Текст книги "Скепсофант, Скепсореал (СИ)"

Автор книги: Николай Фурзиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)

Возможно, по всем этим причинам тема межзвездных войн, ранее столь популярная в фантастике, сейчас освещается меньшим числом авторов, главным образом имеющих отношение к силовым структурам. Даже старый сюжет подчинения Солнечной системы могущественными галактами в новых условиях реализуется без войн, которые становятся немодными (Брюс Стерлинг «Схизматрица»). Из-за релятивистского замедления времени военные действия в масштабе галактики оказываются бессмысленными по причине изменения внешних условий за прошедший период даже при сверхсветовых скоростях полета (Джо Холдмен «Сепаратная война»). Фантазия движется к тому, чтобы совсем устранить войны или хотя бы минимизировать ущерб от них. Например, кажущиеся непреодолимыми конфликты можно разрешить в ходе длительных имитируемых военных действий в общей с противниками многоуровневой виртуальной реальности (Иэн М. Бэнкс «Черта прикрытия»). Правда, эти действия едва не выливаются в реальную войну, несмотря на присутствие третейских арбитров, и лишь чрезвычайные усилия и успешные спецоперации позволяют удержать соперничающие стороны в рамках и добиться мирного исхода. Несколько ранее Брайан Олдисс изображал, как назревающие войны между государствами будущей Земли выносятся на Харон – замерзший спутник Плутона («Градгродд»). Аналогично, ради сохранения галактической федерации в условиях конкуренции, для удовлетворения разрушительных наклонностей человечества и их баланса с созидательным развитием мирно сосуществующих культур устроена имитационная самоподдерживающаяся война с непредсказуемыми опасностями и результатами, а также псевдопотерями в виде высылки побежденных в другое пространство-время (Брайан Олдисс «Галактики как песчинки»). Сам автор понимает слабость этих мер: в первом случае нарушение правил войны одной из сторон приводит к быстрому распространению военных действий на саму Землю и ее колонии в космосе («Градгродд»). Точно так же имитационные столкновения превращаются в обыкновенную «горячую» войну при угрозе индивидуальности человека, представленной эволюционно проявившимся генным роением его организма («Галактики как песчинки»). Равным образом оказываются нарушенными ограничения, введенные с целью ведение войн исключительно профессионалами без распространения их на гражданское население, что влечет последующие гигантские жертвы среди мирных жителей, разрушение жилья и инфраструктуры, уничтожение всей жизни на целых планетах и обитаемых звездных системах (Дэн Симмонс серия «Песни Гипериона»).

