Текст книги "Разобщённые (ЛП)"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
НИЛ ШУСТЕРМАН
РАЗОБЩЁННЫЕ
(Обречённые на расплетение – 2)
Перевод sonate10, редакция Linnea, обложка mila_usha_shak
Несколько слов от переводчика
С того момента, когда я закрыла последнюю страницу книги Нила Шустермана Unwind, у меня чесались руки взяться за её перевод. К сожалению, всё время что-то мешало – переводы выстраивались в очередь, бросить их было нельзя. Я несколько раз пыталась зажечь других переводчиков-любителей идеей перевести эту книгу. В одном случае это получилось, но потом работа была прервана по неизвестной мне причине. Так Unwind и остался непереведённым, пока не вышел его официальный перевод под названием «Беглецы».
К сожалению, этот перевод практически вычистил из книги её футуристическую составляющую. Все те «вкусные» термины, которые придумал Шустерман и которые придают книге дистопический колорит, в официальном переводе первой книги трилогии оказались за бортом. Кстати, из-за этого в восприятии некоторых читателей произошла путаница: они вообразили, что Шустерман описывает модель вполне реального мира, и обрушили на голову автора страшные проклятия: мол, что это за больная фантазия такая – описывать, как детей разбирают на запчасти! Да разве кому-либо из родителей в здравом уме... Да разве в каком-либо государстве возможно такое... И т. д.. (Оставим в стороне родителей, жестоко обращающихся с собственными детьми, оставим в стороне и то, что в истории существовало сколько угодно государств, отправляющих своих граждан на смерть просто так, нипочему.) Этих читателей трудно обвинять: поскольку из книги выброшены практически все неологизмы, она оставляет впечатление не футуристической дистопии, а вполне реальной жизни.
А это вовсе не так. Шустерман описал мир, который, как говорится, «ни в какие ворота не лезет». Он и сам об этом говорит во вступлении ко второй книге трилогии: «мир, перевёрнутый с ног на голову».
Поэтому я, приступая к переводу второй книги трилогии Unwind, сразу решила, что постараюсь по мере сил и возможностей сохранить эту авторскую футуристическую терминологию, естественно, адаптировав её для русскоязычного читателя. Во вступлении ко вставной новелле «Оборванные струны» я об этом уже говорила, предупреждая читателя, что ввела в текст слова, которые есть у автора, но нет в официальном переводе книги Unwind на русский язык. К счастью, мне не пришлось заниматься составлением глоссария, поскольку за меня это сделал сам автор. В самом начале второй книги трилогии он даёт перечень этих терминов и их объяснение в несколько необычной, тоже с ног на голову поставленной форме.
Для тех, кто читал «Оборванные струны», новые термины не будут неожиданностью, как не будет неожиданностью и склонение имени Лев. Для тех, кто не читал (всё же рекомендую почитать), объясню: Лев – это не русское имя Лев, это сокращение от библейского Левий, и поэтому склонять его как «Льву», «Львом» и т. п. нельзя. Оно должно склоняться «Леву», «Левом». Поначалу будет, возможно, непривычно, но через пару страниц это чувство пройдёт.
А для того, чтобы была всё-таки какая-то преемственность переводов, я со временем сделаю и перевод первой книги.
Выражаю огромную благодарность моему дорогому редактору Linnea, без которой этого перевода, может, вообще не было бы. Её помощь бесценна, как всегда. Также большое спасибо mila_usha_shak – ты никогда не отказываешь в помощи.
sonate10
• • •
Ответ таков...
«Обречённые на расплетение» и «Разобщённые» повествуют о мире, перевёрнутом с ног на голову. А значит, лучший способ напомнить вам предысторию – устроить нечто вроде популярной викторины, где ответ стоит перед вопросом. Читай ответы и проверь, сколько вопросов ты поставишь правильно! Если наберёшь достаточно баллов – кто знает, может, тогда ты сможешь порвать в клочки свой собственный ордер на расплетение! (Предупреждение: если ты пропустишь игру и перейдёшь сразу к тексту, то при чтении вполне можешь почувствовать себя слегка... несобранным.)
Процесс, при помощи которого человека разделяют на части. Согласно закону, сохраняться живыми и использоваться при трансплантации должны 99,44% тела разделяемого, иначе именуемого расплётом.
