Текст книги "Я иду искать. История вторая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

– Но эти горы – наша земля! – выкрикнул психолог.

– На хрена она тебе?! – рявкнул Чубатов, и крысеныша вжало в спинку кресла. – Ты ж на ней только срал и спал! Ты ж за всю жизнь ни финты не создал – ни ребенка, ни хлеба, ни машины, ни идеи хоть какой – паршивенькой, но своей! А они – они на этой земле живут. Как люди живут, а не как звери о двух ногах, в каких мы превратились. Вот и бегать нам до снега за этими четами их, а потом будем сидеть на побережье, пока нас в воду не спихнут, или пока данванам не приспичит – они все эти горы с землей сравняют, и вся недолга! И так и сяк мы тазиком накроемся. Им там, на своем Невзгляде, гордость под горло встала – непременно они хотят, чтоб горцы им поклонились в ножки и ключи от своих городов принесли, вот и гонят нас на убой. Только это им не хангары – это славяне, настоящие славяне, а не название! Так что во... – Чубатов сделал похабный жест, – ...во им ключ, и пусть себе вставляют его в... А ты пошел отсюда, сука! Вон! – Чубатов двинулся на крысеныша, но тот с неожиданной прытью вскочил и вылетел за полог.

Чубатов еще раз остервенело выругался и пинками вышвырнул следом пустые бутылки. Хотел присесть, но услышал голос адъютанта:

– К вам хангар из Панкова!..

...Выкатившись «на улицу» психолог окинул взглядом окрестности. Со стороны взгляд мог показаться орлино-оценивающим, но двое мальчишек лет по 15, одетых в форму разведчиков-хобайнов, засмеялись, и один из них звонко и презрительно сказал:

– Слизняк.

– Это ты мне?! – грозно вскинулся психолог и услышал спокойный ответ:

– Тебе.

Второй – рыжий, как анласы – выпалил:

– Из-за таких, как ты, наши парни гибнут! Жопу свою подтереть сами не можете – а туда,с горцами воевать! Давай отсюда?

Психолог отвернулся, словно ничего не случилось, и зашагал к своей палатке. На ходу он убыстрялся и отчетливо гнул спину, пока не превратился в скоростной крючок.

– Нажалуется, – с отвращением сказал рыжий.

– Плюнь, – посоветовал друг. – Заботы-то... пошли, сейчас вельбот будет.

...Высоко на склоне поросшего соснами холма, в замаскированной папоротником расщелине камня, лежал совершенно неподвижно одетый в бесформенное многоцветье максхалата мальчишка. Чуть сощурившись, он наблюдал за лагерем стрелков так внимательно, словно мог различать без бинокля все, происходящее в версте от него.

Собственно, так оно и было.

Его не очень интересовали частности вроде партизанской войны горских славян и местных лесовиков. Это был лишь кусочек мозаики, которую надо собрать.

ЕГО война началась еще до Взмятения. И не закончится, даже если погибнут все горцы.

* * *

Йерикка проснулся практически в тот момент, когда Олег увидел хангаров.

Вчетвером они выехали на околицу... на то, что было околицей Панкова. И остановились.

– Проснись... – начал Олег, но обнаружил, что Йерикка уже стоит у окна рядом. – Прокол?

– Непохоже... – Йерикка даже не взял пулемет.

Один из хангаров спешился, бросил длинные, украшенные перьями и бляшками поводья соседу и, переваливаясь, зашагал по грязи мимо пепелищ. Пройдя шагов сто, он остановился и не очень уверенно прокричал:

– Сюбатыв! Мы от Сюбатыв!

– Эрик, не ходи, – предостерегающе сказал Олег, но рыжий горец повел плечом с истинно княжеским достоинством и вышел. Олег мысленно плюнул и, подхватив снайперку, прицелился в троих на околице. Если начнут стрелять – он их снимет за пару секунд. Но вот о четвертом Йерикке придется заботиться самому: – Да что ж он его закрыл?!

Йерикка в самом деле совершенно спокойно, закрыв при этом директрису, как выражаются военные. Вот подошёл к хангару вплотную... О чем-то говорят. Точно. Йерикка, кажется, кивнул. Идет обратно, а хангар – к своим! Олег, весь в поту, держал цель на риске прицела. И не опускал винтовку, пока хангары не скрылись из вида.

Йерикка вошел радостный.

