Текст книги "Скепсофант, Скепсореал (СИ)"

Параллельно ящерам на Земле существуют люди, населяющие Северную Америку и живущие семьями и родами. Они занимаются охотой и собирательством и ведут полукочевой образ жизни, добывая мигрирующих травоядных и хищных животных. Им помогают прирученные мастодонты, перевозящие скудное имущество. Лишь некоторые оседлые племена начинают осваивать примитивное земледелие. В Африке людей нет.

Действие серии происходит во время одного из великих оледенений Земли, в фазе наступления ледников с севера. Эти ледники постепенно оттесняют как разумных ящеров, вынужденных оставлять лежащие на севере города Африки и пытающихся основать новые поселения на юге Северной Америки, так и людей, следующих за отступающей от границы ледников добычей. Пересечение зон обитания вызывает конфликты и кровопролитные столкновения между двумя расами. Чтобы хоть как-то уравнять шансы намного более технологически продвинутых рептилий с людьми, вооруженными лишь луками и стрелами с каменными наконечниками, такими же копьями и ножами, автор приписывает человечеству монопольное пользование огнем, позволяющее ему наносить значительный ущерб городам и боевым отрядам противника. Но тогда возникает резонный вопрос, почему насчитывающая миллионы лет цивилизация ящеров не научилась тому же самому за столь длительное время, при том, что их ученые все же иногда сталкиваются с огнем в своих лабораторных исследованиях. Автор выходит из положения путем допущения о водном происхождении разумных рептилий, из-за которого они не могли познакомиться с огнем до своего выхода на сушу и якобы сохранили перед ним врожденный панический страх, исключая лишь отдельных «безрассудных» ученых.

Такое объяснение приводит к накладкам с другой стороны. Водное происхождение тянет за собой необходимость обитания в воде молодых рептилий вплоть до достижения оптимальных размеров, когда им приходит пора выбираться на сушу и присоединяться к взрослым, приступая к обучению речи и другим важнейшим умениям и навыкам. С этим никак не стыкуется происхождение рук разумных ящеров. Дело в том, что ласты мозазавров развились из лап их далеких сухопутных предков, вернувшихся в воду. Подобный эволюционный ход вполне обоснован, поскольку ласты намного эффективнее лап с точки зрения собственного спасения или успешного преследования и ловли добычи в воде. Но с чего бы вдруг на месте передних ласт мозазавров у их разумных потомков появились руки, которые не только не дают выигрыша в скорости движения и маневренности в той же воде, а, напротив, заметно ухудшают эти показатели по сравнению с ластами? "Движение в морях требует обтекаемости. Морские животные не могут иметь торчащие выступы и конечности наподобие рук" – справедливо заметил Айзек Азимов ("Основание и Земля"). Таким же образом трудно допустить возможность сухопутной адаптации приспособленных к зрению в воде глаз молоди разумных рептилий из-за значительного отличия в коэффициентах преломления воды и воздуха и в меньшей степени – их скелетно-мускульного строения вследствие совершенно различного распределения нагрузок в воде и на суше. Это результаты пренебрежения правилом "бритвы Оккама".

Для размышлений подбросим дополнительно проблему детей-маугли, выкормленных животными. Наблюдения за ними показывают, что для полноценного формирования человеческого разума, во всяком случае, его социальных аспектов и речи, крайне важно нахождение ребенка с раннего детства среди взрослых людей и своих сверстников. В этот период перед развивающимся мозгом ежемоментно ставятся заставляющие его постоянно напрягаться самые разнообразные задачи, и тут же для усвоения предлагаются подходящие варианты их решений. Пропуск такого жесткого тренинга не восполняется впоследствии в старшем возрасте, когда мозг в значительной степени уже сформировал базовые приоритеты и структуры. У Гарри Гаррисона молодь разумных рептилий плавает и добывает еду в составе близких по возрасту групп, но без присутствия взрослых.

