Текст книги "Я иду искать. История вторая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 38 страниц)

– Они ж не винова...

Под столом Гоймир яростно ударил старика ногой в пах.

– Мх... – кашлянул старик, сгибаясь пополам. Поднял искажённое лицо: – Не тронь их, внучек... бога ради...

– Ты!.. – кулак Гоймира в краге взлетел, но рука Йерикки перехватила его над головой. Гоймир обернулся – с такими страшными глазами, что Олег поежился – окажись он на месте Йерикки, и лежать бы ему на полу с пулей в голове...

– Ты что творишь, князь! – гневно крикнул Йерикка. – Вот то и правда не дело! Ты что старого бьёшь?!

Гоймир без слов огрызнулся – рыкнул – и выскочил за дверь, только плащ обмел косяк. Олег сердито бросил дрожащим в углу:

– Не тряситесь, не тронем... Пошли, Эрик.

На душе у него было невыразимо гадко...

...Из двух домов, где отдыхали данваны, стреляли – не часто, но метко, и из того и из другого. Ракетные пули с треском взрывались в бревнах, крошили стены сараев и хлевов, за которыми скрывались горцы. Олег определил на слух – пара или тройка пистолетов, не больше... но подставляться глупо.

– Наружу! – надсаживался Гоймир, лежа у стены сарая с ППШ наперевес. – Все разом выходите! Живой ногой, не то подпалим, гадючье семя!

– Файле ан хоорз, славс слим! – отчаянно крикнул высокий мальчишеский голос, и пистолеты зачастили снова.

– Ну, про меня с конем он напраслину сказал... – пробормотал Гоймир и поднял руку, чтобы отдать приказ... но боковое стекло в ближнем доме с мелодичным звоном вылетело, наружу, перекатываясь, выпрыгнул гибкий, собранный в комок мускулов человек. Он не собирался бежать – встав не колено, открыл яростный огонь по залегшим горцам из пистолета, что-то крича. Олег видел искажённое юное лицо над воротником куртки – плотным, стоячим, широким – и дергающийся пистолет в голых руках, вылезших из размашистых рукавов, что-то, похожее на большие часы – на левом запястье... Рыжий, как и все виденные Олегов данваны, мальчишка стрелял снова и снова, магазин его пистолета казался бесконечным, еще два ствола поддерживали из окон – и Олег увидел, как из распахнувшихся дверей крайнего дома – дальнего от него, Олега, от Гоймира и Йерикки – выскочили, сбежали по крыльцу и бросились через улицу к огородам несколько девчонок, прижимавших к себе младших детей.

Три пистолета давали им призрачный шанс бежать.

Очень призрачный, развеявшийся тут же.

Чья-то кучная очередь угодила в грудь мальчишки, и его швырнуло на спину. Олег видел, как он встал на «мостик», выплевывая кровь изо рта и колотя каблуками в пыли... Его пистолет все еще продолжал стрелять... В бегущих девчонок тоже начали палить, и две упали; стрельбу прорезал истошный крик, его перекрыл озверелый рев:

– Кто дрягнется – пулю промежь зенок!– и тут же взаимоисключающее: – Сюда, живой ногой!

– Скиван! – отчаянно кричали из дома. – Скиван, фрам! – и стонущее-отчаянное: – Фра-а-ам, йоооо...

– Сюда!!! – продолжал, опять кто-то, и Олег узнал Одрина: стоя на колене за углом сарая, он взмахивал стволом ППС, и девчонки, задержавшись около двух лежащих подруг, поплелись обратно, медленно и обреченно. А Гоймир кричал уже:

– Выходите! Разом выходите, не то часом кончим их! Ну!

– Най драган! – прокричал Йерикка. – Йов свистерин...

– Скунда! – огрызнулись из дома, и в пыль вылетел пистолет. Несколькими секундами позже из окна другого дома так же был выброшен второй.

– Выходят, – коротко бросил Йерикка. Гоймир кивнул, приказал Олегу:

– Вольг, дом по заду обойди, не ровен час – в лес потекут... Рван, а тот – твой!

– Иду, – кивнул Олег. Пригибаясь, перебежал к плетню, скользнул под ним, обогнул дом, держась за пристройками, потом – выбежал в сад, примыкавший к лесу почти вплотную, и взял на прицел окна.

