Текст книги "Я иду искать. История вторая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

Пока разгоралась заранее подожженная растопка, Олег и Бранка нагребли на стенку с внешней стороны снегу – сыпучий, он держался плохо, но все-таки. Когда, успев замерзнув, они вернулись в свое убежите – там было уже почти тепло.

– Здорово, – оценил Олег, раскатывая меховые одеяла.– Вот и пригодились.

...Выпив настоящего чаю из котелка и перекусив салом с хлебом, оба притихли, даже дыхание сделалось тише. Олег заметил, протягивая ладони к неяркому, но жаркому огню:

– Моранина ночь...

– Не говори про нее, – попросила Бранка, – страшно... Вот в такую пору она по лесу и кружит, только к костру не подойдет. Знаешь, – Бранка под накинутыми на плечи одеялами прижалась к мальчишке, – она любит издали смотреть на огонь и мечтать согреться хоть раз в жизни. Да как согреть холод вечный? Душу его как согреть? Душа холода – Морана...

Олег погладил ее по волосам. Где-то в лесу с треском расселось дерево, потом завыл дрожаще волк. Олег выпростал руку, придвинул «сайгу» с полным магазином и спросил:

– Ничего, то я тебя уговорил сюда идти?

– А я бы не оглянулась с тобой, и вовсе в лесу жить, – просто ответила Бранка. – Не страшно – с тобой-то. Без тебя и в городе, и среди людей – все одна...

– Не надо... – попросил Олег. – Бранка, я ведь скоро...

Ладошка девушки легла на его губы – теплая и чуть вздрагивающая, и ее шепот щекотнул ухо:

– А не сей день, не сей час – ну и добро.

Олег прерывисто вздохнул, опустил, склоняясь, голову на колени к Бранке, и ее пальцы принялись ерошить волосы мальчишки, подрезанные, но все равно длинные:

– А тут седина немного, – Бранка легко коснулась висков. Олег промолчал, ему не хотелось ничего говорить. И Бранка повторила: – Не сей час, не сей день – и добро. Хоть и вздох, да наш с тобой, мой да твой, любый мой...

...Они лежали под одеялами лицом к лицу, молча, только по временам касаясь губами лиц друг друга, и морозный лес слушал внимательно и сумрачно тихий шепот:

– Никто мне не нужен, только ты, – шептал Олег, – никто, никто... как же мне быть, Бранка, как...

– И мне не быть без тебя, не быть... – эхом откликалась Бранка.

Потом они уснули, утомленные и счастливые хотя бы на час. А вокруг медленно тлеющего костра стонал от мороза лес. Бесшумно стонал – под искристыми крупными звездами, под Оком Ночи – умерший до весны горный зимний лес....

...Олег проснулся до рассвета, потому что начал тухнуть костер, а Бранка завозилась позже – почувствовала, как проснулся Олег. В рассеянное сумраке она улыбнулась сонно, по тянулась под одеялами всем телом и спросила:

– Утро уж... Холодно, й-ой... Где тут рухлядь наша?

– Я ее под бок запихал, – Олег нашарил ногой сбившуюся туда одежду. – Хорошо, что на снег не вытолкнули – радости было бы одевать... Встаем, в городе может уже ищут...

– Погоди, – попросила Бранка и приподнялись на локте. – Я сказать хочу. Я помню – привезли тебя в город мертвого. Холодного и серого, что камень, а губы – приоткрыты так и синие совсем...

– Бранка...– коснулся ее Олег, но она отстранилась:

– Я те губы тронула – а дыхания нет. Думалось мне – ушел ты. И так то было, что солнышко среди бела дня на ясном небе углем жухлым почернело для меня. Думалось – уйдешь, и я жить не стану.

– Бранка... – снова попросил Олег, но девчонка положила пальцы на его губы:

– Дай скажу... Долго я думала. Не можешь ты не уйти. А мне выше сил – тебя терять другой раз. С тобой я пойду, любый мой. Как там ни есть на твоей Земле, кем мне там ни быть – с тобой мне дорожка. Вольг...

...С ближайших деревьев осыпался волнами снег от ликующего мальчишеского крика.

Интерлюдия: «Костер на снегу»

 
В краю, где пурга свистит,
Где ветер и снег,
Вдруг может на полпути
Уставь человек.
 
