Текст книги "Зов издалека"

Автор книги: Оке Эдвардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

– А где девочки?

– Бим на плавании, Кристина у приятельницы готовит уроки. Так она по крайней мере сказала, – улыбнулась Лотта. – Если я правильно понимаю, ты говорил с мамой.

– Да. По-моему, ничего опасного.

– Она позвонила мне прямо посреди приема. Я попыталась поговорить с врачом, но ничего не вышло. По-моему, я говорила с ночным сторожем.

Винтер улыбнулся.

– Que? [36]36
  Который? ( исп.).


[Закрыть]– спросил он.

– Врача я пока не нашла. Но у меня такое ощущение, что дело хуже, чем мама себе представляет.

– Она хочет, чтобы мы приехали, если будет ухудшение.

– А ты поедешь?

– Поеду. Конечно, поеду. Сейчас не могу, но если возникнет такая необходимость…

– Я попробую позвонить еще раз. Хочешь кофе?

Винтер посмотрел на часы.

– Торопишься куда-нибудь?

– Домой. Думать.

– Получается?

– Мы намного ближе, чем раньше. – Он рассказал о событиях последних дней. – Знаешь, иногда такое чувство, будто смотришь кино.

– Ты сейчас кажешься не столь одержимым, как раньше…

– Все так же. Но и по-другому. Я пытаюсь думать, а голова лопается. Давление в башке то нарастает, то падает, а мысли надо держать на одном уровне. Поняла?

– Жуткое дело, – сказала Лотта.

57

Сразу после полуночи Бремер укатил домой на своем «форде». Посмотрел на часы, встал и молча ушел. После того как Винтер вернулся в управление, Бремер не произнес ни слова. Винтер не пошел провожать его в гараж, а поплелся в свой кабинет и в коридоре наткнулся на Бейера. Тот все это время был в управлении.

– В машине полно дерьма, – вместо приветствия известил Бейер.

– То есть ты не утверждаешь, что кто-то делал в машине тщательную уборку?

– Может, и делал. Только когда? С восемнадцатого августа осень успела пройти.

– Значит, все впустую?

– А вот этого я не говорил. Я сказал – полно дерьма. В багажнике, в салоне, в бардачке… и так далее, и тому подобное.

– Так…

– Полно окурков в пепельницах. Один даже втиснут в салазки сиденья. Можно только удивляться, как он туда попал.

– Как это?

– Салазки переднего сиденья. Окурок зажат между краем ворсистого покрытия и балкой салазок. Не так легко было найти. Только наш выдающийся профессионализм…

– Ты хочешь сказать, его там спрятали? – прервал Винтер.

– Может быть… почти ничего, кроме фильтра. Ты не знаешь, какую марку курила Хелена Андерсен?

– Нет… Ты думаешь, это ее?

– Просто пытаюсь вдохнуть в тебя оптимизм. Как бы то ни было, мы его нашли и уже послали в ЦКЛ.

– Боже мой, Бейер! Анализ ДНК занимает у них месяцы!

– Можешь попробовать сам.

– Надо добиться, чтобы они взяли нашу пробу вне очереди. У тебя же потрясающая репутация в Линчёпинге, Йоран. Я уж не говорю о связях!

– Сделаю что смогу. Грубая лесть действует на меня неотразимо. Но тебе ведь известно, что существует очередь…

– У нас есть образец! Нам есть с чем сравнивать. Это же не слепой анализ! Нам не надо уговаривать прокурора санкционировать пробы ДНК…

«У нас есть труп, – подумал он. – Причем уже давно».

Винтер вернулся в кабинет. Ему не давала покоя еще одна мысль – чем дальше, тем больше, несмотря на усталость. А может, именно из-за усталости. Почему тело Хелены оставили в канаве на берегу озера? Почему именно там? От ее жилья до озера довольно далеко. От жилища Бремера тоже неблизко. Если, конечно, Бремер уже зачислен в разряд подозреваемых. Он закрыл глаза и представил карту города. Все верно. Далеко от Хелены, далеко от Брем…

Минуточку. Он прошел в комнату информации и остановился перед большой картой Гетеборга и окрестностей. Оторвал стикер, нашел многоквартирный дом Хелены в Бископсгордене и приклеил. Потом нашел Эдегорд – странно, Пустынный хутор был даже обозначен на карте. Еще один кусочек липкой бумажки – берег озера.