Что такое расплетение?
Вторая гражданская война в США, также известная под названием Глубинной войны, закончилась, когда армия сторонников абортов (иначе называемая Бригадой Выбора) и армия его противников (иначе называемая Армией Жизни) пришли к этому соглашению, которое установило, что жизнь неприкосновенна с момента зачатия и до достижения ребёнком возраста тринадцати лет. После этого момента «трудного подростка» можно подвергнуть «ретроспективному аборту».
Что такое «Соглашение о расплетении»?
Когда мать не хочет заботиться о новорождённом, она использует своё законное право на то, чтобы оставить ребёнка на чужом пороге. Тем самым ребёнок переходит под полную юридическую ответственность людей, которые проживают в данном доме. Это неофициальное название для таких детей.
Кто такой «принесённый аистом»?
Когда кто-то подвергся расплетению, то все части тела этого человека, по существу, остаются живыми, так что человек не считается мёртвым. Поэтому говорят, что он находится в этом состоянии.
Что такое «жить в состоянии распределённости»?
Эти учреждения служат для подготовки расплётов к жизни в состоянии распределённости. Каждое учреждение отличается собственной индивидуальностью, но все они предназначены для создания позитивного настроя у подростков, предназначенных к расплетению.
Что такое заготовительные лагеря?
Этот заготовительный лагерь расположен на севере Аризоны, в городке, основанном довольными жизнью лесорубами. В настоящее время закрыт по причине произведённого там террористического акта.
Что такое «Заготовительный лагерь «Весёлый Дровосек»»?
Сленговое название клиники в заготовительном лагере, где производят расплетение.
Что такое «живодёрня»?
Эти молодые террористы-самоубийцы вводят в свою кровеносную систему не поддающееся обнаружению приборами химическое вещество, которое делает их кровь взрывоопасной. Своё название они получили по способу детонации – чтобы взорвать себя, нужно с силой хлопнуть в ладоши.
Кто такие «хлопатели»?
Это неофициальное название для служащих Федеральной инспекции по делам несовершеннолетних. В их функции входит полицейский надзор за расплётами.
Кто такие юнокопы?
Приведение кого-либо в бессознательное состояние с помощью транквилизирующих (усыпляющих) пуль или дротиков. Этот метод находится на вооружении инспекторов по делам несовершеннолетних, потому что стрелять в расплётов обычными пулями запрещено – можно повредить жизненно важные органы, что резко снижает их ценность.
Что такое «транкирование»?
Слово французского происхождения, означающее «говядина», которое, возможно, также является источником для сленгового слова «бафф» – «качок». Так обычно называют солдата или мускулистого подростка, собирающегося сделать карьеру в профессиональной армии.
Кто такие «бёфы»?
Этот термин применяется по отношению к детям, сбежавшим от расплетения.
Кто такие «беглые»?
Эта организация борется с расплетением, спасая беглых расплётов. Впрочем, она функционирует не так уж хорошо, как принято считать.
Что такое ДПР, или Движение Против Расплетения?
Это тайное (вообще-то не такое уж и тайное) убежище для беглых расплётов – огромная свалка отслужившей воздушной техники в аризонской пустыне.
Что такое Кладбище?
Этот беглый расплёт известен также как Коннор Ласситер, уроженец Огайо. Его считают ответственным за мятеж в заготовительном лагере «Весёлый дровосек». Считается, что он погиб.
Кто такой Беглец из Акрона?
Этот термин происходит от слов «десятая часть» и применяется по отношению к ребёнку, с рождения предназначенному для расплетения – обычно по религиозным соображениям.
Что такое «десятина»?
Этот мальчик-десятина стал хлопателем, но отказался хлопать, тем самым став символом движения Сопротивления.
Кто такой Лев Калдер?
Эту фамилию дают детям-сиротам, находящимся на попечении государства и живущим в детских приютах.
Что это за фамилия – Уорд [1]1
Ward (англ.) – находящийся на попечении.
[Закрыть] ?
Выжив в катастрофе, постигшей заготовительный лагерь «Весёлый Дровосек» эта девушка, бывшая когда-то на попечении государства, осталась калекой, поскольку отказалась заменить свой повреждённый позвоночник здоровым донорским позвоночником.
