами и поэтами, едва ли не с каждым из них разделяя перину. Она забавлялась с любовниками, то одаривая их с необычайной щедростью, то веля выгнать взашей после малейшей провинности.

Народу Амонии объявили, что Асоль больна: слегла, не выдержав известия об отравлении любимого супруга. Однако слухи жирными червями во все стороны расползались от замка. И вот уже через год после гибели архэта вся Амония недобрым словом поминала его развратную вдову.

Перед отправлением в Мирьех чародей повелел Амони навестить Ланаксэт, надеясь, что юный де Пьюс поумерит воинский пыл. Но норинец недооценил наследника, скрепя сердце, тот отправился просить благословения у женщины, когда-то давшей ему жизнь.

Высокие двери Ланаксэт украшало резное изображение павлина – геральдического знака Мерце. Впечатляющий хвост птицы радовал глаз узорами из цветного стекла. Изнутри доносились отзвуки лиры, смех, голоса. Пахло элинмой – цветком сновидений.

Амони постучал, однако ничего не произошло. Чувствуя, как тревожно замирает сердце, он ударил в дверь ещё несколько раз. Наконец та приоткрылась: на пороге, позёвывая, стоял кудрявый шохеец в широких штанах и цветастой безрукавке на голое тело, видимо, один из прислужников.

– Ну и чего барабаним? – неприязненно спросил он, по-южному растягивая гласные. – Её Светлость не велели беспокоить.

Возмущение, захватившее Амони, оказалось столь сильно, что несколько мгновений он не мог выговорить и слова, сделавшись только ещё бледнее обычного. Наследник впервые столкнулся с подобной вопиющей непочтительностью. Впрочем, слуга мог просто не знать будущего архэта в лицо, тем более к дорогим нарядам тот страсти никогда не испытывал, одеваясь подобно обычному рыцарю.

– Я Амони де Пьюс, сын архэтаЛоэмара и твоей госпожи АсольМерце. Я требую немедленно пропустить меня к Её Светлости! – с предельной чёткостью проговорил Юный Барс, предвкушая, как вгонит лакея в смятение перед высоким титулом. Но наглый прислужник даже не изменился в лице, ещё раз зевнув, он молча скрылся, оставив дверь приоткрытой.

Амони вбежал следом, пылая праведным гневом, однако лишь его нога переступила порог Ланаксэт, и вся ярость и задор мгновенно исчезли, оставив место лишь полузабытому детскому страху.

Главный зал Маленькой Радости с первых мгновений поражал несвойственным северу утончённым великолепием. Там царили жара, музыка и дурман. Полы застилали узорчатые ковры, каждый стоимостью не меньше ста керов. Вдоль стен и по потолку тянулись лозы невиданных в Амонии растений, многие из них цвели и роняли белые лепестки в прозрачную воду.

Люди севера предпочитали омываться в бане, а тёплой порой в реке, но и этот обычай пришёлся Асоль не по сердцу. А потому посередь главного зала расположилась исходящая паром купальня, обложенная мраморной плиткой с разноцветной мозаикой.

Наследник не знал во сколько обошлось всё это убранство, зато Этельдор однажды рассказал, что по завещанию Лоэмара на ежемесячное содержание вдовушки казна выделяет пятьсот керановых монет. Услышав это, Амони лишь охнул: по традиции наследник обязывался развлекать вассалов и народ охотой, пирами да турнирами, но даже самые роскошные из его празднеств едва ли превышали эту сумму. Более того Асоль могла и не уложится, и тогда бывшая лаирМерце без зазрения совести продавала подаренные Лоэмаром ценности. А однажды и вовсе велела подкупленному слуге снести на рынок Пряжку Ёрима – родовое украшение де Пьюсов. Чародею пришлось выкупать регалию по тройной цене.

Ворвавшись в Ланаксэт, Амони застал мать едва закончившей омовение. Асоль, прикрытая полотенцем нежно-розового шёлка, возлежала на мягкой софе, а две полуобнажённые служанки ухаживали за ней. Одна умащивала волосы шохейскими благовониями, вплетала в них цветы, а вторая старательно разминала вдове ступни ног. Рядом расположился и чернобровый красавец-музыкант, играющий на лире печальную мелодию.

