Текст книги "Падальщик"
Автор книги: Ник Гали
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
Глава XV
Посвящение во вторую часть
Сутры Серебряной Свирели
Все делалось в спешке – на утренней молитве Учитель объявил, что обряд посвящения Ли-Ваня во вторую часть Сутры Серебряной Свирели будет произведен немедленно.
Монастырь был сразу закрыт для посетителей – группы паломников и туристов, пришедших как обычно к полудню, потоптавшись у запертых ворот, выслушали объяснения привратника о нездоровье настоятеля и разочарованно повернули вниз.
Монахи же за стенами монастыря сосредоточенно хлопотали Куда-то спешно был отправлен брат Зонна, – Ли-Вань слышал, как для него отвечавший в монастыре по хозяйственной части брат Лидия заказывал такси.
Брат Инама, монах с мясистым носом, помоложе других, выслушав распоряжения Учителя, накинул через плечо потрескавшуюся кожаную сумку и тоже, выйдя за ворота, пошел зачем-то в город.
Прочие братья приводили в порядок пещеры Священного Грота, развешивали на пальмах в роще деревьев Ботхи, как для великого празднества, гирлянды и цветы.
Но праздника не чувствовалось и в помине.
На утренней молитве известие о том, как свершилось пророчество, вызвало всеобщую оторопь. У многих на глазах появились слезы, другие смотрели на небо и сжимали кулаки.
_ Сбылось пророчество, – но сбылось не так – повторяли ВСЬ Предупреждали нас!
Ли-Вань кидался от одного брата к другому с просьбой объяснить ему… Все отворачивались молчаливо, – лишь совсем старенький брат Далайа, многозначительно посмотрев на него узкими глазами-лодочками, скрипучим голосом ответил:
– Свершилось то, что может свершиться лишь раз в Лилу, Ли-Вань. Раз во всю Лилу. И вот, выпало в наше время, и в жизнь нашу» Не спрашивай меня больше.
В два часа дня Учитель и два старших брата ввели Ли-Ваня в Священный Грот. Пройдя через темную залу, где четыре года назад он проходил свое первое посвящение, он увидел, что монахи открыли в каменном полу размокшую деревянную дверь и, каждый держа в руке по свечке, один за другим спустились в нижнюю подземную залу.
Ли-Вань вошел в подземелье последним; внизу его встретили сырой полумрак и мерцание стен – черных, а не розовых, как наверху. Все тридцать пять Хранителей уже ждали его – они сидели в нишах пещеры, на полу под сталактитами, чуть поодаль, на огромных валунах… Перед каждым в плошке горела маленькая свечка.
Два брата, пришедшие с Ли-Ванем, расстелили в центре зала между двумя каменными столбами большой красный ковер. На ковер осторожно положили осколок Священного Камня, Учитель, скрестив ноги, сел перед ним. Как и четыре года назад два старых монаха сели с двух сторон от Учителя.
– Как ты чувствуешь себя, Ли-Вань?
Ли-Вань поморщился:
– Моя голова…
Учитель сделал знак одному из монахов – маленький даже по тайским меркам брат Канна проворно встал и засеменил в угол пещеры – там между двух валунов была устроена полочка, на пей на спиртовой горелке что-то грелось. Налив из кастрюльки в Маленький чайник ароматный напиток, брат Канна вернулся к ковру, налил чай в две украшенные красными узорами чашки, потом отцедил в одну из них несколько капель из пузатого пуЗЬ1Рька в плетеной оправе и подал чашку Ли-Ваню.
– Выпей, это поможет тебе.
Ли-Вань отхлебнул напиток, почувствовал, как горячий крокаду с пряной примесью лекарства согревает и успокаивает его. Голова очистилась; он отхлебнул еще.
Наступила тишина. Застывшие на камнях, словно статуи, монахи ждали.
Учитель тоже отпил чай, без спешки поставил чашку на ковер – Ли-Вань, – голос его звучал без интонации, – именно О том, что случилось вчера ночью, говорилось во второй части Сутры Серебряной Свирели. Сутра предупреждала…
Он кивнул брату Баале, сидевшему слева от Ли-Ваня, старику с лицом младенца. Баала достал из обшитого бисером сундучка и осторожно развернул на коленях коричневый кусок старой кожи, весь усеянный серебряной крупой мелких букв.
– Покажи ему.
Баала передал рукопись Ли-Ваню.
Ли-Вань взял пергамент в руки; он был шершавый и жесткий, мелкие буквы на нем казались легкой серебряной пылью. Словно боясь их просыпать, Ли-Вань механически загнул края рукописи вверх, так что пергамент сложился в чашу.
