Текст книги "Зов издалека"

Автор книги: Оке Эдвардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

Озеро… А если они и вправду приплыли на лодке? Прибрежная линия почти десять километров, полно народу. Ночь, конечно, но в такую жару многие выходят подышать. Как можно незаметно приплыть на лодке?

А вдруг кому-нибудь пришло в голову побегать ночью вдоль озера? Истинные джоггеры со временем не считаются… и вообще, никто не знает, что у них в голове.

Выбор места для трупа всегда полон смысла, хотя сам преступник об этом не знает.

Он выбирает и тем самым дает нам нить. Что-то заставило его поехать именно туда. Может, что-то в его прошлом.

Место. Начнем с места. И прежде всего начну я. Я начну именно с места и поеду туда прямо сейчас, не откладывая.

Он положил конверт со снимками и встал так быстро, что закружилась голова.

«Ортостатический коллапс», – вспомнил он термин, слышанный когда-то от Пии.

Голод прошел, но поесть все равно надо. Он заехал в китайский ресторан на Фолькунгагатан, быстро перекусил и выпил не меньше литра воды.

Сорочки и платья немногочисленных посетителей насквозь промокли от пота. Никто уже не обращал на это внимания.

8

Винтер посмотрел на часы и включил радио. Новости. «У полиции пока нет никаких следов…» Это правда. Кто бы ни сказал эти слова репортеру с «Радио Гетеборг», не погрешил против истины. Никаких следов.

Он поставил климат-контроль на двадцать два градуса. Сейчас нельзя простужаться. Странно, в машине казалось, что на улице прохладно, но стоит открыть дверцу – жар как из доменной печи.

В парке крутилось колесо обозрения. Интересно, сколько лет он уже там не был?

Асфальт размяк, из-за колеблющегося в воздухе марева он казался мокрым. Размытые контуры встречных машин, почти сливающиеся с дорогой. Направо он заметил щит – температура воздуха тридцать семь градусов, асфальта – сорок девять. Ничего себе.

На подъеме за перекрестком на Каллебеке он увидел на другой стороне дороги двоих полицейских в форме. Один приветливо махал автомобилистам, другой держал видеокамеру.

Миновав их, Винтер посмотрел в зеркало. Камера была направлена в его сторону. Почему? Они же снимали движение на встречной полосе. Но парень зачем-то повернулся ему вслед. Или не ему, а кому-то другому, но повернулся. Значит, он попал в видеозапись, и не только он, а все ехавшие с ним в одном направлении, хотя дорожных полицейских интересовало встречное движение.

На перекрестке Винтер свернул к озеру и двинулся по буросской дороге. Из-за жары народу почти не было – пустые газоны, пустые парковки.

Он собрался уже остановиться у места находки, но решил сначала проехать по старой дороге и повернул под виадук. На поле паслись лошади. Скаковые, сразу видно. Миновав пару больших хуторов, он заехал на парковку, вышел и закурил «Корпс», присев на горячий капот.

Из головы не выходил полицейский с камерой. Может быть… Совсем недавно кто-то говорил, что дорожная служба патрулирует и ночью. С камерами ночного видения. Он даже получал какую-то рассылку на этот счет. А ранним утром?..

Где они были ночью? Интересно, эти тесты проводятся везде или только в восточной части города?

Если бы съемки велись в последние двадцать четыре часа, дорожники сами бы ему позвонили. Будь этот мир немного получше, они связались бы с ним. Но мир такой, какой есть, и в реальности пройдут дни, а то и недели, пока у них хватит сообразительности сложить два и два. Ошибки, недопонимание и халатность, допущенные в первые часы следствия, очень трудно исправить потом. А они случаются, эти ошибки, и довольно часто. Полицейские тоже люди.

Реорганизация в девяносто пятом еще добавила неразберихи. Полицейские стали рассуждать, как звери: это мой ревир, а это твой. Я в твой не суюсь, и ты в мой не суйся.

Он достал из машины телефон и позвонил в отдел дорожной полиции. Представился и попросил соединить с комиссаром.

– Вальтер занят.

– Как долго он будет занят?

Винтер почти увидел небрежное пожатие плеч.

– Я спросил: как долго он будет занят?

– А кто вы, я не понял?

– Комиссар Эрик Винтер. Исполняющий обязанности начальника следственного отдела.

– А ни с кем другим не хотите поговорить?

