Текст книги "Разобщённые (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

13 • Коннор

Списанный Боинг 787 прибывает в назначенный день, неся в своём брюхе всего с четырнадцать Цельных, упакованных в пивные бочонки. Наверно, кого-то в Сопротивлении заела смертельная скука, вот он и развлекается подобным пошлым образом, думает Коннор. Или это новое слово в технике конспирации? Новоприбывшие, скрюченные в три погибели после путешествия в бочонках, тянутся к выходу, и Коннор толкает свою обычную речь. На душе у него неспокойно – с каждой новой партией количество спасённых детей уменьшается.

После того как новеньких разместили в «ПНВ», разобрались, кто что умеет, и дали первые наставления по части житья на Кладбище, Коннор с Трейсом возвращаются к принесшему пополнение самолёту. Это старый Боинг Дримлайнер 787 – таких на Кладбище пока ещё не бывало. В своё время он был объявлен спасителем авиационной промышленности и, по-видимому, оправдал ожидания, но в конце концов всегда рождается что-то новое, более быстрое и экономичное – и старые самолёты отправляются на покой.

– Великолепная машина, – говорит Трейс, когда они идут по салону, который уже начинает накаляться под солнцем Аризоны. – По-прежнему хороша. Классическая красавица.

– Как по-твоему, ты смог бы пилотировать её, если бы понадобилось? – спрашивает Коннор. Дримлайнер и его приводит в восхищение.

Трейс улыбается.

– Я водил разные Сессны [23]23
  Cессна (англ.) Cessna Aircraft Company) – американский производитель самолётов, от малых двухместных до бизнес-джетов.


[Закрыть]с шестнадцати лет, а до того, как присоединился к ДПР, целый год пилотировал военные самолёты, так что пассажирский лайнер для меня не проблема. Чёрт, да если нужно будет, я и петлю на нём закручу!

– Отлично. Может, и придётся. Под прицелом ещё не такое выкрутишь.

Трейс мгновение смотрит на него озадаченно, а потом на его лице снова появляется улыбка:

– Ага, так это спасательный транспорт?

– Если мы выпотрошим его, места хватит на всех. Не слишком комфортабельно, но сойдёт, не до жиру.

– Я посмотрю технические характеристики, прикину, потянет ли крошка вес.

– Вынем из салонов начинку, и парни из конторы выставят её на продажу, – рассуждает Коннор. – Для отвода глаз включим в список и части двигателя, и оборудование пилотской кабины, но ни одного важного агрегата не тронем.

Трейс понимает с полуслова.

– Так что если кто-нибудь следит за нашими действиями, для них всё будет выглядеть, как будто самолёт раздербанили и отправили в утиль. А он на самом деле в порядке.

– Точно. Потом перетянем его на главную аллею – пусть думают, что отдаём его под спальный корпус.

– Гениально. Ты молодец.

– Да уж, – говорит Коннор, – с отчаяния любой дурак станет гением. А теперь пошли отсюда, пока окончательно не изжарились.

• • •

Трейс, отвозит начальника со взлётно-посадочной полосы на главную аллею. Шеф безопасности вдобавок служит при Конноре телохранителем и шофёром. Эта инициатива наряду с бизнес-джетом и голубой камуфляжной формой тоже принадлежит не Коннору, но она способствует поддержанию имиджа, вознося командира на этакий иллюзорный пьедестал. Самому же Коннору всегда претило отделяться от общей массы.

– Привыкай, – сказала ему Риса. – Ты больше не какой-то безвестный расплёт. Для этих ребят ты – символ Сопротивления. Ты должен выглядеть так, чтобы всем сразу стало ясно – вот вождь и отец-командир.

Коннор задаётся вопросом, придерживается ли Риса этого мнения до сих пор – ведь его командирские обязанности не позволяют ему уделять девушке достаточно времени и внимания. Может, раздумывает он, придумать себе какую-нибудь болячку, чтоб был предлог пойти к Рисе в Лазарет? Подобает ли начальству такая линия поведения?