 
Начнет отступать, начнет
ругать пургу,
Но друг разведет
Костер на снегу.
 
 
Кто ночь раздвигал плечом
У скал Ангары,
Тот знает, они почем,
Такие костры.
 
 
Утихнет пурга, и жизнь
придет в тайгу,
И друга спасет
Костер на снегу.
 
 
Сейчас за окном цветы,
И в мире тепло...
Но если заметишь ты,
Что мне тяжело.
 
 
Что я отступить могу,
упасть могу – 
Ты мне разведи
Костер на снегу.
 
 
Пускай не трещат дрова
В ладонях огня – 
Скажи мне, что я права,
Что ты – за меня.
 
 
И будет назло беде
плясать в кругу
Костер на снегу.
Костер на снегу... [42]42
   Стихи А. Зацепина.


[Закрыть]
 

* * *

Из учебной горницы доносился голос одного из бойров, рассказывавшего о Начале Беды. Звучал только он один – младшие ребята сидели молча, притихнув, и Йерикка представил себе их внимательные глаза и приоткрывшиеся рты. Он сам в их возрасте учился в другой школе, но то время вспоминать не хотелось.

Вытянув ноги под стол, он вздохнул и отключился от посторонних шумов, перебирая листки бумаги с записями порядка ухода. «Графики эвакуации, – подумал он. – Такое уже было когда-то, но в те времена уходящим не могли помешать данваны, а сейчас любой день, любая маленькая ошибка могут стать для них сигналом, указанием... И тогда они не пожалеют сил – просто уничтожат все горы... Так... Племя Рыси: травень...»

Он оторвался от бумаг и огляделся. Всего через два месяца?! Так скоро?! Уйти – и не будет больше ничего этого, только в снах увидится кремль и город, и яблони, оберегаемые каменными откосами от суровых зим...

«Отец! – отчаянно воззвал. Йерикка. – Помоги, подскажи, я запутался! Остаться, может быть?! Не страшно, страшно останься и погибнуть без смысла... Отец, отец...» Он спрятал лицо в руках и сидел так, пока не вошел Гоймир. Молча сел напротив, положил на стол руки. Улыбнулся левой стороной лица – правая, рассеченная тесаком, так и осталась неподвижной, как ни стирались лекари и сам Йерикка... Ну, шрам – это ерунда. Дважды за эти два месяцы уже намекали Гоймиру послы из других племен – неплохо бы молодому князю хозяйку в дом. Причем во второй раз – были это послы от Серых Медведей. Конец старой вражде... И с Орлами – конец, он, Йерикка, решил по весне играть свадьбу, не испытывать больше судьбу. В нем тоже княжеская кровь, а та, что ждала его, о которой рассказал он, готовясь погибнуть, Олегу, дочь князя, сестра княжичи... Старый боец живым вернулся с гор, а внук его погиб.

Бывает так... Нет, не уйти нельзя – как ЕЕ бросишь?

Но до каких пор?! Злость неожиданно вскипела в Йерикке. До каких пор будет позволено данванам уродовать людей и кривить пути целых народов?? До каких пор даже победа над ними будет оборачиваться поражением?!

– Недобрые мысли, – сказал Гоймир. В нем почти ничего не осталось от того мальчишки, каким должен был быть пятнадцатилетний. – Верно?

– Верно, – с трудом перевел дух Йерикка.

– А я перед походом нашим гадал, – вдруг вспомнил Гоймир. – Как сказано – конем гадал.

– А мне ничего не сказал? – удивился Йерикка. – Ну и куда он упал?

– То-то и оно, – странным голосом отозвался Гоймир. – Не оправо, не облево. На грудь он лёг, а чекан мой обломился. Вот и думай – к чему... Слышишь, Йерикка; не все уходить согласны.

– Я бы удивился, будь наоборот, – вздохнул Йерикка.

Хлопнула дверь, и вошел Олег – румяный с мороза, пушистая ушанка из песцового меха – в руке. Весело сказал:

– Чуть свет уж на ногах – и я у ваших ног! Привет.

– Здоров будь, – Гоймир встал, кивнул Йерикке: – Пойду.

– Погоди, – задержал его Олег. Положил руку на плечо. – Постой, князь. Уходить собираетесь, так?

– Сам ведаешь, – сдержанно ответил Гоймир, – так что спрашивать?

– А то, что Бранку с собой беру.

