Текст книги "Зов издалека"

Автор книги: Оке Эдвардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

21

Солнце стояло уже высоко. Винтер открыл замок, взял велосипед и надел темные очки. Он проснулся с головной болью, и голова пока не прошла, несмотря на две таблетки альведона.

До чего-то они все же договорились. Он посмотрел наверх – Ангела махала ему с балкона. Ему дали срок для размышлений… нет, не то. Он не мог подобрать нужное слово. Сейчас он вообще не мог сосредоточиться на личном, хотя понимал, что это самое «личное» важнее всего.

На Хедене стояла пыль столбом. Несколько молодых ребят играли в футбол на поле с гравийным покрытием. Студенты, решил Винтер. В тот единственный год, когда он изучал обществознание, он тоже играл центральным защитником в двух командах. Лучшая называлась «Совсем промокли». Они даже дошли до финала, проходившего здесь же, на Хедене. Но финал они проиграли команде медиков под названием «Пер ректум». Во втором тайме он получил красную карточку. Судья был полный идиот. И как только подобных судей допускают на важные игры?

– Она так и не дала о себе знать, – сказал Рингмар после «утренней молитвы». – Съездим?

Винтер задумался. Постановления прокурора в этом случае не требовалось. Как руководитель следствия он мог сам принять решение о «принудительной доставке для проведения допроса». Просто так вломиться в чужой дом они не имели права, а вот с целью «принудительной доставки» важнейшего свидетеля, который сам не дает о себе знать… Он посмотрел в бумагах – Андреа Мальтцер жила на улице Виктора Рюдберга. Вполне достойный адрес.

– Поехали.

На круговой развязке на Корсвеген стояли две столкнувшиеся машины. Кто-то поспешил. Дорожный полицейский в форме выяснял что-то с водителями. Лица у обоих виноватые и в то же время раздраженные – так всегда бывает, когда в аварии не пострадали люди. Инспектору было уже за пятьдесят. Рингмар открыл окно и помахал ему рукой. Тот кивнул в ответ.

– Сверкер, – вспомнил имя Винтер.

– Когда-то работали вместе… в молодости, – сказал Рингмар. – Он долго болел. Чуть ли не рак. Ноги, кажется…

– Да, я слышал… Теперь вспомнил. Рак кожи.

Они поднялись по Экландбакен.

– Долго ничего никому не говорил… а потом как-то очень быстро выписался из больницы. Но ноги, похоже, свои. Не протезы.

Они остановились на парковке напротив дома Андреа Мальтцер. Дом был многоэтажный, и на асфальте лежала густая тень. Строгий широкий прохладный подъезд. Плиточный пол. Стены выложены мрамором. У подножия лестницы – статуя обнаженной женщины. Палец приглашающе указывает вверх. Трехметровый цветной витраж пропускает тщательно выбранные оттенки дневного света. Пахнет деньгами и каким-то моющим средством.

– Почище, чем у тебя, – заметил Рингмар.

Вызванный слесарь уже сидел в плетеном кресле у лифта и встал при их появлении.

– Третий этаж, – сказал Винтер. – Пошли пешком.

Перила из какого-то тропического дерева и густая растительность в горшках на красивых пьедесталах. Укрощенные и прирученные джунгли.

Слесарь полез в сумку за инструментами.

– Подождите, – остановил его Винтер. – Сначала позвоним.

Никогда не знаешь, чего ждать… За дверью послышались шаги. Или это где-то еще? Дверь была массивной, топором не прорубишь. Нужна бензопила и кирка, желательно в руках Фредрика Хальдерса.

Загремела цепочка, и показалась женщина примерно в возрасте Ангелы.

Она недоуменно уставилась на троих мужчин.

Один в хорошо сшитом сером летнем костюме, другой, пониже, в сорочке с закатанными рукавами и бежевых хлопковых брюках, а третьему, со связкой ключей в руке, не больше двадцати пяти. Уродливые бермуды и майка. Наверное, из всех троих самый дурацкий вид был именно у него, но это уже нюансы.

«Держится спокойно, – подумал Винтер, – но удивлена. Всего-то воспользовалась правом на личную жизнь и скрылась на пару дней».

– В чем дело?

– Андреа Мальтцер?

– Я спрашиваю – в чем дело? Кто вы такие?

– Полиция. – Винтер достал удостоверение.

Пока она внимательно изучала документ, слесарь вопросительно посмотрел на Винтера и, дождавшись кивка, пошел вниз по лестнице, поигрывая связкой ключей.

