Текст книги "Семена Распада. Том I (СИ)"

Автор книги: Олег Никольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Глава 2. Юг и Север

Многие ли скажут, что полностью довольны тем уделом, что уготован им неумолимою судьбой? Нет, ибо человек до того странное создание, что никогда не бывает удовлетворён жизнью. Неважно беден он или богат, знатного рода или в хлеву появился на свет, всё равно желание что-то изменить будет довлеть над ним. Некоторых оно побуждает к борьбе за лучшую долю, и они ценой тяжелейших усилий достигают победы или скатываются в пропасть поражения, других же всю смертную жизнь непрерывно гнетёт, но они отвергают дерзкие мысли и мирятся с неизбежным. Однако есть и те, что ради бесплотных иллюзий бегут от счастья и благополучия. Химера славы манит их, и ради неё они готовы променять шёлковые простыни на сырую землю. Именно таким человеком был ШейронГеррерт из архэтстваСанрес, что на юге империи.

Его детство прошло в достатке и роскоши, ведь он был сыном шехэтаКомэанаГеррерта – богатейшего из вассалов санресскогоархэта. Такая жизнь приучила младшего Геррерта презирать всякие ценности. Какой смысл желать чего-то, если можно просто взять и купить? Он даже и не думал пользоваться столь завидным положением, с безразличием смотря на богатство и титул. Мечты Шейрона устремлялись в иную плоскость, недоступную для отцовской сумы. С самых юных лет его влекла стезя воина, юноша закрывал глаза, и видел себя с мечом в руке, окружённого врагами, которым предназначалось погибнуть под градом его смертоносных ударов.

Со временем детские грёзы уступили место действительным притязаниям, а туманные думы превратились в ясную цель. «Я буду рыцарем!» – поклялся он однажды, и с того мгновения всё иное потеряло смысл. Но неожиданно на пути к воинской славе и великому будущему встало извечное разногласие меж детьми и родителями. Комэан хотел, чтобы сын забыл про глупости и занялся семейным делом, а именно преумножением земель и накоплением богатств. Когда-то его предки завоевали состояние и титул при помощи мечей, но нынешний шехэтГеррерт предпочитал бумагу. И в сыне он желал лицезреть отражение себя, энхэта нового порядка. Родись Шейрон в другой семье, быть ему уже оруженосцем, однако отец стремился обучить его точным наукам и счётному делу. Увы, безуспешно.

Шли годы, и крепла уверенность младшего Геррерта, что следуя по пути, начертанному отцовской рукой, он придёт только к разочарованию. И что преступно и чудовищно отрекаться от мечты.

«Стяжательство – занятие не для благородного!»– однажды заявил он отцу, после чего обычно сдержанный шехэт влепил сыну пощёчину.

«Нахлебник! Как ты смеешь осуждать меня?! Я забочусь о твоём будущем, неблагодарный ты…»

Шейрон и не старался его переубедить, он устал спорить с несгибаемым родителем и прямо сказал, что отказывается от земель и богатств, оставляя себе лишь доброе имя, и покидает отчий дом.

По древнему закону, принятому ещё во времена императора Тордэана I, любой носящий имя благородного рода мог принести рыцарскую клятву напрямую своему сюзерену. Этим правом и воспользовался Шейрон, сбежав из-под отцовской опеки.

В тот миг, когда Геррерт сел на коня и поскакал навстречу судьбе, не обращая внимания на летящие ему в спину проклятия, он понял – началась жизнь. Жизнь полная возможностей, изобилующая опасностями и приключениями, о которой он так давно мечтал.

Его вело вперёд лёгкое и прекрасное чувство надежды, юноша не заметил, как добрался до стольного града Санреса, хотя от родного замкаБринадаль его отделяли несколько дней пути. АрхэтОдэонТеогерн весьма радушно встретил Шейрона, ну а как могло быть иначе, всё-таки тот приходился сыном самому влиятельному из его вассалов.

Со слезами счастья на глазах Геррерт принёс клятву верности, после чего архэт определил его в оруженосцы к известному санресскому рыцарю – БертилуБриноту.