– Я уже сказал, с кем хочу поговорить.

– Вальтер заня…

– Следствие по убийству! Немедленно пригласи Вальтера Кронвалля!

– О’кей, о’кей, подождите…

Прямо над ним пролетел самолет, заходя на посадку на Ландветтер, совершенно беззвучно, словно паря на фоне блекло-голубого, выцветшего от жары неба. Звук двигателей он услышал, только когда самолет почти скрылся за горизонтом. А это что… косуля? Нет, скорее всего олень. В сотне метров от него, почти не заметный на фоне бурой выгоревшей травы. Зверь прянул в сторону, но Винтеру так и не удалось различить его контуры. Так, дуновение ветерка, не более того.

Он впервые заметил, что кузнечики стрекочут в определенном ритме. Стрекот нарастает, ослабевает, нарастает, ослабевает… Откуда у них чувство ритма, к тому же коллективное? Сигарилла давно погасла.

– Кронвалль слушает.

– Эрик Винтер.

– Я был занят.

– Ты и сейчас занят.

– Что?

– Ты занят разговором со мной, Вальтер. Мне нужно знать, стояли ли у вас этой ночью камеры наблюдения на буросском шоссе. Ночью и ранним утром, еще до рассвета. Темно было…

– Скоростной контроль?

– Тебе лучше знать.

– А в чем дело?

– Ты что, ничего не слышал про убийство? Задушили женщину…

– Да-да, я слышал… Хотя внутренняя коммуникация у нас, сам знаешь…

Он замолчал. Наверное, листал рапорты.

Винтер ждал продолжения. Пот начал щипать глаза, он залез в машину и вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Значит… снимали ли мы поблизости… когда темно-темно… когда темнее темного… э-э-э… Может, и снимали. Вообще у нас такого оборудования нет, но иногда берем напрокат у вертолетчиков… Тестировали. Тестирование оборудования – важная… ух, какая важная часть нашей неусыпной… Пока ничего нет. Надо спросить подотдел в Херланде.

– Можешь проверить прямо сейчас?

– Только сейчас и могу… если ты хочешь увидеть запись…

– Это как?

– А разве комиссар не знает состояния дел? Ребята в видеомашинах проверяют запись, сматывают на начало и передают сменщикам. Но если повезет… сменщики выезжают не сразу… Я же сказал, это всего лишь тест. Часть нашей неусып…

– Они стирают запись?

– Конечно. Здесь, в дорожной полиции, наши ресурсы настолько ограничены, что только неусыпная работа…

– Пожалуйста, не тяни. Свяжись с ними сразу.

– Я тебе перезвоню.

Эрик сунул телефон в нагрудный карман, вышел из машины и несколько раз отжался, используя капот в качестве опоры. Суставы похрустывали. Надо больше двигаться. «Если я хочу вечно оставаться самым молодым комиссаром в полиции, надо больше двигаться. Бергенхем приглашал поиграть в бенди в зале… Дурацкая мысль, а почему бы нет? Или бегать через день. До Лонгедрага и обратно. Хотя я и так все лето крутил педали…»

Он подошел к автобусной остановке и посмотрел расписание. Остановка называлась Хелендаль. Автобус 701, Бруплац – Фролунда Торг. Последний автобус 23.43. Надо проверить и подшить к делу. Следствие вообще похоже на большой пылесос – засасывает все, что угодно: протоколы допросов, технические улики, разумные мысли и бредовые идеи. Почти все это, как правило, ровно никакого отношения к делу не имеет. Но постепенно, шаг за шагом, начинают проявляться какие-то туманные связи. Тогда можно сформулировать версию.

На груди зазвонил телефон.

– Винтер.

– Это опять Вальтер. Мне нравится ход твоих мыслей. Они работали с камерой ночью и ранним утром. В восточных пригородах. Причем только эту неделю.

– А где они стояли? На буросском шоссе?

– Вот именно! На буросском шоссе. И две камеры пока никому не передавались, так что запись наверняка сохранилась.

– Было всего две камеры?

– Я тебя не понимаю.

– Ты сказал: две камеры. Были ли еще камеры в этом районе?

– Насколько я понял, нет.

– Мне надо посмотреть записи.

– Где?

– Можешь после ленча послать их мне в отдел?

– Конечно! У нас, как ты знаешь, для таких случаев есть специальные курьерские машины.