– Еще раз – в чем дело?

– Вы разрешите войти? – спросил Рингмар.

– А вы тоже полицейский?

Рингмар извинился и протянул ей удостоверение.

Лицо ее пестрело веснушками. Наверняка зимой их меньше. Вид свежий и ухоженный, как и у Петера фон Холтена, пока он не начал блевать Винтеру на стол. Неужели не может никого найти, кроме женатого мужика? Немного устала, но совсем чуть-чуть.

– Итак?

– Да, конечно… проходите.

Прихожая показалась ему сумрачной, но гостиная была залита светом. Белые стены, окно на раскаленный полуденным солнцем балкон. За открытой дверью Винтер разглядел ажурный чугунный столик под большим зонтом.

На ней была майка на бретельках и шорты – длинные и широкие, удобные на вид. Летняя одежда… а сентябрь уже на носу.

«Все. Завтра надену шорты, – решил Винтер. – Этот панцирь в любом случае не спасает». Он вспомнил сестру. Она вчера опять звонила, приглашала зайти. Винтер сказал: «Обязательно, как только выберу время».

– Полагалось бы предложить кофе, но я хочу сначала узнать причину вашего прихода.

И они спросили ее, что она делала у озера Дель. Когда? Тогда-то и тогда-то… Ах тогда… Петер ушел, и она тоже пошла пешком. Почему?

– Мне надо было подумать, – сказала она, и Винтер услышал голос Ангелы.

Андреа Мальтцер требовалось подумать, почему и зачем она «украдкой», как она выразилась, встречается с женатым мужчиной. Нет, она не хотела брать его автомобиль… не хотела себя… компрометировать. Именно это слово она и употребила – компрометировать. Посидела пару минут в машине и пошла к летнему кафе, где заказала по мобильному такси. Винтер взглянул на Рингмара – тот еле заметно покачал головой. Никаких сигналов из такси не поступало. Как обычно. Хальдерс правильно подметил тогда на планерке. Таксисты держат язык за зубами, не хотят ни во что вмешиваться. Не во всех фирмах, но почти.

Они расспросили ее о деталях. Квитанция? Она покачала головой. Ясно, новоиспеченные фирмы предпочитают возить по-черному. И пассажиру дешевле, и им налоги не платить. Конечно, они должны уточнить все данные, но Винтер ей поверил. Люди ведут себя по-разному. Естественные поступки, странные поступки – все перемешано. Прощай, фон Холтен. Скорее всего прощай. «Правильно сделаешь, девочка», – подумал Винтер, а вслух спросил, не заметила ли она чего-нибудь необычного.

– Когда? Когда осталась одна? После ухода Петера?

– Да.

Он мог бы поинтересоваться, чем они там занимались с Петером, и не препятствовали ли эти занятия наблюдениям за окружающим миром. Но не стал.

– Это очень важно… – произнес он вслух. – Подумайте, пожалуйста. Все, что угодно… любое ваше наблюдение может оказаться полезным для следствия.

– Пойду сварю кофе и подумаю.

– Но сначала… – Рингмар жестом попросил ее задержаться. – Можете ли вы уточнить, где находились последние дни?

– Здесь… И еще в одном месте, но в основном – здесь.

– Мы вас искали.

– Я не хотела, чтобы меня кто-нибудь искал. Отключила автоответчик. И эту штуку тоже, – кивнула она на мобильный на столе. – Не читала газет и не смотрела ТВ.

– Почему?

– Мне кажется, я это уже объяснила.

– Не слышали, как звонили в дверь?

– Нет. Наверное, как раз в этот момент я выходила.

– И никаких посланий не получали?

– Петер кинул в дверь записку в конверте, но я ее выбросила.

– Что он написал?

– Не знаю. Даже не открывала.

– Когда это было?

– Вчера. Если вам интересно, она в мусоре. А мусор – в мусороприемнике внизу. Если его еще не увезли.

Винтер кивнул. Не так уж трудно уединиться, если тебе этого хочется. Права человека… Надо ими воспользоваться хоть раз.

– У меня осталось несколько дней отпуска.

Винтер опять кивнул.

– Еще вопросы?

– Так что же вы видели? Если что-нибудь видели, конечно…

– Я уже сказала – пока варю кофе, попробую вспомнить.

