355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Некрасов » Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856 » Текст книги (страница 31)
Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:37

Текст книги "Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856"


Автор книги: Николай Некрасов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

Знание жизни городской бедноты было основано у Некрасова и на впечатлениях, рожденных некоторыми мотивами русской и европейской литературы («Нищий» (1826) М. П. Погодина; «Салопница» (1842) и «Нищий, или История богатства» (1845) Ф. В. Булгарина; «Оливер Твист» (1838, рус. пер. – 1841) Диккенса, творчество Ж. Жанена, Э. Сю, Бальзака). [11]11
  См. об этом: Гуковский Г. А.Неизданные повести Некрасова в истории русской прозы. – Некрасов. Тростников, с. 352–354.


[Закрыть]
. Но основным творческим импульсом Некрасова в прозе, как и в поэзии, было острое восприятие социальных противоречий жизни и демократическая устремленность писательского взгляда.

Историко-литературное значение повести – в ее промежуточном положении между нравоописательной и романтически-идеальной литературой 20-30-х гг. XIX в., с одной стороны, и литературой рождавшегося реализма, с ее демократическими устремлениями, – с другой.

Описание бытовых сцен, насыщенное жизненными реалиями, хранит традиционные черты сатиры XVIII в. и нравоописательной нрозы начала XIX в. В них отразились литературные достижения таких современников Некрасова, как Н. Ф, Павлов, Ф. А. Кони, Е. П. Гребенка и прежде всего, конечно, Гоголь – автор «Петербургских повестей». В основном же для Некрасова-бытописателя характерны тенденции, предвосхищавшие завоевания «натуральной школы». Повесть, герой которой сталкивается в своих скитаниях с бытом высокопоставленного чиновничества, мещанской средой и жизнью общественного дна – ночлежки, последовательно описываемыми автором, близка к физиологическому очерку.

В комментируемом произведении явственно сказались и традиции романтической русской прозы 1830-х гг. Об этом говорят основные повествовательные особенности его: декларация «истинности» событий, составляющих его фабульную основу, и вместе с тем сохранение сюжетной, новеллистической экспрессии – неожиданность финала, поэтика превращений и «узнаваний» (так, Клим в конце повести узнает после одиннадцатилетней разлуки свою мать, представшую перед ним в облике «благородной нищенки»). Приурочение действия к недалекому, но точно определяемому прошлому («начало второй четверти нынешнего века» в повести) также характерно для многих произведений романтической литературы 1830-х гг. (например, повестей А. А. Марлинского, М. С. Жуковой, Е. В. Аладьина). Иронические и сатирические «фигуры» стиля, экспрессивность разговорного языка, звучание «живого русского наречия» также связывали повесть Некрасова с традициями романтической литературы 1830-х гг. тесными преемственными узами. [12]12
  См.: Иезуитова Р. В.Пути развития романтической повести. – В кн.: Русская повесть XIX века. Л., 1973, с. 77–107.


[Закрыть]
Героем повести у Некрасова, как и у многих других писателей-романтиков, выступает одухотворенная, нравственно-цельная личность, стремящаяся к «прекрасному и высокому» и находящаяся в разладе с окружающим ее миром пошлости, корысти и порока. [13]13
  См.: Кийко Е. И.Сюжеты и герои повестей «натуральной школы». – Там же, с. 262.


[Закрыть]
«Странный человека» (1822) В. Ф. Одоевского, «Чудак» (1823) и «Юродивый» (1826) О. М. Сомова – предтечи «странного и сумаcшедшего» Клима (эти определения неоднократно встречаются в повести Некрасова). Но, быть может, еще б ольшую роль, чем названные писатели, сыграл в становлении образа «странного» человека у Некрасова Грибоедов. Не случайно сцена «сумасшествия» Чацкого на балу в «Горе от ума» почти зеркально отразилась в сцене на балу у генерала в «Повести о бедном Климе».

Одновременно Некрасовым был усвоен художественный опыт Гоголя, автора «Невского проспекта». Изображение коллизии мечты и жестокой жизненной прозы стало одним из методов развенчания романтического шаблона. Именно по этому пути пошел Некрасов, широко используя в повести прием снижения и осмеивания романтических штампов в сопутствующих им авторских «ремарках». Так, являющиеся частой принадлежностью романтической тематики мотивы чести, оскорбленной гордости и возмездия – предмет размышлений Клима, для которого честь и гордость остаются категориями высокого нравственного содержания. Но изображение столкновения героя-мечтателя с пошлой действительностью (эпизода дуэли) в двух вариантах: идеальном (в представлении Клима) и реальном – показывает наивность, романтическую несостоятельность его убеждений.