«Мечты начинают сбываться и всё ближе тот день, когда меня самого назовут фаиром, пусть и придётся пару лет послужить этому угрюмцу», – так думал новоиспечённый оруженосец.

Геррерту повезлос фаиром Бертилом, хоть тот и поначалу выглядел неприветливым, но позже показал себя настоящим рыцарем с безупречными представлениями о долге и чести. Тем более Бринот обладал исключительным терпением и спокойным характером, который оттенял и сглаживал буйный нрав Шейрона.

ФаирБертил учил юношу военным премудростям и светскомуобхождению, не уставая радоваться прилежности подопечного, жадно впитывающего любое мало-мальски важное знание.

«Это вам не счётное дело», – улыбался про себя Геррерт, упражняясь с мечом или объезжая ретивого скакуна.

Преисполненный благодарностью к наставнику он старался в любом деле проявить себя с лучшей стороны. Шейрон не только заботился об оружии рыцаря, но и ухаживал за его конями, помогал облачиться в доспехи, сопровождал на турнирах и парадах, в общем, занимался уймой полезных дел, значительно облегчающих жизнь Бринота.

Всё это время Геррерт ощущал спокойную уверенность человека знающего, что всё идёт именно так, как он и задумал. Жизнь неслась вперёд со стремительностью нападающей акулы, и Шейрон чувствовал это в каждом прожитом миге. Жалеть было не о чём: по отцу он не скучал, а лицо матери давно уже стёрлось из памяти.

Минуло четыре года. И наконец настал первый день месяца Славы.

Церемония проходила в просторном зале архэтского замка. Нещадно жарило полуденное солнце, вчерашние оруженосцы задыхались в тесных парадных одеждах, но терпели, поступившись удобством ради значимости. Среди них находился и Геррерт, сменивший каэсше* на подобающий случаю наряд, окрашенный в морские цвета Санреса. Он не чувствовал ни страха, ни волнения, не обращал внимания и на жестокую жару. Все мысли и чувства юноши сходились к единой цели, от осуществления которой его отделяли лишь тяжёлые двери из морёного дуба.

Наконец герольд объявил имяГеррерта, и он первый раз вздрогнул, будто его окатили водой. В это мгновение Шейрону захотелось просто исчезнуть, оказаться подальше от роскошного зала и гремящих литавр, но, заставив себя перебороть слабость, он сделал шаг. Сопровождаемый фаиромБертилом, Геррерт прошёл в тронный зал и предстал перед ОдэономТеогерном, властителем южных земель.

– На колени! – звучным басом приказал архэт, синие глаза его глядели сурово, а обрамляющая жёсткое лицо борода придавала Одэону сходства с великими государями первого столетия.

На полу у подножья трона пламенело выложенное алой мозаикой солнце. Посередь него и остановился Шейрон. Он послушно опустился на колени, не отводя взгляда и не роняя головы. Теперь настал черёд произносить клятву.

– Deira! – выкрикнул Теогерн, требуя от коленопреклонённого назваться.

– Я Шейрон из рода Геррерт, сын Комэана и Алаит, клянусь в своей верности империи и императору. Клянусь своей честью и своей жизнью защищать её и служить ей. Да будет меч мой вечно остёр, помыслы чисты и сердце свято! – после этого он ещё дважды повторил слова клятвы, один раз лично для архэта, а второй на Языке Богов для Светоносного.

– ФаирБринот, ваш меч, – отчеканил Одэон, а рыцарь, молча поклонившись, снял украшенный лиственным орнаментом пояс с ножнами и протянул архэту. – Благодарю. Восстаньте же!.. фаирШейрон!

Когда Геррерт поднялся на нетвёрдых ногах, архэт закрепил на нём перевязь наставника и благословил на верную службу. Он долго ещё что-то говорил, но юноша уже не слышал, сердце его гулко билось внутри, и каждый удар сопровождала мысль: «Я рыцарь! Я рыцарь!».

Что ж, мечта исполнилась и предстояло жить дальше. Вот только как?