– Как ты там говоришь? Йоу! Договорились о встрече. Завтра, – он плюхнулся на скамью, – ну а где – я найду, я это место знаю. Тут рядом.

– Ты найдешь? – Олег поставил винтовку рядом. – Что это значит? Ты меня не берешь?

Йерикка смутился:

– Понимаешь, мы договорились встретиться один на один, и...

– И ты поверил его слову!? – Олег покрутил пальцем у виска. – Можешь разорваться пополам, но я иду с тобой.

– Вольг....

– Я ИДУ С ТОБОЙ.

...Снег перестал, но было холодно. Непонятно, почему все еще тек ручей, почему лед не сковал его. Кутаясь в плащи, мальчишки ждали, сидя на холодных камнях, и Олег думал, что жилет Бранки его греет. Правда – греет...

– Уходил бы ты, – тихо сказал Йерикка. Он сидел, поставив меч между ног и утвердив подбородок на ладонях, скрещенных поверх яблока. Олег прислонился спиной к камню, сунул руки под мышки и помотал головой:

– А если он не один придет?

Йерикка медленно улыбнулся:

– Значит, я ничего не понимаю в людях. Тогда мне все равно лучше умереть. А он может неправильно понять...

– Ты так увечен в этом Чубатове? – Олег не хотел шевелиться, уж очень было холодно, и он задумчиво рассматривал облачка пара, взрывавшиеся изо рта. – Сам подумай, за что ему нас любить? Вспомнил бы лучше, как мы жгли его колонну. И что он нам обещал!

– Он похож на нас, – тихо сказал Йерикка, – он хочет победить честно. Я уверен, что он не обманет.

– Я все-таки останусь, – упрямо сказал Олег. И Йерикка больше не возражал – устроился удобнее и перевел взгляд на медленное течение ручья, на туман, текущий над каменистыми осыпями, среди кустиков вереска...

– Ты часто думаешь о Бранке? – вдруг спросил он, не поворачиваясь.

– Нет, – тихо ответил Олег. – Стараюсь реже. Это все равно, что мучить самого себя...

– Да... – словно о чем-то своем, откликнулся Йерикка.

– Ты мечтаешь вернуться? – в свою очередь спросил Олег.

Йерикка повернулся наконец. Поднял плечи – то ли пожимая ими, то ли ежась от сырого холода.

– Я не верю, что мы вернемся. Вернее... запрещаю себе верить.

Олег привык к тому, что Йерикка может сказать весьма интересную вещь – такую, что останется только взяться за подбородок и промычать: «Да-а...» Поэтому лишь коротко попросил:

– Поясни.

– Да тут все ясно... Когда я думаю о возвращении, я начинаю беречь себя. Мы же должны идти в каждый бой так, словно он – последний, Вольг. Понимаешь – ПОСЛЕДНИЙ! Бой, в котором не жалеют ни себя, ни врагов... Нас слишком мало, чтобы победить по-другому. Поэтому, – заключил Йерикка, – я для самого себя давно уже мертв. Тебе не страшно говорить с трупом, Вольг?

– Напугал, – тихо фыркнул Олег и после короткого молчания добавил: – До смерти. Лучше окажи мне, ученый человек из большой яранги – неужели после всего этого мы снова будем восхищаться войной и военными подвигами?

– А ты как думаешь? – вопросом ответил Йерикка.

– Я? – уточнил Олег.

– Ты, ты, – с легкой насмешкой подтвердил Йерикка.

– Если бы я знал ответ – я бы не спрашивал.

– Й-ой, какая наглая, неприкрытая фаллософия! – в притворном ужасе и очень тихо возопил Йерикка – Ладно, слушай... Дед во время восстания был знаком – не очень коротко, но был – со Стариновым[17]17
   Илья Григорьевич Старинов (1900-2000 г.г.), полковник в отставке, кандидат технических наук, профессор, кавалер 11 орденов, участник Гражданских войн в России и Испании, Советско-финской и Великой Отечественной, прославленный диверсант и наставник тысяч партизан, минеров и диверсантов.


[Закрыть].

– Что, с тем самым?! – в священном ужасе выдохнул Олег, вспомнив рассказы Игоря Степановича. – Он тут был?!

