Текст книги "Разобщённые (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

47 • Публика

Рекламная пауза заканчивается, камера переключается на студию. Публика послушно хлопает по сигналу, как бы давая зрителям у домашних телевизоров понять, что они пропустили что-то интересное.

Один из ведущих объявляет:

– Для тех, кто только сейчас подключился к нашему шоу, сообщаем: наши гости сегодня – Камю Компри и Риса Уорд.

Молодой человек с кожей разных оттенков – да, экзотично, но для взгляда приятно – делает публике приветственный жест. В другой руке он держит руку красивой девушки, сидящей с ним рядом. Идеальная пара, они словно рождены друг для друга. До публики быстро доходит, что Камю предпочитает имя Кэм. Вживую он ещё интереснее и привлекательнее, чем на многочисленных рекламных плакатах и постерах, которые заранее подготовили зрителей к тому, что им предстоит столкнуться с чем-то мистическим, с чем-то волшебным. Но в этом юноше нет ничего мистического – есть лишь волшебство. Внешность его больше никого не шокирует – все видели его изображения, и шок давно уже уступил место любопытству.

И зрители в студии, и обыватели у экранов домашних телевизоров, возбуждены, нет, даже больше – они на взводе, ведь происходит нечто особенное: первое значительное выступление Кэма на публике. Время и место для его дебюта подобраны очень удачно: что может быть лучше, чем «Бранч с Джарвисом и Холли» – спокойное, приятное утреннее ток-шоу? Все любят Джарвиса и Холли – они такие забавные, такие уютные в своей элегантно обставленной телевизионной гостиной...

– Кэм, относительно твоего... появления на свет много противоречивых мнений. Мне бы хотелось знать, что ты о них думаешь? – спрашивает Холли.

– Меня они больше не волнуют, – отвечает Кэм. – Раньше я очень переживал, слыша, какие обо мне говорят ужасные вещи, но вскоре я понял, что для меня важно мнение только одного человека.

– Твоё собственное? – подсказывает Холли.

– Нет, её, – говорит он и смотрит на Рису. Публика смеётся. Риса скромно улыбается. Холли и Джарвис полминуты мило болтают на тему, кто главный в отношениях мужчины и женщины. Затем Джарвис задаёт следующий вопрос:

– Риса, тебе тоже пришлось в жизни несладко. Сначала сирота на попечении государства, потом беглый расплёт, впоследствии реабилитированный... Я уверен, нашей публике не терпится узнать, как вы с Кэмом встретились.

– Я познакомилась с Кэмом после моей операции по пересадке позвоночника, – рассказывает Риса. – Это случилось в той же клинике, в которой собрали и его. Он приходил проведать меня каждый день. И наконец я поняла, что... – Она на секунду замолкает, наверно, старается совладать со своими эмоциями. – Я поняла, что Кэм как целостное существо гораздо больше, чем сумма составляющих его частей.

Вот! Это именно то, что обожает публика. Все зрители, как один человек, испускают восторженное «О-о!». Кэм улыбается и крепче сжимает руку подруги.

– Мы все видели социальную рекламу с твоим участием, – говорит Рисе Холли. – У меня до сих пор мурашки по коже, когда я вижу, как ты встаёшь из кресла. – Она обращается к публике: – Ведь правда? – Публика отвечает громом аплодисментов, и Холли поворачивается обратно к Рисе. – И всё же – ты была в бегах, значит, ты протестовала против расплетения, не так ли?

– Ну... – протягивает Риса, – а кто бы не протестовал, если бы ему грозило расплетение?

– Когда конкретно у тебя произошла переоценка ценностей?

Риса глубоко вздыхает, и Кэм снова пожимает ей руку.

– Не могу сказать, чтобы эта переоценка действительно имела место... Просто я поняла, что должна рассматривать вещи в более широкой перспективе. Не будь расплетения, Кэм не появился бы на свет и мы бы сегодня не были вместе. В мире есть и всегда будут страдания и муки, но благодаря расплетению те из нас, чья жизнь... – она снова колеблется, – ...чья жизнь ценнее для общества, избавляются от страданий.

