Текст книги "Голубя тебе на грудь (СИ) "
Автор книги: Оксана Стадник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)
– Пошли, пошли, нечего рассиживать! – велела она нетерпеливо, подхватывая свою лошадь под уздцы и таща ее за собой в сторону деревни. – Я нашла человека, который согласился приютить нас на одну ночь. Кстати, если что, мы с вами из Штерзи, родились и выросли в Примостовом квартале. Вы трое – братья, я твоя жена, – "обрадовала" она Айрела. – Кеане, тебя это тоже касается! Идемте, пока он не передумал!
– Эх, давненько я не бывал в Шерзи, – вздохнул хозяин дома. Его глаза подернулись мечтательной дымкой. – Уж лет десять как оттуда съехал. Ведь какое дело-то было: лавку свою за долги продать пришлось, с квартиры меня погнали, тяжелые времена начались. Что делать? Дядька мой давно к себе в село зазывал – помощник ему в хозяйстве требовался. Я сначала ерепенился: как это так, я, горожанин, буду за свиньями ходить да в земле ковыряться?! Однако как навалились проблемы, так и подумал, что ничего, свыкнусь, гордость свою послал к салумам на посиделки, вещички собрал да приехал.
Гости сидели рядком на лавке через стол от него и вежливо слушали. Хозяин дома, человек простой и незатейливый, похоже, решил, что раз разговор шел лишь о ночлеге, то предлагать "землякам" угощение и не нужно. Расстегнутая рубаха с закатанными по локоть рукавами, небрежно наброшенная поверх нее жилетка, явно сохранившаяся со времен городской жизни своего владельца, некогда щегольская, но с тех пор существенно обтрепавшаяся, старые выгоревшие на солнце армейские штаны, свидетельствовавшие о том, что если и не их нынешний обладатель то кто-то из его родственников служил когда-то в королевской армии, успешно сосуществовали в его гардеробе. Богатая растительность на голой груди и руках да растрепанная шевелюра с залысинами соседствовали с аккуратно постриженной бородкой.
На окошке висела замызганная выцветшая занавеска, сквозь давно не мытые стекла виднелся двор с матерой, заляпанной жидкой грязью свиньей, с удовольствием чесавшей щетинистую спину о покосившийся плетень. Убранство избы тоже оставляло желать лучшего и молило о генеральной уборке: закопченный потолок, неровный облитый какой-то липкой гадостью пол с крошками, забившимися в щели между досками, засаленный стол и лавки. На подоконнике лежали дохлые мухи. Въевшийся запах молока, сладковатый, густой и навязчивый, перебивал даже пытавшийся проникнуть с улицы навозный дух. С тихим скрипом покачивалась приоткрытая дверь. Триша натянуто улыбалась и надеялась от своих спутников понимания того что "что-то", лучше чем "ничего".
– Кстати, – оживился мужчина. – Как там Китана Красная поживает? Жива еще, милая старушка?
– Эээ... – девушка спешно соображала, что лучше: признаться, что они не знакомы, наплести о прошедших в прошлом месяце похоронах или наврать чего-нибудь нейтрального, в равной степени относящегося к большинству пожилых женщин.
Айрел бросил на спутницу тревожный взгляд и, прежде чем та успела что-то сказать, встрял в разговор.
– Когда мы виделись в последний раз, она пыталась повиснуть у меня на шее и делала недвусмысленные предложения, – быстро проговорил он.
Хозяин дома одобрительно расхохотался и хлопнул по столу грубой ладонью с пятнами въевшегося в кожу травяного сока.
– Молодец бабка, не теряется. Своего никогда не упустит, – мужчина ухмыльнулся своим воспоминаниям.
Триша, полагавшая, что женщина, удостоенная определения "милая старушка", почти обязана быть скромной, улыбчивой и дружелюбной, с морщинками вокруг глаз и платочком на голове, порадовалась, что не успела высказаться. Недоверчиво глянула на "супруга" – тот, правда, знал, о ком речь или просто удачно догадался?
– Зато пироги у нее вкусные, – бард подпер подбородок кулаком и улыбнулся собеседнику. – Особенно с грибами.