– Бывал, – как ни в чем не бывало, подтвердил Йерикка, в очередной раз потрясая Олега той простотой, с которой он говорил о пребывании на Мире людей, хорошо известных в самых различных кругах Земли и, казалось, никогда ее не покидавших. – Сидели они вместе в развалинах одного дома – ну, там, южнее. Дождь лил, под ногами грязь, капает за шиворот... короче, знакомая картинка. Илья Григорьевич бухтит: «Ну вот, голос сорвал на хрен, простыл в этой сырости. И что за жизнь – грязища, сверху льет, да ещё стреляют... Ну что я, не навоевался, что ли? Да и какой из меня сейчас вояка, мне уже за шестой десяток, спина болит, насморк, голос сорвал, а все лезу куда-то! Чего мне надо?! Сидел бы дома, и дело с концом, у меня же не китель – иконостас, и пенсия, и уважение... А я все тут торчу, бойца из себя корчу. Мне что – больше всех надо?! Брошу все к чертям, домой надо, до...» Тут ракета, сигнал к атаке – бамп! Дед оглянуться не успел – а Ильи Григорьевича рядом уже нет, и только откуда-то спереди: «У-р-р-а-а-а...» – удаляется.

Олег тихо хихикнул. Потом признал:

– Может, и так.

– Забудем, – уже не весело, а спокойно-задумчиво сказал Йерикка. – К счастью... или к сожалению, но забудем и боль, и холод, и дожди, и голод, и ужас, и кровь, и страдания. Только одного никогда не забыть – наших погибших. Они навсегда с нами, они навсегда дружина племени... Будем помнить, пока существуем.

– Эту войну мы выиграем, а... – Олег умолк, обдумывая, как говорить дальше, но Йерикка легко догадался, что он хочет сказать:

– А что будет дальше – я не знаю,– ответил он. – У нас нет будущего. Рано или поздно нас подомнут, и анласов подомнут... или уничтожат. Данваны могут позволить себе ждать. Если бы боги помогли нам, как некогда, нашим предкам – найти Радужную Дорогу...

– Что найти? – насторожился Олег.

– Путь, – коротко ответил Йерикка. Помолчал и все же добавил:– То место, через которое люди уходили с Мира и приходили на Мир. Он где-то есть. Никто не помнит – где, хотя его уже много лет стараются найти и одиночки-романтики, и данваны, и мы.

– Мы – это кто? – быстро спросил Олег.

– Мы – это мы, – отозвался Йерикка. – Тогда, можно было бы попробовать начать с чистого листа. А здесь нас ждет гибель.

Они снова умолкли, слушая, как шепчет еле слышно туман, оседая на камешках осыпей и веточках вереска. Это было похоже на еле-еле слышные голоса, в которые трудно не вслушиваться – казалось, в этом шепоте, в этих голосах, есть слова, неясные и загадочные, то ли зовущие, то ли предупреждающие о чем-то... Олег невольно напрягал слух, пытаясь понять, пока Йерикка не сказал ему мягко:

– Не слушай голос тумана.

– Что? – очнулся Олег. – Почему?

– Можно потерять себя, – пояснил Йерикка.

Олег кивнул. И сказал с неожиданной даже для самого себя тоской:

– Я вот думаю – за что мне Бранка? Я самый обычный... А вдруг все это ошибка?..

Йерикка вдруг встал и, взяв Олега за плечо, легко оторвал от камня, вздернув на ноги. Заглянул в глаза:

– Не смей так даже думать! Не смей, понял?! Тебе в самом деле досталось счастье... больше того, ты его отбил себе, ты заплатил за него кровью! Так оставайся достоин его! Ты не имеешь права думать о плохом! Понял?!. – с силой спросил он. – Может быть, любовь – это последнее, что позволяет тебе оставаться живым человеком!

Он разжал пальцы. Олег, удивленно глядя на друга, ответил:

– Я не знаю, Эрик, есть ли для любви место здесь...

– Если человек любит – его любви найдется место и в аду... – Йерикка прислонился к камню спиной.

Олег не знал, что ответить на это. Раньше у него нашлись бы слова. Раньше... раньше он вообще умел думать о многих вещах, не только о войне. Это было давно. Или вообще не было, или умел это кто-то другой, похороненный в горах.

Что он получил взамен потерянного?

Олег не сразу понял, что Йерикка читает стихи...

 
– Знаешь ли ты, как память
В эти часы остра?
Стиснутые лесами – 
Парни сидят у костра.
 
 
Кто-то сидит притихший.
Кто-то поверх голов
Смотрит на звезды выше
Глухонемых стволов.
 
