Текст книги "Семена Распада. Том I (СИ)"

Автор книги: Олег Никольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Угнетатели сполна получили за всё. Нуавэн и полукровок истребляли безо всякого милосердия, не делая различия между мужчинами и женщинами, стариками и детьми. Прекрасная и покорная страна превратилась для нелюдей в огромную скотобойню, где горделивым владыкам Востока была уготовлена роль свиней и коров. И реки лазурного края окрасились в алый, унося навсегда величие и спесь поклонников Аз-Раша.

Весть о новом чудовищном бунте стала для Царя кинжалом в спину. Будто растеряв всю свою тысячелетнюю мудрость, Ун-Азмат двинул на Эр-Мар огромное войско, возглавляемое самыми искусными и преданными вальдашерами. Судьба этой рати была предрешена: горные перевалы Юсфитового Клина заполнили десятки тысяч тел тех несчастных, кому не повезло услышать рык лазурного дракона.

Так в 860-ом году Эпохи Хаоса марбэйн стали свободны. Новообразованное государство своё они назвали Миллен от Mil vo Len – Наследие Древности. В том же году совет предводителей избрал первого Лазурного Князя. Всходя на престол, тот принёс нерушимую клятву одному из драконов, после чего принял священные регалии. С тех пор и повелось, что наследник должен был доказывать право на трон, проводя ночь в беседе с лазурным.

Однако чуть более века назад традиция оказалась нарушена. В чёрный для Миллена год небесные покровители пали, защищая страну от вторгшихся с юга войск Мершвельда. На вражеской стороне сражались красные драконы и фератхи, Духи Огня, чья сдвоенная мощь оказалась губительна для лазурных. В той битве выжил лишь один из драконов неба, но и он принял добровольное забвение, не пожелав нести тяжкую ношу последнего в своём роду.

***

Ступени были узки и грубы. Бесконечная лестница змеилась с вершины утёса к глубокому гроту, где обрёл вечный покой последний лазурный дракон. Обычаи изменились, и нынешний соискатель милленского престола должен был провести ночь, разделяя сны властителя небес. Эжен не вполне понимал, что скрывалось за этим изящным оборотом, но покорно шёл навстречу судьбе, царапая о камень босые ступни: по закону Драконьего Пути будущий Князь не имел на себе никакой одежды кроме девственно-белого абэйля.

Вместе с драконами в Миллене погибло колдовство. Пока лазурные покоряли небеса, под сенью их крыльев по всей стране на свет появлялось множество заклинателей Разума, пополнявших ряды Братства Искр. Мудрецы-кэаси, знатоки драконьей природы, объясняли это тем, что лазурные, как и их родичи в других местах и странах, являлись мощнейшим источником Ivey. Однако источник иссох после битвы на равнине Эн`Марни.

Закономерным итогом ослабления Братства стала междоусобица, на десятилетие погрузившая Миллен в кровавый ужас. Часть Искр искала возможности найти себе нового покровителя в лице Нэксана, Бога Разума, который смог бы восполнить их потери. Другие придерживались заветов Драконьего Пути, и они победили, хоть и не долго наслаждались отстоянной независимостью. Предательским кинжалом обернулся приказ князя Этьена, не желавшего делить власть с колдунами. Так магия в Миллене погибла, казалось, навсегда.

Холодный ночной воздух, казалось, забирался под кожу, сковывал решимость, душил волю. Каждый шаг давался труднее предыдущего, а ступени будто бы становились всё уже и уже. Эжен удивлялся самому себе: если его в начале пути одолевает страх, что же будет дальше? В глубине сознания билась какая-то туманная мысль, чьи-то слова, воспоминание… нечто важное!..

Де Итель замер так резко, что чуть не рухнул в черноту. Из бездны отчётливо донёсся голос. И этот голос принадлежал давно погибшему отцу!

«…говорить о безумии Этьена Кровавого, кто он если не сумасшедший?! Приказал перебить колдунов! Тех, кто возвёл его на трон, кто охранял от козней и интриг! Кто если не Искры зачаровали лестницу в утёсе Спящего Дракона?»

Призрачный голос смолк. Вьюрок ошарашенно вглядывался вниз, но оттуда не долетало ни отблеска, ни звука.

Колдовство! – понял он. – Чары Разума охраняли драконье логово. Соискатели не спускались туда так давно, что в Миллене уже успели позабыть о последнем даре когда-то могущественного Братства Искр. Служившие престолу колдуны-кзари покрыли лестницу тысячами крохотных фаанэ, создав полог ужаса, что должен был отпугивать недостойных.