«Повесть о бедном Климе» тематически отозвалась во многих поэтических произведениях Некрасова – стихотворном фельетоне «Говорун» (1843–1845), в стихотворениях «Чиновник» (1844), «Пьяница» (1845), «На улице» (1850), «Застенчивость» (1852), «Филантроп» (1853), «Размышления у парадного подъезда» (1858), в цикле стихотворений «О погоде» (1858–1865), в поэмах «Несчастные» (1856), «Кому на Руси жить хорошо» (1865–1877) и в других произведениях.

«Повесть о бедном Климе» предшествовала прозе о городской бедноте Я. П. Буткова, «Бедным людям» (1845), «Униженным и оскорбленным» (1861) Ф. М. Достоевского. [14]14
  См. Русская повесть XIX века, с. 305–315.


[Закрыть]

…на расстоянии полуторы четверти… – Имеется в виду четвертая часть аршина (соответствует 71, 12 см), устаревшей меры длины в России.

…кандидат в чиновники– В России в области гражданской службы институт кандидатуры существовал лишь в судебном ведомстве. Отсюда следует, что Клим окончил юридический факультет университета.

Не бедняешься ли ты, голубчик мой! – Бедняться – преувеличивать нужду (см.: Даль, т. I, с. 152); здесь: нуждаться вообще.

…отца-хомяка… – Хомяк – лентяй, лежебока (см.: Даль, т. IV, с. 560); здесь: грубиян (по созвучию со словом «хам»).

…в форменном фраке с пряжкой за 20 лет… – Знак отличия (в виде прорезной пряжки с римскими цифрами в дубовом венке), который выдавался чиновникам гражданского ведомства за выслугу лет (15, 20, 30, 40, 50 и т. д.); под чиновничью пряжку вкладывалась Владимирская лепта (см.: Спасский И. Г.Иностранные и русские ордена до 1917 г. Л, 1963, с. 117).

Экзекутор– чиновник, ведавший хозяйственными делами и надзором за внешним порядком в канцелярии.

Особых примет не имеется.– Элемент словесного портрета в полицейской документации.

Владимир третьей степени– российский орден четырех степеней (последняя за выслугу лет); учрежден в 1782 г. для награждения гражданских заслуг.

…читывала Поль де Кока… – Шарль Поль де Кок (1794–1871) – французский романист-бытописатель, автор романов с нарочито запутанной интригой, в которых изображались «нравы парижских мещан». См.: наст. изд., т. VII, с. 577.

…сто тридцать восемь рублей да билет… – Имеется в виду банковский кредитный билет.

…я буду носить его вместо хвостов! – Т. е. вместо хвостов белки, куницы, соболя, сшитых в виде шарфа.

Государь ты наш, государь, Сидор Карпович, – А много ли тебе от роду лет? и пр. – Эпиграф представляет собой начальные строки шуточной народной песни (см.: Чулков М. Д.Соч., т. I (Собр. разных песен, ч. 3). СПб., 1913, с. 645).

…в полном цвете бальзаковской молодости… – Это понятие получило распространение после появления романа Бальзака «Женщина тридцати лет» (1832), вошедшего в «Человеческую комедию». Ср. в романе о Тростникове (см. с. 117).

…одетая в ветхий драдедамовый салоп… – Драдедамовый – из легкого драпа.

…пойдем да пойдем на Выборгскую… – Выборгская сторона – северный район Петербурга, застроенный богатыми дачами.

…спою Лазаря… – ПетьЛазаря – петь народную песню о Лазаре убогом, распространенную среди калек-нищих и слепцов, просить милостыню вообще. Песня, возможно, восходит к евангельской легенде о прокаженном и гонимом Лазаре.

Страсбургский пирог– паштет из гусиной печени. Упоминается в главе первой «Евгения Онегина» Пушкина (строфа XVI).