– Да, конечно…

Она поднялась и вышла. Винтер огляделся. Две фотографии в рамках на комоде. Он встал и подошел ближе. Петера фон Холтена на снимках не было. На одном – пара молодоженов. Скорее всего ее родители – фотографии никак не меньше тридцати лет. Классическое свадебное платье, фрак на женихе. Никакого заигрывания с тогдашним стилем хиппи. Фотография пахла большими деньгами. Как и квартира, как и дом, и улица, да и весь район города.

Другой снимок сделан на природе. Людей нет. Коттедж на острове в архипелаге. Снимок черно-белый, но дом наверняка красный. Стоит на скале. Чуть дальше угадываются мостки. Объектив наведен на здание. На небе ни облачка. Налево щит с надписью – «Здесь проложен кабель». От мостков к дому поднимается лесенка – либо бетонная, либо вырубленная в скале.

Это место Винтеру было знакомо. Он почти не сомневался – знакомо. Он видел этот дом и знал, где он находится. Обогнуть мыс слева и попадешь в залив. А там можно подняться на холм, окаймленный растрепанными ветром кустами можжевельника. За холмом, с подветренной стороны, – другой дом, принадлежавший его родителям и проданный, когда Эрику исполнилось двенадцать. С тех пор он много раз проплывал мимо на яхте, но желания высадиться не возникало ни разу. А теперь вдруг испытал приступ ностальгии.

Андреа Мальтцер принесла поднос с кофе и увидела, что он рассматривает фотографию.

– Знакомое место? – Она назвала остров.

– Точно, – сказал Винтер. – У родителей был там дом. Но это было давно.

– А мои купили всего несколько лет назад.

– Вот потому-то я вас и не узнал. – Винтер повернулся к ней и улыбнулся. Она удивленно посмотрела на него и села за стол. – В то время там не было никаких малышей, – пояснил он.

Она тоже улыбнулась, но промолчала. Он устроился напротив. Андреа сделала приглашающий жест, и Рингмар разлил кофе по чашкам. Винтер вдруг ощутил странную тревогу. Должно быть, снимок на него так подействовал. В его голове сейчас не было места воспоминаниям. Но… во всем есть какой-то смысл. Что-то его сюда привело. Он не верил в случайности. Никогда не верил. Говорят, многие преступления раскрывались благодаря случайностям, но он так не считал. Во всем есть смысл. И в случайностях тоже.

– Это мой оазис, – сказала она. – Если я не здесь, то там. Вчера, например.

– Вы что-нибудь вспомнили про ту ночь? – Рингмар был настроен более практично.

– Да… я видела лодку на озере.

– Лодку, – повторил Рингмар.

– Белую… или светло-бежевую. Наверное, пластмассовую.

– Далеко?

– Да… довольно далеко. Я вышла из машины… ну, когда приняла решение не пользоваться больше автомобилем Петера.

– Пожалуйста… опишите поточнее, что вы видели.

– Я уже сказала. Лодку… Она почти не двигалась. Или вообще не двигалась. Звука мотора, во всяком случае, я не слышала.

– А сам мотор вы видели?

– Нет… было еще темно. В лунном свете много не разглядишь. – Она поставила чашку на поднос.

– Удары весел?

– Нет… но в лодке кто-то сидел.

– Один? Несколько?

– Похоже, один.

– Но вы не уверены?

– Я же сказала – было темно.

– А тот, в лодке… он мог вас видеть?

– Откуда мне знать?

– Вы смогли бы узнать лодку, если вам ее покажут?

– Не знаю… не уверена. Но я помню размер… примерно, конечно… и обводы.

– А что вы делали потом?

– В каком смысле?

– Как долго вы стояли и смотрели на лодку?

– Пять минут, не больше… Я не придала этому значения – есть много любителей половить ночью.

– Не знаю, – сказал Рингмар. – Я не рыбак. И лодка была на месте, пока вы стояли у машины?

– Да… мне показалось, она не сдвинулась ни на метр.

– Давайте еще раз уточним время, насколько это возможно, – предложил Винтер.

22

Объявленный розыск принес первые результаты. Позвонили многие. Меллерстрём наряду с другими отвечал на звонки. Люди что-то видели, но поблизости никого не оказалось. «Где-то кто-то был», – обобщил результаты Меллерстрём, докладывая Винтеру.

Винтеру понравился такой оптимизм. Вполне в его духе. Я горжусь тобой, Янне.

