Текст книги "Скепсофант, Скепсореал (СИ)"

Автор книги: Николай Фурзиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

Примерно с таким же скепсисом нужно относиться к существованию жизни внутри ледяных шаров облака Оорта, других форм жизни открытого космоса (Чарлз Шеффилд «Небесные сферы», Альфред Ван Вогт "Странствования «Космической гончей»), живых комет (Алан Дин Фостер «Наблюдатель»). Или разумной расы СНЛУ (Джеймс Уайт «Космический госпиталь» и последующие романы серии), якобы все время живущей при температуре всего на пять градусов выше абсолютного нуля (Джеймс Уайт «Звездный врач»). С чем дополнительно нельзя согласиться, так это со скоростью обмена информацией между такими гипотетическими организмами СНЛУ и другими обитателями госпиталя, происходящей, по мысли автора, со скоростью обычной человеческой речи. Это просто невозможно из-за той же чрезвычайно малой скорости обычных химических реакций вблизи абсолютного нуля температур. Хорошо хотя бы то, что последний автор понимает исключительную нестойкость таких организмов при более высоких температурах. Похожие вопросы возникают по существованию жизни в системе Плутон-Харон (Стивен Бакстер «Паутинка»), быстро передвигающихся сложных разумных форм на вымышленном Трансплутоне при температурах 14-20 градусов абсолютной шкалы (Джон Кэмпбелл «Трансплутон»). Большое сомнение вызывают формирование развитых форм биологической жизни в холоде Юпитера (Пол Андерсон «Завоевать три мира», Тимоти Зан «Дар Юпитера») или Сатурна (Роджер Желязны «Предсмертная песня»), при температурах минус 180 (Брюс Стерлинг «Схизматрица») или на спутнике Сатурна Титане около минус 190 градусов по Цельсию (Артур Кларк, Стивен Бакстер «Перворожденный»). Совсем фантастично появление «вакуумной» жизни на планетоиде, расположенном в поясе Койпера (Пол Макоули «Риф»). Жизнедеятельность модифицированных людей при температурах до ста градусов ниже нуля (Роджер Желязны «Ключи к декабрю») вряд ли возможна, потому что при таких температурах смеси воды с другими веществами не остаются в жидком состоянии. Маловероятно возникновение разумных водорододышащих форм жизни в холодных атмосферах гигантских газовых планет (Дэвид Брин «Небесные просторы»), если только из недр этих планет не поступает тепло, потому что эволюция таких форм должна подчиняться тем же ограничениям. Отчасти соглашаясь с температурными ограничениями, Роберт Уилсон изображает медленную, хотя и не настолько, как следует, деятельность искусственных полуорганических самоорганизующихся репликаторов в облаке Оорта, способных создавать из встречающихся там материалов необходимые структуры и конструкции, распространяться в космическом пространстве и сообщать информацию о встреченных звездных системах («Спин»). Зато Питер Гамильтон описывает формы медленной жизни, существующие при температурах вблизи точки замерзания воды при нуле градусов Цельсия («Дракон поверженный»).

Майкл Суэнвик, принимая как должное замедленное течение химических реакций в условиях Титана при температуре немногим выше минус ста восьмидесяти градусов Цельсия, тем не менее изображает обмен человеческими мыслями с представителями вымышленной тамошней жизни в обычном масштабе времени («Медленная жизнь»). Еще более фантастична схожая беседа с сознанием бывшего капитана космического корабля, тело которого поддерживается при температуре всего на десятки милликельвин выше абсолютного нуля, чтобы остановить в нем распространение нежелательного перерождения тканей (Аластер Рейнольдс "Пространство откровения"). Раздвоение ума автора: перерождение тканей замедляется с понижением температуры, а мысленному разговору с участием тех же тканей все нипочем. Или возьмем обследование частично сохранившегося мозга одного из взбунтовавшихся бионеорганических геннохимерных существ, выведенных, по задумке его создателей, для разведки опасностей космического фронтира. Это обследование проводится при нахождении уцелевшей части мозга в ванне с жидким гелием, имеющим температуру кипения 4,2 градуса абсолютной шкалы (Чарлз Шеффилд «Объединенные разумом»). То, что беседа с ней происходит с привычной скоростью, означает отсутствие биологических компонент, во всяком случае, в данной части мозга, потому что при такой температуре обеспечить приемлемую скорость реакции существа могут только неорганические материалы. Поэтому низкая температура не налагает прямого запрета на зарождение разума на подобной неорганической полукомпьютерной основе в среде жидкого гелия (Артур Кларк «Крестовый поход»). Но превращение человеческой нервной ткани в сверхпроводник с сохранением мыслительных способностей в условиях Плутона (Ларри Нивен «Дождусь») все же слишком невероятно, для него требуется чересчур много допущений, не подтверждающихся многочисленными опытами по замораживанию.