– У тебя в руках рукопись Сутры Серебряной Свирели, – сказал Учитель. – Язык, на котором написана рукопись, мертв, НО полный текст обоих частей Сутры Хранители знают наизусть. Брат Баала прочтет тебе.
Все затихло в ожидании.
Тяжко вздыхала где-то глубоко под полом пещеры вода. В тишине между вздохами воды зазвучал высокий голос Баалы.
Глава XV
Вторая часть Сутры Серебряной Свирели
19. «Сейчас же скажу вам страшное. Придет Яхи один раз за всю игру Лила не так. В одно утро увидите, что поднялась большая вода в море и взяла города ваши; и взяла родных и друзей ваших; и разрушила пастбища, и погубила посевы, и утопила скот; и убила вода тех, кто верил; и убила тех, кто любил; и тех, кто отчаялся, тоже убила. И остался ваш монастырь один на горе, и уцелел, подобно ковчегу. И вот, восплачет тогда весь мир по погибшим, – вы же восплачете по тем, кому еще предстоит погибнуть. Верно, верно говорю вам: когда увидите большую воду вокруг монастыря, знайте: придет с соленой водой в мир большая беда. И вот что будете знать: не один войдет в этот раз Яхи в мир, но постучится вместе с ним в Небесные Врата Попиратель Падали. И то, что выпадает мирозданию лишь раз в жизнь его, выпадет тогда вам, и в жизнь вашу. И притаится Пожиратель Падали рядом с Яхи, и выдаст себя за него, ибо похож будет на него, как брат. Но обманет Падальщик людей и уведет за собой в черную землю кривыми тропами; и завернет во мглу тех, кто слеп и отчаялся. И сгниют во тьме, поверившие ему, не найдя выхода из земли, и станут ему кормом… И навсегда перестанет тогда Творящая Сила играть в Л илу.
20. Верно, верно говорю вам: играет творящая сила в Лилу семь тысяч лет, а потом снова семь тысяч лет, и так много раз. И Яхи убирает оставшиеся фигуры с поля в конце каждого срока, и затем снова расставляет их на поле для новой игры. И даже Враг, которого не назвал вам, играет в Лилу по правилам, ибо без него нет игры. Но Враг в один раз уготовляет приход Падальщика, умертвляя людей и запирая их в земле. Падальщик же не играет в Лилу. Ходит он вокруг игрового поля, и смотрит, и слушает, и о себе знать не дает. Один лишь раз за всю игру дано ему прикоснуться к полю, и выбирает свой момент долго. Желает же он одного: смахнуть все фигуры с поля Лилы в черный мешок и покончить с игрой Лила навсегда. И если удастся ему обмануть людей, устроит Падальщик себе вечный пир и насладится вполне болью и муками Творящей Силы; муками тех, в кого вселится она в тот самый раз. И Творящая Сила, потеряв часть себя навек в этих муках, никогда уже не обретет красоты.
21. И будут говорить вам: «Пустое, много раз поднималась вода и убивала людей, что с того?» Но лишь вы будете знать, что означает в этот раз, и будете плакать – ибо будут посланы вам До большой воды три знака. И первым знаком, того что стучится Падальщик в Небесные Врата, будет сотрясание земли под Священным Камнем. И вторым знаком того, что желает Падальщик войти, будет свершившееся не так пророчество. И третьим знаком будет смерть Падальщика.
22. Но не все потеряно для Лилы. Верно, верно говорю вам: сможет один из вас отличить Яхи от Падальщика. Дано будет этому Хранителю открыть ключ к тайне. И когда содрогнется под вашим монастырем земля и кощунством исполнится Пророчество, этот один убьет Падальщика. И вот, это и будет вам третий знак. Того, кому будет дано узнать ключ к тайне Падальщика, немедленно пошлите по следу избранного к Вратам, и возле них найдет он семерых. Но против того, что надлежит Хранителям делать в обычное время, пусть в этот раз не открывается он левиям, и не рассказывает им про Лилу и Яхи. И пусть не раскрывает им известных вам Откровений.
23. Ибо надлежать будет тому, кто сможет открыть ключ к тайне Падальщика, следить за семерыми молча и ждать соленой воды. И когда поднимется соленая вода, тогда сможет он разгадать тайну Падальщика и повернуть ключ в Вратах правильно. И откроются тогда Небесные Врата, как и всегда, и впустят в себя Яхи, но не Падальщика. Если же не сможет повернуть тот один ключ в Вратах правильно и не разгадает тайны, на вечные муки в пасти Падальщика будут обречены оставшиеся в земле люди, ибо обратятся в земле страданий в падаль и гниль. И восплачет тогда Творящая Сила о закончившейся Лиле, об утраченной навсегда красоте…»
* * *
Тяжко вздохнула вода в колодце.
