Текст книги "Бездна обещаний"
Автор книги: Номи Бергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)
34
Эндрю лежал на спине, закинув руки за голову, поперек своей койки, уставившись в кусочек ночного средиземноморского неба, видный в иллюминатор, и боролся с искушением немедленно поднять якорь и уплыть прочь от Тавиры, пока еще темно. Всю дорогу до своей яхты Битон был вне себя от радости, все его существо пело и готово было пуститься в пляс от переполнявших его чувств, которые и до сих пор до конца не покинули его. И все только потому, что он встретил лицо из прошлого. Прошлого, которое он похоронил вместе с женой и двумя дочерьми.
Но это было лицо, которое Эндрю никогда полностью так и не забывал. Лицо, в котором сочеталась красота формы с красотой содержания. Чувствительная артистка и чувственная женщина. Простота в общении и гениальность на сцене. Сочетание столь уникальное, столь редкое – Битону удалось изобразить сто только однажды, в тот единственный сеанс позирования.
Эндрю перевернулся на бок и в мерцающей темноте, словно при свете дня, ясно увидел три лица на обшитой красным деревом стенке каюты. Битон нарисовал портреты жены и дочерей за полгода до катастрофы: Эндрю вставил три отдельных портрета маслом в общую, сделанную им самим раму, украшенную золотом. Результат получился потрясающий. Удивительный триптих, посвященный не Богу, но трем самым любимым в жизни Битона существам: Марианне, Мишель и Андреа. Тогда Эндрю и не подозревал, что чувство собственной вины вскоре превратит этот памятник любви в личный обет на вечную скорбь. В алтарь, перед которым Эндрю будет смиренно молить о прощении.
– Марианна.
Произнеся имя жены вслух, Эндрю вздохнул. В последний раз он виделся с Кирстен Харальд еще до своего предложения Марианне Матисон выйти за него замуж. Битон сделал его сразу же, как только понял, что его первая персональная выставка в Нью-Йорке обещает быть успешной. Марианна. Полюбив ее, Эндрю нарушил свое главное правило – никогда не смешивать искусство с личной жизнью. Марианна только что окончила социологический факультет Колумбийского университета; ее родители заказали Битону написать выпускной портрет дочери, а она наотрез отказалась позировать в головном уборе и мантии выпускницы.
Ах, Марианна, Марианна. Отвернув лицо, Эндрю снова уставился в ночь. Ей было двадцать три, когда он встретил ее, тридцать пять, когда потерял. И то, что уложилось в эти короткие двенадцать лет, было божественно.
После шести дней беспощадной внутренней борьбы Кирстен наконец набралась мужества снова пойти в квартал художников. Чем было вызвано такое ее состояние, Кирстен и сама не могла себе объяснить. Разумеется, Эндрю Битон приехал сюда вовсе не в поисках ее. Более того, он покинул Кирстен в тот вечер слишком уж поспешно. Она, пожалуй, даже и не удивилась бы, если бы узнала, что Эндрю уже уехал из Тавиры. Эта мысль подействовала на Кирстен как ушат холодной воды. Остановившись, чтобы спокойно поразмыслить, Кирстен сказала себе, что еще не поздно и во избежание разочарования можно развернуться и отправиться домой.
– С какой стати? – вслух решительно возразила сама себе Кирстен, чем заставила двух проходивших мимо пожилых женщин обернуться и удивленно посмотреть на нее. В ответ Кирстен одарила женщин дерзким взглядом, расправила плечи, гордо приподняла подбородок и решительно шагнула за угол, из тени прямо под лучи ярко сверкающего солнца.
Даже с расстояния в сотню ярдов нельзя было не заметить его, башней возвышающегося над всеми.
– А я уж стал подумывать, что потерял клиента, – вместо приветствия сказал Эндрю Кирстен, которой вдруг захотелось стать дюймов на шесть повыше. – Вы ведь пришли за картиной?
– Ну за чем я еще могла прийти? – с напускным безразличием ответила Кирстен.
Битон ответил улыбкой, дающей понять, что он сдается.
– Так вы что, изменили свои намерения?
Но Кирстен даже не поняла, о чем ее спросил Эндрю: в этот момент она смотрела на картины.
