Текст книги "Зов издалека"

Автор книги: Оке Эдвардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

29

Рингмар пересек мост. Вдоль гавани в тумане стояли длинные товарные составы.

– У меня такое чувство, что я здесь уже проезжал, – сказал он.

– И не так давно.

Винтер напряженно думал, что их ждет. Очень хотелось курить. Он вынул из жестяной плоской коробочки сигариллу, но зажигать не стал.

– То из-за солнца ни черта не видно, то из-за тумана.

– Трамвай! – крикнул Винтер, и сигарилла выпала изо рта. – Осторожней!

Трамвай с истерическим звоном прокатил в нескольких сантиметрах от переднего бампера.

– Они думают, что одни на дороге, – проворчал Рингмар и отпустил сцепление.

– Технически так оно и есть. Если под дорогой подразумевать рельсы.

– Не придирайся.

Он тоже нервничает, подумал Винтер. Болтовня помогает снять излишнее напряжение, а вот столкновение с трамваем – вряд ли.

Они приближались к Ворведерсторгет. Площадь словно парила над землей – в тумане очертания домов казались нереальными.

– Как будто это произошло лет десять назад… в другое время. Или в другой стране.

– Так оно и есть, – сказал Винтер.

– След совсем слабый.

– Они долго держались… не давали о себе знать. Может, что-то извне?

– А может, из-за жары.

– В кожаной куртке всегда жарко.

– Теперь «Ангелы Ада» то и дело появляются в костюмах. – Рингмар покосился на графитового цвета пиджак Винтера от «Корнелиани» и на плащ от «Оскар Якобсен».

– Если появляются вообще… Они, как английские футбольные хулиганы.

– В каком смысле?

– Их не видно… но они есть.

– Но наши-то «ангелы» вроде бы под контролем… Или мы так себя успокаиваем: «ангелы» под контролем.

– «Ангелы» очень изменились… – Винтер повернулся к Рингмару. – И речь не только о футболе.

На указателе было написано «Норра Бископсгорден». Винтер покосился на огромные жилые комплексы. Верхние этажи тонули в дымке. Дома были такими длинными, что, казалось, уплывали на север… в туман. Стены пестрели параболическими антеннами. Словно огромные слепые глаза, устремленные в космос. Или уши… уши, настроенные на звуки и видения далеких стран, которые снятся людям по ночам.

– Никогда не видел столько парабол в одном месте, – удивился Рингмар.

Винтер не ответил, рассматривая карту.

– Димведерсгатан, – сказал он. – Жилищная контора, Димведерсгатан. [16]16
  Димведерсгатан – улица Туманов (швед.).


[Закрыть]

– Подходящее название… И смотри, куда она ведет! Вот здесь, в самом конце, – Зимняя школа. Туман, туман… а потом бац! – и зима.

– Ничего случайного в мире нет, – заключил Винтер.

Карин Сольберг ждала их на улице перед входом в контору. Среднего роста, темноволосая, в дождевике. Винтер удивился – у девушки было откровенно азиатское лицо. Китай… или Корея. По телефону она говорила без малейшего акцента. Скорее всего выросла в этих краях. Или даже родилась. Он вспомнил Анету. Чему он, собственно, удивился?

Они прошли в контору. Карин пригласила их сесть, однако Рингмар остался стоять, только расстегнул плащ. Винтер сел было, но, увидев, что никто не последовал его примеру, тоже поднялся.

– Значит, квартирная плата за сентябрь внесена, – отметил он. И что, собственно, мы здесь делаем? – Я правильно вас понял?

– Да. Сразу после выходных.

– Так что напоминание посылать не пришлось.

– Нет… этим, собственно, не я зани… В общем, напоминание посылают обычно через пять-шесть дней просрочки.

– И вы утверждаете, что не видели… Хелену Андерсен и ее дочь уже давно.

– Не я… госпожа Бергман. Я даже не уверена, что помню их в лицо. Я здесь не так давно работаю.

– А как зовут дочь?

– Йенни.

– Откуда вам это известно?

Она показала рукой на списки жильцов на письменном столе.