ГИГАНТАМ И ДРАКОНАМ – ХАНА

При описании фантастами инопланетных живых существ или растений часто используется прием увеличения размеров взятых в качестве прототипов земных организмов или некоторых их воображаемых гибридов. Из всего этого нам ближе существование людей-исполинов. Древние египтяне изображали богов человекоподобными, но гораздо больше размерами, как и почти равных богам фараонов, соответственно их понимаемому значению. В древнегреческих мифах часто упоминаются похожие на колоссальных людей циклопы и титаны, боги в них тоже принимают громадное человеческое обличье. Из истории той же Древней Греции мы знаем о стоявшей над проливом и разрушенной землетрясением статуе Колосса Родосского, между ногами которого могли проплывать малые суда. Джонатан Свифт в "Путешествиях Гулливера" описал целую страну Бробдингнег, в которой все люди в несколько раз выше обычного для нас роста. В качестве современного примера можно взять рассказ Джеймса Болларда «Утонувший великан», в котором вынесенный прибоем на берег погибший человек ростом был как огромнейший кашалот или самая большая акула в длину. Прочностные ограничения неизбежно привели бы к искажению пропорций тела подобного великана из-за того, что его опорная часть должна выдерживать увеличившуюся примерно в тысячу раз массу вышележащих частей. Это следствие хорошо известного в биологии закона «квадрат-куб»: с ростом линейных размеров тела его поверхность увеличивается примерно пропорционально квадрату характерного размера, а масса – пропорционально его кубу. Пример – увеличившаяся на десять процентов длина китов приводит к росту массы их тел на тридцать процентов (Артур Кларк «Большая глубина»). Поэтому, скажем, при десятикратном увеличении роста исполина его ноги должны вырасти в диаметре раз в тридцать, чтобы удельная нагрузка на них оставалась примерно той же самой. Допустим все же, что такой великан вдруг объявился на Земле и пусть его кости, мускулы и связки способны выдержать вертикальное положение и обеспечить передвижение. В этом случае сердце великана должно гнать кровь вверх на высоту нескольких этажей, а развиваемое им артериальное давление должно во много раз превышать максимально допустимое для обычного человека. Об этом говорит хотя бы пример жирафа, у которого кровь поднимается всего на несколько метров, а показатели артериального давления уже вдвое выше, чем у других животных схожих размеров. Уменьшить давление и, следовательно, приток крови невозможно: через мозг человека проходит около четверти общего кровотока. Нетрудно предсказать результат: великан с таким ростом очень быстро, может быть, моментально, умер бы от инфаркта или инсульта. При пониженном тяготении ограничение на предельный рост человека может измениться (Артур Кларк «Космический Казанова»), хотя не до такой степени (Ларри Нивен «Интегральные деревья», «Дымовое кольцо»).

Некоторое увеличение размеров может быть оправданным, но гораздо чаще оно не срабатывает. Один из подобных случаев – генноинженерное выведение огромных летающих ездовых драконов размерами до нескольких десятков метров длиной из файров, их малых крылатых родственников, в пернском цикле Энн Маккефри. Простая идея увеличения файров до драконов упирается в почти столь же простые факты. Подъемная сила при полете в атмосфере пропорциональна обтекаемой снизу воздухом поверхности тела за вычетом аналогичного результата при обтекании сверху, т.е. по грубой оценке – квадрату его характерного размера, как и определяющее силу мышц их поперечное сечение. В то же время масса увеличивается как куб этого размера (и здесь «квадрат-куб»!). Определенный выигрыш при полете дают повышение температуры тела, увеличивающее эффективность мышц, и относительное увеличение площади крыльев более крупных летунов, однако опережающий все прочее рост массы быстро ограничивает их предельный размер. На Земле, на которую очень похожа планета Перн, в том числе силой тяжести и плотностью атмосферы на ее поверхности, летать могут птицы массой не более 13-15 килограммов, и то самые тяжелые из них предпочитают в основном парящий полет и взлет с обрывов – больше мускулы поднять не в силах. «Нечто столь же массивное, как мы.., неспособно само оторваться от земли», правильно рассуждает Джек Макдевит («Обреченная»). Основная причина – невысокая удельная мощность процессов органического метаболизма, недостаточная для подъема тяжелого тела в воздух при машущем полете.