Он сам сформулировал текст объявлений, висевших во всех жилых районах, пока их не сорвали. Никаких фотографий. Заголовок гласил: «Полиция просит помочь». Восемнадцатого августа в 04.00 найдено тело убитой женщины у озера Дель, в районе болота Кальве. Описание погибшей. «Всех, кто… мы просим связаться с нами…» И чуть ниже: «Если у вас есть какие-то дополнительные сведения, позвоните по следующему номеру». И еще ниже: «Предоставьте нам решать, какие сведения для нас важны, а какие нет». Странная фраза, если вырвать из контекста, но Винтер ее оставил. Подписал: «Отдел уголовного розыска окружного полицейского управления» и добавил крупными буквами: «СПАСИБО ЗА ПОМОЩЬ!»

Эта преувеличенная бодрость, по правде говоря, его раздражала, но, может, так и нужно, если хочешь получить какой-то результат. Он вспомнил болтающиеся на ветру клочья подобных объявлений на пригородных вокзалах в Лондоне.

– Нашли что-нибудь в лодке? – спросил Хальдерс.

– Бейер говорит, что краска та же, что и на дереве, – ответил Борьессон. – И встала примерно в то же время.

– Встала? – удивился Хальдерс. – Что значит «встала»?

– Бейер так сказал… ну, засохла, значит. То есть малевали одновременно.

– Что еще? – осведомился Винтер.

– В лодке столько воды, что отпечатки обуви зафиксировать не удалось. Но отпечатков пальцев – сколько хочешь. Пока их все обработают…

– Отпечатки разные?

– Ребята давали свою лодку кому ни попадя… или сдавали, но в этом они никогда не признаются. – Поговорю с ними еще раз.

– И рыбьей чешуи полно… Смотри-ка, в озерах еще есть рыба, – мрачно заметил Хальдерс.

– А отпечатки подошв на бортах?

– Как это? – Борьессон недоуменно уставился на Винтера.

– Когда сходят на берег, обычно встают одной ногой на борт, отталкиваются и прыгают. Не всегда, но часто.

– Бейер наверняка проверил.

– К вопросу о проверке… – сказал Хальдерс. – Тукхольм [10]10
  Тукхольм – Хальдерс намеренно искажает название Стокгольм. «Тукхольм» в переводе со шведского – город дураков.


[Закрыть]еще не давал о себе знать? Насчет пропавших без вести?

– Нет… из Стокгольма пока ничего, – развел ладони Рингмар. – Никто о пропаже не заявлял.

– Как это может быть? – Хальдерс демонстративно пожал плечами. – У них должен быть завал таких объявлений! Тридцатилетние домохозяйки, которым все обрыдло.

– Обрыдло? – переспросила Сара Хеландер.

– Обрыдло. В один прекрасный день они бросают плиту и швабру на произвол судьбы и уходят искать смысл жизни.

Винтер и Рингмар сидели в кабинете и говорили про автомобили. Двухдверный «Форд-эскорт CLX 1,8», хэтчбек, модель 92 или 93, возможно, 94. Или 91, 1,6.

Дежурная служба в Центральном полицейском управлении составила список «фордов» с номерами, начинающимися на HEL и HEI. Это заняло сутки. Они получили списки всех «эскортов» с этими комбинациями. Решили также пробить по центральному компьютеру вообще все «эскорты», поскольку полной уверенности, что надо искать конкретно это сочетание букв, у них не было. Бейер, во всяком случае, не брался утверждать стопроцентно, будто видит именно эти буквы, даже прочитал короткую лекцию на тему «оптический обман». Никто не был уверен, в том числе и собаковод.

Только в Большом Гетеборге, с Кунгбакой на юге, Кунгельвом на севере и Хиндосом на востоке, нашлось двести четырнадцать таких машин, модели девяносто первого, девяносто второго, девяносто третьего и девяносто четвертого годов. Короче говоря, машин было много.

– И это, как всегда, вопрос приоритета, – изрек Рингмар.

– Хочешь сказать, что машина – не главный приоритет? Спасибо, я знаю.

– Но ты считаешь это важным?

– Согласись, это была хорошая идея – с ночными камерами. – Винтер оторвался от списков и посмотрел на Рингмара.

– Хорошая… но двести четырнадцать… хотя могло быть и хуже. Если бы, скажем, речь шла об одной из обычных моделей «вольво».

– А могло быть и лучше. Я бы не возражал против «кадиллака-эльдорадо».

– Или «трабанта».

– Об этом можно только мечтать.