 
Стачивая усталость,
Где-то на грани сна,
Плакала и металась
Тоненькая струна.
 
 
Пела она все шире,
Чистая, словно снег...
Где-то в огромном мире
Твой приглушенный смех.
 
 
Теплого лета вечер – 
Нежная голубизна.
Милая и беспечная,
Выгляни из окна!
 
 
В небе поймай глазами
Блик моего костра.
Знаешь ли ты, как память
В эти часы остра?
 

– Эрик, и все-таки ты пишешь стихи! – не выдержал Олег.

– Я не пишу стихов, – терпеливо ответил Йерикка. – Это Звенислав Гордятич. И те, про зиму, которые я читал в прошлый раз.

– Кто он был? – поинтересовался Олег. – Ты так часто про него говоришь.

– Он был горожанин из столицы. Воевал во время восстания и писал стихи, песни, повести... Это у него был друг с Земли. Некоторые говорят, что 3венислав и сам не раз посещал Землю. Потом, когда восстание подавили, жил в городах. Его запрещали, он все равно печатался... На него несколько раз нападали «хулиганствующие элементы». И в конце концов – застрелили при ограблении магазина. Обычное дело, Вольг... У меня есть его книги. А эти стихи – из сборника «Правда цвета свинца». Воины часто пишут стихи. Вот и твой дед писал. Он бы гордился тобой.

– Да, – коротко ответил Олег. Йерикка. взглянул в небо и заметил:

   – Сейчас тебе кажется, что ты очень много потерял... А на самом деле – ты нашел тут желание драться... Идет. Убери автомат.

– Уберу, когда уверюсь, что он идет один, – упрямо сказал Олег, внимательно осматриваясь. Вслушиваться не было нужды – он тоже слышал, как стучат по осыпям камешки.

* * *

Чубатов вышел из тумана неподалеку, из-за скалы. Он шел без оружия, сунув руки в карманы куртки, волосы на непокрытой голове блестели от капелек тумана, серебром осевших на них. Чубатов был еще молод, лет тридцати, плечист, хотя и невысок, с типично славянским лицом – но отмеченным каким-то отпечатком... словно мутные подтеки на стекле, видимые лишь на просвет. Мальчишки стояли неподвижно, и офицер заметил их, подойдя почти вплотную. На лице его не отразилось ни испуга, ни удивления, а Олегу стало немного стыдно, и он поставил автомат прикладом к ноге.

– Двое? – удивился Чубатов, и Йерикка ответил:

– Этот парень не слишком вам верит. Я не смог от него избавиться.

Олег возмущенно вскинулся и встретился глазами со взглядом офицера. Вспыхнул; Чубатов спросил:

– А кто он такой?

Йерикка поносился на друга, словно впервые его увидев, и пояснил:

– Авантюрист.

– А похож на ангела, – усмехнулся Чубатов. Йерикка подтвердил:

– Он и есть ангел. Ангел-авантюрист.

– Коз-зел, – прошептал Олег. Чубатов наклонил голову:

– Хорошо... Вот ты какой, получается, Йерикка Мечиславич, – он заинтересованно оглядел Йерикку с головы до ног. – Я тебя немного другим представлял.

– Да и мне казалось, что вы старше, – мирно ответил Йерикка. – Прохладно сегодня, а?

– Прохладно, – Чубатов полез в карман и достал... небольшой термос. – У меня тут кофе. Не откажетесь?

– Давайте, если не жалко.

Йерикка открутил крышку-стаканчик, и Олег невольно втянул воздух. Кофе захотелось чудовищно, однако он мотнул головой, когда Йерикка протянул Фляжку:

– Не хочу.

– Хороший кофе,– похвалил Йерикка, возвращая посудину Чубатову. Тот убрал термос и спросил:

– Пришел за своим князем?

– Да, – согласился Йерикка. Чубатов вновь долго изучал его внимательным, жестким взглядом:

– Ты же совсем не похож на него! – сказал он резко. – Он зверь. Он даже не говорит, только рычит.

– Мы с ним друзья. Но я бы его выручил, даже если бы мы с ним были врагами, потому что мы больше чем друзья – мы соратники, – спокойно разъяснял Йерикка.

– Если вы думаете, что мы добрей – напрасно, – вмешался Олег. Йерикка согласился:

– Он прав. Людей тут давно не осталось, только звери.