– Тогда, – спрашивает Джарвис, – какой совет ты можешь подать ребятам, которые сейчас находятся в бегах?

Отвечая, Риса предпочитает смотреть в пол, а не на Джарвиса.

– Я сказала бы им вот что: если вы бежите – то бегите, потому что вы имеете право на жизнь. Но что бы с вами ни случилось, помните: у вашей жизни есть цель и смысл.

– Может быть, в ней появится даже больше смысла, если она продолжится в распределённом состоянии? – подсказывает Джарвис.

– Возможно, и так.

Шоу плавно перетекает в презентацию новой коллекции от некоего знаменитого кутюрье: зрителям представлена трендовая одежда на основе техники «пэтчворк», то есть составленная из тщательно подобранных лоскутков. Само собой, вдохновение модельер черпал в истории Камю Компри. Одежда для мужчин и женщин, мальчиков и девочек...

– Мы называем эту коллекцию «Сияние слияния», – объявляет дизайнер, и под аплодисменты публики по студии начинают дефилировать модели.

48 • Риса

Выступление Кэма и Рисы окончено. Риса продолжает держать его руку в своей, пока они не оказываются за кулисами, где их никто не видит. В ту же секунду она с отвращением бросает его ладонь. Нет, её отвращение направлено на себя, не на него.

– Что случилось? – беспокоится Кэм. – Если я что-то сделал не так, прости, я нечаянно!

– Заткнись! Заткнись и всё!

Она ищет туалет и не может найти. Эта проклятая студия – настоящий лабиринт, и все – от практикантов до штатных работников пялятся на них так, словно Риса и Кэм – члены королевской семьи. С чего бы? У них же тут знаменитостей каждый день – пруд пруди! Наверно, оттого, что знаменитостей и правда пруд пруди, а Камю Компри только один. Он теперь – новый «золотой мальчик», надежда человечества, а она, Риса... ну, наверно, позолоченная. Рядом с золотом лежала.

Наконец, она находит туалет и запирается изнутри. Усевшись на крышку унитаза, девушка прячет лицо в ладонях. Ей пришлось сегодня защищать расплетение. Мир, по её словам, становится лучше за счёт отправленных на запчасти невинных детей. Как у неё язык повернулся! Душа Рисы истерзана, от былого самоуважения ничего не осталось. Теперь она не только жалеет о том, что выжила в том страшном взрыве – она жалеет, что вообще родилась на свет.

«Почему ты так поступаешь, Риса?»

Это голоса детей – обитателей Кладбища. «Почему?»– это голос Коннора. Он обвиняет её, и имеет на то полное право. Как бы ей хотелось объяснить ему причины своего поведения и рассказать, почему она продала душу дьяволу, заключив сделку с Робертой! Робертой, этой дьяволицей, обладающей властью создать совершенного – в её понимании – человека...

Да, Кэм, возможно, и вправду совершенен. По всяком случае, по понятиям нынешнего общества. Риса не может отрицать, что с каждым днём Кэм всё больше превращает свой потенциал в действенную силу. У него блестящий ум, его тело безупречно, и когда он не сконцентрирован на себе, любимом, глубине его натуры можно только поражаться. Но тот факт, что теперь Риса смотрит на него как на реального человека, а не как на сложенного из отдельных кусочков Пиноккио, беспокоит её почти столь же сильно, как и то, чтó она сегодня наговорила перед камерами.

В дверь туалета тревожно стучат.

– Риса! – зовёт Кэм. – С тобой всё нормально? Пожалуйста, выходи! Ты пугаешь меня!

– Оставь меня в покое! – кричит она.

Из-за двери больше не доносится ни звука, но когда Риса через пять минут выходит, оказывается, что Кэм стоит на пороге и ждёт. Наверно, он ждал бы весь день и всю ночь, если бы понадобилось. Откуда у него такая непоколебимая решимость – от какой-нибудь из его частей или это уже его собственное достижение?