– Дримлайнер – очень хорошая мысль, – говорит Трейс, возвращая Коннора к реальности. – Но мне кажется, у тебя много чего другого на уме?

– Правильно кажется.

– Ты беспокоишься насчёт юнокопов и почему они до сих пор нас не трогают. – Трейс на секунду замолкает, а потом прибавляет: – Кажется, я знаю почему, но предупреждаю – то, что ты услышишь, будет тебе не по душе.

– А мне когда-нибудь было по душе что-то, связанное с юнокопами?

– Да это не столько связано с ними, сколько с тобой.

– Что-то я не секу.

– Сейчас просечёшь. – Машина подпрыгивает на ухабе, и Коннор безотчётно хватается за дверь. Трейс даже не думает извиняться за свою манеру вождения. – Понимаешь, какое дело, Коннор. Ребята, которые живут здесь – они формально вроде как бы не существуют, но это не значит, что они так, ничто, бесполезный мусор. Они ценнее алмазов. Ты знаешь, почему алмазы такие дорогие?

– Н-не знаю... Наверно, потому что они очень редкие?

– Нет, они вовсе не редкие. На самом деле их так много, что они должны быть не дороже стекла. Но существует такая штука – алмазный консорциум. Владельцы алмазных приисков сговариваются между собой, и знаешь, что они делают? Они припрятывают свои алмазы в банковских хранилищах где-нибудь в Швеции... Швейцарии... словом, где-то там. Тысячи тысяч алмазов. И поскольку камешков не видно, создаётся иллюзия, что они очень редки. Дело сделано – цены взмывают под облака.

Джип влетает в очередную яму, и на этот раз Коннору удаётся пережить встряску, не роняя командирского достоинства. Он следит за мыслью Трейса и начинает испытывать беспокойство, куда она, эта мысль, в конечном итоге заведёт.

– Ну и вот, – продолжает Трейс. – После принятия Параграфа-17 расплётов не хватает. Цена на любой вид трансплантации удваивается, даже утраивается. И что? Люди платят, потому что привыкли получать, что хотят и когда хотят. Будут голодными сидеть, но за органы отвалят любую сумму.

– А ко мне это каким боком?

– Сам подумай.

Коннор напрягает мозги, и наконец его осеняет:

– Наше Кладбище и есть банковское хранилище! И до тех пор пока мы оттягиваем на себя расплётов с улиц, цены будут держаться высоко. Я правильно понял?

– Правильно. Беглецы сидят здесь, в мире и безопасности, а это, что ни говори, лучше, чем когда их отлавливают орган-пираты и продают на чёрном рынке – так цена сбивается.

Коннор вспоминает тот день, когда его поймали и препроводили в заготовительный лагерь «Весёлый Дровосек». Вспоминает шок, который испытал, услышав признание юнокопа в том, что им всё известно про Кладбище, но они смотрят на это сквозь пальцы, потому что, дескать, забирать детей отсюда не с руки, игра не стоит свеч и бла-бла-бла...

А оказывается, вот оно что.

Получается, Беглец из Акрона – пособник системы. Он, как выясняется, играет на руку некоему таинственному консорциуму. Коннору кажется, будто он в дерьме вывалялся.

И тут его осеняет ещё раз. Он оглушён, ошеломлён, словно кто-то изо всей силы дал ему в челюсть. Он в нокауте, лежит пластом на полу ринга и ему достаёт сил лишь на то, чтобы задать вопрос:

– И давно ты работаешь на юнокопов?

Трейс продолжает вести джип, глядя прямо перед собой, и секунд десять молчит. Затем разжимает рот:

– Не задавай вопросов, ответы на которые могут тебе не понравиться.