– Когда вы жгли мои машины...– начал Чубатов, но Йерикка прервал его:

– Не надо. Что будет, если вас ПУСТИТЬ в наши долины? То же, что здесь? Или хуже? Врагов надо убивать, чтобы жили свои. А как убивать – не важно.

– Тогда застрели меня, – вдруг сказал. Чубатов. – и возьми своего князя – он лежит там, наверху осыпи, я приволок его с собой... Я тоже устал от войны и хочу отдохнуть. А это будет долгий отпуск.

– Не говорите глупостей, командир, – с досадой сказал Йерикке. – Вы пришли сюда затем, чтобы умереть?

– Может быть, почем ты знаешь?

– Не говорите глупостей! – повторил Йерикка. Но уже неуверенно.

– Тогда ты его не получишь.

– А зачем вы пришли? – Йерикка начал кусать губу. Он нервничал.

– Мне захотелось посмотреть, все ли у вас такие, как он, – Чубатов мотнул головой вверх, в туман. – И теперь вижу, что не все.

– Да, – вновь подал голос Олег. – Но Эрик – очень редкое исключение. Остальных вы превратили в таких же зверей!

– Олег! Не смей!!! – закричал Йерикка. Но не успел – впервые в жизни, может быть, не успел сделать то, что хотел. Стоял слишком далеко... И слишком хорошим учеником был Олег...

«Наган» в левой руке Олега грохнул в упор. Куртка на правом боку Чубатова тут же порыжела от пламени, как волосы Йерикки. Резное эхо заметалось по осыпям, как большая черная птица в тесной клетке.

Чубатов выгнулся, стараясь одновременно увидеть и рану, и Олега. Во взгляде его было странное удовлетворение.

– Когда стреляешь в человека в упор – не смотри ему в глаза. Можешь промахнуться, – негромко, но отчетливо сказал он. Потом добавил: – Вот и настал мой отпуск, – зажал ладонью рану и рухнул к ногам отшатнувшегося Йерикки.

– Мне кажется, нельзя тебе больше на свете жить, – извиняющимся, но уверенным голосом произнес Олег. – Никак нельзя. Неправильно это... после бабы Стеши... и остальных всех...

– О боги... – потрясение прошептал горец, бледный, как туман вокруг, глядя, как Олег убирает револьвер в кобуру. Потом спросил: – Что ты наделал? Ты... сошел с ума? Ты же его убил!

– Убил, – подтвердил Олег. Он тоже быстро бледнел, как от тяжелой раны, губы плотно сжаты, на скулах горели треугольные пятна. – Что мне, смотреть на него было? Или вашу пофигень слушать? Или наблюдать, как он посмеется и уйдет?!

– Он нам поверил! – заорал Йерикка в бешенстве, сжав кулаки. – Он сюда пришел, а ты...

– Да он над нами смеялся, – спокойно ответил Олег. – Он знал, что ты его не тронешь... Посмотреть он на нас пришел! Что мы ему – зоопарк?!. Да успокойся, не ты же его убил. Я вон и кофе его пить не стал...

– А звал его я! Одного! И...

– Зачем ты его звал? – перебил Олег. – Поскоморошничать перед ним? В древних князей поиграть?! Ты бы его на поединок еще...

Йерикка ударил – тяжело и точно. Олег отлетел, покатился по камням. Сел. Провел ладонью по губам, с которых капала на камни кровь. Встал на ноги, вновь коснулся губ. Йерикка замер выше на склоне, подняв кулаки, хрипло окликнул:

– Давай драться!

– Разрядился? – невнятно спросил Олег, спуская с губ длинную нить кровавой слюны. Потянул носом воздух. – Пошли за Гоймиром.

Он прошел мимо рыжего горца, как мимо пустого места, на ходу подобрав автомат. Йерикка несколько секунд смотрел ему в спину, словно ждал, что Олег повернется и драка-таки состоится. Потом – опустил руки и пошел – сначала, а там и побежал за Олегом. Догнав, положил руку на плечо:

– Прости!

Олег повёл плечом. Йерикка не отпускал. Землянин вновь сплюнул:

– Пусти, – не зло, а очень устало попросил он.

– Олег, прости! – Йерикка обогнал его, встал на пути. – Хочешь – я извинюсь?! Ну стой же ты!

– Стою, – Олег остановился, и тот различил, что на ресницах друга скапливаются слезы. – Чего тебе?