***

Как жестоки бывают порой насмешки судьбы, когда желанное счастье для одного становится бичом и ярмом для другого. Так пылкий Шейрон вырвался из-под отцовской опеки, не пожалев о том ни на мгновение. С упоением готовился он постичь те возможности, что открывались перед новоиспечённым фаиром. А в это самое время на противоположном конце империи другому юному рыцарю безумно не хватало родительского одобрения. Ведь два года назад Амони де Пьюс потерял отца. АрхэтаЛоэмара сгубила не коварная болезнь или козни врагов, а страстное увлечение YuseenEsedo – Наукой Преображения. В родовом замке он обустроил лабораторию, где постигал тайны изменения веществ. И один из опытов стал для архэта последним.

Амони не знал, что случилось в тот роковой день. По замку ходили слухи, что Лоэмар отравился ртутью, но жрецы-лекари не пустили мальчика в отцовскую спальню. Впервые за двенадцать лет жизни де Пьюспо-настоящему почувствовал одиночество и страх. В Лоэмареон всегда видел пример для подражания, мечтал заслужить уважение отца. Теперь же всё теряло смысл. Так думал он тогда.

Позже Амони узнал, что умирая, архэт нашёл силы для последнего завета. Его воля посеяла среди вассалов изумление и гнев: Лоэмар объявил регентом сына не кого-то из амонийских энхэтов, а норинского чародея Этельдора, своего друга и наставника. Это решение тяжёлым сапогом попрало честь северной знати, не желавшей присягать чужеземцу. Особо свирепствовали представители древних родов Фисс и Динайрэ, которые в итоге добились приёма у императора. Но ТордэанIV быстро остудил пыл высокородных, напомнив им о святости последней воли.

Тем временем норинец показал себя отличным управленцем, умеющим совмещать решительность и мягкость. Этельдор с самого начала заявлял, что лишь выполняет завет покойного покровителя, и единственная его святая обязанность – воспитать из юного Амони правителя, достойного отцовской памяти. Благодаря этому он не только удержался у трона, но и сумел оборотить часть недоброжелателей в союзников.

Наследник доверял чародею безоговорочно, но всё же порой, не стесняясь, высказывал своё мнение, и даже спорил с наставником. Этельдор учил его учтивому поведению, ораторскому искусству, а также точным и естественным наукам, но вот заниматься эсэдострого запретил.

Когда же мальчику исполнилось четырнадцать, по родовой традиции его посвятили в рыцари. И хотя Амони только предстояло овладеть навыками воина и полководца, за ним уже закрепилось право взять себе братьев меча – пожизненных оруженосцев. После недолгих раздумий выбор будущего архэта пал на ГельриАрнитена и Элизия Дорэана, товарищей по детским играм. По настоянию Этельдора обучением всех троих занялся фаирДоарТоннат – один из самых знаменитых рыцарей прежних лет.

ФаирДоар каждый день устраивал ученикам изнурительные испытания, в которых личного участия не принимал, а лишь ворчал, советовал и вспоминал былые времена. Но несмотря на строгость и брюзгливость, он умел различать сильные стороны подопечных, давая им возможность развиться.

Амониоказался хорошим наездником и мечником, чуть хуже обстояло дело со стрельбой из лука.

Невысокий Элизий, обладатель вьющихся рыжих волос, не зря носил лисицу на гербе, он показал себя как быстрый и изворотливый боец, для которого одинаково подходили и меч, и копьё.

А вот хмурый Гельри долгое время оставался для наставника загадкой. Меч тот держал как дубину, стреляя из лука, не мог поразить цель и с двадцати шагов, а копьё постоянно ронял. В этом нескладном подростке удивительным образом совмещались телесная мощь и душевная робость. Однако старый Доар поклялся воспитать из наследника и его братьев меча настоящих воинов, а он был не из тех, кто отказывается от данного слова.

В итоге Тоннат всё-таки смог разгадать загадку, имя которой орхэтАрнитен. Однажды он выдал ученикам вместо привычных круглых щитов тяжёлые ростовые, приказав биться друг против друга, выбирая оружие на своё усмотрение. И вскоре побитые Амони и Элизий лежали на земле, а над ними величественной скалой возвышался увалень Гельри. Выбранный им меч так и остался в ножнах, Арнитен просто сокрушил боевых товарищей ударами щита. Надёжная защита пробудила в нём неслыханную прежде уверенность. Теперь фаирДоар мог не волноваться за будущее ученика.