Что Гоймир – Йерикка поднялся из-за стола. Гоймир же просто побледнел – Олег не заметил, кажется, а Йерикка – заметил и горько подумал, что двоюродный брат еще надеялся: в ином мире, вдали от Олега, Бранка со временем снова будет его, Гоймира...

– И она согласна? – изумился Йерикка. Олег, не в силах сдержать счастливой улыбки, кивнул:

– Сама предложила, и надеяться не смел!

– Как же вы там, на Земле? – спросил еще Йерикка. Олег отмахнулся:

– Где один, там и двое. Предки не съедят, а если и съедят, так всё с ней на пару...

– Чего ж, – наклонил голову Гоймир, – то добро. По чести... Пойду я.

– Ну погоди, – Олег его удержал, заглядывая в лицо. – Ну пойми ты. Ну так получилось. Что ж теперь?!.

– Ладно, – Гоймир приобнял Олега, потом толкнул кончиками пальцев в лоб и вышел. Олег посмотрел ему вслед, вздохнул – но уже снова улыбался, когда повернулся к Йерикке. Рыжий горец все еще стоял за столом и спросил:

– Ума хватит – на юг ее везти?

– О том и пришел говорить, – Олег сел. Йерикка продолжал стоять. – Ты мне друг или портянка?

– Как посмотреть, – осторожно ответил Йерикка и засмеялся. – Так, что? Вы когда уходите?

– В мае.

– А за мной приедут в начале марта, так?

– Так...Ты что, хочешь до мая задержаться?

– Я бы задержался. С милой душой, – Олег потер висок. – Но понимаешь... себе самому противен становлюсь. Я тут ем, пью, сплю и веселюсь, а дома-то через три месяца по мне год справлять будут. Понимаешь?! Так что я с ней все обговорил. Я уеду в марте. А в мае, когда уходить вам – ты ее отправь Дорогой на Землю вместе с ребятами из «Славяна», там трое или четверо собираются возвращаться, Сашка тот... Адрес я дам, они ее и доставят. Четырнадцать лет друг без друга жили, два месяца потерпим!

– Сделаю, – Йерикка сел. Олег потянулся через стол, пожал ему плечо. Задумался и внезапно сказал грустно:

– Не так все кончается.

– Не так, – согласился Йерикка. – Ты об этом тоже думал?

– Думал, – отмахнулся Олег. – Победа, а вы спасаетесь, они вон города ваши жгут... И я тоже как-то не так... Мне ведь остаться надо, я понимаю.

– Ты и так уж столько сделал для нас... – Йерикка не договорил. Олег посмотрел на него:

– И с тобой больше не увидимся... Вот проклятая жизнь! – он стукнул кулаком по столу: – Ты, Богдан... Вы мне как родные стали! Ты говоришь – я там для вас что-то сделал... А сколько вы для меня сделали? Да нет, не то: это же вы меня СДЕЛАЛИ! И как мне теперь на Земле?! Я же знаю – там всем данваны заправляют! Что же – просто так жить, и все?!

– Разберешься,– ответил Йерикка. – Горожане наши тут остаются. Связи остаются... Если захочешь – найдешь и людей, и пути, и союзников отыщешь. Только поживи хоть лет пять нормально. Рано все это, Вольг, рано...

– Хоть скажи, куда уходите, – попросил Олег.

– Мы путь закроем, – нехотя объяснил Йерикка, – зачем говорить...

– Значит, совсем?

– Совсем... или лет на триста, пока не научимся летать меж звезд.

– Или пока данваны и там до вас не доберутся.

– Или пока не доберутся... Слушай, как ты говоришь – не капай на мозги?

– Хорошо, – покорно согласился Олег. И сказал: – Я еще просить хотел. Пойдешь ко мне в сваты? Хочу чтоб все по закону.

Йерикка открыл рот. Моргнул и, покачав головой, расхохотался, искренне и с каким-то облегчением...

...– День добрый тому дому!

Бранка, вскочив, закрыла лицо руками и привалилась в угол. Остальные домашние, окаменев, смотрели на ввалившуюся, с мороза троицу, дружно отряхавшую со спин и ушанок снег, пока Йерикка, тряхнув рыжими волосами, не развел руками:

– Шли тут краем, да припомнили разом – в доме-то девка живет, скоро час – перестарком стянет – брать никто не берет, женихи двор переулками обходят!