– Их нет! – воскликнула Кирстен в величайшей досаде. – Только не говорите мне, что все продали!
– А это вас удивило бы? – Скрестив руки на груди, Эндрю задумчиво смотрел на Кирстен.
– Нет, не удивило бы! Вы хороший художник.
– Благодарю вас, я польщен.
– А я расстроена, – нахмурилась Кирстен.
– Не стоит.
– Почему?
– Я просто отнес их на яхту.
– Зверь! – Кирстен изобразила негодование. – Как вы могли так поступить со мной?
– Как поступить? – невинно спросил Битон.
– Дразнить меня.
– А кого мне еще дразнить, если вокруг ни души, способной понять хоть одно мое слово.
– Вы негодяй. – Но Кирстен не могла уже сдержать смеха и шутливо шлепнула Эндрю по щеке.
– За что? – Битон притворно скорчился от боли. – Вы хотите сказать, что ни одна из них больше вас не интересует?
Кирстен пожала плечами, разыгрывая полнейшее равнодушие.
– Как знать? – сварливо заявила она. – Может быть, я выберу одну из этих?
– Ох уж эти женские капризы! – вздохнул Эндрю, закатив глаза. – Не возражаете, если я буду вас сопровождать?
– Ничуть, – бесстрастно ответила Кирстен. Но ей стоило большого труда изобразить безразличие при этих словах к Эндрю. Стоявший рядом Битон лишал Кирстен возможности сосредоточиться. – Вы загораживаете мне свет, – пожаловалась она. – Я ничего не вижу.
Правда же заключалась в том, что у Кирстен просто перехватывало дыхание.
– Простите. – Битон отступил назад.
Это помогло, но лишь отчасти. Его громадная тень нависала над Кирстен, поглощая все окружающее пространство. Пять минут Кирстен слепо смотрела на один и тот же пейзаж.
– А может, вы отложите на некоторое время принятие столь жизненно важного решения? – с надеждой спросил Эндрю. – Ну, хотя бы на после обеда? Видите ли, я ужасно проголодался, а тут неподалеку есть один крошечный ресторанчик, где готовят устриц, каких вы в жизни своей не пробовали.
Битон воспринял нерешительное молчание Кирстен как знак согласия и повлек ее за собой вдоль по улице.
Ресторан действительно оказался очень маленьким, но при этом он имел на удивление просторную мощенную плитами террасу с великолепным видом на Рибейра-де-Аббека. Эндрю заказал обед на двоих. Устрицы и в самом деле были объедение. Но что было еще замечательнее, так это то, что с Эндрю Кирстен чувствовала себя другим, «живым» человеком.
– Знаете, что я теперь люблю в своей жизни? – Кирстен покачала головой. – Море. Для меня оно – бесконечная, непрекращающаяся борьба характеров. С одной стороны – Посейдон, с другой – я, и мы не согласны друг с другом абсолютно во всем. – Кирстен улыбнулась, представив себе двух бородатых титанов, схватившихся в вечной битве. – Он заставляет меня думать, а я не даю ему покоя. Стоит мне впасть в излишнее благодушие, как он тут же насылает на меня шквал, с тем чтобы раздразнить меня. Если я начинаю лениться, он посылает шторм, чтобы занять меня работой. А когда я в отвратительном настроении и готова все отдать за хорошенькую бурю, в воздухе исчезает малейший намек хотя бы на легкий бриз, океан спокоен, как деревенский пруд.
Битон закинул голову и точно рассчитанным броском отправил в рот последнюю устрицу, вслед за чем заказал у официанта еще порцию.
Глядя на горку пустых раковин в своей тарелке, Кирстен осторожно спросила:
– А вы никогда не думали о возвращении?
– Возвращении? – переспросил Эндрю. – Возвращении куда?
– В Штаты.
– О Боже, нет. Зачем? Все, чего я хочу, и все, что мне необходимо, у меня есть. Боюсь, Кирстен, что в этом мы с вами разные. Я здесь – чтобы жить, вы – чтобы ждать.
Кирстен почувствовала, что у нее пропадает аппетит от неприятных воспоминаний. Она как можно скорее постаралась перевести разговор снова на Битона:
– Так вы решили провести остаток жизни в роли летучего голландца?