Расстояние до озера от квартиры Хелены и дома Бремера было совершенно одинаковым.

Он чуть не попал под трамвай на Вестергатан и пошел по улице. Застройка была довольно плотной. Винтер нашел нужный дом и набрал код подъезда, который ему сообщил Меллерстрём. Раздался щелчок. Он открыл тяжелую дверь и поднялся на второй этаж. На почтовом люке была табличка «Грета Бремер». Он позвонил. Послышались шаги и дверь чуть-чуть приоткрылась.

– Я комиссар уголовного розыска Эрик Винтер, – сказал он. – Гетеборгская полиция. Я вчера вам звонил.

– Это он, – послышался голос, – который звонил.

Дверь открыла женщина в фартуке, лет пятидесяти, а может, и помоложе, с одежной щеткой в руке. Голова повязана платком.

Она отошла в сторону и пропустила его в прихожую. В гостиной в кресле-каталке сидела еще одна женщина, с длинными распущенными волосами. Было довольно темно, и лица он не различил. В квартире пахло улицей. «Наверное, недавно проветривали», – машинально подумал он.

– Заходите, – произнесла невидимая женщина в кресле, взялась обеими руками за колеса и развернулась. Винтер нагнулся, чтобы снять обувь.

– Не надо, – сказала она. – Заходите так, и давайте быстрее с этим покончим.

Он прошел в гостиную. Его предположение оказалось верным – квартиру проветривали, окно было открыто, а растения с подоконника стояли на полу.

Женщина со щеткой извинилась и вышла.

– Мне помогает коммуна, – сказала дама в кресле-каталке. – Если не можешь двигаться, без помощи пропадешь.

Винтер только теперь разглядел ее лицо. Вернее, часть лица – глаза только угадывались за темными очками с коричневыми стеклами. Нечесаные распущенные волосы с обильной сединой. Тонкая, сухая кожа в мелких морщинах. На вид лет семьдесят… хотя болезнь может состарить кого угодно. Он так и не знал, сколько ей на самом деле.

– А теперь они ее забирают.

– Простите?

– Забирают помощницу. Теперь одна дорога – в дом престарелых.

– Неужели настолько плохо?

Она не ответила, только сцепила руки на животе так, что побелели пальцы. Под окном со скрежетом прошел трамвай. Улица была такой узкой, что противоположная стена дома работала как резонатор, и от этого звук казался еще противнее, чем был на самом деле.

– Значит, вас интересует мой брат, – проговорила она, не глядя на Винтера. Что-то в ее повадке натолкнуло его на мысль, что она, возможно, слепа. Но спрашивать он не стал – захочет, скажет сама. – Вы собираетесь задать мне вопросы, касающиеся моего брата. Не уверена, что смогу ответить хотя бы на один из них.

– Мне бы хоте…

– Мы не виделись много лет.

– Почему?

– Почему? – Она наконец повернулась к Винтеру, но глаза по-прежнему были неразличимы. – А о чем нам говорить? Нам не о чем говорить. А когда не о чем говорить, лучше и не встречаться.

– И вы даже не звоните друг другу? Например, поздравить с праздником…

– Никогда. Я вообще больше не хочу его видеть.

Голос у нее был совершенно ровный, поэтому смысл сказанных слов казался еще страшнее. Ни обиды, ни горечи, вообще никакого чувства.

– Что… что произошло?

– Какой смысл рассказывать? Все равно это не имеет никакого отношения к делу, по которому вы приехали. – Она опять повернулась в сторону. Профиль четко выделялся на фоне окна. – И вообще, зачем вы здесь, комиссар?

– Я кое-что сообщил по телефону… – Он начал рассказывать более подробно и вдруг почувствовал, насколько шатка его версия.

– Мне нечего сказать. Я о нем ничего не знаю.

– Когда вы виделись в последний раз?

Она замолчала, но Винтер далеко не был уверен, что она обдумывает ответ, поэтому повторил еще раз:

– Когда вы виделись в последний раз?