…жизни вечного жида… – Агасфер («вечный жид»), по легенде – сапожник из Иерусалима, был якобы осужден богом на вечные скитания за то, что не дал Христу отдохнуть на пути к Голгофе.

…подобно дикому мавру… – Имеется в виду Отелло из одноименной трагедии Шекспира, символизированный образ мести. «Венецианский мавр» упоминается в водевиле «Феоклист Онуфрия Боб, или Муж не в своей тарелке» (1841) (наст. изд., т. VI, с. 101).

…три листка… – Такое название носила азартная карточная игра, распространенная среди простонародья.

…как было сказано и в обыске… – Обыск – запись о бракосочетании, сделанная в церковной книге.

…три роббера кряду. – Роббер – термин карточной игры, означающий законченный тур с одним партнером.

Жизнь и похождения Тихона Тростникова *

Печатается по черновому автографу ГБЛ; отрывок из главы V части первой – по тексту первой публикации (с поправками по авторизованным писарским копиям).

Впервые опубликовано: глава VII («Необыкновенный завтрак») части второй («Похождения русского Жилблаза»), с другим вариантом начала и под тем же названием – ОЗ, 1843, № 11, отд. I, с. 319–341, с подписью: «Н. Некрасов»; отрывок, под названием «Петербургские углы», из главы V («О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются») части первой – ФП, ч. 1, с. 254–303, с подписью: «Н. Некрасов»; почти полностью – Некрасов. Тростников, с. 51–279.

В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. VI.

Известны следующие автографы романа.

Черновой автограф («Итак, после долгих размышлений ~ отец тебе, твой родной отец…») – ГБЛ, ф. 195, М 5758. 1, л. 1-153. Рукопись, без начала и конца, без заглавия и даты, с большим количеством исправлений и зачеркиваний, с дополнениями на полях, написанная чернилами и карандашом на двойных листах большого формата, с авторской нумерацией отдельных листов и со значительными пропусками листов, содержит текст частей первой и второй романа, а также разрозненные наброски, относящиеся, по-видимому, к части третьей. В части первой меньше исправлений и дополнений. В ней отсутствует глава I в объеме шести сдвоенных листов с авторской нумерацией. В главе II, без названия, отсутствуют в середине текста л. 9-11. За ней следует глава, логически связанная с предыдущей, под названием «О том, какое действие производят рекомендательные письма, о которых так много хлопочут провинциалы, отправляющиеся в Петербург». Обозначена вначале как «глава VII» (затем цифра зачеркнута и исправлена на «VIII»). Далее следует опять глава VIII, также связанная с предыдущей, под названием «О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются»; написана на л. 21–24, 29. По-видимому, отсутствующие двойные листы 25–28 были извлечены Некрасовым при подготовке «Петербургских углов» к публикации в «Физиологии Петербурга» (см.: наст. изд., т. VII, с, 333–354). На обороте л. 29 начата глава IX без названия, включающая в себя «Историю ежовой головы». Далее следуют л. 29–40, без пропусков. На л. 34 начата еще одна глава IX под названием «История Матильды», которой завершается часть первая. На л. 40 авторская помета: «Конец первой части». В тексте, публикуемом в настоящем томе, порядок глав устанавливается по смыслу, авторская нумерация их указана в разделе «Другие редакции и варианты». Авторских помет в рукописи части первой, имеющих прямое отношение к датировке романа, немного. В конце главы «Родственница и ее постоялки» после вычеркнутого диалога Тростникова с Матильдой, оканчивающегося словами: «…начала свой рассказ», следует запись: «7 сентября». В главе IX (по нумерации Некрасова) в тексте «Истории ежовой головы» после фразы: «Тут, – говорит, – выбегает к воротам собачка небольшая…» – помета: «18 сентября».