«Собственно, нет такого закона – квартирную плату может внести кто угодно, не обязательно квартиросъемщик. Был бы такой закон, мы никуда бы не ездили, – подумал Винтер. – Сиди и жди, пока настанет час платить за квартиру».

– В этих двух жилых комплексах триста квартир. И текучесть у нас в районе… сами понимаете. А этот комплекс, где живет… жила… живет Хелена Андерсен… самый большой.

– И пожилая дама тоже там проживает?

– Эстер Бергман? Да… через два подъезда.

– Тогда пошли к ней, – сказал Винтер. – И позвоните, пожалуйста, слесарю… есть такая должность?

Карин Сольберг молча кивнула.

В таком тумане невозможно понять – кончился дождь или еще идет. Бесконечные красные кирпичные дома, составляющие жилые комплексы Норра Бископсгорден. Многоэтажные постройки, которые они видели на въезде, были только по периметру – стояли как часовые. Или как стены, отгораживающие жизнь в районе от окружающего мира. А здесь, внутри, дома сравнительно невысокие, с просторными дворами и детскими площадками. Небольшое футбольное поле. Семь на семь играть можно, прикинул Винтер. Шведский флаг. Мимо прошли несколько человек – ни одного светловолосого. У магазина поодаль стоял крытый грузовичок с яркой надписью «Симмо Гросс».

Они вошли в широкие ворота. Большой двор, хотя в таком тумане определить трудно. Во всяком случае, другого конца почти не видно. «А для Эстер, должно быть, всегда так, – подумала Карин Сольберг. – Все в тумане. Я сейчас вижу ее глазами». Несколько детей висят на маленькой шведской стенке. Две женщины в черном держат над собой дождевик, как палатку. Один малыш крикнул что-то, что именно, Винтер не расслышал. Голос словно утонул в тумане, затерялся в стенах домов.

Они свернули налево ко второму подъезду. Винтер прочитал список жильцов у лифта. Али. Хайави. Гюльмер. Санчес. И наконец Бергман. По две квартиры на этаже. Они прошли пол марша по лестнице, и Карин позвонила в дверь. Он посмотрел на Рингмара. Черт, он же обещал прийти один! Не успел Винтер додумать эту мысль, как дверь открылась. Старушка точно ждала их звонка.

Они выпили крепкого кофе. Эстер Бергман предложила еще по чашке, и Винтер с удовольствием согласился. В комнате немного пахло пылью и чем-то сладковатым – обычный стариковский запах. Гобеленчики на стене с вышитыми мудрыми изречениями. Окно приоткрыто, со двора доносятся крики детей.

– Значит, госпожа Бергман не видела Хелену и ее дочку уже давно? – спросил он как можно мягче.

– Я и не знала, как ее зовут.

– Девочку зовут Йенни.

– Рыженькая. И что с ними случилось?

– Пока неизвестно. Затем мы и приехали.

– Но если приехали, значит, что-то случилось?

Рингмар выразительно посмотрел на Винтера, а Карин взглянула в окно. Может, со старушкой поговорить позже?

– Мы получили письмо госпожи Бергман и приехали.

– А он и в самом деле полицейский? – спросила Эстер, глядя на Винтера.

– Да. – Винтер поставил чашку. – Я полицейский.

– Такой молоденький…

«Ну вот, опять я заговорила, как старуха. Нервничаю, что ли? – подумала Эстер. – Но этот-то, длинноволосый… И одет, будто на свадьбу собрался. Полицейские же стригутся коротко, как тот, второй. Тот и постарше, но почему-то молчит».

– Такой молоденький, – повторила она. – Не намного старше ее.

– Кого?

– Ее. Матери. Ну, которая со светлыми волосами.

– Значит, они не появлялись с тех пор, как… переменилась погода? Когда кончилась жара?

– До этого… задолго до этого. Жарко было, это да. Я сидела у окна, а их не видела.

Они вышли во двор. Дети куда-то разбежались, или их позвали домой. Начинало темнеть.

– Будем открывать, – сказал Винтер. Рингмар молча кивнул. – Но сначала позвоним в дверь. – Он посмотрел на Карин Сольберг.

Та достала мобильный и набрала номер слесаря. Винтер приветливо помахал Эстер Бергман, которая так и не отходила от окна.