– Ты обиделся? – глупо спросил Йерикка. – Прости...

Олег вновь длинно потянул воздух носом, разбитые губы вздрогнули, но слезы так и не капнули. Вместо этого он сказал:

– Скотина ты...

– Да, – согласился Йерикка.

– И дурак...

– Точно! – почти обрадовано подтвердил Йерикка.

– За что ты мне врезал?

– Ну, ты же сам говоришь – дурак... Очень больно?

– Обидно, – угрюмо ответил Олег. – Ладно, проехали. Будем считать, что стали чуточку грязнее, чем раньше... Пошли, Гоймир, наверное, там с ума сходит!

– Подожди, – Йерикка удержал его. – Ну-ка... – он вдруг смутился и резко покраснел. – Ты не удивляйся... и чего не подумай...– сбивчиво и невнятно пояснил он. Потом взял голову Олега ладонями с обеих сторон и прикоснулся губами к его губам!

– Блин!!! – Олег отшатнулся. – Ты че?!

– Погоди... – Йерикка досадливо сморщился и, несмотря на сопротивление Олега, повторил то же. Замер. Олег видел совсем близко его сосредоточенные и отрешенные глаза. Нет, так не целуются – ни в шутку, ни всерьез... – Вот, все, – Йерикка отшагнул, вытер губы, сплюнул. И уже весело подмигнул.

– Что – «все»? – удивленно и сердито спросил Олег. И сообразил, что губы не болят и кровь не идет. Он прикоснулся к губам – припухлость исчезла, рана изнутри на верхней – тоже. – Ну... – он пожал плечами. – Каждый раз удивляюсь! Но вообще-то... это ведь руками делается?

– Да в принципе это можно любой частью тела делать, – заверил Йерикка.

– И?.. – многозначительно не договорил Олег.

– Желательно – с девчонками, – ответил Йерикка.– Боюсь тебя огорчить, но ты не возбуждаешь.

– Это потому, что я давно не мылся, – заверил Олег. – Обычно я совсем другой, мой сладенький...

...Гоймир лежал в сотне шагов вверх, по осыпи. Очевидно, зная о его угрюмой целеустремленности, Чубатов скрутил его так, чтобы мальчишка не мог дотянуться до ремней зубами или перетереть их о камень. Но Гоймир продолжал с упорным выражением на лице шоркать веревку на ногах о гладкий кусок гранита.

– Пресс качаешь? – осведомился Олег, выныривая из тумана.

Что отразилось на лице князя – понять было невозможно из-за отсутствия лица как такового. Сине-красно-черную маску назвать лицом было можно только в приступе буйного оптимизма. Глаза едва смотрели, губы вспухли, левая скула, лоб и левый висок – рассечены, и там и сям виднелись следы ожогов.

– Наконец-то, – не очень внятно заявил Гоймир. – Я уж так думал – забыли про меня... Чубатов?..

– Внизу лежит, – указал взмахом руки Йерикка. Олег перерезал веревки на руках и ногах. Гоймир, даже не поблагодарив, сел и поморщился:

– Ребра ноют...

– Откуда ожоги? – Йерикка присел, взял князя пальцами за подбородок, повертел: – Чего молчишь?

– Зажженными сигаретами меткость выверяли, – пояснил Гоймир, – об заклад бились, кто глаз выпалит... Оченно весело всем было.

– Ну и как? – рассеянно поинтересовался Йерикка.

– Косорукие, – махнул рукой Гоймир и снова перекосился: – У-ухх...

– Дело не в этом, – спокойно поправил Олег. – Трудно попасть в глаз такому китайцу, в которого они тебя превратили. Добротная работа.

– 3-заткнись... – процедил Гоймир. – Тут близким лошадь должна стать. И оружие мое он с собой прибрал, – Гоймир начал раскачиваться, сунув руки под мышки – видно было, что он с трудом удерживается от стонов.

– Даже не поблагодаришь? – Йерикка водил ладонью над лицом Гоймира. Тот спросил:

– Про что?

– Если б не он, – разъяснил рыжий горец, – путешествовал бы ты сейчас обратно, а я бежал бы следом и хныкал: «Дяденька Чубатов, отдайте!»

– Не внял, – взгляд Гоймира из «щелей» стал недоуменным.

– Потом расскажу, – пообещал Йерикка, – если захочешь. Вставай, пошли, а то ещё, чего доброго, явятся визитёры... Идти-то можешь?

