Текст книги "Семена Распада. Том I (СИ)"

Автор книги: Олег Никольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Сам Марвик показался Шейрону довольно забавным: невысокий и коренастый, с доверчивыми глазами и румянцем на полных щеках. Защитой ему служили чешуйчатые доспехи, называемые за пределами Санреса «рыбьими», а голову нового соискателя венчал шлем с гребнем, напоминающим плавник. Следом за ним семенил маленький оруженосец, тащивший длинный полуторник, судя по характерной внешности, паренёк и сам происходил из рода Бесэ.

«Кажется, у него был брат… вроде бы Арик… или Анрек…» – мимоходом подумал Геррерт, принимая из рук Шарипа верный меч и направляясь к середине площадки. И, прежде чем герольд прокричал: «Сражайтесь!» противники успели обменяться парой слов:

– О!ФаирШейрон, вы бились отчаянно, словно сам Джахорд, Бог Войны, спустился в мир смертных. Но спешу вас предупредить, меня не сдвинуть и не сломать – я скала! – с гордостью в голосе и задорной искрой в синих глазах произнёс Марвик.

– В таком случае мне придётся стать Гвиндером Крушителем, – усмехнувшись, ответил Геррерт, чем немало удивил соискателя.

– Так вы знакомы с историей моего рода? Это неожиданно и… лестно!

Но их так хорошо начавшейся беседе помешал голос распорядителя, и соперники, поклонившись, начали поединок.

Мечи заплясали в руках. Марвик играючи, самым остриём, отвёл несколько ударов. Он и впрямь был хорош в обороне. Но так ли устойчив? Геррертвновь обрушился на врага, вложив в меч не только умение, но и силу. Бесэ сдержал напор. Отбил засечный, за ним – выпад. Отступил на шаг. Вернулся. Ударил сам.

С тем же успехом Шейрон мог рубиться с камнем. Только тот не бил бы в ответ. И не навязывают своих правил. Теперь наступал Марвик: бил скупо и точно, без широких замахов и лишних движений. Наседал, теснил, давил противника.

«Он не Бэли, этот отдыха не даст!»

С огромным трудом Шейрону удалось прервать казавшийся бесконечным поток ударов, и вновь выбросить меч в отчаянном выпаде. Увы, лишь остриё звякнуло о нагрудник.

Клинки сходились вновь и вновь, юсфит, протяжно звеня, сталкивался с юсфитом. Соперники не желали уступить друг другу, в дело шли все премудрости рыцарской науки: выпады, финты, засечные и восходящие удары…

Геррерта захватил этот танец битвы, он не чувствовал ни усталости, ни веса клинка, полностью сосредоточившись на своём мече и мече Бесэ. Мелькали лезвия, лязгая по доспехам, сыпались искры и восторженно кричали зрители. И тут Марвик сделал то, чего от него никак не ожидали… он запел! Не прекращая орудовать клинком, шехэтзатянул глубоким приятным голосом песню, слова которой показались Геррерту смутно знакомыми:

Вся жизнь – размен желаний неуёмных,

Безумный поиск суетных страстей!

Удар, удар, финт – бесполезно! Отход… а Марвик продолжает, как ни в чём не бывало:

Сраженье супротив мечей наёмных,

И бег от острых хищника когтей!

«Баллада о Бесстрашном, – вспомнил Шейрон, уклоняясь от очередного выпада, и подумал ещё. – А хорошо поёт… Всё равно! Я должен… его победить!»

НаследникБринадаля осыпал противника градом ударов, но тот продолжал непоколебимо петь и отбиваться.

Будь хоть селянин, хоть купец…

Теперь слова звучали более отрывисто, и рыцарь делал после каждой строчки остановки, дополняя стихи баллады музыкой металла.

Иль на главе твой венец…

Геррерт исхитрился выполнить сложнейшую связку, метя в сочленение наплечника, однако в последний миг Бесэ удалось отвести меч Шейрона в сторону и дважды рубануть в ответ, пропев:

Попомни, за тобой придут!

И душу в Бездну заберут!

«Будь проклят этот гвинреец, он и весь его поганый род!» – пронеслась в голове Геррерта полная боли и ненависти мысль. А Марвик продолжил победный гимн, пропустив при этом два куплета:

Лишь только рыцарь страх не ведал,

Со смертью каждый день обедал!