Часть вторая, озаглавленная «Похождения русского Жилблаза», испещрена большим количеством поправок; есть в ней недописанные и отсутствующие листы. Глава I, без названия, не закончена. На этом же листе после пропуска текста набросок: «Она скрылась со поглощали всё мое внимание…» (с. 154), относящийся, по-видимому, к главе I. Глава II отсутствует полностью. Далее следуют глава III (без названия), глава IV («История Параши»), глава V (первоначальное название «Бенефис актера, отличавшегося необыкновенной любезностью» зачеркнуто и заменено заглавием «Почтеннейший»). Глава VI содержит пропуск, по-видимому небольшой по объему (отсутствует место, где, очевидно, излагалось содержание пьесы «Бобровая шапка»). Большинство листов части второй рукописи пронумеровано. Авторская нумерация листов начинается с главы VII под названием «Необыкновенный завтрак» (л. 5-21) (см.: наст. изд., т. VII, с. 308–332). Далее, на л. 21 об., после окончания текста главы и авторской подписи, начата глава VIII, Посвященная описанию петербургской журналистики и представляющаяся законченной (эта часть рукописи по пронумерована и имеет сравнительно небольшое количество исправлений). О том, что это глава, завершающая часть вторую романа, свидетельствует фраза: «Прежде чем приступлю я к окончанию второго периода моей жизни, нужно упомянуть о Параше, которую мы совсем забыли» (с. 221). Далее следует продолжение «Истории Параши», начатой в главе IV. История крепостной художницы – вполне целостный эпизод, которым заключается часть вторая романа.

Следующая часть рукописи не озаглавлена, представлена несколькими черновыми разрозненными фрагментами, многие из которых написаны карандашом. По сравнению с двумя первыми изобилует множеством начатых и недописанных листов, набросков Я вариантов отдельных сцен из жизни Тростникова и других новых героев. Начало главы I имеет авторскую нумерацию листов, что позволяет судить о количестве пропусков. В главе I отсутствуют, по-видимому, два начальных листа. На л. 3–6 изложена история Дурандихи и ее компаньонок, близкая по содержанию к главам IV и V «Повести о бедном Климе». Л. 7 и 8 отсутствуют. Л. 9-16 также представляют собой переработку глав IV и V «Повести о бедном Климе», На л. 18 заканчивается глава I и начата глава II, открывающаяся эпиграфом из стихотворения Тургенева «Человек, каких много» (1843). Далее следует написанная в строку автоцитата из «Повести о бедном Климе»: «В судорогах страданья перемог я ~ вернувшегося сознания?» (с. 243), являющаяся, по-видимому, вторым эпиграфом. Л. 16 не закончен. Логическим продолжением текста этого листа является фрагмент: «Итак, вернувшись в свою комнату ~ молодой человек вздохнул» (с. 243–244); он публикуется в настоящем томе как начало главы II части третьей (варьирующие этот и следующий за ним текст другие наброски, содержащиеся на отдельных разрозненных ненумерованных листах, см.: Другие редакции и варианты, с. 531–538). Далее следуют л. 21–22, 25–27 (последний не закончен), содержащие большую правку, Часть автографа: «…говорил так, что подобный ему восторженный юноша ~ Тростников написал требуемую записку» (с. 247–249) – представляет собой вполне законченный эпизод петербургских злоключений героя. Последующие листы рукописи не пронумерованы. На одном из них начата глава III («Петербург – город великолепный и обширный!» – с. 250), включающая в себя вставки из «Повести о бедном Климе» – размышления и переживания героя, оказавшегося без крова. Среди разрозненных листов рукописи содержится непронумерованный набросок карандашом с позднейшей правкой чернилами (рассказ Агаши о пребывании в участке). На одном из листов карандашом на тексте: «– Отри свои хорошенькие глазеночки ~ пойду я к тетушке!..» (л. 275 архивной нумерации) – помещен карандашный рисунок мужской головы. Он же воспроизводится чернилами на отдельном чистом листе рядом с шестью другими рисунками (см. об этом ниже). Наиболее целостным в последней части является набросок: «Агаша шла домой, повеся голову со смертоубийство случится, в свидетели потянут» (с. 260–279), после которого следуют специальный авторский знак карандашом и помета: «до этих пор». На л. 277 (архивной нумерации), в верхнем углу, рядом с текстом: «Агаша шла домой со думая о своем беспомощном положении», авторская помета: «Тростников, часть III».

Черновой набросок: «– Вам опять хуже! – сказала она с добродушным испугом ~ покачнулась и бух в воду… ха! ха!» (с. 244–245), являющийся продолжением фрагмента: «Итак, вернувшись в свою комнату ~ молодой человек вздохнул» – и входящий в текст главы II части третьей, с поправками, зачеркиваниями, дополнениями на полях – ГБЛ, ф. 195, М 5758. 2/2, л. 1–2.

