Текст книги "Зачем смерть давала шанс (СИ)"

Автор книги: Николай Садовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 57 страниц)

– Но я хотел бы...

– Не надо, – шепотом сказал он, – ты лучше проследи, куда меня повезут, и сообщи моим ребятам.

– Ну, не надо так не надо, – согласился с его доводами Виктор, – тогда поезжай с ними. Надеюсь на скорую встречу.

– Не думаю, – тихо сказал Березняк.

Антон, хоть и услышал его слова, но не придал им большого значения.

Он надеялся, что друзья не оставят его в беде, и максимум через неделю он будет на свободе. Оказавшись на свободе, он в тот же день уедет на родину. Посмотрев вслед уезжающему Виктору, он глубоко вздохнул и сел в поджидающую его машину.

Конвой расположился по обеим сторонам от него, и машина выехала со двора на проспект.

Когда выехали за город, Антон, откинув голову, задремал. Он спал так глубоко и спокойно, что проснулся, когда машину сильно подбросило на ухабе, и он ударился о крышу автомобиля.

Оказывается, пока он спал, они проехали Москву, и двигаются на юг в сторону Подольска. Это показалось странным, но его отвлекла сухость во рту. Заметив в руках у охранника бутылку с минеральной водой, попросил напиться.

– Перебьешься, не сорок первый год, – последовал грубый ответ.

– Сынок, не груби старшим. Если тебе жалко воды, так и скажи, я достану свою. Он открыл свою сумку, стал искать там бутылку с водой.

– Можешь не стараться. Сейчас допью, и ты получишь свою бутылку.

Антон даже опешил от такой наглости. Но через несколько секунд взял наглеца за запястье, надавил так, что побелевшие пальцы его разжались, и бутылка оказалась уже в руке Антона.

Второй охранник попытался ударить, но Антон опередил его ударом локтя в живот. Охранник согнулся и затих, постанывая от боли. Следователь смотрел на происходящее с широко открытыми глазами, от испуга не зная, что предпринять. Второй охранник, видя, что руку он не может освободить, стал лихорадочно пытаться вытащить пистолет свободной рукой. Антон, следя за его потугами, допил остатки воды, затем отобрал у него пистолет и передал следователю.

– Иван Петрович, забери оружие и положи в портфель, а то эти пацаны, еще глупостей натворят.

Следователь дрожащей рукой потянулся за пистолетом, но увидев улыбающиеся глаза Антона, как-то сразу успокоился и, взяв у него пистолет, положил его в портфель.

– Иван Петрович, может, я выброшу этих дебоширов из машины? Пусть идут пешком. Без них и машине будет легче, и нам спокойнее.

– Не надо, – приняв шутливый тон Антона, сказал Березняк. – Этих идиотов нельзя оставлять одних без присмотра, потом неделю искать придется. Пусть уж сидят, тем более, что мы почти приехали.

Вскоре, проехав Подольск, они оказались в поселке Петрово, где Антон на облезшей вывеске прочел «Следственный изолятор № 25».

Антона завели в досмотровую комнату.

Там его тщательно обыскали, сделали опись всех его вещей. Потом повели по длинному коридору, в котором через каждые десять метров были вмонтированы железные решетки с дверями. Перед каждой решеткой он останавливался, и монотонный голос конвоира командовал.

– Стоять. Лицом к стене, вперед.

Так продолжалось несколько раз, пока он не оказался в небольшой камере, в которой находилась деревянная кровать. Ее с трудом можно было назвать кроватью. Это был, скорее всего, небольшой деревянный настил, на котором лежал рваный матрац, с таким же грязным одеялом.

В углу стояла сломанная тумбочка, а возле двери вмонтированная в бетон раковина, в которой все время журчала вода.

– Надо полагать, что это и есть одиночная камера, – вслух сам себе сказал Антон. – Ну, что же, будем осваивать новое жилище, надеюсь ненадолго.

Глава 38

Но он ошибся. Прошло уже шесть дней, а он все еще находится в одной и той же камере. Его никто не беспокоит. Никто не вызывает на допрос, как это положено в таких случаях. Не выводили на прогулки, а еду приносили охранники, а не арестованные, как заведено во всех изоляторах.