Заклятие, взрезая покровы, пробралось в самую глубь души Эжена. Безликая сила всколыхнула Вьюрка изнутри, пробуждая желания и страхи. Перед его глазами промелькнул призрак рогатой короны, выточенной из драконьего клыка, за ним устремилось столь же эфемерное крыло княжьего плаща. Восстала из мрака и тут же рассыпалась в каменное крошево громада башни Высокого Дома.

«Хочешь власти? Возмездия? – прошелестела лестница голосом Симона. – Нет… есть что-то ещё… за честолюбием, за страстью… ты что-то прячешь, де Итель».

Бесцеремонное щупальце чужого разума ещё глубже втиснулось в сознание, один за другим прошивая пласты воспоминаний. Зрелость, молодость, юность… Вот оно! Заветный образ, не желающий отпустить, терзающий память… Провидица с безумьем и недетской мудростью в глазах.

«Ради неё? Глупец, отступись! Она мертва, она никогда не будет твоей. Никакая власть не возвращает ушедших к жизни!» – возликовало заклятье, нащупав слабину.

Если бы свет небесного Маятника излился на зачарованную лестницу, то обнажил бы лицо Эжена, ставшее более бледным, нежели сама луна. Вьюрок стиснул зубы, ногтями окровавил ладони и, преодолевая боль от взборождённых душевных ран, шагнул вперёд, в черноту.

Невидимые прежде фаанэ вспыхнули строгим металлическим блеском, на мгновение ослепив де Ителя. Старые чары уступили решимости со искателя, соткав для него сверкающую тропу к драконьему логову. Петли ужаса разжались, пропуская Эжена дальше.

Прежде Вьюрку не приходилось видеть лазурных. Та проклятая битва состоялась почти за век до его рождения. Но память о них всегда сопровождала де Ителя: драконы скалились с потёртых летописных страниц, расправляли каменные крылья их многочисленные статуи, а на небесного цвета знамёнах парили выведенные тушью силуэты. Изображениями лазурных расписывали одежду, их чешуе подражали доспехи, и даже детские игрушки уподоблялись могучим покровителям. Но ничто из этого не могло сравниться с величием последнего настоящего дракона, погружённого в беспробудный сон.

Ящер оказался столь огромен, что Эжену не хватило взгляда, чтобы охватить его целиком. Одна голова была больше Вьюрка в пару раз: могучая челюсть с несколькими выступающими клыками, прикрытый тяжёлым кожистым веком глаз, впечатляющая корона рогов, постепенно переходящая в редкий гребень.

Слабый свет фаанэ отражался в округлых чешуйках размером с ладонь ребёнка. В стародавние времена марбэйн использовали их вместо денег, пока не научились изготовлять монеты из металла, названные тэльн – чешуя.

Окончательно презрев всякую робость, будущий князь приблизился к дракону, приложил узкую ладонь к провалу ноздри. Дыхание обожгло руку, растрепало волосы Вьюрка, и погасло, вновь сделав лазурного подобным безжизненной скале. Эжен не спеша прошёл вокруг дракона, кончиками пальцев касаясь холодной твёрдой чешуи.

Он знал, что многие из ящеров уязвимы от природы, а потому наращивают поверх кожи новые слои брони, но только не небесные. Покровители Миллена не нуждались в искусственной защите, так как в целом мире никто бы не отважился ни биться с ними один на один, ни нанести коварный удар из засады. Драконий рык способен был сокрушать бесчисленные рати, а может, и стирать в пыль города. Кто знает ныне?

Странные чувства одолевали де Ителя: восхищение мешалось с сожалением, любопытство сдерживалось благоговением. Лазурный! Символ Миллена и его Бог во плоти, так близко и в тоже время так бесконечно далеко! Сердце Эжена пронзила игла зависти к князьям прошлого, которым выпадала честь беседовать с драконами.

Вьюрок остановился. Свет фаанэ начал слабеть, погружая пещеру во мрак. Впереди же ждала ледяная ночь, без еды и воды, наедине с призраком минувшего величия. Чтобы не околеть, де Итель подобрался вплотную к ноздрям дракона, надеясь найти в редком дыхании спасительное тепло. Присев, он обхватил колени руками, закрыл глаза. Колдовской свет окончательно потух и будущего Князя захлестнули тревожные сбивчивые мысли.

