Текст книги "Бездна обещаний"
Автор книги: Номи Бергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
24
К великому разочарованию Кирстен, ранние способности Мередит к игре на фортепьяно постепенно угасали, так же как и интерес дочери к музыке. После того как Джеффри определил дочь в престижную частную школу Гринбрайер, располагавшуюся на Северном побережье в бывшем замке Вандербилд, Мередит направила всю свою бурную энергию на новое, очень волнующее девочку занятие – приобретение друзей. Фортепьяно вдруг показалось ей скучным. А Мередит стремилась к развлечениям, как почти все девочки ее возраста.
Волнующие секреты, скакалки, «дурачки» и «палочки-выручалочки». Велосипед, роликовые коньки, пятнашки. Ссадины на коленках и волдыри на пятках, сломанные ногти и исцарапанные руки – с этим невозможно было бороться. Так что по прошествии некоторого времени Мередит окончательно потеряла интерес к мечте, которую лелеяла скорее мать, нежели сама девочка. И хотя сердцем Кирстен горько сожалела о выборе, сделанном дочерью, головою она нисколько не осуждала ее.
Теперь, когда Кирстен занималась музыкой, компанию ей составлял Джефф, научившийся тем же детским мелодиям, которые в свое время играла старшая сестра. Если Мередит расстраивала, то Джефф поражал. Спроси кто-нибудь Кирстен о любимом слове ее сына, и она ответила бы: «еще». Мальчику постоянно нужно было, чтобы мать играла «еще», чтобы «еще» учила его играть, «еще» показать ей, как преуспел он в собственной игре. Джеффри Пауэл Оливер III был совершенно ненасытен в своих занятиях музыкой, в которых Кирстен помогала ему уже чуть ли не с неохотой. Становилось все очевиднее, что из них троих двухлетний Джефф, с его серьезным, постоянно на чем-то сосредоточенным взглядом голубых глаз, вне всяких сомнений, наделен самым большим талантом.
В том году, к Пасхе, они с Джеффом упорно трудились над «Вот грядет Петр», примерно так же, как в свое время Кирстен разучивала святочные песенки с Мередит. И, так же как с Мередит, они играли с сыном в свою любимую игру. Как только Кирстен делала вид, что собирается поднять мальчика от фортепьяно, он смотрел на нее мрачным взглядом и очень мягко говорил:
– Еще, мамочка, еще.
Кирстен делала задумчивый вид, как бы размышляя, стоит ли продолжать, Джефф крутился на стульчике и продолжал упрашивать:
– Еще, мамочка, ну, еще!
Кирстен наконец «сдавалась», И Джефф принимался молотить по клавишам: левой – по белым, правой – по черным.
Но в пасхальное воскресенье Кирстен и Джеффу пришлось выступать перед публикой, состоящей всего из трех человек – бабушки, Мередит и Агнес Маклоглин. У брата отца, Чарльза, рано утром случился очередной удар, и он умер прежде, чем приехала «скорая помощь». Кирстен решила не лишать детей праздника, ведь дядя Чарльз был для маленьких Мередит и Джеффа всего лишь малознакомым родственником-инвалидом.
На похоронах Кирстен заметила, что черный вдовий наряд высокомерной Дирдры был шокирующе чувствен.
Джеффри тоже это заметил. Ему следовало бы сосредоточиться на умершем брате, но он был не в силах оторвать глаз от Дирдры, благодаря Бога за то, что одет был в пальто. Огонь в паху превращал скорбное стояние в тяжкое испытание и напрочь исключал мысли о возвышенном.
Джеффри посмотрел на стоявшую рядом Кирстен и почувствовал, как ему сдавило грудь. Одно мимолетное, ужасное мгновение он желал, чтобы в могилу вместо Чарльза уложили его жену. Она превратилась в проклятие жизни Джеффри. Сколько мучений и унижений пережил он, женившись на ней! Она обманула его и продолжала обманывать. Кирстен снова играла с Майклом Истбоурном и, насколько он знал, еще и спала с этим дирижером.
Дирдра в упор смотрела на Джеффри. Он почувствовал, как запылало его лицо. Догадывается ли она? Догадывается ли Дирдра по его взгляду, как безумно он ее желает? Джеффри засунул руки в карманы пальто и изо всех сил прижал восставшую плоть. Боже мой! Джеффри запаниковал. А что, если он кончит прямо сейчас? Опозорит себя перед всем высшим светом Нью-Йорка? От страха быть публично униженным Джеффри сгорбился, весь затрясся и зарыдал.