И, едва он это сделал, как из окна ловко спрыгнула девчонка помладше его, в поблескивающих металлом брючках, каких-то сандалетах и просторной, явно мальчишеской куртке. Не оглядываясь, она протянула руки к окну:

– Скиван!..– услышал Олег ее торопливый голос. – Ххах, о, слапр ценав!.. Скунда, скунда, най усфилма...

С подоконника ей в руки сполз пацан лет четырех – с огромными от страха и напряжения глазами, но не плачущий, он лишь пыхтел. Девчонка прижала его к себе и, обернувшись, увидела Олега, стоявшего у ближайшего дерева с автоматом наперевес.

Секунду они все трое смотрели друг на друга. Потом мальчишка зажмурился и хныкнул. Девчонка прижала его к боку обеими руками и выдохнула ненавидяще:

– Слим стиер... славс ратта... Най хавиан, айбеним, беним, бним,йланос!

Губы ее дрогнули и она плюнула в Олега, но не попала.

– Беги, – немногочисленные данванские слова вылетели из головы мальчишки разом. – Беги в лес. Прячься, беги! – и он махнул рукой, посторонившись.

Девчонка отступила назад, неверяще глядя на Олега. Потом стрельнула глазами за его спину и криво усмехнулась. Кивнула на автомат:

– Скиота ин артс? Лайс...

– Беги, застрелю! – выкрикнул Олег. И она метнулась отчаянным прыжком, таща за собой мальчишку, побежала среди кустов, пригибаясь и петляя... Олег отвернулся...

...Двое парней лет по 14-16 стояли впереди, словно закрывая собой остальных. У одного левое плечо было замотано оторванным рукавом куртки – небрежно, наспех. Олег обратил внимание, что материя не впитывает кровь, и та все никак не уймется. «Этих убить будет легче, – обмирая, подумал Олег, – а остальные?!»

А остальных было много. Пять девчонок того же возраста, что и парни. И полтора десятка мелкоты лет до десяти, не старше. Эти сбились кучкой, прижались к старшим девчонками, а те, словно наседки крыльями – цыплят, закрыли их руками. Словно это могло от чего-то спасти... Еще двое – мальчишка и девчонка лет по 12-13 – лежали на земле, как их вынесли из дома. Они получили переломы еще во время аварии.

Никто из данванов не плакал. Сухими, ненавидящими глазами они смотрели на стоящих перед ними горцев. А между двумя группами лежали – тоже в пыли – трупы двух девчонок, убитых во время бегства, застреленного мальчишки и еще двух маленьких девочек, которых пули достали в домах.

Все молчали, глядя друг на друга через оружие и трупы.

Рассеянно, ни зачем, Олег отмечал, что данваны похожи на его приятелей с Земли – нет, не внешне, а одеждой: довольно яркой, пестренькой, разнообразной... и вон у того в кармане сиди-плейер... Только – Олег подумал честно – едва ли его ровесники с Земли смогли вести себя так под дулами автоматов в руках врагов.

На руках у одного из маленьких мальчишек сидел смешной зверь, похожий на белку и хомяка одновременно. Он сидел беспечно, подергивая розово-фиолетовым носиком, и мальчишка, не сводя глаз с горцев, поглаживал зверя по затылку и что-то шептал: успокаивал, наверное...

Стоящий слева Одрин – Одрин, у которого погибли двое братьев – медленно потянул из ножен меч. Кто-то из девчонок ахнул, но раненый парень зло и громко прикрикнул и, дерзко улыбаясь, бросил в лицо Одрину:

– У итч мин свара, ир стим алла хайлс.

Его друг засмеялся и, хлопнув раненого по здоровому плечу, сплюнул под ноги Одрину.

Они не просили ни за себя, ни за младших, ни за девчонок.

– Он говорит, – механически перевел Йерикка, – чтобы ты начинал с него, потому что он тут самый опасный.

Одрин покосился на Йерикку безумными глазами и сделал еще шаг, отводя меч для потрошащего, беспощадно-убойного удара в живот. На улыбающемся лице данвана выступил пот, но он не пошевелился. А его сосед напрягся, и Олег понял, что сейчас тот бросится на Одрина...

Мальчишка лет восьми, выскочив из общей кучки, встал на широко расставленных ногах перед раненым старшим парнем, раскинув руки и крикнул звонко:

– Форвост беним им зоу, стод!

Олег слышал и видел все это словно бы со стороны, зная – сейчас и случится непоправимое, дикое, то, что обрушит мир, в который он начал уже верить...