Кто такая Риса Уорд?
• • •
Желаю вам нервомотательного, снопрогоняющего и мыслепробуждающего чтения!
Нил Шустерман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НАРУШЕНИЯ
Единственный способ стать свободным в несвободном мире – это освободиться настолько, чтобы само твоё существование стало бунтом.
– Альбер Камю
1• Старки
Когда за ним приходят, его мучает ночной кошмар.
Весь мир затоплен водой, и посреди всемирного потопа его рвёт медведь. Но он не столько напуган, сколько раздражён. Как будто одного потопа недостаточно, мрачные глубины его подсознания наслали на него ещё и разъярённого гризли!
И тут его за ноги выдёргивают из водного Армагеддона и челюстей смерти.
– Вставай! Быстро! Пошли!
Он открывает глаза. Спальня, которой полагается тонуть в темноте, ярко освещена. Двое юнокопов заламывают ему руки, в корне пресекая попытки к сопротивлению. Впрочем, какое там сопротивление – он же толком не проснулся!
– Эй, вы что? Спятили?!
Наручники. Сначала на правое запястье, потом на левое.
– Вставай!
Его вздёргивают на ноги, не дожидаясь, когда он сам встанет, как будто боятся, что он будет упираться. Он бы и упирался, если бы был хоть чуть-чуть пободрей.
– Да оставьте меня в покое! Что здесь творится?!
Но в следующее мгновение он уже настолько приходит в себя, что соображает и сам, что творится. Его похищают! Хотя нет. Какое же это похищение, когда подписан ордер – в трёх экземплярах...
– Подтвердите, что вы Мейсон Майкл Старки.
В комнате двое офицеров. Один невысокий и мускулистый, другой – высокий и мускулистый. Наверно, были бёфами до того, как пошли в юнокопы-сборщики. Для работы простым юнокопом нужно быть бессердечной сволочью, но чтобы забирать расплётов из дому, требуется вдобавок и полное отсутствие души. Тот факт, что его забирают на расплетение, потрясает и ужасает Старки, но он прячет свои чувства, потому что знает: юнокопы-сборщики тащатся от вида перепуганной жертвы.
Невысокий, явно поющий главную партию в этом дуэте, придвигает свою физиономию к лицу Старки и повторяет:
– Подтвердите, что вы Мейсон Майкл Старки!
– А с какой стати?
– Слушай, парень, – говорит другой сборщик, – мы всё равно сделаем своё дело, от тебя зависит только, будет тебе больно или нет. – Этот второй коп разговаривает помягче, наверно, потому, что губы у него явно чужие – без сомнений, раньше принадлежали какой-то девушке. – Ты же в курсе дела, так что кончай кочевряжиться.
Он разговаривает так, будто Старки знал, что за ним придут. Да разве хоть один расплёт когда-нибудь догадывается заранее? В глубине души каждый верит, что какие бы неприятности он ни причинял своим родителям, им всё же хватит ума не поддаться рекламам в Сети, на телевидении и на уличных щитах, внушающим: «Расплетение: разумное решение». Но кого он пытается обмануть? Даже без всех этих призывов Старки стал кандидатом на расплетение в тот самый момент, когда его положили на порог этого дома. Удивительно ещё, что предки так долго ждали!
Коп-«запевала» глубоко внедряется теперь в его личное пространство:
– В последний раз: подтвердите, что вы...
– Да, да, Мейсон Майкл Старки. Убери свою поганую рожу, у тебя из пасти воняет!
Личность подтверждена, и коп с девичьими губами достаёт три цветных бумажки: белую, жёлтую и розовую.
– Значит, вот как это делается? – Голос Старки слегка дрожит. – Арестовываете, значит? А в чём моё преступление? В том, что мне шестнадцать? А может, в том, что я вообще живу на этом свете?
– Тихо-не-то-транканём-и-всё, – говорит Запевала как будто в одно слово.
Старки отчасти хотел бы, чтобы его транканули – уснуть бы и, если повезёт, никогда не просыпаться. Тогда удастся хотя бы избежать дальнейших унижений; хватит и того, что его сорвали с постели посреди ночи. Впрочем, нет! Ему очень бы хотелось полюбоваться выражением лиц папочки с мамочкой. Вернее, ему хочется, чтобы ониувидели выражение еголица, а если его усыпят, то родаки отделаются слишком легко. Им тогда не придётся смотреть ему в глаза.