Все, кто видел Джеффри в этот момент, расценили его поведение как естественную реакцию на церемонию похорон, и сердца их прониклись сочувствием.
– Дирдра предлагает назвать наш новый строящийся исследовательский центр именем Чарльза, – сообщил Джеффри жене за ужином месяц спустя после смерти брата.
Кирстен промолчала.
– Ты слышала, что я говорю? – начал раздражаться Джеффри.
– Да, слышала.
– И каково твое мнение?
Кирстен поставила бокал на стол и улыбнулась мужу:
– Мое мнение, что это отличная идея.
– Хорошо, значит, мы все согласны. – Вытерев салфеткой уголки рта, Джеффри отбросил ее в сторону и встал из-за стола. – Поскольку я все равно собираюсь к Дирдре, то сообщу ей об этом лично. – Взгляд Кирстен заставил Джеффри пояснить: – Она все еще разбирает бумаги Чарльза, и в этом деле я ей просто необходим.
Кирстен дождалась ухода мужа и села к роялю немного поразмяться. Ее мучило смутное беспокойство. Теперь довольно часто образ прежнего Джеффри проглядывал из-под суровых черт нового. Но независимо от того, сколько это продолжалось, минуту, час или день, старый образ неизбежно исчезал. И новый Джеффри представал перед ней с еще большей ясностью.
В наказание за то, что Кирстен снова играла с Майклом, Джеффри переселился из их общей спальни в другую комнату. Когда это случилось, Кирстен вспомнила многолетней давности разговор с Клодией по поводу супружеской жизни. С этим ничего нельзя было поделать, и Кирстен пришлось смириться.
Не прошло и часа, как Джеффри вернулся, что немало удивило Кирстен. Но еще больше она была поражена поспешностью, с которой муж промчался к себе наверх, даже не обратив на нее внимания.
– Боже мой, опять!
Лицо глядевшей на Джеффри Кирстен было пепельно-серым. Он немедленно встал с дивана и выключил телевизор, но Кирстен опять включила его: выключай не выключай, но изменить произошедшее невозможно. Убили Роберта Кеннеди. Застрелили, как и его брата, вскоре после победы на предварительных президентских выборах от демократов в Калифорнии.
Всего лишь три месяца назад Роберт объявил о своем выдвижении в кандидаты. Тогда же осажденный со всех сторон Линдон Джонсон сообщил нации о том, что не собирается баллотироваться от своей партии на следующий президентский срок. Раскол страны на два враждебных лагеря сторонников и противников войны во Вьетнаме в конце концов положил конец карьере одного из самых блестящих и преуспевающих законодателей Америки.
И вот теперь человек, попытавшийся занять его место, убит.
Кирстен беспомощно покачала головой. Неужели теперь не будет ничего, кроме смерти, смерти и еще раз смерти?
– Мне кажется, это значит, что нам теперь следует поставить на третий номер, – произнес Джеффри. – Все вполне логично. Первый – Джек, второй – Боби, следующий – малыш Тедди. А дальше уже очередь нового поколения. Господи, призраки Кеннеди вечно будут нас преследовать.
– Как ты можешь так говорить, так… бесчеловечно! – Прекрасное лица Кирстен исказила гримаса боли. – Это же трагедия, Джеффри, еще одна ужасная национальная трагедия. Ты понимаешь, что всего два месяца назад убили Мартина Лютера Кинга? Убийцы систематически уничтожают всех людей мечты и идеалов, а еще они искореняют всякое противостояние им. Если так будет продолжаться, не останется ни одного человека, осмеливающегося отстаивать что-либо, если наказанием за добрую нолю будет смерть.
– А тебе никогда не приходило в голову, что идеализм бесполезен, что единственно действенным является славный старомодный прагматизм?
– Отказываюсь этому верить.
– Еще бы! – иронически усмехнулся Джеффри. – Разглагольствуя о мечтателях, ты сама величайшая мечтательница из всех.
– И что в этом плохого? – настаивала Кирстен.
Но Джеффри решил не отвечать. Он подошел к небольшому бару из красного дерева, встроенному в одну из книжных стенок библиотеки, и спокойно налил себе виски.
– Джеффри, наши лидеры мертвы, – прошептала она потерянным голосом.
– Твои, может быть, но они никогда не были моими.
– Ах да, я забыла. – В тоне Кирстен зазвучал сарказм. – Ты один из тех, кто так естественно обожает республиканцев. Твоя единственная мечта – видеть Никсона в Белом доме.
