Текст книги "Скепсофант, Скепсореал (СИ)"

Автор книги: Николай Фурзиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)

РЕАЛЬНОСТЬ ПРОТИВ НАИВНОСТИ

Социальные предрассудки часто тянутся за самими фантастами независимо от их желания и мастерства, как случилось с Клиффордом Симаком и его полуанархистской нелюбовью к функциям денег. Подобной наивностью отличаются не только западные авторы. Те же братья Стругацкие в своих ранних произведениях были весьма близки к вполне стандартному для того времени "комсомольско-оптимистическому" стилю. С осознанием ими действительности заметно использование более близких к реальной жизни фантазий с примесью горечи и едкой сатиры ("Трудно быть богом", "Пикник на обочине", "Сказка о тройке"). Еще больше наивности и опасности несет характерное для нынешней отечественной фантастики инфантильное засилье прославлений бездумных псевдоподвигов людей с оружием, отвлекающее современного читателя от решения реальных задач повседневной жизни, где оружие не только не помогает, но чаще всего вредит. Безнравственно, грешно и расточительно постоянно пропагандировать разного рода войны с их отрицанием ценности жизни в нашем обществе, которое явно страдает от нехватки населения на подавляющей части занимаемой им территории. Милитаризм подвязывается к бесполезному в нынешнее время псевдоимперскому мышлению, являющемуся всего-навсего рудиментом кочевых времен и ведущему к дальнейшему социальному и технологическому отставанию от других стран и снижению уровня жизни.

Социальная наивность встречается в других случаях, в том числе применительно к прошлому нашей страны. Джеймс Блиш безосновательно предсказывал бескровную победу Советского Союза в холодной войне с Западом вследствие перенятого последним усиления правительственного контроля, роста подозрительности и чрезмерного засекречивания («Звезды в их руках»). Он недооценил гибкость рыночной экономики и связанной с ней культуры и сильно переоценил конкурентные возможности неэффективного планового хозяйства и централизованного идеологизированного управления. Грег Бир, описывая в романе «Эон» историю параллельного мира, изобразил быструю «перековку» старших командиров космического десанта Советской Армии в результате знакомства с подлинной историей Советского Союза и Земли в целом. Совсем невероятно. Для большинства людей расставание с привычными традициями, стереотипами, мифами и иллюзиями намного чаще оказывается чрезвычайно болезненным и даже неприемлемым. Об этом говорит хотя бы неприятие подобной информации политработниками того же десанта, а в более общем случае – история многочисленных конфликтов и войн при взаимодействии отличающихся культур и особенно религий. Недостаточно просто показать людям более эффективные способы или пути развития: они должны свыкнуться с новым, а для этого требуется время, например, смена поколений и, может быть, даже не одна, как показывает опыт многих стран, в том числе современной России. Если к тому же в обществе насаждается активное отторжение нового или реваншизм одновременно с милитаризмом, это время может сильно затянуться.