Даже при пониженной на десять процентов гравитации Перна массивным драконам для полета были бы нужны чрезвычайно высокие удельные энергозатраты. Необходимые значения типичны скорее для горения химического топлива в авиадвигателях, благодаря чему на Земле летают самолеты с взлетной массой в десятки и сотни тонн, а живые ткани не в состоянии ни развить, ни выдержать их. Справедливости ради отметим, что некоторые авторы все же понимают, что здесь не спасает даже максимально ускоренный обмен веществ (Пол Андерсон "Война крылатых людей"). Не помогли бы более прочные кости и более сильные мышцы. Вывод прост: драконы с указанными размерами не могут летать, если только они не пользуются телекинезом по отношению к себе и переносимым им людям и предметам. Видимо, к этому со временем стала склоняться сама Маккефри, когда в поздних романах цикла объясняла случаи переноса драконами ноши с массой больше собственной их непостижимыми особенностями: "дракон может поднять столько, сколько он считает возможным" ("Все Вейры Перна"), и когда описывала телекинетический перенос раненого дракона его собратьями ("Небеса Перна").

Поэтому крылья драконов и несколько меньших родственных им стражей, скорость и ощущения их машущего полета – это не более чем привлекательные художественные приемы. Ими охотно пользуются многие фантасты: кто только у них не летает, невзирая на «глупые» ограничения! Взять хотя бы способных к волшебству драконов Урсулы Ле Гуин в серии «Земноморье», разноцветных драконов-магов Барбары Хэмбли («Драконья погибель», «Тень дракона»), драконов, способных унести в когтях корову (Клиффорд Симак «В логове нечисти»). Или последнего дракона, оставшегося от древней цивилизации, существующей ныне в нематериальном виде (Клиффорд Симак «Заповедник гоблинов»), дракона, сотворенного неумелым волшебником (Алан Дин Фостер «Что натворил Ву-Линг»), драконов, в которых превращаются стремящиеся к этому путники трансвременной дороги (Роджер Желязны «Знаки дороги»). А также способных нести человека крупных динозавроподобных ящеров в романе Бертрама Чандлера «В альтернативную Вселенную», птеранодонов-телепатов (Питер Каннингем «Убить дракона»), генетически сконструированных летающих ящеров с пятнадцатиметровыми крыльями (Питер Гамильтон «Иуда освобожденный»). По внешнему облику их напоминают разумные экзопланетные дракхоны и их соперники ланнахи, массой с человека (Пол Андерсон «Война крылатых людей»).

От стандартного "драконьего" облика отступает хищная птица-крака с размером тела немногим меньше взрослого мужчины и девятиметровым размахом крыльев (Пол Андерсон «Память»). Или гигантские летучие мыши размером в человека (Джек Чалкер «Полночь у Колодца душ»), мутировавшие в результате ядерной войны летучие мыши с размахом крыльев в несколько метров (Роджер Желязны «Долина проклятий»), летающие драконьи мыши массой в четверть тонны (Джек Уильямсон «Прикосновение гуманоидов»). Человеческий облик имеют похожие на ангелов крылатые гуманоиды планеты Азурн (Билл Болдуин «Рулевой», «Защитники»), ангелоподобные обитатели верхнего яруса последнего на будущей Земле города (Аластер Рейнольдс «Обреченный мир»), генетически созданные из людей легкие крылатые летатели будущего (Роберт Силверберг «Ночные крылья»). От всех отличаются перевозящие людей и грузы полуразумные крупные нэрилы или еще большего размера прирученные парители (Джек Чалкер «Харон: дракон в воротах»). По размерам с ними схожи объезженные крылатые насекомые-безили (Джек Чалкер «Лилит: змея в траве»), верховые насекомообразные глагоциты (Лин Картер «Амалрик»), хищные инопланетные «стрекозы» с телом больше человеческого и девятиметровым размахом крыльев (Джек Уильямсон «Легион пространства»). О возможности существования огромных инсектоидов см. далее. А вспомните сказочную птицу рух (или рок) из «Тысячи и одной ночи», которая охотится на слонов, поднимая их и сбрасывая на камни! Существованию последней не поможет даже то, что будто бы страус является ее неотенической стадией (Ларри Нивен, сборник «Полет лошади»). В действительности всем им, допустив на минуту их существование, не удалось бы даже взлететь, разве только бесполезными крыльями помахать ради разминки и, может быть, подпрыгивания. В числе немногих это понятно Роберту Силвербергу, подчеркивающему при описании плавающих крылатых морских драконов планеты Маджипур длиной до ста метров и более, что такие громадные существа просто не могли бы подняться в воздух («Замок Лорда Валентина»).

