Текст книги "Зов издалека"

Автор книги: Оке Эдвардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

46

Винтер прочитал протокол допроса пятилетней Хелены Делльмар. Опытный, ныне уже почивший психолог пытался навести девочку на воспоминания, о которых она либо не хотела, либо не могла рассказать. Длинный и малосодержательный протокол, но из него, как из фильма, ясно видно, насколько мучительна эта процедура для малышки.

Выводы… пустые слова. Девочка нуждается в психотерапевтическом лечении. Добро пожаловать во взрослую жизнь. А что будет потом? Что будет, когда воспоминания вернутся в виде ночных кошмаров, бессонных ночей и приступов депрессии?

Никаких подтверждений, что Хелена прошла курс психотерапевтического лечения, они не нашли. Хотя вот… проверяли отдаленные результаты… Винтер записал фамилию тогдашних приемных родителей и прочитал:

«В зрелом возрасте пациентка может осознать тот ад, в котором она, по некоторым признакам, побывала, но скорее всего она вряд ли способна восстановить более или менее специфические картины прошлого».

«Какие картины?» – подумал Винтер. Где-то он читал о похожих случаях. Для переживших в детстве серьезную психическую травму единственный способ вернуться к нормальной жизни – забыть, вытеснить эти воспоминания. Только тогда они могут сосуществовать с другими людьми.

Винтер опять подумал об одинокой женщине с ребенком в квартире, с которой знакомился все ближе, и ему стало не по себе. Там не было воспоминаний, а если и были, то закрытые на семь замков.

Единственный способ существования – провалы в памяти…

Но провалы, как известно, могут вести в бездну.

У некоторых больных провалы в памяти возникают прямо во время беседы. Человек на глазах становится другим. Нарушения памяти иногда приводят к раздвоению личности. Он читал дальше.

«Сознание старается предохранить личность, стирая память о невыносимых переживаниях».

Довольно страшная формула. И о чем думает такой человек? Имеет ли это отношение к Хелене? Те минимальные сведения, которые им удалось собрать, указывают, что скорее всего да. Это именно о ней, хотя вряд ли можно сказать однозначно. Можно ли вообще сказать что-то однозначно о человеческой психике?

В коридоре послышались какие-то звуки. Он поднял голову, но все стихло. Чтобы сосредоточиться, он поставил Дона Черри. Звук трубы составлял часть картины, которую он пытался вообразить.

Опять пошел дождь, медленный, но ритмичный. Винтер посмотрел на развешанные на стене детские рисунки. Флаги, ветряные мельницы… бородатые мужчины за рулем. Дождь и солнце. У природы тоже раздвоение личности.

«К тридцати годам больные с тяжкими детскими воспоминаниями могут внезапно осознать их и пережить заново».

Еще того чище.

«А когда сознание возвращается, человек может оказаться в другом времени и в другом месте, не понимая, как туда попал».

Раздвоение личности. Другое место и другое время.

Возможно ли это? Может, нечто подобное и произошло с Хеленой? И если это так… кто позаботился о ее ребенке?

Может, кто-то вручил ей ключи от прошлого? Ключи, к которым ни под каким видом не следовало прикасаться?

Вдруг его поразила мысль, что они даже не подумали точно установить время исчезновения дочери… Йенни. Никто не знал, когда мать и дочь виделись… последний раз. А вдруг ребенок исчез еще раньше? И если это так, тогда следующий вопрос: знала ли Хелена, где находится девочка? А если она была в помрачении сознания довольно долго? Как это может быть?

Поговорить еще раз с Эстер Бергман, записал он в блокноте.

Он встал, подошел к книжной полке и взял книгу – «Чувственные и мнемонические аспекты тяжелых преступлений».

«В голове у нее то и дело звучали голоса. Иногда голоса были совершенно ясными и призывали совершить тот или иной поступок, но чаще они составляли фон – она слышала, как что-то произносят, даже спорят между собой, но слов различить не могла».

Хальдерс зашел в ванную и посмотрел в зеркало. Волосы на висках начали отрастать. В выходные он сходит к парикмахеру и опять побреется наголо.

Он прижал пальцем кожу под левым глазом и оттянул в сторону. Отпустил палец – кожа вернулась на место, но не сразу. «Начинаю стареть».

Он собирался принять ванну. Но сейчас это почему-то представлялось непосильным трудом. Можно было бы сходить в кабачок, поесть и выпить пару пива, но идти довольно далеко. Готовить еду… об этом и речи быть не может.