– Посадим двоих на это дело, – сказал Рингмар после паузы. – Залезут в авторегистр и найдут всех владельцев. И начнем с украденных.

– Кто в наши дни угоняет «эскорт»? А что, много машин в угоне?

– Спроси Фредрика. Он специалист по угонам.

– Для начала возьмем прокатные машины.

– И служебные.

– Служебный «форд-эскорт»? Ты шутишь?

– Небольшие предприятия. Мелкие, так сказать, – значительно произнес Рингмар, и оба улыбнулись. – Очень мелкие. Семейные. Пекари там, кровельщики…

– А потом личные машины.

– Думаю, большинство можно будет исключить сразу.

– Значит, двое, – подытожил Винтер. – Согласен. Пусть начинают прямо сейчас.

Перед ленчем у Винтера была назначена еще одна встреча. Он, ни о чем не думая, постучал в кабинет Велльмана. Тот не поднялся ему навстречу. Как-никак начальник. Он показал на стул. В окне за его круглой головой виднелся Новый Уллеви. Велльман весь состоял из мягких округлостей, не только голова.

Перед стадионом на площади было пусто – черное озеро, в котором кое-где поблескивали смятые пивные банки. Велльман постоянно пил минеральную воду, но все равно сидел потный. «Сидит и думает, почему я так не потею, – решил Винтер. – Да потому что твой костюм только зимой носить».

– Жарко, – сказал Велльман.

– Ты так считаешь?

– А тебе нравится жара?

– Иногда стимулирует… По вечерам вполне терпимо, хотя пользоваться этими вечерами не особенно удается.

– Я хотел только узнать, как продвигается расследование.

– Делаем все, что в наших силах, – не задумываясь отрапортовал Винтер, размышляя, стоит ли посвящать Велльмана в их автомобильные приключения.

– И ведь никто ее не хватился…

– Нет.

– А ты читал? – Велльман пододвинул ему стопку газет. – «У полиции нет никаких следов…» Вот что здесь написано.

– Хенрик! Ты же сам все прекрасно понимаешь.

– Но… у нас же есть следы?

Винтер посмотрел в окно. На асфальтовое озеро у стадиона вплыл большой автобус и остановился.

– Эрик! У нас же несколько следов!

Из автобуса никто не выходил. Странно. Винтер не мог определить, выключен двигатель или нет – автобус стоял к нему боком, и фар не было видно.

– Разумеется. Тебе-то не надо об этом докладывать.

– Нет, конечно. Но у меня пресс-конференция после ленча.

– Как будто я не знаю.

– Как это все скверно, – вдруг огорчился Велльман. – Какое все дерьмо. Вся эта суматоха…

– Что – дерьмо?

– Ужасно не люблю, когда нет имени. Есть имя – и все идет как по маслу. Не важно что – наркотики, драки…

– Тебе так больше по душе?

– Что значит – по душе? Мне все это не по душе. Но ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

– Конечно. Если знаешь ответ с самого начала, след найти куда легче.

– Что? Что такое?

– Ты имеешь в виду, что если легко с самого начала, то и потом не трудно?

– Не придирайся к словам, Эрик!

– Что-нибудь еще?

– Нет, нет… ты знаешь, что делаешь.

– Особенно, когда меня не дергают каждую минуту.

Винтер все время поглядывал на автобус. Никто так и не вышел. К окну водителя подошла какая-то женщина, обменялась с ним несколькими словами и побежала. По Сконегатан, через парковку, прямо к их управлению. Винтер вгляделся – лицо ее было искажено страхом. По-видимому, она забежала в здание – отсюда, сверху, сказать трудно.

– Извини, – пробормотал Винтер и бросился к лифту.

23

Внизу творилось черт-те что. Женщина, которую он видел на улице, возбужденно говорила что-то дежурному, чуть не по пояс просунувшись в окошко стеклянной перегородки. Здесь уже были пять или шесть оперативников, бестолково суетились двое следователей. Вестибюль выглядел как всегда – велокурьеры, экспедиторы, адвокаты и их клиенты: наркоманы – кто на подъеме, кто в ломке, – проститутки, угонщики, мелкие воришки разных мастей, полупьяная шпана, клерки, которых выставили из ресторана, а они вернулись с монтировками, перебравшие дамы, оказавшие яростное сопротивление полиции. И еще десятка три обычных посетителей. Смена паспорта (у тех вообще отдельный вход), заявления об исчезновениях… Кто-то просто взял и зашел сюда – бог ведает зачем.

