Текст книги "Зов издалека"

Автор книги: Оке Эдвардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

6

Винтер издалека увидел множество синих проблесковых огней. Только вертолета не хватает, подумал он.

Он проехал под виадуком, мимо зоны отдыха в Каллебеке и поставил машину прямо на дороге, не доезжая до парковки, как можно дальше от места происшествия. Их и так слишком много. Два техника-криминалиста – это хорошо, их начальник… еще лучше, судебный медик – совсем замечательно. Но и достаточно! Он мог бы допустить присутствие какого-нибудь любопытного парня из полиции порядка, ну, скажем, обнаружившего тело, но остальные-то зачем топчутся вокруг жертвы?

У оцепления стоял полицейский – очень молодой и очень бледный. Эрик показал удостоверение. С юга подул горячий ветерок. Скоро рассветет.

– Ты первый приехал?

– Да. Мы получили сигнал и сразу отреагировали.

– А кто звонил?

– Вон он сидит, – кивнул тот в темноту.

На фоне медленно светлеющего неба Винтер различил силуэт. На въезде висел плакат – перечеркнутый домик на колесах и надпись: «Парковка кемперов запрещена».

– Оцепление поставили?

– Да.

– Хорошо. А как с машинами?

На парковке стояло пять автомобилей, не считая двух патрульных и еще двух, на которых прибыли криминалисты.

– Что?

– Машины взяли?

– В каком смысле – взяли?

– Записали номера? Проверили владельцев?

– Еще нет…

– Вот и займись. Остальные, как видишь, при деле. Кто-нибудь здесь был, когда ты подъехал?

– Только он. – Кивок в сторону темной фигуры.

– Никто не уезжал?

– Нет.

По спине Винтера пробежал холодок, словно он впервые осознал, что здесь делает и зачем приехал. Хотел было вытащить сигариллу, но раздумал. Хорошо бы чашку крепкого кофе. Снова подул ветерок, приятно пощекотал волоски на голых ногах.

– Где я могу пройти?

– Что?

– Где подход?

Парень непонимающе уставился на него. Винтер огляделся. До места происшествия было метров пятьдесят, может быть, семьдесят. Он поднял руку и держал, пока его не заметили. От группы отделился человек и двинулся к нему.

– Я только что подъехал, – сказал комиссар Йоран Бейер, исполняющий обязанности начальника отдела криминалистики. – Она лежит там.

Винтер последовал за ним. Они миновали парковку, протиснулись между двумя машинами и по широкой тропинке подошли к канаве, скрытой несколькими березами и одинокой высокой сосной. Подход. Криминалисты, само собой, указали, каким маршрутом должны двигаться следователи и все прочие, чтобы не затоптать улики. Это рутина.

Звук подъехавшей машины заставил его обернуться. Фары уже не требовались – с каждой минутой становилось светлее. Подъехал Рингмар, и он поручил ему допросить свидетеля.

Винтер опять посмотрел в канаву. Прямо за сосной лежал труп молодой женщины. Он подошел ближе и пригляделся. Лет двадцать пять. Или тридцать. Может, тридцать пять. Волосы светлые, хотя в этом освещении определить трудно – ночью влажно. Короткая юбка, блузка… кофта. Заметного беспорядка в одежде не видно. Он склонился над трупом и вроде бы заметил маленькие кровоизлияния в белках глаз. Скорее всего ее задушили, но он не судебно-медицинский эксперт. Лицо отечное, рот приоткрыт, словно она хотела что-то сказать и не успела.

Техники сразу вызвали судебного медика. Винтер считал это правильным, хотя Рингмар не одобрял такую тактику: полагал, что присутствие патологоанатома на месте преступления может повлиять на объективность заключения. «Врач должен видеть жертву только на прозекторском столе», – говорил Рингмар.

Он кивнул Пие Фреберг – та сидела на корточках и измеряла температуру трупа. Ему вдруг показалось, что убитая внимательно следит за отработанными движениями Пии.

Винтер осмотрелся. Самый важный момент в следствии. Тело лежит рядом со щитом «Высокое напряжение. Опасно для жизни». Дальше, за канавой, – поросшее густым кустарником болото, кажущееся непроходимым. Зелень в предутреннем свете выглядит монотонно-серой. Канава вырыта слева от тропы, петлявшей семь с половиной километров вокруг озера Дель. По другую ее сторону – пляж, сквозь ажурную листву берез видна полоска воды. Виден и противоположный берег – озеро длинное, но неширокое. Над водой космами стелется утренний туман. Он различил кряканье нырков и крики еще каких-то неизвестных ему птиц.