– Открой глаза, – услышал Ли-Вань голос Учителя.
Ли-Вань открыл глаза и в зыбком свете свечей увидел на древнем пергаменте вытравленный серебром рисунок, напоминавший лошадиный череп.
– Кто такой этот Падальщик? – спросил Ли-Вань пересохшим ртом, рассматривая знак. – Он демон?
Учитель покачал головой.
– Оба – и Яхи, и Падальщик – сущности выше Лилы. Но Падальщике нет Творящей Силы. Как зверь в засаде ждет он, когда добыча приблизится, и когда становится уверен, что добыча его, тогда кидается. Приходит он для того, чтобы покончить раз и навсегда с игрой Лила.
Пламя свечей метнулось на внезапном сквозняке, словно из темного угла на него кто-то подул.
– И високосный год отличается от обычного, – продолжил Учитель, – и по сроку, и по действию на карму, – но происходит лишь один раз в четыре года. Тому же, что случится в наше время, Ли-Вань, суждено было произойти один раз в творение. Явления, сопровождающие очищение поля Лилы в обычное время протекают красиво, в предписанном им торжественном порядке. Но в этот единственный раз примут они образ уродливый. И будут отныне события, словно плоские картинки. И на плоских картинках застынут люди в нелепых позах, и вокруг них случатся невероятные события… Падальщик – злой шут; он смешает идеи, нарушит клятвы, красивое сделает уродливым. И будет действовать от малого к великому, и наберет силу быстро.
В пещере настала тишина. Черный мотылек, неизвестно как попавший в глубокую пещеру, захлопотал бесшумно над свечками. Светлейший махнул рукой – мотылек за его спиной прилип черным пятном к мерцающей позолотой карусели на алтаре.
Ли-Вань пошевелился:
– Я не понял ту часть Сутры, где говорится про третий знак. Там сказано, что тот, кто знает тайну Падальщика, убьет его сразу после свершения Пророчества. Значит, Падальщик уже мертв, а если так – зачем нам волноваться? И еще: кто этот один из нас, кто убил Падальщика?
Глаза монахов, сидевших повсюду, заблестели в темноте.
Учитель помедлил, потом тяжело произнес, будто выкатил изо рта чугунный шар:
– Падальщика убил ты, Ли-Вань. Ты знаешь ключ к его тайне.
– Я? – вздрогнул Ли-Вань, – Я?!…
Вместо ответа Учитель кивнул брату Инаме – тот поднял с ковра маленькую обшитую красной материей коробочку и протянул ее Ли-Ваню.
Ли-Вань взял ее, вопросительно посмотрел на Учителя.
– Открой.
Ли-Вань открыл шкатулку и заглянул внутрь; лицо его выразило сначала отвращение, потом недоумение. В коробке на красной подушечке лежало раздавленное тельце термита. Передние лапки и голова его были вдавлены в тело другого насекомого – мертвого высохшего жука, которого термит, по-видимому, тащил за собой в тот момент, когда его раздавили. Получившееся двойное тело удивительным образом повторяло контур знака, увиденного Ли-Ванем в рукописи.
Ли-Вань поднял глаза на Учителя. Учитель кивнул на коробочку:
– Этого термита я снял сегодня утром с подошвы твоей сандалии, Ли-Вань. Ты, раздавил его, когда бежал ко мне. На местном наречии этот муравей зовется Сохп-Мот, или Падальщик.
– Падальщик… – глядя на мертвого термита, в изумлении повторил Ли-Вань. – Но я…
Он обвел монахов растерянным взглядом:
– Я не знаю никакого ключа к тайне.
Голос Учителя был тверд:
– Пока не знаешь. Чтобы найти ключ, тебе предстоит узнать содержание трех последних Откровений, которые появятся у Врат. Сутра говорит, что повернуть ключ потребуется, когда в мир придет соленая вода. Твоя немедленная задача, пока этого не случилось, отправиться за избранным к Вратам.
– Но, Учитель, где я теперь найду иностранца? Он убежал вчера, когда начала трястись земля.
Учитель сделал знак маленькому Канне – тот опять проворно, как в прошлый раз, поднялся с места, подбежал к полочке между валунов, вернулся оттуда с книгой и положил ее перед Ли-Ванем на ковер.