Более интенсивное сгорание пищи в организме, обеспечиваемое дополнительным поступлением воздуха в легкие в ходе полета, будто бы способствует машущему полету и дает возможность летунам достигать большей массы и даже переносить немалый груз (Пол Андерсон «Крылья победы»). Одного дополнительного притока воздуха совсем недостаточно для описанных действий. Понадобилась бы еще повышенная прочность всех участвующих в полете биологических органов: мускулов, костей, связок, перьев. Но важнее всего то, что коэффициенту полезного действия мышц как тепловой машины далеко до 100%, и более интенсивное потребление энергии автоматически приводит к повышенному выделению тепла, означая гибельный для организма перегрев тканей (Паоло Бачигалупи «Заводная») выше температуры денатурации многих белков. Земные птицы на самом деле действуют вблизи этого предела, лишь на несколько градусов не достигая его. Пользующиеся описанным приемом легкокрылые, мыслящие аринниане-итри эволюционировали при биохимической основе, почти одинаковой с земной (Пол Андерсон «Крылья победы», «Люди ветра»). Поэтому использование ими подобного биологического форсажа весьма сомнительно.

Производящие ядерное оружие трехметровые летающие строны с семиметровыми крыльями якобы живут на планете с плотной атмосферой, состоящей из водорода, гелия, азота с примесями метана и аммиака (Пол Андерсон «Звездный лис»). В настоящее время недостаточно данных для ответа на вопросы, возможны ли такие существа биологически и каковы их энергетические возможности, хотя сам автор отмечает меньшее выделение энергии в реакциях органики с водородом по сравнению с аналогичными реакциями ее окисления кислородом. Дэвид Брин совершенно правильно уверен в более медленном метаболизме подобных воображаемых существ («Небесные просторы»).

Более плотная атмосфера (Пол Андерсон «Война крылатых людей», «Звездный лис») не облегчает, а лишь затрудняет мускульный полет, потому что в таком случае крыльям при каждом взмахе приходится перемещать повышенную массу воздуха, что опять же невозможно из-за тех же ограниченных удельных энергозатрат биотканей. По схожей причине еще меньше шансов на существование птиц, которые летают при силе тяжести, втрое превышающей стандартную земную, и при этом имеют длину пятнадцать и размах крыльев двадцать пять метров (Джеймс Уайт «Скорая помощь»).

Давно пора всерьез понять, что лобовая попытка обойти указанные выше ограничения на машущий полет за счет простого увеличения размеров, в том числе путем генных технологий, так просто не работает, нужно минимум еще одно невероятное событие – телекинез. Но это не повод тормозить фантазию: стремление летать во многом подтолкнуло человека к изобретению и строительству самолетов и ракет. Никогда не следует забывать, что та часть фантазии, которая проходит все испытания в столкновениях с видимыми и невидимыми препятствиями, способна изменить нашу реальность.

Следующий случай фантастического гигантизма – червеобразный «змей Мидгарда» длиной до пяти километров, составляемый из двадцатиметровых секций поперечником до трех метров. Каждая секция имеет продольный нервный ствол с тремя утолщениями, семь-восемь пар коротких ног на брюхе для передвижения, на спине – шесть длинных мощных щупалец с когтями для защиты и пятнадцать более коротких щупалец с пальцами для захвата растительной пищи. Ближе к торцам секции расположено по три глаза с каждого торца, ртов – тоже по три с обоих боков, внутри – три пары желудков, связанных со своими ртами, и одно большое легкое, соединяющееся с дыхательными отверстиями по бокам. Секция вполне может существовать самостоятельно, но обычно несколько секций последовательно и прочно стыкуются своими торцами с соединением нервных стволов в единый продольный супермозг и образованием удлиненного и намного более интеллектуального существа (Джеймс Уайт «Чрезвычайные происшествия»).