Артур Кларк заявлял, что Ленину не повезло начинать революцию без тех мощных компьютеров, которые будут рассчитывать и прогнозировать политико-социальные процессы через тысячу с лишним лет. В этом гипотетическом случае история якобы могла обойтись без Сталина и развязанного им террора («3001: Последняя Одиссея»). Просто «детское» заблуждение из-за явно недостаточной информированности и иллюзий. Задолго до октябрьских событий, будучи в Швейцарии, Ленин в частном порядке предсказывал своим политическим противникам, что их будут вешать на фонарях в случае захвата власти революционерами, а в сентябре 1917 года в статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» не исключал применение смертной казни революционным правительством. Кстати, смертная казнь была отменена 26 октября 1917 года Вторым Всероссийским чрезвычайным съездом рабочих и солдатских депутатов. Несмотря на это решение более высокого по статусу органа власти, 21 февраля 1918 года возглавляемый Лениным совнарком своим декретом «Революционное отечество в опасности» постановил расстреливать без суда на месте преступления неприятельских агентов, спекулянтов, громил, хулиганов, контрреволюционных агитаторов, германских шпионов. Следующим декретом от 13 июня 1918 года смертная казнь была введена уже в полном объеме. Распоряжения о массовых расстрелах неугодных большевикам лиц в первые годы после переворота 1917 года подписывали Ленин как предсовнаркома или Дзержинский как председатель ВЧК, и для обоих это были нередкие и вполне обычные моменты «работы». ВЧК была создана при активной поддержке Ленина уже в начале декабря 1917 года как внесудебный, т.е. полностью беззаконный, вооруженный карательный орган, подчиняющийся непосредственно совнаркому и действующий в его интересах. За один только начальный 1918 год общее число погибших жертв ВЧК оценивается десятками тысяч, не считая самосудов, расстрелов демонстраций, убийств в ходе национализации, реквизиций, продразверстки и прочих актов смертельного насилия со стороны большевиков. «Красный террор», легализовавший действия ВЧК и аналогичные меры, был введен в качестве официальной практики декретом совнаркома в начале сентября 1918 года. Формально его отменили через несколько месяцев, а на деле к этому времени он только начал разворачиваться, но уже под другими наименованиями.

Как "красный террор", так и пришедшие ему на смену действия по "защите революции", "противодействию контрреволюции" и прочие использовались не столько для борьбы с вооруженным сопротивлением большевикам, но чаще как способ физического устранения тех, кто мог стать их политическими и экономическими соперниками. Убивали бывших министров и сановников, депутатов Думы и учредительного собрания, фабрикантов и купцов, офицеров и полицейских, чинов жандармского корпуса и дворян, священников и лавочников, кадетов, меньшевиков и эсеров, и многих других подряд, в том числе мучительными способами и с применением пыток. Смертью наказывали за происхождение, за высокое положение в Российской империи, за владение имуществом, за принадлежность к другим политическим партиям. Самые суровые меры, вплоть до расстрелов, повешений и других казней, в том числе заложников, Ленин требовал применять к сопротивлявшимся большевистской власти, отзывая не проявлявших в этом должного рвения партийных работников. С компьютерами Ильич точно развернулся бы во всю мощь: никто бы от него живым не ушел! Ленин и его сторонники спокойно реализовывали через ВЧК и другие чрезвычайные комитеты, комиссии, совещания, трибуналы свои не имеющие ничего общего с гуманностью представления о том, кто нужен революции, а кто нет. Это происходило за несколько лет до того, как Сталин стал играть решающую роль в государстве. В итоге была уничтожена или вынуждена эмигрировать значительная часть наиболее образованных и опытных людей почти во всех сферах жизни общества. А их в России и так было немного. На ключевых постах, вплоть до самых высших, сплошь и рядом оказывались совершенно неподготовленные или малограмотные лица, что привело страну как к техногенным, так и к еще более страшным социальным катастрофам.

Переворот-революция, к несчастью, навязал России мафиозный способ прихода к власти и ее удержания, при котором эту власть подминают под себя те, кто меньше других стеснен соображениями морали, объявляемой "буржуазной" или чуждой нашим традиционным ценностям, прочих же отстраняют всеми способами, не щадя никого. Собственную жестокость и бесчеловечность объясняют в разное время защитой революции и революционным правопорядком (фактически – отсутствием права), формированием "передовой" морали и интересами трудящихся, враждебным окружением и обостряющейся классовой борьбой, фашистской агрессией, интернациональным долгом и охраной русского мира – знай себе, подставляй очередной фальшивый пропагандистский штамп, а если их не хватает, так выдумай. А могут ничего и не объяснять, ведь, как говорил Мао Цзедун, "винтовка рождает власть". Сомневающимся демонстрируют всевозможные карательные меры, в том числе упорствующим в сомнениях – на них самих. Так же просто изобрести пролетарский, классовый, антифашистский, русский "гуманизм", лишь бы самим не придерживаться норм подлинного всеобщего гуманизма. Конечно, огромное число насильственных убийств и чрезмерные лишения оставшихся в живых не совместимы ни с гуманизмом, ни с заявлениями о свершении революции в интересах человечества. Результат очевиден – людоедская диктатура ради неограниченного властвования и откат к первобытному варварству ради утопии, которой не суждено никогда сбыться.