С ней он ложился и вставал,

Её он в битве побеждал!

Защитник Чаши продолжал отступать, еле-еле отмахиваясь от ударов, а Бесэ, почувствовав слабину соперника, надвигался на Шейрона с пугающей неотвратимостью.

«Мне его не свалить! Время! Нужно показать себя… нанести рану… хотя бы одну!..».

Рыцарь Чаши замер и, приняв выпад на латную рукавицу, скользнул в сторону, нанося удар противнику под колено. Приём почти удался, однако Марвик с удивительной для своего грузного тела быстротой успел отскочить. И вновь зазвенели мечи, а шехэтГвинры пробежался быстрым речитативом по припеву песни:

Презренье во взгляде,

Меч острый в руках!

Изящность в наряде,

И мощь в кулаках!

Увы, зрители не дождались окончания баллады, потому чтоГеррерту наконец удалось достать противника. После очередного обмена ударами, Марвик решил нанести круговой-подсечный по ногам Рыцаря Чаши. Тот, отпрыгнув в сторону, взмахнул мечом, почти не глядя и… заточенное лезвие рассекло ремешки и, пройдя вдоль скулы Бесэ, сбило шлем с его головы. В тот миг, когда соискатель отшатнулся, схватившись рукой за кровоточащее ухо, загремели барабаны, означая исход времени, отведённого на бой.

Герольд произнёс целую речь, восхваляющую доблесть и ратное умение сражавшихся рыцарей, а также отдельно добрым словом помянул музыкальный слух МарвикаБесэ. И, в конце концов, добавил, что победителем всё-таки нужно признать фаираШейрона нанёсшего единственную в этом бою рану, тем более в самом конце поединка. Ни зрители, ни шехэтоспаривать решения не стали.

Геррерту предстало испытывать восторг, но вместо этого была только усталость, бой с Марвиком основательно его вымотал.

У подъёмной решётки Шейрона догнал брат-оруженосец Марвика, запыхавшийся юноша защебетал с восторженным блеском в глазах:

– Его Милость велел передать, что поединок был великолепным и вы лучший мечник из когда-либо вступавших с ним в бой. А также просил сообщить, что отныне в Бринадале всегда могут рассчитывать на помощь Гвинры.

– Скажи Его Милости… что он… хм… весьма милостив, – сквозь боль улыбнулся рыцарь удачной на его взгляд шутке, однако паренёк кивнул с серьёзным выражением лица и, низко поклонившись, удалился.

А Геррерт, наконец достигнув оружейной, рухнул на услужливо подставленный Шарипом стул, и еле удержался от болезненного стона. Так плохо ему ещё никогда не было, даже в тот злополучный день, когда его побили сверстники-оруженосцы, застав за кражей груш в саду их сюзерена. И хоть тогда Шейронудосталось даже сильнее, но сейчас боль усиливалась тяжестью доспехов. Воинственное опьянение спало и усталость мёртвой тяжестью обрушилась наего плечи.

Лакей быстро, как только мог, постарался избавить виконта от доспехов. Закончив, он кликнул жреца, тот появился незамедлительно, всё такой же угрюмый. Окинул взглядом синяки и ушибы и, не говоря ни слова, приступил к работе. Он снял с пояса небольшую склянку с каким-то маслом, откупорил пробку и по зале разнёсся дурманящий запах. В ответ на вопросительный взгляд рыцаря, жрец кратко пояснил:

– Это Mittir – Успокоитель. Он поможет моим чарам.

Геррерт кивнул, сделав вид, что понял, о чём говорит служитель Каинен, а тот принялся обрабатывать маслом следы ударов, тихо напевая молитву. Закончив, жрец замер на миг, пробуждая Ivey в крови.

– Vinte! – торжественно, отчётливо и ясно произнёс служитель, и его неприметно-серые глаза на мгновение засверкали алмазами. Ivey сорвался с кончиков пальцев, подобно волнеустремился вперёд, и невесомой ярко-синей пыльцой осел на теле рыцаря. Его частицы стремительно таяли, унося боль и отметины боя. – Siet! – Остатки, внезапно закружившись в вихре, обратились солнечным огнём и в один миг исчезли, спалив довлевшую над виконтом усталость.