14 • Долорес

Самолёты, участвовавшие во Второй Мировой, пользуются заслуженной славой и привилегией быть экспонатами музеев. А вот воздушная техника с неизменной геометрией крыла, принимавшая участие в Корейской войне, нелюбима и позабыта. В этой войне впервые в истории были крупномасштабно задействованы боевые вертолёты – вот они-то и привлекают к себе всеобщее внимание.

Через два ряда от главной аллеи стоит заброшенный бомбардировщик, участник войны в Корее. Его поместил здесь сам Адмирал, и хотя Коннор только и знает, что таскает самолёты туда-сюда, Долорес (так называют машину) остаётся на одном и том же месте, и вход в неё наглухо закрыт: в люк врезан солидный замок, а ключ от него хранится у Коннора – он носит его на шнурке на шее, как это в обычае у маленьких детей.

Долорес – арсенал. Она набита самым разнообразным оружием, к которому «трудные» подростки ни при каких обстоятельствах не должны бы иметь доступа. Кроме тех случаев, конечно, когда они носят военную форму. Угроза того, что настанет час, когда Кладбищу, подобно варшавскому гетто, придётся держать оборону, висела в своё время над головой Адмирала, а теперь висит над головой Коннора. Не проходит дня, чтобы парень не думал о ней, чтобы не сжимал в пальцах ключ, висящий у него на шее, словно нательный крест. Однако сегодня он идёт к Долорес в гости – не затем, чтобы защитить Кладбище от открытого нападения, а затем, чтобы обезопасить его от врага, проникшего в убежище невидимо и неслышимо. Сегодня Коннор входит внутрь таинственного самолёта и забирает оттуда пистолет 22-го калибра и обойму патронов к нему.

15 • Коннор

Трейс ночует в ржавом старом DC-3 – здесь спальный корпус самого отпетого хулиганья. По сути, это что-то вроде неофициальной тюрьмы, в котором Трейс – что-то вроде неофициального надзирателя. В старичке с пропеллерами туалеты не работают, поэтому обитатели кутузки ходят в переносную уборную, стоящую у подножия сходней. Замок на уборной сломан. Это дело рук Коннора – он сломал его несколько часов назад.

После отбоя он с двумя дюжими парнями – самыми сильными из всех Цельных – ждёт, спрятавшись в тени соседнего самолёта.

– Слушай, скажи, с чего это тебе вздумалось повязать Трейса?

– Тихо! – шикает на них Коннор и шёпотом добавляет: – С того, что так надо.

Оружие имеется только у Коннора. Пистолет заряжен. Парни-качки —помощники на всякий пожарный, потому что одному Коннору с Трейсом наверняка не управиться. План таков: схватить Трейса, надеть наручники и держать в качестве... ну, наверно, военнопленного. Коннор, однако, полон решимости пустить в ход пистолет, если возникнет такая необходимость.

«Никогда не размахивай оружием, если не собираешься его применить», – внушал ему когда-то Адмирал. Если Коннор хочет, чтобы убежище продолжало нормально функционировать, придётся поступать так, как учил старый вояка.

Почти каждые двадцать минут из кутузки кто-нибудь вылезает и направляется в уборную. Трейса пока не видно.

– Мы что, всю ночь будем здесь куковать? – недовольно ворчит один из парней, которому вверены наручники.

– Понадобится – будем!

Да что он, этот Трейс, – сверхчеловек, что ли? Коннор уже начинает думать, что у бёфов, наверно, мочевые пузыри особые, а может, их специально тренируют, но в начале первого Трейс появляется на трапе.

Они ждут, пока дверь уборной закроется, а затем неслышно подкрадываются к ней. Коннор впереди. Он берёт пистолет в правую руку – ту, что принадлежала когда-то Роланду – и ощущает холод рукояти и упругость спускового крючка. Снимает предохранитель, набирает полные лёгкие воздуха – и рывком распахивает дверь.

