Текст книги "Зов издалека"

Автор книги: Оке Эдвардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

42

Винтер наткнулся на Бергенхема на парковке перед управлением. Он шел на работу, а Бергенхем до обеда был свободен. За спиной у него в ременной переноске сидела Ада. Винтер молча обогнал Бергенхема. Ада смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Мы уже встречались, – сказал Винтер.

– Не далее как вчера, – улыбнулся Бергенхем.

– Я не с тобой разговариваю, – сурово произнес Винтер.

– А-а-а… не со мной…

– И как дела? – Винтер осторожно провел пальцем по щеке малышки. Удивительное чувство – мягкая, нежная, бархатистая кожа… даже и сравнить не с чем.

– Все нормально, – сказал Бергенхем.

– Я же сказал – не с тобой разговариваю.

– Я за нее. Она потеряла дар речи. Ты произвел слишком сильное впечатление. Можешь, кстати, подержать ее немного?

– Если решусь…

– Я присяду на корточки, чтобы тебе было удобнее.

Винтер протянул руки, и Ада пронзительно заверещала.

– Не хочет, – растерялся он.

– Это она тебя испытывает. Бери, бери…

– О’кей. – Винтер осторожно взял Аду на руки. Крик тут же прекратился. – И что делать дальше?

– Ровным счетом ничего, – сказал Бергенхем.

Ада сидела у Винтера на руках и не отрываясь, серьезно смотрела ему в глаза.

– Я слышал, что молодежь в ее возрасте считает, будто это не так уж весело – спать по ночам.

– Где ты это слышал?

– Не помню… читал где-то.

– Ада ничего такого не читала.

Винтер исподтишка наблюдал за Бергенхемом. На десять лет моложе его. Или даже одиннадцать. А сейчас ему казалось, что все наоборот. Ларс обладал знаниями и умениями в области, где он даже в ученики не годился. Хорошо, что Ангела не видит эту сцену.

Винтер осторожно вернул ребенка Бергенхему.

– После ленча увидимся, – сказал он.

– Мы поедем с Янне… заканчиваем первый раунд. Осталось совсем немного.

– Будут и другие, – успокоил его Винтер.

– Да… словно кран открыли. Не сравнишь с тем, что было… народ, кажется, только и ждал, чтобы начать рассказывать байки.

– Иногда такое впечатление, что прошел год… а то и не один.

– Вчера позвонили несколько человек, и все знали точно, где искать девочку.

– И позавчера тоже.

– Нам нужно еще человек сто.

– Вот как…

– Но об этом лучше не говорить.

– Можешь говорить все, что хочешь… – Винтер присел на корточки рядом с Адой и скорчил смешную, по его мнению, гримасу.

– Спасибо и на том…

– А я не с тобой разговариваю…

Стол у Биргерссона, как всегда, был пуст и лоснился лаком. Стуре курил у открытого окна. Винтер решил воздержаться. Лицо у Биргерссона было красным, словно он только что сидел у костра.

– По-моему, все журналисты страны собрались на озере, – сказал Биргерссон. – А вдруг водолазы что-нибудь найдут?

– Может, это и хорошо.

– У тебя теперь есть чем их порадовать.

– Главное – не надувать щеки.

– Ты еще злишься?

– Да…

Биргерссон достал из ящика пепельницу и стряхнул пепел. Та же процедура. Всегда одно и то же.

– Слышишь? Мотоциклы…

– Поменьше. Стало холодней…

– Тепло вернулось.

– Это не совсем то тепло…

– Эта чертова стрельба в Хисингене… Как его зовут? Буландер? Мы его посадим когда-нибудь? Мне не нравится, что он исчез…

– Ты сам все прекрасно знаешь, Стуре.

– Знаю, конечно… Это я так, для красного словца. Но этим надо заниматься. Мне известно, конечно, что у тебя там творится… но мы не должны мириться с гангстерскими играми на городских площадях. Гангстеры!

– Мы же в Швеции.

– Я о том и говорю. Чуждый элемент в нашей стране.

– Они здесь уже давно.

– Им что, Дании мало? Это же датский феномен. Или сконский.

– Американский.