– Не знаю.

– Десять лет назад? Больше? Меньше?

– Не знаю.

– А как давно вы… больны?

– Я не больна. Я сижу в кресле-каталке, не могу пошевелить рукой, но я не больна. Они же забирают у меня помощницу, значит, больной я не считаюсь.

Винтер быстро оглянулся. Женщина в фартуке не успела отвернуться, и он понял, что она подслушивает их разговор. «Любопытство, – подумал он. – Я бы тоже подслушивал».

– Он сидел в тюрьме, – сказала Грета Бремер. – Но вы это уже знаете.

Винтер кивнул.

– У вас, конечно, в архиве все про всех есть.

– Простите?

– Я говорю, вам же все про всех известно. Что люди делают, что они делали… все про всех.

– Я не совсем вас понимаю, мадам Бремер.

– Мадемуазель, если вы уж хотите по-французски. Фрекен.

– Можете ли вы… Я не совсем пони…

– А вот я и спрашиваю – зачем вы являетесь с расспросами, когда вы и так все знаете? У вас же все теперь в компьютерах. Или у вас нет архива?

– Архив у нас есть, – не стал отрицать Винтер. Разговор принимал все более странный характер.

Она либо не хочет говорить… либо ей и в самом деле нечего сказать.

– Я не видела его много лет, и благодарю Бога за это.

Она произнесла эту фразу таким же ровным тоном, не пошевелившись.

– А вы бывали у него дома?

– Да. Очень давно. Много лет назад.

– Когда?

– Какой смысл спрашивать? Посмотрите в архиве.

Вот и опять мы в архиве. Винтер сделал вид, будто записывает что-то в блокноте, и исподтишка покосился в прихожую. Женщины в фартуке не было.

– Как давно он там живет?

– А вы сами не знаете?

– Я спрашиваю вас.

– Меня нечего спрашивать.

Винтер встал, подошел поближе и положил руки на спинку кресла-каталки.

– Это последняя модель? – поинтересовался он.

– А какая вам разница?

– Я заметил, что вы довольно легко с ним управляетесь.

– Еще легче, когда это делает кто-то другой. Попробуйте сами и убедитесь. Не так-то просто сдвинуть с места этот рыдван.

Винтер встал за спинкой кресла, и она отпустила тормоз. Ее нечесаные волосы волной лежали на подложенной под спину тонкой широкой подушке.

– Попробуйте, попробуйте…

Он откатил коляску немного назад, потом вперед.

– Туговато?

– Да… довольно тяжело.

– Думаю, вам пора.

Выходя из гостиной, он бросил взгляд в кухню – женщина в фартуке стояла к нему спиной, склонившись над мойкой.

Не успел Винтер выйти из подъезда, в кармане у него зажужжал мобильный. Он посмотрел на дисплей – номер неизвестен, но он и так знал, кто это.

– Со вчерашнего никаких изменений.

– Какой диагноз?

– По крайней мере подозрения на инфаркт отпали. Слава Богу.

– Слава Богу.

– Говорят, какое-то воспаление. Хотят оставить его для наблюдения.

– Врачи знают, что делают.

– Иногда начинаешь сомневаться…

– Вы же сами захотели туда уехать…

– Давай не будем об этом говорить. Важно, чтобы папа поправился.

– Да, конечно…

– Вечером позвоню, когда придут результаты анализов. Я говорила с Лоттой. Очень рада, что вы стали чаще встречаться.

– Я тоже.

– Но… вы приедете, если потребуется?

– Я же обещал.

– Может, все обойдется…

– Надеюсь.

Он зашел к Рингмару. Тот жестом пригласил его присесть – говорил с кем-то по телефону.

– Единственное, что мы знаем точно – они и в самом деле брат и сестра, – сказал Рингмар, положив трубку. – Все бумаги подтверждают. Ей шестьдесят шесть лет. Возраст отчасти снимает подозрения.

– Образцовая братско-сестринская любовь.

– Что? А, да… Судьбы складываются по-разному. Могу себе представить, что у вас был за разговор.