Вдруг наступила полная тишина. Птицы замолкли, и слышался только шорох редких машин с дороги на Бурое. Утреннее движение еще не началось.

Из задумчивости его вывела Пиа Фреберг.

– Что? – переспросил он.

– Восемь или девять часов. На твой первый вопрос я уже ответила.

– Я его не задавал.

– Задал бы. А теперь не задашь – ответ готов. Но это не идеально точно. На жаре окоченение наступает быстрее.

– Да, я знаю…

– Попробую уточнить позже.

Винтер еще раз посмотрел на убитую. Округлое лицо, широко поставленные глаза, большой рот. Волосы длинные… давно не стриженные, должно быть, хотя трудно сказать. Кто их знает – возраст, мода…

– Ничего нет, – сообщил подошедший Бейер. – Ни удостоверения личности, ни бумаг… ничего.

Винтер зажмурился, ослепленный вспышками, – криминалисты начали съемку. Далее последуют снимки обнаженного тела, но это уже когда начнется вскрытие. Потом за дело возьмутся специалисты: тряпку за тряпкой, палец за пальцем.

Винтер удивился – стало совсем светло, зачем они пользуются такими мощными вспышками?

– Думаю, ее сюда перетащили, – сказала Пиа Фреберг. – Тело пролежало здесь не очень долго.

Винтер кивнул. Сейчас спрашивать что-то бессмысленно. А вот зафиксировать все возможные следы крайне важно. Если есть подозрения, что женщина убита где-то еще и труп приволокли сюда, значит, кто-то здесь побывал.

Неизвестная женщина. Труп неизвестной женщины. Это не случайно, что у нее нет никаких документов, Винтер знал… вернее, чувствовал – в этом была какая-то жутковатая издевка. Неизвестная женщина. Женщина без имени. Они долго будут искать это имя. Его передернуло, словно от холода.

– А что это за отметка на сосне? – спросил он Бейера.

– Понятия не имею.

– Лесники?

– Я же говорю – не знаю. Что-то намалевано на коре.

– Красным?

– Похоже, красным. В этом освещении…

– Там что-то написано… Что это? Знаки, слова, буквы? – Вопрос был обращен к самому себе, поскольку истолковать надпись ему не удалось.

– Возьмем пробы, – сказал Бейер.

– Проверю с «Ассидомен», [4]4
  «Ассидомен» – крупная компания по заготовке и переработке древесины.


[Закрыть]с коммуной… не знаю уж, кто из них хозяйничает в этом лесу… Разрешаешь пошевелиться?

Бейер обменялся взглядом с одним из криминалистов.

– Тропу видишь?.. Иди посередине.

Винтер медленно пошел вдоль берега озера. Попались несколько сосен, но на них никаких меток не было. Он, во всяком случае, не заметил. «В этом есть какой-то смысл, – подумал он. – Не люблю убийц, оставляющих метки на деревьях. Или на стенах».

Он посмотрел на озеро. Зеркальная гладь воды, птицы с рассветом утихомирились. Неужели здесь не было ни одного рыболова-любителя? И никто не катался на лодке? А может, убийца сам приплыл на лодке, оставил труп и исчез?

– Проверьте пляж, – сказал он, вернувшись. – Он мог быть на лодке.

– Прав, – согласился Бейер. – Может, ты и прав.

Винтер вернулся на парковку. На заборе висело объявление. «Общество рыболовов-спортсменов в Гетеборге извещает, что для рыбалки в озере нужна желтая карта». Надо узнать, что это за карта и у кого она есть.

Налево на щитах – план зоны отдыха и парка. На буросской дороге движение заметно оживилось. Еще одно объявление – лед на озере может быть тонким. Очень своевременно в такую жару. Забыли убрать, что ли?