Черновой набросок: «– Вот завтра я пойду на лаву ~ еще не успела испортить, заразить тлетворным дыханием своим…» (с. 245–247), входящий, судя по логике повествования, в текст главы II части третьей, – ГБЛ, ф. 195, карт. I, № 1, л. 1–2 (на обороте л. 2 автограф стихотворения «И так за годом год… Конечно, не совсем…», <1843–1844>).

В других единицах хранения находятся несколько черновых набросков, которые по смыслу могут быть отнесены к ряду мест основной рукописи: 1) набросок: «…<самолю>бив, но вы понимаете? ~ Я всё забыл, всё простил им и называл их в душе добрыми малыми… вдруг…», с пометой на полях: «150 р<ублей> ас<сигнациями>» – ГБЛ, ф. 195, М 5758. 2/5, л. 1 (условно относится к главе III части второй, хотя можно высказать предположение и о связи этого наброска с незавершенной повестью «В тот же день часов в одиннадцать утра…», публикуемой в настоящем томе; см.: Другие редакции и варианты, с. 503–504, вариант к с. 160–161, строкам 3–5); 2) набросок: «Оплакав с непритворною горестью ~ произнося слово он,которое потому и печатается здесь курсивом», с большим количеством поправок, зачеркиваний, с дополнениями на полях – ГБЛ, ф. 195, М 5758. 2/8, л. 1–2 (на обороте л. 2 автограф стихотворения «И он их не чуждался в годы оны…», <1843–1844>) (относится к главе I части третьей; см. там же, с. 521–524, вариант к с. 230–232, строкам 8-19); 3) набросок: «Грустно делается мне со Муж был глубоко тронут», с большим количеством поправок, густо зачеркнутых мест, с дополнениями на полях – ГБЛ, ф. 195, М 5758. 2/6, л. 1 (на обороте листа начата и зачеркнута глава I («Осенью часу в пятом со без всякого с их стороны усилия и даже без их видимого…») повести «Сургучов») (относится К главе I части третьей; см. там же, с. 525–527, вариант к с. 233, строкам 19–35); 4) набросок: «В шестнадцать лет он уже почувствовал со была искренность, искренность лжи, принимаемой за истину», с дополнениями и поправками – ГБЛ, ф. 195, М 5758. 2/1, л. 1 (условно относится к главе II части третьей, хотя не исключено, что, наряду с несколькими другими фрагментами биографического содержания (см. там же, с. 531, вариант к с. 243–247, строкам 23–12), он мог быть связан с отсутствующей в рукописи главой I части первой, в которой, по-видимому, речь шла о детстве героя); 5) набросок: «…нет! сердце у него билось ускоренным неровным биением со Агаша вывела его из затруднения…», с дополнениями и поправками, написан на л. 21–22 авторской нумерации – ГБЛ, ф. 195, М 5758. 2/3, л. 1–2 (относится к главе II части третьей; см. там же, с. 534–537, вариант к с. 243–247, строкам 23–12); 6) набросок: «Да что и говорить, весело! ~ Вы любите голубой цвет?», карандашом и чернилами, с исправлениями и зачеркиваниями – ГБЛ, ф. 195, М 5758. 2/4, л. 1–2 (относится к главе II части третьей; см. там же, с. 543–545, вариант к с. 248, строке 5); 7) набросок: «Единодушный восторг, встретивший новопришедшего ~ Он меня не напоит, не накормит со своей женой…», с поправками – ГБЛ, ф. 195, М 5758. 2/7, л. 1 (относится к главе III части третьей; см. там же, с. 554, вариант к с. 269–270, строкам 35-3; впервые опубликован: Записки Отдела рукописей Гос. библиотеки СССР им. В. И. Ленина, вып. 6. М., 1940, с. 10).

Кроме того, в составе писарской авторизованной копии фрагмента: «Агаша шла домой, повеся голову со смертоубийство случится, в свидетели потянут» (на ее последнем листе) – ГБЛ, ф. 195, карт. I, № 2, л. 1-30 – сохранился вариант окончания («Они опять сели со скрылась в калинку») этого эпизода главы III части третьей, написанный рукой Некрасова (см. там же, с. 561–562, вариант к с. 279, строке 17). По-видимому, этот текст был написан позднее, более светлыми чернилами (при подготовке отрывка к печати) вместо имеющегося в основной черновой рукописи; [15]15
  О намерении Некрасова опубликовать этот фрагмент можно судить и по пометам, предназначенным для переписчика: «NB Зачеркнутое чисто», «С новой строки».