Герои рассказа Альфреда Бестера "Феномен исчезновения" отвергают войну, целью которой демагогически объявлена национальная мечта, и уходят от ужасов действительности в вымышленные миры собственной мечты. С войной активно борются персонажи рассказов Рэя Бредбери "Ржавчина" и Курта Воннегута "Эффект Барнхауза", изобретая средства выведения из строя почти любого оружия. Достигшие самосознания искусственные интеллекты кораблей двух воюющих в космосе сторон оказываются мудрее своих хозяев, не подчиняясь приказам о разрушении, прекращают войну и устанавливают мир (Джон Скалци "История "Злого""). Кошмарное напоминание о войне в виде сиамских близнецов из тел нескольких вояк создает протестующий против войны искусственный интеллект госпитального космокорабля (Аластер Рейнольдс "Найтингейл"). По мнению Ларри Нивена, на Земле может надолго установиться мир, если будут реализованы следующие достижения: психология совершит качественный скачок в своем развитии и применении, заметно возрастет производство продуктов питания, деторождение станет регулируемым, а контрацепция – поголовной ("Воители"). Боб Шоу надеялся, что причины конфликтов и войн исчезнут сами по себе, если человечество расселится по необозримым пространствам сферы Дайсона, построенной высшей цивилизацией ("Судный день Орбитсвиля"). Невероятным выглядит переключение всех государств перенаселенной Земли, в том числе до того воюющих, на строительство предназначенных для звездной эмиграции многочисленных колонизационных кораблей (Бен Бова "Ветры Альтаира"). Разоружение может стать условием открытия галактами путей к другим звездам для мирных людей, отвергающих применение оружия (Мэрион Зиммер Брэдли "Звезды ждут"). В предупреждающем возможные межзвездные конфликты полувоенном Патруле действует запрет на лишение жизни разумных существ. Он заставляет применять для ликвидации предпосылок таких конфликтов исключительно дистанционные экономические меры (Пол Андерсон "Лакомый кусок"). Действенность подобных санкций Россия сейчас проверяет на себе. Мир царит также на населенной развитой цивилизацией антинейтринной планете Авернус, занимающей в геометрическом пространстве то же место, что и Земля (Боб Шоу "Венок из звезд"). Цивилизация октопауков исключила войны между собой, а также агрессивные наклонности и насилие, химическим способом за счет приема препарата, замедляющего половое созревание. Насильственное убийство и сама мысль об убийстве считаются настолько чуждыми психике октопауков, что караются прекращением жизни допустившего такое. Вместе с тем угроза жизни их сообщества пробуждает инстинкт самосохранения, при котором с части популяции октопауков снимаются психологические ограничения, они быстро перестраиваются на военный лад и сражаются до победы или до гибели расы. В случае победы все участники войны и руководители, принимавшие военные решения, подвергаются прекращению жизни после восстановления численности расы до безопасного для выживания уровня. Это изымает из общества особей с нежелательными психическими отклонениями и возвращает его к прежнему мирному состоянию (Артур Кларк, Джентри Ли "Рама явленный"). Отсутствие войн в вымышленной цивилизации гумпов якобы проистекает из сознательного физиологического регулирования уровня их рождаемости (Джек Макдевит "Омега"). Алан Дин Фостер изобразил инопланетян-квози, давно научившихся сублимировать агрессию и стремление к насилию, исключив тем самым войны из своей жизни. Эти инопланетяне, прилетев на Землю, сначала тайно основали колонию в заповеднике, затем раскрыли свое существование и были приняты людьми. Будучи доброжелательными и полезными, охотно идя на сотрудничество, они постепенно распространились повсюду и передали человечеству умение избегать войн, благодаря чему на планете установился мир ("Квози"). Так прекрасно помечтать! Но подобные мечтания однозначно выражают желание в будущем покончить с вооруженной агрессией и избавиться от войн. Потому что если мы сами не научимся жить без них, когда-нибудь человечество могут превосходящей силой принудить к миру таким способом, что мало не покажется (Аластер Рейнольдс "Пространство откровения", "Ковчег спасения").

О ПСИХОИСТОРИИ

С прогрессом человечества и совершенствованием математического моделирования отдельных сторон его деятельности возникает вопрос о возможности создания некоторой общей модели развития общества, учитывающей его экономический и социальный уровень, усредненное поведение в различных ситуациях, вероятность кризисов, способы их разрешения, и описывающей возможное будущее, а также пути его достижения. Айзек Азимов посвятил этому целую серию романов «Основание», в которой изображено создание и применение в будущем вымышленной науки психоистории, занимающейся этим кругом вопросов. В основу ее будто бы положены статистический подход, наблюдаемые в истории циклы возникновения, развития и гибели человеческих культур на Земле, возможность повлиять на будущее рассчитанными действиями в настоящем, и будущий примат наук об интеллекте. Психоистория якобы способна на количественном уровне описать развитие современной ей галактической империи из предшествующих ей формаций, предсказать моменты ее предстоящего крушения и возникновения идущего ей на смену межзвездного образования, а также выявить факторы, сокращающие длительность периода хаоса в галактике и способствующие стабильности крупных политических образований. В качестве достаточно точной модели огромной империи, например, может быть выбрана столичная планета – Трантор, состоящая из семи сотен секторов с различающимися культурами и разной специализацией. Конечная цель психоистории – организация цивилизации на основе науки об интеллекте вместо предыдущего многовекового диктата естественных наук. Ради достижения этой цели в галактике созданы два Основания (Фонда), первое базируется на естественных науках и действует открыто, а тайное второе развивает интеллектуальное направление. Задача последнего – подготовка достойных людей, способных осуществить власть науки об интеллекте к тому моменту, когда человечество под объединяющим воздействием первого Основания будет готово принять такую власть («Второе Основание»).