– Если бы он был там восемь лет назад вместо твоего золотого мальчика Кеннеди, нам не пришлось бы барахтаться в той кутерьме, что имеем сейчас.
Кирстен с отвращением посмотрела на мужа.
– Вначале у нас было так много надежд. – Кирстен говорила скорее сама с собой. – Кто мог подумать, что все кончится так ужасно?
Сидя неподвижно на диване и глядя на растерянное лицо телекомментатора Уолтера Кронкила, Кирстен вдруг почувствовала, что больше не может выносить происходящего. Круг замкнулся. То, что началось с концом правления Эйзенхауэра, вероятнее всего, закончится с началом правления Никсона. У Кирстен теперь не было ни малейших сомнений в том, что Никсон победит и на августовской номинации республиканцев, и на общенациональных выборах в ноябре.
Кирстен устала и измучилась. Безнадежность тяжелым грузом давила на нее. Кирстен надо было хотя бы ненадолго побыть наедине с собой, оплакать все, что потеряла она сама и вся страна.
Возможно, это была их наивность. Но, что бы это ни было, оно прошло. И Кирстен чувствовала, что никогда уже не вернется.
Крышка рояля с грохотом захлопнулась, и Джефф с испуганным визгом отдернул руки.
– Я не позволю ему проводить все время за этим чертовым пианино! – кричал на Кирстен Джеффри, стаскивая упирающегося пятилетнего сына со стульчика. – Я хочу, чтобы он играл с друзьями на улице или катался на велосипеде в игровой комнате, которую я специально для него устроил со всеми мыслимыми игрушками и играми, какие только существуют. Я ясно выражаюсь?
Собрав все свои силы, Кирстен спокойно смотрела на рассерженного мужа, пережидая, когда его гнев пройдет сам собой. Но гнев не проходил, Джеффри распалялся все больше.
– Ты по-прежнему не воспринимаешь меня всерьез, не так ли, Кирстен? Ты все еще намерена превратить моего сына в свою точную копию? Ну нет, мой сын не проведет свою жизнь, мотаясь по свету, как все музыкантишки!
– Но Джефф родился с талантом музыканта, и этот дар невозможно задушить.
– Он – Оливер, Кирстен, а не Харальд, – возразил Джеффри. – Я его отец, а сыновья подчиняются отцам или терпят определенные им наказания.
– Предупреждаю тебя, Джеффри, никогда не ставь артиста перед выбором между искусством и чьими-то планами на его будущее, потому что артист всегда выберет искусство.
– Уж ты-то в этом знаешь толк.
– Так же, как и ты. Ты ведь знал, когда просил меня выйти за тебя замуж, что я никогда не брошу музыку, и все же женился.
– Как же я ошибся! Ты никогда не была мне настоящей женой, никогда не была настоящей матерью для наших детей. Собственно говоря, ты всегда была лишь приживалкой в этом доме.
– Джеффри! – взмолилась Кирстен.
Но Джеффри не замечал ни того, как больно ранил жену, ни того, как изменилось выражение лица сына. Окинув Кирстен презрительным взглядом, он вышел из комнаты, бросив напоследок через плечо:
– Я хочу, чтобы мальчишка убрался отсюда. Немедленно!
– Ненавижу его, – пробормотал Джефф, как только за отцом закрылась дверь. – Я вправду его ненавижу.
– Нет, дорогой мой. – Кирстен старалась говорить убедительно. – Ты не ненавидишь его. Ты просто расстроен и немного напуган, вот и все.
– Нет, я его ненавижу, – настаивал Джефф. – Он больше не разрешит мне играть на рояле.
– Ну, конечно же, разрешит, просто папа хочет, чтобы ты занимался чем-нибудь еще.
– А мне больше всего нравится играть на рояле, мамочка, я не могу ничего с этим поделать.
Кирстен улыбнулась:
– Я знаю, мой милый, и тебе не надо в этом извиняться.
– Не надо?
– Конечно, нет.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
– И ты все еще наша настоящая мать?
Кирстен окаменела.
– Ну, разумеется, дорогой мой, а почему ты спрашиваешь?
– Потому что он только что сказал, что ты – не настоящая.
– Он имел в виду совсем другое.
– Что другое?
– Джефф. – Вопрос поставил Кирстен в тупик. – Джефф, дорогой, а почему бы тебе и вправду не подняться наверх и не поиграть в прекрасный конструктор, который тебе на прошлой неделе подарил папа?
Но мальчик не хотел уходить так просто.
– А что такое приживалка, мамочка?
– Джефф, прошу тебя. Сделай то, что хочет папа. Пойди наверх, в игровую, хотя бы на время.