Меч выпал из руки Одрина и, воткнувшись в мягкую землю, закачался, словно бы укоризненно кивал головой человек. Одрин и не посмотрел на него, но данваны проводили орудие удивленными взглядами и вновь вскинули глаза – непонимающие, искренне недоуменные. Младший отшагнул к раненому, и тот прижал его к животу здоровой рукой. Второй парень не делал попытки схватить оружие – он моргал светлыми ресницами, не сводя теперь глаз с Одрина – как будто силился понять что-то очень важное и необъяснимое совершенно.

– Боги, – выдохнул Одрин, но стояла такая тишь, что его услышали все, – а и что я часом делать хотел, кой дело-то?!. Кого рубить-то надумал, кто те думки мне нашептал?!. Ума я лишился, ума лишился, простите меня, боги, навьи, да вся Верья – простите! – он закрыл лицо руками и побрел куда-то, не разбирая дороги.

– Кто рубить-то станет? – хмуро спросил Гоймир. Ему ответил Резан – зло и быстро:

– Да кто станет – никто! Часом полюбовались на них, а и пусть живут!

И все облегченно задвигалась, заговорили, уже не обращая внимания на изумленно-неподвижных данванов. Но потом послышался смех.

Смеялся раненый. Нет, это была не истерика при мысли о том, что опасность миновала. Это звучал искренний и издевательский смех – юный данван заливался им и, кивая подбородком в сторону славян, что-то быстро и неразборчиво говорил своим.

И такой недобрый и презрительный был этот смех, что Олег почувствовал острое желание САМОМУ зарубить смеющегося.

Гоймир повернулся на смех, но не притронулся к оружию. Он смотрел на данвана... и тот перестал смеяться, но глаз не опустил, ответил своим – высокомерно-презрительным – взглядом.

– Переведи ему... – начал Гоймир, обращаясь к Йерикке, но данван перебил его:

– Не надо переведи. Я учу ваш язык. Интересный язык. Когда вы подохнете все, он останется, потому что его учить кое-кто у нас. Вам хорошо, у вас интересный язык.

– Добро, – кивнул Гоймир. – Тогда слушай.

– Что ты станешь говорить? – данван поморщился. – Ты дурак. Ты не убил врага. Мы вырастем. Ты будешь жалко... жалеть. Взрослого Сына Грифона убить трудно.

Олег сглотнул. Слова данвана очень напоминали то, что говорил Йерикка. Очень. Но Гоймир не обратил внимания на слова данвана:

– Да, мы вас не убили, – кивнул он. – Часом живите. Живите. Растите. И – как вырастете! – то убивайте нас. Когда сможете. Когда совесть позволит... Пошли отсюда Рыси. Нечего на них смотреть...

... Богдан догнал Олега, шагавшего в середине цепочка, уже когда они прошли версты три от веси. Радостно улыбаясь, он протянул старшему другу данванскую куртку зеленовато-серой расцветки:

– От то! Держи! Как по тебе, я прикинул, твоя-то уж и вовсе в ремки стала, а мертвому она без нужды...

– Уйди, – сквозь зубы процедил Олег. И, оттолкнув Богдана, ускорил шаг.

* * *

Йерикка отыскал Олега почти сразу. Тот ушёл от лагеря вверх по скалам и сейчас стоял в нише на какой-то небольшой площадке, прислонившись лбом к граниту и упершись ладонями по обе стороны головы. Широко расставив ноги... Йерикка перешёл на шаг. Вольг казался ему человеком, которого вот-вот расстреляют. Сходство было до такой степени жутким, что Йерикка оглянулся, положив ладонь на пулемет.

Конечно, никого рядом не было. И Олег, услышав быстрые мягкие шаги, оттолкнулся ладонями, поворачиваясь;

– Это ты... – рыжий горец увидел отчужденное лицо, белые губы, темные круги под глазами:– Чего пришёл?

– Увидел, что ты убежал, – Йерикка пожал плечами, сел на камень. – Забеспокоился...

Олег вдруг искривил губы и, резко повернувшись всем телом, отрывисто и громко заговорил – это было так неожиданно, что Йерикка даже пошатнулся на камне:

– Хватит врать! Забеспокоился он! Как же! Разве мы умеем беспокоиться за кого-то? Жалеть умеем?! Мы только убивать умеем – правда, отлично... вот ты и заволновался: куда там делся лучший снайпер племени?!. Всё вранье! Все былины врут! Мы по шейку в крови идем, в своей, в чужой, вот и все дела! Мы захлёбываемся этой кровью, а впереди – только смерть! Я не боюсь умереть, но я не желаю умирать в грязи!