– О, ее пироги это да-а-а... – важно покивал головой хозяин дома.
Рафферти был мрачен и угрюм: сама идея братства, пусть даже мнимого, с этими людьми глубоко ему претила. Кеане зевал и наблюдал за свиньей в окошке, полагая, что его активного участия в разговоре не требовалось.
– Не обращай внимания, парень, – сказал мужчина в некогда модной жилетке, проследив за его взглядом. – Это барон себе усадебку разбивает.
Салум, недоуменно глянул на местного жителя, не сразу сообразив, о чем тот говорил, потом напряг зрение и пригляделся – из окна виднелась стройка.
– Места другого не нашел, – раздраженно ворчал хозяин дома. – На этом поле всю жизнь пшеницу сеяли да рожь, а ему домину себе там отгрохать приспичило. С садом небось еще да фонтаном. Кирпича навезли, песка натащили, теперь чуть ли не круглосуточно молотками стучат. Вчера вон стекло уже доставили. У нас тут детишки как-то на стройку залезли, камушки какие-то поиграть взяли, а сторожа их заловили. Ладно хоть не покалечили, парой подзатыльников ограничились. Однако воплей потом было... Такой хай поднялся, будто казну королевскую вынесли.
– И много стекла? – Кеане, задумчиво прищурившись, разглядывал возвышавшиеся вдалеке красные стены.
– Ты что, правда, из Штерзи? – поинтересовалась Триша, когда хозяин дома ушел заниматься своими делами.
– Нет, просто несколько раз там бывал, – Айрел скептически оглядывал выделенную им комнатенку.
– И знаешь эту бабку? – девушка недоверчиво изогнула бровь.
– Китану Красную в городе знают все. Эта женщина умеет привлечь к себе внимание, – бард кинул свою сумку на пол. – Местная знаменитость.
Триша, втайне надеявшаяся, что музыкант поможет ей таскать саквояж хотя бы на время их мнимого брака, решила расстаться с иллюзиями. Перевела оценивающий взгляд на Рафферти. Мальчишка сидел у окна и старательно терзал лютню, отрешившись от мира. Придя к выводу, что его сначала придется хорошенько раскормить, чтоб иметь возможность плодотворно эксплуатировать в дальнейшем, девушка с тяжким вздохом в который уже раз ухватилась за ручки своего багажа. Вдруг вспомнила, что есть еще и третий вариант.
– А куда Кеане делся? – самозванка подняла голову и вопросительно глянула на Айрела.
– Понятия не имею, – отозвался тот. – Он передо мной не отчитывается. Стой, – отвлекся на пацаненка. – Не слышишь, что ли, что неправильно?! Еще раз с самого начала.
Не вернулся салум и к вечеру.
Уже вторую ночь подряд бард просыпался оттого, что его бесцеремонно трясли за плечо. Поскольку он серьезно рассчитывал наверстать часы упущенного в прошлый раз сна, это не особо его обрадовало. Нехотя открыл глаза и сфокусировался на Кеане, сидевшем напротив него на корточках. Желание послать его лесом подавил, понимая, что причина у того почти наверняка была важная. Убедившись, что добился к себе внимания, оружейник предостерегающе приложил палец к губам, приглашающее махнул рукой в сторону двери и поднялся. Айрел глянул на спящих спутников, осторожно, чтоб их не разбудить, вылез из-под выделенного хозяином дома пледа и прокрался к двери следом за салумом.
– Что-то случилось? – встревожено прошептал он, выскакивая босиком на крыльцо.
Мужчина снова сделал жест идти за ним и быстро пересек двор. Не понимающий, что происходит, однако заранее ничего хорошего не ждущий музыкант тоже ускорился.
– Ты, может быть, хотя бы объяснишь, куда мы идем?! – когда Кеане ничего не сказал и после того, как они вышли за пределы деревни, бард предположил, что, похоже, разбудили его всё же из-за какой-то ерунды: будь это что-то срочное, спутник вряд ли бы стал так тянуть время.