– Атуш, – наследник смущённо обратился к матери, стараясь смотреть себе под ноги. Он так и не избавился от детской привычки называть её матушкой на сар-гарра– древнем языке севера.

Асоль лениво подняла голову, на долю мгновения в её взгляде мелькнуло удивление, но тут же сменилось безразличием. Она даже не приказала слугам остановиться, лишь едва приподнялась на локте.

– Что тебе нужно? Я ведь просила не заходить в Ланаксэт, – проговорила вдова чудесным глубоким голосом, который когда-то так завораживал архэтаЛоэмара. – И не называй меня так.

– Я… – начал и юный де Пьюс и осёкся, прежняя робость вновь ледовитым ядом проникла в его кровь, и Юному Барсу как маленькому котёнку захотелось бежать, забиться под кровать или за печь, лишь бы не терпеть этого холодного жестокого взгляда. – МэйнирЭтельдор велел… просить благословления, ат… матушка. На архэтство напали… Seliri – тёмные создания Раукар! Я поведу войска против них…

– Seliri?! – бесцеремонно вклинился в его речь певец, оборвав игру на высокой плачущей ноте. – Я знаю чудную балладу о Seliri. О прекраснейшая, позволь я исполню её!

– Позволю, как только мы останемся одни, – ласково ответила Асоль, а затем вновь обратилась к сыну. – Так что ты хочешь от меня?

– Благословления на битву, мату…

– Благословляю. Ступай! – без всяких чувств отрезала она, вновь опускаясь на софу. Амони, неуверенно переступив с ноги на ноги, отправился прочь провожаемый насмешливыми взглядами прислуги.

И вот спустя три ночи в Мирьехе он не мог заснуть, обуреваемый призрачными видениями.

«Началось, они уже берут приступом мой разум», – пронеслась досадная мысль в измученном сознании де Пьюса.

Амони протёр глаза и огляделся: он и Гельри ночевали в почётной гостевой спальне на верхнем ярусе ратуши, предоставленной им градоправителем, который заблаговременно покинул правобережье. Элизий по поручению наследника в Мирьехне поехал, а присоединился к отряду своего отцав качестве наблюдателя.

Безмятежный здоровяк Гельри всё ещё наслаждался блаженством и тишиной, нарушаемой лишь его собственным храпом. Решив не лишать его покоя, Амони тихой мышкой выскользнул за дверь, прихватив с собой кресало и свечу. Конечно, уже начало светать, но пройдёт ещё много времени, прежде чем окончательно рассеется ночная тьма.

Он брёл по пустым коридорам ратуши, и неясные тени метались по стенам, будто пытаясь скрыться от огня. Наследник особо не задумывался куда идёт, ему просто хотелось прогуляться, забыть о ночи и ужасах, что таятся под её покровом. Однако, когда он проходил мимо спальни Этельдора, то заметил, что дверь чуть приоткрыта.

«Неужто наставника тоже мучают кошмары?» – удивлённо подумал Амони и, забыв о вежливости, заглянул внутрь, ожидая увидеть регента борющимся с незримыми тварями мрака. Однако же чародей вовсе не выглядел мучеником, совсем наоборот, норинец казался приободрённым, а когда свет от свечи упал на его лицо, глаза чаровника блеснули маленькими огоньками.

– Доброе утро, Ваша Светлость.

– Вам, наверное, не спится, мэйнир?

– Вовсе нет, мальчик мой, – ответил Этельдор, переходя на более мягкий домашний тон. – Ночь уже позади, а день ещё не начался, самое время для меня и моих скромных изысканий. Я хочу кое-что вам показать, подойдите ближе.

– Что это, мэйнир? – спросил Амони, удивлённо рассматривая простенькую деревянную шкатулку.

– Смотрите, – он небрежным жестом откинул крышку и… Амони отшатнулся, ослеплённый неистово-прекрасным светомсамоцветов: десятки сапфиров различных размеров и огранки мерцали в подрагивающем пламени свечи. – Это сокровище величайшей ценности. Связь этих камней с чарами так велика, что некоторые утверждают, что они и есть сами чары, только застывшие за века. В руках чародея они служат одновременно усилителем, проводником и хранилищем Ivey. Я потратил годы, чтобы собрать их, но вскоре мне придётся с ними расстаться.