– Доковыляю, – буркнул Гоймир, поднимаясь. Лицо его исказилось, и Йерикка заметил:

– Не делай больше так. Наши увидят в тумане – стрелять будут. Или вообще со страху помрут.

Гоймир вдруг хрюкнул. И сообщил:

– При мне там баснь сказывали. За нас.

– Про нас? – удивился Йерикка. – Ну-ка, ну-ка, не знал, что мы уже так популярны!

– В ночь офицер из палатки выходит. Дождь так, холод, ветер, мозгло кругом. Пусто, склады стоят... Офицер окоем глянул и говорит: «И как те горцы в такую незгоду в горах воюют?!» А ему от склада: «Й-ой, не говори. Одно что ни час – мучаемся.»

...Гоймир сначала и вправду ковылял, но уже через полверсты разошелся – в прямом смысле слова. Йерикка помалкивал. Олег шел впереди, вслушиваясь и вглядываясь. До истечения срока оставалось чуть больше суток, нужно было искать своих.

Олег находился в несколько обалделом состоянии. Все произошедшее – с момента их ухода из одинокой избушки – казалось приключенческим фильмом, где все возможно и сходит с рук. И в то же время он понимал, что это не больше фильм, чем вновь начавшийся дождь. Этот дождь – часть жизни. И то, что произошло – тоже. Могло быть лишь так, не иначе.

Когда-то давно люди выдумали себе судьбу. А позднее те,к то слабее духом, стали оправдывать судьбой неудачи или бездействие. На самом деле судьба – это вовсе не слепая сила, движущая людьми. Судьба – это внутри самих людей, то, что вложено в нас, то определяет наши поступки... но не слепо, а согласно воспитанию, идеалам и стремлениям. Всегда можно отказаться от трудного пути и тяжелых дел. Но, если ты отказался – ты предал самого себя. И люди идут своими дорогами, выбрав их раз и навсегда.

И судьба тут не при чем...

...Они отшагали верст пятнадцать, не меньше, и уже собирались завалиться спать, но позади, по звуку – за пару верст – послышался сигнал хангарской трубы.

– А то и за нами... – сказал Гоймир. – След тропят...– прислушиваясь, он перестал смотреть под ноги и влез в болотину, где и остановился, оглядываясь недоуменно.

– Ты, между прочим, в болото попал,– сообщил ему Йерикка. Гоймир плюнул, выдрал ноги, и, выбравшись на сушу, заметил:

– Добро, а то уж мыслю – ноги не держат!

Труба прозвучала ближе. Мальчишки переглянулась – молча. Но каждый из них понимал, что их всего трое, а хангары идут по следу, что они трое устали и измотались, а враг свеж...

...Олег подмигнул.

Йерикка усмехнулся.

Что сделал Гоймир – понять было невозможно, но он сказал:

– Один на десять – ровно, а и больше – не страх.

– А раз нас трое – то стоим и сотни, – добавил Олег.

– Эта арифметика мне по душе, – подытожил Йерикка. – Ну, Вольг, где твой самопал? Его выход.

Металлический лай, упорный, монотонный и хриплый, появился в отдалении. Это напоминало охоту – труба, собаки... Очевидно, и Йерикка подумал о том же, потому что с нервным смешком сказал:

– Сколько раз охотился – никогда не думал, как себя чувствует дичь.

– Кабан в тебя когда-нибудь стрелял из автомата? – осведомился Олег.

– Нет, – признал Йерикка.

– Желание-то на охоту у них разом убудет, – зловеще пообещал Гоймир, устраивая ППШ для стрельбы с упора.

Лай. Азартный, надсадный – псы уже почуяли добычу, они ощущали то, чего еще не понимали их хозяева – близость тех, кого надо схватить, разорвать!

Сигналы труб. И уже отчетливый стук копыт по мокрой земле – не дальше трехсот сажен, кажется.

Интерлюдия: «Мое поколение»

 
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
На могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
 
 
Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
Нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
 
 
У погодков моих нет ни жен, ни стихов, ни покоя, – 
Только сила и юность. А когда возвратимся с войны,
Все долюбим сполна, и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордиться сыны.
 
 
Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется, – 
У погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
 
 
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делался последним куском,
Тот поймет эту правду, – она к нам в окопы и щели
Приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
 
 
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
Эту взятую с боем суровую правду солдат.
И мои костыли, и смертельная рана сквозная,
И могилы над Волгой, где тысячи юных лежат.
 