– Жаль нас взяла, – звонко поддержал Богдан, кланяясь поднявшемуся из-за стола наконец деду Бранки. – Дай, думаем, добро сделаем, жениха-то залучим. Подобрали первого встречного – благо, некалечного, не увечного.

– Вот, – Йерикка выпихнул вперед Олега, который, красный, как рак, уставился в пол, – в обочь дороги валялся – то и ноги его не держали, а так всем хорош, да и берет без придачи – ему-то в его разуме что коза, что девка – все равно.

– Ну то и гулять на сторону не станет, – «утешил» Богдан, хлопая Олега по спине, – ноги не понесут, не просыхает. Да и хуже женихов – не счесть. Наш еще из прилику – лицом да умом не задался, так уж спокойный, как остатний зальет...

Старый бойра поклонился в ответ и, поглаживая седые усы (левый закинут за ухо, правый спадает на грудь), заговорил в ответ:

– Благо вам, добрые люди, что про-за убогую мою озаботились. И впрямь – пора ей замуж-то, да вот не глянет на нее никто, а кто глянет – заикой станет. Девка-то не чтоб красива. Глаз правда большой – левый, правый-то помене станет. Руки работящие – как за столом с кашей воевать. А что ноги наплетаются – так и она гулять не будет, ну и заживут, дай Лада, душа в душу... – он протянул руку и за косу вытащил не отнимавшую рук от лица Бранку из угла: – Годна ли такая жениху – уж больно добра молодца сыскали, побрезгует разом!

– И такую возьму! – поднял глаза от пола Олег. – Мне ли чваниться? 3аслуг на мне особых нет, сам – приблудный, не отсюдный. Всего и чина-то – приёмыш, а что умений – так всех и есть, что драться могу, стрелять без промаха, да врага бить не больше одного раза. Да еще сгожусь – её любить по самую смерть, до гробовой доски. Станет ли моих богатств, славный бойра? Или еще что потребуешь?

– А и хватит, ножа дуй, – согласился старик, выпуская косу. – Бери, коли сама пойдет. А уж мы про тебя наслышаны, и не худые те слухи, Вольг Марыч...

– Куда ж уводит?!. – вскрикнула мать Бранки и, сорвав с головы венец, упала на стол, еще что-то выкрикивая, и по обычаю, и искренне... Но Олегу не было ее жаль – он раскинул руки навстречу приближающейся девушке, счастливо и неожиданно подумав, что лишь теперь, вот с этого мига, она и правда – ЕГО.

В тот момент ему не было нужно больше ничего.

* * *

– Уважаемые пассажиры. Наш поезд въезжает на территорию протектората. Просим приготовить необходимые документы.

Сопровождающий Олега со спокойным лицом полез в барсетку, одновременно глазами показал Олегу: «Сиди спокойно!» Мальчишка кивнул и вновь уставился за окно, за которым поплыл, крытый перрон, залитый электрическим светом

Временами ему казалось, что он УЖЕ вернулся домой. И это сходство наводило на грустные мысли.

Олег закрыл глаза. Лучше думать о недавнем прошлом...

...Бранка не поехала его провожать на Сохатый. Она хотела, но Олег остановил ее на пороге, сказав:

– Не забудь привезти оружие. Главное – меч и наган. Хорошо? До скорого.

От этих просто и спокойно сказанных слов не находившая себе до того неделю места Бранка как-то сразу успокоилась. Может быть, окончательно поняла, что они – ВМЕСТЕ. Ну а что впереди два с лишним месяца разлуки – так разве не были они в разлуке и больше, и в какой: где грозили Олегу ежечасная гибель. Конечно, юг – не вир-рай, но люди ездят и туда, и оттуда и живут там...

Олегу нелегко дались те спокойные слова – будто и впрямь уезжал в обычную отлучку. Но он видел, как сразу легче стало Бранке. И не хотел для нее лишних мук. Правда ведь – скоро увидятся. Он даже не оглянулся, когда шел к коню и выезжал со двора.

Сейчас – жалел об этом. Неприятное предчувствие его беспокоило – из тех предчувствий, которым он научился доверять еще до того, как раскрылся его Голос Крови.