Через два часа предварительные работы на месте преступления закончили. Было еще довольно рано. Криминалисты налепили на открытые участки кожи прозрачный тейп, чтобы зафиксировать возможные следы, оставленные убийцей: волосы, волокна ткани, пыль… все, что угодно. Теперь они дожидались машину из похоронной службы. Те наконец подъехали, затолкали труп в пластиковый мешок на молнии и увезли в морг Восточной больницы, там им займутся судебные медики. Скоро закончат строительство новой судебно-медицинской лаборатории, а пока – Восточная больница.

Труп положили на прозекторский стол из нержавеющей стали. Свет операционных ламп был не менее ярким, чем утреннее солнце, бившее Винтеру в глаза, пока он ехал вслед за труповозкой.

Здесь присутствие смерти было еще более определенным. Женщина словно умерла второй раз. Лежа в этой чертовой канаве, она еще имела какую-то связь с миром живых, а теперь – все. Мертво светится лицо, восковая кожа прозрачна и тоже мертва.

Пиа Фреберг и двое криминалистов начали раздевать тело. Прозрачный тейп, закрывающий обнаженные участки кожи, пока оставили на месте. Йоран Бейер не прерываясь бубнил что-то в диктофон. Винтер прекрасно знал, что именно он бормочет: фиксирует характер одежды, ее состояние, возможные повреждения. Криминалисты осторожно складывали все в бумажные пакеты.

Наконец тело раздели, и Пиа приступила к вскрытию. Сначала внешний осмотр. Настала очередь Пии бормотать в диктофон – состояние кожи, внешние повреждения. Вспышки фотоаппаратов следовали одна за другой. Винтер расслышал, как она описывает типичные оборонительные повреждения на предплечьях – он и сам их заметил, когда тело еще лежало в канаве. И мелкие кровоизлияния, на которые он обратил внимание еще на месте преступления. Так называемые петехии, возникающие при удушении, когда резко повышается капиллярное давление в голове, ломается язычная кость и отток крови от головы нарушается. Если это и есть причина смерти. Наверное… что ж еще? Под водолазкой на шее обнаружились массивные кровоподтеки.

Трупные пятна на груди, животе и передней поверхности бедер. Она лежала на спине, когда ее нашли, так что пятна должны быть сзади. Значит, ее убили, а труп перенесли. А может, она сама повесилась и попросила кого-то отнести ее тело в канаву?

Вряд ли. В такую версию поверить трудно. Хотя – чем черт не шутит.

Но что несомненно – после смерти она как минимум час пролежала на животе. Кровообращение прекратилось, и кровь под действием силы тяжести переместилась в нижние участки тела.

Криминалисты взяли у трупа отпечатки пальцев.

Пие Фреберг, по представлению Йорана Бейера, предстояло произвести так называемое расширенное вскрытие – довольно дорогая штука. Она работала, не поднимая головы. Где-то было включено радио – сквозь приоткрытую дверь доносились звуки музыки. Он втайне надеялся, что Пиа найдет какие-то признаки, способные облегчить идентификацию: татуировки, шрамы от ожогов или операций, пирсинг. Ничего – синюшно-фиолетовая кожа с белыми пятнами. Запаха Винтер не чувствовал.

– Волосы никогда не красила, – неожиданно сказала Пиа Фреберг.

Винтер промолчал и посмотрел на лицо убитой. Попробовал представить себе его живым – мимику… улыбку, гримасу.

– Сколько ей лет? Примерно?

– Около тридцати… навскид, точнее скажу позже. Может быть, старше, может, моложе. Кожа превосходная. Никаких морщин ни у глаз, ни у рта.

– Редко смеялась?

– Похоже, у нее не было особых причин для смеха.

Почему она так сказала?

– Ладно, хватит о грустном, – произнесла Пиа. – Ты останешься до конца?

– Еще немного побуду.

– А я пошел. – Бейер начал снимать халат. – Я тебе позвоню, – бросил он Винтеру.

Тот кивнул и опять уставился на мертвое лицо. С закрытыми глазами оно выглядело старше.

Под операционными лампами казалось, что тело убитой насквозь пронизано светом.

Пиа начала осмотр внутренних органов, вычерпала в пластиковый пакет содержимое желудка, взяла пробу мочи и крови из бедренной вены.

Винтер вышел из прозекторской и позвонил Рингмару.

– Что ты там застрял? – первым делом спросил Рингмар.

– Надеялся получить хоть какую-то зацепку для идентификации.