Пытался заговорить с охраной, но в ответ слышал только:

– Нельзя, не положено, начальству виднее.

Постепенно он стал понимать, что его просто прячут здесь, вдали от Москвы, и находится он здесь нелегально.

Придя к такому выводу, решил, что в данной ситуации, он ничем себе помочь не может, остается только ждать развития событий. Антон стал съедать все, что ему приносила охрана, и усиленно заниматься спортивными упражнениями, насколько позволяла камера. Но, не смотря на это, ему порой хотелось выть, как волк на луну, от скуки.

Однажды, на седьмой день, окошко тихо отворилось, и тихий голос позвал его.

– Антон Максимович, подойдите сюда.

Антон очень удивился этому. Он знал, что его в этом изоляторе никто не знает. Подойдя к двери, увидел в окошке молодого охранника.

– Вы ведь Антон Ли?

– Да, это я.

– Я от Симбирцева. Вы знаете его?

– Конечно, знаю. Это мой друг.

– А я Плетнев Максим. Я зять Баринова Сергея, который служит участковым у Симбирцева.

– Я хорошо знаю Сережу.

– Тогда возьмите, – он протянул записку. – Это малява от Симбирцева. Я только сегодня вышел из отпуска. Теперь буду чаще к вам заглядывать. Если вам будет нужно что, то вы только скажите. Хорошо?

– Спасибо, Максим. Я буду это иметь ввиду.

Антон, взял записку и отошел от двери.

Когда окошко закрылось, он с нетерпением стал разворачивать письмо, довольный тем, что друзья не забыли его.

Вскоре радость его сменилась на разочарование. Он несколько раз прочел письмо не веря, что его друзей уже нет в живых. Это было в первый раз, когда его по-настоящему охватила паника.

Он не знал теперь, как ему выйти из этой ситуации, как поступить правильно. Если бы он, в то проклятое утро роковой пятницы, знал об этом, то не позволил бы никому упрятать себя за решетку, даже ценой собственной жизни. Теперь он здесь и у него нет ни родных, ни друзей.

Антон лег на кровать и почти в бессознательном состоянии пролежал несколько часов, глядя пустыми глазами в потолок. Очнулся, когда открылось окошко. Это принесли ужин. За дверью стоял Максим, сочувственно глядя на него.

– Что, Максимка, знаешь о содержании письма.

– Знаю. Мне Симбирцев рассказал все перед тем, как отдать мне записку. Вы, Антон Максимович, скажите, чем я могу вам помочь, и я сделаю все от меня зависящее.

– Ты лучше скажи, отсюда сбежать реально или нет?

– Нет. Как я понял, вы здесь на особом положении, и вся охрана об этом знает. Если я захочу вас вывести, то смогу вас провести только до первой двери. Даже наш начальник не может вас вывести. Вы покинуть изолятор, можете только в сопровождении особого конвоя, но это будет не наш конвой.

– Понятно. Значит они что-то замышляют, но вот что, я не знаю, и меня это очень беспокоит. Для чего-то я им нужен, иначе они давно бы меня грохнули. Для этого и одной пули достаточно.

– Нет, открыто они вас убить не смогут. Слишком много свидетелей. Я постараюсь узнать больше. Главное, чтобы никто не догадался, что мы знакомы.

– Об этом не беспокойся. Ты теперь иди, не привлекай внимания. Виктору передай, чтобы ничего пока не предпринимал. Я сам постараюсь вынудить их к каким-нибудь действиям. У меня есть к тебе одна просьба. Ты живешь в Подольске?

– Да, в Подольске.

– Это хорошо. Постарайся узнать, кто из прокуратуры надзирает за вашим изолятором и наведи о нем справки.

– Это я вам и сейчас могу сказать. Надзирает за нами наш районный прокурор. Он живет по соседству со мной. К тому же, я дружу с его младшим сыном.

– Что ты можешь о нем сказать, что он за человек?

