Текст книги "Бездна обещаний"

Автор книги: Номи Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Юноша с благоговением смотрел на листок бумаги, подписанный обожаемой артисткой. Когда же Кирстен протянула руку, чтобы вернуть ручку, Пол энергично замотал головой и попятился:

– Пожалуйста, оставьте ее себе. Собственно говоря, я купил ее прежде всего вам.

И, прежде чем Кирстен смогла должным образом поблагодарить за подарок, Пол бросился по улице и заскочил в дверь музыкальной школы «Карнеги-холл». Кирстен так взволновал искренний порыв юноши, что какое-то время она не могла тронуться с места. Глядя на ручку, Кирстен несколько раз повторила имя мальчика, чтобы не забыть его, и только после этого, положив трогательно-сентиментальный подарок в сумочку, продолжила путь к «Пательсону».

Первая стычка Кирстен с Нельсоном произошла из-за ее отказа резервировать место для выступления с филармоническим оркестром Лос-Анджелеса в ноябре пятьдесят шестого года.

– Я давно говорила тебе, что не хочу выступать с ними.

– Но ты даже не сказала мне почему, – возмутился Пендел.

– Потому что в следующем году этим оркестром будет дирижировать Эдуард ван Бейнум – вот почему. А я отказываюсь играть с любым оркестром, которым он дирижирует!

– Только потому, что он отнесся к тебе с невниманием, когда ты была ребенком?

Кирстен аж передернуло.

– Это не просто невнимание. Он унизил меня, Нельсон, и я никогда не прощу ван Бейнуму его надменного обращения со мной. Он не соизволил даже прослушать меня. Нет, Нельсон, я не буду играть с ним ни в этом сезоне, ни в будущем.

– Знаешь, подобные выходки не способствуют нормальному бизнесу.

– А мне нет никакого дела до нормального бизнеса. Не забудь – я артистка. – Кирстен произнесла эту фразу с таким блеском в глазах, что Нельсон не смог удержаться от улыбки и сдался. – Между прочим, – продолжала Кирстен, вставая и натягивая на руки перчатки, – ты достал мне билет, о котором я просила?

– А ты полагаешь, что заслуживаешь его после всех огорчений, доставленных мне?

В ответ Кирстен наклонилась и чмокнула Нельсона в макушку:

– Пришло время и нам о чем-то спорить. Бедная Эйлин, вероятно, уже беспокоится за тебя. Знаешь, актерский темперамент и все такое…

– И не без оснований, – пробормотал Пендел, но тем не менее открыл верхний ящик стола и достал оттуда небольшой белый конверт. – Потратил уйму времени, но все же достал – первый ряд, в центре. Получи.

Кирстен положила конверт в карман и вышла. Доведись ей быть танцовщицей, она непременно исполнила бы сейчас какой-нибудь эффектный и сложный прыжок. Но, будучи музыкантом, Кирстен вместо прыжка громко пробарабанила несколько счастливых арпеджио по двери лифта.

Этот вечер был таким же не по сезону теплым, как и тот памятный день октября девять лет назад. Но разве можно было узнать в молодой женщине, входившей под своды огромного вестибюля «Карнеги-холл», тринадцатилетнюю девочку в скромном, домашнего шитья, платьице, с сияющим лицом взбирающуюся по тем же ступеням на свой первый в жизни концерт?

Кирстен чувствовала на себе многочисленные пристальные взгляды. В черном парчовом платье, туфлях-лодочках и изящных украшениях она олицетворяла собой изысканность и элегантность. Спокойная, уравновешенная, подчеркнуто строгая, Кирстен словно магнит притягивала всеобщее внимание: кто-то ее узнавал, кто-то поражался неземной красоте. Даже в зрительном зале Кирстен выглядела королевой.

Наконец раздался звонок и свет медленно погас. Кирстен судорожно сжала дрожащими руками ручку крошечной дамской сумочки. Последние секунды перед началом концерта, как очередное тяжкое испытание, тянулись невыносимо медленно. И вот, к счастью, ожидание закончилось.