– А почему бы нет?
– И куда же вы отправитесь после Тавиры?
– А это, дорогая моя леди, в руках Божьих. Я поступлю как обычно: достану штурманскую карту, закрою глаза и ткну пальцем. Мне не важно, как далеко будет следующий пункт моего путешествия, главное, чтобы там было тепло. От одного воспоминания о холоде у меня мороз идет по коже. Ненавижу чикагские зимы, да и нью-йоркский климат немногим лучше. Нет, теперь я предпочитаю жить в вечном лете и оставляю плащи и теплые сапоги другим. И если некоторые называют меня трусом и изгоем, то это только из зависти. – При этих словах зеленые глаза Эндрю гневно сверкнули. – Мне еще не приходилось встречать человека, который распрощался бы со своим состоянием и костюмом-тройкой за возможность наполнить ветром паруса и беззаботно отправиться в какое-нибудь всеми забытое прелестное местечко.
Чем дольше слушала Эндрю Кирстен, тем больше ей казалось, что она вот-вот потеряет своего вновь обретенного друга. Но выпив до половины второй бокал мадеры, она попыталась оттянуть возможный отъезд Битона. Подогреваемая вином, Кирстен нагло пригласила Эндрю поужинать сегодня вечером вдвоем у нее дома.
– Я довольно неплохая повариха, – добавила она с вызовом, заметив некоторую нерешительность со стороны Битона.
– Не сомневаюсь.
– Но?
– Никаких «но», просто условие.
– Условие?
– Ага. Мы приготовим ужин вместе.
Кирстен удивилась:
– Вы не верите, что я хорошая хозяйка?
Эндрю рассмеялся:
– Я сам великолепная стряпуха и намерен вам это продемонстрировать.
Поначалу Кирстен было непривычно присутствие такого гиганта рядом с ней на маленькой кухоньке, но через какое-то время это уже казалось ей самой естественной вещью в мире. Эндрю настоял на том, что приготовит для Кирстен свои знаменитые «креветки по-битоновски», а она взялась за приготовление гарнира к креветкам – риса с овощами. Салат они делали вместе, кроша огурцы и помидоры из огорода Кирстен. Когда же Битон принялся нарезать арбуз для десерта, Кирстен накрыла в столовой стол и зажгла две бледно-розовые свечи.
Кирстен была приятно удивлена тем, как просто и спокойно ей с Эндрю. Непринужденный разговор не раз прерывался смехом. Вечер продолжался легко и незатейливо, и Кирстен поняла, что еще никогда в жизни она не испытывала столь глубокого чувства товарищества к кому-либо. Битон открылся ей с совершенно новой стороны.
– А вы и в самом деле прекрасно готовите, – похвалила она Эндрю, обмакивая последнюю креветку в острый томатный соус.
– Как только надумаете купить рецепт, дайте мне знать.
– Конечно, надумаю.
Доливая вино в бокалы, Битон кивнул в сторону стоявшего в гостиной пианино:
– Вы еще играете?
И тут же вечер для Кирстен потерял часть своего очарования.
– Нет, – призналась Кирстен так тихо, что Битон едва ее расслышал.
– Шутите?
– Перестала с самой смерти Мередит.
– И с той поры не играли?
Кирстен печально покачала головой. Эндрю явно ждал каких-то объяснений, и она их сказала быстро и отрывисто.
– Вы обязательно будете играть, – заверил Битон.
Совсем как Майкл.
– Интересно знать когда?
– Когда по-настоящему этого захотите.
– Точно так же и вы начнете рисовать портреты – когда по-настоящему того захотите. – Кирстен хотела произнести это лишь с легким упреком, но слова ее прозвучали гораздо жестче.
Лицо Битона немедленно обратилось в непроницаемую маску.
– Кирстен, сейчас мы говорим не обо мне, мы говорим о вас. – Внезапно весь тон вечера переменился. – Единственная причина, по которой вы до сих пор не можете играть, заключается в том, что вы и по сей день казните себя за то, что случилось с Мередит. – Кирстен хотела было что-то сказать, но раздумала. – Не обижайтесь на мои слова – я знаю, что говорю. По части угрызений совести у меня большой опыт.