– Спасибо, – коротко засмеялся Винтер.

– Если раскроешь убийство, не забудь меня.

– Само собой.

– Что-нибудь вроде: гол был забит с подачи Вальтера Кронвалля из дорожной полиции, который своей неусыпной…

– Мы друзей не забываем, – заверил его Винтер, нажал кнопку отбоя и еще раз взглянул на расписание автобусов, уголком глаза заметив какое-то движение.

Олень с большими красивыми рогами. Самец. На этот раз он был ближе – неторопливо пересекал поле. Остановился посередине и посмотрел на Винтера. Эрик подивился, как непринужденно и согласованно работают мышцы под бурой летней шерстью. Вот кому никакой стретчинг не нужен.

Олень поглядел прямо на него. Винтер стоял словно парализованный, боясь пошевелиться. Олень его гипнотизировал. Винтер никогда не увлекался охотой. Вот так это, должно быть, и бывает: дичь и охотник, оружие, взгляд, который, кажется, длится вечно. Затишье перед смертью. Поднятое оружие. Выстрел.

Олень не двигался, точно выжидал чего-то. Винтер тоже. Он не охотник, ну и что? Наверное, на охоте все так же. То же расстояние между ловцом и дичью. Параллель напрашивалась сама собой. Расстояние… дистанция. Он охотник. Конечно же, охотник. Это его работа. А преступник – дичь. Добыча. Жертва. Нет… вряд ли можно убийцу назвать жертвой. В момент убийства он сам был охотником. Жертва – это тот, кого он убил. И, убив, превратился из ловца в дичь.

Он вспомнил женщину, брошенную здесь, как забитое животное. Жертва… а может быть, добыча. Он вспомнил ее полуоткрытый рот. Безмолвный крик. Зов издалека… из бесконечности.

Для оленя отсюда до того проклятого места – две-три минуты. Если он, конечно, решится пробежать через туннель.

Он вернулся в машину и завел мотор. Олень по-прежнему не двигался. Только когда Винтер развернулся, зверь тряхнул рогами и побежал к опушке.

Он оставил машину на парковке и пошел по тропинке через оцепленный участок. Трава там, где лежало тело, все еще примята. Он повернулся и смерил пройденное расстояние. Не так уж и близко, особенно если нести труп. Мертвое тело, хоть и не сопротивляется, почему-то тяжелее живого.

Впрочем, убийца не обязательно должен быть атлетом. Страх разоблачения придает силы. А может, он был не один?

Винтер представил себе несколько фигур в бледном свете занимающегося дня… Несколько человек, подгоняемых страхом, адреналином… безумием.

Конечно, ее могли нести по полю. В тумане. Почему нет?

Поиски должны быть ограничены каким-то определенным радиусом, но это всегда очень трудно. Нельзя топтаться наугад. А когда слишком много людей, всегда получается наугад.

Он вздрогнул – совсем близко грохнул выстрел. Потом еще один. Два выстрела в ленивом полдневном покое. Эхо в лесу, эхо на воде. Они снова начали пользоваться стрельбищем.

Две кассеты с видеозаписью лежали на его столе.

Он снял рубашку, начал ее выжимать, и как раз в этот момент вошел Рингмар.

– Солнце не остановишь, – сказал он.

– Я люблю солнце.

– Когда переоденешься… Джентльмены из прессы уже бьют копытом.

– Только джентльмены? А где же леди?

– В уголовной хронике работают одни джентльмены.

– Скоро все переменится. Мужчины будут вести репортажи из модных салонов. – Винтер сполоснулся под краном и переоделся.

– Пошли?

– Только не затягивай. Мне нужно срочно просмотреть эти записи, – кивнул он на стол.

Пока они шагали по коридору, Винтер объяснил Рингмару, в чем дело. Они спустились на лифте. Репортеры выглядели так, словно собрались на пляж: шорты, майки, а на одном даже темные очки. Крутой парень.

– Мы пока не знаем, кто она, – ответил он на первый вопрос.

– А фотографии у вас есть?

– В каком-то смысле – да.

– Что значит – в каком-то смысле? – спросил Ханс Бюлов из «ГТ», один из немногих, с кем Винтер был знаком.

– У нас есть фотографии трупа. Как вы и сами знаете, публиковать такие снимки не принято.

– А если это необходимо?

– Мы вернемся к этому.

– Но она убита?