«Невероятно! Как вновь родился! Чудеса! Колдовство… Так вот как Хабэрт по три боя подряд выигрывал, я-то думал… А, в Бездну Хабэрта! Сегодня я Рыцарь Чаши, и сегодня я сражу последнего врага, будь он хоть самим Раукар!»– Заклинание придало Геррерту не только бодрости, но и добавило отваги, граничащей с безумием.

Вновь зазвучали трубы и литавры, создавая столь милый рыцарскому сердцу звук! И вновь предстал Шейронперед ликующими зрителями, приветствовавшими его. И вновь заговорил герольд, объявляя очередного соискателя:

– Могучий воин из овеянных величием императорских земель, гроза кочевников пустыни, победитель злобного разбойника Равиля Песчаного Вихря – фаирЯронДжарво из Роэлима, прозываемый Мотылёк!

Геррерт ухмыльнулся, его воображение уже нарисовало образ будущего противника, но когда тот появился на ристалище, у Шейронавырвалось:

– Ничего себе Мотылёк!

Более неподходящее прозвище для этого человека сложно было придумать: Джарво оказался огромным звероподобным чудищем, лицо которого почти полностью скрывалось за косматой чёрной бородой, от рыцаря в нём было разве что родовое имя, да могучие доспехи, украшенные гравировкой в виде ночной бабочки. Как успел ещё отметить Геррерт: этот зверь обходился без каэсмира, своё оружие, здоровенную булаву, он тащил сам.

Если зрители и были изумлены, то только в первые мгновения, а потом со всех рядов понеслись насмешки и крики, подбадривающие доблестного фаираШейрона завалить косматого шаяна. Сравнение оказало точным: Джарво походил как брат-близнец на какого-нибудь воина-жреца Бога Войны из далёкой Ирэрры.

«Так и сделаю!»– решил Геррерт, движимый безрассудной храбростью и, насвистывая тихонько балладу о Бесстрашном, направился к середине площадки.

Противники сошлись. Теперь они стояли так близко, что Геррерт даже мог ощущать запах недруга, от того тянуло кровью и сырой землёй.

«Занятно, если он победит, что сделает с выигрышем? Съест?»

Не успел ещё умолкнуть герольд, как Джарвоударил – быстро, яростно, беспощадно! Рыцарь Чаши лишь чудом успел ускользнуть, а Ярон уже замахивался вновь. Геррерт попытался упредить его выпадом, но вместо этого сам едва не нарвался на взметнувшуюся булаву.

«…и бег от острых хищника когтей! – пришла ему на ум строка из песни. – Нет, это не для меня! У него и щита нет! Проткнуть! Зарубить! Но как?!»

Никакого умения, никакого изящества, только грубая мощь! Удар, удар, ещё удар! И вот в один мигШейрону удалось прервать эту бесконечную цепь, он, склонившись на правый бок, резко подался вперёд, рубя что есть силы, клинок его вгрызся в окованную металлом десницу Мотылька, но тот будто бы и не заметил. Не обращая внимания на льющуюся кровь, Ярон ткнул Геррерта булавой в нагрудник.

Отшатнувшись, орхэтБринадаля успел выдернуть меч и снова рубанул, но удар был встречен юсфитовой рукоятью. Джарво с силой налег, показав в ухмылке крепкие желтоватые зубы, и сила его была так велика, что Геррерт почувствовал, как трещит и крошится лезвие верного меча. Он рванулся в сторону, смещая клинок, Ярон, лишившись опоры, завалился вперёд. Воспользовавшись мгновением, Шейрон нанёс удар, метя в открывшуюся шею противника, но каким-то невероятным образом Мотылёк успел распрямиться. Резкий взмах, и булава обрушилась на шлем Защитника.

Мысли, цвета, звуки – всё смешалось и исчезло, вытесненное неумолимым гулом. Геррерт, выронив меч, рухнул в песок, и последним, что он увидел, оказалась стоящая на постаменте Алмазная Чаша.

Интерлюдия I. Разожжённый вновь

Жертвы не сопротивлялись. Сознание их настолько поддалось дурману, что несчастные даже не замечали, что их ведут на заклание. Впрочем, несчастные ли? Жилистый покрытый шрамами мужчина с безжизненными рыбьими глазами и пышная зрелая женщина, носившая на теле следы прежнего разгула. Разбойник и шлюха. Обнаженные и приговорённые жрецами Тёмного Бога.