– Плохо тебе? – тихо спросил Йерикка. – Мне тоже гадко. Как вспомню, ЧТО я хотел делать... Только кровь не грязь, ты не путай.

– А! Да! Конечно! – Олег то ли засмеялся, то ли всхлипнул. – Давай, говори мне правильные слова, чтобы я построился в колонну по два и с песней замаршировал в атаку! Ты же умеешь красиво говорить! Ты там, около вельбота, так здорово пел! Что же молчишь-то, философ х...в?!

– Я? – Иерикка не пошевелился. Ветерок ерошил его волосы. – Жду, что ты ещё скажешь. – Йо-мое! – от этих простых слов Олег затрясло. – Что ещё?! Ну на! Мы не люди! Мы перестали быть людьми!

Йерикка совершенно спокойно кивнул головой:

– Верно.

– Мы убийцы!

– Верно!

– Мы звери!

– Нет.

От этих размеренно падающих, похожих на свинцовые шары серо-равнодушных слов Олег потерялся. Йерикка смотрел на него с интересом и без сочувствия. Молчание длилось почти минуту, и рыжий горец сказал:

– Я не услышал ничего нового. А будь мы зверями, никто из НИХ не ушел бы из веси. Тебя привели в такое возбуждение прописные истины войны?

– Ты!.. – Олег шагнул вперед, сжав кулаки. – Не смей усмехаться, слышишь!? Чертова ищейка, что, да как, да почему... Чего ты сюда приперся?! Я тебя звал?! Я тебя просил?!

– Я уже сказал, что беспокоился за тебя, – не меняя позы, пояснил Йерикка. – Убери руки, я не стану с тобой драться.

– Ну и... – Олег облизнул губы. – Тех двух девчонок застрелил не ты?.. Молчи, молчи, а я пойду. Ухожу я. И пошло оно все... И не пробуй меня задержать!

Йерикка покачал головой:

– Да нет, зачем... Иди. Ты нам ничего не должен. Дойдёшь, думаю... Только вот Рысье Логово обойди стороной.

– Угрожаешь?! – резко спросил Олег и напрягся, как большой и страшный хищный зверь. Йерикка усмехнулся углом жесткого, прямого рта:

– Зачем... Просто я не думаю, что тебе будет приятно смотреть в глаза Бранке. Хоть она и тоже девчонка. А впрочем – дикая славянка, что тебе до нее...

Казалось, что Олег все-таки бросится на горца. Но – удержался, только сузил глаза:

– Бранка... да что она знает о том, какая тут война, что может знать?!

И тогда Йерикка, отвернувшийся было в сторону, посмотрел в лицо Олега. И спросил с удивленным презрением:

– А ты хочешь, чтобы она что-то об этом знала?!. Мне-то казалось, что ты сюда пошел, чтобы защитить ее от этого знания!.. Да ты и впрямь струсил, Вольг. Я-то думал, что ты просто устал, как и я, а ты... – он помедлил, смерил побледневшего, опершегося на выступ скалы Олега долгим взглядом и закончил уже с откровенные презрением: – Ты струсил! И предаешь не только нашу землю – но и СВОЮ любовь!

Они стояли, глядя друг на друга. Потом Олег поднял ладони к лицу и отвернулся. Плечи его задрожали, и голос, и когда он вновь заговорил, прерывался:

– Мы все умрём... мы умрём... мы все будем лежать среди камней... а они будут ходить вокруг и смотреть, как мы гнием... мы не сможем победить.

«Мы уже победили», – хотел сказать Йерикка, потому что это была правда. Сказать – и уйти, потому, что с трусом не о чем разговаривать.

– Вольг, – вместо этого осторожно и мягко спросил он, – ты так боишься умереть?

– Дурак! – выкрикнул Олег, убирая руки от лица. – Ой, дурак, идиот! Я боюсь смерти! Ничего я не боюсь уже! Дурак, дурак, дурак! Мы же спим с этой смертью, мы трахаем ее! Дурак! Я– боюсь?!.

– Погоди. Не кричи. – Йерикка протянул руку, но Олег яростно отстранился. – Ладно, – примирительно сказал. Йерикка, – не буду тебя трогать. Чего ты завелся? Пошли в лагерь.

– Ты ничего не понимаешь! – Олег застонал, и Йерикка вздрогнул: так стонут раненые в живот люди. – Это же... БЕССМЫСЛЕННО!

– Мы победим, – твердо сказал Йерикка. – Мы обязательно победим.