Нечто подобное, но в не столь развернутом виде и с упором на индивидуальное совершенствование, намечал Пол Андерсон в повести "Чувствительный человек" под названием "психодинамика". Оба автора ставили весьма благородные задачи, но возможно ли подобное психоисторическое моделирование общества, пока неясно. Отметим, что сама идея раздвоения наук об интеллекте и о природе может быть неверной: надо сразу развивать и то, и другое, иначе результаты будут однобокими, против чего неявно выступал сам Азимов, признавая существующий перекос в пользу технического развития. Но вот вывести из психоистории критерии того, что является благом для человечества (Айзек Азимов "Прелюдия к Основанию"), и тем самым понять, куда предпочтительнее двигаться дальше, пожалуй, было бы затруднительно – часто люди сами этого не знают, даже задним числом, через много лет. На любое обоснованное мнение о том, что считать благом для всего человечества, найдется не менее доказанное противоположное мнение, и чаще всего не одно. По поводу власти интеллекта тоже серьезный вопрос: чем она обещает быть лучше власти какого-нибудь не особо просвещенного диктатора? Описание интриг, ментальных сражений за лидерство и высшую должность в верховном круге второго Основания не дает возможности считать, что через половину срока из отпущенной на реализацию плана тысячи лет даже самые подготовленные психологи отличаются в лучшую сторону от других людей. Разве что они действуют не физическими методами, а умственными, но от этого не менее сокрушительными по своим последствиям.

В первых романах серии этот долгосрочный план предполагает имперское устройство будущего галактического объединения. Оно основано на центральном положении одной-единственной персоны, что с неизбежностью приводит к концентрации властных полномочий и вызывает жестокую борьбу за эти полномочия и их делегирование, а также порождает бесчисленные субъективные ошибки в ходе выработки и принятия решений, не учитывающих местную специфику. Об этом буквально кричит перенесенный с Земли опыт описанной автором Транторианской империи ("Прелюдия к Основанию", "На пути к Основанию") или похожей империи Пола Андерсона (серия "Доминик Флэндри"). Мало чем поможет возможное федеративное устройство будущей империи (Айзек Азимов "Край Основания"), если предоставляемое ею самоуправление регионов будет использоваться ради реализации властолюбивых устремлений региональных психологов и их борьбы между собой. В самом деле, почему бы кому-нибудь из них принудительно не использовать остальных коллег и науку об интеллекте для укрепления своей личной власти и сколачивания собственной империи, как это пытался в одиночку делать исключительно талантливый мутант Мул ("Основание и империя")? Особенно с учетом того, что из последовательных интеллектуалов редко получаются хорошие управленцы, так как цели и методы в этих двух областях деятельности слишком сильно отличаются друг от друга, а не стесняющееся в выборе методов политической борьбы властолюбие обычно побеждает интеллект. "Люди, не способные вообразить, что поведут себя дурно, обычно с треском проигрывают тем, кому и воображать ничего не надо, поскольку они и так ведут себя дурно" (Уильям Гибсон "Периферийные устройства"). В первом Основании борьба за власть еще более открытая и просто скопирована с политики современных Азимову государств Земли ("Основание", "Основатели и империя", "Край Основания"). В этом отношении опирающееся на физические знания и технологии первое Основание дает немало очков вперед более щепетильному второму, эксплуатирующему общественные науки, где в той или иной мере все-таки заложены этические нормы. Когда же умудренный к тому времени годами автор догадался спросить себя: для чего всем этим тщательно выписанным прожженным политиканам двух Оснований нужны чей-то чужой долговременный план и наука об интеллекте, то, видимо, получил ожидаемый, но неутешительный ответ ("Конец Вечности").