Девять служителей Раукар сошлись сегодня в норинских горах. Четверо вели мужчину, четверо – женщину, один же нёс плод их случайной и грешной страсти – невинное новорождённое дитя. Младенец кричал отчаянно и громко, но некому здесь было услышать его плач.

Альхарские изгнанники остановились. Каждый из них носил на голове бараний череп, а руки укрывал в латных перчатках из красного металла. Нагие по пояс тела их пестрели старыми шрамами, а на груди горели кровавые фаанэ. Девятеро молчали, как и их жертвы, даже ребёнок умолк, окончательно подавленный холодом, лишь ветер неистовствовал, завывая протяжно и тоскливо.

Жрецы образовали круг, а старший из них, когда-то носивший роскошные одежды и трапезничавший с альхарским султаном, вышел в середину, положив в снег утихшего младенца. Быстрыми движениями он начертил вокруг новорождённого равновеликий ромб – символ Раукар. Остальные служители, чувствуя, как закипает кровь, тотчас же приложили к сердцу левую руку, попутно сжимая правую в кулак. И колдовская мощь вырвалась на свободу, искрясь багрянцем и пурпуром. Ivey, словно оголодавший хищник набросился на грешников. Кожа жертв пошла кровавыми волдырями, начали рваться мышцы, и ошмётками отходить от сухо трескающихся костей. Наполненные бесконечной болью крики приговорённых превратились в хрипы, но вскоре стихли и они, когда тела осели безобразными грудами растворяющегося мяса. Две грешных души, лишившись плотских оков, устремились к начертанному ромбу, земная твердь раскололась, пропуская через разломы пламенное дыхание Бездны.

Ребёнок закричал в последний раз, когда огонь и Ivey обволокли его тело. Этой душе уже не предстояло возродиться ни в виде Seliri, ни в виде человека.

Кроваво-красное пламя яростно шипело, столбом вырываясь из ромбического зёва Костра. Девять жрецов нараспев читали слова древней молитвы, восхваляющей Тёмного Бога:

Iri cionore asi elmeore!

Litu Raukar!

Iri geanore asi fitore!

Litu Raukar!

Asi demi elmeeris!

Asi demi fiteris!

Saera, ari! *

Мы погибаем и возрождаемся!

Слава Раукар!

Мы желаем и получаем!

Слава Раукар!

И вы возродитесь!

И вы получите!

Свобода, братья!

И под их чудовищный хор из Костра появлялись не менее чудовищные существа. Сначала рождался лишь маленький чёрный кристалл, затем тонкая струйка пурпурной пыли, которая, кружась в багровом пламени, обрастала плотью, обращаясь уродливым порождением Бездны. А плоть та была камнем и льдом норинских гор.

И тёмный ритуал казался бесконечным, жрецы не ведали усталости, раз за разом выпевая заветные слова, а доселе заточённые в Хиаре души всё выходили через открывшийся проход.

Зловещая чужеродность Костра, словно подчёркивалась спокойным и величавым видом окрестностей: высились, пронзая лазурный купол неба, острозубые скалы Морозной Гряды, укутанные белоснежными шапками снега. А совсем недалеко проходила граница, отделяющая Амонию от норинского полуострова. Эти земли уже многие века не знали ни войны, ни смуты, пока не воспылал здесь огонь Бога Тьмы.

В ревущих языках пламени сгорал покой, плавилось умиротворение и осыпалась пеплом благодать. В молитве заклинающих тьму слышалась угроза всему миру – жестокий посыл: преклонитесь или падёте!

Вырвавшиеся из Бездны создания тотчас же устремлялись на запад, к заставе Дальней, где мирно дремал опальный фаирМеалон. Их вели вперёд ненависть и неутолимая жажда убийства, копившаяся веками, уничтожающая всё человеческое, что было в них когда-то. Настало их время, время тех, кто грехами при жизни обрёк себя на муки в непотухающем пламени Бездны.

А в бездонных глубинах Хиара Раукар, Бог Тьмы, исходил радостным смехом, сжимая ладонью рукоять трезубца. Он чувствовал, что наконец наступил долгожданный Третий Исход, последняя война падших душ против смертных.