Майкл Истбоурн под гром несмолкающих аплодисментов шагнул за дирижерский пульт, но Кирстен не слышала разразившейся в зале бури, заглушенной стаккато собственного бешено бьющегося сердца. В этом году Майкл впервые приехал в Нью-Йорк, и впервые со дня отъезда из Лондона Кирстен его увидела. Жадными глазами девушка рассматривала своего кумира: Майкл был по-прежнему строен и элегантен. Лицо его было серьезно и сосредоточенно. Поклонившись, он повернулся к оркестру. Кирстен, затаив дыхание, ждала первого взмаха дирижерской палочкой. Когда же это произошло, она с облегчением выдохнула и едва заметно ободряюще кивнула при первых прозвучавших в тишине аккордах увертюры к балету Чайковского «Ромео и Джульетта».

Весь концерт Кирстен прожила в мире, наполненном музыкой, Майклом и ее собственным существом. А при звуках следующего произведения, Концерта для виолончели Брамса в исполнении солиста Иегуди Менахема, Кирстен почувствовала, как душа ее воспаряет все выше и выше, к заоблачным далям. И когда концерт завершился «Вальсом» Равеля, Кирстен потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и понять, что оглушительный звук, вернувший ее в действительность, – это гром аплодисментов, которым разразилась восхищенная публика.

Не дожидаясь окончания овации, Кирстен поспешила к выходу. К своему ужасу, она обнаружила там фоторепортеров, ожидавших выхода мировой знаменитости. Увидев выстроившийся вдоль тротуара длинный ряд черных лимузинов, Кирстен пошла от машины к машине, пока наконец не обнаружила зарезервированную для Майкла. И тут Кирстен замешкалась. Одно дело – поговорить с Майклом у выхода, и совсем другое – дожидаться его в арендованном автомобиле.

Публика уже начала покидать «Карнеги-холл», беспорядочно суетясь у выхода, да и несколько музыкантов вышли из здания. Еще с минуту Кирстен пребывала в нерешительности, беспокойно поглядывая то на увеличивающуюся толпу, то на лимузин и опять на толпу. Наконец она решилась и распахнула заднюю дверь автомобиля. Прежде чем шофер в униформе успел что-либо сказать в знак протеста, Кирстен бросилась в дальний конец просторного, обитого черной кожей заднего сиденья.

– В чем…

– О! Все в полном порядке! – заверила водителя Кирстен, одарив его очаровательной улыбкой. Ей начинало нравиться собственное поведение. – Мистер Истбоурн попросил меня дождаться его здесь.

Кирстен в свой решимости зашла настолько далеко, что, кокетливо прикрыв глаза ресницами, слегка приподняла краешек платья в надежде, что воображение шофера довершит уведенное.

– Тогда конечно.

Человек за рулем поправил зеркало заднего вида для того, чтобы удобнее было разглядывать очаровательные ножки нежданной пассажирки и завидовать счастливчику, который усядется рядом с ней.

При приближении Майкла Истбоурна водитель выскочил из машины, оставив Кирстен на одно мгновение, в течение которого она попыталась собраться с мыслями и взять себя в руки. Задняя дверь лимузина отворилась, и в салоне зажегся внутренний свет, на какое-то мгновение ослепивший садящегося внутрь Майкла.

– Буду рада подвезти вас, сэр. – Приподняв над головой воображаемую фуражку, Кирстен рассмеялась при виде полной растерянности, написанной на лице Майкла.

Но Майкл даже не улыбнулся на ее шутку. Он был настолько ошарашен, что не мог не то что засмеяться, но даже вздохнуть. Одно мучительно долгое мгновение они безмолвно смотрели друга на друга. Вглядываясь в любимые черты, оба искали в них перемен. В конце концов незаметно для себя они потянулись друг к другу. Нежно обняв Кирстен, Майкл начал страстными поцелуями покрывать ее лицо – лоб, глаза, кончик носа, подбородок. Настал черед губ. Их первый настоящий поцелуй был сладок и бесконечен, как вечность.

