Текст книги "Я иду искать. История вторая"
Автор книги: Олег Верещагин
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)
Он бы, наверное, опять бросился в драку. Вот только чувствовал – ноги его не удержат.
...В складе, оборудованном в пещере на склоне холма, и тщательно замаскированном, оружия не было – только боеприпасы, но самые разные и в огромных количествах. В цинках лежали патроны всех мыслимых калибров. Отдельно паковались гранаты – ручные и тромблоны к подствольникам и АГС. В герметичной упаковке находились детонационные шнуры – такую взрывчатку, как трос, можно было обматывать вокруг тела. Среди боеприпасов много было немецких, еще военного времени – похожие на яйцо гранаты со шнурами вместо чеки, отлично герметизированные парабеллумовские патроны и патроны 7,63 Маузер, подходившие к оружию калибра 7,62 ТТ, его в отряде имелось много, финские ножи в потрескавшихся чехлах, лезвия которых украшали орлы со свастикой и готические девизы, полные тевтонского высокомерия, но привлекательные...
– В этих местах, – Одрин, вскрывая ключом, похожим на открывалку, цинк с патронами к «калашниковым», махнул вокруг свободной рукой, – полнехонька коробочка топляков-то. Дед мой про то говорил. На взмятении разом целый отряд хангаров они в болотину уволокли, одно пузыри забуркали водой... Такая былина есть – тех топляков тут древний князь поселил, чтоб его сокровищам стража стала. Тут-то, под озером-то, и есть княжьи ухоронки. Кто СЛОВО знает – тот и забирай.
– Какое слово? – спросил Олег снаряжавший восьмой магазин к своему автомату. Он уже успел набить два семидесятизарядных барабана, найденных вместе с патронами – более емкий пулеметный магазин, хотя и утяжелял оружие, но позволял плотнее прижиматься к земле и вести интенсивный огонь.
– Злато-серебро поманило? – усмехнулся Одрин. – Так кто ж знает – какое слово...
– В топляков верю, а в поклады да ухоронки – не так чтоб, – признался Резан, – Сколько мы их выискивали сопляками еще вовсе – тьму несчетную! А что нашли? Хвост собачий да визг поросячий... Только и дело было князю, что добро в озеро метать... Й-ой, ты б спел, Гостимирко!
...Не очень хорошо запомнил Олег, что пел Гостимир, перебирая струны своих гуслей, с которыми не расставался. Грустной была песня – и вроде бы слышал ее Олег где-то. Врезался в память последний куплет – горький и страшный, словно бой без надежды на победу:
Олег слушал и думал, глядя на ребят вокруг, что нет для него никого дороже не свете этих промокших и усталых парней – никого роднее и ближе. Ссоры, не всегда безобидные подначки, всё то, что происходит вокруг – это были его друзья. Настоящие друзья. И при этой мысли словно огонек зажигался в измученной постоянным напряжением душе.
Оказывается, это не так уж важно – долго знать человека. У Олега было много приятелей, с которыми он вроде бы дружил годами. Но настоящим другом был Вадим – и вот эти парни, жестокие, не всегда, понятные, но отважные и верные. Они воевали вместе за одно дело – и мысль, что он, Олег Марычев с Земли, в случае чего умрет на их руках, странно успокаивала. «Кажется, я все-таки спятил, – без особого сожаления подумал Олег. – Ну да и по хрену – это к лучшему. Нормальному человеку тут лучше всего побыстрее сойти с ума. Иначе он... иначе он сойдет с ума.»
– Эрик, – тихонько позвал он. Рыжий горец, размещавший гранаты по сумкам, поднял голову и вопросительно вздел брови. – Знаешь... – Олег на миг замялся, – если меня вдруг ранят... короче, безнадежно... ты меня добей. Хорошо? Не оставляй.
Йерикка не стал говорить утешительных глупостей. Он наклонил голову со странной смесью достоинства, уважения и юмора:
– Конечно. Ты сделаешь то же для меня... – он помедлил и, глядя прямо в глаза Олегу, пристально и жестко, добавил, – ...брат?
Олег ответил не сразу, потому что это были не только слова. Но ему вспомнились бессмысленные глаза и приоткрытый рот парня, добитого Йериккой, унизительное, хуже смерти, зрелище. И он твердо ответил:
– Да.