– Трепещи, брат мой! Завидуйте, Тёмные Боги! Я заберу свою долю от этого мира, а быть может, и его целиком! – безгласно возвещал он, и воля его читалась в пустых глазах Seliri, беспощадным клинком вонзившихся в север империи Алого Солнца.

Глава 6. Смерть с небес

– Ваша Светлость! – кричал кто-то, тряся Амони за плечи. – Проснитесь же!

Наследник, с трудом разлепив глаза, увидел перед собой встревоженноелицо Гельри, судя по всему, оруженосец будил его уже долго и только сейчас добился успеха. Амони плохо помнил каким образом вновь очутился в постели, кажется, чародей всё-таки усыпил его своим рассказом. Юный Барс прислушался к ощущениям: в висках покалывает, но сон придал телу сил.

– Что случилось, Гельри? – неразборчивым и хриплым голосом спросил Амони, но каэсмир всё отлично понял и затараторил:

– Вам нужно вставать, Seliri идут!

– Что?! – Будущему архэту показалось, что он ослышался, но испуг в глазах обычно ко всему безразличного Арнитена говорил за себя.

– Утром мэйнирЭтельдор получил два письма, одно от наэмира разведки, другое от ксэхэтаЭфмэ, оба пишут, что Seliri…

– Замолчи, Гельри, и давай сюдадоспехи, остальное объяснишь позже, – распорядился Амони, поднимаясь. Пока оруженосец суетился, наследникспешно избавился от тяжелого одеяла и ополоснул лицо в бочонке с водой. Дрожа от холода, оннатянул штаны из овчины, надел рубахуи тёплую безрукавку, а поверхнеё подбитый ватой шёлковый подлатник. Вернувшийся Гельри помог закрепить нагрудник, набедренник, наручи и поножи, завершила всё бураянакидка с вышитым барсом. Прикрепив к поясу ножны с мечом, де Пьюс приказал Арнитену вести его к Этельдору, а все новости рассказать по дороге.

– Войска уже на стенах. Все пешими. Этельдор заправляет Таарош, горцами и ополчением. Мой отец, Дорр и Динайрэ подняли своих людей. А ещё блюстители и эти… как их? Жрецы! Жрецы в битве участвовать не будут, чародей сказал, что если подмога не успеет вовремя, то они должны будут призвать Небесную Рать Светоносного.

– О великий Каинен, сколько же я проспал?! – де Пьюсу стало невообразимо стыдно от мысли, что он чуть не пропустил самое важное. Но наследник быстро взял себя в руки и, решив, что прошлого не вернуть, отправился навёрстывать упущенное.

В коридорах ратуши было по-прежнему безлюдно, но с улицы отчётливо доносились голоса, отовсюду слышались приказы и задорная брань. Спустившись по длинной лестнице в приёмный зал, они столкнулись с несколькими рыцарями, увлечённо спорившими о чём-то. Те, увидев Амони, мгновенно затихли, и склонились в почтительных поклонах.

– Приветствую Вашу Светлость от имени вассалов великого рода Дорр, рождённого в пламени дракона. Я Рихан Кельген, рыцарьТирэндора и ваш покорный слуга, – представился один из них, немолодой уже, но подтянутый и представительный мужчина с чёрным медведем на щите.

– Рад знакомству, благородный фаир, – наследник ответил ему кивком головы и приветливой улыбкой. – Скажите мне, что вы так увлечённо обсуждали?

– О, пустяк, Ваша Светлость, я просто поспорил со своими товарищами на сотню керов, что за доблесть и отвагу в битве получу Знак Верности из ваших рук, а также титул ксэхэтасо всеми причитающимися землями и почестями, – без тени улыбки объяснил рыцарь, и на несколько мгновений в зале воцарилось тишина: все обомлели от дерзости драконьего вассала. Амони же внимательно глянул на него своими синими глазами и… расхохотался. Смех будущего архэта заметно разрядил обстановку, и рыцари, только что глядевшие с осуждением, выдавили одобрительные улыбки.

– А вы не промах, фаирРихан! Надеюсь, мечом вы владеете не хуже, чем словом?

– И я тоже на это надеюсь, иначе не видать мне ксэхэтства, – на этот раз шуткуКельгенаприняли лучше. Отсмеявшись, Амони пожелал воинам удачи.