– Она что, всегда здесь сидит?

– Думаю, довольно часто. И не она одна.

– А вы тоже живете в этом районе?

– Я? А какое это имеет значение?

– Может, и никакого… Я, скорее, хотел спросить, насколько хорошо вы здесь ориентируетесь. Я имею в виду, в нерабочее время.

– Я живу рядом с Висельгренплац.

– Далеко…

– На транспорте – быстро.

– Я посмотрел в конторе расписание – вы здесь каждое утро?

– С восьми до девяти.

– То есть все эти дома принадлежат одной компании? «Бустадсбулагет»? «ББ»?

– Все, на сколько хватает глаз.

– В такую погоду глаз на много не хватает…

– И в хорошую тоже… – сказала Карин, – но мне нравится. Здесь неплохо, хотя народ по ту сторону реки… Те, кто живет в центре, считают, что здесь прямо Сталинград какой-то.

– Похоже на Лютцен, – заметил Винтер.

– Или на Гетеборг, – вставил Рингмар. – Кто-то к нам идет.

– Это слесарь, – сказала Карин Сольберг.

Подъезд был тщательно убран. Пахло моющим средством. Из декоративных соображений стены были не оштукатурены – на красивой кирпичной кладке висела остекленная доска со списком жильцов.

Перес, Аль-Абтах, Вонг, Шафаи, Густавссон.

Второй этаж. Хелена Андерсен.

В висках стучало. Ему было не по себе, и Рингмар явно это заметил. Бертиль знал, что Эрик окрестил неизвестную Хеленой, и никогда не спрашивал почему. Бертиль понимал – даже если держишь в руке самую что ни на есть крошечную ниточку, которая отчего-то кажется тебе важной, дело идет лучше.

Кто-то что-то сказал, но Винтер не расслышал.

– Второй этаж? Андерсен? – переспросил слесарь.

Он кивнул.

Они не стали вызывать лифт, поднялись пешком. На двери, над табличкой с надписью «X. Андерсен», висел детский рисунок. Винтер наклонился. Корабль на море. Небо над кораблем разделено на две части: справа идет дождь, а слева сияет солнце. В одном из круглых иллюминаторов видна голова: глаза, нос и рот. В самом низу подпись: «Йенни».

Он выпрямился, нажал на кнопку и вздрогнул. Звонок за дверью был еле слышен, но показался Винтеру очень громким. Рингмар надел перчатку и приподнял почтовый люк. На полу лежали рекламки и, похоже, несколько писем.

Винтер вновь позвонил, подождал и позвонил в третий раз. Никто не открывал. Ему вдруг захотелось повернуться и уйти, словно он испугался предстоящего зрелища. Словно бы внутри его ждало что-то такое жуткое, чего он и представить себе не мог. Он сглотнул и кивком попросил слесаря открыть дверь. Запасной ключ уже торчал в замке.

Дверь распахнулась. В прихожей было темно, все та же реклама и письма на полу в бледном прямоугольнике света из какого-то окна. Винтер попросил всех подождать, достал из кармана пластиковые бахилы, надел и двинулся вперед. Первое, что он услышал, – тихое урчание холодильника. Он повернул голову – вон он стоит. В кухне. Кухонное окно выходило во двор, точно как у Эстер Бергман. В застоявшемся воздухе пахло пылью и чем-то еще. Дверь направо закрыта. Впереди вторая дверь – очевидно, в гостиную. Напряжение железным обручем сдавило голову. Винтер с трудом преодолел желание достать пистолет. Он покосился на запертую дверь и двинулся дальше. Остановившись на пороге гостиной, он огляделся. Диван, столик, кресла. Маленький остекленный шкафчик с посудой. Телевизор. Комод. Засохшие цветы на узком подоконнике. На полу ковер, на стене – картина, изображающая индианку в национальном костюме.

Он все же достал оружие, резко толкнул закрытую дверь и отпрянул к стене прихожей. Подождал немного, прислушиваясь. Ничего, кроме тяжелого дыхания его спутников, сгрудившихся на пороге квартиры.