Давнее засилье разумных ящеров в Африке и их вражда с людьми делают практически невозможным происхождение человечества на этом материке. Это ставит под сомнение возможность такого шага вообще на Земле, поскольку переход от неразумных предков человека к их полуразумным потомкам, видимо, требует сочетания определенных природных условий с присутствием готовых к подобному переходу приматов. Более того, многочисленные палеоантропологические изыскания говорят о том, что именно в древней Африке существовал достаточно широкий набор родственных и в то же время отличающихся между собой протогоминидов, чтобы эволюции было из чего "выбирать", хотя она неразумна, как природный процесс. Возможна ли такая ситуация на иных континентах, хотя бы в другое время, – это интересный вопрос. Во всяком случае, подобной широты археологических находок костей предков человека и их боковых ветвей нет более нигде в мире, напротив, аналогичные находки на других материках относятся либо к приматам, давно отколовшимся от ведущей к человечеству ветви, либо уже к потомкам вышедших из Африки протолюдей. Поэтому описанное Гарри Гаррисоном существование человечества лишь в Северной Америке, предполагающее его возникновение на этом же континенте либо в когда-то связанной с нею перешейком Азии, – это, по меньшей мере, не самый вероятный вариант.

ПЕРНСКИЕ ЗАКАВЫКИ

Достаточно много противоречий встречается в пернском цикле Энн Маккефри. В облаке Оорта системы Ракбета при температуре около минус 270 градусов существует чужеродная жизнь. Она образует споры размером в несколько десятков сантиметров, переносимые пришлой планетой и подлетающие к колонизованной людьми третьей планете, Перну. Двигаясь с высокими скоростями, споры нагреваются от трения в атмосфере Перна и теряют свою прочную внешнюю оболочку, состоящую из водяного льда с вкраплениями пыли и камешков. Ближе к поверхности планеты рвется внутренняя оболочка, и ее содержимое разворачивается в падающие подобно дождю нитевидные образования (Нити). Последние способны чрезвычайно быстро пожирать любую органическую материю, разрушая ее и воспроизводя из получающихся молекулярных фрагментов собственные структуры. Для этого им нужен лишь контакт с этой материей и присутствие кислорода, поэтому они крайне опасны для сражающихся с ними всадников и драконов, нанося им тяжелые ранения при малейших касаниях. Совершенно правильно указано, что Нити имеют белковую природу («Заря драконов»), иначе их воспроизведение из чуждой им органики было бы затруднительно.

Маккефри приписывает Нитям большую скорость поглощения органики («Заря драконов», «Глаз дракона», «Небеса Перна»). При этом выживание кустов, деревьев и лесов при падениях Нитей на просторах незащищаемого драконами южного континента планеты вряд ли возможно, если только выведенные колонистами и пожирающие Нити личинки не живут все время на самих растениях и в кронах деревьях. А этому противоречат стремление личинок укрыться от солнечных лучей в почве и их зимовка в ее глубоких слоях («Странствия дракона»). Кроме того, в почве они, видимо, находят себе пропитание в перерывах между падениями, а удастся ли им найти что-то съедобное для себя на листьях и ветках – это еще бабушка надвое сказала.

Возможно, быстрое пожирание Нитями всего живого ограничивается лишь скоростью продвижения фронта разрушения органического материала. Увеличить эту скорость за счет возможного выделения тепла при химических реакциях нельзя: быстро наступает денатурация белков Нитей. Это ограничение исключает тепловую порчу Нитями используемой для передачи сигналов металлической проволоки («Странствия дракона»). Химическое разрушение Нитями сразу и органики, и металла возможно, но одновременное с ними активное воспроизведение белковых структур Нитей уже менее вероятно – реализовать все три процесса в одних и тех же условиях гораздо сложнее. Поэтому на самом деле остается неясным, как Нити могут разрушить проволоку, особенно в свете многочисленных утверждений о том, что металл защищает от Нитей («Заря драконов» и далее).

Сжигать Нити выдыхающим пламя драконам, генетически выведенным из мелких летающих ящериц-файров, помогает превосходное зрение («Небеса Перна»). Его обеспечивают огромные фасеточные глаза («Мастер-арфист»), способные видеть даже в тумане («Морита – повелительница драконов»). Но Нити падают на планету независимо от времени суток или погоды на планете и вовремя разглядеть их ночью в воздухе не по силам даже суперзорким драконам. Возможно, поэтому Маккефри неоднократно объявляет, что Нити гибнут в холодном ночном воздухе, а также зимой и в снегу («Морита – повелительница драконов», «Полет дракона», «Все Вейры Перна»). Такая гибель неправдоподобна: для форм жизни, привычных к температуре минус 270 градусов, условные плюс 20 градусов днем или минус 5 градусов ночью не должны давать существенной разницы, возможно, лишь немного изменится их активность. К тому же надо учесть, что Нити пролетают через еще более холодные высотные слои атмосферы («Странствия дракона»), температура которых слабо зависит от времени суток.