– Вы собираетесь сами сражаться?

– Как не странно да, и они мне в этом очень помогут. Вам известно назначение посоха? При сотворении заклятия именно через него проходит Ivey. Для чародея посох – такое же оружие, как меч для воина. Значение имеет всё! Это и его размеры, и дерево, пошедшее на изготовку, но важнее всего – камень. Для заклинателя стихий подходят исключительно синие камни, и чем темней и насыщенней их оттенок, тем лучше. Дело в том, что обычно мы стараемся не тратить собственный Ivey камней, но слабозаряженные камни попросту не выдерживают некоторых заклятий. Зарядить камень снова чрезвычайно трудно, для этого потребны особые места и долгое время. И это притом, что IveyvoVean – Чары Стихий наименее требовательные из всех. Если я не стану поднимать бурю, извергать пламя или призывать молнию, то добрую службу мне сослужит и небольшой кусочек лазурита. Однако вскоре мне, боюсь, понадобится и то, и другое, и третье, так что только отборные сапфиры. Например, этот, – чародей вытащил из шкатулки камень размером с голубиное яйцо, – экий красавец, а? Посмотрите какой глубокий синий цвет, как норинское знамя.

– Погодите, мэйнир, а как вы собираетесь использовать его? Вы не говорили, что знаете боевые заклятья.

– Мне пятьдесят четыре года, Ваша Светлость. А любой норинец соответствующих дарований осваивает Четвёртый Риод ещё до тридцати. Князь Вейн учит нас, что наш дар – орудие созидания, но прежде этого необходимо постигнуть разрушение. Я, Ваша Светлость, заклинатель Пятого Риода, и, если будет нужно я обрушу на врага мощь всех четырёх стихий.

– Погодите, мэйнир, но разве стихий не пять? Вы же сами рассказывали…

– Да, вы правы, есть ещё и пятая, или объединяющая стихия, проявляющаяся в виде разрядов молний. Некоторые мыслители прошлого ошибочно относили её к ветру или огню, однако сейчас признано, что эта часть мироздания одинаково крепко связана со всеми остальными: рождается в воздухе, порождает пламя, усиливается в воде и гаснет в земле. Однако же следует помнить, что молнию может освоить лишь тот чародей, кто постиг все остальные стихии.

– Спасибо за разъяснение, мэйнир, – поблагодарил Амони, незаметно подавляя зевок, а тем временем Этельдор продолжал:

– Разведчики описывали Seliri созданиями из камня и льда. Хоть в Джааресе их не видели уже давно, но мудрецы прошлого оставили достаточно сведений. Запомните, уSeliri нет ничего кроме AsolenSele– Сердца Тьмы. Через Костёр в наш мир попадает только крошечный чёрный кристалл, окружённый потоками тёмного Ivey, телом же демона становится всё, что окружает его: камни, песок, лёд и даже металл. Что из этого следует, Ваша Светлость?

– Э-э-э… ну я не…

– Что вода и земля непомогут нам в борьбе с ними, а значит, в грядущей битве против камня и льда я использую огонь и ветер. Один камень я вставлю в навершие посоха, другие два в браслет на левой руке, ещё несколько будут в закладке под кушаком, чтобы я мог быстро заменить их в пылу боя. Думаю, этого хватит, чтобы продержаться до прихода конницы. Мои чары обеспечат защиту и одновременно будут мощным оружием, Seliriнечего противопоставить этому. Тем более с нами будут и жрецы Светоносного, их чары, IveyvoLime, куда более затратны, но и камней у Храма и Ордена намного больше моего. Алмазы редки и дороги, но служители Каинен много накопили их за века. А ведь в древние времена все эти камни считались обычным украшением, сейчас в империи никому не придёт в голову использовать их просто для красоты.

Плохо другое, Ваша Светлость, если жрецы Раукар – действительно альхарцы, то у них нет недостатка ни в самоцветах, ни в боевых навыках. Признаюсь, что рубин и IveyvoSele – это не то оружие с каким бы я хотел столкнуться. Их чары чудовищны и разрушительны, притом подчас и для самих жрецов. Так вот, Амони… Амони? Ваша Светлость, да вы никак уснули! Нет, я, конечно, знал, что рассказчик из меня не лучший, но чтобы настолько?!