– Она неадекватна. – Винтер положил на стол копию записки, найденной в кармашке детского платьица в подвале у Хелены. – Но я по другому поводу. Значит, если я все понял правильно, это платье было на Хелене, когда ее подбросили в Сальгренска?

– Да. У них там строгий порядок – все ее вещи собрали в пакет… Вещей-то было – майка, штанишки и платьице.

– И она хранила это платье всю жизнь…

– Этого мы не знаем. Нам даже неизвестно, сама ли Хелена положила эту записку в карман. Может, она про нее ничего не знала.

– Но в полицейских протоколах об этой записке ни слова… Она же была у нас.

– Придется с этим жить, – вздохнул Рингмар.

– А может, кто-то дал ей эту записку совсем недавно. Она про нее забыла, и…

– Куда ты клонишь?

– Сам не знаю. Но не могу отвязаться. Видишь, таскаю с собой повсюду… Есть еще одна мысль.

– Слушаю.

– Я все размышлял над этим кодом… Ладно, оставим его пока в покое. Эти линии… – Винтер наклонился и повернул копию так, чтобы Рингмару было видно. – Когда мы искали по карте, как проехать к Бремеру, я сравнил. Видишь? Смотри… если свернуть у Ландветтера и ехать параллельно с шоссе… по старой дороге, а потом повернуть налево… И пересечения дорог в лесу похожи. Если у меня не тараканы завелись в голове, это же карта дороги к Бремеру! Даже дом помечен, вот здесь, наверху… за последним перекрестком.

– И ты сравнил с картой?

– Да. Можешь сам проверить.

– Даже не знаю, что сказать…

– Ты не знаешь, а я знаю, что ты хочешь сказать. Что у меня чересчур живое воображение. Что ж, иногда помогает… – Винтер еще раз посмотрел на копию записки. – А если честно, я тоже не знаю, что сказать… но все совпадает. Л – Ландветтер, X – Херрюда…

– Т – торп. Хутор.

– Очень может быть.

– Место встречи? – спросил Рингмар. – А на словах объяснить нельзя?

– Можно… если говоришь на одном языке. Эту бумажку скорее всего должны были уничтожить.

– Но почему-то прошляпили.

– Да… прошляпили. Отпечатки пальчиков маленькой Хелены мы нашли… это же факт.

– Да… – Рингмар рассматривал бумагу. – А остальное?

– Не знаю… Может быть, количество людей, деньги… отпра… – Винтер осекся.

– Что?

– Вдруг подумал… эта цифра двадцать три с вопросительным знаком… Может, это время отправления? Например, парома?

– Они же не идиоты, чтобы сесть на паром после такой заварухи… После вооруженного ограбления с трупами…

– Нет. Не идиоты. Но мог быть кто-то еще, не участвовавший в ограблении. Или уверенный, что его не опознают. Можешь позвонить в «Стена-лайн» и узнать, был ли рейс парома из Фредериксхавна в те годы в одиннадцать часов вечера?

– И «Сессан-лайн», – сказал Рингмар. – Я больше любил «Сессан». Мой любимый паром.

Во второй половине дня из Дании пришло еще одно увеличение. Человек в окне вполне мог быть Георгом Бремером, но, конечно, для прокурора и тем более для суда этого недостаточно. Но суд, как ни странно, дал добро на обыск в доме в Блокхусе.

– Благодаря увеличенным снимкам, – сказала Микаэла Польсен. – Мы сейчас туда едем. Здесь у нас парень из Копенгагена, криминалист. Говорят, лучший дактилоскопист в стране.

– Там может быть несколько слоев обоев, – заметил Винтер.

– Он, по-моему, даже обрадовался… Экспертов такие штуки только подзуживают.

– Наверное… Но как ты объяснишь, что они решились так надолго задержаться в чужом доме? Выглядит по меньшей мере странно.

– Не так уж странно, если знать, что владелец этого дома никогда там не бывал. Мы только сейчас это выяснили. Те, кто въехал позже, начали менять обои и что-то там нашли – не хозяева. Они просто сняли дом.

Прибежал запыхавшийся Хальдерс, и для Винтера это стало подтверждением. Это и было подтверждение.

– Мы едем за ним прямо сейчас, – сказал он.