– Могу сказать только одно. Он старый служака, честный человек. Любит справедливость. Без твердых доказательств дело в суд никогда не направляет, этого требует и от своих сотрудников. За это пользуется у зеков уважением. Если вы хотите что-то затеять, опираясь на него, то это вряд ли получится. Вытащить он вас вряд ли сможет. Он уже на пенсии. Если он что-нибудь затеет, то его в два дня выгонят из прокуратуры отдыхать на дачу.

– А мне не надо, чтобы он меня вытаскивал. Мне нужен небольшой скандальчик, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Тогда они постараются или избавится от меня, или перевести в другое место. А я тогда подумаю, что можно предпринять для освобождения. Видишь ли, я не хочу рисковать друзьями, их и так у меня не осталось. Это не только опасно для них, но и для их родных. Из письма ты знаешь, эти ублюдки не пожалеют никого.

– Все потом, кто-то идет.

Максим захлопнул окошко, и вскоре послышался его голос.

– Не положено, вы только посмотрите на него, книги ему подавай. Ему, видите ли, читать захотелось, тоже мне Достоевский нашелся. Иван, подожди, я с тобой выйду.

Антон мысленно одобрил находчивость парня. Хорошую школу конспирации они здесь проходят. Этим ребятам и знакомым нужно помочь, и начальству угодить, и, что греха таить, кое-что и зекам передают. Не бесплатно, конечно. И передать нужно так, чтобы сослуживцы не узнали. Могут и по инстанции передать. Тогда увольнение, а семью кормить надо.

Всю ночь Антон размышлял, но путного так в голову ничего не пришло. Утром, передовая миску с едой, Максим тихонько шепнул.

– Я сейчас сменюсь, а заступлю только через два дня. Будьте осторожны. Наши стали шушукаться, возможно, затевают что-то. Я ясно слышал ваше имя. Больше узнать ничего не удалось.

– Спасибо, Максим, я буду осторожен.

День прошел спокойно, как и всегда, только к вечеру его вызвали неожиданно на допрос.

В комнате для допросов его ожидал следователь Березняк. В течение двадцати минут длился допрос. Его трудно назвать допросом, он больше походил на беседу. Березняк задавал общие вопросы, ничего при этом не записывал. Выглядел он очень уставшим. На вопрос Антона, долго ли ему здесь находится, уклончиво ответил:

– Будем разбираться, а там видно будет.

На этом допрос закончился.

Ночью, лежа на нарах, Антон мучительно думал, что все это значит. Строил различные догадки, но так и не пришел к логическому заключению. Он не понимал, что хотел от него следователь, проводя столь странный допрос.

Утром принесли завтрак. Вертухай, как обычно подал миску с каким-то пойлом, и ехидно сказал.

– Кушайте на здоровье.

Антон, не обращая внимания на его реплики, взял миску с куском черного хлеба, отошел от двери. Поставив миску на тумбочку, задумался. Что-то беспокоило его, но он все еще не мог понять, что именно.

Вскоре отогнал от себя эти мысли и, взявшись за ложку, решил съесть жуткое пойло, которое ему принесли.

Еду, которую ему давали, можно было есть только когда она теплая, холодной ее есть невозможно. Он понимал, что даже это пойло ему обязательно нужно съесть все без остатка. Это нужно было для поддержания организма.

Задумавшись, машинально помешивал ложкой в миске. В это время у него сильно заболела шея, в основании головы. Приученный к таким сигналам бедствия, он бросил ложку, и стал прислушиваться к ощущениям всего организма в целом. Вскоре боль прошла, но, когда он вновь взялся за ложку, боль стала медленно нарастать. Стало понятно, что его пытаются отравить или усыпить.

Подумав немного, он взял миску и половину похлебки вылил в раковину, затем поставил остатки на тумбочку. Сам съел кусок хлеба, с удовольствием запивая его водой. Управившись с этим, лег на нары, заложив руки за голову, стал ждать развития событий. В голову пришла идея, разыграть на этом неплохой спектакль. А каким он будет, обстановка подскажет.

Антон, уставший от скуки и безделья, с нетерпением ждал развязки. Этот проведенный час, в ожидании знакомых шагов в коридоре, показался ему вечностью.