Широко улыбнувшись, Йерикка на миг притянул Олега к себе и тряхнул за плечи...
* * *
Ночью над рощами несколько раз пролетали вельботы. Из отрывочных сведений, пойманных рацией, стало ясно, что противник оккупировал Мёртвую и Лесную долины и был остановлен на Белом Взгорье – то есть, чета Гоймира оказалась в тылу врага. Как-то само собой подразумевалось, что утром все стали собираться уходить – «отдых» заканчивался.
Тур не пошел с четой. Он вообще молча проводил ушедших на восток – но, оглядываясь, все еще долго видели его фигуру, замершую на берегу мертвого озера с карабином в высоко поднятой руке...
...Если Олег думал, что всё самое трудное уже испытал. – то он ошибался. Ошибался, и сам это понял. Чета шла по тундре трое суток. «К счастью» все это время падал снег, который тут же таял, а вода – точнее, грязь – доходила до колен. В этой грязи приходилось уже с полным равнодушием переставлять застывшие, опухшие ноги, а на ночлег взбираться к ледяным камням и сворачиваться поверх них в клубок, плотнее прижимаясь к соседу и запахиваясь в плащ.
Жрать было нечего. Ели коренья и кое-какие ягоды и грибы. Трёх подбитых камнями леммингов съели сырыми, и Олег не ощутил никакого отвращения, раздирая зубами горячее, трещавшее, пахнущее кровью мясо.
Рацию включать опасались, и путь превратился в пытку неизвестностью. Когда на третьи сутки – уже рядом с лесами – до них донесся звук перестрелки, многие престо разрыдались. Перестрелка означала, что защитники Белого Взгорья сражаются, что враг не прошел дальше на восток, что целы города славян... Гоймир в полной растерянности метался среди ревущих парней:
– Да что вы часом?! Что вы?! Добром ведь все, слышь-ка сами! Стоят наши!
– Д-да-а, – заикался Морок, – он-но то и е-есть...
Это были, конечно, нервы. Но, как ни странно, после этого отряд взбодрился. Стыд за бездействие допекал, и мысль о близком бое подействовала, как допинг. Олег, испытывавший те же чувства, что и остальные, понял, что окончательно проникся славянской идеей – проще говоря, спятил. Но сама мысль, что они, может быть, уже списанные и своими и чужими со всех счетов, вернутся в бой, действовала поразительно, убивая тоску и усталость. В бой! В бой, вот чего хотели все горцы.
В БОЙ !!!
... Мы хотим жить мирно.
Мы умеем жить мирно.
Мы любим жить мирно.
Мы никому не мешаем жить мирно.
Но если мешают нам – мы караем. Мы не убиваем, мы караем. И это наше великое право! Это право всех честных людей, защищающих свою землю от врага.
Мы караем, и тогда бесполезно просить о пощаде. И ты можешь кричать что ты сдаешься, что ты не виноват, что тебя заставили... Это не суд, и не будет ни адвокатов, ни оправдательного приговора, ни даже смягчающих обстоятельств. Люди выбирают сами. И отвечают за свой выбор. И защищают его, как защищаем его мы. Мы умеем не – только жить мирно, но и драться.
И мы тоже умрем, если не сможем защитить то, что ним дорого. Но лучше умереть, чем жить, потеряв свой мир, честь и достоинство. И все-таки – до нашей смерти! – мы закопаем в нашу землю незваных гостей.
На удобрения.
Мы не хотим воевать.
Мы очень не хотим воевать.
Но нам очень жаль тех, кто заставил нас все-таки начать это делать. А потом – потом мы построим город. Город с картины Одрина.
Интерлюдия: «Мастера»
Вам травы не бить,
Не гулять по лугам...
Не быть,
не быть,
не быть городам!
Узорчатым башням
В тумане не плыть...
Ни солнцу,
ни пашням,
ни соснам –
– не быть!
Ни белым, ни синим – не быть,
не бывать!
И выйдет насильник – губить,
убивать!
И женщины будут в оврагах рожать...
И кони без всадников – мчаться и ржать...
Сквозь белый фундамент трава прорастет...
И мрак, словно мамонт, на землю сойдет!
Растерзанным бабам на площади выть...
Ни белым!
Ни синим!
Ни прочим –
не быть!
Ни в снах!
Ни воочию!
Нигде!
Ни-ког-да!...
...Врете...