Женогуб разворачивает перед ним ордер на расплетение и зачитывает позорный параграф 9, «Отказ от ребёнка»:
– «Мейсон Майкл Старки! Подписав этот ордер, ваши родители и/или законные опекуны подвергают вас ретроспективной терминации, задним числом датируемой шестым днём после зачатия, что делает вас нарушителем Экзистенциального Кодекса 390. В свете вышеизложенного вы поступаете в распоряжение Инспекции по делам несовершеннолетних штата Калифорния для незамедлительного введения в состояние распределённости, иначе именуемого расплетением».
– Бла-бла-бла.
– «Все права гражданина, которыми вы наделены от имени округа, штата и федерального правительства, с этого момента официально и перманентно отзываются». – Он складывает ордер и засовывает его в карман.
– Поздравляю, – говорит Запевала. – Ты больше не существуешь.
– А тогда чего вы со мной разговариваете?
– Правильно, заканчиваем с болтовнёй.
Они дёргают его к двери.
– Можно мне хотя бы обуться?
Они разрешают, но при этом стоят у него над душой.
Старки долго-долго зашнуровывает ботинки. Затем копы выводят его из спальни и тащат на нижний этаж. Деревянные ступени жалобно стонут под их тяжёлыми сапогами. Такое впечатление, что по лестнице топает целое стадо буйволов, а не три человека.
Родители ждут в прихожей. Сейчас три часа ночи, но они полностью одеты. Видно, так и не ложились, ожидая прихода копов. На лицах – опасение, а может, облегчение, – трудно сказать. Старки прячет собственные эмоции за притворно-приветливой усмешкой.
– Привет, мам! Привет, пап! – тараторит он. – Догадайтесь, что со мной только что произошло! Ну-ка, с двадцати попыток!
Отец набирает полные лёгкие воздуха, собираясь толкнуть Великую Речь О Благе Расплетения, которую заранее готовят все родители «трудных» детей. Даже если им никогда не придётся её произнести, они всё равно готовят её, проигрывая в уме либо во время ланча, либо торча в уличной пробке, либо слушая придурка-босса, разглагольствующего о курсах акций, купле-продаже и всякой прочей чепухе – ну, что там ещё обсуждают обитатели офисных зданий на своих собраниях...
А что говорит статистика? Старки как-то видел в новостях. Каждый год мысль о расплетении посещает каждого десятого родителя. Из этого числа каждый десятый серьёзно взвешивает её, а из этих последних один из двадцати претворяет замысел в жизнь. Цифры удваиваются с каждым дополнительным ребёнком в семье. Подсчитай все эти красноречивые числа – и окажется, что каждый год расплетают одного из двух тысяч подростков от тринадцати до семнадцати лет. Шансы выше, чем при лотерее, и это если не принимать в расчёт детей из приютов.
Отец начинает вещать, держась, однако, от Старки на почтительном расстоянии:
– Мейсон, ты, наверно, сам понимаешь, что не оставил нам другого выбора?
Юнокопы держат Старки у подножия лестницы и не торопятся вывести его из дома. Таков обычай: родителям дают возможность провести ритуал перехода – дать дитяти этакий словесный пинок под зад.
– Драки, наркотики, угон автомобилей, а теперь тебя исключили из очередной школы. Что дальше, Мейсон?
– Ёлы-палы, пап! Да выбор-то огромный, я ещё столько всего могу натворить!
– Больше не сможешь. Мы слишком любим тебя, чтобы положить конец твоим проступкам прежде чем они положат конец тебе.
Услышав такое, Старки ржёт.
Но тут с верхней площадки лестницы доносится голосок:
– Нет! Вы не можете так поступить!
Там стоит его сестра Дженна – биологическая дочь его родителей – в своей пижамке с плюшевыми мишками, которая выглядит довольно странно на тринадцатилетней девочке.
– Ступай в постель, Дженна! – говорит мать.