О, дьявол, подумал он. Мне неохота даже пойти в спальню и лечь.

Может, позвонить кому-нибудь? Он мысленно перебрал людей, с которыми ему хотелось бы поговорить. Разве что Анете…

Постоял у окна. С клена скоро упадут последние листья. От этой мысли стало еще более тошно.

Поговорить бы с кем-то… Не слишком ли многого захотел? И зачем? У меня есть работа.

Он пошел в кухню и достал из холодильника бутылку пива.

Сел на диван с пультом дистанционного управления, но кнопку так и не нажал.

– Якобссона больше задерживать нельзя, – сказал Рингмар.

– Да, я понимаю… Черт, еще и это.

– В конце концов, он всего лишь выполнил чью-то просьбу – внес плату за квартиру.

– Надо за ним понаблюдать.

– Отсюда он прямой дорогой двинет в «Системет» [27]27
  Сокращенное название компании «Систембулагет», имеющей в Швеции монополию на продажу спиртных напитков.


[Закрыть]и исчезнет на пару недель.

– Но второй подпадает под статью. Незаконное хранение и использование огнестрельного оружия.

– Отлично. – Биргерссон хлопнул ладонью по столу. – Буландер?

– Да… Он молчит, конечно, – сказал Винтер. – Но он там был.

– Я так и не пойму причин… Разве что одна из этих идиотских демонстраций силы.

– Скорее всего так и есть.

– Или напоминание… что, впрочем, одно и то же. В результате мы чуть не потеряли одного из наших лучших сотрудников.

– В том-то и дело…

– И в Сконе опять неспокойно. – Биргерссон обвел взглядом присутствующих. – Эти сукины дети что-то там затевают… Жутковатая, должен признаться, банда. Смотри, как они обходятся со своими. Тотальный, жесткий контроль.

– Да уж… контроль.

– Диктатура. И по форме, и по содержанию. Как секта в преисподней.

– Они так и называются. «Ангелы Ада»… В Дании вроде стало поспокойнее.

– Кстати, о Дании. Я говорил с Велльманом. Можешь ехать.

– Как только дочитаю их материалы.

– А ты знаешь кого-нибудь в Ольборге?

– Наших коллег? Нет… а ты?

– Теперь уже тоже нет… – Биргерссон помолчал. – А что скажешь насчет этих психологических экзерсисов? Насчет того, что якобы может случиться с девочкой, когда она повзрослеет?

– Пока ничего не скажу… И не говори «экзерсисы». Ненавижу это слово… особенно если…

Винтер не закончил фразу. Все было понятно и так.

Винтер пошел к Бейеру выпить кофе в их новой, красивой столовой. Они были одни, отчего комната выглядела вдвое больше.

– Теперь надо с чем-то сравнить, – сказал Бейер. – Мы зафиксировали множество отпечатков в квартире… и они не мамины и не дочкины.

– До них там тоже жили люди.

– Вот именно…

– Но мог кто-то и зайти…

– Не согласуется с твоей теорией, – улыбнулся Бейер. – Кто заходит к одиноким людям? Тогда они уже не одинокие…

У Хальдерса было одновременно злое и довольное лицо.

– Одну из версий можем вычеркнуть.

– Слушаю.

– Знак на дереве. Как я и думал… Какой-то сопляк намалевал.

– Сопляк?

– Эти пацаны… Я их все же заставил вспомнить, кому они одалживали лодку… даже не одалживали, а давали напрокат. Список довольно длинный…

– Ну?

– Мы прошлись по этому списку и в самом конце нашли ответ. Ты не объяснишь, почему правильный ответ всегда находится в самом конце? Может, и начинать стоит с конца?

– Этим мы и занимаемся.

– О’кей, о’кей… Короче, двое пацанов, еще моложе этих. Они брали лодку, и они же намалевали знак на дереве.

– Сами пришли и рассказали?

– Я же говорю – мы прошли весь список. Со всеми побеседовали. А этот… ну, один из этих двоих… по телефону звучал как-то странно. Я поехал туда и нашел его в школе. Он как раз был не в классе. Окно, говорит. Интересно, есть ли у них по нынешним временам еще что-то или только одни окна?

– И он сознался?

– Сразу. Сказал, это прикольно.

– Когда?

– Что – когда?