– Я пойду, если ты разрешишь мне потом еще раз сыграть Бетховена.
Кирстен рассмеялась и взъерошила волосы сына:
– Это то, что я называю честной сделкой. Хорошо, идет.
– Честно?
– Честно.
– Йо-хо-о-о! – завопил Джефф и вылетел из комнаты.
Кирстен вздохнула. Предсказание ее начинало сбываться: обожаемый сын одарен гением. И мечты Кирстен теперь относились к сыну. Джеффа, а не Мередит Кирстен будет учить, поддерживать и направлять. Джеффа она приведет к величию. Хотя, конечно же, присутствие в этом деле такого противника, как Джеффри, сделает ее задачу куда более трудной. Мать и сына ждал нелегкий, извилистый путь к вершине.
Мать Кирстен могла бы гордиться внуком. Но Жанна умерла вот уже почти два года назад: постепенно таяла, чахла и ушла совсем незаметно, мирно умерев во сне. Временами Кирстен казалось, что мать нарочно так поступила, чтобы доказать, что на самом деле не может жить без человека, которого называла «всей своей жизнью». Несмотря на все уговоры дочери, после смерти Эмиля Жанна упорно отказывалась переехать жить к ним. Всякий раз на сделанное предложение мать мягко отвечала, что в конце концов привыкла жить в собственной огромной квартире и нет смысла оставлять ее. И тогда Кирстен с болью поняла, что лишилась в жизни и третьей своей опоры. Родители и Наталья. Все трое покинули ее.
После воссоединения с Майклом в Лос-Анджелесе Кирстен прибавила к своей коллекции еще шесть брелков. Браслет с ними Кирстен постоянно носила с собой. Он был ее амулетом и талисманом, а еще единственным способом постоянно ощущать Майкла рядом с собой.
Вдруг Кирстен почувствовала, что краснеет. Всего две недели назад Майкл позвонил ей из терминала «Эр Франс» в аэропорту имени Джона Кеннеди. Истбоурн летел в Париж, куда уже уехала Роксана, и у него было два часа между рейсами. Майкл попросил Кирстен о встрече, и она моментально примчалась в аэропорт, воспользовавшись из предосторожности такси. В первый раз после той встречи в Лос-Анджелесе они оказались вместе. Сначала они сидели в зале почетных пассажиров, попивали коктейль и с наслаждением болтали о том о сем, пока оба в конце концов не почувствовали, что готовы взорваться. Хохоча и шикая за это друг на друга, Кирстен и Майкл подобно парочке подростков-правонарушителей рыскали по зданию аэропорта, пока не нашли какую-то укромную, безлюдную камеру хранения.
Следующие двадцать минут они с жадностью предавались удовольствиям, целуясь и откровенно лаская друг друга, оба испытывая еще большее возбуждение от ощущения опасности, что в любой момент кто-то мог заглянуть в ячейку, где они столь безнравственно себя вели. Кирстен поежилась от удовольствия, вспомнив, как, не прерывая поцелуя, Майкл скользнул рукой под платье, потом дальше – в трусики. И стоило ему только начать поглаживать самую чувствительную часть ее, как Кирстен почувствовала почти мгновенный оргазм, такой мощный и горячий, что ее качнуло и они с Майклом чуть не потеряли равновесие. Майкл же не отказывался прекратить свои ласки, пока не заставил Кирстен кончить во второй, а потом и в третий раз.
– Мам, к тебе можно? – слегка постучав в дверь, спросила Мередит.
Кирстен моментально очнулась от воспоминаний.
– Разумеется, дорогая, там не заперто. – Мередит ворвалась в комнату, вся горя от нетерпения продемонстрировать свое новое платье. – Выглядишь очаровательно, – прокомментировала Кирстен, любуясь кружащейся перед ней на цыпочках дочерью. – А теперь рассказывай, куда ты опять собралась?
– Ох, мама. – Мередит резко остановилась и, подбоченившись, изобразила полнейшую досаду. – Ты опять забыла? Сегодня же у Вероники день рождения.
– Вероники Хосер?
– Харвуд.
– Прости, дорогая. Я постоянно путаю фамилии. Вот что значит иметь пользующуюся успехом дочку.
– Держу пари, ты тоже пользовалась успехом, – уверенно заявила Мередит. – Даже не так, ты была самой пользующейся успехом девочкой в Нью-Йорке, когда была маленькой.
– У меня не было на это времени. Успехом я пользовалась разве что у своей учительницы музыки.