– Изучать окимму, – шепнул оружейник, уверенно шагавший куда-то в поля.
Айрел промолчал, осмысливая услышанное. Очень пожалел, что впопыхах не надел сапоги – комья сухой почвы и стерня кололи босые ноги. Пошел медленней, а потом и вовсе остановился.
– Ты привязал кого-то к дереву? Мне придется его убить? – нахмурившись, с опаской глядел в спину быстро удаляющегося спутника. – Надеюсь, это хотя бы не человек?
– Никого убивать не придется, – Кеане тоже остановился и обернулся.
Барду показалось, что тот начинал раздражаться.
– А как тогда? – музыкант скрестил на груди руки.
Салум несколько секунд смотрел на Айрела с едва прикрытым недовольством, словно размышляя, зачем он вообще с ним связался и почему до сих пор не бросил на произвол судьбы. Вздохнул. Похоже, ему настолько не терпелось поскорей приступить к исследованиям, что все задержки в пути изрядно действовали ему на нервы.
– Стекло. Много стекла. Большие прозрачные прямоугольники стекла. Ты сам говорил, что оно бьется при воздействии окиммы, – преувеличено терпеливо ответил оружейник.
Бард недоуменно моргнул. Обдумал идею, а не позлить ли спутника еще немного в отместку за провокацию с Гединором, потом вспомнил о разнице в силе и решил на всякий случай не рисковать. Послушно побрел вперед, стараясь ступать аккуратней. Убедившись, что музыкант перестал тормозить, Кеане развернулся и снова устремился в одному ему известном направлении. Айрел наступил на засохшую колючку и болезненно поморщился. Заметив, что спутник ушел далеко вперед, тряхнул ногой, и побежал его догонять, стараясь не обращать внимания на несильную, но крайне неприятную боль.
– Долго еще? – спросил он, поравнявшись с оружейником.
Деревня уже скрылась из виду, недостроенная усадебка осталась еще дальше. Впереди из темноты постепенно проступали силуэты редких деревьев. Ночь была светлой, поле просматривалось вдоль и поперек, так что не приходилось опасаться столкновения с чем-нибудь типа стога сена или заблудшей овцы. Стерня сменилась мягкой травкой – зона покосов закончилась.
– Не очень, – Кеане перешагнул через поросшую земляничником кочку.
– Чудно, – Айрел ушиб мизинец о затаившийся в зарослях камень и в очередной раз взгрустнул об оставленных сапогах. – Боюсь, деревне придется пережить очередной хай, когда строители обнаружат пропажу стекла, – выдавил он сквозь зубы, стараясь внимательней смотреть под ноги.
Бард не сомневался, что его спутник умудрился уволочь стройматериал никем не замеченным, так что все последствия, скорее всего, падут на ни в чем не повинных крестьян.
– Не обязательно. Я предпринял меры.
Музыкант недоверчиво уставился на собеседника. Понял, что не способен придумать, что за меры тот мог предпринять в данных обстоятельствах, и решил не забивать себе голову.
Скоро певец заметил стекло. Его стопочки лежали у корней одного из деревьев обернутые плотной бумагой, перевязанные бечевкой, и издалека казались не то камнями, не то кочками. Мужчина прошел бы мимо, если б его спутник не устремился прямо к ним.
– Значит так! – объявил Кеане, держа в руках пластину стекла. – Сначала выясняем радиус действия окиммы, максимальное расстояние, на котором она наносит ущерб. Стой тут, я отойду вон туда, – оружейник махнул в сторону черневшего вдалеке пня, – и буду медленно к тебе приближаться. Хотя нет. Сначала покажи мне, как она работает.
– Ты же уже видел, – зевнул Айрел.
Умом он понимал, что обязан знать, на что способно его оружие, однако предпочел бы это выяснить как-нибудь в другой раз, желательно днем. Пришлось напомнить себе, что подобный такой шанс может выпасть нескоро, а вот сон еще удастся наверстать.
Салум стоял неподвижно и давил собеседника тяжелым взглядом, не собираясь комментировать его последнее высказывание.
– Ну? – с нажимом проговорил он спустя несколько секунд, не сводя с музыканта требовательных глаз.