– На этот вопрос пока ответить не могу. Не исключено самоубийство.

– Значит, она покончила с собой, а потом поехала на озеро Дель и улеглась в канаву? – спросила женщина из местного радио.

Винтер тут же вспомнил слова Рингмара: в уголовной хронике женщин нет.

– А кто вам сказал, что она умерла в другом месте?

Радиодама покосилась на Ханса Бюлова – в вечернем выпуске «ГТ» уже появилась статья с подробностями произошедшего.

– Мы пока не можем установить последовательность событий в связи… в связи со смертным случаем.

– А когда мы узнаем, убийство ли это?

– Сегодня к вечеру я получу заключение медиков.

– А свидетели есть?

– Без комментариев.

– Как нашли тело?

– Поступил сигнал. Нам позвонили.

– То есть свидетель был.

Винтер развел руками – понимайте как хотите.

– Она шведка?

– Не знаю.

– Но вы же ее видели! Как она выглядит? Как скандинавка? Или приезжая?

– Сейчас не могу распространяться на эту тему.

– Если она не похожа на северянку, проще, наверное, искать, где именно в Гетеборге она жила, – сказал молодой журналист. Винтер его раньше не видел. Или просто не запомнил.

– Что вы имеете в виду?

– А вы разве не знаете, где живут эмигранты?

Винтер не ответил. Северные пригороды… Что ж, это может упростить дело.

– Есть еще вопросы?

– Возраст?

– Точно сказать нельзя. Около тридцати.

Журналисты писали, наговаривали что-то на диктофоны. Ну как же. Летнее убийство в Гетеборге.

– Что вы предпринимаете?

– Следствие идет широким фронтом. С раннего утра. Прежде всего мы должны зафиксировать все находки на месте обнаружения трупа. Серьезные ресурсы подключены к идентификации.

– Когда это случилось?

– Что?

– Убийство… смертный случай… Когда это случилось?

– И на этот вопрос пока ответить трудно. Вчера поздно вечером, точнее сказать нельзя.

– А нашли ее когда?

– Рано утром.

– А точнее?

– Около четырех утра.

– А живущих поблизости уже опросили?

– Работаем над этим. Так что если кто-то думает, будто видел нечто имеющее отношение к делу, добро пожаловать. Пусть звонят в полицию.

– Мотив?

Винтер пожал плечами – странный вопрос. Мягко говоря, преждевременный.

– Имело ли место изнасилование?

– Не могу ответить.

– Что-нибудь вам знакомо?

– Простите?

– Характер преступления вам знаком? Вы уже сталкивались с чем-то подобным? Здесь или в других местах?

– К сожалению, это тайна следствия.

– Известна ли убитая полиции?

– По-моему, я уже сказал – труп пока не опознан.

– Это часто встречается?

– Что именно?

– Неопознанные трупы. И уже довольно много времени прошло…

– Прошло… – Винтер посмотрел на часы, – меньше двенадцати часов. Не сказал бы, что это такой уж большой срок.

– Но и немалый, – возразил журналист в темных очках.

– Есть еще вопросы?

Этот крутой парень прав. Срок уже немалый.

9

Весь день лил дождь, и она сидела у окна. Дядьки куда-то ушли. Ей было страшно, но еще страшней, когда они рядом. Она только раз крикнула в машине, а у него был такой вид, что он сейчас ее ударит. Не ударил, но вид был такой, что сейчас ударит.

Это был другой дом, и другие деревья за окном. Ни одного здания поблизости, и за весь день она не видела на дороге ни единого человека. Никаких звуков – ни машины, ни поезда. Однажды раз что-то зашумело, как будто самолет пролетел. Она даже подняла голову и посмотрела на потолок.

Она поискала телефон, но не нашла. А то сняла бы трубку и позвонила маме. Ничего хитрого, она сто раз видела. Поднимаешь трубку – и кноп-кноп-кноп.

Скоро придет мама. Дядьки, наверное, ее ищут. Они уехали, потом приехали и опять уехали. А теперь уехал только один, другого с ним не было. Может, он и не уехал. Сидит, наверно, в другой комнате. Она видела его перед домом. От дома до опушки совсем близко. Он вышел из леса и посмотрел прямо на окно, где она сидела. Жутко так посмотрел – она сразу слезла со стула и ушла.

Она проснулась на полу. В комнате чем-то пахло. Она повернула голову и увидела тарелку.