Но вот, наконец-то, он услышал тихие шаги у его двери. Антон быстро принял неестественную позу. Он лег на живот и свесил руку и голову почти до самого пола. Послышался щелчок открывающегося глазка. Несколько секунд тишины, затем глазок закрылся и в коридоре раздался противный голос вертухая.

– Иван, зови доктора.

– Зачем?

– У нас жмурик нарисовался.

Наступила тишина. Минут через десять послышались шаги, и голос за дверью спросил:

– Там точно жмурик? Ты проверил?

– Конечно, проверил. Пульса нет, лежит не шевелиться. На нем нет никаких внешних повреждений. Я думаю, что у него инфаркт, сердце, наверное, не выдержало.

– Ладно, открывай, сейчас проверим, какой там инфаркт.

Дверь открылась. В камеру вошли трое мужчин. Среди них был доктор. Это был тучный мужчина неопределенного возраста, в грязном халате. Он наклонился над Антоном, пощупал пульс сначала на руке, затем на шее. Антон усилием воли замедлил биение сердца.

– Да, действительно, пульс не прощупывается.

– А я что говорил.

– Ладно, говорун. Лучше доложи начальнику, а жмурика ко мне в санчасть. Мне придется сделать вскрытие, и составить заключение о смерти.

– Да, что там вскрывать, инфаркт, вот и все. Разве и так не видно.

– Умник, ты бы помолчал. Вот когда будешь на моем месте, тогда и будешь делать заключение, – по-видимому, его раздражал этот говорун, к тому же доктор был недоволен предстоящей работой с трупом. – Да будет тебе известно, что здесь инфарктом и не пахнет. При инфаркте губы, как правило, синеют, а у него вполне здоровый цвет лица.

– Конечно, здоровый, – поднимаясь на ноги, сказал Антон, и сделал несколько шагов к двери, отрезая выход присутствующим. Глядя на испуганные лица, добавил:

– Ну что, вертухай, так смотришь на меня? Да, я еще живой. Но ты не удивляйся, просто я не стал есть твое пойло. Вы, доктор, сядьте на кровать и успокойтесь, а ты, дружок, – перехватил он, пытавшегося выйти обладателя противного голоса, – не торопись. Мне не нравится, когда мои гости уходят не попрощавшись. В кои-то веки ты зашел ко мне в гости, и пытаешься теперь уйти чисто по-английски, не попрощавшись. Я как радушный хозяин оставил половину своего завтрака, чтобы от всей души угостить тебя.

Во время этого разговора доктор сидел на нарах с обезумевшими глазами, не понимая, что происходит вокруг него. Второй охранник, опомнившись, попытался вытащить дубинку, но Антон остановил его.

– Не надо, сынок, не усугубляй положение. К тебе я претензий не имею. Можешь идти позвать начальника, или еще кого-нибудь, мне без разницы, кто придет. Я же со своей стороны ничего предосудительного не делаю. Просто я предлагаю твоему напарнику съесть то, что он мне принес, – и уже не обращая внимания на стоящего столбом охранника, повернулся к своему, так сказать, гостю. – Ну, что стоишь столбом, давай приступай к утренней трапезе.

Охранник вдруг вскинул голову и схватился рукой за дубинку, но, взглянув в глаза Антона, остановился. То, что он увидел в его глазах, потрясло его. Ноги сами по себе подогнулись, и он, опираясь спиной о стену, медленно опустился на пол, опустив голову на грудь, прикрывая ее руками.

– Кто-нибудь, скажет мне, что здесь происходит? – после наступившей паузы спросил доктор.

– Видите ли, доктор, – подсаживаясь к нему, и обнимая за плечи, сказал Антон, – здесь все очень просто. Мальчику приказали убрать меня без шума. Дали какой-то гадости, и малыш по простоте душевной всыпал ее в мою похлебку. И ведь разбойник знал, что делал. Он даже не зашел в камеру, чтобы убедится, что я умер. Он на сто процентов был уверен, что я уже труп. Поэтому и поторопился вызвать вас, уважаемый доктор.

Охранник попытался возразить, но Антон остановил его.