Беспринципно рвавшийся к власти, заполучивший ее и не стеснявшийся в средствах Ленин проложил дорогу Сталину и многому его научил, в том числе личным примером, а самому ему из-за болезни еще повезло умереть в своей постели, а не от пули палача, как большинству его соратников, или от удара ледоруба, настигшего Троцкого. Чего же удивляться тому, что наверху оказался наиболее жестокий, не обремененный моральными соображениями, с молодости склонный к решению большинства вопросов методами насилия и охотно применявший эти методы для укрепления собственной власти представитель большевизма? По большому счету события тридцатых годов отличались от "красного террора" лишь большей организованностью и преобладанием простых людей среди жертв, потому что непростых к тому времени почти не осталось. Сталин успешно и творчески продолжил дело Ленина, это на самом деле так, надо только добавлять "бесчеловечное". Оба они одного поля ягоды, оба сознательно выбрали один и тот же мафиозно-террористический путь, несмотря на дворянское происхождение одного и семинаристскую юность второго. Созданный ими политический режим официально назывался диктатурой пролетариата, хотя вся власть была в руках партийной верхушки. Его верховные руководители – самые настоящие диктаторы, особенно по степени применения ими насилия, и именовать их словами "вождь" или "эффективный менеджер" значит очень сильно искажать факты в стремлении замаскировать суть. И мы еще идеализируем этих диктаторов, выискивая их несуществующие государственнические интересы и приписывая персонально им последующие достижения всего народа, за которые заплачено миллионами и десятками миллионов человеческих жизней! Они даже недодемонизированы! Прилежно использовавшие их опыт Пол Пот и Кхиеу Самфан выглядят рядом с ними мелкими хулиганами из захолустной кампучийской подворотни. Особенно если вспомнить, что в это же время многие другие страны добились гораздо большего без столь чудовищных жертв и разрушений.

Сплошная фальшь и правовая беспомощность сквозят в попытках власть имущих и их подпевал оправдать очевидные преступления и собственный произвол надуманными государственными интересами или действиями несуществующей внутренней оппозиции. Столь же явной неправдой выглядят поползновения перекладывать вину за это на мифическое внешнее влияние. Кошмарный террор инициировали, утверждали и проводили в жизнь родившиеся и выросшие на территории Российской империи руководители нашего государства, права человека в массовом порядке злостно нарушались и продолжают нарушаться главным образом представителями нашего государственного аппарата, преступления в основном творили и творят местные жители. Нам отчаянно недостает мужества признать, что по общему правилу причину всех судьбоносных потрясений общества, включая революции и их последствия, прежде всего стоит искать в действиях властей тех стран, где эти потрясения происходят, и мы трусливо и инфантильно ищем виноватых где угодно, только не в себе самих. Ворохнувшуюся совесть глушим ничем не подтверждающимися мантрами о своей якобы высокой духовности. "Всякая преданность божеству, либо концепции, либо общему принципу, которая ставит повиновение кому-то или чему-то превыше справедливого обращения с невинным человеческим существом, есть зло" (Дэн Симмонс "Гиперион").