Тот с вздохом активировал окимму. Черная лютня послушно возникла, приятно оттянув своим весом ладонь. Певец устроил ее в руках, осторожно провел пальцами вдоль струн, ощупал гриф, полюбовался игрой лунного света на полированном корпусе. Заметив, что оружейник стал каким-то недобрым, решил прекратить действовать ему на нервы.
– Ты уверен, хочешь держать это в руках? – будничным тоном поинтересовался бард у нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу собеседника.
Немного подумав, Кеане прислонил стекло к стволу ближайшего дерева и отбежал в сторону. Замер. Айрел снисходительно на него глянул, картинно откашлялся, принял одухотворенный вид, занес руку и в драматичном жесте опустил ее на струны. В воздухе повисло чистое протяжное "до". Спустя секунду взвился рой острых брызг. Мужчины рефлекторно отшатнулись и зажмурились. Музыкант осторожно приподнял одно веко и осмотрелся.
– Ну вот. Нагляделся? – покосился он на оружейника.
По лицу последнего медленно расползалась улыбка. Салум обратил на спутника горящие восторгом глаза, развернулся и побежал за следующим листом стекла – чтоб не перебить их все разом, от "склада" отошли подальше.
– Как мало человеку для счастья надо, – подумал Айрел, провожая взглядом непривычно оживленного оружейника.
Кеане вернулся, принеся в том числе и небольшое полешко.
– Теперь выясним радиус действия, – объявил он, удобней ухватывая впивавшуюся ему в ладонь стеклянную пластину. – Когда махну рукой, начинай играть.
Ушел к едва различимому в темноте пню. Музыкант вздохнул, окончательно смиряясь с тем, что, похоже, до утра они с этим делом не закончат, и принялся отстраненно подкручивать колки в ожидании, когда его спутник дойдет до своего места. Где-то неподалеку стрекотал одинокий кузнечик, со стороны деревни доносился глухой собачий лай. Ветер холодил стриженую голову, забирался под рубаху и гонял по коже стайки мелких мурашек. Босые ноги уже начинали неметь на стылой земле. Мужчина пошевелил пальцами, чтоб немного согреться и разогнать кровь. Посмотрел вслед Кеане, проверяя, добрался тот, куда хотел, или еще нет. Темный силуэт остановился, наклонился, снова выпрямился, отошел на несколько шагов в сторону и взмахнул рукой. Айрел дернул первую попавшуюся струну. Взрыва не последовало. Салум присел на корточки возле прислоненного к пню стекла и принялся его разглядывать. Заинтересовавшись, музыкант тоже подошел посмотреть. Вся поверхность пластины была покрыта сетью трещин.
– Ты запомнил, где стоял? – оружейник, похоже, не одобрил проявления носителем любопытства.
– Ага, – рассеяно отозвался музыкант.
Кеане ткнул стекло пальцем. То рассыпалось на куски.
– Попробую отойти еще дальше, – задумчиво протянул он, поднимаясь на ноги. – Возвращайся на место, – пошел за новым "смертником".
На третий раз пластина совершенно не пострадала – оружейник встал слишком далеко. Того это, похоже, лишь воодушевило еще больше. Айрел, позевывая, сонно наблюдал за тем, как салум перемещал стекло всё ближе и ближе к нему, подпирая его своим полешком, и послушно дергал струны на каждый взмах его руки. Вдруг при очередном осмотре подопытного на наличие повреждений, Кеане оживился, развернулся и пошел в сторону барда, считая шаги.
– Шестьдесят три! – провозгласил он, подходя к нему вплотную.
– Что? Оно всё-таки потрескалось? – снова зевнул бард.
– Что значит "всё-таки"? – мрачно поглядел на него собеседник. – Но да, действовать окимма начинает с шестидесяти трех шагов от тебя. Хоть и слабо – появилась тонкая трещина. Добей эту пластину и я схожу за новой – определим, на каком расстоянии повреждения становятся ощутимыми.