Всюду в цикле драконы выдыхают пламя после того, как размельчат зубами и переработают в своем втором желудке природный фосфинсодержащий камень. Здесь пренебрежение простой химией: фосфин – весьма активное вещество, он самопроизвольно возгорается на воздухе, особенно при повышенном содержании кислорода, как на Перне, и едва ли может содержаться в чистом виде в камнях. Зато вполне может взорваться прямо в желудке зверя, например, при попадании туда воздуха. Тем не менее, в этом пункте Маккефри заслуживает уважения: нечасто автор-фантаст старается не просто декларировать столь необычное поведение, как выдыхание пламени, а дать ему правдоподобное объяснение. Можно даже подумать, что телепатия и телепортация – это раз плюнуть, вот попробуй-ка огнем дохнуть!

Чтобы нести всадника и запас камня – исходного сырья для выработки фосфина, дракон должен иметь огромные размеры и громадные крылья. Мало того, что он все равно не способен взлететь без телекинетических способностей (см. Гигантам и драконам – хана), так подобные крылья-паруса непременно будут мешать полетам в штормовой ветер («Глаз дракона», «Небеса Перна»), а также в проливной дождь и густой снег. Невозможность охоты на Нити при сильном дожде или ливне будто бы компенсируется быстрой, за три секунды («Глаз дракона»), их гибелью в воде («Хроники Перна: первое Падение», «Заря драконов», «Барабаны Перна»). Это плохо согласуется с пожиранием ими живой материи, так как земные животные и растительные ткани на 70-90% состоят из воды, и вряд ли эти цифры могут сильно отличаться на Перне, где условия во многом напоминают Землю. Сильный ветер, мешающий полетам драконов, но не падениям Нитей, Маккефри попросту не рассматривала. Точно так же обходятся молчанием случаи сплошной облачности от уровня моря до предельной для всадников высоты полета около трех километров, хотя Нити там можно увидеть только в последний момент, а распределенной в облаках воды, возможно, недостаточно для их гибели. Такие уж они, эти драконы – на всепогодные истребители совсем не походят, зато волей автора им даже безмозглые Нити вынуждены подыгрывать!

На Земле отдельные фасетки глаз не способны настраиваться на резкость, каждой из них соответствуют один или несколько чувствительных элементов глазного дна, а мозг принимает то или иное решение в зависимости от количества, ориентации засвеченных фасеток и скорости изменения их картины. Даже если на Перне фасеточные глаза драконов устроены по-другому, для изменения фокусировки зрения («Странствия дракона», «Небеса Перна») им требуется согласованно менять настройку каждой фасеты, которые к тому же смотрят в разные стороны («Мастер-арфист»). Обработка зрительной информации занимает значительную часть работы мозга, чтобы нагружать его еще и постоянной непростой настройкой на резкость устроенных таким сложным образом глаз. Кроме того, для повышенной остроты зрения подобному глазу необходимо исключительно большое число фасет, а оно ограничено минимально допустимыми размерами чувствительных элементов. Короче, не приспособлены фасеточные глаза к видению вдаль так, как это изображено в цикле, их удел – ближнее поле зрения и не самое высокое разрешение: «Глаза... состояли из тысяч фасет и не видели бы ничего уже в пяти футах» (Уильям Дитц «Только кровью»).

Драконы питаются мясом, особенно часто им нужно есть сразу после выхода из яиц и в последующий период роста («Хроники Перна: первое Падение» и далее). Они дышат легкими в похожей на земную азотно-кислородной атмосфере Перна («Глаз дракона», «Хроники Перна: первое Падение»). Судя по этому, энергию для полета и прочих функций организма им дает окисление кислородом в тканях промежуточных продуктов переработки пищи. Машущий полет требует чрезвычайно высоких энергетических затрат, поэтому драконам была бы необходима весьма эффективная система доставки кислорода к тканям. Однако зеленоватый цвет крови говорит о том, что переносящий кислород пигмент использует медь или, возможно, другой элемент, но не железо, и уступает по своей транспортной эффективности гемоглобину земных млекопитающих и птиц, как это следует из опыта эволюции на нашей планете (Артур Кларк, Джентри Ли «Рама явленный»).