В обстановке террора, страха и постоянного партийно-государственного двуличия выросло несколько поколений. Неудивительно, что средний советский человек был запуган, склонен к ложным и корыстным доносам, беспричинно агрессивен, жесток, аморален, вороват, несмотря на прекраснодушные призывы в стиле кодекса строителя коммунизма. Свою роль в этом сыграл опыт тюрем и лагерей, через которые поневоле прошла значительная часть населения. В результате Советский Союз во многих отношениях напоминал огромный лагерь с установленной в нем тюремной иерархией и такими же порядками и методами управления. Откуда же в лагере взяться навыкам демократии? Например, с помощью навешивания различных ярлыков и разнузданной госпропаганды агрессия большинства неоднократно подогревалась и направлялась на ни в чем не повинное меньшинство. И сейчас мы видим попытки повторения тех же приемов. Если наша так называемая элита не брезгует ими, а народ это проглатывает, значит, мы еще не расстались с советским образом жизни.

Еще одна беда заключается в том, что многие выросшие в подобных условиях люди, в том числе политики, просто не знают иных способов государственного управления и ратуют за применение все той же негодной модели в нынешних условиях, пытаясь подогнать под нее изменившуюся обстановку. В результате до сих пор наша страна барахтается в этом дрянном наследии и никак из него не выберется, переживая в настоящий момент некую смягченную "культурную революцию", в свою очередь повторявшую отечественный террор тридцатых годов прошлого столетия. В откровенном стремлении сохранить власть за собой наша родная бюрократия и сейчас не особо стесняется в средствах, "курощая" политических соперников всевозможными и не всегда вегетарианскими способами, разве что до расстрелов дело не доходит. Даже обычную и полезную критику реальных недостатков тут же стараются представить русофобией, происками пятой колонны, предательством и т.д., вместо того, чтобы взяться за исправление выявляемых людьми упущений. Больше всего это говорит о самих бюрократах, отчаянно не желающих расставаться с властью и сопровождающими ее лакомыми печеньками типа контроля огромных ресурсов, возможностей отщипывать от распределяемых средств, припрятанных в офшорах капиталов, квартир по льготным условиям, зарубежной недвижимости, обучения детей за границей. И эти персоны вместе со своей обслугой пыжатся изображать из себя патриотов?

По представлениям фантастов, властолюбие остается столь же типичным для людей. Именно оно приводит к установлению скрытой от большинства иерархии даже в таком коллективистском обществе, как Объединенные (конджойнеры) с их общим сознанием (Аластер Рейнольдс «Ковчег спасения»). Большинству властолюбцев нужна власть сама по себе, ради обладания ею: "Они живут, чтобы властвовать, доминировать – просто ради самой власти" (Джек Чалкер «Бег к твердыне хаоса»). "Говорят, что «власть разлагает», однако правильнее было бы сказать «власть влечет продажных»... Тиран... стремится к господству, не может им насытиться и неукротимо рвется приумножать его" (Дэвид Брин «Почтальон»). Меньшей частью движет не подтверждающееся историей заблуждение, что они лучше других способны распорядиться властными полномочиями. А еще чаще это можно слышать при прославлении стоящих у власти лиц и оправдании их дальнейшего пребывания на тех же местах, несмотря на все допущенные ими промахи. "Есть обратная зависимость между властью, которой обладает человек, и уровнем функционирования его разума. Человек ординарного ума, приобретая власть любого рода, приобретает преувеличенное представление о своих способностях. Возле него собираются подхалимы. Решения перестают подвергаться критике. А возможности вмешиваться в жизнь других растут, и склонность это делать укрепляется. В конце концов получается Людовик Четырнадцатый, считавший, что сделал Франции много добра, хотя оставил после себя разрушенную страну" (Джек Макдевит "Берег бесконечности"). Похожий, но, возможно, еще более тяжелый пример в отечественной истории – царь Иван IV, чье длительное правление, переполненное малообоснованными политическими претензиями и авантюрными начинаниями, обезлюдило многие регионы страны и прямо породило последовавшее Смутное время. Такова плата за включение Поволжья в состав российского государства, последующее присоединение к нему Сибири и неудачу в Ливонской войне за выход к Балтийскому морю.