Дальнейший путь лежал через вымощенную камнем главную площадь и просторную Торговую улицу, где раньше располагались рыночные ряды, убранные по приказу Этельдора, чтобы освободить место для учений.

Чародея они обнаружили у главных ворот, где он давал последние указания стрелковым десятникам.

– …без приказа, чтоб никто даже лука не касался, ясно? Напоминаю, ваша задача —

обеспечить порядок и точность исполнения, успех битвы во многом определяется именно этим. Итак, повторяю в последний раз: когда я поднимаю левую руку, – чародей показал изящную кисть с сапфировым браслетом, – вы даёте приказ заряжать, ясно? Далее – я начинаю собирать Ivey – вы приказываете натянуть тетиву. Следите внимательно, потому как со своих мест слова заклинания вы вряд ли услышите, так вот, когда увидите свечение, даёте последний приказ – пускай! Отлично, надеюсь, вопросов нет. Все свободны – возвращайтесь к своим десяткам.

Стрелки, послушно покивав, отправились на места, а заметивший приближающихся Амони и Гельри чародей приветливо помахал рукой, приглашая следовать за ним. Они поднялись на площадку надвратной башни, откуда хорошо просматривалась заснеженная равнина. Внимание наследника сразу же приковал к себе ДжайхарДорр, драконий рыцарь сегодня облачился в доспехи невероятной красоты и внушительности. Броня его, состоящая из чередующихся пластин красного и чёрного металла, была украшена затейливой вязью фаанэ. На изготовление поножей и наручей явно пошла шкура бринэев, которые именуются также ложными драконами. Не менее впечатляюще выглядел и его щит из призрачного керания, тёмный, но с лёгким алым отливом, будто бы пожираемый языками пламени. В сравнении с Джайхаром присутствующие тамжеФареннДинайрэ и ОснетАрнитен смотрелись блекло, хоть первый и надел свой знаменитый шлем в виде орлиной головы, а второй вооружился роианским каплевидным щитом из редкого в этих краях белодрева.

Пятеро блюстителей Святого Мщения расположились полукругом за спинами благородных энхэтов. Доспехи и оружие их походило на рыцарское, только в наручи и оголовья мечей были вставлены колдовские алмазы, чего не мог позволить себе ни один из фаиров.

– Приветствую благородных энхэтов и вас, верные служители Светлого Бога, тоже приветствую, – произнёс Этельдор, неспешно пересекая площадку и попутно окидывая Дорра оценивающе-насмешливым взглядом. – ФаирДжайхар, да вы никак хотите, чтобы Seliri приняли вас за своего?

– Эти доспехи – реликвия рода рождённых в драконьем пламени, – до смешного серьёзным голосом пояснил тот.

Шедший за чародеем Амони также произнёс слова приветствия, на которые ему ответили традиционными поклонами. Встав рядом с Этельдором, он осмотрелся, перед глазами развернулась действительно великолепная картина: огромная белоснежная равнина и виднеющаяся где-то вдалеке изумрудно-зелёная линия леса.

– Как красиво… – еле слышно прошептал он.

– Действительно, – согласился с ним норинец. – Вот держите, – он протянул наследнику складную трубку с выпуклым стёклышком. – Я полагаю, вам знаком ручной дальнозор? Его изобретение приписывается некому Хашиму из Атор-Хотэ, что в Альхаре, хотя уже доподлинно известно, что подобными устройствами пользовались ещё ольтрийские кочевники более двух веков назад, – с привычной дотошностью разъяснил Этельдор, но воспитанник его почти не слушал, он уже заглянул в трубу и теперь увлечённо рассматривал линию горизонта.

Время тянулось, жрецы молчали, тихо переговаривались Динайрэ с Этельдором, Оснет обсуждал с сыном его придворную службу, сопел подтяжестью брони Джайхар Дорр, а юный Амони заворожено глядел в подзорную трубу.

Снежинки кружились и опадали маленькими белыми точками, налетающий то и дело ветер колыхал ветви далёких деревьев и скользили молочные облака по лазурному небу. Казалось, царил неизбывный покой…

«Что это – там вдалеке?! Туча? Нет, движется слишком быстро!» – С испугом в васильковых глазах наследник протянул дальнозор чародею, рукой указывая направление. Этельдору оказалось достаточно взглянуть только раз.