– Да, конечно… Народ сейчас делает татуировки в самых неожиданных местах. А горошины эти… пирсинг… даже говорить неудобно. Нашел что-нибудь?

– Макияжа нет.

– Что?

– Она не пользовалась макияжем.

– А это так необычно – не пользоваться макияжем?

– Зависит от круга общения… В приличном обществе довольно обычно, но она, похоже, к приличному обществу не принадлежала.

– Что ты хочешь сказать?

– Не из богатых. Даже более того – из небогатых. А еще точнее, из бедных. Одежда самых дешевых марок. А может, я и ошибаюсь.

– А Бейер что говорит?

– Бейер не говорит ничего.

– Мой клиент поразговорчивей.

Винтер вспомнил силуэт на парковке. Он успел пообщаться со свидетелем всего несколько секунд и передал его Рингмару.

– И что он сообщил?

– Он держит машину на парковке.

– А чем он там занимался в три утра?

– Говорит, был на вечеринке в Хеленевике. Выпил, говорит, пару лишних рюмок и побоялся въезжать в город – решил остаться на парковке и вздремнуть, чтобы спирт выветрился.

– Это он и мне сказал…

– Утверждает, что это правда.

– А ты попросил его дыхнуть в трубочку?

– Сразу же. Он пил, но к моменту пробы осталось совсем немного. Уже никто бы его не задержал за пьяное вождение.

– Хорошо… И что он говорит? Что он видел?

– Он уже начал дремать, но захотел помочиться. Пошел к канаве и заметил ее.

– Как?

– Говорит, поссать не успел – вижу, что-то лежит. Подошел поближе и… сразу позвонил нам по мобильнику.

– Надо проверить звонок.

– Само собой.

– А во сколько это было?

– Без четверти четыре. Примерно. Если хочешь, позвони в ОПС, [5]5
  ОПС – отдел патрульной службы.


[Закрыть]они тебе скажут точно.

– А больше он ничего не видел?

– Нет. Никто ни проходил, не приходил, не уходил, не пробегал, не убегал.

– А остальные машины?

– Занимаемся.

– Утренняя молитва переносится на полчаса.

– Собрать всех?

– Всех. Это ты хорошо сказал – всех. Всех-всех.

Он вернулся в прозекторскую. Женщина на столе так и оставалась безымянной. В большинстве случаев имя убитого выясняется сразу или почти сразу; от этого, конечно, событие не становится менее отвратительным, но по крайней мере для жертвы все ужасы уже позади, и живые могут похоронить своих мертвых.

– Хорошие зубы, – сказала Пиа. – Не идеально белые, но в отличном состоянии.

– Остается надеться, что кто-то заявит об исчезновении… Пожалуйста, пришли мне протокол как можно быстрее.

– Как всегда.

– Ты молодец, Пиа. Замечательно работаешь.

– Такие комплименты вызывают у меня подозрения.

Винтер промолчал и пошел к двери. Он хотел пить и почему-то очень устал.

– А что ты делаешь вечером, Эрик? – Вопрос Пии догнал его уже на выходе.

Он остановился и поглядел на нее. Она приводила в порядок стол.

– Я-то полагал, ты опять замужем, или как это у вас называется…

– Все пошло псу под хвост. Опять, как ты говоришь.

– Не думаю, что…

– Нет, конечно. – Она не дала ему закончить фразу. – Забудь. Ты прав. Да я и спросила больше для того, чтобы ты не закапывался в это дело по уши. Наберись сил.

– Вечером буду спать и разговаривать с Ангелой о будущем, – ответил он на уже снятый вопрос. – И размышлять об этой девице.

– И еще одно… чтобы тебе хватило тем для раздумий. Она не девица. Рожала. Может, даже не раз.

– У нее есть дети?

– А вот этого я сказать не могу. Не знаю, как обстоит дело сейчас, но она рожала.

– Когда?

– И этого не скажу. По крайней мере пока. Но это хорошо заметно по ее…

– Не надо деталей, – сказал Винтер. – Потом.

Ему стало не по себе. Где-то есть ее дети. Это может помочь следствию, или же… Думать об этом не хотелось.

7

Начальник охраны обмахивался сложенным вдвое бланком, который вполне мог быть «Протоколом следствия по делу о тяжком преступлении». Подобные бланки валялись повсюду, и в ближайшие дни на его девственно-чистом, натертом до блеска столе появится целый сугроб таких бумажек.