На Сохатый они ехали втроем – он, Йерикка и Богдан. На юге уже наступала весна, а тут, в горах, еще царствовала Морана. Кони рысили по узкому, но натоптанному тракту. Места хватало как раз чтобы ехать втроем колено в колено. Мальчишки молчали, хотя каждый понимал – вот еще конский шаг – и меньше времени остается... а вот еще и еще... Олег мучился: надо было говорить, а он не знал – что, и мелькнула поганая мысль – лучше бы он не находил Дорогу, тогда можно было бы утешать себя мыслью, что вернёшься когда-нибудь, и не прощаться, а говорить «до свиданья». Для прощаний навечно люди не выдумали слов, потому что не любят их и не верят, что такое прощанье хоть раз выпадает в жизни каждому.

– Богдан, – оказал Олег на рыси, – возьми себе мой камас. У меня дома есть дедов, а этот пусть будет тебе.

– Хорошо, – сипло ответил младший мальчишка и хлюпнул, но тут же пояснил: – В лицо бьет...

– А тебе я снова ничего не подарил, – повернулся Олег к Йерикке. – И на свадьбе твоей не гулять мне...

– Угу, – отозвался Йерикка и ожег коня зажатой в руке крагой.

Потом впереди за прогалиной – внизу – замаячили на светлом снегу сани и фигуры двух человек. Один из них поднял руку, Йерикка, осадив коня, ответил тем же и соскочил на твердый наст обочины.

– Давайте прощаться.

Богдан подошел первым. Облапил Олега, поцеловал в щеку и, сняв ушанку, отошел в сторону, уже открыто всхлипывая.

Йерикка остановился напротив.

«Давай не будем ничего говорить», – услышал Олег и наклонил голову. Они обнялись тоже, и Олег пошел к саням. Не выдержал – оглянулся.

Йерикка стоял с поднятой рукой. Богдан – отвернувшись, в руке – поводья всех трёх коней...

...– Под утро будем в Хариане.

Олег нехотя оторвал взгляд от окна. Его проводник смотрел внимательно и понимающе – молодой мужчина, встретивший его на Сохатом и оттуда умело и добросовестно, как ценный груз, доставивший сперва, через линию хротов, на первую станцию в Трёх Дубах, а оттуда – уже сюда, в протекторат, на «вполне цивилизованную территорию». Но проводник был чужим. Все равно чужим.

– Я пойду пройдусь, – Олег поднялся. Проводник кивнул:

– Только недолго.

Вагон-монорельс мог показаться Олегу роскошным, но проводник объяснил, что это самое обычное средство передвижения... если есть деньги. И вообще – не ощущалось, что находишься на территории тоталитарного государства. Он бы и не поверил, скажи ему кто-нибудь, что в тех же Трех Дубах есть ничем не закамуфлированный, самый настоящий рынок рабов, и что данваны практикуют там казни на кольях...

За окном тронувшегося и набиравшего ход монорельса вдруг мелькнули развалины – свежие, закопченные, высвеченные прожекторами. «Вот тут были бои, – тихо сказал кто-то из стоявших, как и Олег, в коридоре. Тихо сказал, человек обычный не услышал бы, но Олег услышал, – два месяца они держались... – Молчи, – ответил женский голос, – мальчишка слушает, по-моему...»

Следы восстания. Олег прижался лбом к стеклу. Они праздновали победу, не вспоминая о тех, кто так помог им тогда – и для кого никакой победы не могло быть. Наверное, и его молчаливый спутник участвовал в восстании...

Теперь, когда уйдут горцы – символ славянской свободы – данваны добьют Сопротивление. Это только вопрос времени...

...В зеркале на двери Олег увидел себя. Джинсы остались прежними – тут носили такие, и Олеговы с честью вынесли все передряги. На белый свитер с толстым воротом-бубликом надета оранжевая тонкая куртка-ветровка с капюшоном и какой-то мультипликационной рожей слева, на груди. Короткие сапоги на липучках-захлестах, с искусственным мехом. Так вполне можно было показаться и здесь, и на улицах Тамбова. Разве что там в марте так будет холодновато. Из карманов ветровки – тоже по здешней моде – торчали перчатки-краги. Постригся Олег коротко – и почти с удовольствием, длинные волосы ему не очень нравились.

– Едем, – сказал Олег своему зеркальному двойнику и, украдкой оглядевшись, заставил дверь отъехать в сторону.