 
Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
Поднимались в атаку и рвали над Бугом мосты.
...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
 
 
А когда мы вернемся, – а мы возвратимся с победой,
Все, как черти, упрямы как люди, живучи и злы, – 
Пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
Чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
 
 
Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
Матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем – 
Все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя. [18]18
   Стихи С.Гудзенко.


[Закрыть]
 

...Поймав в прицел пса, бежавшего первым, Олег нажал спуск.

* * *

Грузовик явно заблудился. Шел медленно, на ступеньке стоял, вглядываясь под колеса, солдат, еще один сидел на крыше с ручным пулеметом. Широкие парные колеса вязли в грязи по верхний край, но грузовик взрыкивал мощно и выдергивал себя из бурой жижи. Слышно было, как орёт солдат на подножке, командуя водителю, куда держать курс:

– Левей... яма же, ядрена мать!.. Еще левей!.. Ага, так... так... так... Вправо! Поколем – головы оторвут!

Собственно, машина ничем не мешала горцам, лежавшим в грязном и мокром кустарнике. Они лениво наблюдали за ползущим в жиже грузовиком, пока Олег не подтянул к себе винтовку и не сообщил:

– Сейчас я их...

– Чего они тебе? – спросил Холод. – Пусть себе едут...

– Интересно посмотреть, что везут, – возразил Олег.

Другие забормотали кто в лес кто по дрова. Гоймир, лежавший на спине, перевернулся на живот. Серое от усталости и въевшейся грязи лицо выглядело равнодушным.

– А пускай, – сказал он. – И то – глянем. Одно консервы там?

– А то еще – их Христос во втором пришествии, – вполголоса сказал Гостимир. – В то скорей поверится, чем в консервы-то...

Олег не вслушивался. Он вел стволом за пулеметчиком. Ничего, кроме холодного удовлетворения, что сейчас он отправит на тот свет ещё одного врага. И сейчас, уже стреляя, он думал не о жизни, которой лишает человека, а о том, что хорошо бы и вправду там оказались консервы.

Пулемётчик привстал, схватился за правый бок и, роняя оружие, пополз на капот.

– Промазал,– резюмировал Олег, хватая автомат, – хотел в висок.

Грузовик резко тормознул – труп, мотнув руками, слетел в грязь, стоявший на подножке попытался спрыгнуть, но Гоймир, встав на колено, практически изрешетил кабину из ППШ. К нему присоединилось еще несколько стволов. Через несколько секунд уже было тихо, лишь осыпались с хрустом битые стекла кабины, да отчетливо журчала струйка крови, стекавшая в грязь с руки обвисшего на двери трупа.

Яромир, подбежав к машине, свистнул:

– Места-то тут три, а мертвых двое!

Подошли остальные. Кто-то сплюнул:

– Уполз один-то!

Олег равнодушно посмотрел в кабину. Она была внутри забрызгана кровью, со среднего сиденья свешивался, открыв рот, мертвец.

– Так вот след, – появляясь в дверях напротив, Одрин указал на широкую кровавую полосу – словно кто-то провел плотной кистью через сиденье и ступеньку.

– Тропите, – откликнулся с обочины Гоймир. – Взрывчатку давайте.

– Вольг! – окликнул Богдан. – Твой-то тут живой!

– Что?! – Олег обежал машину. – Вот блин! Говорю же – я ему в висок целил... – Олег всмотрелся в лежащее в грязи тело и возразил: – Да чего вы гоните, подох!

– Жить хочет, потому и подох, – заметил Йерикка. – Дышит, скот!

– Добейте кто-нибудь, – поморщился Олег.

– Подранка одно охотник добивает, – это подошел Гоймир, чавкая кутами по грязи. – Да где ж взрывчатка?

– Зде-есь! – коротко и торжествующе крикнул Одрин из кустов. Потом ударил «наган». И ещё раз. – Живучий...

– Что, уж мечом отмахнуть лень?! – переключился Гоймир. За его спиной Гостимир сделал испуганное лицо, а Йерикка под шумок ткнул мечом в горло раненого и достал брикет тротила:

– Пошли, Гоймир, вот взрывчатка...

...– Ящики одно, – Мирослав потянул один на себя, не удержал – грохнул, и в грязь выкатились зеленоватые бутылочки. – То ж пиво!