58

Георг Бремер отказался от адвоката. Он сидел в ярком свете лампы в комнате для допросов, не поднимая глаз. Винтер решил допросить его сам. Коэн не возражал, Габриеля Коэна престижные соображения не волновали.

У Винтера в буквальном смысле чесались руки, и он все время невольно их потирал. Может быть, что-то с кровообращением. Микроциркуляция, или как там сказала Лотта.

Он уселся напротив Бремера. «Ты» или «вы»?

Он начал допрос.

Эрик Винтер.Мы попросили вас вернуться, чтобы ответить еще на несколько вопросов.

Георг Бремер.Это я и без ваших слов понял.

Э.В.В тот раз вы сказали, что охотно нам поможете.

Г.Б.Разве?

Э.В.Я так вас понял.

Г.Б.Вы ничего не поняли.

Э.В.Объяснитесь.

Г.Б.Что объяснять-то?

Э.В.Почему вы считаете, что я ничего не понял.

Г.Б.Да потому что понимать нечего.

Э.В.А мы все же пытаемся. Мы делаем все, чтобы разобраться в случившемся.

Г.Б.Пузырь вам на хвост. Желаю успеха.

Э.В.И это все, что вы можете сказать?

Г.Б.Конечно, все. Что мне еще говорить? Я занимаюсь своими делами.

Э.В.Понятно… Но у вас наверняка есть знакомые. Именно в этом нам нужна ваша помощь. Если бы вы попросили их встретиться с нами и поговорить…

Г.Б.У меня… да чего там…

Э.В.Я не понял ответ.

Г.Б.Это был не ответ, потому и не поняли.

Э.В.Если бы кто-то из ваших знакомых смог нам рассказать… и подтвердить, что вы делали в тот вечер, это помогло бы и нам, и в первую очередь вам.

Г.Б.Я уже сказал – я был один.

Э.В.Весь вечер?

Г.Б.Да.

Э.В.А что вы делали ночью?

Г.Б.Какой ночью?

Э.В.В ночь на восемнадцатое августа.

Г.Б.Дома был.

Э.В.Вы позволяете кому-то пользоваться вашей машиной?

Г.Б.Никогда в жизни. Как мне тогда из дома выбраться?

Э.В.У вас есть еще одно средство передвижения.

Г.Б.Это средство не на ходу. Лежит в сарае в разобранном виде. Собрать его и запустить – пара недель, не меньше. Разве что когда машина ломается…

Э.В.А вы раньше говорили…

Г.Б.Мало ли что я раньше говорил.

Э.В.Вы хороший автомеханик?

Г.Б.Уж мотоцикл-то разобрать и собрать смогу.

Э.В.Как давно вы приобрели мотоцикл?

Г.Б.Давно… еще в молодости. А это было давно.

Э.В.Когда вы совершили взлом, вы были на мотоцикле.

Г. Б.Как это?

Э.В.Когда вы совершили взлом, вы были на мотоцикле.

Г.Б.Может быть… но я за это расплатился. Возместил, так сказать, общественный ущерб.

Э.В.Вы были не один.

Г.Б.Как это?

Э.В.Вас было несколько. Все на мотоциклах.

Г.Б.Не знаю… Я свое отсидел. После этого живу для себя и ничего не нарушаю. И до того так жил.

Э.В.Но у вас остались приятели с тех времен.

Г.Б.Никого.

Э.В.Вы отдали машину в ремонт вашему другу. Юнасу Свенску.

Г.Б.Он мне не друг.

Э.В.А кто он вам?

Г.Б.Он… как бы это…

Э.В.Кто?

Г.Б.Автомеханик. Он автомеханик. Машины чинит.

Э.В.Мы уже об этом говорили. Вашу машину видели в ночь на восемнадцатое августа. Вы это отрицаете?

Г.Б.Черта с два! Видели… Когда видели?

Э.В.В ночь на восемнадцатое августа.

Г.Б.Я спал. Если машину и угнали, то вернули до того, как я проснулся.

Э.В.Вы хотите сказать, что машина могла быть угнана, а потом ее вернули?

Г.Б.Я хочу сказать, что это бред собачий. Кто ее угонит? Сказал просто так, чтобы и вы поняли, что это бред собачий.