Из всех незадач мегачервя пока выделим две. Массу одной секции можно оценить примерно в 185 т, если считать плотность ее тканей равной плотности воды (на самом деле она может быть даже выше, так как черви зимуют в спячке на дне водоемов). На каждую ногу должно приходиться в среднем по 12-13 т при ее диаметре всего 8-10 см. Для сравнения, у слона на Земле намного более толстые ноги несут массу максимум 2,5-3 т на каждую. Вряд ли инопланетные ноги со схожим органическим строением могут вынести удельную нагрузку в несколько десятков раз выше, даже если тяготение на планете обитания чуть ниже земного. Итог будет неутешительным: подломятся хлипкие конечности под такой исполинской тушей. Еще хуже дела с питанием мегачервя. Принципиальное ограничение предельных размеров живого существа с внешним питанием вытекает из той же самой закономерности, что и невозможность чересчур крупных летунов – из примерной пропорциональности его массы кубу характерного размера, а наружной поверхности – его квадрату. Чтобы обеспечить тот же уровень питания на единицу массы тела, как у вдесятеро более мелких существ, крупный организм должен увеличить объем поглощаемой еды в тысячу раз. Так как эта еда поступает через некоторую часть поверхности тела, возросшей всего в сто раз, уровень питания, начиная с некоторого размера, начнет отставать от запросов потребления. У растительноядных животных на это дополнительно накладывается невысокая питательная ценность корма (Пол Андерсон "Крылья победы"): "кентавры истребляли невероятное количество пищи, чтобы поддержать свои огромные тела" (Джек Чалкер "Полночь у Колодца душ"). Даже меньшие размером, чем мегачервь, похожие на него и питающиеся растениями животные обречены на то, чтобы тратить на еду значительную часть своего времени, поглощая и переваривая большой ее объем (Чарлз Шеффилд "Объединенные разумом"). Пусть мегачервь двигается боком, чтобы все рты на одной стороне работали без помех друг другу, все равно ему пришлось бы буквально лететь над землей, хватая и отправляя в эти рты всю встречающуюся растительность, чтобы насытить свою необъятную тушу. Но быстро бежать не позволят короткие ноги, на них можно только семенить. Более того, как описано у автора, червь передвигается не спеша обычным "продольным" манером, при котором шансы сорвать немного корма есть только у передней секции, а все последующие неизбежно останутся голодными. Такому червю некогда заниматься мудрыми делами, на уме у него постоянно будет одна еда, до которой он к тому же не сможет добраться на своих тоненьких коротеньких ножках.

Примерно та же судьба ждет жителей планеты Гроалтерр – огромных фантастических разумных телепатов, растущих в течение всей своей жизни. Даже их взрослеющий подросток размерами таков, что впервые проводящая нейрохирургическую операцию на его мозге сводная бригада инопланетных хирургов, включающая человека, пробирается к месту воздействия через трепанационное отверстие в черепе и далее пешком по дну извилин коры мозга, раздвигая перед собой стенки этих извилин. В свою очередь, оперируемый сам выступал хирургом для старших представителей своей цивилизации, целиком проникая внутрь их намного более крупных тел, разрушая там острыми окончаниями своих щупальцев вредоносные старческие образования и выбираясь наружу через дыхательные отверстия этих тел (Джеймс Уайт «Врач-убийца»). И совсем завирально выглядит описанное Чарлзом Шеффилдом существование плавающих океанских прудовиков массой в миллионы тонн, пусть даже они снабжены ртами по всей поверхности своих тел («Летний прилив»). Слабо дорасти им до такой массы, намного раньше с голоду придется помереть. Не доводит гигантизм до добра, ох, не доводит!