Враждующие между собой придворные группировки раскинувшейся на просторах галактики империи все время заняты борьбой за власть (Гордон Диксон «Волк»). Непременной заботой императоров Транторианской империи является удержание власти, а претендентов на трон интересуют способы его возможного захвата (Айзек Азимов «Прелюдия к Основанию», «Путь к Основанию»). Схожие намерения отличают их последователей, в том числе мутанта Мула, обладавшего способностью дистанционно управлять эмоциями людей и подчинять себе их волю (Айзек Азимов «Основание», «Основание и империя»). За власть и положение в высшем круге Второго Основания активно борются его члены, хотя в нем даже верховная должность первого спикера несет с собой гораздо больше обязанностей, чем прав (Айзек Азимов «Край Основания»). Религиозные деятели также не прочь использовать подвернувшийся шанс захватить власть и пользоваться ее преимуществами (Роберт Хайнлайн «Если это будет продолжаться»). Тому же соблазну может быть подвержен талантливый, но аморальный изобретатель (Дэвид Брин «Глина»). Претендент в межзвездные диктаторы без колебаний готов применить гениальное изобретение в качестве оружия устрашения, чтобы подчинить себе всех соперников и несогласных (Джек Чалкер «Изгнанники у Колодца душ»). Миллиардеру будущего оказалось мало его огромного экономического влияния, он решил, предварительно отредактировав личный генетический механизм и такой же механизм своей семьи, создать вирус, смертельный для всего остального человечества (Грег Иган «Отчаяние»). Власть действует как рентген для непорядочных: «любой, занимающий высокое положение, должен быть полнейшим, циничным эгоистом» (Иэн М. Бэнкс «Алгебраист»). Чтобы такой эгоизм не сказался на эффективности управления, полезно не доводить его до предела, периодически сменяя находящихся у власти людей и удерживая их под контролем независимых, а не карманных, судов, СМИ и всего общества.

В стремлении к власти люди не останавливаются перед ложью и преступлениями. Недовольные властью объединенного мирового правительства руководители транснациональных корпораций организуют климатическую войну против народов, финансируют выступления недовольных, снабжают оружием партизан и повстанцев, инициируют серии кровавых столкновений, приводящих к падению национальных правительств (Бен Бова «Колония»). Развязав опустошительную войну на Земле, правители двух противостоящих блоков достаточно быстро прекратили ее. Однако основную часть населения, заблаговременно укрывшуюся в изолированных самообеспечиваемых подземных убежищах и занятую производством роботов, об этом не информировали, напротив, более десяти лет ловкая телепропаганда сообщала им, что война продолжается и выходить на поверхность нельзя. За это время оставшийся снаружи и частично уцелевший контингент захватил всю власть и поделил между собой поверхность на огромные поместья, обслуживаемые роботами. Немногих вырвавшихся из убежищ наружу изолировали в закрытых производственно-жилых комплексах, мало чем отличающихся от подземелий по своему распорядку (Филип Дик «Предпоследняя истина»). Несмотря на гибель большинства населения Земли в ядерной войне, офицеры советского космодесанта готовы применить оружие в борьбе между собой для захвата командных полномочий (Грег Бир «Эон»). Желание установить собственную власть над торговой планетой Лиад движет командиром засекреченного и тайно финансируемого департамента этой планеты, толкая его на свершение кровавых преступлений (Шарон Ли, Стив Миллер «Агент перемен», «Дерзаю»). Случайно проявившееся умение перемещаться во времени по своему желанию предоставляет способному властолюбивому расисту реальный шанс повлиять на формирование будущего путем образования на осколках послевоенного мира технологически развитого рабовладельческого протогосударства с использованием насилия, убийств, грабежей. Остановить его и переориентировать уже сложившуюся организацию на путь служения всему человечеству способно лишь тщательно подготовленное вооруженное объединение равных ему по умению лиц (Пол Андерсон «Настанет время»). По прибытии в систему Тау Кита колонизационного космолета его вооруженная команда во главе с капитаном силой и убийствами захватила власть, установив фактическую диктатуру, в которой колонисты и их потомки стали людьми второго сорта. Так продолжалось триста лет, пока полученные с Земли важные медицинские материалы не подтолкнули номинального главу колонии на проведение своеобразной революции сверху, чтобы избежать гибели значительной части населения (Ларри Нивен «Подарок с Земли»). Страшным злом выглядит распространение в космосе самого жестокого общественного устройства - тоталитаризма завтрашнего дня, использующего технологические достижения для превращения людей в марионеток и всемерной собственной экспансии, не останавливающегося перед любыми средствами, лицемерно прикрывающегося целями установления нового порядка (Чарлз Стросс «Железный рассвет»). «Власть и алчность... производят опустошение в людских душах» (Джек Чалкер «Полночь у Колодца душ»).