Врете.
Врете, сволочи!
БУДУТ ГОРОДА ! [27]27
Отрывок из поэмы.
[Закрыть]
* * *
В лесах с едой стало намного легче – тут можно было охотиться в привычной славянам обстановке на привычных животных, тут все еще полно показалось съедобных растений, было теплее и снег еще не ложился, хотя большинство деревьев оделись во все оттенки меди и золота. На коротком совете было решено уходить через Лесную долину к Дружинным Шлемам, где они когда-то уничтожили вражеский лагерь. А потом – на север, через Горы Потоков в Оленью долину, «потому как, – высказался Одрин, – там мы разом не были.» Остальные сочли это вполне достаточной причиной, чтобы двигаться именно туда.
Лесная долина была тем же царством сожжённых весей и набитых вражескими войсками дорог, что и остальные к западу от нее. Война прокатилась тут, вытесняя горских партизан и лесовиков на восток.
На восьмой день после ухода от Тенистого чета вышла к Слезной Горе.
* * *
Йерикка вытер ствол пулемета и повел им вправо-влево. Олег расправил веточки, которыми замаскировал автомат.
– Хху-у... хху-у... хху-у... – прокричала над скалами полярная остроушка.
– Идут, – сообщил Морок. Так, словно и без него было не понятно. Олег удобней положил снайперку.
Почти тут же в полуверсте, у начала тропы, появились четверо верховых хангаров. Они беспокойно завертелись на одном месте, держа винтовки прикладам в бедро.
– Дозор, – пояснил Морок.
– Что ты все объясняешь сегодня? – процедил Олег. – А то мы не видим...
Донесся звук трубы. Хангары отъехали ближе к скале, не переставая рассматривать тропу.
– Недоверчивые попались, – Йерикка не двигался. – Что если, засекли?
– Один лекции читает с комментариями, второй мнительностью заболел, – тихо заметил Олег. Ожидал в ответ бурной реакции, но Йерикка поморщился:
– Может, и заболел... Мнительность – это болезнь похуже любой иной... О, поперли!
На тропинку начали выходить спешенные хангары в кожаных, а не металлических латах. Сначала – с дюжину, они шли по обочинам, зорко поглядывая в стороны и вперед. Потом появились десятка три – они шли колонной во главе с данваном-офицером. Дальше двигались лошади, на вьюченные каким-то тяжелым оружием. Я в конце – еще два десятка хангаров.
– Удачей сели тут, – сообщил Морок, – с почином...
– Дам по шее, – реагировал Олег.
– Потом, – попросил Морок, – добро?
– Добро, – согласился Олег. – Если будем живы. Напомнишь?
– Как свет свят, – пообещал Морок, возя щекой по прикладу «архара». Глаза его азартно сверкали. Олег спросил:
– Ты что, так ждешь этой драки?
– А то! – удивился Морок. – Иль ты – нет?
Вопрос поставил Олега в тупик. Ждет ли он драки? Или ему НЕ ХОЧЕТСЯ драться? Или ему просто ВСЕ РАВНО?
Мальчишка так и не решил для себя этот вопрос. И ничего не ответил, потому что стало некогда.
– Рысь! – заорал Гоймир, и секунду его ППШ работал один, грохоча в скалах на разные голоса, как обвал.
До противника оставалось сажен сто. На всем протяжении этих ста сажен вдоль дороги лежали в скалах горцы. Тропинка представляла собой классический огневой мешок...
Сняв одного из хангаров, Олег угодил гранатой из подствольника в лошадь – та упала на передние колени с развороченной грудью и иссеченной мордой, потом со страшным криком завалилась на бок. Короткую очередь – в грудь хангару, попытавшемуся залечь неподалеку – залег, но навсегда...
Хангары отхлынули с тропинки, пытаясь отстреливаться, но это было бессмысленно. Гоймир вцепился во врага, как клещ в собаку, а ровная местность по другую сторону тропы не давала шансов спастись.
Последние несколько хангаров просто побежали по тропе к ее началу. Данок и Гостимир выскочили следом и застрелили их в спины.
– Вот такие пузыри, – Йерикка встал, опуская пулемет дымящиеся стволом в землю. – До чего приятно снова почувствовать себя человеком...
...Коротким броском добравшись до гор, чета Гоймира полезла в них. Пошел дождь, с гор дул ветер, раскачивая и пригибая к земле кустики на осыпях.