– Вы отдаёте его на расплетение, потому что его принёс аист. Это нечестно! К тому же ещё и перед Рождеством! А если бы меня принёс аист? Вы бы и меня расплели?
Мать начинает плакать, а отец вопит:
– Хватит пререкаться! Марш в постель!
Но Дженна не слушается. Складывает руки на груди и с вызывающим видом садится на верхнюю ступеньку. Хочет всё увидеть собственными глазами. Пусть. Ей полезно.
Слёзы матери искренни, вот только непонятно, кого она оплакивает – Старки или всю семью.
– Все твои ужасные поступки – нам говорили, что это крик о помощи, – произносит она. – Почему же ты не позволил нам помочь тебе?
Ему хочется кричать. Как он может им объяснить, если они сами не понимают, не видят? Они не знают, что это такое: дожить до шестнадцати лет с сознанием, что ты нежеланный ребёнок! Он, Старки – неизвестно откуда взявшееся дитя непонятной расы, которого подкинули на порог этим людям цвета сиены [2]2
Если кто-то подзабыл первую книгу, напоминаю, что у Шустермана доведены до абсурда не только нынешняя американская борьба сторонников и противников абортов, но и политкорректность: негры уже даже и не афро-американцы, а «люди цвета умбры (умбра – коричневая краска)», а белые – «люди цвета сиены (вообще-то это цвет охры, но здесь подразумевается этакий светлый телесный цвет)», а индейцы тоже не «коренные американцы», а «Люди Удачи» – в вставной новелле «Оборванные струны» как раз речь о них.
[Закрыть], таким бледным – ну ни дать ни взять вампиры. Каково помнить тот день, когда тебе исполнилось три года, а твоя мама, только что родившая дочку и всё ещё в тумане от наркотиков, которыми её накачали во время кесарева сечения, идёт с тобой на пожарную станцию и умоляет забрать тебя и поместить в приют? А как насчёт утра Рождества, когда получаешь подарок, купленный не затем, чтобы доставить тебе радость, а по обязанности? А твой день рождения – ненастоящий, потому что никто не знает, когда ты родился; известен только день, когда тебя оставили на половике у двери, надпись на котором – «Добро пожаловать» – некая молодая мамаша поняла слишком буквально?
А травля в школе?!
В четвёртом классе родителей Мейсона вызвали на ковёр к директору. Их сын сбросил одного пацана с верхней площадки «джунглей» [3]3
Детский игровой снаряд, состоящий из всякой всячины: лестниц, туннелей, переходов, качелей, горок и прочего.
[Закрыть]. У того сотрясение и перелом руки.
– Почему, Мейсон? – спрашивали его родители тут же, в кабинете директора. – Почему ты так поступил?
Он ответил: потому что другие дети дразнят его «Аистарки», а запустил эту кличку именно этот пацан. Он наивно думал, что родители встанут на его защиту, а те попросту отмахнулись, как будто это ничего не значило!
– Ты мог бы убить мальчика! – выговаривал ему отец. – А всё из-за чего? Из-за каких-то слов? От слов больно не бывает!
«От слов больно не бывает»?! Да это самая страшная ложь, которую внушают детям взрослые в этом мире! От слов куда больнее, чем от любой физической раны. Он, Старки, с радостью получил бы сотрясение мозга и сломал бы себе руку, лишь бы его никогда не тыкали носом в то, что он подкидыш!
В конце концов его перевели в другую школу и заставили ходить к психологу.
– Это чтобы ты хорошенько подумал о том, что натворил, – напутствовал его директор в бывшей школе.
И он, как паинька, очень много думал над тем, что натворил, и пришёл к выводу, что надо было затащить того пацана на площадку повыше.
Ну, и как это всё объяснить? Как уложить целую жизнь, полную несправедливости, в несколько мгновений, перед тем как юнокопы выволокут тебя из дома? Ответ ясен: даже и не пытайся.
– Мне очень жаль, Мейсон, – говорит отец, и на его глазах тоже слёзы. – Но так будет лучше для всех. В том числе и для тебя.
Нет, Старки никогда не удастся сделать так, чтобы предки поняли его, но зато он уж постарается, чтобы последнее слово осталось за ним.
– Да, мам, кстати... Когда папочка говорит, что задерживается на работе в офисе поздно вечером, то он вовсе не там. Он трудится у твоей подруги Нэнси.