– У датчан еще хуже, некоторые города просто воют от этих разборок – с одной стороны «ангелы», с другой «бандидос». Ольборг, например… Они затеяли стрельбу на вокзале. Представляешь? На железнодорожном вокзале!

– Да… я слышал.

– Что происходит, парень?

Меллерстрём встретил его на пороге комнаты для заседаний. Он был возбужден. Новые очки… Вроде новые, раньше он не приглядывался. Похожи на экран компьютера… Вообще вся физиономия Янне похожа на экран компьютера.

– Сальгренска… Они разыскивали родных ребенка, – сказал он. – В октябре семьдесят второго года. Точная дата неизвестна.

Винтер представил себе Ангелу в белом халате у постели забинтованного больного.

– Родных?

– Родных девочки. Она пришла в приемный покой одна. Непонятно, каким образом.

– Пришла?

– В приемный покой. Или куда-то еще, где было открыто.

– В Сальгренска?

– Да… С ребенком было что-то серьезное, и…

– Значит, это была Хелена, – сказал Винтер. Меллерстрёму явно не понравилось, что его прервали.

– Да, – обиженно буркнул он.

– Что случилось?

– Они пытались найти ее родственников или тех, кто знает ребенка…

– …и никого не нашли.

На лице Меллерстрёма опять промелькнуло разочарование.

– Нет. Не нашли.

– Все то же самое… Я просто провожу параллели. Не обижайся.

– Поначалу не нашли. В конце концов ее опознали соседи из Фролунды.

– И тогда узнали имя?

– Да. Хелена Делльмар.

– Делльмар?

– Она жила с матерью в квартире во Фролунде. Делльмар.

– Но мать не дала о себе знать?

– Нет.

– А где она сейчас?

– Не знаю. И похоже, никому не известно.

Винтер держал копию в руках. Отпечатки пальцев двух Хелен – пятилетней и почти тридцатилетней. Он вспомнил детский анекдот про музей, где хранятся два черепа Александра Македонского – один, когда герою было восемнадцать, а другой – когда ему исполнилось двадцать шесть. Особенно четким был детский отпечаток. Наверное, ручки вспотели.

– Значит, нашли в кармане платья, лежавшего в ящике в подвале… – сказал Рингмар. – А в больницу она поступила в этом же платье?

– Не знаю. Об этом не пишут.

– А кто знает?

– Еще один вопрос без ответа, – пожал плечами Винтер. – Не знаю, Бертиль.

– У меня из головы не выходит это платье… если, конечно, оно на ней было. Куда оно потом-то делось?

– Вот именно.

– Она же сама не могла потребовать, чтобы ей вернули платье. Потом… когда ее выписали из больницы.

– Это уже третий вопрос.

– Сформулируем вопросы. Итак: откуда взялась записка? Когда она попала в кармашек платья? Кто ее туда положил, и сколько она там пролежала? Кто забрал платье?

– Не забудь еще один вопрос: что все это значит?

В квартире пахло пряными травами и чесноком.

– Я приготовила еду, – сказала Ангела, встретив его с бокалом вина. – Теперь уже стопроцентная, настоящая домохозяйка.

– Вино в этот образ не вписывается…

– Хочешь?

– Нет… я же уже сказал, если пьянствовать всерьез, лучше джин-тоник… а еще лучше – ничего.

Она прошла за ним в кухню.

– Постепенно привыкаешь, – произнес он.

– Я недавно пришла… Слышишь музыку? Это твой рок.

Только сейчас он обратил внимание на бухающий ритм. «London Calling». «Клэш».

– Это твой первый рок-диск.

– И скорее всего последний. – Он сел за стол. – Ты была права.

– Я? В чем именно?

– Маленькую девочку по имени Хелена много лет назад положили в больницу. Нашли историю болезни…

43

Они лежали в постели. По телу медленно разливалась приятная усталость. Бывает усталость приятная и неприятная. Сейчас усталость была приятной. Созидательная усталость сменила усталость разрушительную. Мышцы расслабились, он чувствовал, как медленно отмякает тело и уходит нечеловеческое напряжение последних дней.

– Ты думаешь о ребенке, – сказала она.