«Поразительно! Как я не понял этого раньше?!»– мысленно сокрушался наставник, одновременно ликуя, что в очередной раз смог найти для подопечного ключик к успеху.

В тот день выпал первый снег, на имперском севере это происходило на пару месяцев раньше, нежели в иных земляхДжаареса. Погода стояла хоть и солнечная, но морозная.

Высокородные ученики фаира Доара, облачённые в одинаковые бурые каэсше, упражнялись в закрытом дворике, отделённом от замка невысокой стеной. Старый рыцарь сидел на скамье, привалившись к стволу изящной берёзки, и наблюдал как увлечённо обмениваются ударами затупленных мечей Элизий и Амони. Гельри же стоял неподалёку, следя за поединком с мечтательно-отрешённым выражением на лице.

Наследник, голубоглазый и темноволосый юноша, двигался быстрее, но не так уверенно, как Дорэан, поэтому больше отступал, прикрываясь щитом и избегая столкновения клинков. Тем временем его веснушчатый противник проявлял чудеса изворотливости, мечом сплетая паутину ложных отходов и внезапных выпадов. Быстро переходя от наступления к защите, он сбивал Амони с толку. Воистину фаир Доар мог гордиться своим учеником!

Однако завершение боя выдалось весьма неожиданным: измотанный бесконечным отступлением де Пьюс резко остановился и, отбив выпад у виска, нанёс резкий колющий удар. Элизий не усел подставить щит и затупленное лезвиеуткнулось в гербовую лисицу Дорэанов.

– Отлично, Ваша Светлость, просто замечательно, – довольно пробурчал Тоннат, а проигравшего укорил. – Вы же шехэтДорэан, надеюсь в следующий раз будете сражаться, а не плясать.

– Так нечестно, фаир! Вы ведь видели, я бился лучше! – попытался возмутиться Элизий.

– Я видел, что вы проиграли, и мне этого достаточно. Что на турнире, что в настоящем бою значение имеет лишь итог. Я уже говорил вам об этом, но повторю ещё раз. Или вы сразите противника или он вас, третьего не дано. – Старого рыцаря прервало появление гвардейца в наборных латах и шлеме с горностаевой опушкой. Страж поклонился и, чеканя слова, объявил, что мэйнирЭтельдор срочно призывает наследника по важному и безотлагательному делу.

– Важное и безотлагательное? Занятно… – протянул Амони, и махнул рукой оруженосцам. – Элизий, Гельри, давайте за мной.

Горностай проводил их в западную башню замка. Томившиеся у входа стражники-секироносцы при виде наследника почтительно расступились. Поднявшись по длинной винтовой лестнице, юноши оказались в рабочем зале регента, обставленном с изящной скромностью: пара книжных стоек у стен, стол с загадочного предназначения утварью, несколько резных сундуков и ларей.

Сам мэйнир Этельдор сидел в большом мягком кресле, задумчивый и обеспокоенный. Одного взгляда на него хватало, чтобы распознать гостя из княжества Норин: светлые с инеем седины волосы, нити морщинок на бледной коже, прозрачные льдинки глаз… Радужка такого цвета не встречалась у других аннеэфи – северных народов.

– Приветствую вас, энхэты, присаживайтесь, – он указал холёной кистью на приветливо выдвинутые стулья с бархатной обивкой. – Известия не из приятных. В архэтство вторглись демоны Раукар, Seliri.

Едва присевший Амони тут же вскочил, в изумлении раскрыв васильковые глаза. Сознание наследника мгновенно наполнилось хаосом мыслей и образов. Живое юношеское воображение, опираясь на виденные прежде гравюры и летописи, нарисовало пред ним ужасных чудовищ. Элизий Дорэан поднялся следом, осторожно поддержав де Пьюса за рукав. Сидеть остался только Гельри, недоумённо порхая белёсыми ресницами.