Риса внезапно разражается слезами и бросается в его объятия, толком не понимая, откуда пришёл этот порыв. Она готова растерзать этого парня на куски, и одновременно ей отчаянно необходимо найти у него утешение. Она желала бы разрушить всё, что он олицетворяет собой, и в то же время ей хочется выплакаться на его плече, потому что другого плеча у неё нет. Работники студии бросают на них восторженные взгляды, стараясь, однако, не докучать влюблённым. Сердца людей согреваются при виде этих двух душ, застывших, как они думают, в страстном объятии.

– Несправедливо, – тихо говорит он. – Они не должны заставлять тебя делать то, к чему ты ещё не готова.

И снова тот факт, что Кэм, объект всеобщего внимания, понимает её, сочувствует ей, что он даже вроде бы на её стороне – приводит душу Рисы в смятение. Всё опять переворачивается с ног на голову.

– Так будет не всегда, – шепчет Кэм. Риса хочет верить ему, вот только в настоящий момент она убеждена, что если что-то и изменится, то только к худшему.

49 • Кэм

Роберта рассказала ему не всё. За той властью, которую она возымела над Рисой, кроется нечто большее. Риса оказывает ей услуги в благодарность за новый позвоночник? Какое там! Девушка явно не испытывает ни малейшей благодарности. Нет никакого сомнения, что этот самый позвоночник для неё – не благодеяние, а тяжкая обуза, которую она едва ли в состоянии вынести. Так почему же она согласилась на трансплантацию?

Когда они с Рисой вместе, этот вопрос словно невидимым мрачным облаком висит в воздухе; однако каждый раз, когда Кэм заговаривает на эту тему, Риса отвечает одно и то же: «Я должна была так поступить»; а когда он пытается копнуть глубже, она теряет терпение и требует, чтобы он прекратил давить на неё. «У меня были на то свои причины!» – и кончен разговор.

Как бы ему хотелось думать, что она пошла на все эти жертвы ради него, Кэма! Но если и есть в нём какие-то части, достаточно наивные, чтобы верить, будто Риса даёт интервью и снимается в рекламах ради него, то частей, которые знают, что это вовсе не так, гораздо больше.

Случившееся в студии «Бранча с Джарвисом и Холли», ясно доказывает, что боль, которую испытывает Риса, принимая участие в подобных мероприятиях, глубока и сильна. Да, она позволила ему себя утешить, но это ничего не меняет. Кроме того что теперь он считает себя обязанным докопаться до истины – ради Рисы, не ради себя. Да и как они могут стать ближе друг к другу, если между ними останется хоть крошечная недосказанность?

Что-то произошло в тот день, когда она подписала соглашение. Но расспрашивать об этом Роберту – напрасная трата времени. Стоп! Кэм вдруг осознаёт – ему и не надо расспрашивать! У Роберты всё всегда записывается на видео, тут она подлинный мастер.

– Мне необходимо просмотреть видеозаписи с камер наблюдения за семнадцатое апреля, – говорит Кэм своему приятелю-охраннику – тому самому, с которым играет в баскетбол – когда они возвращаются на Молокаи. Но тот решительно отказывает:

– Не имею права. Никому нельзя их просматривать без разрешения сам знаешь кого. Получи разрешение, и я покажу тебе всё, что пожелаешь.

– Да она не узнает!

– Всё равно.

– Зато тебе наверняка будет не всё равно, если я скажу ей, что подловил тебя, когда ты пытался кое-что стянуть из особняка.

У охранника от такого коварства спирает дыхание. А Кэм продолжает давить:

– Знаю, что ты сейчас скажешь: «Ах ты сукин сын! Ты не можешь так поступить!», а я скажу: «Ещё как могу, и кому Роберта скорее поверит – тебе или мне?». – Кэм протягивает флэшку. – Перекинь-ка файлы сюда и не создавай себе лишних трудностей.

Взгляд охранника полон недоверия и возмущения.