Начальник полиции порядка заговорил с перепуганной женщиной. Она все время оборачивалась и показывала в сторону Уллеви. Винтер подошел ближе.

Оказывается, в салоне сидит мужчина с маленьким мальчиком и угрожает убить себя и ребенка, а заодно взорвать автобус. Он показал оружие и какой-то шнурок, говорит: «Если я за него дерну, все взлетит на воздух».

– Займись оцеплением, – сказал один из оперативников стоящей рядом женщине в полицейской форме.

Все вокруг задвигались, как будто киноленту пустили вдвое быстрее. В вестибюле сразу стало тесно – прибывали все новые и новые полицейские. Всем патрульным машинам по радио было приказано немедленно вернуться в управление. Винтер посмотрел на улицу через стеклянные двери – автобус так и стоял на месте. Отсюда он казался меньше.

– Свяжись с Бертельсеном в иностранном отделе! – крикнул оперативник бежавшему к лифту парню.

Все ясно. Отчаявшийся человек в автобусе наконец выбрал… Да ничего он не выбирал. Никакого выбора у него не было. Скорее всего один из получивших десяток отказов, и теперь ему грозит высылка из страны. По дороге на околоземную орбиту… если доживет. Один из вселенских беженцев, летающих над планетой в своих ржавых кораблях… или в товарном вагоне, который с грохотом несется через болота и пустыни, никогда не останавливаясь в оазисах. Он и вправду может застрелить и себя, и мальчика. Такое уже бывало.

За несколько минут оцепили Сконегатан и пустили движение в обход.

Неизвестно откуда начали появляться зеваки, словно бы существовал еще какой-то, куда более быстрый, способ передачи информации. Наверное, так оно и есть – в управлении вечно толклись несколько репортеров. Он огляделся – в вестибюле уже скопилось больше людей в гражданском, чем полицейских. Журналистам повезло.

Винтер вышел на улицу. Зеваки тянулись со всех сторон, и полицейским приходилось применять силу, поскольку они мешали поставить оцепление. Праздник города сменился другим спектаклем… «И я ничем не лучше прочих любопытных», – обругал он себя и поднялся в свой кабинет с окнами на канал.

Он бросил взгляд в окно. Четверть часа назад все было пусто, а теперь… словно кто-то рассыпал по мостовой крошки хлеба и в одно мгновение площадь заполнили стаи орущих чаек.

Зазвонил телефон.

– Да?

– Бертиль. Перестрелка на Ворведерсторгет.

– Что?

– Три минуты назад позвонил свидетель. Говорит, настоящая гангстерская война. И у нас там есть патрульная машина, они подтвердили – да, стреляют.

– Ну и денек…

– Я что-нибудь пропустил?

– У нас тут драма с заложниками. Прямо под окнами.

– Я весь день сидел на телеф… Что ты сказал? Заложники?

– Автобус. Не важно. Ты кого-нибудь туда направил?.. Где, ты сказал, стрельба?

– Ворведерсторгет.

– Я знаю, где это.

– Там патрульная тачка, но наших никого. И у меня никого…

– Поехали, – сказал Винтер. – Машина есть?

Пока они мчались по Смоландсгатан, их преследовали усиленные мегафонами голоса. Он подумал о маленьком мальчике в автобусе, и его охватил гнев, похожий на внезапный приступ тошноты.

– Что происходит… – то ли сказал, то ли спросил Рингмар, поглядывая в зеркало.

– Знаю только, что там сидит парень с маленьким мальчишкой и собирается застрелить и его, и себя. А может, и других.

Рингмар вздохнул.

– Возможно, у него еще и взрывное устройство.

– А мы едем в другой конец города…

Винтер покосился на Рингмара. Внезапно захрипело и затрещало радио. Полицейский докладывал о событиях на Ворведерсторгет. Четыре выстрела с крыши дома на площади. Похоже, перестрелка – двое стреляли друг в друга, а теперь исчезли. Ищут на крыше и на земле… «О черт! Опять стреляют!» – воскликнул полицейский, и связь прервалась.

– Да что ж это такое… – Рингмар постучал по приемнику. Ничего, кроме потрескивания. – Это Ион Стольнаке.

Они переехали мост. Уже на подъезде к площади Винтер увидел две патрульные машины и лежащих на земле людей. У него похолодело в животе, но когда они подъехали ближе, оказалось, что все живы – просто ищут защиту, чтобы случайно не оказаться на линии огня.