13

Порыв, заставивший Майкла поцеловать Кирстен, был неуправляемой вспышкой. Ведь в течение года он все время пытался изгнать из памяти образ Кирстен, но, увы, ему это не удалось. Разумеется, брать с собой Кирстен в номер гостиницы «Сент-Регис» было безумием, совершенным безумием. Но Майкл и чувствовал себя сумасшедшим. Полностью потерявшим контроль. Слишком долго потребность в Кирстен терзала Майкла и рвалась наружу. Он больше не в состоянии был сдерживать и контролировать себя. Но и сдавшись перед непреодолимым желанием, Майкл продолжал мучиться, сознавая, что необузданное стремление к этой женщине оскверняет священные узы брака и является опасностью для карьеры, как его собственной, так и Кирстен.

Не зажигая света, Майкл провел Кирстен в комнату и принялся ласкать возлюбленную. Пальцы Майкла были необыкновенно нежны и в то же время сильны; скользя по шелково-бархатистой коже, они знакомились с телом Кирстен, словно с новым музыкальным произведением. Медленно, настойчиво, внимательно. Кирстен от его прикосновений превратилась в единственную, бесконечно звучащую ноту. Прошло еще несколько мгновений, и Кирстен охватила блаженная слабость. Она стала податливой и влажной. Теплела и таяла под Действием исходящей от Майкла силы; постепенно границы, Разделявшие два их существа, начали размываться.

– Кирстен… – Майкл понимал, что тонет, но Кирстен не спасет его. Вновь и вновь он бормотал ее имя – последний призыв о помощи безнадежно погибающего человека.

– Люби меня, Майкл, – прошептала Кирстен, прижимаясь бедрами к его восставшей плоти. – Пожалуйста, Майкл, научи меня. Я должна узнать. Пожалуйста, Майкл, ну, пожалуйста!

Кирстен страстно желала найти наконец выход так долго и неустанно мучившему ее чувству. Майкл предпринял еще одну отчаянную попытку обратиться к своему здравому смыслу и потерпел поражение. Подхватив Кирстен на руки, он донес ее до постели и положил девушку на блестящий атлас покрывала со всей нежностью, на которую был способен. Они одновременно разделись, торопливо снимая вещь за вещью, пока между их телами не осталось никаких преград. Теперь они, плоть к плоти, приступили к тонкому ритуалу взаимного изучения, совершаемому людьми, в первый раз занимающимися любовью.

Обнаженное тело Майкла – его широкие плечи, узкие бедра, темные курчавые волосы, мягкой пушистой порослью покрывавшие грудь, – пробуждало в ней необузданную страсть, требовавшую удовлетворения. Майкл нежно положил Кирстен на спину и принялся осыпать ее дивными ласками, исторгая из возлюбленной испуганно-блаженные возгласы и вздохи истинного наслаждения.

Лежа с широко раздвинутыми ногами и раскинутыми в стороны руками, Кирстен ощущала себя порочной очаровательной распутницей. Опытные ласки Майкла пробуждали в ней чувства, о существовании которых в себе Кирстен и не подозревала. Каждый поцелуй, каждое поглаживание пробуждали в ней потребность во все новых и новых ласках, порождая ненасытность. В полной открытости перед Майклом Кирстен становилась то требовательной, то уступчивой, то норовистой, то покладистой. Вспышка страсти превратилась в бушующее пламя, полностью поглотившее плоть состоянием предвкушения, граничащим с агонией.

Кирстен, трепеща от наслаждения, наблюдала, как Майкл, сначала ласкавший ее соски, медленно стал опускаться ниже, к животу, затем еще ниже, стремясь к четко обозначенному пятну треугольника, за вершиной которого начиналось открытое пространство, образованное раздвинутыми ногами. Когда же Майкл достиг этой вершины, у Кирстен от предвкушения закружилась голова. Как только теплый ласковый рот покрыл томящееся желанием лоно, Кирстен перестала дышать. Мгновение спустя дыхание вернулось долгим блаженным стоном с дрожью, а все тело стало подниматься и опускаться в ритм с движениями языка, глубоко погруженного в окончательно раскрывшиеся врата блаженства.