Винтер заглянул в открывшуюся дверь. Комната была длинной и узкой, по сторонам – две кровати. Одна побольше, другая, у дальней стены, поменьше. Окно во двор. Платяной шкаф с открытой дверцей. Над маленькой кроваткой – множество детских рисунков. Винтер шагнул вперед и заметил, что большая кровать стоит под углом к стене, отчего комната кажется чуть шире, чем на самом деле. На окне – растения, но против света из закрытого жалюзи он не понял, живы они или засохли. Окно заперто, и в комнате жарко. Лето здесь задержалось, ему некуда было уйти. Он подошел поближе и стал рассматривать рисунки. Почти везде шел дождь, а на некоторых, как и на двери в прихожей, одновременно с ним светило солнце. Что бы это могло значить?

На ночном столике рядом с большой кроватью стоял телефон, пустой стакан и газета. А возле телефона – цветная фотография светловолосой мамы и ее рыженькой дочки. Женщина слегка улыбалась, почти не разжимая рта.

Это была Хелена.

Смерть не сильно изменила ее лицо. Хелена оказалась Хеленой.

Они, конечно, уже сделали кое-что, чтобы найти ее убийцу, но с этой минуты начнется следствие, которое они доведут до конца.

А сейчас ему было очень грустно и страшно. Он стоял в этой более чем скромной спаленке и смотрел на фотографию… Хелена наконец вернула свое имя. Девочка на снимке улыбалась во весь рот. Не так сдержанно, как мама. Девочку зовут Йенни, и они не знают, где она и что с ней. Сначала Винтер почувствовал облегчение, которое быстро сменил страх. Они должны в первую очередь искать девочку. У него заболела правая рука. Он посмотрел и увидел, что до сих пор судорожно сжимает пистолет. У них было тело без имени. Теперь у тела есть имя, но появилось еще одно имя… без тела.

Отделаться от этой мысли он не мог.

30

В квартире Хелены Андерсен работали три криминалиста и фотограф. Медленно, тщательно, строго соблюдая протокол, они наносили нингидрин на предполагаемые отпечатки пальцев, в том числе и на лежащую на ночном столике газету. Винтер знал, что нингидриновый метод помогает зафиксировать даже очень старые отпечатки. Центральная лаборатория криминалистики в Линчёпинге умудрилась идентифицировать отпечатки столетней давности на исторических документах. Соли и белки в человеческом поте впитываются в бумагу и остаются… словно рукопожатие через века.

Отпечатки на стали вообще невозможно стереть. Они словно выгравированы на металле. Есть методы, позволяющие обнаружить отпечатки пальцев даже на влажной бумаге.

Техники-криминалисты убирали в специальные пакеты стакан на столе, детские игрушки – со всем этим гораздо удобнее работать в лаборатории.

На стены и полы наносили черный угольный порошок. Бейер не любил угольный порошок – ему было жалко квартиру. Железо в порошке окислялось и оставляло безобразные пятна. Порошок наносили кисточкой, выжидали, пока он заполнит отпечаток и фиксировали липкой лентой.

Отпечатки на выключателях, на дверях, на столе… на всем, до чего человек постоянно дотрагивается руками.

Иногда отпечаток снять трудно. В таких случаях сначала делают фотографию и только потом пытаются зафиксировать его угольным порошком. Так поступают почти всегда, чтобы исключить всякий риск. Фотографы используют только черно-белую пленку. Цвет не имеет значения. Важен рисунок.

Карин Сольберг плакала и никак не могла остановиться. Они сидели в ее крошечной конторе.

– Эстер была права! Эстер была права!

– Да. Эстер была права.

– А что она говорит теперь?

– Я побеседую с ней чуть позже.

– Какой ужас! – всхлипнула Карин. – Девочка…

– Значит, вы ее не помните?

– Сейчас я вообще ничего не помню. И… может, попозже вспомню что-нибудь.

– Нам потребуется ваша помощь при опознании.

– Что это значит? Мне придется ехать в морг?

– Да… нам надо опознать труп как можно скорее. Пожилой даме, к сожалению, тоже нужно будет поехать с нами.

Она замолчала – похоже, пыталась что-то вспомнить.

– Звучит, конечно, странно, что я их не помню… но я совсем недавно здесь работаю, я уже говорила… А они, наверное, не из тех, кто любит быть на виду. То есть мать…

– Быть на виду?