В коридоре для ожидающих пахло солнцем и потом, а справа – перегаром. Какой-то шутник повесил рядом с объявлением о вакантных местах в уголовной полиции плакат: море и пальмы. Под зазывным тропическим пейзажем спал парень с открытым ртом, из которого на подлокотник кресла непрерывной струйкой стекала слюна. Похоже на фокус. «Мог бы выступать с этим номером», – подумал Винтер, входя в лифт, и нажал кнопку третьего этажа, где находился его кабинет.

Закрыв за собой дверь, он с отвращением провел рукой по лицу – щетина начала раздражать. Он словно очнулся по дороге из больницы в управление. Две химические субстанции в его организме затеяли соревнование, кто кого: адреналин в крови и пот на спине. Дело было необычным. Он чувствовал это, но объяснить не смог бы. Знакомое волнение. Впереди месяцы работы.

Не находя себе места, он пошел в комнату отдыха. Еще из коридора Винтер учуял запах только что сваренного кофе. Он налил полную кружку и посмотрел в окно – утро уже полностью вступило в свои права. Машины медленно двигались в пробке, похожие на чешуйки гигантского разноцветного ящера. Термометр за окном так и остановился на цифре «27». Винтер взглянул на часы – всего-то двадцать минут девятого. «Купальный сезон для меня закончился», – подумал он и огорчился.

Комната для совещаний постепенно заполнялась народом. У приехавших с места преступления вид был довольно помятый. Остальные нетерпеливо ждали информацию. Чувство это можно было бы назвать предвкушением, но слово, конечно же, неуместное. Рингмар уже написал на белой доске «визуальные данные». Винтер крутил ручку в руках и думал, как поточнее определить настроение собравшихся. Естественно, не предвкушение – чего там предвкушать? Это было… словно белый, неисписанный лист бумаги… Он по крайней мере надеялся, что их профессионализма хватит, чтобы не наделать ошибок в самом начале. Он всегда на это надеялся.

«После летних каникул мы увиделись снова», – мысленно напел он на мотив какого-то танго и нарисовал большой «X» на доске.

– Неизвестная женщина, около тридцати, по-видимому, удушение, найдена между половиной четвертого и без четверти четыре утра свидетелем, с которым мы еще поговорим сегодня, чуть позже, – сказал он и перевел дыхание. – Никаких подозрений в его адрес нет, но кто знает…

– Как он связался с полицией? По мобильнику? – спросила Сара Хеландер.

– Да, – кивнул Рингмар.

– Могу продолжать? – Винтер посмотрел на свой «X», взял фломастер и начал набрасывать эскиз, не прерывая рассказа. – Ее нашли вот тут. – Кружок на доске. – На карту посмотрим потом, я рисую примерную схему. Если чуть-чуть продолжать по буросскому шоссе, попадаешь на перекресток – повороты на Гуннебу и Хеленевик… – еще кружок, – но пока подождем. Значит, как я уже сказал, нашли ее здесь, в канаве. За канавой густой заболоченный кустарник. Его рассекает старая буросская дорога.

– Там же наша база, – вспомнил Хальдерс.

– Да. – Винтер помолчал. – На этой дороге, как все знают, наша спортивная база.

– Я там отмечал сорокалетие, – сказал Хальдерс. – Было очень спортивно… А вчера там никакой пьянки не было?

– Что-то было… – кивнул Рингмар. – Коллеги что-то праздновали, но вроде бы не поздно.

– Что значит – не поздно? – спросил Меллерстрём.

– Вообще-то разошлись своевременно… но последний уехал рано. В четыре утра. На такси.

– Ни хрена себе… – начал было Хальдерс, но Рингмар его прервал:

– Мы с ними обязательно поговорим.

– От этой канавы, по-моему, не больше нескольких сотен метров до нашей усадьбы, или как? – спросил Бергенхем.

– Не больше, – согласился Винтер. – Хорошо, что они уже не пользуются стрельбищем.

– Там же еще собачник рядом! – не унимался Хальдерс.

– Точно. Сразу за перекрестком. С ними тоже поговорим.

– С собачками? – с невинным видом уточнил Хальдерс.