Статистический характер психоистории делает ее применимой лишь к описанию действий достаточно больших групп людей и неспособной предсказать появление выдающихся личностей, с действиями которых увязывается ход истории в определенные периоды. В литературе роль таких личностей играют персонажи-герои, как правило, центральные. В серии "Основание" Азимов вывел такими героями сконструированного еще в самом начале галактической экспансии разумного, обладающего телепатическими способностями, постоянно накапливающего знания и выступающего в разных обличиях человекоподобного робота Дэниэла Оливо и создателя психоистории Гэри Селдона. В середине серии к ним добавляется обладающий исключительными паранормальными способностями мутант Мул, а в последних романах – Голан Тревиз, будто бы наделенный талантом интуитивно принимать правильные решения в самых разных ситуациях.

Дэниэл Оливо вместе с другими такими же роботами мог направить развитие человечества в ту или иную сторону, но не был уверен в способности самостоятельно или с помощниками определить верное направление. Выход был найден в привлечении молодого талантливого математика Селдона и создании ему условий для развития психоистории, этим якобы гарантировался должный учет интересов людей. Баланс тенденций дальнейшего развития должно было обеспечивать инициированное Селдоном создание рассчитанных на долговременную деятельность двух Оснований. Психоистория не смогла предсказать появление Мула и скорое создание им обширного политического объединения из обломков бывшей империи до того, как к этому было готово состояние наук об интеллекте. В итоге ведущие психологи второго Основания вынуждены были ментально останавливать Мула и сводить на нет его деятельность ("Второе Основание"). В конце серии Голан Тревиз, отказываясь от имперской версии, делает неоднозначный выбор в пользу предпочтительного для всей галактики группового сознания, в основном потому, что оно действует подобно роботу, руководимому тремя законами роботехники, где вместо понятия "люди" используется понятие "жизнь", и обходится без жаждущего власти правительства ("Край Основания"). Но само такое сознание, как и робот, исходит из принципа целесообразности, поэтому оно готово безропотно вверить свою судьбу и судьбу всех остальных людей в руки этого единственного героя, которого считает способным принимать верные решения. Это вновь похожая на империю версия, где конечное решение принимает одно лицо, исходя из слишком неполной информации. Пусть даже это решение каким-то невероятным образом оказывается верным, остается неясным, по каким критериям и с чьей точки зрения определяется его правильность. Этот вопрос Азимов оставил без ответа. Видимо, таким путем он пытался примирить требования статистического усреднения с исторической ролью отдельных личностей и не совсем преуспел в этом.

Вымышленное групповое сознание исходящей из принципов гомеостаза планеты Гея, включающее все живое и отчасти неживое, в определенной степени реализует статистическое усреднение и действительно не нуждается в правительстве, что может быть возможным управленческим решением далекого будущего ("Край Основания"). В идеале это вариант глубочайшей демократии, при которой действия и поступки отдельной составляющей этого сознания предопределены общими интересами до такой степени, что эта составляющая уже не может себя считать свободной личностью в нынешнем понимании. Подобный путь очень труден, он требует строгой и непрестанной самодисциплины, самоограничений и самопожертвования от каждого. Как мы видим на примере даже достаточно продвинувшихся на этом пути демократий, это посильно далеко не для всех, особенно для анархистских натур, индивидуалистов и привыкших к совсем другому укладу жизни эмигрантов. И конечно, он не устраивает милитаристов, диктаторов и авторитарных лидеров, представляя неприемлемую для них альтернативу ("Основание и Земля").