Трейс стоит внутри и смотрит прямо на него – собран, напряжён. Застать его врасплох не получилось. Одной стремительной подсечкой он валит Коннора с ног – и пистолет уже в руке Трейса. Ещё одно ловкое движение – и Коннор, вдавленный щекой в грунт, задыхается в пыли; р-раз – и рука с акулой заломлена за спину. Ох, как больно! Коннору кажется, что шов сейчас, чего доброго, лопнет и рука отвалится.

Трейс оставляет Коннора корчиться на земле, а сам принимается за помощников – те даже взять ноги в руки не успели. Через пару секунд оба амбала валяются без сознания. Трейс возвращается к Коннору.

– Во-первых, – говорит он, – мочить кого-то в сортире – это подло и недостойно тебя. Во-вторых, если уж нападаешь, то не вдыхай перед этим, как кашалот – сразу выдаёшь себя с головой.

Коннор, которого всё ещё корёжит от боли, переворачивается, чтобы посмотреть врагу в глаза, и обнаруживает, что в лоб ему упирается дуло пистолета. Проходит несколько секунд – и Трейс отводит ствол. Лицо шефа безопасности сурово и непроницаемо.

– Стыдом сильно не терзайся, – цедит он. – Я ведь не простой военно-воздушный бёф. Я был в спецназе. При желании мог бы убить тебя десятком разных способов ещё до того, как ты уткнулся мордой в грязь.

Он вынимает обойму, но в этот момент Коннор хватает его за запястье, дёргает, и Трейс теряет равновесие. Коннор выворачивает пистолет из руки противника и снова наставляет его на бывшего бёфа, пока тот поднимается на ноги.

– Одна пуля там есть – в патроннике, – напоминает Коннор.

Трейс отступает, подняв руки вверх.

– Отлично сработано. Должно быть, теряю форму.

Оба какое-то время стоят, застыв и не сводя глаз друг с друга. Наконец Трейс произносит:

– Если собираешься меня убить – делай это сейчас, иначе я опять перехвачу инициативу.

Но запал у Коннора ужё прошёл, и оба это отлично понимают.

– Ты что, угрохал тех двоих? – спрашивает Коннор, глядя на ещё недавно таких крутых парней, теперь валяющихся на земле, словно мешки с картошкой.

– Да нет, только вырубил. Убивать беззащитных детишек нечестно.

Коннор опускает оружие. Трейс стоит спокойно.

– Убирайся, – говорит ему Коннор.

– Если ты вышвырнешь меня отсюда, это будет не очень умно с твоей стороны.

Услышав такое, Коннор взвивается.

– Тоже мне ещё умник нашёлся! Ты враг! Ты работаешь на них!

– Я и на тебя работаю.

– И вашим и нашим – так не бывает!

– А вот тут ты ошибаешься, – возражает Трейс. – Двойная игра – штука весьма популярная, причём во все времена. Отличная стратегия и себя оправдывает.

– Я тебе не марионетка, плясать под твою дудку не собираюсь!

– Конечно нет, – парирует Трейс. – Ты мой командир. Вот и веди себя как командир.

С трапа сходит ещё один заспанный пацан и направляется в уборную. Он замечает Трейса, Коннора и тех двоих, что валяются на земле, словно тряпичные куклы.

– А что это вы такое делаете? – спрашивает пацан, сообразив, что что-то явно не так.

– Когда тебе понадобится знать – я сам тебе расскажу, – рычит Коннор.

Пацан видит в руке начальника пистолет.

– А, ну да, я что, я ничего, – мямлит он и, забыв про уборную, уползает обратно в самолёт.

Коннор вдруг соображает, что сейчас произошло. Он отвлёкся, и у Трейса была масса времени, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу, но он ничего такого не сделал. Пожалуй, это можно рассматривать как шаг к взаимопониманию. Коннор взмахивает пистолетом:

– Пошёл.