Олег засмеялся. Он смеялся и плакал – и более страшного зрелища, местное слово, Йерикке не доводилось видеть. Сквозь дикие звуки Олег выговорил:

– Ну и что? Ну и ЧТО? Ну и победим даже. А что дальше?! Кто мне вернет... МЕНЯ?

И тогда Йерикка понял. Понял и испугался еще больше. Он уже знал, что Олег сейчас скажет, знал так же хорошо, как свои собственные мысли. «Молчи, – попросил он немо, взглядом, – я тебя прошу, молчи. С тобой этого не могло случиться. Молчи, я ведь не знаю, что тебе возразить, молчи!..».

– Я запутался, Эрик, – в голосе Олега прозвучала такая тоска, что мир вокруг стал однотонно-серым, а дождь обрадованно зашуршал по камням. – Я больше не знаю, где добро, а где зло. Все смешалось вокруг...– он устало вздохнул и привалился к камню. – Я не трус...

– Я знаю! – Йерикка шагнул к нему. – Я сказал это со зла, слышишь, братишка, со зла, потому что там, у вельбота, ты один был прав, ты один говорил по Верье!

– И ничего я не боюсь, никакой смерти, никакой боли... Но ЗАЧЕМ? – спросил он, требовательно посмотрев в глаза Йерикке. – Раньше во всем этом был смысл. Я точно знаю, что был... А сейчас... – он прислонился щекой к камню. Белый профиль на красном граните за серой вуалью дождя. Йерикке вдруг показалось, что его друг сейчас умрет, что он УЖЕ умер... – Получается, что цена за нашу правду выше самой правды.

– Ничего не может быть выше правды, – возразил Йерикка.

– Чьей? – задал Олег страшный вопрос. – Я смотрел в глаза этих ребят и девчонок – в них тоже правда. Их правда, наша правда, чья-то правда... А где та, настоящая, ради которой стоит жить?

Йерикка больше не искал слов. Он сражался за друга, сражался за любимого смелого, отчаянного, непреклонно-честного младшего братишку, сражался со всей войной, с огромной мерзкой тварью, которая хотела сожрать Олега... а в поединке тело отвечает на выпады врага раньше, чем сообразит неповоротливый мозг.

– Ты показал нам, где эта правда. МНЕ показал, – ответил рыжий горец. – Ты показал, что беззащитных и бессильных не убивают. Что даже у самой страшной войны есть честь и совесть. Тебя смутило, что ОНИ храбры и решительны? Это так. Но вспомни слова этого храброго и решительного убийцы. И если ты не поймешь, ГДЕ правда – тебе и точно лучше уйти. Никто из НИХ не задумался бы убить раненых и безоружных детей. А мы – не убили. Нам стало СТЫДНО уже от того, что мы схватились за мечи – вот правда! Так о каком же «все равно» ты говоришь?! Что вообще ты сравниваешь?! В чем запутался – в трех соснах?! Добро и зло он разучился различать, спасите его от сложной философии, а то дурные сны будут тревожить!

Йерикка схватил Олега за плечи и с ненаигранной злостью тряхнул. Потом как-то сразу остыл и смущенно улыбнулся, переводя дух:

– Довел ты меня...

Олег шмыгал носом. Потом тихо попросил:

– Прости... я просто...

Что-то, очень похожее на нежность, мелькнуло в глазах горца. Он обнял землянина одной рукой и накинул на него край плаща:

– На ветер в своем рванье убежал, дурак... – тоном папаши сказал он, притянув Олега ближе. – Пошли, умоешься.

– Угу, – благодарно хрюкнул Олег. Вдвоем они зашагали к ручью, текшему у подножья скал. Олег угрюмо сказал:

– Я как с ума сошел... понимаешь, они похожи на наших, очень...

– Бывает, – Йерикка пожал ему плечо. – Ты прости, я там наорал на тебя разного...

– Ничего, в таких случаях надо пинать в копчик изо всей силы. В целях элементарного прекращения паники...

Йерикка засмеялся и растрепал волосы Олега. Тот отстранился, недовольно пробормотал:

– Ага, нашел младшего брата!

– А что – нет? – весело спросил Йерикка, подумав – Олег угадал его мысли. Олег махнул рукой:

– Черт с тобой, братишка. Только учти, брат – не отец, братья и дерутся...

– Ладно, резервирую за тобой право на физическое сопротивление, если вдруг решу воспитывать тебя не по делу.

– Скажи по-русски.