Родители в шоке. Но прежде чем Старки успевает насладиться ошалелым выражением на их физиономиях, до него доходит, что это тайное знание могло бы послужить ему отличной разменной монетой! Если бы он намекнул папочке на то, что знает о его делишках, то это было бы железной бронёй против расплетения. Эх, дурак! Почему же он не подумал об этом раньше?
Так что ему не удаётся даже толком насладиться своей горькой маленькой победой – юнокопы выталкивают его в холодную декабрьскую ночь.
• • •
РЕКЛАМА
У вас проблемный подросток? Он плохо приспособлен к жизни в обществе? Нерадив и агрессивен? Склонен к импульсивному и временами опасному поведению? Вам кажется, что он или она неспособны к нормальной жизни в качестве самостоятельной личности? Может быть, это не просто подростковый бунт. Возможно, ваш ребёнок страдает биосистемическим дизунификационным расстройством, сокращённо БДР.
Не отчаивайтесь, не всё потеряно!
В систему Заготовительной службы Хейвен входит сеть пятизвёздочных лагерей, расположенных на всей территории страны. Мы с удовольствием примем ваших агрессивных, строптивых и страдающих БДР подростков и заботливо облегчим им путь к приятному для всех состоянию распределённости.
Бесплатные консультации! Советы специалистов! Звоните прямо сейчас!
Заготовительная служба Хейвен. Когда вы любите их так сильно, что позволяете им уйти.
• • •
Машина юнокопов со Старки на заднем сиденье, отгороженном от передней части автомобиля пуленепробиваемым барьером, выезжает с подъездной дорожки их дома. Запевала за рулём, Женогуб копается в папке с документами. Старки и думать не думал, что его жизни хватит на такую толстенную папку.
– Здесь написано, что при проверке интеллекта в детском возрасте ты попал в десятку лучших.
Запевала качает головой:
– И всё на помойку!
– Ну, не совсем, – возражает Женогуб. – Многие, я уверен, извлекут пользу из вашего острого ума, мистер Старки.
От высказывания копа Старки не по себе, но он старается этого не показывать.
– Классные у тебя губки, чувак, – говорит он. – С чего это ты заделал себе такую красотищу? Должно быть, жена сказала, что предпочитает, когда её целует женщина?
Запевала хмыкает, Женогуб отмалчивается.
– Ладно, хватит зря губами шлёпать, – говорит Старки. – Парни, вы не голодны? Я бы не прочь перехватить чего-нибудь прямо сейчас. В каком-нибудь «Ин-н-Аут [4]4
Ин-н-Аут Бургер – сеть кафе быстрого обслуживания. Одно из комплексных меню называется Дабл-Дабл в Зверином стиле.
[Закрыть]». Что скажете?
С переднего сиденья – никакого ответа. Правда, он его и не ожидает. Просто изводить блюстителей закона всегда забавно: интересно знать, сколько времени понадобится, чтобы вывести их из себя. Потому что если они окрысятся – он выиграл. Как там у Беглеца из Акрона? Что он всегда говорил? Ах да. «Классные носки». Просто, элегантно. Понты сбивает на раз.
Беглец из Акрона – вот это парень! Правда, он погиб год назад во время террористического акта в «Весёлом Дровосеке», но легенда жива. Вот бы ему, Старки, да на место Коннора Ласситера! В его воображении призрак Беглеца из Акрона сидит рядом и одобряет его мысли и действия – нет, не только одобряет, но направляет и поддерживает его, когда он украдкой опускает скованные руки к левому ботинку и вытаскивает из-за подкладки перочинный ножик. Вот и пригодился ножичек.
– Хотя, если подумать, Ин-н-Аут Бургер – не такая уж плохая идея. Я за, – говорит Женогуб.
– Превосходно, – отзывается Старки. – Немного дальше слева. Закажите мне Зверский Дабл-Дабл, ну, вы же понимаете, почему – потому что я грязное животное.
К его удивлению, они действительно подъезжают к круглосуточному драйв-ин кафе. Старки чувствует себя мастером подсознательного внушения, пусть даже оно было не таким уж подсознательным. Неважно, главное – он контролирует поведение юнокопов!