– Съешь.

Она потерла глаза, но сон не ушел. Потерла еще раз. В тарелке на полу что-то дымилось.

– Суп. Суп надо есть, пока он горячий. – Она видела только его башмаки и ноги.

Спросила про маму.

– Твоя мама скоро придет.

– А где она?

Он не ответил. Он не ответил так, что она больше не спрашивала.

– Возьми ложку и ешь.

Она взяла ложку и попробовала – очень горячий. Никакого вкуса.

Она решила подождать, пока суп остынет. Вспомнила про бумагу в тайном кармане. Никто ее не искал. Они уезжали из того, первого дома в такой спешке. Все было очень быстро. Это хорошо, что они забыли про бумагу. Хорошо, что они все время торопятся.

– А теперь ешь.

Она посмотрела в тарелку. Суп дымился, он еще не остыл. Она зажмурилась.

И вдруг почувствовала боль в ухе, открыла глаза и увидела руку. Было очень больно.

– Если не будешь жрать, надеру уши.

Дядька убрал руку. Она ела дымящийся суп и плакала. Он ее побьет или дернет за ухо так, что оно оторвется. Мама тоже ее била. Но то была мама.

10

Винтер читал протокол вскрытия. Пиа Фреберг детально описывала орган за органом. Это всегда напоминало ему странные до комизма перечни личных вещей на военной службе.

Пиа поставила свою подпись после обязательной фразы: «Вышеперечисленные находки свидетельствуют, что причиной смерти является…»

Удушение. Ее убили. Признаки обороны – повреждения на руках. На лице – рана от какого-то острого предмета. Нож, отвертка. Что угодно.

Но на теле колотых ран нет. На снимках, правда, видны небольшие порезы. Нож, возможно, использовали, чтобы пригрозить. Или он попал в руки убийцы случайно, лежал где-нибудь рядом. В кухне или еще где-то.

Техники сейчас с этим работают. С этим и с другими следами на ее теле.

Тридцать лет, возможно, на год-два моложе. Рожала детей, но сколько и когда – неизвестно. Детский сад? Ясли? Школа? Дети интересуются, почему их товарищ не появляется. А может, и детей уже нет. Подросток? Подростки? Вполне вероятно, если она рано начала.

Никаких следов от операций. Небольшие, еле заметные шрамы на лице – около ушей. Когда-то в детстве или в юности был ожог второй степени внутренней поверхности левого бедра. Винтер не видел шрама в прозекторской; наверное, Пиа нашла его позже, после его ухода.

Курильщица. Печень нормальная. Результат от химиков будет не скоро, так что насчет алкоголя и наркотиков придется подождать.

Не пришел и ответ на запрос в управление уголовного розыска в Стокгольме – не числится ли убитая среди пропавших без вести. Звучит, конечно, громко; Центральное управление уголовного розыска. Но этими делами там занимается всего один человек. Если о ее пропаже где-то заявляли, они смогут опознать труп.

Сами они ничего не нашли – никто в Гетеборгском округе не заявлял о пропаже. Ни в одном криминальном регистре не числится… Незапятнанное прошлое. Никаких задержаний, никаких судебных преследований.

«А кто ее стриг? – пришла в голову мысль. – Сколько в городе парикмахерских салонов?»

Одежда… В основном дешевые фирмы. Винтер подумал про рекламу «Хеннес и Моритц», которая так и лезла в глаза на всех углах, потом вспомнил про снимок мертвого лица. Им тоже предстояло его опубликовать.

Он отложил протокол.

Обуви на ней не было, и полицейские ничего не нашли. Вернее, нашли несколько башмаков и еще какие-то предметы, пролежавшие в лесу с незапамятных времен. Но ее туфли так и не обнаружились.

Короткие белые теннисные носки были мокрыми. Или, точнее, очень влажными. Роса? Странно, стоит такая сушь… Даже ночью. Озеро? Он опять представил себе лодку, неслышно скользящую по зеркальной, с поволокой утренних испарений, воде. Смазанные и чем-нибудь обернутые уключины.

Он встал, вытянулся во весь свой немалый рост. Усталость давала о себе знать. Потер рукой щетину. Скрежет, как ему показалось, перекрыл урчание кондиционера.