– Ну да… Есть такие люди, их почти не видно.

Винтер прекрасно понимал, о чем она говорит. Одиночество часто заставляет человека прятаться в свою раковину. Одиночество и бедность. Винтер тоже родился в небогатой семье, но отец разбогател, когда Эрик был еще маленьким. Он провел первые годы жизни на окраине Гетеборга, в одном из бесчисленных многоквартирных муравейников. И до сих пор помнил этот мир. Как-то он сел на трамвай и полдня плутал по городу, прежде чем кто-то помог ему найти свой дом.

– Замыкаются в себе, – сформулировал он больше для себя, чем для Карин.

Девушка снова всхлипнула.

У маленького стадиона собралась небольшая толпа зрителей: играли две девчачьих команды. Неподалеку стоял патрульный автомобиль. Надо его оттуда убрать, мельком подумал Винтер.

Подул западный ветер, и шведский флаг на флагштоке ожил. И флаг надо бы приспустить…

– Значит, плата за квартиру внесена. Что вы еще можете сказать по этому поводу?

– Да ничего… Я нашла эти сведения в компьютере в районной конторе «ББ».

– Значит, можно всегда узнать, заплачено ли за квартиру?

– Ну да. В компьютере.

– Как происходит оплата? Предварительно напечатанные извещения?

– Да… или через обычный расходный ордер.

– А где они хранятся?

– Что именно?

– Расходные ордера.

– На почте… или в банке. Думаю, копии есть и здесь, в котельной… то есть в конторе. Мы так ее называем, поскольку она в том же здании, что и котельная.

– Значит, квартплату внесли либо по предварительно напечатанному платежному извещению, либо вручную заполнили расходный ордер?

– Да.

– Но вы не знаете, как именно?

– В компьютере это не видно. Только результат – заплачено. И все.

– Но если кто-то заполняет ордер вручную… то копия должна сохраняться? Или как? – Это «или как» чудака-собачника так и прилипло к языку.

– Думаю, да.

– И в таком случае кто-то должен был написать ее имя, чтобы показать, что заплачено именно за эту квартиру, а не за другую.

– Достаточно номера квартиры.

– А этот номер стоит на платежных извещениях?

– Да.

– А сейчас я застану кого-нибудь в этой вашей… котельной?

Она посмотрела на часы.

– Думаю, да. Лена должна быть на месте. Могу позвонить.

Винтер кивнул. Карин набрала номер и с кем-то поговорила.

– Она у себя. – Карин повесила трубку.

– Вы не могли бы пойти со мной?

– Не знаю… я в таком виде… – шмыгнула она носом. Глаза красные и заплаканные, куда тут пойдешь? Да какая разница, подумать только, убитая была почти ее ровесницей… и этот ребенок. Конечно, надо действовать как можно быстрей.

– Да, – поднялась она со стула. – Я иду с вами.

Винтер позвонил по мобильному Рингмару и попросил начать беседу с Эстер Бергман… И убрать машину со стадиона.

Он нажал кнопку отбоя и сунул телефон во внутренний карман пиджака.

Они вышли на улицу. Винтер посмотрел на болельщиков. В основном выходцы из Юго-Восточной Азии. Как и девушка рядом с ним.

– Здесь у вас многонациональное общество.

– Меньше пятидесяти процентов шведских граждан.

Он посмотрел на нее сверху вниз – она была почти на голову ниже его.

– Я-то гражданка Швеции.

– Я не спрашивал.

– Южная Корея. Меня удочерили… Кое-кто называет это похищением.

Винтер не стал комментировать неожиданное заявление.

– Я знаю своих настоящих родителей.

– А вы еще не были… там?

– Пока нет.

Лена Суоминен ждала их в районной конторе «ББ». Она уже нашла копию расходного ордера, по которому было внесено 4350 крон за трехкомнатную квартиру площадью 69,9 квадратного метра.

Винтер повертел в руках бумажку.

– Значит, это копия?

– Да. Нам пересылает их главная контора, а они, в свою очередь, получают их с почты. Я так думаю.

– И вы их архивируете?

– Да.

– А где оригинал?