– Ты, сынок, лучше не оправдывайся, а признай, что на все сто ты был уверен, что я покойник. Ты знал, что делал. Ты даже доктора пытался уговорить, что я умер от инфаркта. Ты прекрасно знал, что подсыпал, и знал, что яд распадается в теле в течение десяти минут. Но ты все же перестраховался, и целый час выжидал, и лишь потом позвал доктора. Надеялся, чтобы уж наверняка было. Если ты хочешь доказать, что в миске нет яда, тогда возьми и докажи это. Съешь хотя бы пару ложек. Тогда я поверю, что ты не виноват.

Доктор стал понемногу понимать, что происходит. Ему это очень не понравилось. Одно дело, когда заключенные, разбираясь между собой, убивают, но когда сама администрация идет на преступление, используя при этом его в темную.

Придя к такому выводу, он в наступившей тишине подошел к охраннику и, не смотря на свою тучность, поднял его за шиворот и, с такой силой швырнул, что охранник, пролетев несколько метров по воздуху, приземлился в коридоре, ударившись о стену.

– Я во всем разберусь, – взяв миску с собой, он вышел из камеры.

Дверь за ним закрылась. Антон остался один. Примерно через полчаса, дверь вновь открылась, в камеру вошел подполковник. Это был моложавый, стройный мужчина сорока лет. Он бодро вошел в сопровождении доктора и знакомого охранника Ивана.

– Я начальник СИЗО подполковник Прокопенко Петр Викторович.

– Я Ли Антон Максимович, – представился Антон.

– Я в курсе произошедшего с вами, доктор мне доложил. Я попросил доктора сделать скрупулезный анализ пищи, принесенной вам. Если он выявит в ней признаки яда, то охранник будет серьезно наказан.

– Ну, что вы, Петр Викторович, я ведь не требую для него наказания. Истинного виновника вы все равно не сможете наказать, а охранник – это просто исполнитель, пешка в чужой игре. Он запуган. У него, скорее всего, есть семья, а такого человека легко запугать, угрожая его близким. Что касается яда, то анализ делать не надо.

– Это почему же? Поясните.

– Это очень просто. Ваш охранник хорошо проинструктирован. Он знает, как именно действует яд, и за какое время он нейтрализуется. Поэтому и ждал целый час, прежде чем позвать доктора. Меня уже однажды пытались отравить именно таким ядом. Я также знаю, что яд в организме человека распадается в течение десяти минут, и после вскрытия патологоанатом может обнаружить только инфаркт. Для того чтобы обнаружить само отравляющее вещество, для этого нужна лаборатория с хорошим оборудованием, а также нужно знать саму структуру яда. Мне кажется, что у вашего доктора ничего такого нет, – и, обращаясь к доктору, произнес название яда. – Вы знакомы с таким ядом?

– Я о нем слышал кое-что от своих коллег, но не думал, что он может появиться у нас в Союзе. Этот яд очень токсичен, да к тому же растительного происхождения. Такой яд я, Петр Викторович, выявить точно не смогу.

– Черт знает, что здесь творится, – выругался начальник СИЗО, а потом спросил Антона. – Вы вообще кто? За что задержаны и откуда у вас такие познания в ядах?

– Начнем с того, что, если начальник СИЗО не знает, за что задержан человек, находящийся на его территории, да еще содержится в тайне от других заключенных, то это говорит о том, что сделали это люди очень высокого полета. Они даже не сочли нужным поставить вас в известность. Если это так, то вы должны понимать, что я, как заключенный, не простой мальчик. А что касается моих познаний в ядах, то в этом нет ничего удивительного. Я по роду своей службы, которой отдал двадцать пять лет, знаком со многими вещами, о которых простые люди даже не догадываются.

– Понятно. Чем я могу вам помочь?

– А вы не сможете мне помочь. И даже если очень захотите, вам все равно не дадут это сделать, – потом тихо добавил, – извините, Петр Викторович, но мы здесь не одни.