«Вы упиваетесь властью, а убийство – одно из проявлений власти... Но человек удерживал звездные форпосты не физической силой, а силой разума, колоссальной интуицией и еще – непоколебимой убежденностью в том, что он, человек, является венцом творения всего живого в Галактике, несмотря на обилие фактов, способных опровергнуть эту убежденность... Человек с презрением относился к любым цивилизациям, если их величие не сопровождалось агрессивностью и жестокостью». Подобные люди, считая себя исключительными, стремятся к власти, основанной на могуществе и знании, которые они не собираются делить с другими, им мало контролируемой ими галактической империи, они хотят властвовать над всей Вселенной (Клиффорд Симак «Снова и снова»). Определенные властные побуждения приписываются генетически модифицированным дельфинам (Дэвид Брин «Звездный прилив»). Те же самые мотивы переносятся на инопланетян, якобы способных использовать крупнейший массив накопленных вымышленным Галактическим центром знаний для навязывания и укрепления личной власти ("Клиффорд Симак «Проект Ватикан») или стремящихся к гегемонии в данной области галактики (Пол Андерсон серия «Доминик Флэндри»). Технически развитые, трусливые и расчетливые кукольники косвенным путем способствовали победе цивилизации людей в развернувшихся кровопролитных войнах с агрессивной кзинской патриархией, стараясь умерить ксенофобию кзинов и заодно обеспечивая себе будущие преимущества в торговле с обеими сторонами (Ларри Нивен «Мир-Кольцо»). Явный перенос на галактов идеала уходящей в прошлое земной геополитики как многосторонней игры с нулевым выигрышем: ослабляй своих противников, заставляя их враждовать между собой. Закулисная власть над людьми привлекает Техно-Центр, объединение самостоятельно развившихся искусственных разумов будущего, манипулирующее в своих интересах правительствами межзвездной Гегемонии, а затем сменившей ее теократической империи. Ради укрепления такой власти оно соблазняет человечество технологиями мгновенного перемещения через межзвездные расстояния, посмертного воскрешения с помощью накожных наноконструктов-симбиотов, содействием могущественных киборгов, а нежелание терять власть толкает его на многочисленные преступления с огромными жертвами среди населения большинства планет и космических поселений. Для подавления или уничтожения неподчинившихся готовятся все новые и новые технологические ухищрения (Дэн Симмонс серия «Песни Гипериона»). Действительно, продолжение человечества в синтетическом разуме само по себе не гарантирует, что этот разум не унаследует самые худшие черты создателя, включая стремление к экспансии и силовым конфликтам (Чарлз Стросс «Акселерандо», Кен Маклеод «Выключить свет»). Схожие мысли вкладываются в машинные разумы, порожденные предыдущими галактическими цивилизациями (Дэвид Брин «Опоздавшие»).