– И с собачками, если понадобится. – Винтер не улыбнулся. – Там еще полно всяких строений вдоль дороги. Это самое стрельбище в Эргрюте, не больше двухсот метров, гольф-клуб, жилой дом на перекрестке старой буросской дороги и улицы Франца Перссона. – Он наносил на схему маленькие квадратики.

– И не забудем про банду пьяных снютов, – продолжил Хальдерс полюбившуюся тему.

Винтер не обратил внимания на его замечание. Он нанес на схему последние штрихи и повернулся к собравшимся.

– Место обнаружения трупа и место преступления не совпадают, – сказал он. – В канаву ее перетащили не раньше чем через час-два после наступления смерти. Когда мы приехали, она была мертва не меньше восьми-девяти часов. Вот здесь мы и стоим. И ждем заключения судмедэксперта.

– Сексуальное преступление? – спросил Хальдерс. Он чувствовал себя на редкость бодрым – поспал несколько часов после ночного бдения, и усталость как рукой сняло.

– Пока не знаем. Одежда в порядке. Пиа не заметила каких-либо признаков сексуального насилия.

– А других свидетелей нет? – поинтересовался дотошный Янне Меллерстрём. Он отвечал у Винтера за регистрацию материалов – все, что проходит по делу, должно быть занесено в базы данных.

– Как раз с этим сейчас и начнем работать… Нет никаких добровольных свидетелей. Кроме того, что дожидается нас этажом выше.

– Четыре машины, – сказал Рингмар. – На парковке было четыре машины. Две из них числятся в угоне.

– Это хорошо, – одобрил Лapc Бергенхем, и все поняли, что он хотел сказать. Угнанная машина могла указать дорогу от места преступления до места обнаружения тела.

– Все тачки прошерстим сегодня же.

– А владельцы нашлись? – подала голос Сара Хеландер.

Винтер внимательно посмотрел на Сару. На последнем деле она незаметно для всех вошла в ядро следственной группы, и ему хотелось бы иметь ее рядом постоянно, а не как заемного сотрудника из группы Рингмара.

– Двое владельцев очень рады – мы как-никак обнаружили их машины… По крайней мере говорят, что рады. А двое других… посмотрим.

– А вот еще такой вопрос – почему они вообще ставят там машины?

– Вот именно, – подхватил Вейне Карлберг. – Кому приходит в голову оставлять машину на ночь на какой-то Богом забытой парковке?

– Узнаем, – коротко ответил Винтер.

– А у нее есть какие-то оборонительные повреждения?

Сара Хеландер. Молодец.

– Да… она, очевидно, сражалась за свою жизнь. Повреждения на предплечьях есть, но подождем заключения медиков – появились они этой ночью или раньше. Вот фотографии. – Он положил на стол тонкую пачку снимков. – Можешь посмотреть.

– Значит, неопознанный убитый объект… – пробормотал Хальдерс.

– Она рожала… то есть у нее были дети… Вероятно, это нам как-то поможет, – сказал Винтер.

Никто не откликнулся на его слова – все словно погрузились в размышления. Винтер оглядел помощников и приступил к тому, что они называли «озадачиванием». Ему не хотелось затягивать оперативку. Сегодня надо действовать как можно быстрее – чем свежее след, тем больше шансов. Эти часы могут стать самыми важными во всем следствии.

С регистром на исчезнувших уже работали. Рутинная процедура: если кто-то заявлен как исчезнувший, первым делом выясняют, у какого зубного врача он лечился. История болезни передается в отдел судебно-медицинской одонтологии. Это самый верный способ опознания трупа. Делают рентгеновский снимок зубов и сравнивают его с зубными картами исчезнувших.

Сейчас Винтер ждал ответа.

Естественно, пробу на ДНК-анализ они тоже взяли.

Начали, как всегда, с «внутреннего» следствия – надо просмотреть все регистры, грамотно сформулировать запрос для компьютера… много чего надо. Компьютер всего лишь машина; все зависит от того, правильно ли поставлена задача.

Следовало также убедиться, не числится ли женщина в каком-нибудь из криминальных регистров – не задерживалась, не привлекалась. Не засветилась ли по какому-то уголовному делу, может, была судима или осуждена. Тогда помогут отпечатки пальцев… Но вероятность очень и очень мала.