Но теперь пистолет – так, только для виду, и опять оба противника отлично это понимают. Они уходят с главной аллеи и вступают в квадрат поставленных на консервацию истребителей. Здесь их никто не подслушает.

– Если ты работаешь на них, – спрашивает Коннор, – то почему сообщил мне обо всём?

– Потому что я их глаза и уши, но ведь мозги-то у меня собственные. И хочешь верь, хочешь не верь, но мне нравится и это место, и вы, ребята, и то, чем вы занимаетесь.

– Что ты рассказал им о Кладбище?

Трейс пожимает плечами.

– По большей части то, что они и без меня знают: что здесь всё под контролем, что пополнения расплётов прибывают каждые несколько недель... Я заверяю их, что вы не представляете собой угрозы и что заготовительные лагеря никто не собирается взрывать. – Тут Трейс останавливается и поворачивается к Коннору: – Но гораздо важнее то, чего я им несообщаю.

– Интересно послушать.

– Я ничего не говорю им о ваших спасательных экспедициях, я не сообщил им о твоём плане побега... И я не выдал, что ты всё ещё жив.

– Что?

– Им известно только, что Кладбищем заведует Элвис Роберт Маллард, бывший охранник из лагеря «Весёлый Дровосек». Потому что если бы кто-нибудь проведал о том, что здесь заправляет Коннор Ласситер, юнокопы не оставили бы от этого места камня на камне. Беглец из Акрона – слишком большая угроза, чтобы закрывать на неё глаза. Так что я сделал всё от меня зависящее, чтобы они думали, будто здесь попросту детский сад, а ты – всего лишь нянька. Юнокопы довольны, здешние детишки живы и здоровы, все счастливы.

Коннор оглядывается вокруг. Они далеко от жизненных центров Кладбища, и Трейс мог бы в два счёта сломать ему шею и закопать где-нибудь на отшибе – никто и не узнал бы. Неужели он всё-таки доверяет Трейсу несмотря на его предательство? Коннор больше ни в чём не уверен, даже в мотивах собственных поступков.

– Всё это хорошо, но факт остаётся фактом: ты работаешь на юнокопов.

– Опять мимо. Я работаю не на юнокопов, я работаю на их хозяев.

– У Инспекции по делам несовершеннолетних нет хозяев.

– Ну ладно, пусть не хозяев, пусть тех, кто контролирует юнокопов. Ты упоминал о марионетках? Так вот, каждый юнокоп вертится на ниточке, о которой даже не подозревает. Правда, я тоже не знаю, кто тянет за эти самые ниточки. Мне никто ничего не сообщил, просто выдернули из ВВС и швырнули сюда. А ведь в воздушном флоте мне пророчили блестящее будущее...

Коннор невольно улыбается.

– Извини, что подпортил тебе карьеру.

– Дело в том, что я шлю доклады вовсе не моему военно-воздушному начальству, я отчитываюсь перед гражданскими в тёмных костюмах – вот что бесит больше всего. Ну, я пораскопал тут кое-что и нашёл заказчика. Оказывается, я работаю на некую организацию, которая называется «Граждане за прогресс».

– Никогда не слышал.

Голос Трейса опускается до шёпота.

– Ничего удивительного – они не высовываются, деятельность свою не афишируют, а военным это очень даже на руку. Подумай: раз высшие чины не знают, на кого работают, то если вдруг всё раскроется, они всегда могут заявить, что знать ничего не знали, ведать не ведали; а вот и стрелочник – я, то есть; меня под трибунал – они все чистенькие.

Вот теперь в мозгах у Коннора постепенно проясняется, вернее, ему становится более понятным, почему Трейс решил работать на обе стороны.

Они поворачивают обратно к главной аллее.

– Я не питаю иллюзий, Коннор. Как по мне, так ты куда честнее и заслуживаешь куда большего доверия, чем те, на кого я работаю, кем бы они ни были. В нашем мире личность имеет огромное значение. А эта теневая организация, о которой речь, – мрак полный, и это ещё мягко сказано. Так что работаю-то я на них, а симпатии мои – на твоей стороне. Вот так.