Кирстен уставилась в пол. Не надо было говорить Эндрю правду о своих руках, не надо. И не только потому, что это испортило вечер, а еще и потому, что разговор вернул все, о чем она хотела забыть хотя бы на несколько часов. Мередит, говорящая, что любит ее больше всех на свете. Джефф, прижавшийся заплаканным лицом к заднему стеклу полицейского автомобиля. Майкл, обещающий, что поможет ей снова играть; его глаза, после того как он понял, что не может исполнить своего обещания.
– Кирстен?
Она не слышала Эндрю. Страшные воспоминания прошлого вновь охватили ее существо. Они извивались вокруг Кирстен, давили на нее, приводя в состояние ужаса.
– Кирстен, вам нехорошо?
Она обхватила голову руками и, почувствовав на лбу липкую испарину, изо всех сил попыталась перебороть тошнотворное головокружение.
– Думаю, вам лучше сейчас уйти, – произнесла она наконец дрожащим голосом.
– Позвольте мне прежде помочь вам убрать.
– Не беспокойтесь, не надо.
– Вы уверены?
– Уверена.
– Кирстен, простите, если сказанное мною расстроило вас.
Кирстен отмахнулась от извинения слабым взмахом руки:
– Это не важно.
– Нет, важно.
– Прошу вас. – В голосе Кирстен теперь уже звучало рыдание. – Уже поздно, я устала, так что, если вы не возражаете…
– Разумеется. – Эндрю обошел вокруг стола и нежно обнял Кирстен за плечи. – Что бы вы там ни думали, но я очень давно ни с кем не проводил такой изумительный вечер. Благодарю вас.
Эндрю поцеловал Кирстен в висок и вышел, прежде чем она смогла пошевелиться.
Кирстен подождала еще несколько минут, потом встала и на негнущихся ногах подошла к пианино.
– Прошу тебя, Майкл, – прошептала она в мертвой тишине комнаты, – помоги мне доказать, что он прав.
Кирстен представила себе, что Майкл сидит рядом с ней на скамеечке, карие глаза согревают ее лицо, тихий голос гипнотизирует ее словами о том, что стоит ей по-настоящему поверить в Майкла и в себя, и она снова сможет играть.
Размяв и расслабив пальцы, Кирстен опустила руки на клавиши и одновременно нажала всеми десятью пальцами. Сосчитала до пяти и снова попыталась. И еще раз. И еще. Она предвидела это! Взмахнув руками, Кирстен с грохотом закрыла крышку пианино. По-прежнему кратчайшее расстояние, на которое она может приблизить пальцы к клавишам, – проклятые два дюйма!
Кирстен почти не спала ни в эту ночь, ни в следующую. Сны о Майкле, Мередит и Джеффе не давали уснуть. Прошлое снова вторгалось в настоящее, прорвав тончайшую перегородку, за которой Кирстен от него скрывалась. Прошлое снова схватило своими сильными руками Кирстен за горло и принялось душить. Но на этот раз Кирстен не стала, как обычно в таких случаях, сопротивляться. Она дала волю сожалениям, тоске и слезам. Ее страдания были настолько сильны, что через какое-то время она словно отстранилась от них, чтобы выжить. Разбушевавшиеся чувства вновь были надежно заперты в глубине души.
Но если эти страсти были надежно изолированы, то на их место рвались новые, ранее неведомые. И все они были связаны с Эндрю.
Для Кирстен Эндрю Битон стал чем-то вроде сложнейшей головоломки. Противоречивый и неотразимый. Мужчина, от которого у Кирстен учащенно билось сердце, мутился рассудок и будто слепли глаза. Общение с ним было подобно поездке на «русских горках», стремительному кружению на карусели или полету на ковре-самолете. Мимолетный. Непостоянный, как дым. Пьянящий, как шампанское. Манящий и потому опасный. Единственное спасение Кирстен – держаться от Битона подальше.
Но судьба распорядилась иначе.
Уже на следующий день Кирстен столкнулась лицом к лицу с Эндрю у корзины с бататами на небольшом базарчике в четырех кварталах от своего дома. Кирстен мгновенно потеряла интерес к бататам и кинулась к лотку с мушмулой. Эндрю последовал за Кирстен, которая меньше всего сейчас желала встречи с ним.