Они, пригибаясь, подбежали к двум полицейским, сидящим на корточках за патрульной машиной. Один держал в руке «уоки-токи». Он кивнул Винтеру и Рингмару – это был Сверкер. Пару дней назад они уже с ним сталкивались – он разбирал дорожное происшествие на Корсвеген. Винтер тут же вспомнил, что Сверкер вернулся на службу после лечения по поводу рака.

– Чертовы гангстеры, – сказал Сверкер. – И что, теперь так и будет продолжаться?

– Что происходит?

– Что происходит? Стреляют, вот что происходит, – вмешался второй полицейский, и в эту секунду опять прозвучал выстрел. Сидеть здесь на корточках было неудобно, неприятно и страшно.

– Настоящая война, – сказал Сверкер.

Кто-то закричал неподалеку, сначала коротко и громко, а потом тише, но более продолжительно.

– Что это? – Глаза у Рингмара округлились.

Винтер приподнялся и посмотрел через автомобильные стекла. В тридцати метрах от них на асфальте лежал полицейский в форме. Он и кричал. По-видимому, был ранен, поскольку не мог подняться. Или решил, что безопаснее оставаться недвижимым. Но он кричал. Крови видно не было, однако лежал он как-то странно.

– О Боже, – прошептал Сверкер, привстав рядом с Винтером. – Это же Йонни! Когда перестали стрелять, Йонни вышел из укрытия… Это же Йонни! Йон Стольнаке…

– У тебя есть мегафон? – спросил Винтер.

– В машине… сейчас достану. – Он осторожно открыл дверцу. – Случайно остался… Надо, чтобы во всех машинах были мегафоны. Как стандарт.

Винтер взял в руки мегафон и нажал кнопку.

– ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ! РАНЕН ПОЛИЦЕЙСКИЙ! Я ПОВТОРЯЮ: ЗДЕСЬ РАНЕНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ, КОТОРОМУ НЕМЕДЛЕННО НУЖНА ПОМОЩЬ. МОГУТ БЫТЬ И ДРУГИЕ РАНЕНЫЕ. НЕМЕДЛЕННО УБЕРИТЕ ОРУЖ…

Звук выстрела заставил его резко присесть за машиной. Он не удержал равновесия, пришлось опереться рукой с мегафоном об асфальт. Вот опять. Стреляли откуда-то сверху. Винтер мысленно сравнил интенсивность хлопка – второй выстрел показался ему более дальним. Возможно, они уходят. Противник отступает. Или один из противников – они же стреляли друг в друга.

Он вновь поднял мегафон. Ободранные костяшки пальцев сильно кровили.

– ЭТО ПОЛИЦИЯ. НЕМЕДЛЕННО УБЕРИТЕ ОРУЖИЕ. ЕСТЬ РАНЕНЫЕ. ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ. ЕСТЬ РАНЕНЫЕ, КОТОРЫМ НУЖНА ПОМОЩЬ. НЕМЕДЛЕННО УБЕРИТЕ ОРУЖИЕ.

Нужны самые простые слова. Можно, конечно, сказать, что это Швеция и здесь такое недопустимо, но вряд ли до бандитов дойдет смысл. К тому же вполне вероятно, что это не соперничающие банды мигрантов, а самые обычные шведские гангстеры. Граждане нашей спокойной страны…

За спиной послышался нарастающий вой сирены. Подъехали две «скорые» и остановились в двадцати метрах. На другой стороне площади, как показалось Винтеру, собралась тысячная толпа. А рядом с ним лежали полицейские и случайные прохожие, попавшие не в то время и не на то место. Или… место то, а время неподходящее. Или наоборот.

Опять раздался выстрел, но на этот раз совсем далеко – прозвучал, как рождественская хлопушка в другом районе.

Раненый полицейский затих.

Как бы он не умер, подумал Винтер. Наверняка тяжелый шок.

– Мы должны принести Йонни, – сказал Сверкер. – Там могут быть и другие раненые.

– ЭТО ПОЛИЦИЯ. УБЕРИТЕ ОРУЖИЕ. МЫ ДОЛЖНЫ ЗАБРАТЬ РАНЕНЫХ. МЫ ПОДНИМАЕМСЯ И ИДЕМ НА ПЛОЩАДЬ ЗАБРАТЬ РАНЕНЫХ. ЭТО ПОЛИЦИЯ. НЕМЕДЛЕННО УБЕРИТЕ ОРУЖИЕ. ЗДЕСЬ МНОГО ЛЮДЕЙ. ЕСТЬ РАНЕНЫЕ. «СКОРАЯ ПОМОЩЬ» ДОЛЖНА К НИМ ПОДЪЕХАТЬ.