Он достал из шкафа бритву и пену для бритья и пошел в туалет. Лампочка в туалете была слабенькой, пришлось наклониться прямо к зеркалу, и он заметил красные прожилки в глазах. Так бывает, когда непрерывно и долго работаешь. А во время ленча у него закружилась голова. Всего несколько секунд. Потом прошло.

Он быстро, размашисто побрился. Чувство было очень приятным.

Умыл физиономию, но вытираться не стал. Еще раз внимательно изучил свое отражение. Без щетины он выглядел похудевшим. Тени под глазами… но это, наверное, освещение.

Бритье придало ему бодрости. Он вернулся в кабинет, закрыл дверь и включил видеомагнитофон и телевизор. Сел на стол и нажал кнопку.

Освещение было слабым, а картинка неразборчивой, так что пришлось подрегулировать контраст.

Запись напоминала негатив. Приборы ночного видения окрасили все в мистический серебристо-зеленоватый тон. У него тут же появилось ощущение нереальности, словно он смотрит чей-то сон.

На первом плане проехали две машины. Проехали по шоссе, не сворачивая к зоне отдыха в Каллебеке. Внизу бежали цифры отсчета времени. 02.03. Еще одна машина миновала камеру по направлению к городу. На встречной полосе никого.

Значит, так… Полицейский с камерой стоит у вершины холма, объектив направлен на восток. Проезжающие его не видят. Винтер пригляделся. Съезд к озеру Дель заметен, хотя и нечетко. На другой стороне из-за спины оператора пока не было ни одной машины.

Вдруг в правом углу экрана мелькнул силуэт автомобиля, но прежде чем Винтер успел что-то сообразить, кадр опустел.

Он перемотал запись назад – да, проехала машина. Прокрутил несколько раз. Проехала машина… ну и что? Первое впечатление ничем пополнить не удалось. Здесь нужна помощь профессионалов.

Он поменял кассету. Через четыре секунды стремительно промчались два лихача. Интересно, имеют ли они право предъявить эту запись водителям и оштрафовать за превышение скорости?

Теперь проехала машина по другой стороне, но к озеру не свернула. Он посмотрел вниз экрана – прошло десять минут от начала записи на первой кассете.

Камера сделала несколько судорожных рывков и вновь стабилизировалась. Наверное, оператор отвлекся. Или задремал. Довольно долго было пусто. Потом что-то сверкнуло справа в кадре. На восток проехала машина. Водитель включил поворотник и свернул в сторону озера. Он не понял, что за модель, – современные машины похожи друг на друга, как клоны. Через минуту в сторону озера свернула еще одна машина. Ему показалось, что это небольшой «форд», но полной уверенности не было.

Он ждал. По экрану бежали цифры – часы, минуты, секунды и даже десятые доли секунды. По направлению к городу проехали несколько машин. Он ждал. Теперь камера была неподвижна – наверное, оператор устал держать ее и поставил на штатив.

Так… что это? Какая-то машина выехала из зоны отдыха и свернула по направлению к городу. Он подождал, пока она проедет, и перемотал запись. Еще раз. Три минуты третьего. Итак: четырнадцать минут назад, без двенадцати три, машина свернула к озеру, а сейчас вернулась. От поворота до парковки не больше минуты, максимум полторы. Назад то же самое. Вычитаем три минуты. Значит, у них было одиннадцать минут. Открыть дверцу, обойти машину, вытащить труп и отнести за пятьдесят метров в канаву. Вернуться к машине и уехать.

Винтер просмотрел запись до конца. Ничего подозрительного не заметил и вернулся к этим кадрам. Одна и та же машина сворачивает к озеру, через четырнадцать минут возвращается на дорогу и едет в обратном направлении.

– Ты еще здесь? – заглянул в кабинет Рингмар.

– Зайди на минутку, Бертиль.

Он показал на телеэкран.

– Погоди… вот: видишь машину по другую сторону дороги? Она появляется из-за спины оператора.

– Запись с Каллебека?

– Да. Видишь, она поднимается в гору…

– Не слепой. Хотя это чертово мерцание… будто начинаешь слепнуть.

– Теперь… вот. Сворачивает к озеру. Видишь? Сейчас покажу еще раз.

Он нажал кнопку перемотки. Оба молча ждали.

– Вот… что это за марка?

– Э-э-э… останови кадр.

Винтер нажал кнопку «пауза». Машина замерла, дрожа, как от страха.

– От дрожания никуда не уйдешь, – сказал Винтер.