[Закрыть]
впервые опубликован: Записки Отдела рукописей Гос. библиотеки СССР им. В. И. Ленина, вып. 21. М., 1959, с. 233–234, Писарская авторизованная копия переплетена в отдельную сброшюрованную тетрадь, содержит авторскую правку в тексте и на полях. На первом листе слева заглавие рукой Некрасова: «Похождения Тростникова». Писарская копия заканчивается у пометы: «до этих пор»; она есть и в черновом автографе (ср. выше).

Первая авторизованная писарская копия «Петербургских углов», с цензурными и автоцензурными исключениями и пометами – ГИМ, ф. 37, ед. хр. 510, л. 1-46.

Вторая авторизованная писарская копия «Петербургских углов», с поправками – ЦГАЛЙ, ф. 338, ед. хр. 36, л. 1-23 (описание копий см.: наст. изд., т. VII, с. 580–582).

Среди названных автографов выделяется первый, включающий в свой состав почти Весь сохранившийся текст романа и потому являющийся основным. Анализ его дает возможность судить как о названии, содержании, композиции романа, так и о характере творческой работы молодого Некрасова.

Заглавие находилось, очевидно, на отсутствующих начальных листах главы I. Возможно, оно могло быть двойным, типа: «Русский Жиль Блаз, или Похождения Тростникова». Это предположение подтверждается имеющейся в писарской копии «Петербургских углов» (ГИМ) авторской пометой: «(Из рукописи „Русский Жиль Блас“)» (см.: наст. изд., т. VII, с. 580) – и аналогией с традиционными названиями романов В. Т. Нарежного («Российский Жиль Блаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», 1814), Г. Симоновского («Русский Жиль Блаз, похождение Александра Сибирякова, или Школа жизни», 1832), Ф. В. Булгарина («Русский Жиль Блаз, или Похождения Ивана Выжигина», 1829) и др. В настоящем томе роман печатается под названием, объявленным в сентябрьском номере «Современника» за 1847 г.: «Жизнь и похождения Тихона Тростникова, роман Некрасова».

Вопрос о композиции романа является дискуссионным. Первые его публикаторы В. Е. Евгеньев-Максимов и К. И. Чуковский справедливо печатали рукопись как единое произведение на основании авторских помет в ней: «Конец первой части», «Похождения русского Жилблаза» (название части второй), «Тростников, часть III» (см.: Некрасов. Тростников, с. 6). Однако при этом отсутствие листов рукописи восполнялось пересказом предполагаемых эпизодов, текст которых давался курсивом (см. там же, с. 230, 231, 249, 255). Редколлегия ПСС и комментатор т. VI этого издания А. Н. Лурье условно установили два варианта романа, основываясь на его содержании и степени законченности каждой из его частей. Две первые части были отнесены к основному тексту романа, все фрагменты, завершенные и незавершенные, – к варианту «Б» (см.: ПСС, т. VI, с. 542–546). Не претендуя на окончательное решение вопроса, редколлегия настоящего издания полагает возможным отказаться от такого деления, основываясь на текстологическом анализе рукописи и всех вариантов к ней. О том, что Некрасов собирался продолжить роман и работать над третьей его частью, свидетельствует прежде всего авторская помета: «Тростников, часть III» – на полях той части чернового автографа, где начинается повествование о встрече крестьянской девушки Агаши и ее брата извозчика Ванюхи с отцом. Заглавие «Похождения Тростникова», написанное рукой Некрасова на писарской копии этого фрагмента, также подтверждает предположение о том, что все части (в том числе и третья) были, очевидно, задуманы как единое целое. Несмотря на то что часть третья не завершена, ее содержание в известной мере позволяет судить о связи с предшествующими частями. История больного Тростникова перекликается с главой «О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются». На протяжении всей черновой рукописи (в разных ее частях) Тростников то начинающий литератор, поэт (в части первой), то автор раскритикованной журналистами книжки стихов и удачливый драматург-водевилист (в части второй), то идеальный юноша, романтик, поэт (в заключительной части и вариантах к ней). Неубедителен и аргумент в пользу «варианта Б», основанный на характере повествования от третьего лица в последней части романа в отличие от повествования от первого лица в предыдущих частях (см.: ПСС, т. VI, с. 546). Роман остался незавершенным, и не исключена возможность, что в отсутствующих листах начала части третьей повествование велось от первого лица. Это предположение подтверждается содержанием сохранившегося отрывка: «…того только и требуете от книги! ~ но его-то, предупреждаю вас, и не найдете в моей правдивой истории» (с. 229) – и вариантом «Агаша вывела меня из затруднения» в одном из перечисленных выше набросков (см.: Другие редакции и варианты, с. 537, вариант к с. 243–247, строкам 23–12).