Следующий важный момент: растворимые соединения меди токсичны при попадании в человеческий организм в больших дозах. Поэтому постоянное питание колонистов мясом диких и прирученных далеких родственников файров – вейрий и верров (Энн Маккефри «Заря драконов» и далее), у которых из-за единого происхождения с файрами такая же кровь, должно было приводить к накапливающимся отравлениям. Об адаптации людей к такому питанию ничего не говорится, напротив, в земной метрополии, откуда стартовали колонисты Перна, действует законодательство о генетическом невмешательстве в организм человека («Заря драконов»). И здесь остается противоречие, не снятое автором.

Из пернского цикла не совсем ясно, где располагаются ноздри драконов: на спине, как у файров («Заря драконов»), или в ином месте. Ноздри земных животных и птиц не зря симметричны и находятся с боков ближе к концу морды или клюва. При таком расположении можно определять нюхом угрозу или возможность добыть еду в том же направлении, в котором действуют зрение и слух, и поступившая по одному каналу информация тут же проверяется другими органами чувств, снижая вероятность ошибки, чтобы мозг мог моментально и достоверно оценить ситуацию и дать команду мускулам. Проиллюстрируем это простой оценкой. Допустим, что в каком-то случае вероятность ошибиться по трем различным каналам: зрению, слуху и нюху одинакова и равна 0,5. Чувства эти и их органы настолько разные, что соответствующие вероятности можно считать независимыми. Тогда общая вероятность ошибки с одновременным использованием трех каналов равна произведению трех отдельных вероятностей, т.е. 0,125. Это значит, что вероятность достоверного обнаружения опасности или благоприятной возможности составит 87,5%, чего в большинстве случаев достаточно для принятия правильного решения, хотя каждый канал по отдельности может равным образом подсказать как верный, так и ложный ответ. Наспинные ноздри выключают один канал из трех параллельно работающих, повышая в том же примере вероятность общей ошибки вдвое и снижая вероятность точного обнаружения до 75%. Более того, действуя в другом направлении, они вносят дополнительную помеху для двух других каналов, затрудняя достоверное восприятие внешних опасностей или благоприятных возможностей. Снижение возможностей проверить достоверность информации какого-либо канала восприятия, кстати, понижает шансы конкурентного выживания полагающихся на единственное чувство осязания слепышей (Джеймс Уайт «Скорая помощь») и даже кекропийцев, обладающих только развитым запаховым чутьем и эхолокацией, в жертву которым принесены зрение и слух (Чарлз Шеффилд «Летний прилив», «Расхождение»).

Вывод файрами, а вслед за ними и драконами, остатков пищеварения через развилку на конце длинного хвоста – не находка эволюции («Заря драконов»), а лишь промах Маккефри, делающий крайне уязвимой одну из важнейших функций организма. Представьте дракона с поврежденным львами («Небеса Перна») или Нитями хвостом, что весьма вероятно из-за его длины и большого количества шрамов на шкурах драконов («Морита – повелительница драконов», «Барабаны Перна»), и что ему остается делать, если пернские целители ничем не могут помочь? Не рассеивать же непрерывно отходы при ходьбе по земле или во время полета. Значит, только погибнуть, уйдя во внепространственный Промежуток. Именно поэтому у земных животных и птиц конечный пункт выведения находится на туловище и дополнительно защищается прикрывающим его хвостом. Длинный хвост дракона неудобен также с точки зрения аэродинамики: при необходимых в сражениях с Нитями резких маневрах в воздухе он мешается, вместо того, чтобы служить рулем. Такую ошибку эволюция должна была выбраковать еще на файрах, раз уж те изображаются успешным аборигенным видом, выживающим даже при неоднократных падениях прожорливых Нитей.

Более крупные золотые королевы-самки ревут более высокими голосами, чем бронзовые самцы («Странствия дракона», «Все Вейры Перна»), хотя у мелкой зеленой самки самый пронзительный тон («Все Вейры Перна»). Голосовой аппарат большего размера обычно дает более низкий тон, поэтому было бы естественно ожидать соответствия высоты тона драконьего рева и габаритов зверя. Вместо этого она отчасти соотнесена с их полом. Возможно, Маккефри невольно применила аналогию с ментальными голосами зверей, из-за телепатического симбиоза ощущаемыми как голоса их всадников и всадниц («Глаз дракона», «Мастер-арфист»). Но рев – это не мысленный голос, здесь такая аналогия не проходит.