Водитель одной из «скорых» дал несколько продолжительных сигналов, точно подтверждая его слова.

Винтер огляделся. Длинная узкая площадь, крыши, вывески магазинов. Сверкер, сжимающий в руке служебный пистолет.

– Убери, – сказал Винтер.

Йонни снова вскрикнул. Выстрелы прекратились. Винтер прищурился, пытаясь определить, есть ли кто-то на крыше, но солнце било в лицо, и через секунду перед глазами поплыли огненные пятна.

– ЭТО ПОЛИЦИЯ! МЫ ВЫХОДИМ НА ПЛОЩАДЬ. ЗА НАМИ ЕДЕТ «СКОРАЯ ПОМОЩЬ». МЫ ВЫХОДИМ НА ПЛОЩАДЬ.

Он встал и медленно обошел машину с мегафоном в руке, мысленно обругав себя идиотом. Потом двинулся по площади, осторожно, будто под ним не мостовая, а образовавшийся за ночь лед. Йон Стольнаке лежал неподвижно. Винтеру показалось, он что-то бормочет.

Он еще раз огляделся. Люди лежали прямо на асфальте и в арках дворов, но он не мог определить, ранены они или просто стараются укрыться от пуль. Рядом он услышал голос Сверкера и обернулся – тот стоял рядом. И Рингмар.

Винтер опустился на колени. Лицо раненого было совершенно белым, а брюки внизу живота пропитаны кровью. Оттуда, из-за машины, они этого не заметили. На этом фоне странно смотрелись начищенные до зеркального блеска ботинки.

Сверкер поднялся и махнул рукой. Водитель «скорой» в ту же секунду рванул с места, словно только и ждал этой отмашки. Взвизг пробуксовавших по асфальту шин точно послужил сигналом: люди стали подниматься с земли. Многих так трясло, что они вынуждены были снова сесть на асфальт. Кто-то навзрыд плакал.

Подъехали еще несколько машин «скорой помощи». Внезапно мимо прогрохотал трамвай, как видение из иного мира. Полицейские с помощью медиков выясняли, есть ли еще раненые. Стольнаке отнесли в машину и увезли. Страшно хотелось пить.

Странно, что девочка не купается в надувном бассейне. Такая жара. Прошло уже много дней. Было жарко, но она не помнила, когда видела девочку в последний раз. И мать не видела… но ей трудно следить за временем, она знала за собой этот грех. Слишком уж она стара… И Эльмера больше нет. Это он подводил часы и в бесконечные летние дни сообщал ей, что дело идет к вечеру. А сейчас темнеет намного раньше. Наступает осень.

Эстер Бергман сквозь щелку в окне слышала детские голоса. Она не любила открывать окна настежь, особенно в такую жару. На дворе еще жарче, чем в доме. В доме приятно.

Дети визжали, прыгая в воде. Хорошо бы им к морю… Море так близко, но поехать туда они не могут. Может, и не хотят, но и не могут. Все эти черноволосые детишки, их мамы или тетки… или кто они им… сидят в тени. Вероятно, там, откуда они приехали, даже и моря нет. Пустыня, должно быть… горы и все такое.

А у девочки волосы не черные. Не у всех детей во дворе черные волосы. Двор большой, что там на другом конце… даже в очках не разглядишь. Иногда ей казалось, что и дойти-то туда – путь не близкий. Еще хорошо, что до магазина она может добраться.

Эстер Бергман сняла очки, протерла и опять надела. Все равно видно плохо… Помыть их, что ли, с порошком? А может, и не в очках дело, а в глазах. Все равно нужно радоваться. Восемьдесят пять все-таки, а она еще управляется. И газеты читает – недолго правда. Быстро устает. И телевизор смотрит, если что-то интересное. Или объявление какое-нибудь. Люди вечно хотят что-то купить или продать – прямо смешно.

Ей казалось, что девочка живет в одной из квартир налево, с торцевой стороны, где черное крыльцо, но Эстер не видела, чтобы она входила или выходила. Рыжая она, что ли… Ей запомнилось, что девочка рыжая. Еще какая рыжая. И куда она делась? У некоторых детей волосы светлые. Не черные. А у нее рыжие. У нее – и больше ни у кого.