Обернувшись в какой-то момент, Богдан увидел далеко-далеко на востоке, на склонах гор, серии ярких золотистых вспышек. Он толкнул карабкавшегося впереди Олега:
– А вон.
С удовольствием повернувшись к дождю спиной и слегка отвалившись на ветер, Олег всмотрелся.
– Сигналы, – пробормотал он. Несколько секунд молчал, потом позвал: – Гоймир!
Князь подбежал, прыгая с камня на камень с ловкостью козы:
– Что?
– Гляди, это не нам? – Олег указал в сторону вспышек.
Гоймир резко просиял и, свистнув, замахал рукой. Горцы, карабкавшиеся по склону, начали оборачиваться – и замирали, глядя на световые сигналы, неведомо как передаваемые и пробившиеся через пелену дождя. Подтверждение того, что они не одни.
Странно, но всем показалось, что они начинают путь домой. Долгий – но путь домой...
...– Ложись! – выкрикнул Гоймир, но это не было нужно. Свист вельботов все услышали еще до команды и попадали, закрываясь плащами, под камни и кустики.
Жуткое это чувство – лежать, слушать омерзительный звук и знать, что вся твоя защита – плащ. Против ливневых установок и ракет.
Олег выглядывал между краем плаща и видел, как над самой землей, но чуть в стороне, промчались три пары боевых вельботов. При виде этого зрелища мальчишка неожиданно ощутил... гордость. Наверное, их здорово боятся, раз бросили против них шесть машин!
Вельботы выстроились в небе ровной линией – и зависли в версте выше по склону и в двадцати саженях над землей. Синхронным, красивым и жутковатым движением они наклонились на нос... и окутались серым дымом, из которого выскакивали на белых спиральных хвостах огненные черноголовые стрелы. «С-сва-ау-у... с-сва-ау-у...» – донеслось до ребят, и склон впереди взметнулся рыже-буро-черной стеной, а потом рухнул. Послышался грохот разрывов. Вельботы прошлись несколько раз над развороченной землей, поливая ее серебристыми струями, вновь перестроились попарно и исчезли, отвесно уйдя в небо.
Олег сел. Неподалеку из-под плаща выглянул зеленый с просинью, часто сглатывающий Богдан.
– Мда, – Олег задумчиво посмотрел туда, где горела и дымилась земля.– Не задержись мы посмотреть на сигналы...
– Й-ой, хватит! – Богдан передернулся.
– Да то так, выверт хвостом с отчаянья, – презрительно сказал Резан. – Мы-то наново ушли!
– Ни фига себе – жест, – Олег все еще не мог отвести глаз от вспаханного склона наверху. – Мне бы такие жесты уметь делать... Махнул рукой – полскалы отхватил!
– Пошли, пошли! – уже кричал Гоймир. Олег, поднимаясь на ноги, вздохнул:
– Дождусь ли я, когда он скажет что-нибудь другое? Например...
– ...пошли? – засмеялся Резан.
* * *
Убитый мальчишка лежал, вцепившись обеими руками в мшистые камни и подогнув голову. Наконец-то настигший его ливень металлических стрелок снес начисто правую ногу с бедром и боком, из лохматой окровавленной дыры вывалились внутренности.
Неспешно подойдя, данван потрогал тело носком бронированного сапога и, подняв левую руку, махнул залегшим в камнях хобайнам, которые поднялись и уже без опаски двинулись к тем прибрежным камням, из-за которых последние полчаса, гремели, не давая им подняться, выстрелы карабина.
– Анс алее, – пробормотал данван, пошевеливая мертвое тело ногой, и монотонный голос встроенного переводчика тут же перевел: – Только один.
Данван склонил голову, возвышаясь над убитым, словно металлическая башня. Он был недоволен собой и хобайнами. Можно сколько угодно оправдываться, что погибший не был простым врагом, которого можно застать врасплох – разноса не миновать все равно. Было приказано взять живым – приказ не выполнен. Это в сто раз хуже улизнувшего из этих мест славянского отряда-четы. Редкая добыча – и ушла.
– Переверните,– приказал данван подошедшим хобайнам. Двое взялись за безвольные плечи, перекатили тело, от которого отрывались кровавые куски, на спину.