Большинство изложенных возражений можно высказать по поводу существования живых многокилометровых морских левиафанов-паромов. Они вмещают полтысячи и больше грузовых фургонов и других автомашин будущего лишь в одном своем предпищеварительном мешке из двух имеющихся, располагают несколькими палубами с многочисленными каютами для пассажиров и команды, несут на своем теле и внутри него надстройки, лифты и другие сооружения (Джон Де Ченси «Космический дальнобойщик»). Даже сам автор иронично спрашивает себя, как же долго по этому существу должен проходить нервный импульс, как отводится излишнее тепло из лежащих в его глубине тканей? К этому можно добавить вопросы о том, как кислород распространяется по телу левиафана, способны ли живые ткани выдержать тяжесть собранной на ограниченной площади внутренностей тяжелой техники с грузом. На таком фоне стоит удивляться заботе о предотвращении ныряния такого живого «парома» путем его оснащения многочисленными пузырями с газом по бокам, хотя и в этом, и других романах о Космостраде правдоподобные детали часто перемешаны c нарочито невероятными. Ирония и юмор прекрасно дополняют такую необычную смесь.

Еще один пример нереального биомасштабирования – растущие со дна покрывающего всю планету океана колоссальные сверхдеревья обхватом до десятков километров в романе Джека Чалкера «Цербер: волк в овчарне». Пожалуй, первая из проблем таких гипотетических деревьев – это выживание в зоне прибоя. Набегающие волны несут с собой заметную кинетическую энергию, которая прикладывается к стоящим на их пути малоподвижным препятствиям и резко возрастает во время штормов. Что при этом получается, хорошо известно почти всем: даже крепкие береговые скалы не выдерживают такой обработки и с течением времени разрушаются, превращаясь сначала в камни, затем в гальку, а в конце – в песок, и формируя самые разные прибрежные пляжи. Живые ткани деревьев по прочности уступают камню, им сложно выдержать без повреждений воздействие штормовых волн. Поэтому на Земле незащищенные от волн побережья заняты деревьями в основном в тропиках, где разрушительные последствия периодических штормов компенсируются быстрым возобновлением растительности, а донные растения представлены преимущественно гибкими водорослями, но не массивными деревьями. Вторая проблема – давление тяжелой высокой кроны на несущий ствол (или стволы). Начиная с некоторой высоты, оно приближается к пределу прочности тканей дерева, что ограничивает его максимальную надводную высоту, даже если основная часть ствола находится в воде, имеющей примерно ту же плотность и нейтрализующей давление этой подводной части из-за близкой к нулю плавучести. По этой причине живые деревья на Земле лишь иногда превышают 100 метров в высоту, и то в малоснежных и защищенных от сильных ветров местах, а самые высокие цельнодеревянные постройки столь же редко переваливают за это значение. Для планет с меньшей силой тяжести на поверхности предельная высота деревьев и зданий из дерева будет несколько выше, но не так уж намного из-за увеличения ветровой нагрузки с ростом. Третье осложнение – крона, ствол и корни должны обмениваться между собой растворами минеральных веществ и продуктов фотосинтеза. Подобный обмен основан на осмотических и капиллярных процессах, отличающихся невысокой скоростью, которой может оказаться недостаточно при значительных перепадах высоты между корнями и кроной и близких к земным длительностям суток и сезонов, чтобы обеспечить необходимую цикличность. Четвертое – размножение сверхдеревьев, по словам автора опыляемых летающими существами и, видимо, дающих какие-то семена или плоды. Эти семена или плоды должны быть плотнее воды, чтобы попадать на дно океана и прорастать там. Чтобы росток смог достичь поверхности воды с больших глубин, семя или плод должны нести огромный запас питательных веществ и иметь немалые размеры. Такой способ не может развиться под водой, для него требуется произрастание на суше, по крайней мере, поначалу. Намного вероятнее, что такие сверхдеревья могли бы размножаться вегетативным путем, отростками от корней, для чего к ним из кроны опять же должны поступать питательные растворы.