– Ну ты и ублюдок! Вот уж правильно говорят: яблочко от яблони недалеко падает!

И хотя Кэм отлично понимает, на кого намекает охранник, он всё равно говорит:

– Да у меня тут целый сад! Конкретнее – какую яблоню ты имеешь в виду?

В тот же вечер флэшка, под завязку набитая видеофайлами, лежит у Кэма в ящике стола. Похоже, ему больше не с кем играть в баскетбол, ну да ладно, не такая уж это великая жертва. Поздно ночью, когда ему точно никто не помешает, он загружает записи в свой личный визор – и становится свидетелем того, что никогда не предназначалось для его глаз...

50 • Риса

17 апреля. Почти два месяца назад. Ещё до интервью и рекламных объявлений, ещё до трансплантации...

Риса сидит в своём инвалидном кресле в тесной клетушке. Ей нечем занять себя, кроме собственных мыслей. Соглашение, сложенное самолётиком, валяется на полу под односторонним зеркалом.

Риса непрестанно думает о своих друзьях. В основном о Конноре. Как он там без неё? Наверно, ему стало легче, надеется она. Ах, если бы только ей каким-то чудом удалось передать ему весточку, что жива, что не замучена насмерть в застенках юновластей! И что она вообще даже не в их застенках, а в руках некоей могущественной организации.

Входит вчерашняя гостья – Роберта, в руках у неё – новый лист бумаги с текстом соглашения. Она садится у стола и опять пододвигает Рисе бумагу и ручку.

На лице у Роберты улыбка, но это улыбка змеи – ещё секунда, и она сдавит свою жертву в безжалостных кольцах.

– Ты готова подписать? – спрашивает она.

– А вы готовы полюбоваться ещё одним самолётиком? – в тон отвечает Риса.

– Ах, самолётики! – живо подхватывает Роберта. – Кстати, о самолётиках. Почему бы нам не потолковать о них? Особенно о тех, что находятся в депо для списанной воздушной техники. Отличное место! Кладбищем называется. У тебя там осталась куча приятелей. Давай поговорим о них!

«Ну, наконец, – думает Риса, – сейчас она начнёт докапываться».

– Спрашивайте, о чём хотите, – вслух говорит она. – Но на вашем месте я не поверила бы ни одному моему слову.

– Мне незачем тебя расспрашивать, дорогуша, – отвечает собеседница. – Относительно Кладбища нам известно абсолютно всё, что нам надо знать. Видишь ли, мы разрешаем вашей маленькой колонии беглых существовать, потому что это отвечает нашим нуждам.

– Вашим нуждам? Вы хотите сказать, что контролируете Инспекцию по делам несовершеннолетних?

– Скажем так: мы имеем на неё весьма существенное влияние. Инспекция уже давно точит зубы на Кладбище, но мы сдерживаем её аппетиты. Однако стоит мне только молвить словечко – от вашего Кладбища камня на камне не останется, а вся эта ребятня, за которую ты готова жизнь положить, будет отправлена в заготовительные лагеря.

Риса чувствует, как почва уходит у неё из-под ног.

– Вы блефуете!

– Ты так полагаешь? Думаю, ты знакома с нашим человеком. Его имя Трейс Нейхаузер.

Риса потрясена.

– Трейс?!

– Он предоставил нам всю информацию, необходимую для того, чтобы разобраться с Кладбищем быстро и безболезненно. – Роберта пододвигает соглашение ещё на дюйм ближе к Рисе. – Однако этому не обязательно случиться. Твои приятели могут избежать расплетения. Будь добра, Риса, согласись на новый позвоночник и делай всё, чего мы от тебя потребуем. Если ты поступишь разумно, я гарантирую, что все семьсот девятнадцать твоих друзей останутся на воле целыми и невредимыми. Помоги мне, Риса, и ты спасёшь их.

Риса смотрит на лежащий перед ней документ и видит его в новом свете. В ужасном свете.

– А чего вы потребуете? – спрашивает она. – Что я должна буду делать?