Уже не мнимый отцовский, а его собственный голос изводил соискателя вопросами. Обильно кровоточили нарывы сомнений: сможет ли он? достоин ли? не слишком ли многое взял на себя? Ведь история неумолима, её жернова обратили в пыль и Братство Искр, и князей-колдунов де Нуаров, и даже самих лазурных.

Действительно ли он желает власти? Принесёт ли она то насыщение, ради которого и стоило бороться? Ведь тело не нуждается в ней, ему важнее вкусная еда, удобная одежда, мягкая постель. Телу легко угодить, но с удовлетворением плоти просыпается жажда души, а её скрытые до поры желания исполнить гораздо труднее.

Эжен чувствовал влечение и к славе, и к влиянию. Ему нравилось повелевать и с игривой лёгкостью вершить судьбы, снимая с плеч старца де Онира ставшее непосильным княжеское бремя. Однако время игр кончилось: смерть Жерара отрезала пути отхода, заставив Вьюрка взглянуть в глаза своим истинным чаяниям, в которых ищущая справедливости наивность диковинно переплеталась с расчётливым себялюбием.

Размышляя о судьбе страны, де Итель всё более склонялся к мысли, что его воля и разум способны даровать ей процветание. Эжен не отделял себя от Миллена, полагая, что ясно понял его дух и суть. Deno en Mar asi Abe – Путь Красоты и Чистоты – многовековое стремление народа марбэйн закрыться от всех внешних сил, в безопасности познавая и совершенствуя себя. Так было до нынешнего дня, пока говорящие камни и безмолвный дракон не заронили в душе Вьюрка зёрна сомнений.

С последним из лазурных ушли не только символ и эпоха, исчезла уверенность в том, что всякие беды обойдут Миллен стороной. Правление Этьена Кровавого, Скомороший Бунт, лиловая цейда… Страна не первое десятилетие гнила изнутри, готовая стать лакомой добычей для первого же смелого врага. Вьюрку казалось, что хитростью и лестью он сможет обратить империю из грозного соседа в защитника и друга. Но что если своими действиями он лишь ускорил падение Миллена? Ведь де Итель не чародей, и не дракон, а лишь тщеславный и распутный человек.

Человек…

Поток воздуха ударил в раскрытые крылья. Со всех сторон нахлынула небесная синь. И невозможный восторг затмил мысли и чувства. Пусть с первого раза и прошли столетия, но каждый взлёт как новое рождение. Нет ничего прекрасней возвращения в родную первозданную стихию!

Недвижимые крылья удерживали громаднейшее тело, широкостопые лапы, привыкшие покорять горные кручи, закрывали грудь и пах, рассекали воздух ветвистые, словно у оленя, рога короны.

Раскрыв пасть, дракон породил громоподобный клич, дробя на части небосклон. Весь мир оставался далеко внизу: шипастая скальная гряда, словно мхом поросшая лесом; блеклые ленточки рек и лужицы озёр; почти уже невидимые люди-муравьи. Всё это не заботило лазурного, тот парил, наслаждаясь безмятежностью, чувствуя, как смиренно перед ним преклоняются ветра. Он был один, и он был всем: владыкой, Богом, сердцем мироздания… Власть над стихией давала право выбора.

Дракон не знал, куда и зачем летит, но ему это нравилось, ведь выше поднялось одно лишь солнце.

Эжен очнулся столь же быстро, как и уснул. Его била крупная дрожь, а драконий сон, потухая, туманил сознание. Большого труда Вьюрку стоило отделить свой разум от памяти ящера: на мгновение голову пронзила чудовищная боль, будто рука великана сжала её до размера горошины. Чувства перемешались ещё более причудливо: упоение полётом, восторг, бессилье, зависть…

Драконье видение вновь нахлынуло на Вьюрка, освобождая от размышлений.

Далеко внизу колыхались на ветру чёрные знамёна. Дракон не мог разглядеть, но точно знал, что на них свернулась тёмно-жёлтая ящерица в обрамлении серых полос. Мершвельд. Давний заклятый враг вновь напал на милленскую землю. Но в этот раз его не остановили ни крепости у реки Наатэ, ни объединившиеся войска эниров приграничья. Ибо под стягом Духов Огня в бой шли не только люди, но и древние обитатели Пустоши. Красные драконы покинули лежбища в вулканах, чтобы предать Миллен всепожирающему пламени. Вместе с ними были и фератхи – ящеры с знамён, чьи тела покрывала броня из лавы, керания и обсидиана. С огромной высоты лазурный видел, как надвигались они сплошной стеной огня, а позади боевым маршем шли латники и дробила землю тяжёлая гвардейская конница.