Глава 5. Алмазная Чаша

Настал заключительный день турнира. Всю предшествующую декаду многочисленные соискатели со всего Санреса состязались между собой за право биться с Рыцарем Чаши. Десять дней лязгали мечи, трещали копья, ржали лошади. Высокородные и состоятельные зрители наблюдали за боями с высоких скамей; торговцы, ленные рыцари и вольные граждане расположились теснее и ниже, но за ходом дела следили с не меньшим увлечением.

Каждый вечер в замке накрывали пиршественные столы, поражающие изобилием даже самых взыскательных гостей. Когда речь заходила о чести рода, шехэтКомэан не жалел средств. Он давно уже усвоил простую истину: в империи Алого Солнца слава – ценнейшее сокровище, перед которым меркнут и деньги, и дворцы, и драгоценности. Однако неоправданно глуп тот, кто, гоняясь за призраком, жертвует действительностью. Поэтому он и осуждал Шейрона, отбросившего всё мирское ради неоперившейся мечты.

«У каждого есть своё место, так издревле заведено, сынок. Ленный рыцарь не богат, а потому храбр. Лишь личным подвигом он может добиться чего-то в жизни, но даже самый отчаянный смельчак всегда делится почестями с господином. Таков обычай. Коль он присягнул мечом мне, то всякая его победа и моя победа тоже. А шехэтГеррерт ни с кем победами не делится, другие стяжают славу для него, за что получают милость и награду. Понимаешь? Неужели ты всё ещё хочешь власть обменять на присягу, сын мой?» – так говорил хозяин Бринадаля, но дерзкий отпрыск пропускал его слова мимо ушей.

С самого детства Шейрон хотел походить не на отца, а на беспутного Орина Хабэрта, чья заслуга состояла лишь в умении размахивать боевым топором. И вот годы спустя юный рыцарьзанял место Защитника Чаши. Известие о смерти Хабэрта привлекло в Бринадаль многих искателей лёгкой наживы, но к десятому дню предварительных боёв соискателей осталось лишь трое. Им и предстояло скрестить оружие с измучившимся ожиданием Шейроном Геррертом.

По приказушехэта ристалище устроили во внутреннем дворе замка: слуги заранее освободили пространство, установили скамьи и привели в надлежащее состояние площадку, открывающую с утёса отличный вид на Исамонд. Они потрудились на славу, придав обычно мрачному месту образ восторженно-праздничный. Этому помог и утончённый вкус столичного художника, нанятого Комэаном. Хотя турниры, которыешехэту доводилось проводить раньше, обставлялись много роскошнее. Например, в 321-ом году, когда шехэт распорядился выстроить огромную арену в виде чаши. Предварительные бои растянулись на месяц, а сами состязания длились пять дней и молодой ещё ОринХабэрт верной секирой одержал победу в пятнадцати труднейших схватках, стяжав для себя и своего господина великую славу. Но, впрочем, и сегодняшний турнир тоже мог оправдать надеждышехэта, тем более, что часть расходов покрывалась вступительными взносами участников.

Недавно посвящённый в рыцари Шейрон не успел обзавестись собственным оруженосцем, поэтому подготовиться к первому бою ему помогал доверенный отцовский порученец Шарип, прослуживший в Бринадале более тридцати лет, тот разбирался во всём, что касалось угождения прихотям хозяев, даже в умениях каэсмира.

Испорченная в бою с Зерцихомкольчугаотправились в замковую кузню на перековку, а Геррерт получил в подарок от отца впечатляющие латы. Новая броня, хоть и сделанная из того же юсфита, по качеству и прочности намного превосходила прежнюю. Подарок оказался настолько хорош, что Шейрон вопреки ожиданиям принял его с искренней благодарностью, хотя возможно, таким образом он просто выражал признательность отцу за оказанное доверие.

«Это будет великий день! – думал молодой рыцарь, пока лакей помогал ему надеть поверх гамбизона кирасу. – Мой первый турнир, да ещё какой! Далеко не каждому рыцарю выпадает подобная честь, но я справлюсь. Точно справлюсь!»