Начальник СИЗО, кажется, только сейчас заметил, что за его спиной стоят его сотрудники. Ему очень хотелось узнать подробнее, что за человек появился у него, вокруг которого кипят такие страсти. Но он не стал больше задавать лишние вопросы, только спросил:

– Какие у вас будут просьбы ко мне?

– Есть парочка. Если мне нельзя выходить на прогулку, не знаю, может это связано в целях какой-то конспирации, то можно мне хотя бы окошко открыть, – и усмехнулся, глядя на окно, – в такую бойницу я все равно не просочусь. Вторая, разрешите мне читать. Можно книги или газеты, а то я от скуки скоро стенку головой пробью.

– Хорошо. Я решу эти вопросы в ближайшее время.

Начальник ушел. Антон еще не успел до конца проанализировать свой разговор с начальником, как дверь открылась и вошел охранник Иван. Он поставил на тумбочку большую кружку горячего чая, полбулки хлеба и большой кусок соленого сала. На немой вопрос Антона с улыбкой ответил:

– Это компенсация от хозяина за испорченный завтрак.

– Спасибо. Передай ему мою благодарность.

– Передам, если увижу. Уж больно редко он у нас появляется, – собираясь уходить, он остановился у двери и добавил. – Чуть не забыл. В вашем окне вытащат стекло, так что камера будет проветриваться. Мы будем периодически оставлять открытой кормушку, и у вас будет в камере небольшой сквознячок.

– Вот за это вам большое спасибо.

– И еще, какие книги ты предпочитаешь? Я передам, но не думаю, что в нашей библиотечке найдется что-нибудь путное.

– А меня художественная литература не интересует. Мне нужны, по возможности, свежие газеты и журналы. Понимаешь, не хочется отставать от жизни, сидя на казенных харчах. Книги меня интересуют только научные. Меня устроит любое их направление, будь то химия или физика. Мне интересны и научные статьи любого толка, и инженерные разработки. Если найдется такая литература, то я буду очень рад этому.

– Хорошо, я передам в библиотечку твое пожелание. Поговорю с ребятами, может у них дома у кого найдется научное чтиво. Ладно, ты отдыхай, мне пора.

Ближе к вечеру, Иван принес стопку свежих газет.

– Читай пока, а завтра мой сменщик принесет тебе книги. Оказывается, в библиотеке такого добра, которое тебя интересует, навалом. Оно у наших урок не пользуется спросом, а нам по разнарядке присылают. Так что, они в прекрасном состоянии. Я после смены сам пойду и сделаю подборку. Я принес тебе бумагу и карандаш. Ты составь список, что тебе нужно.

– Я быстро составлю. Ты, когда принесешь ужин, я передам список.

Иван ушел, а Антон с жадностью набросился на газеты. На следующий день утром Иван с Максимом принесли большую коробку, наполненную книгами. Когда Иван вышел, Максим сказал:

– Антон Максимович, я вам купил несколько тетрадей и карандашей. Карандаши все наточены. Все это внутри коробки. Я подумал, что вдруг вам понадобится делать записи. Уж слишком вы специфическую литературу заказали.

– Эх, ребятки, вы даже не представляете, какую услугу вы мне оказали. Теперь я буду жить, как на курорте.

Глава 39

С этого дня у Антона началась совершенно другая жизнь. Он много и с удовольствием читал. Много писал, потом анализировал написанное. Его интересовало все, начиная от технологии металлов до космических кораблей, вместе с таблицей Менделеева.

Не забывал он и о физическом состоянии. Утром и вечером по часу занимался физическими упражнениями, чтобы держать себя в хорошей физической форме.

Питание улучшилось благодаря начальнику СИЗО, и Антон старался соблюдать режим. Ему не хотелось, чтобы тело покрылось жировым отложением, которое всегда появлялось у человека, который ведет малоподвижный образ жизни.

У Антона, началась размеренная, камерная жизнь. Его никто больше не беспокоил допросами или беседами. Порой ему казалось, что про него совсем забыли.

Антон был даже рад в какой-то мере такому положению дела. Скучать ему не приходилось. Благодаря охранникам в его камере вскоре появился приличный стол и стул. К весне у него собралась приличная библиотека. В маленькой камере, в отсутствии полок, хранить книги было негде, но он не отчаивался, все, что ему мешало, складывал в тумбочку и под кровать.