– Да. Но по-другому. Ты же знаешь, как все меняется. В один момент видишь только возможности, в другой – препятствия и трудности.

– Полицейское определение жизни.

– Полицейское описание работы. К сожалению. Еще несколько часов назад я был почти уверен, что мы ее не найдем.

– Ты думаешь… о худшем?

– Мне не хочется произносить это вслух.

– Надежда есть, – твердо сказала Ангела. – Ты сам это повторял, и не один раз.

– Надежда есть… потому что мы имеем дело с чем-то отличным от классического похищения ребенка – ребенок играл на детской площадке и исчез, и мы предполагаем, что какой-то сукин сын его похитил. В таких случаях надежды почти нет. И ребенка мы, как правило, не находим… если только какой-нибудь психопат сам не укажет, где закопал тело.

– А здесь не так?

– Нет. Рисунок необычный. Значит, надежда есть… Или дело обстоит еще хуже, чем все предыдущие.

– Ты же не хотел произносить это вслух… А может, тебе это и нужно.

Он промолчал.

– Я имею в виду… поговорить не с коллегами-следователями, а с кем-то еще.

– Да… может быть.

– Я слушаю.

– Здесь все другое, – приподнялся он на локте. – От этого дела веет… неслыханным одиночеством. Сколько времени заняло выяснение ее имени, поиск квартиры, где она жила… подтверждение опасения, что ребенок тоже исчез. Мы же не знали, есть у нее дети или нет, знали только, что она рожала. Если бы не эта замечательная старушка, мы бы и сейчас тыкались в потемках. Ты понимаешь? Не просто одиночество… неслыханное одиночество. Теперь мы знаем имя, но о жизни ее почти ничего не известно… какие-то случайные фрагменты. Человек жил, воспитывал ребенка, а окружающие ничего не видели. Им не было дела.

– Сейчас, наверное, многое прояснится. Общегосударственный розыск, тревога… или как там у вас это называется?

– Да, конечно… А может, и нет. Я как раз это и имею в виду. Жуткое одиночество, в котором она жила…

– Да… я понимаю.

– Не с кем поговорить. Просто поговорить, вот как мы с тобой разговариваем сейчас…

– Мы с тобой? – повторила она и замолчала. «Сейчас не время. Я никогда не видела его таким… как будто он без кожи. Он выглядит совсем юным, и не только из-за длинных волос. Через час. Или через пару дней. Сейчас не время для ультиматумов».

Она подняла руку и погладила его по голове.

– И сколько это будет продолжаться?

– Непрерывно.

– Я имею в виду волосы. Не пора ли подстричься?

– Найдем девочку – подстригусь.

– Ты что – стал суеверным?

– Нет…

– Только не конский хвост. Тебе не пойдет.

– Договорились.

– Единственный мужчина, которому идет конский хвост, – это твой приятель из Лондона.

– Макдональд.

– Я видела его всего несколько минут… Нет, несмотря на конский хвост, дурачком он не кажется.

– А я буду казаться?

– Вряд ли… но у тебя нет в физиономии этой… жесткости, как у него.

– Спасибо и на том.

– Это комплимент. Ты, кстати, поддерживаешь с ним контакт?

– С Макдональдом?

Она кивнула и перестала теребить его волосы.

– Только открытки иногда… Надо бы ему позвонить. Вдруг что-нибудь посоветует. Порой со стороны виднее.

– «Врачи без границ» – знаю. «Сыщики без границ» – это что-то новое.

– Нет, не новое… не в первый раз. – Он посмотрел на нее. – Ангела…

– Да?

– Мы узнали, что Хелена, возможно, лежала в психиатрической клинике. Депрессия.

– Ой.

– Один из наших просматривал журналы в Лиллхагене. [22]22
  Лиллхаген – крупная психиатрическая клиника в Западной Швеции.


[Закрыть]Это почти наверняка она, правда, под другим именем. Потом выписалась и больше не возвращалась.

– Так часто бывает.

– Что часто бывает? Часто не возвращаются?

– Психиатрические больницы закрываются одна за другой. Больные не возвращаются просто потому, что им некуда возвращаться.

– Да… слышал.