Айрел, не двигаясь с места, принялся нехотя наигрывать мелодию, которую они разбирали с Рафферти. Кеане, видимо, рассчитывавший, что тот подойдет ближе и эффектно ее взорвет, казался немного раздраженным. Спустя пару куплетов послышался тихий звон. Осколки опали на землю.
– Думаю, потенциально смертельными они могут быть внутри всего радиуса действия, – вздохнул музыкант, останавливая струны ладонью. – Просто где-то им надо больше времени, где-то меньше.
– Сейчас выясним, на каком расстоянии последствия наступают быстрее всего, – упрямо заявил оружейник. – С одного звука, – развернулся и ушел за новым стеклом.
Бард решил не спорить.
Определили, что взрываться "смертники" начинали на тридцать пятом шаге. Кеане с жалостью смотрел на стопочку неизрасходованных пластин – ему в голову не приходило, что еще можно было узнать с их помощью.
– Мне вот интересно, все ноты действуют одинаково, или есть какая-то разница? – проговорил Айрел, размышляя вслух.
Заметив разом вспыхнувший взгляд оружейника, очень пожалел о том, что не догадался промолчать.
Утро далось ему тяжело. Мужчина сидел за столом, клевал носом и из последних сил боролся с желанием улечься прямо тут. В этот момент он искренне, всей душой ненавидел салума. Миска ароматной горячей каши немного отвлекала от сознания степени своего недосыпа и с горем пополам удерживала в мире яви. Кеане тоже выглядел помятым и не очень бодрым даже по своим меркам, но держался на порядок лучше. Триша с удивлением смотрела на еле живого спутника, слабо ковырявшегося ложкой в завтраке. Насколько она помнила, спать они ложились одновременно, а вот проснулась девушка куда раньше, чтоб успеть приготовить поесть – хозяин дома разрешил ей воспользоваться печкой и продуктами, при условии, что его тоже накормят.
– У тебя что, бессонница была? – поинтересовалась она, гадая, как при этом можно было настолько не выспаться.
Айрел буркнул что-то неразборчивое и недружелюбное, мрачно покосившись на сидевшего рядом оружейника. Рафферти торопливо доедал свою кашу, надеясь успеть немного позаниматься до отъезда – Гединор, в котором их с бардом пути должны были разойтись, находился всего в трех днях пути. Гостеприимный хозяин дома к столу еще не садился – ушел по делам куда-то в деревню.
– Нет, вы представляете?! – воскликнул он, с грохотом распахивая скрипучую дверь и возникая на пороге.
Путники дружно вздрогнули от неожиданности. Даже бард немного проснулся.
– Мне сейчас соседка сказала, что на стройке ночью ерунда какая-то творилась, – мужчина прямо в сапогах целеустремленно прошагал к столу, плюхнулся на скамью и подвинул к себе ближайшую миску. – Якобы по утру сторожей нашли без сознания. Пришли рабочие из своего лагеря, а те лежат кружком, раскинув руки. Лица сажей измазаны, а на закрытых глазах по мелкой монетке.
Айрел медленно перевел на Кеане мутный взгляд. Меры принял, раздери он сам себя!
– Наверное, это пакостники шалили, – глубокомысленно произнес тот, неспешно жуя.
За столом повисло недоуменное молчание. Салум спокойно отхлебнул молока, игнорируя обращенные на него взоры, гадавшие, говорит ли он серьезно или пытается шутить.
– Не знаю я, кто именно там шалил, – хозяин дома, так и не придумав, как реагировать на слова гостя, решил от него не отставать и принялся бодро чавкать кашей, – однако спрашивать наверняка с нас будут. Одна надежда, что им хватит самовлюбленности счесть, будто никому из деревенских не под силу сторожей пришибить так, что те и пикнуть не успели.
– Они в себя-то пришли? – Триша внимательно наблюдала за своими спутниками.
– Да, очухались. Говорят, сами не поняли, что произошло.
Рафферти отодвинул от себя пустую миску, в два глотка допил молоко, торопливо вскочил из-за стола и убежал в комнату. Скоро оттуда уже доносились неуверенные музыкальные звуки. Айрел старательно делал вид, что не замечает подозрительного взгляда девушки, и продолжал вяло ковырять свою кашу. Хозяин дома доел в мрачном молчании и ушел на улицу.