Если повезет, ее опознает кто-то из рингмаровских информаторов. Во всяком случае, они опубликуют ее фотографию в газете… Фотография эта лежала перед Винтером на столе. Непонятно, как исхитрился фотограф, но на снимке убитая женщина казалась еще принадлежащей к их миру, а не к тому, другому. Хотя и видно, что она мертва.

Может, хватится кто-то из близких. Но мы не имеем права сидеть и дожидаться, пока кто-то даст о себе знать.

Итак, она – мать…

Надо обойти всех живущих поблизости от озера. Почтальоны… Кто еще бодрствует по ночам?

Такси. Пусть Хальдерс займется такси. Хальдерс поморщился. Все знали, что он интересуется автомобилями, но сейчас по лицу его ясно читалось, что он считает это бессмысленным.

– Знаю, тебе кажется это пустой тратой времени, – отреагировал на его гримасу Винтер, – но это должно быть сделано.

– На сей раз, может, и не совсем пустой, – неожиданно согласился Хальдерс. – Пара-тройка заказов с нашей базы точно были. Но, мать их, таксисты могли бы и сами позвонить, если что-то видели. Раньше было лучше.

Да, раньше было лучше. Раньше ему достаточно было снять трубку и набрать номер… Он и сейчас его помнил, 170-30-30, и диспетчер немедленно передавал по линии: «Все, работавшие ночью, позвоните Винтеру». Это упрощало дело.

– Свободная конкуренция таксистов отрыгивается следователям, – изящно сформулировал Хальдерс. – Эти новые таксистские фирмы… Сколько из них белых? Черные, желтые… зеленые. Многие пройдут проверку иммиграционного управления? А сколько вообще не говорят по-шведски? Конечно, они не будут никуда звонить, тем более в полицию.

Винтер отвернулся к доске, но Хальдерс упорно продолжал:

– Возьми хоть убийство весной в Рамбергете. Сколько таксистов проехало мимо той ночью? Двадцать? Тридцать? И сколько из них позвонили? Ноль!

Хальдерс обвел взглядом коллег. Слушают они или нет?

«Иммиграционное управление, – подумал Винтер. – Женщина могла быть и не шведкой. И тогда… бесчисленные акты, Интерпол… Спокойно, Винтер. Пробьемся».

Он посмотрел на небогатый набор стрелок и цифр на своей схеме. С чего-то надо начинать.

Время подошло к одиннадцати. Они сидели в кабинете Винтера. Винтер открыл окно и курил свою сигариллу. Дым поднимался к потолку, а потом красивыми кольцами опускался на них же. Открытого окна дым словно не замечал.

Рингмар закашлялся, и Винтер пригасил окурок в пепельнице.

– Теперь уже точно… поздравляю с возвращением из отпуска.

– Я все равно заскучал. Отпуск, знаешь…

– Надо иметь хобби. Проводить свободное время с толком.

– Я ездил на велосипеде и купался, – сообщил Винтер. – И слушал рок. Вот и сделаю рок своим хобби. Джаз – работа, а рок – хобби. Но понимаешь… сразу не привыкнешь. Требует времени.

– Да уж… – сказал Рингмар.

Винтер схватился было за недокуренную сигариллу, но раздумал. За окном то и дело слышались звуки подъезжавших и уезжавших патрульных машин и презрительный хохот чаек, сопровождавший всю эту суету.

– Никаких заявлений о пропаже… – произнес Винтер. – Пока. Это может быть плохо, а может и хорошо.

– И что здесь хорошего?

– Где-то она была… меньше суток назад. С кем-то встречалась, разговаривала. Кто-то ее видел. Я имею в виду, кроме убийцы.

– Может, сегодня заявят. Попозже. Или завтра.

– До этого от зубов никакого прока.

– Нам нужен ее зубной врач.

– Нам нужен ее зубной врач. Нам нужно ее имя, нам нужно знать, где она жила… прежде всего имя. Неприятное ощущение… что-то в этом есть недостойное. Человек без имени. У тебя нет такого чувства?

– У меня нет.

– А у меня всегда, когда труп неопознан. Знаешь… словно бы нет ей упокоения.

Рингмар кивнул.

– Я бы подождал денек с газетами и афишами.

– Афишами? Ты имеешь в виду – листовками? Флайерами?