Кирстен показалось, что она уже достигла вершин экстаза, какого никогда прежде не испытывала, но она ошиблась. И это стало понятно после того, как Майкл, лаская лоно языком, довел Кирстен до исступления, а потом осторожно и очень нежно погрузился в нее.

Кирстен отдала любимому свою невинность, а Майкл нарушил священный брачный обет, и оба они поняли, что с этого момента жизнь каждого из них никогда уже не будет прежней.

Инстинкт заставил Кирстен обвить ногами бедра Майкла, чтобы его ритмичные удары достигали большей глубины. Сейчас они были одновременно союзниками и врагами, движимыми в бой первобытным голодом похоти, удовлетворение которого несло бесконечное наслаждение. Каждый боролся за право достичь вершин блаженства. Окончание было столь бурным, ощущения столь острыми, что Кирстен закричала, впервые испытав взрыв оргазма, а Майкл наконец понял, что значит умереть, и навсегда избавился от страха смерти.

Кирстен лежала в объятиях Майкла удовлетворенная и ослабевшая, с дрожащими руками и ногами. Никогда еще Кирстен не ощущала такой наполненности, даже когда ей казалось, что она прикасается к вечности, полностью погружаясь в любимую музыку.

Теперь она стала женщиной; Майкл сделал ее женщиной.

Однако блаженную удовлетворенность вскоре вытеснило какое-то новое ощущение – всепоглощающее чувство неуверенности. И вины. Вины за то, что они сделали. Она сделала. Была ли она права, допустив совершиться тому, что совершилось? То, что совсем еще недавно казалось правильным и естественным, теперь вдруг породило уйму вопросов и сомнений.

Кирстен более не девственница. Она отдалась по собственной воле, следуя зову страсти, и отдалась не приятелю, не жениху, а мужу чужой женщины. Кирстен зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. То, что Майкл был женат, раньше не представлялось ей такой проблемой. Теперь оба они пересекли запретную черту. Повернувшись в объятиях Майкла, Кирстен пристально на него посмотрела. Ей хотелось понять: причинила ли она ему боль? Принесла ли она вред человеку, едва ей знакомому, но душа которого так долго волновала ее собственную душу?

Майкл улыбнулся и поцеловал Кирстен долгим нежным поцелуем. Почувствовав с ее стороны некоторое сопротивление, Майкл отнес его к стеснительности, продиктованной невинностью и неопытностью. Он привлек голову Кирстен к своей груди и, мягко поглаживая ее роскошные волосы, так же как и она, попытался разобраться в собственных чувствах, в своем отношении к происшедшему.

Внезапно сладость момента сменилась горечью угрызений совести. Если в прошлом ему и приходилось обращать внимание на какую-либо женщину, то любовь к Роксане всегда помогала противостоять чарам соблазнительницы. Но в то же время с Кирстен дело обстояло совершенно иначе. Сопротивление ей превратилось в пытку.

В Майкле боролись два человека: один убеждал его в необходимости самонаказания, другой протестовал и снова стремился к близости с Кирстен. Но Майкл не стал. Не мог. Им надо поговорить. Они должны воздвигнуть ограду вокруг того, что произошло сейчас между ними, начертить магический круг, переступать черту которого они более не будут, ни теперь, ни в будущем.

– Знаешь, когда я обнимаю тебя, – начал Майкл, – я чувствую, что мы сливаемся как бы в одно целое, становимся единым существом. – Он немного помолчал, потом продолжил мягко, как бы пробуя: – Но мы не одно существо, ведь так, Кирстен? – Майкл почувствовал, как Кирстен согласно покачала головой, хотя руки ее еще крепче обвились вокруг его шеи. – Мы два абсолютно отдельных человека, живущих отдельными жизнями. Я никогда не смогу дать тебе, Кирстен, больше того, что мы имеем сейчас, и, в сущности, я не имею права заниматься с тобой любовью, сознавая это.