С длительностью жизни драконов, составляющей пятьдесят-шестьдесят лет-Оборотов («Песни Перна» и далее), не согласуется упомянутый возраст всадника, приближающийся к ста десяти Оборотам («Мастер-арфист»), и то, что претенденты на запечатление драконов не бывали старше тридцати даже для первых выводков зверей («Заря драконов»), а обычно гораздо моложе («Неразлучная пара», «Мастер-арфист», «Странствия дракона», «Запечатление»).

Совсем нереально выглядит отмеченное компьютерной системой прекрасное здоровье поголовно атлетичных перинитов («Все Вейры Перна»). Из-за отсутствия, несвоевременности или недостаточности медицинской помощи в характерном для Перна полуфеодальном обществе неизбежно велики детская смертность («Мастер-арфист», «Дельфины Перна») и смертность заболевших и травмированных («Морита – повелительница драконов», «История Нерилки»). Высокая рождаемость с трудом их перекрывает, иначе средних размеров гористый северный континент стал бы тесен для немеханизированного сельского хозяйства раньше, чем через две с половиной тысячи лет-Оборотов («Странствия дракона»). Жизнь в плохо отапливаемых промозглых пещерных помещениях («Полет дракона») с каменной мебелью, от которой человек мерзнет («Странствия дракона»), приводит к частым простудам и смертельным лихорадкам («Мастер-арфист»). Непременное недоедание и скученность обитателей крупных поселений лишь усугубляют положение, даже если поверить автору, что колонисты не завезли с собой типичный для таких условий на Земле туберкулез. Немало других легочных заболеваний вызывает распространяющийся по помещениям едкий дым непременно используемых с осени до весны жаровен («Мастер-арфист»). О том, что типичной для Перна раннеиндустриальной металлургии и химии сопутствуют выбросы, чудовищно вредные для здоровья занимающихся ими ремесленников, Маккефри, видимо, даже не подозревала. Как она признавала, реконструктивная хирургия отсутствует, многие хронические заболевания не излечиваются («Все Вейры Перна»). В подобном обществе могут встречаться отдельные здоровые атлеты, но как исключения, которым с рождения сильно везет, а не как норма. Видимо, Маккефри хотелось лишний раз подчеркнуть преимущества пасторальной жизни, но удача ей изменила.

Если, как описано в цикле, при лечении драконов сращиваются хирургическими швами встык «пережженные» Нитями вены («Морита – повелительница драконов»), то некоторые их участки должны попросту отсутствовать, и для сращивания оставшихся концов необходимо использовать протезы или другие вставки: вены совсем не резиновые, их нельзя растягивать.

Жидким маслом заправляют лампы («Морита – повелительница драконов», «Отщепенцы Перна»), оно же предохраняет руки целителей от потери чувствительности при работе с целебным холодильным бальзамом («Морита – повелительница драконов»). Всадники постоянно смазывают им шкуры своих драконов, особенно молодых, для защиты от появления трещин («Глаз дракона», «Неразлучная пара», «Полет дракона», «Запечатление»), а герой многих романов цикла Джексом несет с кухни горшок с маслом, чтобы смазать шкуру своего белого дракона Рута («Белый дракон»). При всем при том растительное масло не отмечено среди продуктов питания людей, что удивительно.

Происходящие от земных лошадей скакуны приобрели на Перне раздвоенные копыта («Барабаны Перна»). Такие копыта типичны для обитателей лесов и болот, где часто требуется увеличить площадь опоры, чтобы не провалиться в мягкую почву, а непарные копыта обычно формируются у животных, преимущественно обитающих на открытых пространствах и плоскогорьях, где почвы более плотные. Ничто в цикле не говорит, что почвы Перна слишком мягкие для копыт обычных лошадей. Для чего нужно было заменять их раздвоенными? Особенно если учесть, что поначалу лошади предназначались и приспосабливались для работы на широких просторах равнин южного континента.