Стратегические цели и политику многих изображенных фантастами цивилизаций будущего можно характеризовать словами, приписываемыми одному из руководителей мерсеян, более молодых соперников людей: «Боевые действия – только средство для достижения конечной цели – гегемонии нашей расы. А это, в свою очередь, тоже лишь средство достичь самого высшего итога – абсолютной свободы для нашей расы делать в галактике все, что она захочет» (Пол Андерсон «Мичман Флэндри»). Здесь проглядывает вполне обычное для нашей земной современности стремление к силовому политическому доминированию. Сохранится ли оно в далеком будущем или верх возьмет конкурентное сотрудничество и насколько опыт человечества будет пригоден в маловероятных отношениях с галактами?

Справиться с неограниченным властолюбием помогает демократия. Обычно она реализуется через ту или иную выборную систему, при которой властные полномочия руководителей всех уровней ограничены законом и приобретаются не по наследству, назначению предыдущим руководителем или в результате переворота, а по итогам периодических свободных конкурентных выборов. В таких выборах вправе участвовать все совершеннолетние избиратели, на них не должны допускаться многократные победы одних и тех же лиц или неограниченное продление их полномочий. Чтобы исполнительная власть не издавала законы в своих интересах, ее, как показывает исторический опыт, следует отделять от законодательной. Одни эти меры по организации власти не идеальны, при отсутствии реального общественного контроля их легко извратить. Это прекрасно подметил Ллойд Бигл в повести «Кто в замке король», изобразив общество городов-государств, основанных фактически на крепостном праве, задрапированном режиссируемыми городской аристократией выборами декоративных правительств. Разделение и независимость двух ветвей власти, законодательной и исполнительной, даже при условии признания обществом подобного порядка управления, не обязательно приводят к демократии, хотя способствуют ее зарождению. Для этого система всеобщих выборов должна дополняться независимыми от этих властей авторитетными судами, такими же средствами массовой информации и развитой сетью общественных организаций. Все это вовлекает в реальное управление большее количество людей и позволяет учитывать их интересы и интересы представляемых ими избирателей в процессах выработки и проведения в жизнь важных для общества решений. При установленной законом и соблюдаемой периодической публичной отчетности властей, в том числе в виде выборов, их действия тем самым оказываются под постоянным контролем широкой общественности. Реальная многопартийность не дает возможности сосредоточить управление и контроль в одних и тех же руках. Отделение политических интересов от экономики облегчает сменяемость власти. Всем этим демократия отличается от авторитарных и тем более тоталитарных режимов, замыкающихся на весьма ограниченных по своему составу группах интересантов. Естественно, она не позволяет превратить политическую борьбу в насильственное устранение конкурентов или ограничение их возможностей.

Колонию на планете Гермес представляет во внешних сношениях и командует ее вооруженными силами Великий Герцог, который выбирается из узкого, но не связанного с имущественными интересами, круга лиц. Его верховная власть уравновешивается влиянием президентов аристократических земельных кланов-имений и лидеров Последователей, за которыми стоят промышленные и людские ресурсы (Пол Андерсон «Обитель мрака»). Во всем цикле произведений того же автора о Торгово-технической лиге экономическая мощь Лиги сочетается с политической властью правительства Содружества, объединяющего планеты Солнечной системы и часть инопланетных колоний. Исполнительная и судебная власть Коронала ограничена возможным вмешательством Понтификса в качестве верховного арбитра, а также эффективным моральным воздействием независимых Леди Острова и Короля снов (Роберт Силверберг цикл «Маджипур»). Основанное на хартии, конституции Перна, существование автономных квазифеодальных холдов-поселений, цехов и Вейров (Энн Маккефри, пернский цикл) отражает равновесие раздробленных основных сил и поддерживает относительную стабильность жизни на планете, как в периоды падений опаснейших Нитей, так и в интервалах между ними. Высшим органом управления и одновременно верховным судом является периодически созываемый конклав, в который входят лорды великих холдов, предводители Вейров и главные мастера цехов. Судебные решения тройки, составленной из лорда великого холда, предводителя Вейра и главного мастера цеха ремесленников, приравниваются к решениям конклава («Небеса Перна»), правда, не на основании хартии, как это изображено в романе. При составлении хартии на Земле («Заря драконов») можно было предусмотреть появление руководителей холдов и цехов, но никак не предводителей Вейров. Вейры возникли уже непосредственно на планете, для ее защиты с помощью генетически выведенных драконов от падений с неба неизвестных до того прожорливых Нитей. Ради общего выживания периниты могут иногда объединять свои знания и умения, ограничивая на время самостоятельность цехов и холдов («Странствия дракона», «Все Вейры Перна»). Безопасность планеты превыше автономии ее отдельной единицы («Отщепенцы Перна»), поэтому за халатность конклав отрешает от должности и ссылает Чокина, лорда-владетеля великого холда Битра, создавая прецедент, а всадники Вейра исполняют это решение, формально нарушая независимость холда, но действуя в общих интересах Перна («Глаз дракона»).