– К нам то и дело поступают больные… В общем, они не справляются с ежедневными бытовыми делами. Режутся, падают… Черт знает что.

– А иногда с криком носятся по улицам… или орут что-то в окна.

– Не знаю… может быть. Это ваша сторона проблемы. Но это тоже одиночество. Не иметь никого…

– Не иметь никого… – эхом повторил Винтер. – Общество вдет к этому?

– Я не знаю.

– А это излечимо?

– Что?

– Общество. Я понимаю, выглядит преувеличением, и все же… иногда начинаю сомневаться. И потом – это ты у нас врач.

– Да… тема для диссертации: одиночество как неизлечимая болезнь общества… Звучит страшновато.

– А в институте этому не учат?

– Когда я училась, дело еще не зашло так далеко.

– Дело заходит все дальше и дальше… мало того – быстрее и быстрее… Хочешь бутерброд?

Позвонили сразу после оперативки. Винтер взял трубку в своем кабинете. Он был подготовлен. Более того – ждал этого звонка еще накануне. Или даже два дня назад. Они уже знали про детский дом, и перед ним лежала записка с именем. И Луси Кейсер это тоже знала.

– Речь идет о Хелене… Андерсен.

– Откуда вы звоните?

– Хельсингборг. Я уже говорила с кем-то из ваших сотрудников, и мне посоветовали позвонить вам.

– Да.

– Я ее приемная мать… была приемной матерью. Лучше сказать, одной из них.

– Говорите только про себя. Вы узнали Хелену Андерсен?

– Да…

– Как?

– По фотографии в местной газете… и по ТВ… Я подумала, что это Хелена… Я живу в Хельсингборге, – добавила она после паузы.

– Когда вы в последний раз ее видели?

– О… прошло уже много лет.

– Как много?

– Мы не виделись… сейчас соображу… это было еще до смерти Юханнеса. Моего мужа. Хелена уехала отсюда, думаю, двенадцать лет назад. У меня где-то есть бумаги, могу поискать.

– Но вы узнали ее по фотографиям в газете?

– Да… Я знала, что у нее ребенок… девочка. Они так похожи…

– Я хочу, чтобы вы приехали сюда, госпожа Кейсер. Сможете?

– Чтобы я приехала в Гетеборг?

– Да.

– Я уже в годах… но, конечно, могу, если это так уж нужно.

Винтер посмотрел на часы.

– Сейчас еще рано. Садитесь на первый же поезд. Мы закажем вам билеты и гостиницу. Вас встретят на вокзале.

– У меня есть знакомые в Гетеборге.

– Как вам будет угодно, госпожа Кейсер.

Он начал отслеживать ретроспективный след. Даже много следов. Достаточно много, чтобы начал выстраиваться более или менее внятный рисунок.

Биргерссон и Велльман предоставили в его распоряжение достаточно людей, чтобы быстро обработать все доступные архивы и задать нужные вопросы. «Мы сражаемся со временем, – сказал Биргерссон. – Убийца убийцей, но в первую очередь найдите девочку».

– Это одно и то же, – ответил Винтер.

Итак, Хелена воспитывалась в трех семьях. Насколько известно, об ее удочерении речь даже не шла. В первый раз она попала в детский дом в четырехлетием возрасте. Кто-то оставил ее в Сальгренска в тяжелом состоянии: запущенная пневмония, которая могла привести к смертельному исходу. Ее положили на кушетке в пустой комнате для посетителей. Никаких записок, никаких просьб. Только крошечная девчушка, иногда вскрикивающая в забытьи.

Все это было им теперь известно. Девочка несколько недель не могла говорить, и далеко не сразу удалось выяснить, что зовут ее Хелена Делльмар, а маму – Бригитта Делльмар.

Мама с дочкой за три недели до этого исчезли из своей квартиры на площади в Фролунде.

После них в квартире сменилось тринадцать жильцов.

Бригитта Делльмар была известна полиции – числилась в уголовном регистре. Ее задержали за мошенничество в 1968 году, но отпустили за недостатком улик. Имя упоминалось в связи с ограблением Торгового банка в Йончёпинге. Но следствие интересовали только ее взаимоотношения с одним из возможных грабителей. Однако тот, как выяснилось, сидел в тюрьме за другое ограбление и к йончёпингскому делу был непричастен.