– Ты хочешь сказать, что у тебя не было друзей и ты не ходила на дни рождения и прочие вечеринки? – Кирстен покачала головой. – Бедненькая. – Мередит была решительно поражена. – Теперь ты понимаешь, почему я играю на пианино только /для развлечения. Терпеть не могу быть музыкантшей, если из-за этого нужно все время быть одинокой.
Желая переменить тему, Кирстен обратилась к более земным проблемам и спросила дочь, повезет ли ее к Харвудам Лоуренс. Мередит мгновенно сделала гримасу:
– Думаю, что да, хотя я не понимаю, почему мне нельзя пойти туда пешком. Папа так нервничает по этому поводу.
– Нет, дорогая, он просто беспокоится за тебя.
– Но это же всего в двух кварталах отсюда.
– Мередит. – В голосе Кирстен появилось недовольство.
– Знаю, знаю. Я поеду с Лоуренсом, можешь не волноваться.
– Умница. А теперь поцелуй меня и отправляйся хорошо провести время. – Мередит наклонилась и поцеловала мать, после чего крепко обняла ее. – Я люблю тебя, ангел мой, – шепнула дочке Кирстен.
– И я люблю тебя, мам. – Мередит снова поцеловала мать. – Люблю больше всех на свете.
– И даже больше меня? – ревниво спросил появившийся в дверях Джеффри.
– Папа! – воскликнула девочка. – Ты меня напугал.
– Прости, принцесса, я не хотел. – Джеффри взглянул на жену. – Я не помешал?
– Нет, – улыбнулась Кирстен. – Просто мама с дочкой болтают про свое.
Джеффри, казалось, расслабился.
– В любом случае я просто зашел сказать, что Лоуренс уже ждет внизу, в машине. – Увидев, что дочь колеблется, Джеффри нетерпеливо добавил: – Ну, так чего же ты ждешь? Отправляйся, отправляйся.
Мередит кивнула отцу и вылетела за дверь.
– До чего же она похожа на маленького испуганного кролика, а? – Джеффри с изумлением смотрел вслед убегающей девятилетней дочери. – Ты, верно, тоже считаешь меня гадким великаном-людоедом за то, что я постоянно заставляю ее ездить повсюду с Лоуренсом? Эх вы… – Голос Джеффри звучал так тоскливо, что Кирстен была готова обнять его. Но грусть Джеффри продолжалась недолго. Стоило ему услышать звуки бетховенской «Лунной сонаты», расплывающиеся по дому из музыкальной залы, как задумчивость мгновенно сменилась гневом. – Черт бы побрал этого мальчишку! – прорычал Джеффри и бросился из комнаты.
Роксана еще раз просмотрела всю пачку фотографий и сунула их обратно в большой коричневый пакет. Затем снова просмотрела записку, приколотую к первой фотографии. Тщательно подобранные гнусные слова били наотмашь. Роксана медленно вложила записку в конверт и спрятала его в небольшой потайной сейф за книгами в библиотеке и налила себе выпить.
Ей не следовало позволять Майклу снова выступать с Кир-стен Харальд. Не следовало быть такой наивной и успокаиваться, поверив в то, что брак этой пианистки с человеком из высшего общества изменит ее отношения с Майклом. Не исключено, что они встречались все это время, несмотря на то что не выступали вместе шесть лет.
Роксана стиснула зубы на краешке хрустального бокала, представив его горлом своей соперницы. Роксана рабски любила Майкла, она посвятила всю свою жизнь ему и его карьере, а муж отплатил тем, что обесчестил ее самым пошлым и банальным образом. Майкл предал и унизил Роксану. Произошло то, чего она боялась больше всего в жизни. Роксану заставили делить мужа с кем-то еще.
Поставив пустой бокал на столик, Роксана стала рассматривать свое отражение в зеркале бара, проводя ладонями по чувственным изгибам своего все еще прекрасного тела. На глазах ее выступили слезы, сердце пронзила такая боль, что Роксана вынуждена была ухватиться за уголок бара, чтобы не упасть.
Проклятый Майкл. Будь он проклят за то, что сделал. Роксана уже начала умирать и знала об этом: знала, что умирать будет медленно, по частям, пока от нее ничего не останется. Женщина осторожно дотронулась до плоского места, бывшего когда-то пышной, налитой левой грудью, и вся содрогнулась от резкой перемены настроения. Вряд ли ей следует винить Майкла за то, что он делает: Роксана уже не была женщиной, как прежде. Все еще прижимая ладонь к пустому месту слева на груди, правой рукой Роксана сняла трубку телефона.