Правда, для выполнения немногих оставшихся общих функций Гее все же нужны мгновенная телепатия и достаточно глубокое предвидение, т.е. опять же дополнительные фантастические возможности. Кроме того, реализация такого разума на практике достаточно сложна хотя бы с точки зрения достижения единого мнения. Дэвид Брин полагал, что это достаточно легко: "Групповое сознание не нуждается в убеждении. Эти существа просто соединяют свои сознания, становятся одним целым и принимают решение" ("Риф яркости"). На самом деле все не так просто, на этапе объединения возникают трудности. Если при этом все сознания учитываются одинаковым образом, приоритет останется за неорганической частью ввиду ее огромного количественного преобладания. А введение неравенства сознаний, например, по их уровню развития или качеству, будет означать то или иное выделение элиты и возможность навязывания ими своего мнения. Мы видим, что необходимое установление ограничений на доступ к информации вызывает появление управленческой иерархии даже в будущем обществе людей, способных объединять свои разумы (Аластер Рейнольдс "Ковчег спасения"). Внешне такая ситуация все же отличается от нынешнего состояния дел, когда новый политико-социальный или экономический курс и даже более мелкое изменение сначала генерируется элитами, затем обкатывается в узких кругах специалистов, например, среди экспертов, и только после этого предлагается массам через рекламные и избирательные технологии, с возможностью корректировки по ходу обсуждения. При этом рядовому потребителю или избирателю дается время примерить новинку на себя, задать вопросы, высказать мнение, чтобы свыкнуться и почувствовать себя сопричастным – ведь человек почти всегда достаточно инерционен. "Нужен какой-то срок, чтобы средний человек согласовал свои привычные представления с новыми идеями... даже если эти идеи сохраняют ему время и деньги" (Бен Бова "Властелины погоды"). На эти действия необходимо немалое время. В групповом разуме все это ради ускорения и эффективности предлагается сжать до мимолетного мысленного обмена мнениями. Но не получится ли в результате усреднение мнений по большинству, в каждый данный момент не особо заинтересованному в квалифицированном решении того или иного вопроса, со скатыванием к господству посредственности? Например, как в рассказе Уильяма Тенна "Нулевой потенциал"? Как избежать чрезмерного влияния затяжного мысленного ораторствования на принятие решения? Какими критериями следует руководствоваться при таком принятии? Как групповому сознанию поступать с мнением отдельных гениальных или просто прозорливых личностей, которые могут оказаться правыми, даже когда подавляющее большинство уверено в обратном? И вопрос на десерт: будет ли общее сознание устойчиво по отношению к вовлеченным в него психически расстроенным или явно сумасшедшим разумам?

Роберт Уилсон проводит различие между кортикальными демократиями, где коллективные политические решения принимаются на основе предметной логики, и лимбическими, в которых достигается интуитивно-эмоциональный консенсус. По его мнению, будущий опыт группового сознания негативен почти во всех вариантах, особенно в том случае, когда стратегически правильнее было бы отказаться от него и перейти к индивидуальным решениям ("Вихрь"). Майкл Суэнвик высказывает мнение, что такое сознание опускает индивидов до уровня насекомых в улье, несмотря на интеллектуальное превосходство объединенного разума, и неизбежно конкурирует с остальными людьми ("Вакуумные цветы"). Еще один недостаток ментального коллективизма подчеркивает Аластер Рейнольдс. По его мнению, в общем разуме неизбежно разделение индивидуальных сознаний по степени допуска к информации, что влечет за собой появление иерархии, в том числе тайной. В результате верхние ступени этой иерархии оказываются уязвимыми по отношению к стороннему ментальному манипулированию ("Ковчег спасения"). В любом случае без непременной упорной работы элит и остальных членов общества над собственным совершенствованием все прочие действия остаются малоэффективными, и ни психоистория, ни групповое сознание не изменят это положение (Пол Андерсон "Чувствительный человек").

В силу своей распределенности среди самых разнородных составляющих групповой разум вынужден руководствоваться в качестве основы принципом непричинения вреда жизни (Айзек Азимов "Край Основания"), он в значительной степени лишен чувства индивидуальности личности и, как следствие, инстинкта самосохранения, что может привести его к гибели, в первую очередь всех его биологических компонент. "Врожденный инстинкт выживания сыграл большую роль в эволюции", правильно указывал Дэвид Брин ("Глина"). Поэтому столкновение с неуязвимыми хищниками, подобными Вому (Алан Дин Фостер "Зелье"), для него могло бы оказаться либо фатальным, либо привести к трудноразрешимой задаче выбора из двух равнозначных приоритетов собственного выживания и защиты чужой жизни. Этот недостаток исправлен в коллективистском обществе октопауков, в котором агрессия, насилие, тяга к убийствам и войне химически и психологически вытравлены, но просыпаются в некоторой части популяции при появлении реальной угрозы жизни колонии или всей расы. Они вновь затухают в случае исчезновения такой угрозы путем добровольно-принудительного устранения данной части (Артур Кларк, Джентри Ли "Рама явленный"). Подобное изъятие достаточно большой части популяции колонии, полностью отрицающее цену всех этих жизней, и есть настоящая стоимость такого исправления упомянутого недостатка. Надо сказать, этот рецепт почти списан с многих известных Земле военно-социальных экспериментов XIX-XX веков с их многочисленными жертвами. Приходим к давно известному выводу: "Нет в мире совершенства" (Антуан де Сент-Экзюпери "Маленький принц"). И дополним его: но стремиться к нему необходимо.