Какие опасности подстерегают на пути к демократии? Пример владетеля малого холда Фэкса, коварством и убийствами захватившего сначала великий холд своего дяди, а потом и пару соседних великих холдов ("Мастер-арфист"), показывает, что конституционная хартия и традиции сами по себе не ограничивают их нарушителей, а пацифизм бессилен перед вооруженной силой, даже если она действует без законных оснований. И что может помешать некоему предводителю Вейра, единолично распоряжающемуся превосходящей все остальное воинской мощью всадников и драконов, возвести силовое решение в обычай, а не останавливаться в своих действиях в ожидании решения конклава? Приписывавшая властолюбие алчности Маккефри понимала, что та возникла в ходе эволюции и типична не только для людей ("Заря драконов"), и ввела клятву всадников, согласно которой они обязуются защищать холды и мастерские ("Мастер-арфист", "Полет дракона"). Судя по описанным преступлениям перинитов ("Глаз дракона", "Мастер-арфист", "Отщепенцы Перна", "Все Вейры Перна"), такую клятву совсем несложно нарушить или изменить. А скорее всего, не надо ничего нарушать или менять, потому что обязанность защиты Перна, видимо, не связана напрямую с независимостью холдов и мастерских, и Вейры вполне могли бы их защищать, держа в полной своей власти. Прилетевшие из прошлого Древние всадники, к примеру, относятся к холдерам и ремесленникам, как к подневольным ("Странствия дракона", "Барабаны Перна"), и лишь собственная лень мешает им сделать следующий шаг к подчинению последних. Здесь автор выглядит неубедительно, и то, что всадники до сих пор не поработили всю планету ("Все Вейры Перна"), – не самый естественный исход. Для устойчивости сложившегося равновесия сил предводители Вейров и лорды должны сознательно и постоянно отказываться от алчности, властолюбия и не пренебрегать своими прямыми обязанностями по созданию условий для процветания своего Вейра и великого холда. Слишком многое зависит от их личных качеств, как в большинстве реальных случаев. Вывод: надо правильно воспитывать элиту, тщательно отбирать и проверять выдвигаемых ею будущих руководителей, чтобы не надеяться на авось и не жалеть потом об упущенных возможностях (Гордон Диксон "Зовите его Господин"). Нельзя отдавать такую подготовку каким-то узким замкнутым группам – этот путь ведет к клановой полумафиозной системе управления. Обучение только в собственной стране не дает в полной мере воспользоваться опытом других наций. Разделение властей распределяет рычаги управления по разным рукам и препятствует сползанию к авторитарным или военным режимам правления. Но не ждите от него автоматической демократии – для ее ростков нужны немалый достаток населения, мирные условия и долгий тщательный уход. Впрочем, ограничение избирательного права и рождаемости в обмен на преодоление бедности и безработицы может предполагаться даже в гораздо более развитом обществе будущей Земли (Джеймс Блиш "Сердце звездного мира").

Назад к карточке книги "Скепсофант, Скепсореал (СИ)"