– Когда ты это узнал?

– Только что, черт подери… Знаю, знаю, прошло много времени, но представь только, сколько их там, в этом списке… И потом, это побочный след…

– А вы успели проверить, есть ли похожие знаки в других местах?

– Проверяли. Пока не нашли.

– А им было известно, этим пацанам, что мы ищем информацию по поводу этих знаков Зорро?

– Говорит, ничего не видел.

– Врет?

– Ясное дело, врет. А насчет знака… Скорее всего не врет.

Вечер был темным и теплым. Винтер ехал на велосипеде через центр Кунгстена. Чувствовалась близость моря. На скалах, подступающих прямо к дороге на Хаген, построили ряд одинаковых светлых домов. Их очертания удивительным образом подчеркивали дикую красоту скал.

«Вот так и надо жить, – подумал Винтер. – Если у тебя семья, жить надо только так».

Улица перед домом Лотты была забита припаркованными машинами. Из открытых окон доносились взрывы смеха. Бим и Кристина прикрепили у входа большой плакат с надписью «Поздравляем мамочку». Повсюду висели разноцветные воздушные шары. Он привел в порядок одежду, поднялся на невысокое крыльцо, глубоко вдохнул, шумно выдохнул и распахнул дверь.

В холле толпились люди, которых он никогда не видел. Он кивнул, с трудом нашел на вешалке место и повесил куртку. Осмотрел пиджак и заправил сорочку в брюки. Под мышкой у него был пакет с подарком.

Музыка оказалась намного громче, чем на улице. В гостиной танцевали. «„Битлз“. Это я узнал. „Битлз“».

– Эрик! – Из кухни появилась Лотта.

– Привет, сестричка!

– Все-таки пришел…

– Я же обещал. И хотел…

Она обняла его и ласково погладила по щеке. От нее слегка пахло вином.

– Поздравляю! – Он протянул ей пакет.

– Ты же знаешь обычай: все подарки складывают в кучу, а потом именинник открывает их под ликование толпы.

– Когда?

– Эрик… что за вопрос?

– Прошу прощения.

– Ты что, собрался сразу уйти?

– Нет, что ты…

– Девочки настояли, чтобы все было традиционно.

– Мне тоже нравится… именинница в свете рампы.

Она отступила на шаг и внимательно его осмотрела.

– Ты тоже хоть сейчас на сцену… Красивый костюм. Без галстука.

– «Оскар Якобсон». – Он тут же вспомнил тезку знаменитого модельера – у того в фамилии было два «с», и он, наверное, уже отмечал вновь обретенную свободу. – Костюм стоит дороже, чем выглядит.

– А Ангела не смогла прийти?

– Вызвали в клинику.

– Какая жалость! Она мне звонила.

– Да?

– Поздравила и просила передать тебе привет. Вы так и общаетесь – передаете друг другу приветы через знакомых?

– Ну, не так уж все плохо. На самом деле все… лучше.

– Что ты выпьешь? Вино, пиво? Что-нибудь покрепче?

– А вода в этом доме есть?

– В такой день? Конечно, нет.

– Дядя Эрик!

Бим и Кристина схватили его за руки и потащили в кухню.

– Значит, вы и есть человек, который решает проблемы?

– Простите?

– Troubleshooter… сыщик, решающий все загадки. – Незнакомый мужчина поднял в его сторону бокал. – Герой печати, радио и ТВ.

– Пытаюсь держаться в тени.

Откуда он взялся? Эрик надеялся, что удастся избежать подобных разговоров.

– Я вас узнал, – сказал тот. – Вы вчера выступали по ТВ. – Он полез во внутренний карман – решил, что ли, взять автограф?

Лотта махала ему с другого конца комнаты. Рядом с ней стоял человек со знакомым лицом.

– Извините. – Винтер кивнул неожиданному поклоннику и стал пробираться между танцующими и беседующими гостями.

– Кто это был? – спросила Лотта.

– Понятия не имею. Тебе лучше знать.

– Первый раз вижу. Даже не заметила, когда он появился.

Поклонник Винтера направился в кухню за вином.

– Наверное, привел кто-то из знакомых.

– Или просто шел мимо и забрел на огонек.

– Здесь? В вашей глуши? – удивился Эрик. – Здесь никто не ходит «мимо».

– Плевать, – решила Лотта и повернулась к своему собеседнику. – Правда, Петер?