* * *

Первое, что Олег увидел в Хариане – огромную дыру в здании вокзала, какую оставляет бронебойный снаряд, выпущенный с близкого расстояния. Дыру заделывали рабочие в спецовках.

Вокзал и его окружение неприятно поразили мальчишку все тем же узнаванием. Шум, беготня, патрули «охраны правопорядка» с оружием в руках и не испорченными интеллектом физиономиями, какие-то личности в лохмотьях, кучкующиеся в темных углах, шумные компании молодежи, излишне громко и вызывающе заявляющие о себе; перед зданием – площадь, забитая транспортом (Олег узнал «шевроле», «саабы»!), поодаль, у ярко освещенных витрин – одиночками и группками прохаживаются или стоят вызывающе одетые обоеполые «ночные бабочки» и «мотыльки», из которых старшие годились Олегу в бабушки и дедушки, а младшие – в младшие же сестры и братья. На три стороны от вокзала тянулись людные, несмотря на раннее утро многоцветно освещенные улицы. В этой режущей глаз многоцветности не было ничего от врезавшегося в память сияния радуг – кислотные цвета вызывающе кричали в глаза, бежали, сменяли друг друга, смешивались, рождая противоестественные, болезненные какие-то сочетания. Олег поднял голову. Звезд не было. И даже неистребимое Око Ночи расцвечивали воздушные рекламы – лазерные и пиротехнические.

«Неужели я все это уже видел – и не замечал?» – подумал Олег, накидывая капюшон. Холодно не было, но дул сырой ветер с неприятным запахом каких-то то ли фруктов, то ли ароматизаторов воздуха...

– Поедем на машине? – спросил Олег. Его проводник покачал головой:

– Тут близко, а машины легко отслеживаются со спутников.

– А где данваны?

– Вон там, – проводник указал на ранее не бросавшуюся в глаза Крепость. Она висела в небе над далекими окраинами, кажущаяся даже отсюда огромной и грозной. Конечно, она не висела – Олег различил скалу, судя по всему – искусственную, на которой Крепость и возвели. – Сюда они редко спускаются... Идем, идем. Если все будет нормально – еще до рассвета будешь дома.

– Дома, – невольно повторил Олег. – Пошли.

Они пересекла площадь наискось и двинулись по одной из улиц – как раз в сторону крепости. Олег невольно рассматривал лица шедших навстречу людей – вроде бы самые обычные. Многие – да что там, большинство – внешне не отличались от горцев, но и у них в глазах была какая-то настороженность ко всему и всем на свете, особенно легко читавшаяся мальчишкой, потому что он привык к таким глазам у себя в мире. Но встречались отталкивающе-неприятные лица, чисто физически неприятные: какие-то пятнистые, узколобые, широкоротые, у некоторых людей с такими лицами пальцы на руках имели одинаковую длину. Олег без объяснений понял – подарок от матери-природы за помесь с хангарами, насильственную или добровольную. На хангаров были похожи и некоторые молодежные компании – но тут уж речь шла просто о прическе или элементах одежды. От таких чаще других Олег слышал брань и такие отличались особенно вызывающим поведением.

Прошли мимо роскошной церкви, возле которой сидело множество нищих. Из дверей густо пахло благовониями и слышалось величавое пение. – Олег краем глаза увидел ряды коленопреклоненных людей. Сразу за церковью два дома стояли в развалинах, там промелькнули две девчонки, одетых до ужаса знакомо: дутые куртки, лосины, сапоги на здоровенной подошве. Олег заметил, как одна из них подала подруге знак, и та быстрым движением положила на обрез стены букет живых цветов. Обе тут же спрыгнули куда-то вглубь развалин и пропали. Мальчишка даже спрашивать не стал, зачем это – конечно, цветы предназначались тем, кто погиб тут во время восстания, развалины были свежие...

Прошли под здоровеным красочным плакатом, специально подсвеченным прожектором. Улыбающийся мальчик лет 10-12 ясными глазами смотрел на улицу. Подпись глаголицей гласила:

ПРОГРАММА «ПЛАНИРОВАНИЕ СЕМЬИ»

ВСЯ ЛАСКА – ЕМУ ОДНОМУ!

Сразу после этого попался на глаза второй плакат, рекламировавший контрацепцию. Это был умело составленный коллаж, изображавший попрошайничающих, роющихся в отбросах, истощенных, голодных детей. Алые буквы словно кровоточили:

ЗАЧЕМ ЭТО ИМ ?!