– Хэштари, много, возможно до нескольких тысяч. Приготовьтесь, энхэты, сражение началось!

В одно мгновение всё изменилось: спокойствие и неспешность уступили место резкому напряжению: поднялись флажки и знамёна, по стенам пробежал шепоток, тут же обратившийся в приказные выкрики.

Амони чуть ли не силой вырвал трубу из рук норинца и, припав к линзе, начал с жадностью разглядывать то, что вначале принял за чёрную тучу. И хотя низшие Seliri были ещё далеко, мощность изобретения ХашимаАльхарского позволяла наследнику рассмотреть их подробно: небольшие уродливые тела, выточенные из блестящего льда, острые длинные когти на тонких лапах, полупризрачные крылья, за которыми тянется багрово-пурпурный след. Хэштари словно сошли со страниц древних летописей.

«И эти уродцы собрались брать Мирьех?! Да стая голубей и то опасней!» – Как же де Пьюсу хотелось выглядеть храбрецом, но вопреки гордой позе и мысленному бахвальству, его била дрожь. Ночные кошмары возвращались, облечённые в плоть, отвратную и жаждущую крови!

Амони почувствовал, как на его плечо опустилась рука, он вздрогнул, но напрасно, обладатель десницы лишь хотел его приободрить. Слегка сжав пальцы, чародей прошептал:

– Не бойтесь, всё идёт как надо.

Норинец убрал ладонь с узкого плеча юноши и поднял её над головой, сопроводив жест краткой вспышкой Ivey. И через мгновение отовсюду послышались сорванные от постоянного крика голоса десятников. Этельдор несколькими взмахами выписал в воздухе колдовской знак из сияющей синеватой взвеси. Прозвучалвторой приказ, люди готовились нанести упреждающий удар: спокойно, чётко, безжалостно.

– Пускай! – дружный рёв, а за ним свист стрел, прорывающих воздух.

Рука чародея замерла, он отчётливо и громко произнёс: «Vial Dimo»! И налетевший порыв ветра смешался с потоками Ivey и устремился подобно волне, увлекая за собой несколько сотен смертоносных жал.

Вопль восторга захлестнул стены города, когда удар объединённой мощи чар и оружия достиг цели. Сквозь линзу дальнозора Амони разглядел, что творилась внутри вражеской стаи: поддерживаемые воздушной стихией стрелы обрушились на неё и ни одна не пропала зря! Умирая низшие Seliri, взрывались тёмным Ivey, осыпаясь вниз тысячами ледяных осколков. Первый залп уничтожил немалохэштари, но демонов по-прежнему оставалось очень много, и они не намеревались отступать.

Этельдормолча собирал силы для нового заклятья. Морщины на лице чародея, казалось, глубже врезались в посеревшую кожу, а свет сапфиров стал едва различим.

И снова залп, ещё более мощный.

Люди на стенах не выглядели испуганными, в их глазах светились уверенность. Кто-то молился, кто-то бранился, но смятения не было, ведь каждый знал, что героическая смерть расценивается не дешевле достойной жизни, и заслужит посмертие лишь тот, кто не дрогнет пред лицом опасности и устремится в бой с именем Светоносного на устах.

«Нужно отдать должное этому Богу: своих подопечных он воспитал отлично! Вот они истинные воины света – спокойные, хладнокровные и бесстрашные, именно они, а не пресловутая Небесная Рать, одержат верх над тьмой!» – в восхищение размышлял норинец, готовясь к следующему залпу.

– Пускай! – надрывно кричали десятники, звучно щёлкали тетивы и сотни маленьких острых смертей устремлялись ввысь.

– Ить Нха! – вторили им стрелки-горцы на своём дикарском языке. Чародей, прозванный ими Понимающим Духов, смог и до них донести смысл приказа.

Этельдор устал, далеко не каждый чаровник смог бы повторить такое, но он был заклинателем Стихий Пятого Риода, имя которому Власть. Предвидя, что к внутренним силам придётся прибегать ещё не раз, собственный Ivey он старался не расходовать. Поэтому сейчас один из наборов камней оказался полностью разряжен. Утерев рукавом взмокший лоб, чародей отцепил ставший бесполезным браслет, и с досадойпосмотрел на превратившиеся в серые комочки сапфиры. Прошли века пока разрозненные крупицы Ivey сложились в камень, а норинец истратил всю их мощь за считанные мгновения. Эти сапфиры ещё не скоро удастся насытить чарами.