Публикация в составе романа отрывка из главы «О петербургских углах и о почтенных постояльцах, которые в них помещаются» («Дом, на двор которого я вошел ~ на хвосте черное пятнышко?»), т. е. текста «Петербургских углов», по «Физиологии Петербурга» (с поправками по авторизованным копиям) объясняется тем, что соответствующие листы рукописи не сохранились (см. выше). В то же время «Петербургские углы» являются естественной, органической частью указанной главы. В данном случае контаминация текста неизбежна и допустима.

Полный свод вариантов к роману, обильных и разнообразных, позволяет судить об особенностях творческой лаборатории молодого писателя, о характере его интенсивной работы над комментируемым произведением.

Многочисленные наброски на отдельных листах чернового автографа, относящиеся к началу части третьей романа, и варианты к ним, по-видимому, свидетельствуют о раздумьях писателя над развитием сюжета и стремлении создать повествование, связывающее воедино все три части. Так, в черновом автографе содержится несколько вариантов начала главы II. В одном из них Некрасов отказывается от биографического повествования: «Не скажем здесь ни слова, ни об отце его, ни об матери…», рассказывая далее о том, как герой «от детских игрушек перешел <…> к романтическим прогулкам при луне, стишкам, книгам, безотчетным стремлениям и вечному фантазерству». В конце этого же листа начато и не зачеркнуто: «К нашей истории не идет история детства нашего героя…». На отдельном листе сделан еще один набросок биографического содержания: «В шестнадцать лет он уже почувствовал, что ему тесно не только в деревне, но даже в губернском городе….», затем излагается история юноши, отправившегося в Петербург и обманувшегося в своих надеждах. В следующем наброске Некрасов пишет о больном Тростникове, не сомневающемся в своем поэтическом даре: «…он слепо верил ему <своему призванию> и добродушно считал себя поэтом…»; «Тростников принялся жаловаться на судьбу и записывать <в стихотворные строфы > свои жалобы», потом он «долго лежал неподвижно, бог знает о чем думая», пока появление Агаши не вернуло его к действительности (см.: Другие редакции и варианты, с. 531, 534).

Процесс работы над романом нашел отражение и в пометах, сделанных на полях или в тексте рукописи. Особый интерес представляют пометы, в которых Некрасов фиксирует мысли или обозначает темы, требующие дальнейшего сюжетного развития. Например, в главе III части второй романа, озаглавленной «Похождения русского Жилблаза», рядом с описанием времяпровождения литературных и окололитературных «петербургских холостяков» помечено на полях: «Подозрительный господин, воровство». В главе VI части второй, где рассказывается содержание пьесы «задумчивого сотрудника», на полях имеется незаконченная помета: «Замечать комические черты в самом себе свойство уже по крайней мере недюжинных» (см. там же, с. 505, 513). Конспективно выглядит запись в этой же главе по поводу разбора пьесы «Русское национальное лекарство»: «(Рассказ а la Кони с каламбурами, дикими суждениями, высокопарным вздором и частыми указаниями на свои собственные труды)» (с. 189). Эта фраза написана в самом тексте рукописи в скобках, после нее оставлено свободное место. Очевидно, Некрасов набросал ее для памяти, предполагая вернуться к этому эпизоду. В главе III части второй романа после слов: «…страшное предсказание Иоанна Златоуста: люди будут» (с. 157) (фраза недописана) в автографе многоточие в полторы-две строки, свидетельствующее о том, что автор, возможно, намеревался дописать необходимую цитату позднее. В главе VIII этой же части пометой на полях: «Кондитерская ~ танцкласс, карты» (л. 218 архивной нумерации) – зафиксирован план повествования, реализованный Некрасовым в дальнейшем.