Инес де Нуар, княгиня-вдовица, умоляла лазурных о помощи. Договор обязывал их защищать Миллен от любой опасности, но с Мершвельдом марбэйн исконно воевали сами. Драконы Неба откликнулись на призыв, присоединившись к спешно собранному войску во владении Эн`Марни.

Красные выступили первыми. Взмыв над землёй, хозяева Пустоши ринулись на милленские ряды. Чудовищные, громадные, непобедимые. Пламя и мощь. Их не остановить ни пехоте, ни коннице, ни гвардии, ни даже Братству Искр. Никому. Кроме него.

Лазурный выбрал цель, и соколом устремился вниз. Он знал, врагу не увернуться. Так и вышло: дракон обрушился всем весом, ломая с жутким треском крылья, обхватывая лапами, вонзая когти в чешую. Противник каким-то чудом смог удержаться на мгновение в воздухе и даже выдохнуть сноп жалящих искр, но в следующий миг уже летел к земле. Жёсткое падение. Красный ещё пытался сопротивляться, ревел, изрыгая дым и пламя, но дракон Неба не обращал на них внимания, раздирая неподатливую плоть.

«Испепелить!» – выброшенной на берег рыбой билась в сознании врага единственная мысль. Волны бессильного гнева одна за другой окатывали лазурного и постепенно угасали, вытекая с кровью из оставленных его когтями ран.

Наконец красный затих, но небесному не оставалось времени на передышку. Его собратья тоже присоединились к битве, сходясь с вторженцами в воздушных схватках. Высоко над землёй ярились потоки пламени и гремели раскаты громоподобного рёва. Однако дракон готовился к собственному бою: Духи Огня окружали со всех сторон, а за ними следовали мершвельдские маги, разгоняя пламя обсидиановыми жезлами.

«Ничтожные!» – пронеслась в голове лазурного злая отрывистая мысль. Фератхи – духи-ублюдки, рождённые из пожертвованных красными яиц, вызывали у него омерзение, но ещё более лазурный презирал людей, возомнивших себя драконоборцами.

Ящеры пустоши извергали огонь лишь из пастей, Духи же сами обратились в чистое пламя. Они набросились на лазурного, сковывая лапы и хвост, раздирая крылья. Багровые искры жалили, но не обжигали. Дракон отчаянно сопротивлялся, пытаясь взлететь. А тем временем мершвельдцы выкрикивали заклятия, и их Ivey, проникая в землю, обращался каменными оковами, что оплетали могучее тело небесного.

Один фератхи вцепился когтями в шею, другой, уклонившись от взмаха ещё свободной лапы, кинулся на крыло. Дракон рванулся, сбросил врага. Вновь ударил лапой. Попал. Подался вперёд, но отпрянул ослеплённый вспышкой молнии, сорвавшейся с колдовского жезла. Каменные кольца ещё сильнее стиснули хвост, несколько Духов опять обрушились с яростью пламени.

И лазурный прибег к последнему, самому грозному оружию. И хоть его рык не мог повредить наседающим фератхи, маги были обречены. Волна звука, вырвавшись из широко раскрытой пасти, должна была разодрать им барабанные перепонки, взорвать вены, раздробить каждую косточку. Но этого не случилось. Колдуны продолжили крутить жезлами и открывать рты, безмолвно выкликая заклятия. Смертоносный рык словно обтекал мершвельдцев, не способный пробиться сквозь полог тишины. Ошарашенный и разгневанный ящер только тогда заметил, что у некоторых из них на руках бледно светятся браслеты из благородных опалов. Заклинатели Разума! Рихан-Рамэт – подобие Искр на службе Государя-Судии Мершвельда.

Неожиданное поражение не сломило волю дракона, но похитило несколько драгоценных мгновений, чем и воспользовались фератхи. Трое Духов уже рвали кожу крыла, ещё один вцепился в веко, слепя бешеной пляской пламени. И со всех сторон их наседало всё больше…

Эжена вновь выбросило из драконьего сна. Голова разрывалась от боли, образов и мыслей. Он многое знал об этой битве и прежде, но летописи и поэмы сказителей не шли ни в какое сравнение с живой памятью.