Шарип выполнял работу скоро и ладно, намного быстрее, чем Геррерт в бытность оруженосцем. Тому требовалось не менее получаса, чтобы облачить фаираБертила в доспехи, а чудесному лакею хватило и трети этого срока.

Закончив, слуга куда-то исчез. Через некоторое время он возвратился, неся в руках зеркало в богато украшенной раме. Геррерт, успевший немного освоиться, с любопытством вгляделся в отражение. Вид действительно открывался величественный: поножи, наручи, шлем – всё светилось торжественным блеском, ну а кирасу рыцаря украшала гравировка чаши, исполняющая одновременно роль родового герба и знака Защитника. Броня придала Шейрону уверенности, былые опасениярассеялись, словно утренний сон.

– Мой господин, вы великолепны! Сам Фелициат Свет Империи не сравнился бы с вами! – восторженно прошептал Шарип, а занятый самолюбованием Геррерт только рассеяно кивнул в ответ.

До начала первого поединка оставалось совсем немного, и рыцарь вновь ощутил волнение, к горлу подступил комок, по телу пробежали мурашки, но потом всё сменилось трепетом иного рода, подобным томлению влюблённого, ожидающего встречи. Он почувствовал, как закипает кровь и стучит бешено сердце, отсчитывая мгновения.

Запели трубы и загремели литавры, объявляя о начале турнира. Шейрон, сопровождаемый Шарипом, покинул оружейную и оказался в длинном коридоре, в конце которого виднелись подъёмные врата – выход на ристалище.

– Энхэты и лаири, приветствую вас от имени Его Милости шехэтаКомэанаГеррерта в замке Бринадаль на 33-ем турнире Алмазной Чаши! – музыка смолкла, и возникшую тишину заполнил звучный голос почтенного распорядителя. – И прежде, чем объявить о начале первого поединка, прошу всех почтить молитвою память фаираОринаХабэрта.

И вновь тишина, а потом слабо различимый гул голосов, сперва тихий, но с каждым словом всё более отчётливый: «…at`em lindaih fey ErevidenKero!*» Когда же молитва окончилась, глашатай вновь заговорил:

*«…его душа в Чертог Небес» – окончание поминальной молитвы.

– Единственный сын Его Милости, бесстрашный и могучий рыцарь, Защитник Чаши и орхэтБринадаля, фаирШейронГеррерт!

Ворота поднялись. Геррерт, зажмурившись от яркого света, вышел на ристалище, где его приветствовали рукоплесканиями и криком. У юноши закружилась голова, он сделал несколько неуверенных шагов и остановился…

«Вот это да! – в изумлении подумалон, поднимая приветственно руку. – Они восхваляют меня, кричат моё имя!»

– Его первым противником станет – странствующий рыцарь, известный своими турнирными победами, а также благородством по отношению к противнику – фаирБэли Жалостливый!

Шейрон выдохнул с облегчением: про этого рыцаряон слышал и не боялся встречи с ним. Тот был известен изматывающей тактикой боя, а также любовью к хитростям. Жалостливым его прозвали за то, что он, заставив противника упасть, всегда давал тому подняться.

«Кого-кого, а меня ему не свалить!» – самоуверенно подумал Геррерт, наблюдая за открывшимися с противоположной стороны воротами. Его первый соперник оказался худощавым черноусым человеком в кольчужном доспехе и круглом шлеме без забрала, сопровождаемыйогромным оруженосцем с глуповатым выражением лица. Великан закрепил на запястье Жалостливого треугольный щит с личным гербом – падающей в море слезой, после чего вложил короткий меч тому в руку. В это время Шарип протянул Шейронуполуторникиз юсфита, гораздо более подходящий к его телосложению, нежели трофейный керановый клинок.

Рыцари сошлись в середине площадки и обменялись поклонами, при этом Геррерт заметил, что его соперник не сводит глаз с наградной Чаши, радужно блистающей на невысоком постаменте.

– Сражайтесь и пусть победит сильнейший! – выкрикнул герольд.

Шейрон ударил первым, размашисто и резко, но лезвие его меча натолкнулось на вражеский щит. Жалостливый, ловко обогнув клинок Рыцаря Чаши, попытался подобраться с незащищённого бока.