Похожие соображения по прочности и скорости обменных процессов применимы к многоуровневой сухопутной растительности, занимающей до километра сверху вниз (Алан Дин Фостер «Между-мир»), ползающим по побережью в симбиозе с животными формами живым квазирастительным «коврам» толщиной до 800 метров (Джеймс Уайт «Большая операция»). Или к такой же высоты мюирам, рядовым деревьям Рощи Богов (Дэн Симмонс «Падение Гипериона»), тысячелетнему полумильному дереву, символу и защитнику клана (Шарон Ли, Стив Миллер серия «Лиад»), к высоченным деревьям-поселкам высотой во многие сотни метров (Роберт Янг «Срубить дерево»). Основное отличие в том, что на суше растения должны выдерживать воздействие ветра, дождя или снега, но не волн, и предельная высота отсчитывается в этом случае от грунта, а не от поверхности океана. Венерианские деревья (Альфред Ван Вогт «Мир Нуль-А») невозможны как по своей высоте (900 метров), так и по условиям на поверхности Венеры, исключающим существование привычных нам растений и неизвестным автору на момент написания романа. Что тогда говорить о «стреляющих» симбиотических мегадеревьях, оцениваемых по высоте в 6,5-8 километров (Клиффорд Симак "Роковая кукла")! До пяти километров в высоту занимает также сплошная многоярусная растительность планеты Траванкор (Чарлз Шеффилд «Объединенные разумом»), но в этом случае автор оговаривает меньшую силу тяжести на ее поверхности, немного поднимающую предельную высоту, хотя, конечно, не до такой величины. Но Мировое Древо с диаметром ствола восемьдесят километров, выходящее верхушкой в верхние слои атмосферы, все равно глядит на всех них свысока (Дэн Симмонс «Эндимион»). Автор, конечно, тот еще фантазер.

В открытом космосе вдали от крупных небесных тел исчезают связанные с гравитацией ограничения. Поэтому они не действуют в случаях свободно летающих вымышленных супердеревьев длиной в десятки километров, якобы развившихся естественным путем (Ларри Нивен «Интегральные деревья», «Дымовое кольцо») или выведенных искусственно (Майкл Суэнвик «Вакуумные цветы»). Следующий масштаб – орбитальный лес, биологическое кольцо или сфера вокруг звезды, способное приютить неисчислимые толпы людей и других разумных существ (Дэн Симмонс «Восход Эндимиона»). Тем не менее скорости капиллярных и осмотических процессов должны оставаться для них примерно теми же самыми, они определяются в основном физико-химическими свойствами жидкостей и растворов. Это заставляет усомниться в возможности существования подобных растений, для роста и существования которых потребовались бы намного более высокие скорости обмена водными растворами.

С перечисленными биофизическими ограничениями слишком расходится описание параллельного мира на расстоянии одиннадцати световых лет с условиями, аналогичными земным. Там существуют люди, животные, птицы и растения привычных для нас пропорций, но все в десять и более раз крупнее (Мюррей Лейнстер «Земля гигантов»). Сам автор прекрасно понимает это, когда пишет, что встреченный в этом мире человек, по меньшей мере, вдесятеро выше пилота затянутого в этот мир суборбитального земного космоплана. Значит, его мышцы, как минимум, вдесятеро толще и во столько же раз длиннее, что дает тысячекратное превосходство в силе. Такой человек не «смог бы ни ходить, ни стоять». Подобная возможность рассматривается просто как чисто умозрительная, без какого-либо разумного объяснения, хотя в том же романе говорится, что высота зданий в ином мире ограничивается прочностью дерева и стали, используемых в качестве строительных материалов. По той же причине самолеты в этом мире не строятся. Тем не менее, растущие там деревья во столько же раз выше земных! То есть для неживых предметов прочностные ограничения действуют, а для живых организмов, даже того же происхождения, – почему-то нет. Вот такая совсем уж выборочно-противоречивая фантастика.

Масштабирование в противоположном направлении встречается гораздо реже, хотя этот прием использовал еще Джонатан Свифт в тех же «Путешествиях Гулливера». В написанном по киносценарию романе Айзека Азимова «Фантастическое путешествие» нейрохирург и медсестра в составе экипажа уменьшенной в миллион раз миниподводной лодки проходят с приключениями по кровеносной системе пациента до угрожающего его здоровью тромба в мозгу и разрушают его, выбираясь затем обратно. В основе сюжета лежит гипотетическая возможность уменьшения размеров всех атомов объекта. Размеры атомов определяются главным образом силами фундаментальных взаимодействий и их балансом. Уменьшение атомных масштабов означало бы настолько существенное изменение интенсивностей этих сил и их соотношений, что привычный мир, возможно, не смог бы существовать или, по меньшей мере, выглядел бы совсем по-другому. По той же причине невероятно уменьшение людей до размеров области, занимаемой электроном (Ромен Фредерик Старлз «Микро-Вселенная»).