– По-моему, «форд». – Голос Рингмара звучал не слишком уверенно.

– Мне тоже кажется, «форд». Ты же лучше знаешь машины, чем я.

– Может быть… но не уверен. Выглядит как… «форд-эскорт». Надо спросить Фредрика. Он на машинах собаку съел.

– Тихо! Вот она возвращается… – Винтер прокрутил вперед четырнадцать минут и вновь остановил кадр.

– Теперь ближе… но в этом ракурсе угадать модель еще трудней.

– Кто-то сидит на переднем сиденье.

– Было бы мировой сенсацией. Я имею в виду, если бы никто там не сидел.

– Чуть ли не лицо видно.

– С номерами хуже. Трудно разглядеть.

– Трудно. Но не невозможно.

Винтер повернулся к Рингмару. В глазах его полыхал странный блеск – должно быть, блики от экрана.

– Кто-то был рядом… сразу после того, как положили труп, либо совсем незадолго до этого. Либо… они и положили.

– Надо заняться этой картинкой. – Это было ясно и без замечания Рингмара, но он продолжил: – Есть у них какие-нибудь фокусы? Можно ее улучшить?

– Ты хочешь сказать, сделать, как в кино? Четкой и красивой?

– Я хочу сказать, достаточно четкой, чтобы различить номера… И надо поговорить с полицейским, работавшим с камерой.

– Прежде всего надо поговорить с Бейером.

Винтер потянулся за телефоном и вздрогнул: тот зазвонил сам. Как всегда в таких случаях, звонок показался очень резким и даже пугающим. Звонил Бейер.

– Насчет этого знака… – сказал он.

– Знака? – не понял Винтер.

– На сосне. Красный знак, прямо над телом.

– Да-да… помню.

– Вы связались с лесниками?

– Минутку… – Винтер посмотрел на ворох рапортов и протоколов на столе. Прикрыл трубку ладонью и взглянул на Рингмара. – Кто-нибудь говорил с «Ассидомен»? Или кто там занимается лесом в этом районе?

Рингмар пожал плечами. Винтер снял ладонь с микрофона.

– Мы еще не получили всех докладов… – сказал он. – Так что пока ответ отрицательный. С лесниками не связались.

– Отметка довольно свежая.

– Насколько свежая?

– Скорее всего сделана ночью.

– Только не говори, что это кровь.

– Если ты так просишь – не скажу. Краска. Акриловая краска, один из ста с лишним оттенков красного.

– И только на этой сосне?

– Похоже, да.

– И что это?

– В каком смысле?

– Что этот знак обозначает?

– Пробуем выяснить… но пока, честно говоря, ни малейшего представления. Может, крест… но это догадки, не более того.

– У вас много фотографий?

– Ты имеешь в виду копий? Много…

– Разошли по отделам. Может, какая-нибудь подростковая банда.

– Или сатанисты. Они там любили тусоваться. На озере то есть.

– Озеро большое.

– Как свяжешься с этими, дай знать. Ну, с теми, кто ухаживает за лесом. Если слово «ухаживает» вообще к ним применимо.

– Пошли мне сразу несколько копий. Подожди-ка… я как раз собирался тебе звонить, – вспомнил Винтер. – У меня лежит пара видеокассет… я хотел бы, чтобы ты на них взглянул.

Он коротко объяснил, в чем дело.

– Присылай, – еще короче ответил Бейер и повесил трубку.

Телефон тут же зазвонил опять. Рингмар обратил внимание, что Винтер слушает очень внимательно и делает какие-то пометки.

– Спасибо. – Он повесил трубку и повернулся к Рингмару.

– Парень, у которого собачий питомник на краю болота, проснулся среди ночи – собаки залаяли. Говорит, вышел и увидел, как на парковке разворачивается машина. Развернулась и уехала в сторону дороги.

– Он разглядел ее?

– У него над воротами висит фонарь. Он уверен, что это «форд-эскорт».

– Наша тачка… И что? Который был час?

– Совпадает с видеозаписью, – кивнул Винтер в сторону телевизора. – Он даже год выпуска примерно назвал.

– А это что, возможно?

– Он видел машину живьем, – напомнил Винтер.

– Пусть теперь посмотрит в повторе.

– Иногда я думаю… хорошо бы все смотреть в повторе. Не живую съемку… а так. В повторе. Жизнь в повторе.