Его заблуждение длится не долго. Копы заказывают еду только для себя. Для Старки – шиш.
– Эй! Вы чего это, а? – Он толкает плечом в пуленепробиваемый барьер.
– А тебя в лагере накормят! – отвечает Женогуб.
Только теперь до Старки доходит, что барьер отделяет не только заднее сиденье от переднего – он отделяет расплёта от всего остального мира. Ему больше не суждено отведать любимой еды. Он больше никогда не отправится в свои любимые места. Во всяком случае не как Мейсон Старки. Внезапно на него накатывает тошнота; сейчас он выблюет всё, что съел с самого шестого дня после своего зачатия.
Ночным кассиром оказалась девчонка, которую Старки знает по предыдущей школе. Увидев её, он испытывает целую бурю эмоций. Можно было бы забиться подальше в тень на заднем сиденье и надеяться, что его не увидят, но это не для Старки. Он не какой-нибудь жалкий трус. Пропадать – так с музыкой, причём с такой, которую услышат все!
– Эй, Аманда, пойдёшь со мной на выпускной бал? – кричит он, надсаживаясь – чтобы было слышно сквозь толстое стекло.
Аманда прищуривается, вглядывается в темноту и, рассмотрев собеседника, морщит нос, как будто унюхала тухлятину.
– Не в этой жизни, Старки.
– Почему?
– Во-первых, потому что ты софомор [5]5
Софомор – учащийся второго года в старшей школе (high school). Аманда, видимо, уже юниор (на третьем году старшей школы) или сениор (на четвёртом году).
[Закрыть], а во-вторых, потому что ты лузер в полицейской машине. К тому же – кажется, в дисциплинарной школе устраивают свои танцы, разве нет?
Ну она и тупица, однако.
– Э... видишь ли, со школой я уже расплевался... то есть расплёлся.
– А ну закрой варежку, – советует Запевала, – не то расплету тебя прямо здесь – на гамбургеры.
Наконец до Аманды доходит, и она смотрит на него в лёгком замешательстве.
– О!.. Ох, прости Старки, мне так жаль, мне правда так жаль...
Вот только жалости Мейсону Старки и не доставало!
– Жаль чего? Ты и твои приятели строили мне козьи морды, а теперь тебе, видите ли, жаль? На фига мне твоя жалость!
– Мне так жаль... то есть... мне жаль, что мне так жаль... то есть... – Она безнадёжно вздыхает и, оставив попытки выразить соболезнование, протягивает Женогубу пакет с заказом. – Кетчуп нужен?
– Не надо, и так сойдёт.
– Эй, Аманда! – вопит Старки, когда машина трогается. – Если действительно хочешь для меня что-то сделать, то расскажи всем, что я так просто не сдамся! Скажи, что я в точности как Беглец из Акрона!
– Расскажу, Старки. Обещаю.
Но он уверен – до утра она всё забудет.
Ещё двадцать минут – и они подъезжают к окружной тюрьме. С главного входа сюда никто не заходит, а уж расплёты – тем более. В кутузке есть отделение для несовершеннолетних, и в самой его глубине, в бункере, спрятанном внутри другого бункера, расплёты ожидают отправки в лагеря. Старки уже достаточно ознакомился с обычной тюремной системой, чтобы понимать: как только он попадёт в изолятор для расплётов – ему конец. Так не охраняют даже смертников.
Но пока что он ещё туда не попал. Он в автомобиле, ждёт, когда его отведут в камеру. Здесь обшивка этого маленького корабля дураков самая тонкая, и если он собирается потопить его, то это должно произойти между автомобилем и задним входом в окружную тюрьму. Пока копы готовятся препроводить Старки куда надо, он прикидывает свои шансы. Дело в том, что его родители были не единственные, кто рисовал себе в воображении нынешнюю ночь; он сам не раз этим занимался и продумывал планы освобождения один смелее другого. Проблема в том, что и в этих его размышлениях исход дела был предрешён: даже в самых дерзких фантазиях он неизменно проигрывал, получал транк-пулю и приходил в себя уже на операционном столе. Ну да, да, говорят, что так вот сразу никого не расплетают, но Старки не такой дурак, чтобы этому верить. Ведь никто толком не знает, что происходит в заготовительных лагерях; а у тех, кто узнал, возможности поделиться информацией нет.