– И растереть, – поддержал ее неправдоподобно загорелый парень.

– Ты же знаком с Эриком?

– Не вчера это было. – Петер протянул Эрику руку.

– Петер Крумлинде, – со вкусом произнес Винтер. – Я думал, ты где-нибудь под парусом в своем кругосветном путешествии.

– Вернулся. Еще летом.

– И как?

– Замечательно. Все пахнет, словно в первый раз. И что-то твердое под ногами.

– Надолго ли тебя хватит?

– Я бы с удовольствием выпил еще виски.

– Сейчас принесу. – Лотта взяла у него стакан.

– Не тебе же бегать, – сказал Петер. – Все-таки юбилей не чей-нибудь, а твой.

– Мне нравится быть хозяйкой. – Она пошла на кухню, лавируя между гостями и улыбаясь во все стороны.

47

Стол в большой, больше, чем гостиная, столовой был поставлен в виде буквы «Т». Ребенком Эрик сидел за этим столом, изнемогая от скуки и дожидаясь, когда же кончится очередной бесконечный ужин с родственниками и он сможет вернуться в свою комнату.

А сейчас все было по-иному. Можно посидеть за столом сколько вздумается, а потом пойти к себе и любоваться видом на реку и красивый пустынный ландшафт. Контраст уютного домашнего тепла с происходящим вне этих стен был как… сочетание солнца и дождя на рисунках девочки. Безжалостное разграничение общего для всех мира…

– Заблудился в космосе? – Крумлинде держал в руках очередной стаканчик виски.

– Что? – вздрогнул от неожиданности Винтер.

– Об этом я и говорю. Где ты витаешь?

– Не в космосе… скорее, на земле.

– Уж кто-кто, а ты найдешь дорогу.

– Не знаю…

– Я понимаю. – Крумлинде кинул в рот маслину, тщательно прожевал и двумя пальцами выудил косточку. – Конечно, не так просто – по заказу отложить в сторону все, чем ты занят. Праздник – значит, пью, веселюсь и ни о чем не думаю… Так не получается… Но вспомни о сестричке – ей наверняка больно, что ты не можешь отключиться.

– Она рада уже тому, что я вообще смог прийти… мне кажется. Но ты не прав – мне здесь хорошо. Хотя праздники – не самый высший приоритет в моей жизни.

– А что тогда? – Крумлинде отпил глоток виски и протянул Эрику блюдце. – Может быть, оливки?

– Как ты угадал? – Винтер взял маслину и отправил в рот. – Оливки и анчоусы.

– Это по мне. И еще сакс-тенор.

Винтер промолчал. Кругосветный яхтсмен прав – ему не хватало музыки. Его музыки.

– Ты по-прежнему решаешь задачки с помощью блюза?

– Чаще, чем когда бы то ни было.

– Сакс? Что больше вдохновляет? Труба?

– Нет.

– Ты же сам играл на трубе в дикой юности.

– Не так уж много… и не так уж хорошо.

Бледный утренний свет медленно набирал силу над крышами домов. Винтер прихлебывал кофе с молоком и читал газету под приглушенное соло Майкла Брекера.

Шумиха немного улеглась. Он прочитал интервью с Велльманом и в очередной раз восхитился – тот был настоящим виртуозом по части публичных высказываний, особенно в тех случаях, когда сказать нечего. С этой точки зрения лучше шефа не придумаешь. «Мне никогда не достичь таких высот», – решил он.

Три колонки на странице новостей. Имя Бригитты Делльмар, по-видимому, журналистам неизвестно, или они не обратили внимания. Оскар Якобссон упоминался в связи с задержанием в Мольнлюке, но фамилию его не называли – закон не позволяет раскрывать имя подозреваемого, пока его преступление не доказано судом.

В Дании по-другому. В Дании журналисты публикуют все имена, как только они становятся им известны.

А как насчет Бригитты Делльмар? Фигурировало ли ее имя в датских газетах, когда… когда все это произошло?

Они пока скрывали связь дела об убийстве Хелены Андерсен с давним ограблением в Ольборге, но шила в мешке не утаишь. Кстати, огласка может даже принести пользу, но прежде он должен съездить в Данию. Сначала ему надо понять, что тогда произошло… почувствовать это.