– А почём я знаю, что ты сейчас мне не гонишь?

– Законный вопрос. Но ты сих пор жив, потому что доверялся своим инстинктам. Что они тебе говорят?

Коннор задумывается. Он вдруг понимает, что ответить на этот вопрос нелегко.

– Мои инстинкты говорят: что бы я ни предпринял, конец один – дерьмо. Но для меня это дело привычное.

Трейс удовлетворён ответом.

– Нам надо будет ещё об этом поговорить, но на сегодня достаточно. Ты положи лёд на плечо – я его здорово рванул.

– Да? Что-то не заметил, – без зазрения совести врёт Коннор.

Трейс протягивает ему руку для пожатия. М-да, ну, и как Коннору относиться к этому жесту? Означает ли он, что они с Трейсом организовали собственное тайное общество для борьбы с этими «прогрессивными гражданами» или... или, может, Коннора обвели вокруг пальца, как сосунка? В конце концов он пожимает Трейсу руку. Интересно, настанет ли время, когда он не будет сомневаться в том, что поступает правильно?

– До сегодняшнего дня ты был всего лишь пешкой, выполняющей то, чего ониот тебя хотели, – заключает Трейс. – Подспудно ты и сам это ощущал. Теперь ты знаешь это точно. Надеюсь, истина сделает тебя свободным [24]24
  «Истина сделает вас свободными» – Евангелие от Иоанна, 8:32.


[Закрыть].

16 • Риса

Каждое утро перед началом смены Риса проводит некоторое время под крылом Рекряка, болтая с приятелями. Здесь, на Кладбище, у неё гораздо больше друзей, чем было в приюте, но, кажется, ребята относятся к ней скорее как к старшей сестре, чем как к равной. Они обращаются к Рисе с такой почтительностью, будто она не человек, а ангел милосердия – не только потому, что на ней лежат основные заботы по охране здоровья, но потому, что она – легендарная Риса Уорд, подруга Беглеца из Акрона. Девушка подозревает, что в глубине души ребята верят, будто она может вылечить всё, даже то, что лечению не подлежит.

Раньше она приходила в Рекряк по вечерам, но «Клуб аистят» положил этому конец. Рису так и подмывает потребовать, чтобы сиротам из государственных приютов тоже были предоставлены льготы, но она отдаёт себе отчёт, что таким образом всё общество Кладбища разобьётся на группировки и фракции, а тогда ничего хорошего не жди. Расслоение уже началось – спасибо, дорогой Старки! – так что только её помощи в этом деле и не хватало.

Взглянув в дальний конец аллеи, она видит, как Коннор спускается по трапу своего самолёта. Он идёт по главной аллее, понурив голову и засунув руки в карманы, словно окутанный тёмным облаком невесёлых дум. На него тут же налетают ребята с самыми разными проблемами, требующими немедленного решения. Интересно, думает Риса, у него для себя самого теперь находится хоть одна свободная минута? Для Рисы у него совершенно определённо времени нет.

Коннор вскидывает голову и ловит на себе её взгляд. Риса отворачивается, как будто её поймали на подглядывании, и тут же упрекает себя – ей ведь нечего стыдиться и не за что испытывать вину. Когда она снова поднимает глаза, Коннор уже направляется к ней. За спиной Рисы ребята собираются у телевизора – по каналу новостей передают что-то интересное. Риса задаётся вопросом, зачем Коннор идёт сюда – посмотреть, чем там так заинтересовались его подопечные, или встретиться с ней, Рисой? Выясняется, что правильно последнее предположение, и девушка счастлива, но старается внешне оставаться невозмутимой.

– Ну что, впереди тяжёлый день? – спрашивает она с еле заметной улыбкой, и он так же слабо улыбается в ответ.