Кирстен глубоко вздохнула и постаралась придать голосу спокойствие:

– А разве я когда-либо просила тебя о большем, Майкл?

– Нет, – честно признал Майкл, – но ты заслуживаешь большего, а этого я никогда не смогу тебе дать. Я женат. У меня двое детей, которых я обожаю, и жена, которую я слишком люблю, чтобы когда-либо бросить. Она жизненно важная часть меня самого.

Голос Майкла задрожал от подступившего к горлу комка.

Они оба оказались не готовы к подобному повороту в их отношениях и к его последствиям. Похоже, оба хотели бы вернуться за черту, которую уже переступили. Но Кирстен внезапно почувствовала холод. Холод, которого она не испытывала даже в самые горькие минуты одиночества. И тут Кирстен поняла: если она потеряет возможность когда-либо вновь видеть Майкла, одиночество станет совершенно невыносимым. Мысль об этом была столь ужасна, что она моментально отогнала прочь все сомнения и поборола чувство вины. Если за то, чтобы Майкл присутствовал в ее жизни – не важно, как часто, – придется расплачиваться скромной ролью в его жизни, Кирстен с радостью примет и эту высокую цену. Лучше уж она будет иметь часть его, чем ничего. Об этом Кирстен и сказала Майклу.

– Ты понимаешь, о чем говоришь? – спросил Майкл, пытаясь в темноте разглядеть выражение ее глаз.

– Да, Майкл, – горячо прошептала Кирстен, – понимаю.

– Нет, Кирстен, не понимаешь. – Она попыталась отвернуться, но Майкл не позволил ей этого сделать. – Думаю, ты не совсем даешь себе отчет в том, что ставится на карту. Мы оба страшно рискуем. Стоит чуть-чуть расслабиться или сделать неверное движение, произнести неосторожное слово, и можно потерять все, ради чего мы так упорно трудились, Кирстен. Мы живем в очень маленьком мире, насквозь пронизанном духом конкуренции, а соперничество заставляет людей делать друг другу ужасные вещи. Для большинства людей все средства хороши, даже самые гадкие, если они ведут к поражению конкурента и продвижению собственной карьеры. Если кто-нибудь узнает о нашей связи, он сможет полностью уничтожить нас. Мы должны быть осторожны, Кирстен, очень осторожны, потому что существует страшно много завистливых людей, только и ждущих момента доказать нам, что и мы с тобой всего лишь люди.

– Майкл, когда мне было тринадцать лет, – отозвалась она, – я пообещала себе, что когда-нибудь ты будешь дирижировать мне. В прошлом году то же самое пообещал мне уже ты. Неужели кто-нибудь из нас дал бы подобное обещание, если бы наша музыка не была бы так важна для нас? Майкл, моя музыка – это моя жизнь. Я никогда не знала, где кончается моя музыка и начинаюсь собственно я, и наоборот: моя жизнь – это моя музыка. И я не допущу ничего, что бы могло подвергнуть опасности мою музыкальную карьеру, потому что если нет музыки, нет и меня. – Приподнявшись на локте, Кирстен дотронулась до лица Майкла и тихонько его погладила. – А как часто ты думаешь обо мне?

– Как часто! – Короткий смешок Майкла прозвучал скорее как стон. – Проще сказать, когда я о тебе не думаю.

– Правда? – Кирстен засияла, словно ребенок, впервые попавший на рождественскую елку.

– Правда.

Кирстен крепко обняла Майкла:

– Тогда пообещай мне кое-что.

– Что?

– Что всякий раз, когда ты будешь думать обо мне, ты будешь мысленно обнимать меня.

– Да, дорогая.