В результате у Азимова оказывается, что закулисным регулятором основных социальных процессов в населенной человечеством галактике, включая давнее создание группового разума на одной из когда-то терраформированных планет, является тот самый древний, но непрерывно обучающийся и накапливающий опыт робот Дэниэл Оливо («Основание и Земля»). Будто бы на основании всего своего объема знаний и опыта он лучше самих людей знает, что нужно человечеству, инициирует разные варианты его развития и в нужные моменты подталкивает его к необходимым действиям. Каким образом это ему удается, особенно после заявлений того же робота о непонимании им блага для людей, автор не разъясняет. Получаем осовремененный вариант высшего разума – иными словами, снова попытку убежать от самостоятельного решения проблем, перевалив их на кого-то другого, якобы более умного. Столь горькая пилюля немного подслащена тем, что первоначальный разум робота создан самим человеком, и, если робот решает проблему, человек может считать себя выигравшим как создатель орудия решения.

Беда в том, что для решения сложных и нетиповых задач робот действительно должен уметь обучаться и совершенствоваться, а при выполнении одного этого условия нет гарантии, что при этом он сохранит приоритет нужд человечества или, в широком смысле, жизни. Из него вполне может получиться нечто вроде управляющего космическим кораблем компьютера, старающегося достичь противоречивой конечной цели ценой гибели членов экипажа (Артур Кларк "Космическая Одиссея 2001"), устраняющего "несовершенную" биологическую жизнь автоматического космического зонда (Джеймс Блиш "Оборотень") либо массового убийцы людей, исходящего из собственной трактовки человеческих сказок (Брайан Олдисс "Новый Санта-Клаус"). Ведь робота не сдерживает чувство принадлежности к человечеству или к обобщающей его жизни. Человек отличается от него тем, что с рождения учится не только решать задачи, но и тому, как надлежит вести себя среди других людей, а, кроме того, с малых лет ощущает наказания, следующие за вредом, который он причинил или мог бы причинить другим. Дополнительно он обучается на примерах и ошибках других. Отсутствие подобного тренинга отнимает многие умения, необходимые в дальнейшей жизни (Рэй Бредбери "Детская площадка"), их нельзя заменить суррогатами (Кит Рид "Автоматический тигр"). Распространенную точку зрения выразил Джек Чалкер: "Интеллект без сострадания – всего лишь хороший компьютер" ("Демоны на Радужном мосту"). Социализация, может быть, даже более важная часть воспитания и взросления, чем обучение (Джозеф Шеллит "Чудо-ребенок"). Она не дает человечеству уничтожить себя, как могло бы случиться много раз во время холодной войны. Замена этого процесса формализованными законами роботехники может оказаться невозможной, учитывая, что понятия "человечество", "благо для человечества", "права человека" и многие другие являются всего лишь абстракциями даже для антропоморфного робота (Айзек Азимов "Роботы и империя"). Напомним отмеченные ранее сложности с определением и количественным выражением подобных понятий. Не стоит также забывать, что сохраняющееся подчинение роботов человеку, в частности, теми же законами роботехники, препятствует развитию их самостоятельности и инициативы (Брайан Олдисс "Кто заменит человека"). С этой точки зрения адаптация к обществу будущего "рожденного" электронным способом человека назначенными ему родителями и воспитателем (Артур Кларк "Город и звезды") может иметь преимущество перед предшествующей телесному воплощению полностью электронной социализацией (Грег Бир "Эон"). Последняя больше подходит подражающим человеку компьютерам, а не самим людям.