В тот день лазурные в последний раз спасли Миллен от завоевания ценою собственного истребления. Когда в ставке юного княжича Эмери де Нуара поняли, что происходит, было слишком поздно. Милленцы поплатились за безоговорочную веру в непобедимость небесных покровителей. Княгиня Инес от имени малолетнего сына приказала энирам вести войска в бой. Но прежде чем в битву вступили воины, на выручку драконам бросились кзари, самоотверженно схватившись с братьями по колдовскому ремеслу. Многие из Братства пали в тот день, но отбить смогли лишь одного из небесных.

Кавалерия из разорённого войной владения Эн`Марни и не пострадавшего Эн`Рааль сшиблась в бешеной сече с закованными в латы всадниками Пустоши. Чёрные знамёна одержали верх, но ненадолго. Мершвельдские рамэтиры-меченосцы рубились храбро, однако удаль захватчиков не могла сравниться со священной яростью тех, кто бился за родную землю. И милленские ратники-вайлэ отбросили и тяжёлую конницу, и отборные пехотные полки.

На закате, когда равнину Эн`Марни устлали тела людей, лошадей и драконов, сам Государь-Судия Мершвельда устремился на поле сражения, возглавив отряд Красных Шлемов – лучших конников страны Пепельных Равнин. Имя монарху было Хордэар Эниэх эн Тави Вельдан – Брат Битвы, Возлюбленный Победы, Сын Пустоши. Этот жилистый воин с рано поседевшими волосами и обожжённым лицом всю свою жизнь стремился сокрушить Миллен – заклятого врага своей державы. И оказавшись к заветной цели как никогда близко, он с ужасом понял, что несмотря на гибель лазурных, войска княгини Инес теснят его ратников. Тогда Хордэар предпринял решительную вылазку, надеясь растоптать и несгибаемую милленку, и её мальчика-сына, и всю их хвалёную гвардию.

Драконья Стража скрестила дорнэши с ангирами, пламевидными клинками Красных Шлемов. Судия озверело рубился, даже когда под ним убили лошадь. Стоя по колено в крови врагов и соратников, он вновь и вновь поднимал меч, пытаясь пробиться к шатру княгини. Но удар дорнэша пробил латный наплечник, а следом за ним и кольчугу, и стёганный поддоспешник, и кости, и плоть. Неистовое сердце государя-воина перестало биться. Из разжавшейся ладони выкатился обсидиановый шар с заключённым внутри огоньком, и чей-то сапог в пылу боя раздавил его. То была Иллорэ-Эра-Алам – Сфера Заточённого Пламени, в которой мершвельдские маги за десятилетия упорного труда смогли заключить силу власти над красными драконами. С уничтожением регалии погибла и эта власть. Освобождённые ящеры в гневе обратили мощь огня против бывших хозяев.

Битва окончилась победой Миллена. Хоть многие потом и говорили, что выигранное такой ценой сражение лишь стало началом агонии.

За снами и размышлениями Эжен пропустил тот миг, когда погасшие фаанэ стали вновь загораться, передавая друг другу свет лучей восходящего солнца. Утро. Значит, он выдержал. Испытание пройдено.

Вьюрок с трудом поднялся: затёкшие конечности казались выпиленными из дерева. Медленно переставляя ноги, он двинулся к лестнице. Впереди соискателя ждали люди, готовящиеся принять его клятвы. Они не знали, что, покидая последнего лазурного дракона, де Итель уже принёс самый главный обет.

«Смерть твоих родичей не станет напрасной. Я сберегу страну, за которую они отдали жизни. Обещаю!»

На выходе его ждал не только свет немилосердного светила, но и двое гвардейцев, подхвативших под руки ослабевшего Вьюрка. Они же помогли ему облачиться в эшабэ. Это нарушало древний обычай, по которому будущий князь оставался в абэйле до принятия регалий. Однако Эжен взял на себя смелость воспротивиться пережиткам старины; как он велел Драконьим Стражам не преклонять колен, так и сам не желал предстать перед подданными в одном исподнем.

Несмотря на разнузданное ночное веселье многие нашли в себе силы добраться до утёса Спящего Дракона. Очень многие. Там были и землепашцы с окрестных деревень, и умельцы-ремесленники, и держатели торговых лавок, и столичные чиновники, и, конечно же, торжественно разодетая знать. В толпе мелькали непокрытые головки женщин и смешные шапочки детей. Казалось, что весь народ окружил место коронации бесконечным человеческим морем. Но чести принять клятвы будущего князя удостоились лишь восемь избранных – по двое от каждого сословия. Раньше в церемонии участвовала ещё одна пара – кэаси и кзари, но первых князь лишь недавно восстановил в правах, вторые же были истреблены Этьеном.