Лицо Тура было безмятежным и спокойным, как у человека, до конца выполнившего свой долг – последний на этой земле. Данван успел заметить, что в больших светлых глазах мальчишки висят, ярко лучась, отражения звезд – невесть откуда взявшиеся, небо-то в облаках!
Короткий мощный взрыв разметал по сторонам, исковеркал и вмазал в камни и данвана, и еще троих хобайнов, стоявших ближе остальных, швырнул наземь других, что замерли дальше и не успели лечь, увидев выкатившуюся из-под изуродованного трупа ребристую «лимонку»...
Интерлюдия: «Наша Правда»
Знаю я: нас однажды не станет.
Мы уйдем. Мы уже не вернемся.
Этой горькой землей захлебнемся.
Этой утренней, этой печальной,
Неизвестной ещё непочатой.
А она лишь на миг всколыхнется.
И, как море, над нами сомкнётся.
Нас однажды не будет. Не станет.
Снова выпадет снег. И растает.
Дождь прольется. И речка набухнет.
Мы уйдем насовсем. Нас не будет.
Превратимся в туман. В горстку праха...
Но останется жить наша Правда! [28]28
Стихи Р. Рождественского. (Отрывок из поэмы.)
[Закрыть]
* * *
...Впервые солнце исчезло полностью, и Олег на какое-то время окаменел, изумленный и потрясенный – нет, это слабо сказано! – увиденным над собой. Сияние звезд сделалось ярким и резким, они висели над головой – без конца и края, бездонным куполом! – сливаясь в полузнакомые и вовсе незнакомые узоры, словно составленные из нанизанных на невидимые нити разноцветных холодных пушинок. Местами не было отдельных звезд – просто многоцветные сияющие пятна. Проявился, как на фотографии – и завис над горизонтом искривленный и расширившийся Млечный Путь. А на противоположной стороне небосвода, неожиданно возник и заиграл всеми красками Большой Сполох – огни переливались с сухим хрустом, похожим на скрип снега под ногами в морозную ночь.
Олег попятился и упал бы, не поддержи его Йерикка.
– Осторожнее, – без насмешки сказал рыжий горец, отпуская плечи Олега и расстилая на камнях свой плащ. – Впечатляет?
– Что?..– Олег с трудом опустил глаза, моргнул и досадливо ответил: – Ну и слово ты выцепил... Какое, оказывается, бедное небо у нас, на Земле!
– Садись, – Йерикка указал рядом с собой. Они уселись, накрывшись плащом Олега, и тот снова уставился в небо, не проявляя ни малейшего стремления к разговору. Йерикка тоже молчал – долго, а потом, когда вновь начало всходить солнце, и звезды поблекли, стали дневными, тихо заговорил:
– Все это они у нас тоже отняли... – Олег повернулся к нему, и Йерикка кивнул: – Да, да... И это тоже. Там, на юге, море огней. Все города каждую ночь сияют, реки пламени, надписи в небе, движущиеся рисунки над головой, по сторонам бегут строчки. Даже глубокой ночью там не бывает темно. Вот только звезд там нет, – в лице Йерикки что-то неуловимо дрогнуло, и он повторил: – Звезд там нет. Их просто не видно. Даже самых ярких. Многие уже и не помнят, что они есть – зачем?
– У нас в городах тоже не видно звезд, – вспомнил Олег. – Не везде, но во многих местах... Тебе тоже нравится туда смотреть?
– Конечно, – улыбнулся Йерикка. – Мечта о звездах – она в каждом из наших людей. Звезды зовут человека с того часа, когда он появился на Мире. А данванов это пугает...
– Эрик, – Олег поправил плащ, – а ты точно знаешь, что данваны – это тоже потомки ариев? Ты был на том, соседнем, континенте?
– Не был, – покачал головой Йерикка, – и точно этого я не знаю... Но мне так кажется.
– Когда кажется – креститься нужно, – разочарованно ответил Олег. И тут же вновь спросил: – Ведь твой отец у них был в доверии, неужели они ни разу не проболтались никто?
– Они всячески поддерживают версию, что Невзвляд – это их родина, – сказал Йерикка и, помедлив, словно оценивая, стоит ли продолжать разговор, добавил:– Но это фигня... Ты заметил, что у нас даже в реках бывают приливы?
– Нет, – удивленно откликнулся Олег. – А...