– Не-а, как обычно – буду валяться на диване и плевать в потолок.

Он стоит, заложив руки в карманы и скользя взглядом по сторонам, но Риса уверена – всё его внимание сосредоточено на ней. Наконец Коннор говорит:

– ДПР сообщает, что вышлет лекарства, которые ты просила, через несколько дней.

– Я должна этому верить?

– Скорей всего, нет.

Девушка чувствует – он подошёл к ней вовсе не для того, чтобы рассказать о поставке лекарств, но она больше не знает, как к нему подступиться. Надо что-то срочно делать, иначе трещина между ними превратится в непреодолимую пропасть.

– Итак, какова главная проблема недели? – спрашивает она.

Он скребёт в затылке и смотрит куда-то вдаль, лишь бы не встречаться глазами с Рисой.

– Вообще-то, та же, что и всегда. Из разряда «тебе-лучше-не-знать».

– Однако, – замечает Риса, – это серьёзная проблема, раз ты не можешь мне сказать.

– Вот-вот.

Риса вздыхает. Ещё только утро, а солнце уже печёт вовсю. Ей как-то не улыбается катить в Лазарет по жаре. Охота Коннору напускать на себя таинственность – ну и пусть, у неё нет времени. С её губ едва не срывается: будет что мне сказать – вот тогда и приходи, но тут она замечает, что ребята у телевизора галдят громче, чем пару минут назад. Риса с Коннором присоединяются к толпе зрителей.

Передают интервью с женщиной, суровой на вид и ещё более суровой в речах. Поскольку Риса не слышала начала, она не может сообразить, о чём речь.

– Не, пацаны, вы слышали? – восклицает кто-то в толпе зрителей. – Они называют эту хренотень новой формой жизни!

– Какую ещё хренотень? О чём это они? – недоумевает Коннор.

Хэйден – он тоже здесь – поворачивается к друзьям. Вид у него такой, словно его вот-вот стошнит.

– Они наконец ухитрились создать идеальное чудище-юдище. Первое составное человеческое существо.

В репортаже не показывают никаких фотографий, но женщина описывает, как было создано это существо – собрано из кусочков и фрагментов почти ста разных расплётов. У Рисы по спине бежит холодок. Коннор, по-видимому, испытывает то же чувство, потому что вцепляется ей в плечо. Она безотчётно хватает его за руку – неважно, за какую.

– Зачем они это сделали? – спрашивает она.

– Могли – и сделали, – с горечью отвечает Коннор.

Риса ощущает, как сгущается вокруг них зловещая атмосфера, как её охватывает тяжкое предчувствие – словно вот здесь, прямо перед их глазами, разворачивается ужасное событие, последствия которого потрясут весь мир.

– Пора довести до ума план побега, – говорит Коннор скорее себе, чем Рисе. – Придётся обойтись без тренировочных прогонов, потому что спутники-шпионы сразу засекут это дело, но каждый должен знать, как ему действовать, когда придёт время.

Риса приходит к тому же выводу. Внезапно идея как можно скорее убраться ко всем чертям с Кладбища представляется очень разумной. Пусть даже «к чертям» – весьма неточное место назначения.

– Составное человеческое существо... – тихо произносит кто-то. – Интересно, как оно выглядит...

– Да ладно тебе, что мистера Картофельную Голову [25]25
  Мистер Картофельная голова(англ. Mr. Potato Head) – американская игрушка, которая представляет собой пластиковую картофелину, к которой прилагается множество аксессуаров. В произвольном порядке они могут прикрепляться к «телу». В классический комплект Мистера К. Г. всегда входят глаза, уши, руки, ботинки, кепка, зубы, язык и усы, которые могут также превращаться в брови.


[Закрыть]не видал?

Раздаётся взрыв нервного смеха, который, однако, не разряжает напряжения.

– Как бы оно ни выглядело, – говорит Риса, – я надеюсь никогда его не увидеть.