Геррерт намеренно подпустил его на расстояние выпада, после чего подался вперёд, с силой толкнув противника в грудь. Тот отлетел на добрых три шага и, не удержав равновесия, повалился в песок. Зрители неистовствовали, хищными выкриками подстрекая Защитника Чаши добить упавшего, однако Шейрон удивил их всех: оставшись стоять на прежнем месте, он насмешливо и громко обратился к сопернику:

– Эй, ну что вы разлеглись?! Вставайте же, фаирБэли… Жалкий!

Это подействовало – соискатель вскочил, глядя на Геррерта полными ярости глазами. Бросаться в бойтеперь он не спешил, медленно обходя Рыцаря Чаши по кругу, надеясь обнаружить брешь в защите.

Пользуясь длиной меча, Шейрон держал врага на расстоянии, двигаясь в противоположную сторону, сжатый как пружина и готовый ответить ударом на удар.

Люди требовали зрелищ, им хотелось увидеть настоящую рыцарскую схватку, а не «танец плодородия», как метко выразился какой-то господин с третьей скамьи. Напряжение нарастало. Геррерт знал, ударив, он точно поразит противника, но не спешил, ему нравилось видеть неуверенность и страх в глазах врага, а тот всем своим видом оправдывал данное ему Защитником Чаши нелестное прозвание.

«Всё тянуть больше нельзя», – подумал Шейрон, но противник опередил его.

Грязно выругавшись, Бэли с гневным воплем ринулся вперёд. Геррерт упредил нападение встречным выпадом – его меч с хрустом вгрызся в щит и пробил насквозь. Соискатель, не растерявшись, быстро отцепил ремни: бесполезный щит остался торчать на мече Защитника Чащи, а взвившийся следом клинок врага чиркнул по шлему, оставив длинную царапину.

РыцарьЧаши даже не попытался нанести ответный удар. Отпустив рукоять застрявшего меча, он схватил фаира Бэли за руку и, уповая лишь на телесное превосходство, ударил противника в лицо…

Зрители охнули, такого им видеть ещё не приходилось: несчастный Бэлиповалился в пыль, роняя оружие. Песок забился соискателю в глаза, и он вслепую попытался отыскать потерянный клинок. Но Шейрон опередил его. Вытащив полуторник из щита, он приставил остриё к окровавленному лицу врага.

– Пощады… – взмолился Жалостливый, иГеррерт, насладившись мгновениями превосходства, отвёл меч в сторону. Подоспевший здоровяк-оруженосец помог униженному Бэли покинуть ристалище.

Герольд объявил перерыв, и пока слуги убирали площадку, а нанятыешехэтом шуты и музыканты развлекали зрителей, Шейрон готовился к следующему бою. Опьянение чувством победы уже начало проходить, но он всё равно безумно гордился собой.

Пока Шарип помогал ему разоблачиться, чтобы заменить пропотевшие одежды, в оружейную заглянул угрюмого вида жрец. Удостоверившись, что Геррерт не ранен, он вежливо откланялся.

– Вы произвели настоящий переполох, отец, должно быть, гордится вами, – щебетал обычно неразговорчивый слуга, обливая обнажённого по пояс рыцаря водой из бочки. – Уверен, что второй поединок вы завершите столь же блестяще.

– Надеюсь на это… Ай, холодно! Дай полотенце!

Шарип вновь помог ему облачиться в доспехи. Несмотря на прошедший поединок они по-прежнему выглядели, будто только скованные, единственным напоминанием о схватке осталась лишь царапина от клинка фаира Бэлина шлеме. Мелькнувшие в голове воспоминания заставили Геррерта улыбнуться и мысленно поблагодарить Светлого Бога за столь удачный первый бой, в котором он не только одержал убедительнейшую победу, но и заработал благосклонность зрителей. И хотя Шейрон не мог знать наверняка, кто станет его следующим противником, но пребывалв уверенности, что тот будет намного искусней, нежели Жалостливый.

Так и вышло, герольд объявил его: «Полноправный владетель титула и земель, один из величайших воителей имперского юга, шехэт Марвик Бесэ». К счастью, это имя оказалось Геррерту хорошо знакомо: Бесэ были исконными владельцами замка на острове Гвинра и давними соперниками Бринадаля. На их гербе стайка серых рыбок окружала окровавленный меч.