Читая газеты, понимал, что в ближайшее время начнутся в стране перемены. Отрезанный от внешнего мира, он не придавал этому большого значения. Ему казалось, что все это происходит далеко за пределами родины, но никак не за стеной его камеры.

Как-то утром, ранней весной, в камеру заглянул Максим. Вид у него был довольно встревоженным.

– Максим, что случилось? На тебе лица нет.

– Антон Максимович, у меня мало времени, минут пять-десять, не больше. Слушайте внимательно, сейчас весь народ на совещании у хозяина. Когда разойдутся, у меня не будет больше времени поговорить с вами.

– Не тяни, Максим, выкладывай, что там случилось?

– Вчера из Загорска приезжал Сергей. Он рассказал мне, что Симбирцев попытался поднять шум по поводу вашего содержания здесь. Его, конечно, быстро осадили. Применили мелкую подставу и быстро сняли с должности. Обвинили в халатности и в превышении служебных полномочий. Потом пригрозили прямым текстом, что если не успокоится, то его родным будет плохо, а с ним случится инфаркт.

– Я ведь просил, чтобы ты передал ему не вмешиваться в это дело. Я и так потерял много друзей.

– Да я предупреждал его и не однократно, но вы же его знаете. Он с его педантичной честностью все равно не будет сидеть на месте.

– Ладно, бог с ним, главное, что все живы пока. Ты передай, что я настоятельно прошу его пока не вмешиваться.

– Передам, но это еще не все. Симбирцев откуда-то узнал, что по всему Союзу началась тотальная проверка всех ИТК, тюрем и СИЗО. Оказывается, полгода тому назад по-тихому был создан для этого специальный комитет, который подчиняется непосредственно ЦК. Говорят, что это инициатива самого Горбачева. Мне кажется, что в ближайшие дни вас ждут перемены, и думаю не в лучшую сторону. А то, что они последуют, говорит тот факт, что руководство с панической поспешностью собрало совещание.

– Ты прав. Что-то произойдет, тут я полностью с тобой согласен.

– И еще одно. Мне кое-что за последние дни показалось подозрительным. Не знаю, с чем это связано.

– Выкладывай, что за сомнение. Вместе решим.

– Понимаете, у нас есть самая большая камера под номером двенадцать. Она рассчитана на двадцать человек. Были у нас времена, когда в ней сидело до сорока человек. Но дело не в этом, а в том, что в ней в данный момент, сидит только девять человек.

– Ну, и что тебя в этом смущает?

– Да то, что в ней сидит народ за разбой с отягчающими и убийцы. Все они ждут суда. Следствие по их делам практически завершено. Меня смущает тот факт, что к ним в камеру подсадили наседку.

– С чего ты взял, что это наседка?

– Дело в том, что сидит он там уже неделю. Здоровенный бугай. Физически очень развит. На местный контингент совершенно не похож. Не тот типаж. Можете мне поверить, я немного в людях местной породы разбираюсь. Так вот, этот бугай хорошо знаком с воровскими понятиями и правилами. Он в первый же день сместил смотрящего по камере и занял его место. И второе, сегодня ночью я его водил на допрос. Но допроса не было. Его в допросной поджидали двое, видимо, из высоких инстанций. Они долго о чем-то говорили, потом неплохо погуляли. Правда, наша наседка коньяк не пила. За то он с удовольствием налегал на деликатесы.

– Интересно, с чем это связано?

– Пока не знаю, но думаю, что связано это именно с вами.

– Ты думаешь, что меня подсадят к ним в камеру?

– Думаю, что так они и сделают. Не зря ведь они подобрали такого здоровенного бугая. Теперь под его командой все зеки в камере по струнке ходят.

– Ладно, Максимка, не будем раньше времени в гроб ложится. Я буду осторожен. А тебя попрошу быть предельно грубым со мной. Нельзя чтобы наши враги заподозрили тебя в дружбе со мной.

– Хорошо, Антон Максимович, я буду стараться. А теперь мне пора, скоро совещание закончится.