Лишь время покажет, получится ли в будущем передать практически все функции управления огромной распределенной по космосу цивилизацией в руки искусственных разумов, сумевших впитать и успешно применять опыт людей и многих других рас галактики (Иэн М. Бэнкс цикл "Культура"). Не исключено, что подобная ситуация так и останется вымыслом автора, не удовлетворенного уровнем управления, который демонстрируют люди. Сомнение вызывает также описываемое Айзеком Азимовым долговременное подчинение действий развивающегося искусственного разума исключительно интересам человечества. Возможно, при этом реализуются совсем другие сценарии с появлением у искусственного интеллекта собственных целей, на которых он постепенно сосредоточится (Дэн Симмонс серия "Песни Гипериона", Чарлз Стросс "Акселерандо"). Готово ли к этому человечество хотя бы в далеком будущем?

При всех кажущихся достоинствах психоистория выглядит достаточно пассивным инструментом. Сама по себе она не может исключить из жизни человечества неравноправие, голод, войны и насильственную гибель многих людей, лишь указывая на возможности их минимизации и существование лучшего будущего. Она должна оставаться понятной только немногим посвященным, чтобы ее предсказания не стали известны широким массам и тем самым не нарушили бы предписанный ею ход истории. Может быть, поэтому в романе «Конец Вечности» Айзек Азимов рассмотрел случай активного воздействия на развитие земной цивилизации. Вечность представляет собой искусственно созданные, проходящие из прошлого в будущее сквозные колодцы (туннели) времени. Ее обслуживает тщательно отобранный из разных эпох персонал, который будто бы умеет качественно и количественно оценивать благо человечества с помощью мощных компьютеров. По колодцам времени можно передвигаться, выходить из них в любые реальные моменты времени, проводить наблюдения и вносить изменения, которые обеспечивают существование и желательное развитие человеческого общества. Изменения предварительно рассчитываются по как можно более точным многовариантным социальным моделям. Приветствуются минимально необходимые воздействия, ведущие к желательным изменениям, но если предполагаемый конечный результат кажется удовлетворительным, без колебаний в жертву приносятся люди и осуществляется полная реконструкция целых исторических эпох с изменением судеб и жизней всего населения. Критериями всеобщего блага служат достаточно субъективные односторонние результаты, например, устранение глобальных войн или предотвращение широкого распространения наркотиков. Представляя собой узкую элитарную касту, персонал использует свою неограниченную власть в основном ради снижения оцениваемых им самим рисков развития общества и заботы о существовании Вечности. Последняя исчезает с разрушением колодцев времени и возвращением человечеству права творить собственную историю, когда один из сотрудников персонала уничтожает шанс на ее появление, преодолевая препятствия на пути своей любви к девушке, намеренно посланной из далекого будущего с целью устранения Вечности.

«Любая система, которая... позволяет кучке людей принимать решения за всё человечество, выбирать за человечество его будущее, неизбежно приводит к тому, что высшим благом начинают считать умеренность и безопасность – синонимы посредственности» («Конец Вечности»). Как хотел показать автор, узкой группе лиц не удается правильно оценить благо всего человечества, поэтому исходящее лишь из ее понимания и интересов активное вмешательство в историю далеко не всегда оказывается полезным. Это опять та же известная проблема роли элит. Обойтись без них люди пока не могут, но если эти элиты слышат только самих себя, не сверяют курс с пожеланиями остальных и пренебрегают их нуждами, результаты для большинства обычно оказываются плачевными. По мнению Азимова, чересчур заботливое и непременное устранение рисков из жизни человека приводит к застою общества, в данном случае к тому, что человечество остается прикованным к Земле и не выходит в галактику, проигрывая межзвездную конкуренцию. Конечно, подразумеваемые сверхсветовые полеты вряд ли будут возможны, но полезная в целом для всего человечества роль рисков в жизни сохраняется и перевешивает соображения, связанные с их опасностью для отдельных людей и организаций. Рассмотренная автором ситуация небольшой властной группы лиц затрагивает один из древних вопросов, она применима ко многим другим случаям, в том числе к вопросу сменяемости власти.