С каждым днем он утверждался в мысли: если бы не то давнее ограбление, не было бы и убийства на озере Дель. Прошлое отбрасывало тень на настоящее. Длинную и густую тень, забытые голоса звучали заново, как долгий и тоскливый зов издалека… Зов Хелены, ее матери… и в этой жуткой репризе истории – зов Йенни.

Винтер засыпал в кофеварку свежий кофе, налил воды и нажал на кнопку. Он просидел вчера у Лотты до часу ночи, дожидаясь, пока выветрятся три стакана вина и можно будет сесть на велосипед.

Она обняла его на прощание. Он заглянул через ее голову в гостиную – пирушка вошла в третью, если не четвертую фазу.

Он встал, выключил Брекера и, заглядывая в записную книжку в красном сафьяновом переплете, набрал номер.

– Hello, – ответил ребенок.

– Hello, I would like to speak to Steve, please. My name is Erik. [28]28
  Здравствуйте. Я бы хотел поговорить со Стивом. Меня зовут Эрик (англ.).


[Закрыть]

– Daaady, – заверещал один из двойняшек Стива. Эрик представил себе дом в Кенте к югу от Лондона.

– Steve speaking. [29]29
  Стив слушает (англ.).


[Закрыть]

– Привет, это Винтер.

– Привет, привет… какая неожиданность.

– Сидел, слушал «Клэш»… и сообразил, что надо поставить тебя в известность.

– Еще одна неожиданность… но приятно слышать. Джазовый сноб наконец-то внемлет музыке реальной жизни.

– Я тебя не отвлекаю?

– Нет… я как раз готовлюсь к ответственному матчу.

Комиссар уголовного розыска по воскресеньям играл в футбол за команду местного паба.

– Вы прошли отбор на чемпионат мира…

– Наша трактирная команда? Надеюсь, ты не имеешь в виду Англию?

– Нет, конечно. Я говорю о Шотландии.

– К сожалению, не могу поздравить с тем же.

– Что ж… как есть, так есть.

– Я видел Бролина [30]30
  Тумас Бролин – известный шведский нападающий 90-х годов.


[Закрыть]на днях по ТВ… Никогда не думал, что звезда мирового масштаба угодит в такую дыру, как «Кристал палас»…

– Как есть, так есть, – повторил Винтер.

– Ему нужна профессиональная помощь с похуданием… но все равно он был самым лучшим на поле. Это многое говорит о нашей премьер-лиге.

– Может, только о «Кристал палас»?

– Если бы парень с таким брюхом попросился в нашу трактирную команду, мы бы отказали тут же… – убежденно сказал Стив. – Ты, кстати, не видел наших ребят?

– Нет… так и не удалось.

– Придется приехать.

– Может быть. Ближе к Рождеству.

– Сорочки и обувь на исходе? Здесь есть чудесный маленький магазинчик на Корт-роуд… Зонты для джентльменов. Не дороже двухсот фунтов штука…

– Достойная цена… только сначала мне нужно съездить в Данию. Есть слабая надежда, что дождя не будет и я обойдусь без зонтика.

Он рассказал всю историю. Макдональд хмыкнул.

– А как они попали в Швецию? – спросил он. – Самое позднее через час после ограбления должны были начать проверку на границах. Уж не говоря о паромах.

– Да, конечно… но ты же знаешь, как легко ошибиться. Об этом я тоже хотел поговорить с датчанами.

– С другой стороны, тот, кто хочет, смоется запросто… Маленький катер в укромной гавани… много времени это не займет, правда?

– Не займет.

– И потом, в этих водах всегда были достойные контрабандные традиции…

– Да. Во время войны переправляли евреев из Дании в Швецию, а тогда контроль был пожестче.

– А со своей стороны проверяли? Возни с этим, конечно, – жуткое дело, но кто-то же мог что-то видеть. Подозрительная лодка причаливает среди ночи.

– Ты же сам сказал – контрабандные традиции. Люди держат язык за зубами. Традиционно.

– Ясное дело… прибрежные жители – одна сплошная банда.

– Включая Гетеборг?

– Конечно… И Брайтон, чьих гордых и кровожадных представителей мы принимаем через полчаса… знал бы ты, какие они кровожадные…

– Иди и разомнись как следует, Стив.

– Ты прав, мне пора. Но я подумаю над твоим случаем за первым же чаепитием. Пропавший ребенок… что может быть хуже.

– И убийство, – напомнил Винтер.

– Нераскрытое убийство… Это же кошмар для комиссара уголовного розыска.