– Я понимаю ваше изумление, однако прошу отложить вопросы. Гонец из уничтоженной три дня назад заставы Дальней лишь сегодня утром прибыл в Амонию. Я уже отправил весть императору и объявил сбор знамён, Ваша Светлость. К сожалению, у нас нет времени на раздумья. Опасность слишком велика. Сейчас Seliri разоряют владениеАунцэх, и уже вскоре могут обрушиться на нас. Единственная верная тактика – опережение.

– Род Дорэанов первым встанет на защиту архэтства, можете не сомневаться, мэйнирЭтельдор! – откликнулся на слова чародея веснушчатый оруженосец. Страшная весть воспалила его сердце, словно брошенная в огонь охапка дров.

– Арнитены от них не отстанут, слово энхэта, – пророкотал следом Гельри, неуклюже поднимаясь с кресла.

– Ваши отцы – достойные мужи государства и храбрые воины, однако я и не думал сомневаться в их решимости, – неспешно выговорил чародей, после чего выразительно взглянул на сына Лоэмара.

– Вы хотите избавить меня от ответственности, мэйнир? Не нужно. Я уже не дитя, а наследник. Если мои вассалы собираются дать бой этим тварям, то я возглавлю их! – Силу слов портила слабость голоса: юный Амони казался более похожим на котёнка, чем на снежного барса, что украшал его герб.

– Я вижу, что хорошо воспитал вас, – кротко улыбнулся Этельдор, а затем обратился к оруженосцам. – Энхэты, прошу вас немного подождать внизу, я хотел бы дать Его Светлости несколько необходимых наставлений.

Братья меча, поклонившись, покинули зал, оставив Этельдора и Амони наедине.

– Я не могу сказать, что доволен вашим решением, ибо поспешно оно, и основано больше на чувствах, нежели на здравом смысле. Однако спорить не стану. Тем более присутствие архэта хорошо скажется на настрое воинов. Естественно, я со своей стороны постараюсь оградить Вашу Светлость от рутины насущных вопросов. Но кое-что вам всё же придётся делать самостоятельно, а именно довольно тесно общаться с людьми высокого сословия, на верности которых и держится ваша власть. Энхэты обидчивы и крайне щепетильны, они преклонятся перед вами, но не позволят собой помыкать. А архэт должен быть в хороших отношениях со всеми вассалами, и каждого одаривать милостью. Не только за подлинные заслуги, но и в упреждение обиды, однако ни в коем случае не опускаясь до заискивания. Великодушно поощряйте верных и жестоко расправляйтесь с предателями и трусами, тогда люди пойдут за вами, а знать не посмеет строить козни у вас за спиной, – мэйнир чётко выговаривал каждое слово, буравя воспитанника глазами. Чародей ожидал, что тот дрогнет, убоится ответственности, но Амони стойко выдержал испытание.

– Я справлюсь, ведь меня училивы.

– Хорошо, хорошо. Вы получите возможность проявить себя. Однако перед этим я прошу вас навестить Ланаксэт, чтобы испросить благословения у матери.

– Да, мэйнир, – всё также уверенно ответил наследник, стараясь скрыть страх, обуявший его в этот миг.

Глава 3. В преддверии…

В далёкие дни детства Шейрону посчастливилось побывать на турнире Алмазной Чаши, который устраивал его отец. В их роду существовала давняя традиция, восходившая к тем временам, когда воинским ристалищем служила простая поляна в лесу. Для многих поколений их семьи смысл жизни полностью совпадал с родовым девизом «KeradasiHetton», то есть «Богатство и Власть», при этом второе имело первостепенное значение. Предки Шейрона, не скупясь, тратили средства на возвеличивание рода. И этот турнир являлся одним из способов стяжания славы. Раз в десять лет шехэтГеррерт объявлял состязание, наградой в котором была чаша, доверху наполненная сияющими алмазами. Получал же её лишь тот, кто смог в поединке одолеть Рыцаря Чаши – воина, выбранного из вассаловБринадаля.