– Короче, можешь врезать мне по зубам, если, как ты говоришь, выступлю не по теме.

– Теперь – понял и ловлю на слове.

Они подошли к ручью. Олег опустился на колени, но умываться не стал. И спросил вдруг:

– Как ты думаешь, мы погибнем?

Иерикка долго не отвечал. Молчал и лишь слизывал с губ дождевые капли. Олег не торопил его. Он ждал...

И Йерикка прочел:

 
– Пускай до последнего часа расплаты,
До дня торжества – недалекого дня
И мне не дожить... как и многим ребятам,
Что были нисколько не хуже меня.
 
 
Я долю свою по-солдатски приемлю,
Ведь если бы смерть выбирать нам, друзья,
То лучше, чем смерть за родимую землю,
И выбрать нельзя... [34]34
   Стихи А.Твардовского.


[Закрыть]
 

* * *

Богдан обиженно сопел в плащ. Правда, уже не столь обиженно, как полчаса назад, когда Олег только-только подсел к нему – чтобы просить прошения за толчок и позже брошенную в лицо куртку. И сейчас, сидя рядом, повторял в сотый раз:

– Ну дурак я, дурак. Что тут еще сказать? Не обижайся, ну, честное слово, не хотел я... правда! – это прозвучало так жалобно, что даже смешно, и Олег осекся, а Богдан отчетливо хихикнул и вдруг сел. Но лицо его было серьезным, когда он спросил:

– Часом не держишь зла?

– Это я должен спросить, – неловко ответил Олег.

– Добро... – Богдан снова засмеялся: – Поцеловал бы тебя, да ты прыгаешь от того, что горный козел. Вот, подобрал я ее одно, – он рывком придвинул крошно и достал аккуратно свернутую куртку. – Держи, я думал-то... – он смутился и умолк.

– Спасибо, – искренне сказал Олег, снимая жилет и расстегивая свою ковбойку. Потянул рукав, снимая и ее, и рукав... остался в пальцах, оторвавшись у плеча. – Мда, очень вовремя! – констатировал он, отбрасывая бренные останки верой и правдой служившей ковбойки. – Упокой господи... ух, как холодно! – он нырнул в куртку и удивленно застыл, когда она вдруг мягко и удобно облегла тело хозяина. – Ого! Как влитая!

– Правда?! – Богдан просиял, но тут же обвернулся: – Ну и добро, – и засвистел сквозь зубы, но тут же оборвал себя ворчливо: – Одно у тебя подхватил.

Олег треснул его по затылку:

– Лови! Поймал?

– А то...– Богдан потер затылок.

– Поздравляю. Хороший вратарь.

– Кто?

Олег не ответил, и стало слышно, как Гоймир разговаривает с Резаном, а Гостимир? А Гостимир напевает неподалеку:

 
– ...что спешит чужая рать – 
волю отбирать, ребята...
 

Подошел Йерикка. Посмотрел сверху вниз, предложил:

– Пройдемся?

– Пошли, – Олег встал, с удовольствием ощущая, как здорово в куртке, но накидывая плащ. – Ложись дрыхнуть, Богдан.

– Станут красть – кричите криком, – мальчишка зевнул во весь рот и улегся, натянув на голову плащ. Не глядя, выпростал руку, нашарил и пристроил под головой крошно...

...Они отошли шагов на тридцать, к тому ручью, из которого умывался Олег. Йерикка помалкивал, но Олег хорошо понимал: сейчас он скажет что-нибудь такое, от чего останется лишь потереть лоб. А Йерикка молчал, подбирал камешки и булькал их в ручей. Олег уже собирался сам затеять разговор, но Йерикка булькнул еще один камешек, вздохнул и заговорил:

– Скоро нас прижмут.

– Ту думаешь? – встревожился Олег. Йерикка покачал головой:

– Не думаю. ЧУВСТВУЮ.

– Ясно, – коротко ответил Олег. – Гоймиру сказал?

– Он и сам чувствует, не беспокойся... Давай послушаем это, – вдруг прервал сам себя Йерикка... – Мне нравится эта былина...

Гостимир пел неподалеку:

 
– Сердце, не грусти.
Птица, пролети,
Пуля, вдали просвисти.
 
 
Горе и беда
Сгинут навсегда
Плечи расправят года!
 
 
Много сотен дней
Только храп коней,
Ветер к ночи холодней...
 

Подошел Гоймир неслышно, встал рядом:

– Завтра уходим по утру. С полуночи обойдем Светлоозеро по Кровавым Горам, да и выйдем на Смеющуюся.