– И я буду представлять то же самое. И тогда мы никогда не будем в разлуке, ведь так?

Незамысловатость рассуждений заставила Майкла улыбнуться.

– В твоих устах все звучит так просто, Кирстен, но ты же сама понимаешь – все это далеко не так. Ты не сможешь довольствоваться ухваченными моментами и украденными часами: они – лишь кратковременное заполнение брешей. И все это несправедливо по отношению к тебе – ты не будешь счастлива.

Кирстен прикрыла ладонью ему рот, заставив замолчать.

– Я могу довольствоваться малым, вот увидишь. И обещаю тебе никогда не просить больше того, что мы имеем сейчас.

– Только не давай таких обещаний, – предостерег Майкл. – Когда ты хорошенько обо всем поразмыслишь, ты, может быть, изменишь свое мнение.

– Нет, не изменю. – Она наклонилась и поцеловала Майкла в губы.

– Кирстен, это обещание ты имеешь право нарушить в любую минуту.

– Никогда. – Новый поцелуй. – Никогда. Никогда. Никогда, – повторяла Кирстен, сопровождая каждое слово поцелуем.

Майкл запустил руку в густые волосы Кирстен, привлек ее к себе и ответил таким продолжительным поцелуем, что оба едва не задохнулись. Затем Майкл осторожно перевернул возлюбленную на спину и осыпал поцелуями все ее тело, начиная со лба и кончая ступнями. Кирстен, охваченная вожделением, извивалась в ответ на требовательные ласки Майкла, подставляя себя его настойчивым губам и дерзкому языку. И вот уже Кирстен вновь изнемогала от желания, чтобы Майкл взял ее, но он не торопился, желая продлить невыносимое блаженство.

Она проснулась от звонка будильника, но, включив настольную лампу, увидела, что на часах всего лишь шесть. Будильник должен был зазвонить только через два часа. Что-то не так, она почувствовала неладное. Роксана быстро вскочила с постели. Ее тело била дрожь, по спине и рукам бегали мурашки. Надев халат и затянув пояс, она на цыпочках босиком вышла из спальни в холл. Бесшумно поднявшись по лестнице на четвертый этаж, она заглянула к Кристоферу, а потом к Даниэлю. Оба сына крепко спали.

Вернувшись в спальню, Роксана Истбоурн нервным движением поправила короткие рыжеватые волосы и передернула от озноба плечами. Прожив большую часть жизни в деревне, она так и не смогла привыкнуть к городскому шуму. Может, поэтому она всегда и просыпалась довольно рано, но не так, как сегодня.

Роксана очень боялась таких вот моментов, когда уснуть было уже практически невозможно, а встать и заняться чем-нибудь – слишком рано. Именно в это время она тосковала по Майклу особенно сильно, проклиная его за долгое отсутствие, а себя за то, что сама настаивала на гастролях. Вероятно, пришла пора перестраивать давно заведенный порядок. Роксане опять нужен был «домашний» муж, а детям – отец.

Она взглянула на несколько фотографий в рамках, стоящих на ночном столике, и тяжело вздохнула. Любопытно, что на ее столике стояли только фотографии Майкла, а муж предпочитал семейные фотографии. Роксана взяла свою любимую фотографию Майкла, сделанную незадолго до свадьбы, после официального объявления о ней в «Таймс», и крепко прижала портрет к груди. Мука разлуки с такой силой охватила Роксану, что она быстрым движением поставила фото на место и резко встала с кровати. Понимая, что о попытке заснуть теперь не может быть и речи, Роксана прошла в кабинет Майкла и, как обычно, когда тоска по мужу становилась невыносимой, стала бродить по комнате, прикасаясь к вещам Майкла, потом села за письменный стол.