Копы вытаскивают парня из машины и накрепко вцепляются ему в плечи с обеих сторон. Эта прогулочка у них отработана до тонкости. Пухлую папку с «делом» Старки Женогуб держит в свободной руке.
– Так что, – спрашивает Старки, – там, в папке что-нибудь про мои хобби говорится?
– Возможно, – отвечает Женогуб, но ему, по-видимому, до лампочки, что там говорится про его хобби.
– Может, вам стоило бы ознакомиться с этим подробнее, потому что тогда у нас была бы тема для беседы. – Старки широко улыбается. – Понимаете, какое дело: я здорово умею показывать фокусы.
– Да что ты, – с кривой усмешкой произносит Запевала. – Какая жалость, что ты не можешь показать фокус с собственным исчезновением.
– Кто говорит, что не могу?
И тут он в лучших традициях Гудини поднимает правую руку, и выясняется, что наручника на ей уже нет – он свободно болтается на левой руке. Прежде чем юнокопы успевают сообразить, что случилось, Старки встряхивает рукавом, оттуда ему в ладонь скользит перочинный ножик – тот самый, которым он открыл замок наручников – и парень полосует лезвием физиономию Женогуба.
Тот визжит, из четырёхдюймового пореза хлещет кровь. Запевала впервые за всё время своей бесславной службы на сомнительное благо общества, теряет дар речи. Он хватается за пистолет, но Старки уже бежит – бежит зигзагами по тёмному проходу.
– Эй! – орёт ему вслед Запевала. – Стой! Не то хуже будет!
Хуже? Куда уж хуже? Ах, какой ужас – ему, наверно, сделают выговор перед тем, как расплести! Да пусть этот мусор базарит хоть до посинения, не та ситуация, чтобы торговаться!
Проход сворачивает влево, потом вправо, как в лабиринте, и всё время по сторонам возвышаются солидные кирпичные стены тюрьмы.
Наконец ещё один поворот, и перед Старки – выход на улицу. Он прибавляет скорости, вылетает на эту самую улицу, и тут его хватает Запевала. Каким-то образом он ухитрился попасть сюда раньше Старки. Странно. Хотя, вообще-то, чему тут удивляться? Разве он первый расплёт, пытающийся убежать? Может, они для того и построили этот извилистый проход, чтобы пока беглец путается в лабиринте, копы успели перехватить его?
– Спёкся, Старки! – Запевала сдавливает запястье пленника – нож выпадает, и коп злорадно взмахивает транк-пистолетом. – А ну на землю мордой вниз, или получишь пулю в глаз!
Но Старки и не думает выполнять приказание. Он не унизит себя перед этой прикрывающейся законом свиньёй!
– Давай-давай, стреляй! – говорит он. – Всади мне транк-пулю в глаз, а потом объясняй лагерному начальству, почему товар подпорчен!
Запевала поворачивает его кругом и притискивает к стене; Старки обдирает лицо о кирпичи.
– Ты мне осточертел, Старки! Или, может, лучше называть тебя Аистарки? – Коп хохочет, как будто сказал что-то жутко умное. – Аистарки! – фыркает он. – Подходящее погонялово для тебя, а, Аистарки?
Кровь вскипает в жилах Старки. Подгоняемый взрывом адреналина, он всаживает локоть Запевале в живот и, мгновенно развернувшись, хватается за коповский пистолет.
– Убери лапы, щенок!
Взрослый мужик сильнее... но, наверно, животная ярость Старки уравнивает силы.
Пистолет теперь между ними. Он направлен в щёку Старки... потом ему в грудь... потом в ухо Запевалы, потом дуло упирается копу под челюсть. Оба противника хватаются за курок и... Пафф!
Мощная отдача отбрасывает Старки обратно к стене. Кровь! Везде кровь! Железистый вкус во рту, и едкий запах порохового дыма, и...
«Да это же не транк-пуля! Она настоящая!»
Старки думает, что вот она, смерть, ещё микросекунда – и... Постой, это не его кровь! Прямо перед глазами Старки морда Запевалы – бесформенное кровавое месиво. Коп падает – он умирает ещё до того, как тело ударяется об землю.