– Так. Только честно. Это вы сделали? – с угрозой в голосе шепнула Триша, подаваясь вперед.
Бард покосился на оружейника. Тот в свою очередь задумчиво разглядывал закопченный потолок, не торопясь с ответом. Девушка убедилась, что не ошиблась в своем предположении.
– Ну и зачем? – вздохнула она.
– Было... очень скучно, – проговорил салум, немного поразмыслив.
Триша какое-то время буравила его выразительным взглядом, потом закатила глаза, покачала головой, встала из-за стола и тоже ушла в комнату. Мужчины остались вдвоем.
– Похоже, про стекло они пока не поняли, – предположил Кеане.
– Ты б еще голубя нарисовал, – буркнул Айрел, убеждаясь, что их никто не слышал.
– Баловство не по нашей части. Не надо создавать у людей превратного представления о салумах, – оружейник расчистил перед собой столешницу, сдвинув посуду в сторону.
– По мне так, всё, что о вас думают в народе, и так не соответствует действительности, – бард зевнул и потер глаз кулаком.
– Да, но если нас начнут подозревать в порче молока, воровстве пуговиц или спутывании лошадиных хвостов, лично мне будет очень обидно, – Кеане сложил на столе руки, пристроил поверх них голову и тут же задремал.
Музыкант с трудом поборол желание сделать ему какую-нибудь гадость. Обдумал идею пойти в соседнюю комнату и поспать – треньканье Рафферти вряд ли бы смогло сильно ему помешать.
– Так, подъем, – без особого дружелюбия велела Триша, кое-как перетаскивая свой саквояж через разделявший два помещения порожек. – Не стоит обременять этот гостеприимный дом своим присутствием дольше необходимого.
Айрел, уже почти решивший, что идея была стоящей, и собиравшийся идти воплощать ее в жизнь, разом помрачнел.
– Пошли-пошли, – от девушки не укрылось его недовольство. – Пока поисками загадочных ночных "пакостников" со всем рвением не озаботились.
Желание спорить и неповиноваться тут же ушло. Бард обреченно вздохнул и нехотя вылез из-за стола. Чуть подумал и с гаденькой ухмылкой растолкал спящего Кеане. Рафферти, которого в причины спешки посвятить не удосужились, тоже не особенно радовался столь раннему отъезду, но его мнением никто не интересовался.
***
К Гединору путники подъехали спустя три дня, как и планировали. Город был одним из крупнейших населенных пунктов Ифайна – одной из провинций, граничащих с Киршем, располагался в низине меж двух рек: Лайлеты и Гельди, нельзя сказать, что процветал, но и не бедствовал. Айрел мрачно озирал открывавшуюся перед ним панораму: гребни крыш, редкие и невысокие башенки, указывавшие на здания, вмешавшие городское правление, суд и прочие подобные заведения, шпиль с позолоченным шаром на вершине – главный гединорский храм Давианы. Ничто не изменилось за все эти годы. Бард всё ближе и ближе подъезжал к прошлому и злился на себя за то, что хотел развернуть лошадь и, придумав какую-нибудь глупую причину, поскакать в обратную сторону.
Проезжая городские ворота, он тревожно скользнул взглядом по лицам местных жителей, словно опасаясь с первой же минуты пребывания на родине наткнуться на толпу друзей детства, соседей, случайных знакомых и прочего люда, которая непременно его сразу же узнает и полезет общаться. Со смесью облегчения и легкого разочарования понял, что всем было на него наплевать.
Остановились путники в первой попавшейся гостинице, дешевой и не очень чистой.
– Вот и оно, место, где разойдутся наши пути, – провозгласила Триша, беря ключ от их с Рафферти номера. – Кеане-Кеане, давай ты хотя бы на прощание мою сумочку поносишь, а? – сдвинула брови домиком, и трогательно поморгала. – Просто до комнатки помоги дотащить, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – добавила она, заметив, что мужчина, вместо того, чтоб без колебаний проигнорировать ее просьбу, оценивающе посмотрел на саквояж, словно размышляя, а не сделать ли в этот раз исключение.