Они купили это антикварное чудо на аукционе «Сотби» в первую годовщину женитьбы. Выдвигая один за другим ящики стола, Роксана перелистала ежедневник Майкла, партитуры, ноты, которые муж собирал в надежде когда-нибудь взяться за музыкальные статьи. Выцветшие фотографии, старые телеграммы, пожелтевшие вырезки из газет и письма, на которые Майкл забыл ответить. Затем Роксана, открыв самый нижний ящик, перебрала пачку старых театральных программ и совсем уже собиралась закрыть его, как ее взгляд привлек сверток, который прежде Роксана не замечала.

Она извлекла пачку газетных статей, аккуратно вырезанных и завернутых в большой газетный лист. С одной из вырезок на Роксану смотрело смутно знакомое женское лицо. Подпись под фотографией подтверждала верность догадки: снимок запечатлел бывшую протеже Эрика и Клодии.

Зачем Майкл хранит вырезки статей о Кирстен Харальд? Вопрос змеей жалил сердце Роксаны, в бешенстве перерывающей ящик в поисках других сюрпризов. Следующей находкой стала копия телеграммы Майкла, потом – свиток нот, перевязанный лиловой тесьмой. Сердце Роксаны, казалось, билось о ребра, когда она читала дарственную надпись на первой странице «Отражений в воде» Клода Дебюсси. Если память не изменяла ей, это было любимое произведение молодой пианистки.

Роксана закрыла лицо руками. Неужели это случилось?

– Боже милостивый, – всхлипнула Роксана, – не допусти. Пожалуйста, Господи, пожалуйста!

Этого не может быть, просто не может. Майкл никогда с ней так не поступит, он любит ее. И если уже что-то было, она бы знала. Майкл никогда ничего от нее не скрывал – он ненавидел ложь. Отняв руки от лица, Роксана выпрямилась и постаралась собраться с мыслями: «Скорее всего еще ничего не произошло. Это просто предупреждение и ее шанс предотвратить катастрофу, не дать возможному стать реальностью!» Внезапная надежда вспыхнула с новой силой. Роксана бросилась к телефону.

– Клеменс, дорогой. – Роксане ужасно не хотелось будить дядю в столь ранний час, но она была уверена, что, узнав о причине ее экстренного звонка, он поймет и простит. – Расскажи мне, пожалуйста, что ты знаешь о Кирстен Харальд. Я не имею в виду то, что можно прочесть в газетах.

Клеменс Тривс громко зевнул. Он не рискнул взглянуть на часы, чтобы не злиться лишний раз. Однако причина, заставившая племянницу звонить так рано, вероятно, была достаточно основательной. Клеменс протер глаза и задумался. Но ничего существенного в голову не приходило. И в то же время какие-то основания для беспокойства у Роксаны, несомненно, были. Еще раз широко зевнув, Тривс постарался напрячь мозги. И наконец вспомнил.

Роксана, слушая его, с ужасом уточнила:

– Ты хочешь сказать, что Клодия в самом деле пригласила Майкла на вечер, когда я была в Уинфорде? – Она почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.

Значит, не только Майкл обманывал ее, но и Клодия была вовлечена в интригу. Клодия, вечно эта Клодия! Как хорошо, что она позвонила Клеменсу – нет вещи, которой бы он не знал.

– Все это – не более чем безобидное совпадение, – попытался уверить племянницу Тривс. – Роксана? – Удивленный ее неожиданным молчанием, Клеменс потряс трубкой. – Ты меня слышишь, девочка?

У Роксаны возникло ощущение, что она идет без страховки по натянутому высоко над землей канату…

– Да, я слушаю, – тихо ответила она.

– Ну, и о чем же ты сейчас думаешь?

– О том, что хотела бы убедиться, что «просто безобидное совпадение» так и осталось «просто безобидным совпадением».

– И как же ты собираешься в этом убедиться?

– Я должна быть уверена, что Майкл никогда не будет дирижировать знаменитой протеже моей дорогой кузины Клодии. Слышишь? Никогда!

Тривс вскрикнул от резкого звука, раздавшегося в трубке, и отнял ее подальше от уха. Ничто не раздражало его так, как брошенная на том конце провода трубка, в особенности в такую рань.