– Может, прямо сейчас? – спросил Йерикка, стегая былинкой по куту. – Я что-то...

– То ж и я , – не дал даже сказать Гоймир, – да все в лежку. Хоть малое время передыхом будем...

– Ладно, – кивнул Йерика. – Дайте дослушать.

 
– Веку не солги,
Другу помоги
Трусить в бою не моги.
 
 
Мы живём сейчас,
Но, может быть, не раз
После расскажут про нас!
 
 
Песней станем мы,
Сказкой станем мы,
Будем, как правда, прямы!
 
 
Жили мы не зря,
Были – как заря,
В небе победно горя...
 

* * *

Снежные заряды шли один за другим, хлеща камни. Они приходили с моря, из его свинцовой дали, а в те моменты, когда, снег переставал, нижняя кромка туч садилась на скалы, окутывая их туманом.

– Живей, живей! – хрипел где-то в тумане Гоймир. Олег слышал, как надорванно дышат вокруг ребята, видел их фигуры, похожие на серых призраков. Рядом с ним держались только Йерикка и Холод. – Уйдем?

– Нет, – ответил Йерикка. Став на бегу на колено, прошил туман очередью, оттуда густо ответили. – Й-ой, и тут они... Гоймир! – рявкнул он. – Вверх, к побережью, хоть закрепимся, а то перебьют на бегу!

Гоймир и сам это понимал. С его стороны туман рявкнул командой:

– Вверх!

– Все,– Йерикка закинул пулемет на плечи. – Скорей, скорей, если и конец, то не сейчас. Я желаю видеть, как умру, а не подохнуть в этоу киселе...

– Стрелки! – крикнул Олег. Навстречу выскочили четверо.

– Нигде от вас... – не снимая с плеч «дегтярь», Йерикка сшиб одного прикладом, – ...покоя нет!

Олег подставил меч под штык второго, Холод отбивался сразу от двоих, скользя по камням. Олег, изловчившись, ткнул своего противника в горло, Йерикка прикладом свалил третьего, Холод сделал ложный выпад и, рубанув последнего по боку, побежал вверх.

– За ним, скорее... – Йерикка локтем смахивал со лба пот.

Они пронеслись ещё сажен сто вверх, туман поредел, открыв панораму вокруг... и их – врагу. Мальчишки тут же шлепнулись на животы. И увидел, что слева и справа от них устраиваются, выскакивая из тумана, другие ребята четы.

– Мы здесь – как вошь на плеши, – тяжело дыша. Йерикка расставил сошки пулемета и, утвердив его, повел, прицеливаясь, стволом. – Щелкнуть по ней – и все дела. Залезли, кажется...

– Хоть бы облачность продержалась, – Олег с надеждой посмотрел на мокрые клочья облаков, висевшие на скалах над морем и скатывавшиеся по откосам. – Пока они так висят, вельботы на нас не пустят.

– Молись Сварогу-Стрибогу, чтоб не стало ветра, – посоветовал Холод, приподнимаясь и выглядывая своего брата.

Олег молча поднял к глазам бинокль. Горные стрелки быстренько обустраивались в версте от четы, громоздя валуны и какие-то мешки. Неподалеку в чьих-то умелых руках вызывающе засвиристел, прорезая туман, кувикл, ему откликнулся другой, и Олег услышал, как Холод мурлычет слова мелодии:

 
– Станем же смело, как встарь вставали
Предки, нам жизнь охранившие!
Станем же смело, не устрашившись
Зависти, злобы, сил вражьих...
 

«Да, – подумал Олег совершенно спокойно, – похоже, конец. А пистолет в другое кармане... Ну так и пусть. Что теперь?»...

...Их не накрыли на месте стоянки только потому, что Йерикка не находил себе места и поднял еще толком не успевших отдохнуть товарищей, едва они чуть заспали усталость. И оказался прав – местность буквально кишела вражескими войсками – и данванами, и хангарами, и славянами, и хобайнами. Судя по всему, они занимались спасением потерпевших аварию детей, но чете Гоймира от этого легче не было – она оказалась буквально в кольце и вырвалась лишь в горы, в последний момент, но преследователи с железным упорством гнались по пятам, то и дело угрожая окружением, пока не оттесняли чету на скалистое побережье. Всё. Дальше были Снежные Моря. Впереди, слева и справа – враги...

«...Горская чета – не путать с суицидом, – подумал Олег. – Но спутать не трудно...»