Салум скользнул по девушке ничего не выражающим взглядом и нехотя потянулся к ручкам ее багажа. Айрел, пребывая в самом мрачном настроении, направился в комнату, не дожидаясь спутников. Прямо в обуви плюхнулся на кровать и закрыл глаза. Спустя пару минут дверь отворилась и снова захлопнулась, послышались неспешные шаги, негромкий стук бросаемых на пол вещей. Последовавшая затем тишина сменилась сочным хрустом. Бард раздраженно поморщился и решил при первой же возможности добраться до банка и снять немного денег – проживание из соображений экономии на одной территории с Кеане начинало его нервировать. Мужчина приподнял веки и без особого дружелюбия покосился на оружейника. Тот сидел на своей кровати, задумчиво жевал очередное яблоко и наблюдал за музыкантом. Устроившийся у него на плече хомяк, на время выпущенный из клетки, тоже грыз выделенный ему кусочек фрукта и пялился на Айрела, словно подражая своему хозяину. Заметив обращенный на него взгляд, салум помахал рукой, призывая не обращать на него внимания. Бард решил не связываться, отвернулся и сделал вид, что собирается поспать. Какое-то время лежал неподвижно, погрузившись в свои мысли.
Что ж, вот он и дома... Не прошло и двенадцати лет. Певец поймал себя на том, что нервно барабанит пальцами по одеялу, и в раздражении затолкал ладонь под подушку. Глубоко вздохнул, пытаясь расслабиться. Очень быстро понял, что у него это вряд ли получится. Встал с кровати и прошелся по комнате из угла в угол. Глянул в окно. Немного потоптался в нерешительности, потом резко развернулся, прошагал к двери, порывисто ее распахнул и, выйдя за порог, громко захлопнул.
***
Триша, сидя на кровати, лениво проглядывала стащенный из фойе гостиницы вчерашний номер "Ведомостей Ифайна" – небольшой гединорской газетенки. Девушка считала необходимым быть в курсе событий, произошедших в месте, куда ее занесла судьба: мало ли, как их можно использовать себе на пользу?
– Эй ты, – услышала она угрюмый оклик. Нехотя подняла голову, давая себе зарок как-нибудь выкроить время и провести с ребенком воспитательную беседу о манерах поведения в общем и об обращении к старшим в частности.
Рафферти стоял со своим обычным выражением лица, предвещавшим важный для мальчишки разговор.
– Дай мне денег, – буркнул он, исподлобья глядя на "работодательницу". – В счет будущего заработка.
Судя по топорщащейся челке, пацаненок снова пытался добавить ей мужественности.
– Для чего тебе? – Триша оценивающе рассматривала стоявшую перед ней фигурку, отстраненно думая о том, что не помешало бы добыть ребенку новой одежды.
– Тебя не касается. Надо, – Рафферти насупил брови и сурово поджал губы.
Девушка вздохнула.
– Послушай, Раф. Когда тебе что-то надо от другого человека, маленькое "пожалуйста" никогда не бывает лишним, – выразительно посмотрела на собеседника, ожидая его реакции.
Мальчишка стоял, переваривая информацию и раздумывая, насколько та шла вразрез с его убеждениями. В итоге пришел к выводу, что через себя можно и переступить. Переступил.
– Ладно, держи, – удовлетворившись жалким вымученным "пожалуйста", Триша порылась в кошеле и протянула парнишке горсть самых мелких монет.
Тот кисло оглядел кучку металла и с написанной на лице мыслью "с поганой овцы хоть шерсти клок" куда-то удалился. Девушка добавила пару тезисов в свою будущую лекцию о правилах поведения и вернулась к чтению. Один из заголовков на третьей странице зацепил ее взгляд.
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГАЙДОР II В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ!
Кирш на пороге гражданской войны?
«Как нам стало известно из достоверного источника, у нашего близкого соседа, бывшего нам в разные времена то верным союзником, то непримиримым врагом, настали нелегкие времена. Согласно нашему осведомителю, главы трех кланов Кирша недовольны политикой ныне правящего Великого Князя Гайдора II, 17 лет назад взявшего в свои руки бразды правления страной после преждевременных смертей своего брата и племянника. Верхи Кирша пока не хотят придавать свои разногласия огласке, однако все мы помним, чем закончилось противостояние Великого Князя и главы клана Роттери сто тридцать лет назад. Если учесть, что в этот раз изволят негодовать аж три клана из семи существующих, можно представить размер трагедии, неизбежной в случае, если их главам не удастся договориться с его величеством Гайдором. Остается надеяться, что все эти внутренние разногласия Кирша никак не скажутся на нас, жителях Ифайна и прочих провинций Кендрии...»
Не дочитав, Триша отложила газету в сторону. Горестно вздохнула. Эх, на "чудесном спасении" Кадара в данных условиях можно было бы столько всего провернуть, так нажиться... Голова девушки пухла от забурливших идей. Впрочем, мошенница прекрасно понимала, что появись ныне в Кирше якобы выживший княжич, жизнь его была бы крайне насыщенной и, вполне возможно, весьма недолгой. Толкать Айрела на такой риск она бы не решилась. Да тот бы и в любом случае не согласился. Триша снова горестно вздохнула и задумалась, что ей делать дальше, раз уж на планах по использованию барда можно было окончательно ставить крест.
***
Музыкант медленно брел по городу, напряженный и настороженный, краем глаза наблюдая за прохожими, опасаясь увидеть кого-нибудь знакомого. В очередной раз мужчина отметил, что Гединор практически не изменился за прошедшие годы. Вот он идет по Булыжному переулку. Справа возвышается двухэтажный желтый дом, раньше здесь располагался магазин игрушек. Певец остановился и посмотрел на витрину – за стеклом возвышалась пыльная тумба, на которой рядами сидели плюшевые медвежата да тряпичные куклы в аляповатых шляпках, блестели красными лакированными мундирами деревянные солдатики. В свое время Айрел бы на многое пошел ради того, чтоб обладать такими – даже на то, чтоб целый месяц есть по утрам манную кашу. Он мог подолгу простаивать у этой витрины, пожирая игрушечных воинов глазами, в надежде, что продавцу надоест постоянно оттирать от стекла жирные отпечатки его лба и он их ему подарит. Бард, постояв еще несколько секунд, нехотя пошел дальше.
А за этим поворотом находится статуя какого-то видного ученого, родившегося в Гединоре. Дойдя до конца здания, певец скользнул взглядом в проулок – благообразный бронзовый позеленевший от времени старец в струящейся мантии действительно стоял на своем месте, горделиво выпятив грудь. По его лысой макушке, сыто курлыча, прохаживался жирный голубь. Айрел миновал памятник, не задерживаясь.
Прежде он часто бегал этой дорогой – из дома к главной городской площади, где выступали заезжие барды, и обратно. Ноги сами шагали по известному с детства маршруту, автоматически сворачивая, где нужно. Не успел музыкант опомниться, как сообразил, что те привычно привели его домой: оставалось лишь обогнуть последнее здание.
Мужчина остановился и нахмурился. К своему неудовольствию заметил, что ладони у него предательски взмокли. Буквально в нескольких шагах от него находилась маленькая ткацкая мануфактура. Четыре станка ютились в большом зале, а в примыкающей к нему комнатке, выходящей дверями на улицу, размещался небольшой магазинчик тканей – когда-то Айрел не раз стоял за его прилавком, отрешенно ожидая, когда его сменит кто-нибудь из старших. На цепях над входом поскрипывает тяжелая доска-вывеска с намалеванной белой краской надписью "Ткани Ландри Керрана". На втором этаже дома – жилые помещения, из окна бывшей детской всё так же открывается вид на Короткий переулок и кусочек шпиля храма Давианы, выглядывающий из-за скатов крыш. Поколебавшись, мужчина прислонился к стене здания и, убедившись, что никто не обращал на него внимания, осторожно выглянул из-за угла.