– Прежде всего – Кэм. Ты отставишь в сторону все свои чувства, в чём бы они ни заключались, и будешь с ним мила. Об остальном узнаешь, когда время придёт.

Она ждёт от Рисы ответа, но так и не получает его. Должно быть, осколки бомбы, которую Роберта разорвала здесь, в этой камере, всё ещё сыплются на узницу.

Молчание Рисы, похоже, вполне удовлетворяет посетительницу. Она встаёт и собирается уйти, оставив девушку наедине с бумагой и ручкой.

– Как было сказано раньше, я не стану лишать тебя возможности выбора. За тобой остаётся право отказаться. Но если ты поступишь так, надеюсь, ты сможешь жить с последствиями своего решения.

• • •

Риса держит в пальцах ручку и читает документ в четвёртый раз. Один-единственный лист бумаги, полный малопонятной юридической зауми. Ей не нужно даже пытаться расшифровать причудливый шрифт – и так понятно, о чём в этой чёртовой бумаге говорится. Подписав её, она даёт согласие на замену своего повреждённого позвоночника здоровым, снятым с неизвестного расплёта.

Сколько раз она воображала, каково это – снова начать ходить? Сколько раз она заново переживала в мыслях тот кошмарный момент в «Весёлом Дровосеке», когда рухнувшая балка перебила ей спину, и всё думала: если бы только можно было стереть этот эпизод из её жизни?

Когда вскоре после теракта встал вопрос о замене позвоночника, Риса сразу поняла, что в уплату за него ей придётся отдать свою душу. Совесть не позволила ей это сделать, и никогда не позволит.

Так она думала до сих пор.

Если она откажется и не подпишет соглашение, она сохранит самоуважение, отстоит свои принципы в этом беспринципном мире... вот только о её подвиге никогда никто не узнает, а её верность принципам будет стоит друзьям жизни.

Роберта утверждает, что у Рисы якобы есть выбор. Да неужто? И какой же?

Риса решительно сжимает ручку, набирает полные лёгкие воздуха и ставит под документом своё имя.

51 • Кэм

Роберта не нарадуется реакции общественности на выступление Кэма в «Джарвисе и Холли». Все наперебой хотят взять у Кэма интервью. Ей уже пришла целая дюжина запросов!

– Вот теперь мы можем выбирать! – объявляет она Кэму наутро после того, как он просмотрел тайные видеозаписи. – Лучше меньше, да лучше!

Кэм ничего не отвечает. Роберта, упоённая открывшимися перспективами, не замечает, что её подопечный сам не свой.

«Ты отставишь в сторону все свои чувства, в чём бы они ни заключались, и будешь с ним мила».

Кэм даёт выход своему гневу, в одиночестве бросая мяч в корзину; и когда игра не приносит желанного успокоения, решает принять радикальные меры. В поисках Рисы он обшаривает всю усадьбу и находит её на кухне – девушка делает себе сэндвич.

– Надоело, что мне вечно подают еду с поклонами и расшаркиваниями, – бросает она через плечо. – Иногда хочется простого куска хлеба с арахисовым маслом и мармеладом, и чтоб самой намазать. – Она протягивает сэндвич ему. – Хочешь? Я себе ещё сделаю.

Не дождавшись реакции, Риса вглядывается в глаза Кэма и видит: он вне себя.

– Что с тобой? С мамочкой поругался?

– Я знаю, почему ты здесь, – выпаливает он. – Я знаю всё о вашем с Робертой договоре и о твоих друзьях на Кладбище.

Риса одно мгновение медлит, а затем принимается жевать сэндвич.

– У тебя свои дела с ней, у меня свои, – мямлит она с набитым ртом и собирается улизнуть с кухни, но Кэм хватает её за плечи. Она немедленно вырывается и толкает его так, что он отлетает к стенке. – Мне пришлось примириться с этим! – кричит она ему прямо в лицо. – Так что тебе лучше тоже не возникать!

– Значит, всё это было только притворство? Ты была мила с уродом, только чтобы спасти своих друзей?