Миновав целую цепочку магазинов, возле которых шныряли плохо одетые дети с блестящими глазами (как с плаката!), Олег и проводник перешли на другую сторону улицы и свернули в параллельную, такую же яркую и даже еще более людную. В одном из зданий Олег по неуловимым но ясным признакам узнал школу – наверное, у школ вообще какой-то особый запах и вид, может быть, даже одинаковый во всех частях Вселенной. Подъездную аллею тоже украшал плакат: парень обнимал девушку под надписью: «Позаботься о ней!» Ниже мельче было добавлено: «В вашем районе тоже есть пункт стерилизации – живи сегодня!"

Это была реальность мира Олега, доведенная до абсурда, почти смешная... но люди вокруг были живыми, настоящими, вынужденными жить в этой реальности!

– Сюда, – указал проводник на переулок, похожий на щель, над которой тоже распростерся плакат: весьма цивилизованного вида хангар любовно обнимал славянку (чуть ниже его ростом). Лозунг играл всеми красками оптимизма:

СЕГОДНЯ – ОДНА СЕМЬЯ !

ЗАВТРА – ОДИН НАРОД !

ПРОГРАММА «ДУШЕВНОЕ СОГЛАСИЕ»!!!

Сразу слева в переулке надпись над одной из дверей предлагала откровенно: «У нас горяченькое с малолетками! Хангарский секс: малолетки + животные! Круглосуточно.»

– И вы это не сожжете? – не выдержал Олег. Проводник коротко ответил:

– Жжем, – и добавил. – На следующий день они открывают два.

Олег заткнулся.

Они спустились по крутой лестнице в новую улицу – с обеих сторон окруженную домами за заборами. Тут было почти тихо и пусто. В свете нескольких фонарей грязно поблескивал снег вдоль узкой проезжей части.

– Подожди тут, – проводник указал Олегу на черную стену кустов, казавшуюся сплошной, – за кустами. Через десять минут я вернусь. По возможности вообще не двигайся, понял?

– Понял, – перешагнув полосу снега, Олег встал за кусты и, повернувшись, обнаружил, что его проводник исчез.

За заборами светили огоньки и перебрехивались собаки – тут они были. Олег вспомнил, что рассказывал Йерикка – в обеспеченных семьях в моду все больше входят «электронные любимцы» вроде земных Тамагочи, только посложнее... Справа улица оканчивалась тупиком, а слева была видна перпендикулярная улица и что-то вроде остановки обществе иного транспорта. Олег ее скучливо разглядывал – С-образный павильончик из прозрачного пластика – когда услышал шум, выкрики и смех, приближавшиеся с той стороны, откуда привел его проводник.

Мальчишка успел повернуться и увидел компанию ребят – своих ровесников, человек шесть или около того – вывалившуюся из улицы. Казалось, что они водят хоровод вокруг неуверенно ступающего пожилого мужчины.

– Может, догонишь?!

– Угадай, кто?!

– Э, тебе очки не мешают?!

И прочие довольно плоские шуточки, вызывавшие, тем не менее, обвальные взрывы хохота.

По походке и длинной палке, а так же по очкам, нелепым ранним утром, Олег понял – человек слеп. Компания дуреющих от безделья балбесов не нашла ничего лучшего, как прицепиться к слепому!

Олег заставил себя сосчитать до десяти. Но не затем, чтобы успокоиться и не затем, чтобы собраться с духом. Просто нужно было оценить ситуацию. Оставаться посторонним наблюдателем он не собирался и, перешагнув все тот же снег, миролюбиво окликнул ребят:

– Парни! – и, когда они обернулись все разом, заговорил, подойдя ближе и не заботясь, чтоб его поняли: – Почему бы вам, таким суперменам, не убраться отсюда... – он с особенным наслаждением указал, куда, – и не поискать более достойных противников, чем слепой?

Со стороны казалось, что Олег улыбается – на самом деле он скалился, медленно оглядывая придурков одного за другим. Они – тоже медленно – переваривали сказанное, пытаясь понять, не комплимент ли это, и только через минуту примерно оценили это, как насмешку.

– Ты на кого скачешь? – процедил крепкий парнишка типично славянской внешности и с лицом вовсе не дегенеративным. Он сунул руку в карман расстегнутой куртки и пошевелил там пальцами...