Свен Юханссон. Свенов Юханссонов в Швеции не меньше, чем Джонов Смитов в Англии, подумал Винтер, перебирая принесенные Меллерстрёмом бумаги.

И имя, и фамилия – из самых распространенных.

Свен Юханссон. Умер от рака легких семь лет назад. Отец Хелены? Но почему тогда Андерсен? Они еще не нашли третью приемную семью Хелены. Может быть, те и дали ей фамилию Андерсен?

Мать исчезла и никогда больше не появлялась. Бригитта Делльмар. История повторяется. Странно, но так случается довольно часто. Дочери матерей-одиночек рожают детей от мужчин, которые потом исчезают. Что значит – исчезают… «Найдем, – подумал Винтер. – Нельзя бесследно исчезнуть. Мы находим всех, кого ищем. Нашли Хелену, узнали, кто ее мать. Найдем и мать, и отца, и мужа. Отца Йенни. И найдем Йенни. А что случилось с Бригиттой Делльмар? Как она исчезла? При каких обстоятельствах? Скоро узнаем…» Это и есть работа полиции – искать. Его работа. Виртуальная охота в далеком прошлом.

– Высоко, – сказал Хальдерс, стоя у окна в гостиной. – Пока долетишь до мостовой…

– Голова кружится?

– Да. У меня всегда башка кружится, когда смотрю на Хеден.

– Скверные воспоминания?

– Скверное чувство мяча. – Он отвернулся от окна. Анета Джанали присела на корточки у стереосистемы. – Ты сюда недавно переехала?

– Да, а что?

– Если нужна какая-то помощь… только скажи. После травмы…

– Я же не ношу ящики в зубах, Фредрик.

– Кто тебя знает…

– А ты какую музыку слушаешь, когда хочешь расслабиться?

– Я не расслабляюсь.

– А что ты слушаешь, когда не расслабляешься?

– Занял у Винтера пару дисков с джазом, но быстро устал. А он не устает.

– Может, и нет.

– Хотя выглядит усталым.

– А ты когда последний раз смотрела в зеркало?

– Видел Винтера на той неделе в ресторане с Бюловым. Темнит он что-то.

– Кто это – Бюлов?

– Журналист из «ГТ». Вечно крутится у нас в управлении с важным видом.

– Как и ты.

– Вот именно. Как и я.

– А что ты-то делал в ресторане?

– Расслаблялся, – сказал Хальдерс. – Дома я не расслабляюсь. Только в ресторанах.

– Недешевый способ.

– А Винтер не расслаблялся.

– Ты все время говоришь об Эрике.

– А ты на прическу его обратила внимание?

– Кончай, Фредрик.

– Вылитый рокер, мать его… из этих, знаешь – тяжелый рок.

– Ты просто завидуешь.

– Завидую?

– Завидуешь его волосам… – Анета посмотрела на блестящий череп Хальдерса, и ей захотелось пустить на него солнечный зайчик.

– Я завидую? Если захочу, могу отрастить волосы, как у… пуделя.

– Еще бы!.. Так это, значит, твоя музыка – тяжелый рок? Ничего не могу вспомнить, кроме «Роллинг Стоунз».

– А джаза у тебя нет?

– Нет.

– Вот и хорошо.

– Ну скажи же, что тебе нравится, Фредрик?

– Какая разница?

– Любопытно.

– Ты наверняка думаешь, что меня колышет белая музыка? «ВАМ»? [23]23
  VAM – vitt ariskt motstend (швед.)– «Белое арийское сопротивление», ультранационалистское движение в Швеции.


[Закрыть]

– Да… когда ты расслабляешься.

– Ты, я смотрю, и в самом деле любопытна.

– Меня интересуют разные культуры… Твоя… и моя.

– Брукнер, – сказал Хальдерс.

– Кто?

– Брукнер. Это моя музыка. «Те Deum». [24]24
  «Тебя, Бога, хвалим» – Оратория Антона Брукнера на текст старинных христианских гимнов (1881).