– Бывают. И вообще, у нас они очень мощные и хаотичные. Потому что Око Ночи низко, да и звезды влияют... Один человек рассчитал, что Невзгляд НЕ ВЛИЯЕТ на приливы. Если это и планета – то маленькая, а маленькая планете не может быть родиной цивилизации. Зато вполне может быть базой. И еще этот человек составил таблицы уходов волн переселенцев с Мира. Целые народы ариев пропадали бесследно четырнадцать раз. Те, кто стал славянами, ушли около четырех тысяч лет назад. Самая ранняя волна была восемь тысяч лет назад, самая поздняя – полторы тысячи... Назад вернулись славяне. Если и был кто-то еще, то мы о них не знаем... Но данваны укладываются в схему. Скорее всего, они потомки самой ранней волны переселенцев. Их язык довольно сильно похож на язык анласов, а те с Мира не уходили...
– Эрик, – медленно начал Олег, – человек, который все это высчитал... это был твой отец?
– Откуда ты... – вырвалось у Йерикки. Он изумленно смотрел на Олега, потом почесал нос и протянул: – Да-а... – непонятно и ничего не объяснив больше. А Олег и сам не смог бы ответить, почему вдруг прыгнули ему на язык эти слова, оказавшиеся верными. Йерикка же снова посмотрел в небо и вздохнул: – Если бы ты знал, как я мечтаю побывать у других звезд... А могу только смотреть на них отсюда... но я хотя бы смотреть могу! Для нашей планеты это уже счастье... – и он грустно улыбнулся одной стороной рта. Потом негромко заговорил:
– А й как шёл Сварожище боже
А и шел он лесом темным,
А и шел Сварожище лесом снежным,
А и шел без пути, без дороженьки.
И была окоём ночь глухая,
И была во весь мир ночь студеная,
И мороз трещал, и весь лес стонал –
От мороза того дубы перчились.
А и видит Сварог – на поляне, посредь,
Стоит девка рослая белая.
И лицом бела, и косом бела,
И бела одежа баз вышивки.
Говорит Сварог девке-снежнице,
Говорит Сварог гостье нежданой:
«Ты откуда такая повыискалась?
Ты откуда пришла, и каким путем,
И кто тропку торил тебе по лесу?»
Отведет ему девка белая,
Отвечает вежливо, с улыбкою:
«Я пришла из снегов, следа нет за мной,
Я его на снегу не оставила.
И никто мне, Сварог, не торил тропы,
Не нужна тропа мне, Моране-Зимнице...»
– Йерикка добавил: – А потом говорится, как Сварог полюбил Морану и, чтоб не плутала любая лада по темным лесам, достал горшок со своей Огнивой, начал окунать туда посох и зажигать на небе его острием звезды – больше и больше... Но они получались красивыми и холодными, как сама Морана...
– Морана же вроде богиня Смерти, – вспомнил Олег. Йерикка пожал плечами:
– Ну и что? Смерть – это часть Верьи, в ней нет ничего неестественного. Морана – не злая богиня. Зло – это Кощей. Смерть противоестественная, пожар, разорение, разбой, болезни – это все от него... Говорят, Кощея принесли с Земли на закорках его рабы, когда Сварожичи разрешили славянам вернуться в Мир и взять с собой только то, что каждый сможет унести за плечами – так молодые боги думали не пустить сюда Кощея. А он всех обманул, пролез...
– У нас нет этих легенд, – вспомнил Олег. Йерикка печально усмехнулся:
– Есть, просто вы их не помните... Нас тоже заставляют забыть. Взамен впихивают в головы чужие слова, чужие места – Йегова, Иерусалим, Моисей, Библия... И до чего живуча эта рабская вера, как быстро корни в людях пускает – чем хуже вокруг, тем быстрее!
– А... – начал Олег, но его прервало задорное повизгиванье двух кувиклов в руках Данока и Одрина. Они наигрывали, покачиваясь из стороны в сторону, а Морок и Богдан как раз сходились для танца. Замерли друг против друга на миг... и вдруг словно взорвались каскадом прыжков, перепляса – то вприсядку, то друг через друга, то вертясь волчками по камням с раскинутыми руками. Богдан, подпрыгивая и прихлопывая себя по голенищам кутов, звонким мальчишеским дискантом начал дурашливо выкрикивать:
– А вот в нашем-то дому,
А вот в нашем-то дому
Девяносто лет кому,
Девяносто лет кому?!