– Да! – выплёвывает Риса. – Поначалу.

– А теперь?

– Ты в самом деле такого низкого о себе мнения? Или думаешь, что я такая хорошая актриса?

– Тогда докажи! – требует он. – Докажи, что чувствуешь ко мне не только отвращение!

– Как раз сейчас это единственное, что я к тебе чувствую!

И с этими словами она вылетает из кухни, швырнув свой сэндвич в мусорное ведро.

Пятью минутами позже Кэм похищает у зазевавшегося охранника ключ-карту и проникает через сверхнадёжные двери в гараж. Там он прыгает на мотоцикл и мчится вниз по извилистой тропе прочь из усадьбы.

Он едет куда глаза глядят; пункт назначения неважен, скорость – вот всё, чего жаждет Кэм. Наверняка в его голове сидит кусок адреналинового фрика, а может, даже и не один – он точно знает: несколько из его составляющих взяты у байкеров. Кэм отрывается по полной, даёт выход своим самоубийственным импульсам, проходя все повороты на предельной скорости. Наконец он влетает в городок Куалапуу, и тут не вписывается в очередной поворот, теряет контроль над своим железным конём и, вылетев из седла, кувыркается по асфальту – раз, и другой, и третий...

Он жив, хоть и основательно побился. Проезжающие мимо автомобили останавливаются, водители выскакивают и бросаются ему на помощь, но Кэм не желает, чтобы ему помогали. Он поднимается на ноги. В колене острая боль. На спине, кажется, живого места нет; струя крови с разбитого лба заливает ему глаза.

– Эй, приятель, ты в норме? – кричит ему какой-то турист. И замолкает на полуслове. – Эй! Эй, это же ты! Тот самый сплетённый чувак! Эй, глядите, это тот сплетённый парень!

Кэм торопится обратно к своему мотоциклу, подальше от этих людей, и возвращается домой тем же путём, каким добрался сюда. Подъехав к особняку, он обнаруживает, что во дворе не протолкнуться от полицейских машин. Завидев его, Роберта бросается ему навстречу.

– Кэм! – вопит она. – Что ты наделал? Что ты наделал?! О Боже! Тебе нужна медицинская помощь! Врача! Врача сюда, немедленно! – Она в бешенстве набрасывается на охранников. – А вы куда смотрели?!

– Они здесь ни при чём! – кричит в ответ Кэм. – Я не собака, чтобы постоянно держать меня на поводке! Не смей так обращаться со мной!

– Ты ранен! Дай я посмотрю...

– Отстань! – гремит он, и она в испуге – невиданное дело! – отшатывается. Кэм проталкивается сквозь толпу слуг и стражей, взлетает по лестнице в свою комнату и запирает дверь, отгородившись от всего мира.

Через несколько минут в дверь осторожно стучат. Так он и знал. Роберта – явилась воспитывать своего раскапризничавшегося ребёночка. Он ей не отк...

Но это не Роберта.

– Кэм, открой, это Риса.

Ему никого сейчас не хочется видеть, тем более Рису; но она пришла к нему, и это удивляет его. Ладно, так и быть, ей он откроет.

Риса стоит на пороге, держа в руках аптечку.

– Надо быть полным дураком, чтобы истечь кровью и умереть только из-за того, что дуешься на весь свет.

– Я не истекаю кровью!

– Истекаешь, истекаешь. Дай я займусь хотя бы самыми неприятными ушибами. Хочешь верь, хочешь нет, но на Кладбище я была главным врачом. У нас там вечно кто-нибудь ходил с разбитым лбом, а то и ещё что похуже.

Кэм открывает дверь шире и впускает гостью внутрь, затем садится у письменного стола и подставляет Рисе щёку для дезинфекции. Она велит ему снять изодранную рубашку и принимается промывать спиртом раны на спине. Жжёт ужасно, но Кэм выносит боль не дрогнув, без единого звука.

– Тебе повезло, – говорит Риса. – Ты здорово ободрался, но зашивать ничего не придётся. Да и ни один из твоих швов не разошёлся.