– Fuck off… [31]31
  Пошел на… (англ.).


[Закрыть]

– All the best you too, sir, [32]32
  И вам всего хорошего, сэр (англ.).


[Закрыть]– сказал Макдональд.

Макдональд сформулировал правильно. Кошмар.

Время шло к полудню. Щедро светило солнце. Он открыл балконную дверь. Мимо окна, оживленно переругиваясь, пролетели несколько чаек. «Прибрежные жители – одна сплошная банда», – вспомнил он слова Макдональда и улыбнулся, но улыбка тут же угасла.

Перед ним лежала фотография Бригитты Делльмар, сделанная за три недели до ее исчезновения. Значит, так… Исчезла она в начале шестого вечера 2 октября 1972 года. Во всяком случае, после этого ее никто не видел. Фотография сделана в фотоателье в Гетеборге тремя неделями раньше. Обнаружена она при обыске в ее квартире в Западной Фролунде. На снимке – Бригитта Делльмар. Почему вдруг она решила пойти в фотоателье? Были ли тому какие-то особые причины? Он внимательно рассмотрел снимок. Бригитта глядит куда-то мимо объектива, вниз и в сторону. Может быть, на дочь? Может, она взяла ее с собой?

Мать и дочь очень похожи. Большой рот, полные губы, широко поставленные глаза. Высокие скулы, светлые волосы. Красивые женщины… и расстались с жизнью в одном и том же возрасте.

И Йенни похожа на мать и бабушку, только волосы позаимствованы у кого-то другого. Кем же надо быть, чтобы бросить собственного ребенка? Где скрывается отец Йенни? Жив ли он? А кто был отцом Хелены? Кто-то из убитых при ограблении? Или тоже исчез? А может, тот, что всплыл в Лимфьордене?

Кто был отцом Хелены?

Узнать бы… Ответ на этот вопрос помог бы решить хотя бы часть загадки. А может, и всю загадку. Тени прошлого…

Он еще раз посмотрел на фотографию. Типичный для того времени облегающий джемпер. Видны только плечи, снимок задуман как портрет. Знала ли она, что ее ждет? Нет… вопрос поставлен неправильно. Знала ли она о готовящемся ограблении банка? И в конце концов… участвовала ли в нападении на банк? Почему-то у Винтера были на этот счет сомнения.

Голова слегка наклонена… словно у нее нет сил поднять ее. Взгляд… будто бы исподлобья… Нет, на самом деле не исподлобья, но все равно создается такое впечатление. Что-то ускользающее. Профессиональный черно-белый портрет… Никаких деталей, никакого интерьера – размытый серый фон, и Винтеру никак не удавалось представить себе цвета. Наверное, это потому, что он не думал о матери Хелены в цвете. Сама Хелена представлялась ему то красной, то голубой в мертвенном освещении морга… А когда он думал о Йенни, все становилось черным.

Он ехал на велосипеде мимо Хедена. Студенты так и играли в футбол на уже слегка размытом дождями поле.

На работе ждал факс – коллеги из Дании с удовольствием его примут. Это «с удовольствием» скорее всего не преувеличение. Нераскрытое ограбление и убийство полицейского так и торчало занозой в полицейском управлении Ольборга.

– Тебе не надо напоминать, что инспектор в Дании – это комиссар? А комиссар – это инспектор? – спросил его Рингмар после оперативки.

– Что же мне, представляться инспектором?

– Как хочешь… только имей в виду: комиссар – инспектор, а инспектор – комиссар. Когда ты едешь?

– Завтра с утра. Паромом.

Рингмар молча помешивал ложечкой в чашке с кофе.

– Это необходимо, Бертиль. Такое ощущение, что я там сейчас нужнее, чем здесь.

– Наверное, ты прав… Только… Ну ладно, поедешь и убедишься, что все так и было, и ничего больше… И будем продолжать с той же точки… Людей нам выделяют все меньше. Даже поиск ребенка… как бы это сказать… остывает. Настроение – ниже среднего. Ребята повесили головы.

– Не знаю, что на это сказать… Я не повесил голову. Ты, насколько я понимаю, тоже. Кто повесил? Ларс тоже не повесил.

– Что? – удивился вошедший в столовую Бергенхем. – Кого Ларс не повесил?

– Просто мы радуемся, что никто в отделе не повесил голову, – успокоил его Рингмар.