Не очень правдоподобна сцена воздушной охоты на дикого нелетающего птицеподобного верра, когда накидывают аркан ему на шею, рывком ломают ее, затем с помощью дракона поднимают непосильную для взрослого всадника тушу («Белый дракон»). Обитающему на травянистых равнинах и ходящему на ногах рослому травоядному существу не помешает длинная шея, чтобы поверх высокой травы издалека наблюдать за своими естественными врагами и вместе с тем доставать клювом до воды для питья. Вряд ли эта шея будет толстой, потому что голова у растительноядных птицеподобных существ относительно невелика. А тонкая длинная шея, скорее всего, не выдержит груз остального тела.

Чтобы несущий на себе своих взрослеющих потомков жук-вонючка всегда поддерживал строго прямолинейное движение («Небеса Перна»), он должен иметь весьма эффективный орган ориентации в пространстве, причем абсолютной, а не относительной. Эволюция, конечно, много чего умеет, но есть ли сермяжный смысл в таком поведении и таком органе? Не настолько защищен и грозен этот жук, чтобы позволить себе все время маршировать по прямой, не обращая внимания ни на что. Невероятен пример движения подобного жука по стволу дерева наверх с последующим спуском с другой стороны («Небеса Перна»), потому что на таком пути обязательно попадутся изгибающиеся ветви, которые тоже надо проползти по прямой либо замереть в ступоре и отцепить лапки, как только ветвь искривится.

ФАНТАСТИЧЕСКИЙ МЕЖЗВЕЗДНЫЙ ТРАНСПОРТ

Чаще всего авторы не вдаются в тонкости перемещений от звезды до звезды, необходимых для предполагаемого будущего расселения человечества и освоения экзопланет. По представлениям большинства, достаточно задать координаты места назначения или даже просто назвать умному компьютеру нужную планету, потом потерпеть на невкусном космическом рационе несколько дней, в крайнем случае – недель, и герои прибывают куда надо. Лишь особо "зверствующие" фантасты обрекают своих персонажей на многолетние путешествия. Рассмотрим более детально, как можно выполнить такие путешествия, и какие сложности возникают при этом.

С ПЛАНЕТ В КОСМОС И ОБРАТНО

Наиболее эффективные современные двигатели, способные обеспечить передвижение вне атмосферы Земли, используют хорошо известный закон сохранения импульса, согласно которому сумма произведений масс механически взаимодействующих тел на их скорости остается постоянной. Как следствие, если от некоторого тела отбросить его часть, оставшаяся масса двинется в противоположную сторону (Айзек Азимов «Путь марсиан»), испытывая реакцию со стороны отброшенной части (отдачу), поэтому такие двигатели называют реактивными. Отбрасываемой частью, обычно называемой рабочим телом или реактивной массой, чаще всего служат продукты горения химического топлива, истекающие через сопло полузамкнутой камеры сгорания. Ясно, что чем больше масса и скорость истечения таких продуктов, тем более высокую скорость приобретает остающееся тело. «Ракеты... должны иметь высокую скорость истечения газов – для экономии горючего» (Ким Стенли Робинсон «2312»). В свою очередь, скорость истечения тем выше, чем больше давление и температура в камере сгорания. Требования к надежности конструкции, жаростойкость материалов этой камеры и характеристики топлива ограничивают максимальную скорость истечения несколькими километрами в секунду. Справка: первая космическая (круговая) скорость, при которой запускаемое с поверхности Земли тело может стать ее искусственным спутником на круговой орбите, равна 7,9 км/с. Если увеличивать скорость движения тела еще выше, то его орбита будет все более вытянутой и при скорости 11,2 км/с станет разомкнутой. При этом тело покидает поле притяжения Земли (ее гравитационный колодец, редко – шахту, как в переводе романа Иэна М. Бэнкса «Вспомни о Флебе»). Эта скорость называется второй космической (скоростью убегания). Для малых небесных тел обе скорости ниже, для больших массивных планет, напротив, выше. Иногда упоминают третью космическую скорость (скорость убегания из Солнечной системы), которая требуется для выхода из гравитационного поля (колодца) Солнца на орбите Земли, она равна 16,6 км/с. Эти скорости служат индикаторами той работы, которую надо проделать против сил гравитации, чтобы выйти в свободный полет (вырваться из гравитационного колодца). Термин «колодец» возник из формы потенциальной ямы, изображающей более низкую энергию находящегося в гравитационном поле тела по сравнению с энергией того же тела в свободном пространстве.