– Вероятно, в Почтовом банке в Стокгольме. Как и платежные извещения. Все идет туда.

Винтер еще раз посмотрел на копию. Кто-то от руки написал номер счета «ББ» – 882000-5. Прямыми, почти печатными цифрами. В клеточке «сообщения» стояла еще одна цифра. Ни имени, ни адреса.

– А это что – номер квартиры?

– Да. Триста семьдесят пять. Это номер квартиры.

– Так что имя писать не обязательно?

– Нет.

– Скажите, а часто ли платят за квартиру таким способом? Я имею в виду – вручную?

Лена Суоминен, как ему показалось, улыбнулась.

– Некоторые теряют готовые платежки. И звонят сюда, спрашивают номер счета. Но это не тот случай.

– Простите?

– Для расходных ордеров существует другой номер счета.

Винтер еще раз посмотрел на копию.

– Восемьсот восемьдесят два три ноля – пять?

– Нет. Это обычный счет «ББ».

– Но значит, можно послать деньги и на этот, как вы говорите, обычный счет? Не обязательно на тот, другой, для заполненных вручную ордеров?

– Да.

– Но тогда надо знать этот номер… например, прочитать его на платежном извещении… – Он не столько спрашивал, сколько пытался понять. – И этот номер счета один для всех съемных квартир вашей компании в Гетеборге?

– Да.

– А сколько всего квартир в Норра Бископсгорден?

Лена Суоминен задумалась. Ей было около пятидесяти. Широкое умное лицо. Она говорила с заметным финским акцентом, что немного скрашивало официальный тон.

– Около тысячи двухсот.

– И многие оплачивают счета за квартиру на почте, если я правильно понял? Даже те, кто платит по извещениям?

– Да.

– И по расходным ордерам?

– Да… многие не используют извещения, потому что не в состоянии заплатить всю сумму разом. Они вручную заполняют ордер и платят сколько могут. К сожалению, это так. Очень печально – и для них, и для нас.

– То есть платят по частям?

– Да… или по крайней мере вносят первый взнос. Иногда он же и последний.

– И часто так бывает?

– Все чаще и чаще.

Одиночество и бедность… Как быть, если человек в состоянии заплатить только за часть своей квартиры? Воздержаться от посещения гостиной?

– А иногда мы даже не можем понять, кто и за что заплатил. Ни имени, ни адреса, ни номера квартиры. А деньги переведены.

– И что вы с ними делаете?

– Держим на особом счету. Я называю его слякотным.

Винтер еще раз прочитал копию. Оригинал, значит, лежит в Стокгольме… Можно попросить переслать его, предварительно осторожно поместив в пластиковый конверт. Какая-то ниточка… Определенно. Ниточка.

– Большинство платят в ближайшей почтовой конторе? Ведь так?

– Так. Это я знаю точно. Почта на Ленсмансторгет.

– А как вы можете знать точно? Ведь в компьютере этих данных нет…

– Нет.

Внизу на бумажке стоял длинный ряд цифр. Среди них ему удалось вычленить дату, когда сделали перевод. Как и сказала Карин Сольберг – в первый же рабочий день сентября. Хелены Андерсен уже две недели не было в живых.

– А что значат другие цифры? После даты? – спросил он.

Лена Суоминен взяла у него копию.

– Это код почты. Думаю, те же цифры стоят и на квитанции, которую получают плательщики.

Винтер прочитал вслух:

– 01-223730. – Он понятия не имел, откуда эти цифры взялись и что они значат, но это, в конце концов, можно выяснить.

А может быть…

– Это, случайно, не телефон почтовой конторы?

– Нет, – покачала головой Лена Суоминен.

– Дайте мне, пожалуйста, телефонный каталог, – попросил он и нашел нужный телефон в рубрике «Почта». Обслуживание заказчиков.

Он набрал номер, и автоответчик поставил его на очередь. Винтер повесил трубку и нашел номер конторы на Ленсмансторгет. После двух сигналов трубку сняла женщина.