Морок, вприсядку колеся возле друга, поддержал:
– Девяносто лет кому?!
А вон тому старику,
А вон тому старику!
Мальчишки, пружинами выпрямившись и раскрасневшись, слаженно вопили, подскакивая вверх, садясь в воздухе на шпагат и ухитряясь не терять дыхания:
– А вон тому старику!
А он ляжет на боку!
А он думает лежит,
Как до сотни лет прожить!
– и еще что-то, уже совершенно похабное, как под бок к старику легла молодая девка, И дед ее укатал до полусмерти, да и раздумал жить до ста – мол, слишком мало, поживу до полтораста... А Олег, глядя на них, прихлопывая в ладоши, смеясь и чувствуя, как напрягаются ноги – вскочить и сплясать тоже – какой-то частью мозга отстраненно подумал: одеть их в тишотки, джинсы, куртейки с какими-нибудь кислотного цвета надписями, обуть в кроссовки... напялить бейсболки козырьками назад, спереди выпустить по моде чубчики, за плечо – рюкзачки, и пожалуйста: два восьми-, а то и семиклассника, не отличишь от ровесников на Земле...
Нет, не так. Мало у кого из мальчишек этого возраста там, дома, такие глаза – в которых, даже светлым днем отражаются звезды. Мало у кого такая гордая даже в дни усталости и недосыпа осанка и такая прямая и четкая речь, звучащая, как распев былины. И даже похожие по смыслу на «Сектор Газа» слова песни звучат у них не как грязный поток брани...
Кто знает, сколько потеряла Земля, когда ушли последние такие люди, и заменил их «евростандарт» – все в меру. В меру честные, в меру смышленые, в меру верные, в меру любящие... в меру люди. И что останется от Мира, если победят данваны?!
Мальчишки перестали выплясывать, отдувались весело. Йерикка вздохнул:
– Теперь надо еще покричать хором... Ладно, где наша не пропадала!
– И где же? – повернулся к нему Олег.
– Что? – не понял Йерикка.
– Где не пропадала?
– Да ну тебя...
Олег дружески треснул Йерикку между лопаток – тот как раз вставал и сделал вид, что падает. Засмеялся, спросил:
– Пошли, что ли?
– Опять это страшное слово?! – простонал Олег. – Может, не пойдем?
Он спросил это, конечно, в шутку. Но Йерикка, неожиданно сделав стойку, медленно ответил:
– Может, и не пойдем... – и окликнул Гоймира: – Князь, что-то не то!
* * *
Ловушки никакой не было. Была обидная случайность, проистекавшая все из того же шума, поднятого развеселившимися мальчишками. Отряд горных стрелков, услышав вопли и рожки, свернул с пути и сейчас подваливал снизу под прикрытием установленных среди камней скорострелок. Уходить горцам можно было лишь дальше – вверх по открытому склону.
– До боя! – скомандовал Гоймир. И добавил: – Допелись, кр-ровь Перунова...
– А и не по первому разу, – успокаивающе буркнул Холод, взводя ТКБ – тот смачно лязгнул, – отобьемся, князь...
– Если они вельботы или даже фрегат не вызовут, – тихонько сказал Йерикка, стоя на колене за камнем.
– А могут? – спросил Богдан, вкладывая тромблон в ствол ГП25. Йерикка кивнул и сказал, как о чем-то приятном:
– Должны... Вольг...
– Я уже, – Олег лежал, раскинув ноги в упор, на плоском валуне. – А потом, – процедил он, – всем подарки давали... пиз...ли называются... больно – но всем досталось... Один негритенок пошел купаться в море...
– Десять, – сказал Йерикка, переставляя прицел «дегтярева».
– Чего? – спросил Олег.
– Десять их было. Негритят.
– Было...
«Крах!» Йерикка увидел, как шагавший примерно в трехстах саженях, впереди остальных, стрелок покатился вниз по камням.
– Офицер, – доложил Олег, – сейчас еще радиста...
– Голову убери, отстрелят, – посоветовал Йерикка дружелюбно. – Как без нее стрелять будешь? Лучше скорострелки посшибай.
– Далеко, не достану...