Э.В.Свидетель видел вашу машину в ту ночь.

Г.Б.Какой еще свидетель? Сами вы небось и свидетели. Когда полиции нужен свидетель, они сами и свидетельствуют.

Э.В.Что вы имеете в виду?

Г.Б.Я имею в виду, что никакого свидетеля нет и быть не может, все вы выдумали.

Э.В.Я ничего не выдумал. Свидетель видел вашу машину. В ней был пассажир.

Г.Б.Это еще что за новости?

Э.В.Когда в последний раз кто-нибудь к вам заезжал? Я имею в виду за последние три месяца?

Г.Б.Что?

Э.В.Кто-то к вам заезжал за последние три месяца?

Г.Б.Это может быть… Три месяца? Вполне возможно.

Э.В.Кто?

Г.Б.Сосед проезжал мимо. Такое бывает.

Э.В.До ближайшего соседа три километра.

Г.Б.А они не каждый день и проезжают.

Э.В.Вы кого-нибудь приглашали?

Г.Б.Я никого не приглашаю.

Э.В.Свидетели видели, как вы везли к себе домой женщину и ребенка.

Г.Б.Вранье. Никого я не вез.

Э.В.Есть люди, утверждающие, что везли.

Г.Б.Кто же это такие? Соседи? Сами сказали – три километра до ближайшего соседа. Зрение у них, прямо скажем, орлиное.

Э.В.У дороги стоит дом.

Г.Б.Там никто не живет.

Э.В.В доме у дороги живут люди.

Г.Б.Вот как? Никогда никого не видел.

Э.В.А вас видели.

Георга Бремера и вправду видели. Хальдерс и Анета опросили всех хозяев домов и дач неподалеку от бремеровского Пустынного хутора.

– Старик несколько раз проезжал мимо. Иногда в машине еще кто-то был.

Парень только что развелся, квартира осталась жене, и он арендовал по дешевке дом, где размышлял над своей горькой участью. Он много пил и часто бродил по лесу. Похмелье и депрессия, по-видимому, обострили его внимание.

– Из моей халупы дороги не видать, но там не больше пары сотен метров. Как-то я добрел до его дома… не знаю, его ли, но машина во дворе была его.

– А кого-то еще вы там видели?

– Нет… тогда нет. Но пару раз он проезжал с кем-то. Как-то видел ребенка. И женщину… скорее всего женщину. Длинные светлые волосы, но сейчас и парни такие носят.

– А когда это было? Можете вспомнить, хотя бы примерно?

– Точно не скажу… Летом. Я развелся… Э, наплевать. Жарко было. Июль, август… скорее в августе. Еще до дождей.

– Вы по-прежнему живете в этом домике?

– Иногда… редко.

– А вы видели этого человека после… после жары? Когда лето кончилось? Скажем так – позже августа.

– Конечно.

– Одного? Или к нему кто-то приезжал?

– Народ у него бывал. Не часто, но иногда съезжались. Машины, мотоциклы…

– И мотоциклы тоже?

– У него же есть мотоцикл… Или нет? Есть или нет… Я видел его на мотоцикле пару раз. И народ приезжал на мотоциклах.

– Народ на мотоциклах?

– Тоже пару раз видел. Но я же не лез к ним руки пожимать.

– А вы могли бы узнать кого-то из этих мотоциклистов?

– Ой, не думаю… Я от них держусь подальше.

– А этот ребенок… которого вы видели… и женщина? То есть скорее всего женщина… Когда вы их видели?

– Давно уже… летом.

– Когда жара была?

– Да… ну и жарища была…

Винтер встретился с Веннерхагом у моста. Они сидели в машине. В море виднелись корабли, а с моста доносился неумолчный шум движения.

– Домой ко мне больше не приходи, – сказал Веннерхаг. – Это нехорошо.

– Соседи осудят?

– В городе неспокойно. Я не хочу, чтобы про меня говорили, будто я стукач.

– Ты информатор, Бенни. К тому же чуть ли не свояк.

– Значит, вот как я теперь называюсь. Чуть-ли-не-свояк.

– Что ты хотел сказать? – спросил Винтер.