– Уложи его!

– Ты кто такой, уродец?!

– Проломи ему башку, Вовка!

– Клади его!

Дебиловатое веселье сменилось злобой. Теперь перед ними был не слепой, над которым и в самом деле можно разве что похохотать. Этого дурачка следовало проучить – за то, что лезет не в свое дело, за наглость и за дурацкую смелость. И проучить жестоко. Впятером (а их было не шестеро) – недолго, безопасно и просто...

Только вот Олег был далеко не прежний. Прежний не полез бы в такую драку, это было безрассудно. Однако, эти пятеро ничего не знали и не могли знать о том, что он знал теперь – и Олег еще раз предупредил нападающих, искренне надеясь, что они его НЕ послушаются:

– Если не уберетесь отсюда ко всем чертям – через минуту не сможете даже об этом пожалеть.

Он ожидал, что ударит этот... Вовка. И едва не попался – ударил зашедший сбоку полухангаренок, ударил ногой в колено, и Олег понял, что его собираются если не убить, то крепко покалечить, чтоб больше не лез не в свои дела. И все-таки Олег успел – причем проделал все так, что атакующий оказался выключен из драки вообще. Погнув в сторону, Олег перехватил бьющую ногу, дернул на себя, повернул ступню и одновременно ударил по колену каблуком сверху, после чего отшвырнул нападающего под ноги его приятелям – и встретил ударом ноги в живот бросившегося на него справа, ощутив какой этот живот мягкий – ухнув, противник отлетел в сторону. Поставив блок левой под размашистый удар перескочившего через упавшего, правой – ребром ладони, без жалости – рубанул его сверху по ключице. Того перекосило, он завыл, садясь на дорогу.

Вовка ударил только теперь, мощно и точно – на пальцах поблескивала рамка кастета. Но еще да миг до удара Олег нырнул вперед, и Вовка, получив панч в солнечное, грохнулся на спину, разбросав руки; кастет слетел с пальцев.

Оставался еще один, и Олег, пружинисто распрямившись, увидел его. Он стоял шагах в шести, держа обеими руками пистолет. Невесть как попавший в руки дрожащего сопляка ТТ.

– Отойди, – голос мальчишки дрожал, как его колени, но прыгать на него за шесть шагов значило схлопотать пулю.

Олег окончательно забыл, где он и что с ним. Он был в бою, его взял на прицел враг... а еще один, постанывая, уже поднимался на ноги, держась за живот. В бою врага следовало уничтожать быстро и беспощадно.

Не сгибая ног, Олег прыгнул назад с перекатом. Треснул выстрел, пуля прошла где-то рядом, но в руку уже попал кастет. Мальчишка, стреляя, метнулся к Олегу, он мазал.

Олег метнул в него кастет. Метнул, целясь в переносицу.

Мальчишка закричал. Он сел наземь и кричал жалобно, не переставая, а Олег, вскочив, ощутил вдруг ужас. Что он наделал?! Это не война, это уличная драка, и что с того, что сопляк со страху выхватил пистолет, которым толком не умел пользоваться?! Олега ужаснула не мысль о том, что он убил мальчишку, а то, как механически, быстро и бездумно он бросил кастет – бросил, чтобы убить наверняка...

Мальчишка все еще кричал, и Олег с облегчением понял – с ним все в порядке. Нет, Олег не промахнулся – просто пистолетная отдача как раз подбросила руку, и кастет, скользнув по стволу, раздробил горе-стрелку указательный палец у основания.

Олег шагнул к тому, который вставал – и мальчишка сел от одного взгляда. Мутные от ужаса глаза смотрели на Олега беспомощно и обморочно.

Ногой отбросив пистолет, Олег сгреб парня за отвороты куртки и поднял его – обмякшего, как тряпичная кукла – к своему лицу. Отнял правую руку от ворота и вытер ее – парень заскулил от ужаса – о плечо побитого. Потом брезгливо оттолкнул его прочь, бросив:

– Не буду я о тебя мараться. Помоги своим дружкам – и убирайтесь отсюда!.. Ему сначала помоги, – Олег кивнул на мальчишку, который перестал кричать и просто сидел, баюкая руку и всхлипывая. Потом спросил резко: – Откуда у тебя пистолет?