Сначала выступили вперёд саабэ – представители селян и ремесленников княжества. Один был рослый и рыжебородый, с бугрящимися мышцами руками, на его суровом смуглом лице сияли удивительно добрые синие глаза. Другой – худощавый, с завязанными в косицу седыми волосами, и быстрым хитроватым взглядом. Глава столичного Союза Кузнецов и председатель Схода Старост в Эн`Итель. У обоих поверх добротной и нарядной верхней одежды были надеты дэлье – богато расшитые распашные безрукавки из овечьей шерсти. Заговорили они разом:

– Имя нам саабэ – мы земля, что даёт хлеб, мы молоты, что куют мечи, мы псы, что охраняют пастбища. Мы будем верными слугами, коль сам ты преданно послужишь Пути. Клянёшь ли ты, Эжен де Итель, именем лазурных драконов?

– Клянусь!

Низко поклонившись соискателю, саабэ приняли из рук Пьера де Блейна плащ, выдубленный из драконьего крыла – Инил-Дорр-Элево. Они облекли в лазурную кожу плечи Эжена и, вновь склонившись до земли, отступили прочь.

Вторыми клятву принимали цейсэ – люди, вольные разъезжать по стране, продавая товары или собственное искусство, а также чиновники на княжеской службе. Высокий, с жёстким закалённым многомесячными путешествиями лицом, был главой Братства Сокровищ – влиятельнейшего торгового союза. Его молодая зеленоглазая спутница носила беличий ворот – знак общества Вольных Поэтов. На головах у обоих, по традиции, позвякивали колокольчиками амцэ – треугольные дорожные шапки.

– Мы цейсэ – звон монет и песен перелив. Мы – перьев скрип и стук колёс. Мы – вдохновение и достояние державы. Его мы преумножим во имя Красоты, но верным быть Dorreh Deno поклясться должен ты.

– Клянусь!

Совершив одновременный поясной поклон, поэтесса и торговец приблизились к соискателю, закрепляя на его шее ожерелье из сотни цеттиновых монет – Оэсма эн Тэльни.

Третьей парой шли дворяне-вайлэ, облачённые в кожаные вайлили и отполированные до блеска чешуйчатые доспехи, из роскошных ножен выглядывали резные рукояти мечей-дориатов. Оба подтянутые, рослые, с благородной тёмной рыжиной в волосах. Свою часть обращения они произнесли громко и звонко:

– Мы вайлэ – мечи и копья Лазурного Дракона. Мы кровь, пролитая в боях, насытившая землю. За жизни наши и клинки мы просим только клятву.

– Клянусь!

Два решительных кивка, и воины-землевладельцы преподнесли де Ителю выточенный из драконьей кости скипетр – Джедэ-Дорр-Кун.

Завершали церемонию представители высшей знати – абэ. Седеющий и полноватый Эмиль де Марни и молодой рыжеусый Рауль де Корде. Белые вороты абэйлей виднелись в вырезах лазурных эшабэ, а на их поясах висели гранёные кинжалы, именуемые дортир, или драконий клык.

– Мы – абэ, и ты первый среди нас. Готовы мы идти вслед за тобой, Драконий Собеседник. Лишь клятву дай соратникам своим, – высокий тонкий голос де Марни слился с низким мурлыкающим де Корде.

– Клянусь!

Владетели не поклонились, лишь наклонили головы. Пьер де Блейн с величайшей осторожностью передал им покоящуюся на шёлковой подушке корону, выточенную из драконьего зуба – Зейд-Дорр-Тир. Знак высочайшей власти один в один повторял узор костяных наростов настоящего лазурного: небольшие изогнутые рога шли кругом и только два из них подобно ветвистым оленьим поднимались вверх.

Все четыре регалии соединились. Коронация была завершена. Теперь Эжену де Ителю оставалось только одно…

– Люди Миллена, страны Лазурного Дракона! – надрывая голос, обратился Лазурный Князь к многотысячной толпе внизу. – Я не обещаю вам спокойствия, не обещаю привычного рутинного мира, но обещаю, что покажу вам дорогу в будущее, к благоденствию и процветанию! Мы все без исключения уплатим за это цену, но она будет стоить того! В союзе и содействии с империей Алого Солнца наше государство станет великим, как никогда! В этом клянусь я, Эжен сын Симона, владетель Эн`Итель, а отныне и всего Миллена!