Когда турнир состоялся в последний раз, Защитником Чаши выступал ныне покойный фаирОринХабэрт, великолепный боец, сражающийся таа – амонийской двуручной секирой. Известен он был не только победами в боях, но и захватывающими любовными похождениями, что в итоге его и сгубило: славный рыцарь пал от яда, подсыпанного в еду ревнивой любовницей. Преступницу, конечно, казнили, но легче от этого никому не стало, ведь близился очередной турнир, а бывший Защитник отправился в Небесные Чертоги.

ВладениеБринадаль, ютившееся в юго-западном уголке архэтстваСанрес, не могло похвастаться внушительными размерами, но богатствами превосходило каждого из соседей. Причина тому – удивительная деловая хватка правящего этими землями рода. На протяжении десятилетий шехэтыБринадаля занимались преумножением семейного состояния. Во все времена главным кормильцем их было южное море – Исамонд. В его прозрачных водах селяне ради продажи и пропитания охотились на рыб и крабов, а обученные ловцы добывали жемчуг, ценящийся по всему Джааресу и даже за его пределами. Естественно, большая часть выручки оседала в бездонных сундуках шехэтаГеррерта.

Замок же Бринадаль, родовой оплот богатейшего санреского рода стоял на утёсе, омываемом водами Исамонд. Построенный из огромных глыб гранита, с могучей крепостной и тремя угловыми башнями, устремлёнными ввысь, он создавал сильное впечатление. Гости приморского владения, да и жители ближайших поселений нередко говорили, что при взгляде на Бринадаль с побережья чувствуешь всю ничтожность собственного существования. Так что совсем неудивительно, что шехэт, привыкший смотреть на жизнь с высоты донжона, был чёрств и невосприимчив к бедам нижнего мира, тем более, у него хватало и собственных.

Не так давно КомэануГеррерту исполнилось сорок три года, но чувствовал он себя дряхлым стариком. А ведь в молодые годы шехэтжадно познавал жизнь, не оглядываясь на прошлое, и почти всегда добивался успеха, благодаря острому уму, самоуверенности и обаянию. В то полузабытое время Комэан был эдаким любимцем судьбы, не страшащимся никаких потрясений и не жалеющим о поступках. Но сейчас всё изменилось: жизнь утратила былые краски, ушли навсегда надежда и вера в будущее, и каждый новый день приносил лишь новые заботы и новые разочарования.

Хозяин замка, печально вздохнув, вновь попытался вникнуть в смысл сделанных им накануне записей. Приобретённая ещё в детстве привычка доверять всякую мысль бумаге неоднократно выручала его из трудных положений, но если раньше заметки велись упорядоченно, то сейчас в них царил истинный хаос.

Голова нещадно болела, Комэану казалось, что где-то там внутри марширует пешее войско с барабанщиками. А нужные сведения продолжали ускользать, скрываясь в извилистых фаанэ, никак не желающих складываться во что-то осмысленное.

Шехэтокликнул ждущего в коридоре слугу, тот появился незамедлительно, в извечной опрятной орне* цвета морской волны и с тенью улыбки на строгом лице.

– Принеси урфа, – потребовал Комэан.

Прислужник, поклонившись, отправился за бодрящим напитком. Вскоре он возвратился с большой цеттиновой чашей, наполненной голубоватой жидкостью. Комэан махнул рукой, отпуская лакея, а сам, хлебнув кислого сока, удобней устроился в кресле и закрыл глаза. В голове по-прежнему стучало, но уже не так сильно, и вместе с тем, как отступала боль, возвращались воспоминания не менее мучительные, чем она. Шехэтмысленно вновь возвращался в тот день, когда лишился сына, последнего близкого человека, и эти мрачные думы мешали сосредоточиться на деле.

«Хватит ворошить прошлое!»– приказал себе шехэт и усилием воли вынырнул из трясины памяти. Повернувшись к столу, он вытащил из бумажного завала стопку заготовок для приглашений. Решив не мелочиться, он взял сразу пару десятков и приказал слуге принести писчие принадлежности. Тот вскоре возвратился с горящей свечой и несколькими чиэ– палочками для письма. Комэан разложил бумаги, нагрел чиэ на огне и принялся заполнять пробелы мелким чуть скошенным почерком.