Ответный огонь заставлял горцев прятаться. Олег лежал совершенно открыто, бравируя перед лицом опасности и находя в этом острое наслаждение. Но когда по нему, подбираясь все ближе, полоснул ливневый пулемет, мальчишка скатился с камня, хохоча и забрасывая за плечо винтовку:
– Ну уж хватит, – выдохнул он, – двое офицеров и два радиста – неплохо!
– Все, все, они пошли! – крикнул Йерикка, припав к пулемету. – Почему Холод молчит?!
Олег оглянулся. Холод стоял на коленях, за гранатометом, задравшим рыло с разлапистой треноги. Кольчуга, и рубашка на груди были широко распущены, лицо застыло, в оскаленных зубах – веточка вереска. Морок лежал рядом, закинув ногу на ногу и скрестив руки – глаза задумчиво устремлены в небо, голова – на коробке тромблонов.
– Братишка, – подождав, пока стрелки подойдут на три сотни сажен, сквозь зубы процедил Холод, перегнав веточку из одного угла рта в другой.
– Что, братишка? – лениво откликнулся Морок.
– А идут сюда, братишка.
– По что идут, братишка?
– Не ведаю. Может так...– и Холод с каменным лицом изрек невероятную похабень о намерениях стрелков.
– То я не дам, братишка.
– А я-то дам... – и Холод нажал спуск. – А дам! Да вот так дам! И так-то разом дам! А мало – то часом и так дам! На, на, на, на, на-а-а-а!!!
ТКБ ревел, засасывая ленту и отъезжая по земле. Холод что-то кричал, навалившись на него животом. Морок, перевернувшись на бок, подавал, и ТКБ лупил длинными очередями, цепочки взрывов вставали ломаными линиями, и падали между этих линий стрелки... Прочая стрельба – даже рев «утеса», из которого стрелял. Гостимир, не пробивалась сквозь оглушительный гром – и вдруг всё разом прекратилось. Стволы курились сизым дымком. Холод сплюнул, и подвел итог:
– То и раз. Спи подале, братишка.
Йерикка подобрался к Гоймиру. Тот рассматривал карту, прижав ее коленом.
– Сейчас тут будут вельботы.
– А то, – досадливо отозвался Гоймир. – Пещеры тут должны стать, ухоронки с давна еще... Й-ой, вот!.. Все, часом уходим живой ногой, живой ногой! – замахал рукой Гоймир, запихивая карту в подсумок. – Пошли!
Йерикка вздохнул и поправил головную повязку:
– Гоймирко, у всех уже в зубах навязло это «пошли».
– А? Да шел бы...
– Нет, правда.
– Так что мне... Добро! Двигаем!..
...Вход, отмеченный на карте, оказался на месте. Сразу за ним уводил вниз с резким уклоном широкий, но не очень высокий коридор, все остановились возле самой дыры, держа наготове оружие, а Йерикка, пройдя дальше, наткнулся на строчки, врезанные в камень стены – здесь хозяева этих мест, племя Каменных Котов, сообщили данные о пещере.
– Сквозная! – обрадовано крикнул Йерикка. – Пошли!
– Ну?! – торжествующе и воинственно поинтересовался Гоймир. Йерикка засмеялся:
– Двигаем!
* * *
Олег боялся, что потеряет под землей представление о времени. Но почти сразу выяснились две странные вещи. Во-первых, он неплохо видел в вечной, кромешной тьме. Во-вторых, откуда-то пришло отчетливо осознание того, КУДА и СКОЛЬКО они идут. Сперва спускались минут пятнадцать, потом – с час – шли прямо на север, минут двадцать поднимались и снова шли прямо – минут пять, пока впереди не забрезжил свет. Белый, дневной. Все сразу остановились.
– Мы где-то недалеко от выхода к Светлому Озеру, – сказал Йерикка. – Под нами сейчас Птичья, она впадает в Светлое.
– Ушли, – вздохнул Данок и, сделав еще несколько шагов, поднял лицо к свету, падавшему из отверстия в каменном своде. – Одно дождь...
– Уйди оттуда, – сказал Йерикка хмуро.
– Про что, надоела темь!
– Уйди, я сказал! – шепотом прикрикнул Йерикка.
– Хун родйан?! – резко каркнули сверху. – Хаусйен, комма!
– Й-ой! – Данок навскидку выстрелил, вверх из «архара» и отскочил в коридор. Наверху зашумели, послышались шаги, стук, крики.