– Что, не удалось от меня ускользнуть? – Битон взял с прилавка маленькое яблочко и принялся мять его, проверяя на мягкость, потом положил плод на место.
– Просто мне расхотелось бататов. – Не поднимая глаз, Кирстен бочком начала пробираться к соседнему лотку, на котором возвышалась горка крупных гранатов.
– Что, и мушмулы расхотелось, а?
Кирстен собрала все силы, чтобы не улыбнуться. В чем, в чем, а в настойчивости Эндрю Битону не откажешь.
– Так, гранаты нас сегодня тоже не устраивают, – пожав плечами, прокомментировал Эндрю, следуя за Кирстен теперь уже к лотку с неочищенным миндалем. – Если и миндаль не подойдет, то все, что нам останется, – сомнительного вида грейпфруты на последнем столике.
Кирстен мельком взглянула на грейпфруты, а вслед за этим допустила фатальную ошибку – посмотрела на Эндрю. Их глаза встретились. Кирстен хотела отвести взгляд и… не смогла. Улыбка Эндрю довершила дело. Проклиная Битона на чем свет стоит, Кирстен не только приняла его неотразимую улыбку, но и сама не устояла перед жгучим желанием улыбнуться в ответ.
– А вы не забыли, что так до сих пор и не купили ни одной моей акварели? – неожиданно бросил Битон. – И… – Он выдержал паузу, подчеркивая свое «и». – И так и не пришли за рецептом приготовления креветок?
– Вас это обидело?
– Жутко. – Битон схватился за голову и изобразил на лице соответствующую гримасу.
– Бедный Эндрю, – пожалела Битона Кирстен, шажок за шажком снова втягиваясь в его игры. – Чем же я могу искупить свою вину? – И, прежде чем Эндрю смог что-то придумать, выдвинула собственное предложение: – Как насчет одной акварели и одного рецепта? Нет? Может, тогда две акварели и один рецепт? Предлагать два рецепта возможности я не имею, поскольку пробовала только ваши креветки. Ну, хорошо, ваша взяла – три акварели и один…
– А как насчет одной акварели, одного рецепта и одного заплыва в Илья-де-Тавира?
Илья-де-Тавирой называлась длинная отмель, отделявшая Тавиру от моря.
Кирстен замотала головой:
– Бр-р-р. Слишком холодно.
– И вы называете это «холодно»! – Битон одарил Кирстен взглядом, полным презрения. – Цыпленок!
– Не цыпленок, а женщина здравого смысла. Кроме того, я без купального костюма.
– Захватите по дороге.
– Нет, все-таки слишком холодно.
– Все-таки вы – цыпленок. Пошли. – Битон схватил Кирстен за поднятую руку и потащил вдоль по улице по направлению к ее дому.
– А как быть с вашим купальным костюмом?
– Он при мне. – Битон подмигнул ей, напомнив этим Эрика. – Поскольку я не знаю, в какую минуту мне взбредет в голову желание купаться, я всегда в постоянной готовности.
Глядя на Эндрю, Кирстен почувствовала необычайное возбуждение и подумала: может ли она себе позволять втягиваться в игры, к которым еще не готова?
«Сейчас еще не поздно», – неустанно повторяла она себе всю дорогу до пляжа. «И сейчас еще не поздно», – настаивала Кирстен в одинокой кабинке на пляже, надевая черный сплошной купальник. А потом стало поздно. Стоя в нерешительности у кромки моря, дрожа и обнимая себя руками, чтобы согреться, Кирстен смотрела на бегущего к ней вприпрыжку Эндрю. И несмотря на то что Кирстен мерзла от холодного ветра, внутри нее разгорался просто-таки пожар при виде приближающегося обнаженного Битона. Его было так много – со всеми этими мускулами, бронзовым загаром и гривой золотистых волос.
– Вы солгали! – закричала Кирстен, пытаясь быть услышанной за шумом прибоя, увидев, что было надето на Эндрю.
– Нисколько. Просто небольшое преувеличение. – Он чуть ниже спустил резинку коротких, цвета бирюзы, шортов, что заставило Кирстен вздрогнуть и отвести взгляд. – Практически тот же купальный костюм, – настаивал Битон, забавляясь смущением Кирстен. – Пошли. Давайте руку.