Покончив с работой, он в очередной раз кликнул слугу. Когда же лакей появился, шехэт вручил ему письма и приказал разослать гонцов в вассальные уделы.

Первый ответ прибыл вечером того же дня: один из ленных рыцарей писал, что из-за трудностей со здоровьем не сможет принять участия в турнире. Примерные по содержанию письма приходили с гонцами из других владений в течение декады. В итоге лишь шестеро из сорока пяти вассалов откликнулись на призыв. Но в том, что кто-то из них сможет оказаться достойной заменой почившему Хабэрту, Комэан сильно сомневался.

В основном в Защитники Чаши метили молодые рыцари, у которых храбрости куда больше, чем здравого смысла: они мечтали о подвигах, песнях и прекрасных девах, в общем, обо всей той возвышенной чуши, ради которой его сын отказался от семейных идеалов. Шехэтвыругался и без всякого сожаления вычеркнул из списка первые четыре имени.

Остались только двое: Карим Хмурый и ДельрасЗерцих. Первый казался особенно любопытным: ксафит, получивший подданство и титул за спасение потерявшегося в пустыне Фер-Арунбринадальскогорыцаря, однако не имеющий ни юца в кошеле, и живущий на земле того самого вассала.

«Турнир для него – возможность разбогатеть и прославиться, а значит, драться он будет отчаянно, однако его происхождение… да с тем же успехом я мог бы сделать Защитником Чаши своего лакея. Нет, мой род заслуживает лучшего, нежели честолюбивый песчаный змей!» – так рассуждал владетель Бринадаля, вычёркивая из списка предпоследнее имя.

«Остался последний, ничем не примечательный ленник, однако помнится мне, что он уже участвовал в нескольких турнирах и, кажется, даже где-то победил. Он, конечно, не Хабэрт, но быть может, стоит попробовать?»

Комэан с некоторым сомнением поднёс чиэ к свече и, дождавшись пока палочка размякнет, подписал заранее приготовленный ответ.

***

Перепуганные селяне тесно сгрудились возле деревенского храма. Матери прижимали к груди кричащих младенцев, дети постарше жались к пёстрым подолам, мужчины, стискивая в бессильном гневе мозолистые кулаки, старались прикрыть собою жён и дочерей. Никто не сопротивлялся внезапно нагрянувшему врагу.

Рыцарь-хозяин сбежал, едва над деревней закружили льдистокрылые твари. Бросил и дом, и слуг, и скот. Сразиться с врагом рискнул жрец, но он был только ксэттум, простой целитель, не знавший толком боевых заклятий. Служитель попытался сотворить луч солнечного пламени, но Seiri, отпрянув в стороны, тут же обрушились на несчастного. Ледяные когти разорвали податливую плоть, окрасив алым эшету и белый полушубок.

А потом пришли они. Чернобородые южане с бараньими черепами на головах. На пришельцах были лишь чёрные шаровары, подпоясанные рдяными кушаками, а их обнажённые торсы покрывали клейма из фаанэ, которые в деревне больше никто не мог прочитать.

Всех жителей согнали на площадь между домом старосты и пятистенным храмом, на чьих ступенях лежало истерзанное тело жреца. Один из девяти черепоглавцев вышел вперёд и обратился к толпе с гортанным южным выговором:

– Люди! Злой Бог угнетал вас, терзали вас его прислужники и палачи. Подлый Каинен обманом присвоил себе власть над солнцем и над вашими душами. Но ныне кончено! Вы больше не рабы! Раукар, Бог Воли и Свободы, послал нас освободить людей севера от жрецов, от империи, от Каинен. Так не падайте же ниц, а гордо взирайте как Освободитель низвергает твердыню вашего угнетателя!

Девять меченных одновременно вскинули руки, увенчанные рубиновыми перстнями. Девять глоток прокричали заклятие «Yakher», и со смуглых ладоней сорвались ленты багрового Ivey, плетьми обрушившись на стены храма. Камень не устоял, треснул. В считанные мгновения обитель Светоносного развалилась, будто карточный домик.