– Уверен, Робертиному счастью не будет конца.

– Роберта может проваливать ко всем чертям.

На этот раз Кэм с ней абсолютно согласен.

Риса осматривает его колено и сообщает: хочет он того или нет, а колено придётся исследовать на рентгене. Когда девушка заканчивает возиться с его ранами, Кэм пристально всматривается в её лицо. Если она по-прежнему сердится на него, то ничем этого не выказывает.

– Прости меня, – говорит он. – Не знаю, что на меня нашло. Глупо получилось.

– Людям свойственно делать глупости, – замечает она.

Кэм нежно касается пальцами её лица. И пусть она даст ему за это пощёчину. Пусть хоть руку оторвёт, ему без разницы.

Но ничего такого не случается.

– Давай-ка, – говорит Риса, – помогу тебе дойти до кровати. Ты должен отдохнуть.

Он встаёт, но неосторожно опирается всей тяжестью на ногу с повреждённым коленом и едва не падает. Риса подхватывает его, подставляет своё плечо, как он когда-то подставлял ей своё в тот день, когда она в первый раз встала на ноги. Девушка помогает ему добраться до кровати, и когда он падает на постель, она не успевает убрать руку, которой поддерживает его, и падает вместе с ним.

– Прости.

– Да хватит тебе извиняться по всякому поводу, – ворчит она. – Прибереги свои «прости» для случаев, когда облажаешься похуже.

Они лежат рядом на его кровати; его спина ноет ещё больше оттого, что теперь она прижата к одеялу. Риса могла бы встать, но вместо этого она придвигается к нему чуть ближе и проводит кончиками пальцев по царапине на его груди – проверяет, не нужно ли наложить повязку. Нет, не нужно.

– Ну ты и урод, Камю Компри. Как я смогла к этому привыкнуть – ума не приложу. И тем не менее, привыкла.

– Но тебе по-прежнему хотелось бы, чтобы меня не было, правда?

– Мало ли чего бы мне хотелось. Ты есть, ты здесь, и я тоже здесь, с тобой. – Секунду помолчав, она добавляет: – И я ненавижу тебя только по временам.

– А между этими временами?

Она склоняется над ним, на миг призадумывается, а потом целует его. Это лишь лёгкий поцелуй, но всё же не совсем только чмок.

– А между ними – нет, – говорит она, перекатывается на спину и остаётся лежать рядом с ним. – Но не обольщайся слишком, Кэм, – предупреждает она. – Я не смогу стать для тебя тем, кем бы тебе хотелось.

– Мало ли чего бы мне хотелось, – вздыхает он. – Разве кто-нибудь утверждает, что я могу получить всё?

– Но ты ведь любимый избалованный сыночек Роберты! Ты всегда получаешь всё, чего только ни пожелает твоё сплетённое сердце.

Кэм приподнимается и садится, чтобы видеть лицо Рисы.

– Так перевоспитай меня. Научи быть терпеливым. Покажи мне, что есть на свете вещи, которых стоит ждать!

– И есть вещи, которые, возможно, никогда не станут твоими?

Он тщательно обдумывает ответ.

– Этому я тоже постараюсь научиться, если ты станешь меня учить. Но то, чего я хочу больше всего, думаю, мне всё же доступно.

– И что же это такое?

Он берёт её руку в свою.

– Вот это самое мгновение, прямо сейчас. Переживать его бесконечно. Если этот миг – мой, остальное не имеет значения.

Риса тоже садится и высвобождает свою руку, но лишь затем чтобы провести ею по его волосам. Наверно, проверяет, нет ли ран у него на голове. Или?..

– Если ты вправду хочешь этого больше всего на свете, – тихо говорит она, – то, может, ты это получишь. Может, мы оба получим то, чего хотим.

Кэм улыбается.

– Это было бы чудесно.

И впервые с момента сплетения на его глазах выступают слёзы – целиком и полностью его собственные, ничьи больше. Он это точно знает.