Сквозь туман на звук кувиклов высоко прошли наугад выпущенные трассера. Противник явно считал, что никуда от него не денутся теперь шестнадцать наглых мальчишек, у которых почти нет еды и мало боеприпасов. В каком-то смысле он был прав, противник, – до моря, находившегося рядом, было полтораста сажен по вертикали, с фронта и правого фланга кишели враги, слева лежала вересковая пустошь, а перед ней – каменная осыпь... верная смерть для беглецов. Из всего оружия горцев достать позиции врага мог только – спасибо «Славяну»! – «утес». Оставалось петь песни и готовиться к смерти.

– То привид, либо морем вправду что-то ползет? – напряженно спросил Холод. Йерикка перевернулся на спину, вскинул к глазам бинокль и выругался.

– Не кажется тебе! Гляди, Вольг!

В паре верст от берега, параллельно ему шли три веретенообразных, страшных в своем неостановимом и упорном движении, хотя и не очень больших корабля. Первые суда данванов, виденные Олегом. Несколько секунд мальчишка рассматривал их, потом – засмеялся.

– Ты что, спятил? – поинтересовался Йерикка.

– Ведь смешно же, – ответил Олег. – Столько народу, да ещё корабли – против шестнадцати пацанов!

– Часом перепугали мы их, – сказал Холод.

– Ну да, только нам от этого не легче. Или перебьют всех, или голодом уморят, – предрек Йерикка. – Лучше бы – первое, пакостно это – от голода подыхать.

– Так вот же море, бросайся,– посоветовал Олег. Друг не принял шутки:

– Может, так и сделаю, если подопрет... А, в рукопашную бы сейчас!

– Й-ой, идут никак, – с некоторым удивлением вмешался Холод.

Мальчишки сразу же вскинули свои средства наблюдения, но в них, по правде говоря, уже не было нужды. Невооруженным глазом можно стало рассмотреть двух человек, открыто пробиравшихся по камням саженях в двухстах от импровизированной позиции горцев. Оба носили форму хобайнов, у одного в руке трепался белый флаг.

– На переговоры, – не без удивления ответил Йерикка. – Неужели они рассчитывают, что мы сдадимся?!

– Время тянут, чтоб с нами подальше в бою не перевидываться, – ответил Холод. Друзья изумленно взглянули на него, а потом, оценив шутку, захохотали.

Их веселье прервал приползший Мирослав. Он передал приказ Гоймира – Олегу шарахнуть под ноги идущим. Если не остановятся – валить обоих.

– Под белым флагом? – недовольно спросил Олег, целясь. Он выбрал серый валун, до которого хобайнам оставалось два шага, и плавно нажал спуск. Гранит брызнул искристым крошевом под ударом пули.

Хобайны замерли. Предупреждение было не менее явным, чем окрик «стой!» и все-таки парламентеры, помедлив, зашагали дальше.

– Блин, – процедил Олег, щелкая затвором. Он поймал в прицел грудь идущего впереди офицера, про себя решив: если тот, с флагом, побежит вниз – в спину стрелять не станет.

Винтовка ударила второй раз. Чудовищный удар бронебойной пули подбросил хобайна и опрокинул боком на камни. Пуля попала точно в сердце.

Олег перезарядил оружие, повел прицелом. Второй хобайн стоял, сжимая флаг и часто сглатывая.

– Поворачивай, дэбчик, – процедил Олег, – ну?!

Хобайн глубоко вдохнул и пошел вперед. Олег со свистом, словно обжёгшись, втянул воздух и выстрелил. Идущий свалился, как подкошенный – пуля попала ему в лоб.

Мальчишка поспешно отложил «мосинку», и люди с лицами превратились в два почти неразличимых предмета – серые на серых камнях. Олег посмотрел направо и налево. На ткнулся на понимающий взгляд Йерикки, спокойный и твердый, через силу улыбнулся:

– Всё уже нормально.

– Да нет, – тихонько возразил Йерикка и коснулся спины Олега, – но будет. Не волнуйся.

– Постараюсь, – Олег лёг на спину и уставился в низкое, драное в клочья небо.

Со стороны врага ударили сразу несколько скорострелок... Гремучие потоки осколочных пуль заплясали по камням, брызгая горячим крошевом. Мальчишки сползли ниже, вслушиваясь в посвист над головами – пули шли дальше и дальше над морем, постепенно теряя скорость. Особенно красиво это выглядело с трассерами.