Встречаются на полях автографа записи отдельных фраз, мыслей, представляющие интерес для творческой истории романа о Тростникове. Таковы, например, пометы в главе III части третьей романа, где рассказывается о злоключениях героя, оставшегося на улице без пристанища: «Ид<еальный> юн<оша> не знает действительности» (л. 264); «Прочесть. Страдания Вертера» (л. 265) – последняя слева на полях рядом с незаконченной фразой: «…что довело человека до такой лжи, до такой уже, в которой, уж конечно, ничего…» (см.: Другие редакции и варианты, с. 546). Далее на листе автографа оставлено место в две-три строки и ниже начата новая мысль: «И вдруг лицом к лицу столкнулся он с целою сотнею людей, которых встречал поодиночке и оскорблял подозрениями в тунеядстве…» (с. 252).

Несколько помет в черновом автографе непосредственно связаны с размышлениями Некрасова над композицией романа. Например, в главе VI части первой романа рядом с текстом: «…ты ужо теперь не такой мальчик, как был оо обманывать не хочу» (с. 133) – приписка: «с 20 листа», являющаяся отсылкой к «Истории Матильды» – логическому продолжению предыдущей главы. Аналогична по смыслу приписка в конце главы VIII части второй романа после слов: «…я пошел проводить ее до ее подвала и заглянул в окошко» (с. 226) – «Здесь сцену, которая на 14-м листе». «Сцена», о которой пишет Некрасов, посвящена отцу Параши и является частью главы IV «История Параши» от слов: «В этой комнате сквозь небольшое окошечко…» – до слов: «…Параша сегодня избавилась от его буйства…» (с. 226–227).

Судя по многообразным исправлениям в черновом автографе, отдельным многочисленным наброскам к нему, одновременно с романом о Тростникове Некрасов работал и над другими произведениями разных жанров. В частности, на одном из набросков к роману начато и зачеркнуто начало главы I повести «Сургучов» (см. выше). Содержание рукописи части третьей романа подтверждает предположение о том, что почти в одни и те же годы, незадолго до «Тростникова», Некрасов писал «Повесть о бедном Климе».

Обращают на себя внимание текстуальные совпадения некоторых мест чернового автографа части третьей романа с рецензиями «„Москва“ Н. В. Сушкова, „Слава о вещем Олеге“ Д. Минаева, „Страшный гость“» и «„Музей современной иностранной литературы“, вып. 1 и 2» (С, 1847, № 4), с фельетоном «„Теория бильярдной игры“ и Новый Поэт» (С, 1847, № 11).

Смысловую и стилистическую параллель между началом главы II части третьей романа и рецензией Некрасова на поэму Н. В. Сушкова «Москва» впервые обнаружил А. Ф. Крошкин. По мнению исследователя, отрывок из романа: «„Чудак!“ – повторил Тростников, оставшись один. – Эхо бессмысленной черни, бессмысленно повторенное… ~ Ты называла чудаком и Шекспира; ты уморила с голоду Камоэнса, потому что он, по-твоему, был чудак…» (с. 246–247) – вошел в несколько переработанном виде в текст рецензии (см.: Некр. сб., вып. III, с. 40). Между тем анализ чернового автографа противоречит этому выводу. Указанный выше отрывок вписан на л. 23 рукописи романа позднее более светлыми чернилами мелким почерком. Этот текст повторяется почти дословно в рецензии Некрасова в качестве примера прозы, которой «писывали» «идеальные юноши», «романтики»: «Меня зовут чудаком… Чудак! Приговор бессмысленный, бессмысленно повторяемый. В нем сказалась ты вся, тупая, близорукая чернь! Кто же чудак для тебя: кто не о щах да о кате твоей весь свой век думает? Ведь и Шекспир для тебя пьяный дикарь, а Байрон – безумец, и Камоэнс, которого ты уморила с голоду, – все чудаки, сумасброды!» (С, 1847, № 4, отд. III, с. 103). На основании изучения чернового автографа, сопоставления почерка, цвета чернил можно утверждать, что в данном случае Некрасов заимствовал этот отрывок из своей рецензии и перенес его в текст романа.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю