Текст книги "Голубя тебе на грудь (СИ) "
Автор книги: Оксана Стадник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
– Скажи, – попросил он, бросая на давно не мытый пол свою сумку. – Это правда был единственный способ спастись от того психопата? Больше никак-никак-никак нельзя было выкрутиться?
Кеане, прямо в одежде развалившийся в кровати, внимательно посмотрел на барда. Тот выглядел глубоко несчастным, разбитым и потерянным.
– Никак, – ответил он, подумав. – Пришлось бы жить в страхе, каждый момент ожидая нападения, вечно прячась и окружая себя охраной. И то не факт, что Дэйси не смог бы до тебя добраться. Если бы каким-то чудом тебе удалось его убить, на тебя бы тут же нацелился кто-нибудь еще. Мы, салумы, вечно соревнуемся друг с другом. Добыть просто качественное сырье недостаточно. Каждый старается урвать кого-нибудь познатнее, поизвестнее, чтоб остальные скрипели зубами от зависти. А чуть ли не самый популярный за последнее десятилетие бард – слишком лакомый кусок, чтоб им пренебречь.
– А. Ясно, – равнодушно отозвался Айрел, словно окончательно смиряясь. – Тогда ладно.
Подложил себе под голову вместо подушки сумку и укрылся предварительно вытащенным из нее кафтаном. Лег, повернувшись к спутнику спиной.
– Знаешь, у меня всегда была мечта, – проговорил он через некоторое время. – Стать придворным бардом. Никогда не думал, что буду делать после того, как ее исполню. И ведь она сбылась. Вот он я, придворный бард Айрел Керран, двадцати четырех лет от роду, в самом рассвете сил. Что меня ждало дальше? По сути, рутина. Раз в месяц пел бы для короля или каких-нибудь послов, раз в год – выступал в столице на площади Сердце Кендрии по случаю дня монархии, а всё оставшееся время ел, спал да предавался всяким развлечениям и утехам. В смысле, выше, чем я сейчас... то есть, был вчера, подняться на данном поприще уже невозможно. Мне больше не к чему стремиться, не за что бороться. Так что, может быть, оно и к лучшему, что всё так вышло? Найду себе новую мечту...
– Самовнушение – это прекрасно, – сонно отозвался Кеане.
– Нет, ну... в самом деле же... – бард сам понял, что звучит неубедительно.
Крепко зажмурился и задержал дыхание, пытаясь утихомирить расшалившиеся нервы. Грудь и горло сдавил спазм. Не будь рядом салума, музыкант бы, пожалуй, всплакнул. А так не позволила гордость. Айрел вздохнул и перевернулся на другой бок. Голова пухла от мыслей, сомнений и тревог. Заснуть не получалось и, как предполагал бард, уже не получится.
– Можно вопрос? – спросил он.
– Не желательно, – Кеане пока не оставлял надежд хоть немного поспать этой ночью и не был расположен к разговору.
– Почему ты это сделал? Зачем дал мне окимму, зная о последствиях?
Салум претворился не то спящим, не то глухим. Айрел терпеливо выждал пару минут.
– И всё же?
Оружейник недовольно заворочался.
– Сделал глупость под влиянием эмоций, – нехотя буркнул он. – Уже на следующее утро горько об этом пожалел. Если б я выждал еще хотя бы пару часов, успокоился и всё хладнокровно обдумал, то ты бы уже порхал над кое-чьей ладонью и весело посверкивал.
Бард недоуменно изогнул бровь. Вот уж чего-чего, а особой эмоциональности он за Кеане не заметил и как-то слабо представлял его совершающим глупости в порыве чувств. Однако салум свой ответ комментировать не торопился, и Айрел решил не настаивать. Годы, проведенные в гильдии, так и не смогли до конца искоренить в нем вежливость.
– Всегда завидовал тем, кто может действовать по велению сердца, наплевав на последствия, – признался он. – По-моему, это здорово. Глупо, но здорово.
Немного помолчал. Кеане не реагировал. Решив, что разговор окончен и пора оставить собеседника в покое, музыкант отвернулся и попытался заснуть.
Вдруг салум заговорил сам:
– Вот ты как подразделяешь людей?
Айрела этот вопрос застал врасплох и немало удивил.
– Нууу... Мужчины и женщины? – неуверенно ответил он. – Дети и старики?.. Не знаю, никогда не задумывался.
– Мы всех делим на сырье, носителей и нас самих. Сырье еще бывает годное и негодное. Вот и вся классификация. Наше отношению к человеку в первую очередь определяется тем, к какой группе он относится. Преимущественно мы общаемся между собой, еще с носителями можно перекинуться парой слов, обычно об окиммах. Остальные – рабочий материал, как глина или там древесина – какие с ними могут быть отношения? Она же в какой-то момент почему-то перестала быть просто сырьем, превратилась в отдельную, четвертую категорию людей – Риелей. С ней было весело. Поэтому, когда она умерла...
– Ты же сам ее убил, – ляпнул Айрел.
Тут же сильно пожалел, что не сдержался. Напрягся в ожидании реакции собеседника. Кеане несколько секунд лежал неподвижно и молчал.
– Когда она умерла, – медленно продолжил он. – Когда я ее забрал... То должен был вернуться в "гнездо", там бы из нее сделали окимму для какого-нибудь лорда. Не думаю, что ей бы это понравилось. Тебя она хотя бы знала. Говорила, что ненавидит, однако не стала вредить, когда был шанс. Не смогла. Это странно: ненавидь кого-нибудь я – при возможности уничтожил бы, не колеблясь, – мужчина о чем-то задумался. – Ее жизнь вертелась, по сути, вокруг тебя. Я сделал то же самое и с ее смертью. Она бы, конечно, долго орала, если б об этом узнала, но я решил, что так будет правильно. Всё. Минутка откровений окончена, тема закрыта. Спокойной ночи.
Айрел молча переваривал услышанное. Остальные вопросы предпочел пока попридержать, дабы не раздражать соседа по комнате. Вспомнил, что собирался переодеться, но решил отложить это дело на утро, благо одежда уже почти просохла. После речи салума, находиться с ним рядом стало куда неуютней.
***
Тавис Давиот, сердитый, невыспавшийся и на скорую руку одетый, небрежно громоздился на диване малой гостиной табидского отделения гильдии бардов. Рядом с ним лежал новенький кожаный портфель, днем раньше приобретенный им в одном из самых дорогих магазинов города – со старым после пережитых им мытарств по лесам и полям было стыдно показаться в приличном обществе. На низком чайном столике стояли две нетронутые чашки остывшего чая и тарелка с бутербродами – "неуследившие" пытались задобрить грозных служащих "Мирлы" – и бронзовый канделябр с пятью свечами, худо-бедно освещавшими комнату. Времени было где-то пять утра.
– Вот и доверяй после этого людям, – ворчал уполномоченный Давиот, раздраженно притопывая ногой. – Я к нему со всей душой, даже охрану не приставил, понадеялся на сознательность. И где благодарность?
Его подняли среди ночи сообщением об исчезновении Айрела Керрана. Сначала пришлось ехать на другой конец Табида в гильдию бардов, узнавать, что к чему, осматривать разрушенную комнату. Потом – в городскую стражу, забирать собак. Затем в их компании последовала беготня по городу по маршруту исчезнувшего музыканта от самой гильдии и до реки, где обрывался след. Мужчина предпочитал проводить ночи иначе и симпатий к беглецу в этот момент не испытывал. Барре Камрон, разделивший с ним все тяготы, сидел на диване напротив и наблюдал за брюзжащим напарником. Своего пса он решил не будить, оставил его в номере гостиницы и чувствовал себя без него несколько не в своей тарелке. В отличие от расхлябанного коллеги, он сидел ровно, степенно, позволив себе лишь опереться о подлокотник. В тусклом свечном свете он казался не то статуей, не то восковой фигурой – такой же неподвижный и словно бы неживой. Представителей гильдии, вначале активно содействовавших следствию и постоянно толпившихся рядом, к этому времени уже выставили за дверь и велели не мешаться под ногами.
Тавис Давиот, еще немного поразглагольствовав о человеческом свинстве, нехотя выпрямился и подтащил к себе столик, чуть не расплескав покрывшийся корочкой чай и не уронив канделябр на пол. Язычки пламени нервно заплясали, грозясь погаснуть от такого обращения. Мужчина сдвинул чашки в сторону. Лениво вытащил из своего портфеля чистый лист бумаги и канцелярские принадлежности. Откупорив бутылочку чернил, обмакнул перо и принялся выводить:
– "Здравствуйте, дорогой господин Фарналл", – преувеличенно бодро проговаривал он сквозь зубы. – "Надеюсь, у вас всё хорошо. Пишу, чтоб довести до вашего сведенья, что носитель, о котором я сообщал вам в предыдущем сообщении, подался в бега. Вообще, мы с уполномоченным Камроном не считаем, что должны заниматься этим делом, потому что, согласно "Положению о прохождении службы" от какого-то там числа какого-то там года, одни и те же работники не могут выполнять два задания подряд – им положен отдых. Так что убедительно прошу прислать вместо нас кого-нибудь другого, а мы больше палец о палец не ударим. Целую, Тавис Давиот".
Мужчина перечитал написанное и, с сожалением скомкав, бросил на пол. Вынул новый лист. Помедитировал на него с умным видом. Раздраженно вздохнул, шлёпнул перо на стол, забрызгав чернилами скатерть, и устало потер лицо ладонями. От резкого движения язычки пламени снова дрогнули и качнулись.
– "Рион не виноват", салум его раздери, – буркнул уполномоченный Давиот. – Об администраторе своем, значит, побеспокоился, а на судьбу всех остальных ему наплевать. А я теперь бегай за ним.
Тавис откинулся на спинку дивана и глубоко вздохнул.
– Итак, что мы имеем, – проговорил он, не то обращаясь к молчаливому напарнику, не то рассуждая вслух. – Айрелл Керран воспользовался окиммой, разнес всю комнату и, по всей видимости, испугавшись последствий, сбежал. Более того, принял меры к тому, чтоб его нельзя было выследить. Вопрос: зачем он это сделал? Возможно – подвергся нападению и был вынужден за себя постоять. В пользу этого говорит рваная рубаха, найденная на полу. Сомневаюсь, что это он так за гвоздик зацепился. Исходя из того, что он нам ранее сообщал, на него напал кто-то из ваших, – быстрый взгляд на Барре Камрона.
Тот никак не отреагировал. Уполномоченный Давиот счел его молчание за выражение согласия. Подумал еще немного.
– Не, вообще, понимаю, почему он сбежал. Я бы на его месте тоже, наверное, скрылся. Его окимма слишком мощная, чтоб ему позволили ей владеть. Будь это какая-нибудь жалкая одногодичка, еще, может быть, всё бы и обошлось. А тут, похоже, первая... – снова вопросительно посмотрел на напарника. В этот раз тот кивнул. – Даже как-то жалко парня.
Посидели немного в тишине. Тикали часы. Догорали свечи. За окном уже подергивался розовой дымкой горизонт, Тавис Давиот побарабанил пальцами по краю столика.
– А может дать ему шанс? – негромко сказал он, бесцельно блуждая взглядом по темным углам гостиной. – Крохотный такой.
Вопросительно глянул на напарника. Барре Камрон не возражал. Тем фактом, что он и не соглашался, служащий "Мирлы" решил пренебречь. Он снова выпрямился, приник к столику и, обмакнув перо в чернильницу, начал своё письмо.
– "Глубокоуважаемому господину Дайлу Фарналлу, главе королевской службы "Мирла", – переход на новую строку. – "Спешу сообщить, что в деле, о коем мной было сообщено в предыдущем отчете, появились новые обстоятельства. А. Керран скрылся из места своего содержания..." – Тавис, стараясь подобрать бюрократические формулировки позубодробительней, обстоятельно и в мельчайших подробностях описал события этой ночи. – "Уполномоченные Давиот и Камрон прибыли на место в течение часа с момента происшествия. Нами был проведен осмотр комнаты, где находился бард в момент происшествия, а также прилегающего к ней коридора, территории двора, особенно в части, располагающейся непосредственно под окнами вышеуказанной комнаты. Затем нами была предпринята попытка выследить А. Керрана с применением собак породы Оквальский мастифф (4 шт.), коя окончилась неудачей в виду потери вышеуказанными собаками следа в связи с действиями, предпринятыми А. Керраном для его уничтожения (погружение тела в реку)", – подробно описал маршрут, пройденный беглецом, особо задержавшись на моменте, что возле одного из домов собаки (4 шт.) вели себя странно. Здесь последовало пространное рассуждение о том, что, по-видимому, бард зачем-то на него залезал, и размышления о причинах, сподвигших его на это. – "А. Керран был подан в розыск, до местной стражи доведена важность его обнаружения и поимки, а также опасность, с коей они могут быть сопряжены. Также было дано поручение проверить реку, в кою вышеуказанный А. Керран погружался, баграми, дабы найти его тело в случае утопления, добровольного (самоубийство) или вызванного несчастным случаем. Уполномоченные Давиот и Камрон готовы в любой момент передать дело служащим "Мирлы", кои будут официально назначены им заниматься, а до их прибытия обязуются по мере возможностей самостоятельно искать А. Керрана в живом или мертвом состоянии", – снова новый абзац. – "Уполномоченный королевской службы "Мирла" Тавис Давиот".
Мужчина с мрачным удовлетворением поглядел на получившуюся стопку исписанных листов. Любому, кто наберется смелости это прочесть, будет видно, с каким старанием и усердием они подошли к этому делу. Никто не сможет сказать, что они проявили нерасторопность и позволили барду скрыться. Ну, подумаешь, велели страже усилить досмотр на всех въездах в Табид не сразу, а лишь на следующий день. Замотались, забыли, пока насчет багров договаривались.
8.
Утро в Табиде выдалось чуть шумней и оживленней, чем обычно.
– Загадочное исчезновение Айрела Керрана! – кричал мальчишка-газетчик, размахивая свежим номером "Табидских вестей" на углу Мостовой и Пирожковой улиц. – Последние новости! Последние новости! Спасибо, господин. Последние новости!
Кеане пошел дальше, на ходу проглядывая газету. Дешевая бумага, две странички текста. Статья о барде занимала почти весь выпуск. Оставшегося места хватило лишь на несколько объявлений, краткий отчет об итогах заседания городского правления да пару некрологов. Мужчина свернул в Янтарный переулок и неторопливо направился к видневшемуся в его конце постоялому двору. Его плечо оттягивала объемная и увесистая сумка: поскольку покупки оплачивались Айрелом, салум решил не экономить и ни в чем себе не отказывать.
Певец сидел на полу, прислонившись спиной к кровати, и ждал возвращения спутника. Появляться лишний раз на улицах ему было нельзя: чуть ли не полгорода знало барда в лицо. Попадаться на глаза хозяину гостиницы или кому-то из его постояльцев тоже категорически не рекомендовалось – по словам Кеане, те производили впечатление людей, готовых продать, а то и даром выдать ближнего своего при первой же возможности. Союзники решили, что дольше оставаться в Табиде не стоит, поэтому музыканту очень скоро всё равно предстояло выйти из комнаты. Думать об этом ему не хотелось: здесь он чувствовал себя хотя бы в относительной безопасности.
В замке негромко провернулся ключ. Салум вошел, захлопнул за собой дверь и небрежно кинул барду свернутую рулончиком газету. Айрел ей тряхнул, расправляя, и сразу заметил статью. С интересом принялся читать о себе.
– Похоже, мое имя начинает обрастать легендами, – певец перевернул страницу в поисках продолжения текста. – "Загадочное исчезновение", "при невыясненных обстоятельствах", "на пике славы"... Даже назвали меня величайшим бардом столетия. Вот Фэй Налл взбесится, когда это прочтет, – отложил газету в сторону и обернулся к хранящему молчание союзнику. – Ты лютню купил? – нахмурился он, не увидев музыкального инструмента ни у того в руках, ни где-то поблизости.
Кеане вопрос проигнорировал. Сел на кровать и начал копошиться в сумке.
– Ну я же просил, – расстроено протянул Айрел, поднимаясь с пола. – И денег дал. Верни, кстати, те, что остались.
В барда полетел несколько полегчавший кошель.
– Мне необходима лютня, – музыкант поймал ценный снаряд. – Без нее я чувствую себя, – мужчина взмахнул рукой, подбирая слова. – Голым.
– Может быть, еще на центральную площадь выйдешь, соберешь толпу и внеплановый концерт устроишь? – предложил Кеане.
– Я же не собираюсь на ней играть! – Айрел прошелся по комнате, рассеянно перекидывая кошелек из руки в руку. – И уж тем более петь. Я пока не настолько сошел с ума. Она просто должна быть.
– Весь город о тебе судачит, тебя ищут. Я лично видел, как стражники задерживали даже слегка похожих на тебя мужчин. Реку прочесывают с баграми. И тут ты со своей лютней, которая "просто есть". Если настаиваешь – иди и покупай, деньги я вернул. Но тогда я разрываю договоренность и ухожу один. Как-то не хочется так глупо попасться.
– Это шантаж, – заметил Айрел, прислоняясь спиной к стене и закидывая ногу на ногу.
– Констатация факта.
Бард вздохнул, сдаваясь.
– Ладно, покажи, что ты купил, – певец решил заняться делом, а вопрос необходимости лютни оставить на будущее.
Кеане показал.
– Это что, мышь? – выдавил из себя музыкант, с недоумением разглядывая комок рыжего меха в ладони собеседника.
– Хомяк, – поправил его салум.
Пушистое существо привстало на задние лапки и, трогательно шевеля носиком, принялось изучать новое для себя лицо.
– А зачем? – слабо поинтересовался Айрел.
– Захотел, – мужчина ссадил животное себе на плечо. – Его зовут Огурчик.
– Эээ... – бард ощутил собственное бессилие, пытаясь понять логику данной клички. – Почему Огурчик?
Кеане не ответил. Хомяк с явной опаской обнюхивал его меховой воротник и неловко топтался на месте.
Певец тоже решил промолчать. Ладно, вряд ли эта крыса была дорогой, к тому же не ему предстояло за ней ухаживать, так что ее присутствие вряд ли будет для него обременительным. Ничего не стал говорить и когда салум продемонстрировал свою вторую покупку – небольшую подушечку с богатой вышивкой. Айрел как-то видел такие в магазине "Путешествуем с шиком" и всё гадал, кто их может купить. На симпатичном колокольчике с красной ленточкой он сломался.
– Ты должен был купить нужные вещи в дорогу! – рявкнул бард, выхватывая вещицу из рук собеседника и в раздражении швыряя ее в угол комнаты. Та грустно тренькнула и прокатилась по полу. – А не хомяков с бубенчиками! Мне казалось, я четко сформулировал, что именно, когда давал тебе свои деньги!
Отобрал у Кеане сумку, сердито плюхнулся рядом с ним на кровать и принялся остервенело в ней рыться, надеясь найти хоть что-нибудь путное.
– Это для отпугивания медведей, – отстраненно глядя на грустно валяющийся в пыли колокольчик, проговорил салум.
Айрел мысленно взвыл.
– Ты считаешь, что этой еды достаточно? – стараясь держать себя в руках, разглядывал он буханку хлеба, какую-то колбасу и целую кучу яблок, занимавшую чуть ли не половину объема сумки.
– Нам четверым на пару дней должно хватить, – спокойно отозвался собеседник. – Потом можно будет...
– Подожди, а кто четвертый? – нахмурился бард, сообразивший посчитать хомяка.
Кеане посмотрел на него, как на идиота.
– Риелей, – ответил он.
Музыкант ответил ему таким же взглядом.
– Мы сейчас говорим о моей правой руке, – напомнил он.
Салум ничего не сказал, но певцу было очевидно, что он остался при своем мнении.
– Слушай, – решил договориться Айрел. – Ты не представляешь, как мне сложно не думать о том, что в меня запихали мертвого человека. Непросто постоянно гнать эту мысль и убеждать себя, что окимма – это что-то совершенно нормальное, просто оружие, типа меча или какой-нибудь там сабли! Поэтому, пожалуйста...
– Не мертвого.
Бард замолчал на полуслове. Медленно побледнел. Облокотившись о колено, уткнулся лбом в ладонь – голова вдруг потяжелела, стало немного дурно.
– Хочешь сказать... – пробормотал он. – Что она сейчас всё чувствует и понимает?..
– Я хочу сказать, что она не умирала.
– Так чувствует?! – рыкнул Айрел, зажмуриваясь.
– Этого никто не знает, – Кеане поймал попытавшегося сбежать Огурчика и снова водрузил его себе на плечо. – Еще никому не удавалось войти в контакт с окиммой. Принято считать, что они не разумны. Так что можешь с чистой совестью и дальше убеждать себя, что имеешь дело с обычным мечом или сабелькой.
Бард немного об этом подумал. Решил, что для сохранения душевного спокойствия, стоило воспользоваться советом. Сменил тему разговора.
– А король не боится, что кто-нибудь из вас позарится на него? Вот уж добыча, так добыча была бы.
– Не боится, – Кеане с нескрываемым неодобрением наблюдал за тем, как собеседник, немного посомневавшись, достал из сумки яблоко и принялся вяло его грызть. – Его нельзя трогать. Вечный иммунитет. Он распространяется на весь королевский род, все дворянские семьи, имеющие титул графа и выше, а также служащих "Мирлы". Так что здесь особо не поохотишься. Разве что король лишит кого неприкосновенности за недостойное поведение или из личной неприязни. Таких людей принято забирать на ближайшей же охоте.
– А если сырье из них никудышное?
– А это уже никого не волнует, – салум тоже взял яблоко и захрустел им с куда большим энтузиазмом, чем страдающий душевными муками бард. – По договору мы обязаны это делать. Так же, как и забирать кого-нибудь из семей, у которых истек срок временного иммунитета. Чтоб оставшиеся видели, какое было счастье им владеть, и стремились снова его получить.
– Что за временный иммунитет?
– Король может его даровать любому своему подданному либо за какие-то заслуги, либо просто так. Срок его действия тоже определяет он. Временный иммунитет может распространяться, как на одно лицо, так и на всю его семью. Опять же, по выбору монарха. Еще он может приказать забрать какого-нибудь неугодного ему человека из числа обычного сырья. Часто добыча хорошая, однако далеко не всегда кто-то из нас готов к охоте именно в этот момент: либо уже растратил резерв, либо его копит и не радуется необходимости использовать его раньше времени.
– А не проще ли просто казнить или подослать обычных убийц? – Айрел окончательно успокоился и потянулся за вторым яблоком: время завтрака давно прошло, а голодать он не привык.
– Проще, – согласился Кеане, скармливая хомяку огрызок. – Но менее устрашающе. В год мы забираем человек пять-шесть, больше от падающих на головы цветочных горшков гибнет. Однако быть забранным нами пугает куда больше, чем получить стрелу в глаз или топором по шее.
– Пять человек в год?! – бард был удивлен. – Сколько ж вас самих тогда?
– Около пятидесяти.
Айрел некоторое время задумчиво рылся в сумке, отстраненно проглядывая остальные приобретения союзника, среди которых таки оказалось и несколько полезных вещей.
– А как долго восстанавливается резерв? – спросил он.
– Минимальный срок – один год. Вообще, чем дольше ждешь, тем мощнее в итоге получается окимма. Поэтому самыми сильными обычно выходят первые: резерв на них копится в течение пятнадцати лет, с момента посвящения и до тех пор, пока салум не закончит обучение. Редко кому хватает терпения тратить столько же времени в последующем. Обычно ждут менее десяти. Один лишь Гайр Ларис ежегодно шлепает по окимме. Слабые и практически идентичные, они у него почти лишены индивидуальных особенностей. Только и могут, что наносить раны, которые никогда не заживают.
Кеане замолчал.
– Не очень-то помогает в реальном бою, – предположил Айрел. – Зато можно умирать со спокойной совестью, зная, что врагу, тебя зарубившему, тоже осталось недолго коптить белый свет. Хотя для этого до него тоже нужно дотянуться.
Салум никак не отреагировал. Бард обратил внимание, что тот выглядел даже унылее обычного.
– Я вот чего не понимаю, – сказал он, немного подумав. – Какой вам толк от договора с королем? Он диктует вам условия, ограничивает, связывает каким-то списком и иммунитетами, а сам использует вас в качестве рычага влияния на дворян. Что получаете вы?
– Деньги, – нехотя отозвался Кеане, помолчав еще немного. – Окиммы стоят очень дорого. Даже одногодички Гайра Лариса. Вся сумма отходит нам, король не претендует ни на медяк. К тому же, мы получаем возможность заниматься своими делами, не опасаясь преследований и гонений.
"Преследования и гонения" вернули Айрела к реальности. Поболтать на отвлеченные темы можно и в пути – сейчас же есть дела поважнее.
Через полчаса они шли по людным улицам в сторону конных рядов – музыкант настоял на том, что им необходим транспорт. Бард затолкал себе под рубашку купленную спутником подушку, имитируя упитанное пузо, перевязал один глаз тряпицей, на голову нацепил отобранную у Кеане шапку, ссутулился, изменил походку и теперь очень надеялся на то, что в таком виде его никто не узнает. Салум, порядком уставший от того, что его головной убор постоянно заимствуют все, кому не лень, брел рядом.
Конные ряды в Табиде богатые. Здесь можно найти лошадку любого цвета и стоимости, от дорогущих благородных скакунов, ведущих родословные со времен основания Кендрии, до простецких крестьянских коняг. Пахло навозом, сеном и конским потом. Равнодушно топтались каурые тяжеловозы из Кирша, трогательно хлопало ушами белое кудлатое недоразумение на кривых ножках – низкорослые степные коники, несмотря на внешнюю несуразность, пользовались популярностью за свою выносливость. Лошадки фыркали и задумчиво жевали сено, вяло обмахиваясь хвостами, неспешно рысили кругами по загону, скучали, нервничали, клянчили у потенциальных покупателей угощение или раздраженно ржали. Сердито бил копытом вороной гаржиец, изящный, тонконогий и норовистый. Лошадки из далекой солнечной Гаржи высоко ценились знатоками. Увидь его один из них, он бы тут же разразился страстной речью о горделивой стати скакуна, его идеальных пропорциях и общей безупречности. Айрел с Кеане же, таковыми не являвшиеся, искренне не понимали, за что здесь продавец просит столь астрономическую сумму – да, конь красивый, но ведь он не может стоить, как небольшой дом в центре столицы!
Салум, посмотрев на цены, успел пожалеть о своем решении не посягать на телегу Кады. Девушку он не видел уже несколько дней и искать не собирался. Ее имущество осталось в гостинице, где они втроем остановились по приезде в Табид. Мужчина очень надеялся, что лошадку Веснушку там исправно кормят хотя бы из расчета оставить ее себе, если хозяйка так и не явится.
Бард, не забывая старательно сутулиться, неторопливо брел вдоль ряда. Нельзя сказать, что желающих приобрести себе коняжку было очень много. Несколько солидных, богато одетых мужчин, возможно купцов, со степенным видом приценивались к животным. Некоторых из них сопровождали помощники, молодые, деловые, энергичные. Хозяин гаржийца подобострастно обхаживал юного высокомерного дворянчика, презрительно кривящего губы унижающемуся торговцу, однако поглядывающего на прекрасного коня с нескрываемым интересом. Здесь были ремесленники, крестьяне, солдаты. Служитель Фалкиона – второго помощника Давианы, покровителя сухопутных и водных путей, торговли и странствий, крепкий суровый мужчина в непременной темно-зеленой тунике с вышитой стрелкой компаса на груди вел под уздцы купленную им лошадку. Со стороны раздавалось восторженное девичье щебетание – дочка одного из купцов увидела жеребенка. Большинство присутствовавших не походило на типичных поклонников музыканта, вряд ли бывало хоть на одном его выступлении и, скорее всего, совершенно не интересовалось его судьбой, однако тот всё равно очень нервничал и боялся в любой момент быть кем-то опознанным.
Айрел натянул шапку еще ниже и постарался сильнее выпятить накладной живот. Уже убедившись, что от его спутника в деле подготовки к путешествию толку было немного, он не решился отпустить его одного за таким важным приобретением и даже не был уверен, что когда-нибудь снова доверит ему свои деньги. Риона не хватало так, что хотелось выть с тоски. Уж он-то точно бы всё устроил идеально.
Присмотрев симпатичного гнедого коника, бард, демонстративно прихрамывая, подковылял к загону и, аккуратно потеснив стоящих тут же крестьян, принялся рассматривать его вблизи. На вид лошадка была смирная, чистая, в меру упитанная. Большего певец о ней ничего не мог сказать, ибо совершенно в данном вопросе не разбирался. Оставалось надеяться, что стоило животное не очень много – денег у Айрела пока оставалось достаточно, но тратить их разом он не хотел. В загоне было еще около дюжины других животных, однако они музыканту как-то не глянулись.
– ... а кум домой вернулся, и уже на утро конь квелый стал, кое-как ноги переставляет, телегу еле тянет, – негромко переговаривались стоявшие рядом мужики. – Оказалось, торговец, шельма такой, его перед продажей хмельным опоил, чтоб он бодрым казался да резвым.
– Сосед мой вот тоже как-то лошадь прикупил, – отвечал второй. – Так у нее копыта треснутые оказались. Барыга-то трещины смолой залил да замазал чем-то, чтоб не видать их было. Денег содрал, как за здоровую, салумий выродок. Вот знатно тогда сосед на всю деревню матюгами орал.
Крестьяне, отойдя от загона, неторопливо двинулись к следующему.
Певец, полюбовавшись жеребчиком и решив, что он ему подходит, откашлялся и, постаравшись изменить голос, обратился к стоящему поблизости продавцу:
– Скажите, любезный, сколько вы за него просите? – указал на гнедого коника.
– У тебя столько нет, – отозвался тот, одарив потенциального покупателя беглым взглядом и мгновенно составив мнение об его платежеспособности.
Бард был одет в ту же одежду, в коей ночью плавал, просохшую, но мятую, неопрятную и покрытую грязными разводами – наивно было бы ожидать, что протекавшая сквозь крупный город река могла похвастаться родниковой чистотой. Салумья шапка не прибавляла его облику солидности. Скособоченные плечи и толстый живот, не вяжущийся с худощавостью остальных частей тела – тоже.
– И всё же? – Айрел нахмурился. Как-то поотвык он за последние годы от пренебрежения.
– Эй, господин! – торговец, демонстративно игнорируя барда, любезно обратился к проходившему мимо купцу. – Обратите внимание, прекрасные лошади! Шардийские рысаки, велезианцы, протти. Посмотрите – не пожалеете.
Купец не заинтересовался и смотреть не пожелал.
– Если передумаете, возвращайтесь! – крикнул ему вслед продавец. – Спросите Пега Царди! Меня здесь все знают!
– Вы можете назвать сумму? – с плохо сдерживаемым раздражением выдавил певец.
– Отвали, корявый! – торговец, соизволив к нему обернуться, угрожающе замахнулся сжимаемой в руке плетью. – Ты своим видом мне всех покупателей распугиваешь. Хромай отсюда, пока вторую ногу тебе не сломал. Не дай Давиана, еще лошадей чем заразишь.
– Приятно сознавать, что маскировка оказалась удачной, – проговорил Кеане, наблюдавший за разговором со стороны, когда к нему подошел мрачный, кипящий холодной яростью Айрел.