– Мэйнир, их слишком много! Что нам делать?!

– Приказы отданы, лучники продолжат обстрел, а когда хэштари подлетят слишком близко, на стены поднимутся блюстители… О, вот, кстати, и они! Пожалуй, даже рановато… – последив за его жестом, Амони действительно заприметил средь стёганок ополченцев и полушубков горцев несколько белых плащей, накинутых поверх кольчужных доспехов.

Обстрел продолжался, приближался враг, уже не внушающий опасности, а скорее подогревающий у защитников боевой задор.

«Ну скорее, скорее же, вражьи морды, у меня меч заржавеет, пока вы долетите!» – витали в головах у мирьехских храбрецов и приезжих рыцарей дерзкие мысли.

А подлетели хэштари уже совсем близко, теперь без всякой трубы можно было разглядеть, как быстро машут они крылами, ухмыляясь зубастыми пастями и вытягивая свои когтистые лапы. Для полноты картины не хватало лишь отвратного запаха, приписываемого им во многих сказаниях. Вопреки тем же летописям Таарты, где говорилось: «…источают они смрад неистовый, вонь убитого и гниющего, дух болезного беспризорного…»

Тратить стрелы уже не имело смысла, в руках у лучников заблестели ножи и тесаки, а немногочисленные латники ощетинились копьями и мечами, блюстители Ордена Рассвета достали литтиновые кинжалы и закатали рукава, обнажая украшенные солнечными дисками наручи-лаэка. Пятеро Святых Мстителей на башне, стройно зачитав молитву, вскинули мечи, образовав подобие купола над головами архэтских вассалов.

– Sentero! – хором произнесли они заклятие на Языке Богов, а через мгновение им уже вторили на стенах.

Юному де Пьюсу и раньше приходилось сталкиваться с IveyvoLime в действии, но ещё не случалось бывать изнутри чародейского щита. Потоки солнечного огняхлынули из соприкасающихся клинков, сплетая вокруг площадки мерцающий янтарный кокон. Укрывшимся за ним уже было не разобрать, что происходит снаружи, однако ожидание продлилось недолго, и вот огромная чёрная волна из визжащих тварей нахлынула на город и… разбилась об его заслон.

Хэштари налетали раз за разом, и умирали, взрываясь в чёрную пыль, но на месте погибших оказывались новые и они продолжали нападать, бесплодно и безумно!

– Вы были правы, Ваша Светлость, их слишком много! Блюстители не выдержат, к оружию, энхэты! – громко призвал чародей, попутно ударяя кружащихся хэштари сгустком Ivey.

Первым его примеру последовал ОснетАрнитен, он, метнувшись к краю завесы, не глядя рубанул мечом, а затем ещё и ещё. Кшехэту поспешили присоединиться ФареннДинайрэ и фаирДжайхар, тоже пустив в дело славно наточенные клинки. Наследник, чуть помедлив, обнажил отцовский меч Амнэж, или Барсов Коготь, клинок которого был выкован из редкого северного металла кэмры, а рукоять венчала резная голова ирбиса.

Взмах, взмах, укол! Не видя противника, не чувствуя, что удар достиг цели… всего несколько мгновений, чтобы отдышаться и снова рубить!

Амони с головой захлестнула волна из смешанных воедино чувств страха, задора и ярости, он ощутил, будто тело наливается силой. Меч порхал в его руках, а колдовской свет, отражаясь от узкого лезвия, отбрасывал весёлые блики на лицо. Рядом с ним Этельдор метал в Seliriзаклятье за заклятьем, с каждым разом уничтожая всё больше. А Гельри Арнитен, по-прежнему крепко сжимая бесполезный щит, увлечённо и неумело орудовал клинком, ударяя по чёрным теням, что кружились за янтарным покровом.

Вскоре служители Каинен, израсходовав запас сил, прекратили удерживать защиту. Конечно, та не рухнула в одночасье, но стали истончаться нити и уже показались хэштари, продолжавшие неистово наседать. И когда их острые когти изготовились вцепиться в горло защитникам, жрецы нанесли ответный удар, обратив быстро тающий Iveyв светящийся вихрь, за мгновение испепеливший оставшихся тварей.