Первое же соприкосновение с морской волной заставило Кирстен позабыть о всех своих смущениях. Ее прямо-таки завораживала громадность Битона. Чувство опасности от начатой игры постепенно покидало ее, смываемое ласковым морем. И вскоре игра превратилась в сплошное удовольствие.
Кирстен и Эндрю резвились в высоких волнах как дети. Выжидая, когда подойдет волна повыше, они ныряли в самое ее сердце и держались под водой до тех пор, пока волна не выбрасывала их на берег. Облепленные песком, смеющиеся и задыхающиеся, они бросались к очередному валу воды. Устав гоняться за волнами, Кирстен и Эндрю принялись гоняться друг за другом. Ныряя И выскакивая из воды, они играли в салочки и прятки и беспрерывно хохотали, после чего отплевывались от попадающей в рот соленой воды. Останавливались они лишь ненадолго, чтобы перевести дыхание. Эндрю подхватывал Кирстен и, словно мячик, подкидывал ее вверх, а затем ловил в волнах. Кирстен же, нападая на Эндрю сзади, обхватывала его за шею и заставляла плыть, катаясь на Битоне, подобно русалке на дельфине. Окончательно выбившись из сил, они взялись за руки и побежали к берегу за полотенцами.
Как ни растирала себя Кирстен, она никак не могла согреться. Видя, как дрожит Кирстен и что у нее зуб на зуб не попадает, Эндрю окутал ее собственным полотенцем и принялся более энергично и с большей силой растирать. От неожиданности Кирстен так и застыла на месте. Но окоченение ее продлилось недолго, поскольку кожа начала гореть почти с той же силой, с какой внутренний жар желания сжигал Кирстен.
– Лучше? – поинтересовался Битон.
– Лу-луч-ше… – посиневшими губами пролепетала Кирстен, чувствуя, что огонь внутри разрастается в настоящий пожар.
– Почему же вы все еще дрожите? – полушепотом спросил Эндрю, губами касаясь уха Кирстен. – А?
Ответом ему было лишь неопределенное пожимание плечами.
Не могла же Кирстен объяснить Битону, что дрожь ее теперь уже никоим образом не связана с холодом, в чем она и себе-то боялась признаться.
– Думаю, вам лучше поскорее переодеть в кабинке купальник. – Эндрю снял с Кирстен свое полотенце, и она почувствовала себя голой, выставленной напоказ. – Не хочу отвечать за подхваченное вами воспаление легких. – Битон слегка шлепнул Кирстен по заду. – Вперед!
Когда Эндрю подвел Кирстен к порогу ее дома, она почувствовала огромное разочарование.
– А как насчет рецепта и акварели? – беспечно спросила Кирстен, всем видом стараясь не показать своего разочарования столь быстрым возвращением домой. – Разве они не входили в программу?
– Они и сейчас входят, – заверил Битон.
В глазах Кирстен стоял вопрос, который гордость не позволяла ей произнести вслух; глаза же Эндрю говорили о том, что следующий ход за Кирстен. В конце концов Битон повернулся и, весело насвистывая, беспечной походкой пошел по дорожке прочь от дома. Кирстен в досаде стиснула зубы и, войдя на террасу, с шумом захлопнула за собой дверь.
Всю ночь Кирстен пролежала без сна, крепко обхватив руками подушку. Разбуженная, по неудовлетворенная чувственность настойчиво требовала своего.
Эндрю должен был закончить то, что начал. Но ничего, она подождет. А предчувствие сделает ожидание более волнующим и возбуждающим.
Кирстен заснула со сладкой полуулыбкой на губах, все еще ощущая слабое, исполненное наслаждения пульсирование плоти между ног.
Она прождала до полудня, после чего ожидание стало нестерпимым. Запыхавшись от быстрой ходьбы, она вошла в квартал художников и решительно направилась к хорошо знакомому стенду и вдруг остановилась как вкопанная прямо посреди улицы.
Кирстен не поверила своим глазам.
На том месте, где всегда висели акварели, теперь были расставлены какие-то грубой резьбы деревянные фигурки.
Эндрю, забрав свои работы, покинул Тавиру.