– Афиши, листовки и флайеры. Парни в Лондоне так работают, и мне бы хотелось попробовать у нас.

– Дает результат?

– Что?

– Там у них… в Лондоне… дает все это результат?

– Честно говоря, не знаю.

– Ну-ну…

– Сегодня набросаю текст.

– А снимок?

– Честно говоря, не уверен… Как ты думаешь, этот подойдет? – Винтер взял со стола фотографию мертвого лица и повернул к Рингмару. – Не совсем обычно, конечно… но это альтернатива.

– Дай посмотреть. – Рингмар потянулся за снимком, поизучал его несколько секунд и вернул Винтеру.

– Не особенно симпатично… но если другого выхода нет, придется публиковать. Портрет свежеубитой женщины… Первый раз в Гетеборге.

– А помнишь историю со взрывом в Вюртемберге? В Германии? Пластический хирург собрал физиономию, как пазл, и они официально опубликовали снимок. Что-то в этом есть.

– Чего-то в этом нет… Как-то цинично, что ли…

– Взрыв еще циничнее.

Рингмар встал, расправил спину, поднял руки и застонал.

– У меня уже вечер, – сказал он грустно.

– Возьми себя в руки… День только начался.

– И еще эта пресс-конференция… – Рингмар снова сел и положил ногу на ногу. Его брюки цвета хаки и сорочка в мелкую клеточку выглядели несравненно элегантнее садовых шорт и выцветшей футболки Винтера. Винтер почесал бедро под штаниной. Надо принять душ и поесть.

– Пресс-конференция? Кто принял решение? Биргерссон?

– Нет… Велльман.

Хенрик Велльман был одним из шефов гетеборгской полиции. Он, как это громко называлось, отвечал за инфраструктуру. Это к нему обращались, когда требовались деньги на поездки, новые машины и тому подобное. Над ним был только главный полицеймейстер – Юдит Сёдерберг. А выше – Господь Бог.

– Наверное, сам придет, – улыбнулся Винтер.

– Ты должен его понять. Убита молодая женщина, труп не опознан. Риксдаг еще не работает. Хоккейный сезон не начался. Пресса голодна как волк. Летнее убийство…

– Летнее убийство… – эхом повторил Винтер. – Мы замешаны в классическое летнее убийство. Мечта таблоидов.

– Это все из-за жары, – сказал Рингмар. – Все из-за этой чертовой жары.

– Осеннее убийство, – прикинул Винтер. – Если это вообще убийство. Нет, это, конечно, убийство, но пока официально убийством не признано. И скоро мы установим ее личность… Да, может, и неплохо повстречаться с нашими медиаприятелями.

– В четырнадцать часов. Увидимся.

Рингмар вышел. Винтер прикурил новую сигариллу «Корпс» и ровно десять секунд смотрел в потолок. Потом набрал номер Бейера, но шефа криминалистов на месте не оказалось.

У нее должна быть по крайней мере комната. Или дом. Или квартира. Нет имени, так пусть хотя бы будет жилье. Если они не найдут жилье, возможности идентификации сведутся к минимуму.

Он открыл верхний ящик стола и достал стопку фотографий с места обнаружения трупа. Попытался представить, что происходило за несколько минут до того, как труп бросили в канаву. Ее могли принести и с другой стороны, через кустарник, через этот чертов заболоченный кустарник. Для здорового мужика – ничего невозможного. Она весит… весила не больше пятидесяти килограммов. Синяки на шее оставлены скорее всего большими сильными пальцами на больших сильных руках… но это пока под вопросом.

Ее несли. Никаких признаков, что тело волокли, не найдено – ни на траве, ни на парковке, ни на тропинке. Парковка… Скорее всего ее привезли на парковку, вытащили из машины и отнесли в канаву. Пожалуй, так и было. Какая машина? Вполне возможно, одна из тех, что там стояли. Одна из украденных. Почему бы нет? Скоро они это узнают. Кто-то кого-то убивает, выходит на улицу, угоняет машину, сует в нее труп и уезжает. А как бы ты поступил, Эрик, если бы кого-нибудь убил? Отвез на озеро Дель? Почему именно туда? Кто из известных уголовников любит душить свои жертвы? Что-то связано именно с этим местом… Не там ли несколько лет назад бушевали сатанисты?