К вечеру того же дня Антона вдруг вызвали на допрос. В допросной комнате, за эти полгода ничего не изменилось. Даже следователь был тот же.

– Здравия желаю, гражданин Березняк. Наконец-то вы вспомнили про мою скромную персону. Чем на этот раз обязан?

– Послушай, давай ты не будешь ерничать, и мы хоть раз проведем допрос по-настоящему.

– Ну, если допрос будет честным и правдивым, если он действительно нужен для дела, то я согласен.

– Вот и договорились.

Березняк стал задавать вопросы. Сначала он спросил, что знает Антон про бойцовский клуб. Потом про аварию, и как долго он находился в больнице. Не покидал ли больницу во время лечения. Антон, в свою очередь, отвечал правдиво на каждый его вопрос. Березняк спросил его, не участвовал ли он в нападении на бойцовский клуб.

– Побойтесь бога, Иван Петрович. Какое нападение, какие трупы? Вы прекрасно знаете, что после того, как я покинул клуб, то на следующий день попал в аварию, и две недели был в коме. Я физически не мог совершить это. Да что я вам говорю об этом. Вы прекрасно знаете все и без меня. Вы, наверняка, допросили весь персонал клиники и знаете всю правду. Я не мог напасть на клуб, да признаться, если бы и мог, то не стал бы делать этого.

– Почему это, позвольте спросить?

– Очень просто. В клубе у меня не было врагов, по крайней мере, чтобы убивать их. Второе. Я не воюю с женщинами. Это ведь благодаря женщине я попал в столь чуждое для меня общество, и что-то мне подсказывает, что вы знаете эту женщину.

– Это не важно. Важно то, что вы принимали участие в запрещенных видах спорта. В этом клубе погибли люди, а ты, как мне известно, специалист по запрещенным у нас видам единоборств.

– Ну, по этому вопросу не ко мне. Этому меня обучила Родина, вот и задайте ей этот вопрос, а за одно предъявите ей обвинение, чтобы не повадно было учить таких как я.

– Но родина не учила тебя убивать невинных людей.

– Иван Петрович, у вас искаженное мнение о невинности. Во-первых, там не было божьих агнцов. Все, кто посещал этот клуб, прекрасно были осведомлены о незаконной деятельности клуба. Во-вторых, в боях принимали участие люди хорошо тренированные, и они знали, на что идут и сколько они получат за свой поединок. И третье. Я был там не по собственной воле, и вам это известно не хуже меня.

– Но там погибли люди.

– Я вполне могу допустить, что там могли погибнуть люди. Люди где-то гибнут и в данную минуту, но это не говорит о том, что именно я убиваю их.

– Значит, ты отрицаешь свое участие в убийстве?

– Конечно, отрицаю.

– Пусть так, но мы все равно докажем твое участие в убийстве. Можешь в этом даже не сомневаться.

– А я не сомневаюсь, что вы все можете. Но вы одно не сможете, это честно и по закону доказать мое участие в убийстве. Вы ведь не сможете сейчас по закону провести следственный эксперимент. Вы не можете предъявить мне трупы для опознания, вы не можете предъявить мне правдивых свидетелей. Вы еще много чего не сможете доказать именно по закону. Любой адвокат, если он будет честно отстаивать права обвиняемого, разобьет ваши доказательства в пух и прах. Единственное что вы можете, это незаконно подтасовать доказательства и показания свидетелей, и держать меня незаконно за решеткой. А моего признания вы не дождетесь, я не собираюсь свидетельствовать против себя. Этого вы от меня не дождетесь.

– Да никуда ты не денешься! – сорвался на истеричный крик Березняк. – Подпишешь все, что я тебе скажу. Все возьмешь на себя, и трупы, и наркоту, и ствол с валютой. Как миленький подпишешь, да еще и в ногах будешь валяться у меня. Правдолюбец долбанный.

Антона это тоже вывело из себя. Он встал и, наклонившись над следователем, с высоты своего роста посмотрел ему в глаза так, что Березняк готов был провалиться сквозь землю, но больше не видеть этого сумасшедшего взгляда.