Селяне, оглушённые чудовищным грохотом и видом рухнувшей святыни, нарушили приказ жреца: в едином порыве упали они на колени, преклоняясь не перед призраком свободы, но перед силой, что безжалостно раздавила их веру.

***

Давно уже на улицах Барсограда не видели такого многообразия знамён. На одних меч бился о щит, на других же выли серые злобноглазые волки или хватали крыс огромные коты. С бурых полотнищ скалились медведи, прыгали зайцы, летели стрелы. Энхэты пяти крупнейших владений архэтства встретились нынче в столице.

Взыскательная и щепетильная, по словам Этельдора, амонийская знать вела происхождение от саррош – военных вождей Амансара, королевства Великого Барса, много лет назад покорённого империей. Три века минуло уже с той поры, но воинственность предков всё ещё жила в них, так же, как и взаимная нетерпимость. Раз в поколение тонхэты и шехэтыАмонии устраивали кровавые междоусобицы, губя лучших рыцарей ради славы и земель.

Барсоградскимархэтам приходилось проявлять и твёрдость, и коварство, дабы удержать вассалов от взаимного истребления. Чаще всего из пятерых семейств они выделяли пару тех, что чуть менее прочих алкали войны и, опираясь на них, усмиряли остальных. Так дед Амони приблизил к себе рода Дорра и Арнитена, а отец благоволил Фиссу и Динайрэ. Сам же Юный Барс, следуя советам чародея, оказал милость семьям Элизия и Гельри, чьи отцы оказались способны утихомирить ревность и обиду старых сторонников Лоэмара.

Но никто из архэтов не решался опереться единовременно на них всех. Даже в чёрные дни нашествия Альзараамонийскиеэнхэты порознь вели своих рыцарей на выручку Эзеру. Ни один из них не собирался делиться славой ни с кем кроме архэта и императора.

Ныне же созывая знамёна, Этельдор сознавал дерзость замысла, но намеревался довести его до конца. Пусть благородные ненавидели друг друга, однако две вещи неразрывно связывали их: во-первых, клятва верности, данная роду де Пьюсов, а во-вторых, единый Бог.

Когда-то жрецы Каинен безжалостно истребили северных духов и связанные с ними культы, а поверженный в бою Король-Барс отказался от имени Бога-во-Плоти. Длань Светоносного простёрлась над душами аннеэфи, прочной сетью опутав новоявленное архэтство. В каждом селении появился свой храм: от маленьких алтарей в деревушках до величественных соборов близ крупнейших замков. Жрецы-лекари и жрецы-судьи стали постоянными спутниками энхэтов. А в городах обосновался Орден Рассвета, чьи жрецы-воины полагали целью истребление измены и разбоя.

Этельдор, как и большинство норинцев, чтил всех Богов, но не поклонялся никому. Не делал исключения он и для Каинен, хотя отдавал должное влиянию Светлого Бога на умы и сердца подданных императора. Однако именно он, безбожник-чародей, решил призвать северян к священному возмездию во имя Бога.

В зале Малого Трона происходило собрание, которому предстояло войти в историю под именем Meyne en Ko`em Gaemi – Совет Шести Знамён. Такая мысль закралась в голову летописца не случайно, ведь собравшиеся там энхэты представляли шесть знатнейших родов севера.

Первым среди них был Амони, носящий на своём гербе снежного барса де Пьюсов. Наследник восседал на могучем дубовом престоле, егохрупкие юношеские плечи покрывал плащ из барсовой шкуры, а в голубых глазах решимость боролась со страхом перед ответственностью. За его спиною стояли Этельдор и вэнтум, жрец-надзиратель, именуемый так же Святым Оком, последний опирался на посох белого дерева с навершием в виде алмазного глаза. А за круглым столом сидели пятеро вассалов. Первыми по старшинству шли тонхэты Кервит Дорэан и Джайхар Дорр, на эмблеме которого расправил крылья огнедышащий крылатый змей. Следующими были трое шехэтов: Вильмар Фисс с родовым знаком в виде натянутого лука, Фаренн Динайрэ, чьё знамя украшала голова орла, и Оснет Арнитен, носивший на щите раскидистый кедр.