– Ходят слухи, что Якобссона убрали. Он вообще-то никто, мелкая рыбешка, так что народ удивляется. Брательник его не знает, что и думать. Он и у вас побывал.

– Побывал.

– Вот и все, что я хотел сказать. Про Якобссона. Но это слухи…

– Откуда?

– Кто их знает… На то и слухи, что неизвестно, кто их распространяет.

Винтер промолчал. У него мелькнула мысль, что «БМВ», в котором они сидят, наверняка где-то за рубежом числится в угоне. С моста донесся характерный скрежещущий шум трамвая. Рядом с ними было припарковано довольно много автомобилей. Процентов десять угнанных, наугад прикинул Винтер. Бросили машины, когда бензин кончился. Наркоманы… Хальдерс все знает про эти дела.

– «Адские ангелы» опять разделились, у них образовалась новая банда… Ты знал про это? – спросил Винтер после паузы.

– Не знаю и знать не хочу этих психопатов. – Веннерхаг посмотрел ему прямо в глаза. – Я с ними дел не имею. Ты меня знаешь.

– Никаких слухов? От них… или о них?

– Даже если бы я слышал что-то, заткнул бы уши. Это опасно, поверь мне. Чем меньше про них известно, тем лучше.

– А про них и так мало известно. Никто ничего не знает.

– Это часть их деловой стратегии.

– Так же как они сами – часть общества?

– Вы же считаете себя частью общества… Полиция – часть общества, власть… а другая власть – тоже часть общества.

– Да ты философ, Бенни.

– Да… а твоя сестра видеть меня не хочет. Не любит философов.

– Мало того что ты философ, ты тоже часть общества.

– Спасибо на добром слове.

– Не за что благодарить. Я имею в виду вовсе не какое-нибудь там приятное и симпатичное общество.

– Нет, конечно… В приятном и симпатичном обществе есть место только для снютов… Только вот что я тебе скажу, Эрик: мы все заменимы. И в равной степени заслуживаем сострадания. Вы заслуживаете сострадания, и мы заслуживаем сострадания.

– Пошел ты…

– Смотри-ка, задело…

– Твой пафос смешон. Ты заменим, а я – нет.

– Забудь, – сказал Бенни. – Но я тебя уверяю: когда-нибудь ты поймешь, что я прав. К сожалению.

Винтер промолчал. Мимо проехал патрульный автомобиль. Наверняка записали номер машины, в которой они сидят.

– Если ты ничего не знаешь про «ангелов», можешь помочь с Георгом Бремером.

– Я же уже сказал – он для вас интереса не представляет. Если он заявляет, что завязал после отсидки, значит, так и есть. Я ничего о нем не слышал. Имя узнал от тебя.

– Я говорю не о тебе, а о твоих… деловых контактах. Может быть, кому-то известно. Вовсе не обязательно, чтобы он где-то отметился за последнее время. Меня интересует его прошлое… Видел ли его кто-нибудь. И знал ли он Якобссона.

Было еще не поздно. Винтер позвонил Ангеле.

– Чем занимаешься?

– Отхожу после дежурства. С вином и музыкой.

– Колтрейн?

– Свен-Оке Колтрейн. Ансамбль «Буги-Вуги».

– Звучит великолепно, – засмеялся Винтер.

– Во всяком случае, лучше, чем «Клэш».

– Как ты угадала? У меня как раз стоит диск «Клэш».

– На работе?

– Ага. Но мне не следовало тебя в это посвящать.

– Трепач… – Она помолчала и произнесла совершенно другим голосом: – Неприятная история с твоим отцом. Лотта рассказала.

– Ты говорила с Лоттой?

– Она позвонила только что. Поблагодарила за подарок, который я ей послала. Тот самый, что ты передал на два дня позже.

– Я знаю…

– Это непростительно… Извини, Эрик. Но ему уже лучше.

– Миокардит.

– Да… Это довольно серьезно.

– У меня звонит мобильный… наверняка мать. Слышишь?

– Слышу… возьми же трубку!

– Сегодня вечером у меня масса работы, – сказал он, – мне надо… почитать. Позвоню позже.

– Сначала поговори с матерью, – сказала она.