– Добрый день, меня зовут Эрик Винтер. Я комиссар уголовного розыска. Мы расследуем преступление, и мне нужны от вас кое-какие факты. Нет, только факты… Нет! Вам это ничем не грозит! Речь идет о цифрах на квитанц… Да, именно эти… Нет-нет, квитанция у меня в руках… Прошу вас! Слушайте внимательно! Что значат следующие цифры?

Ему наконец удалось втолковать подозрительной работнице почты, где он взял эти цифры.

– Значит, первые две цифры – тип услуги? Ноль один означает внесение денег? А следующие четыре? Да, сразу после ноль один… П-номер? То есть где именно внесены деньги? – Он повернулся к Лене и Карин и, прикрыв рот рукой, сообщил, что собеседница пошла за какой-то папкой. – Да… 2237. Да… Мольнлюке? Точно… Да, эти самые цифры. А после них идут… Что?.. Литра? Литера! И литера… это касса? Вы сказали, касса? Значит, цифры ноль ноль три ноль – это номер кассы, принявшей оплату… То есть вся комбинация цифр означает, что деньги именно за эту квартиру были внесены второго сентября в почтовой конторе в Мольнлюке в определенную кассу? Ноль ноль три ноль? Спасибо…

Он повесил трубку и посмотрел на женщин.

– Сами слышали, – заключил Винтер.

Он как раз направлялся во двор, когда в кармане зажужжал мобильный.

– Винтер.

– Бертиль. Ты где?

– Во дворе. А ты?

– На площадке у квартиры Андерсен.

– Буду через минуту.

Рингмар встретил его на лестнице.

– Ребята Бейера говорят, что в квартире кто-то недавно побывал.

– И что это значит? Когда – недавно?

– По-видимому, в эти последние недели. Уже после ее гибели.

– А откуда они это знают?

Рингмар пожал плечами.

– Волшебники… Что-то там про характер запыления. Подожди, расскажут подробнее. И еще. Кто-то ворошил вещи, а потом постарался уложить их на прежнее место.

– Что-то уж очень неуклюже.

– Да… похоже на ложный след. Или… Женщина… то есть Хелена, по всей видимости, держала свои вещи в порядке.

– Может, кто-то рылся в ее вещах и плевать хотел, заметят это или нет?

– Очевидно, не плевать.

– А ты поговорил со старушкой?

– Да… Она очень переживает. Спрашивала, кстати, о тебе.

– Расскажи коротко, и я пойду с ней побеседую.

– Она в основном беспокоится об этой рыженькой девочке… Йенни. По ее словам, ни о чем больше и думать не может.

– О себе могу сказать то же самое. Естественно… маме уже не поможешь.

– Представляешь, что начнется, когда эта история выплывет наружу?

– Постараемся, чтобы не выплыла.

– Как это?

– Через несколько дней кто-то, возможно, придет в почтовую контору в Мольнлюке, чтобы заплатить очередной взнос. А мы будем на месте.

– О Боже…

– Если мы сейчас вылезем с общегосударственным розыском и начнем хвалиться, что сумели идентифицировать труп – все. Такой возможности не будет.

– Не знаю, что и сказать, – пожал плечами Рингмар.

– Я понимаю, что это не по протоколу и это безумие… но вполне реальное безумие.

– Да… пожалуй. Значит, будем темнить до последнего?

– Почему же темнить? Мы не темним, а продолжаем работать. У нас, как ты понимаешь, появились новые следственные материалы.

– Удастся ли… – с сомнением произнес Рингмар. – Меня удивит, если еще не подъехала команда с ТВ или кто-то из журналистов.

Они прокрутили все возможные базы данных, и свои и центральные, – имя было теперь известно. Хелена Андерсен. Начинался новый оборот следствия – теперь на других, более понятных условиях.

«Через несколько дней мы объявим ее имя и опубликуем снимок, где она еще жива. С девочкой. Есть и фотография девочки. Если это не принесет результата, значит, мы имеем дело с самыми одинокими людьми на планете. Они жили, существовали… и ничего, кроме имен, никому не известно. Но все равно – где-то они получали средства на жизнь. На работе? Или социальную помощь… Что-то должно проясниться.

У нее был телефон – на тумбочке, рядом с фотографией. Значит, можно получить список разговоров – входящих и исходящих. Раз у нее был телефон, следовательно, она с кем-то разговаривала».