[Закрыть]

– Боже мой… хуже, чем я думала.

– И Вагнер. Я поклонник Вагнера.

– Замолчи.

– И Уффе Лундель, естественно. Есть у тебя Уффе? [25]25
  Ульф Лундель (1949) – шведский певец, композитор, музыкант, писатель, поэт и художник.


[Закрыть]

– Нет.

– Неужели у тебя нет «Открытого ландшафта»? – Хальдерс опять повернулся к окну. – Действительно высоко. Люди отсюда как муравьи.

– Скорее жуки.

– Тараканы. Они выглядят как тараканы.

– Ты формулируешь свое жизненное кредо?

– Я же полицейский…

– Ты один из цеха.

– Да… цех… клоуны в мундирах, а ими командуют другие клоуны. Тоже в мундирах.

– И как бы это выглядело, Фредрик?

– Что? – повернулся к ней Хальдерс.

– Если бы ты хоть одну секунду говорил серьезно.

– А ты?

– Не я начала.

– Конечно, ты. Ты и начала.

– Фредрик… расслабься!

– Я же сказал: расслабляюсь только в кабаках. Пошли в кабак?

– Отойди от окна.

– Боишься, выброшусь?

– Я этого не говорила.

– Но мысль была?

– Да… мелькнула.

– Ты права.

Винтер остановил машину у виллы Бенни Веннерхага. В соседнем доме захлебнулась лаем цепная собака.

Он позвонил, подождал и позвонил еще раз. Никто не открывал. Винтер спустился с крыльца и пошел по бетонной дорожке вокруг дома. Потянул носом – вспомнил, как в тот раз пахла черная смородина. Сейчас ничем не пахло.

В бассейне воды не было. Нырять не стоит – разобьешь голову.

Бенни Веннерхаг стриг кусты. Он полуобернулся. Увидел Винтера, но занятия своего не прекратил.

– Надо было еще весной постричь… а я не успел.

– У тебя же свои правила.

Веннерхаг не ответил. У ног его рос ворох сучьев и веток. Наконец он опустил секатор и вытер пот со лба.

– Мне вообще-то показалось, что кто-то звонит.

– И почему не открыл?

– Ты же все равно нашел дорогу.

– Мог бы быть кто-то другой.

– Куда лучше, – заметил Веннерхаг, любуясь результатами своей работы. – А тебе наш разговор ничего не напоминает?

– Напоминает, – сказал Винтер. – Только на этот раз дело еще серьезнее.

– Согласен, – кивнул Веннерхаг.

Винтер подошел ближе.

– А ты не будешь на меня бросаться? – Веннерхаг поднял секатор.

– Свен Юханссон, – произнес Винтер. – Тебе знакомо это имя?

– Свен Юханссон? Вот это имя. Почему не Джон Смит?

Вот тебе и раз, подумал Винтер. У нас одинаковый ход мыслей.

– Специалист по банковским ограблениям. Умер семь лет назад от рака.

– Я слышал про него… Это было еще до меня, если можно так выразиться, но Свена знали. И вы его знали. Так что не понял, почему ты пришел с этим ко мне.

– У него была женщина по имени Бригитта Делльмар.

– Биргитта… Делль… Нет, никогда не слышал.

– Не Биргитта, а Бригитта.

– Никогда не слышал.

– Бенни… честно? Ты ведь понимаешь, о чем идет речь.

– В общих чертах – да… Только какое отношение это имя имеет к убийству?

– И к исчезновению девочки.

– Да… ребенка так и не нашли, насколько мне известно.

– Бригитта Делльмар – мать убитой женщины.

– Вот как… и что она говорит?

– Ее нет, Бенни. Она исчезла.

– И эта исчезла! Что это там у вас творится – то один исчезнет, то другой… Все исчезают.

– Не все. Двое.

– Но вы же можете объявить ее в розыск.

– Она исчезла двадцать пять лет назад.

– Ну и что?

– Как это – что?

– Двадцать пять лет… не так уж много. Люди оставляют следы… особенно если они имели дело со Свенне Юханом.

– Рассказывай все, что знаешь.

– Про Свенне?

– Есть еще несколько имен.