– Взгляни, Ли-Вань: эту книгу братья нашли сегодня утром в кустах – там, где толстые ветки дерева перевешиваются через монастырскую стену. Никто из нас в Бань-Тао не читает таких книг.
Ли-Вань посмотрел название: «Основы Бухгалтерского Учета.
Вводный курс». Взяв книгу в руки, перевернул обложку и увидел на обороте приклеенный бумажный кармашек, на котором синей печатью было оттиснуто: «Книга является собственностью вестминстерской Школы Бизнеса». В графе «Выдана» под множеством перечеркнутых фамилий значилось: «Теодору Звеллингеру на студенческий билет номер: 472616; возврат не позднее 01.01–05». Ниже стоял штемпель школы: «Лондон, Вестминстер, ул. Мэрильбоун» – Эту книгу потерял избранный, когда ночью перелезал через стену монастыря, – сказал Учитель. – Следуя за ним, ты найдешь Врата.
– Ты сказал «найдешь» – разве мы не отправимся за избранным все вместе?
Учитель покачал головой.
– В нынешнем циклы Лилы, кроме тебя, никто не в силах помочь Творящей Силе.
Он помедлил, потом сказал:
– Но помочь тебе найти ключ к тайне Падальщика кое-кто сможет…
Он поднял с ковра осколок камня.
– Ищи человека с этим именем, – он указал на надпись на камне, – Огненный Демон Земли в этот раз подсказал ему, как отыскать путь сквозь тьму к свету. Ищи этого человека, но найдя его, будь осторожен с ним. Он может быть друг, но может быть и враг. Кем бы он ни был, именно он поможет тебе повернуть ключ в Небесных Вратах правильно.
Наступило молчание. В сыром воздухе тихо щелкал огонь свечей.
Ли-Вань поднял голову:
– Когда мне надо будет ехать искать англичанина?
– Ты поедешь завтра.
Ли-Вань открыл рот.
– У меня даже нет паспорта, – растерянно произнес он.
– Твой паспорт мы давно подготовили, – сказал Учитель, – Билет на самолет был куплен сегодня.
Брат Инама, хитро улыбаясь, вынул из-за складки хитона и Показал Ли-Ваню маленькую красную книжицу и авиабилет в прозрачном конверте.
– И тебе не надо будет разыскивать избранного, – Учитель повернулся к старику, сидящему чуть поодаль на камне. – Брат Зонна уже нашел его в одной из гостиниц под горой.
– Нашел и узнал, что он сегодня вылетел в Бангкок, – прошелестел со своего места Зонна. – Ты полетишь вслед за ним завтра рано утром. Из Бангкока в Лондон вы с избранным летите одним рейсом.
Ли-Вань только покачал головой на такую предусмотрительность.
Взгляд его упал на черного мотылька, – тот по-прежнему сидел на золотом колесе небесной карусели за спиной Учителя. Словно почувствовав на себе взгляд Ли-Ваня, насекомое тяжело пошевелило мохнатыми крыльями…
Лиловый вечер опускался на гору, плескал тени на зеленую растительность, остужал пляжи, глядел в проступающее молодыми звездами небо.
На горе, за стеной монастыря Бань-Тао, в маленьком шалаше, сделанном из бамбука и пальмовых листьев, сидел у зажженной свечи Ли-Вань.
Все недолгие приготовления к путешествию были им уже сделаны. На столике в углу стоял мешок, в котором свободно уместились пожитки: пара чистых туник, белье, зубная щетка, маленькая статуэтка Будды и полинялый ватный заяц.
Тут же на столике лежала черная наременная сумка – в ней были паспорт, билет и кошелек с деньгами, переданный Ли-Ваню братом Инамой.
Ли-Вань сидел на полу и смотрел в окно: там, над разбросанными в траве хижинами братьев, над сиреневыми сумраками, выше хижин и пальм, закрытая тучами часть неба на миг прорвалась и в появившемся просвете заклубились предзакатные, залитые солнцем облака. Золотые кони с всадниками поворачивались на скаку, налетали друг на друга, – гривы коней вихрились, раны от копий на боках кровоточили багряным огнем…
Блик света упал на обломок Священного Камня, лежащий перед Ли-Ванем, и осветил буквы, казавшиеся шрамами…
Кому-то на земле огненный демон открыл путь во тьме к свету – в этот раз до прихода Яхи. Кто-то мог подсказать Ли-Ваню секрет того, как правильно повернуть ключ во Вратах, как суметь отличить Яхи от Падальщика…
Ли-Вань не был даже уверен, мужчина это или женщина… д может быть, это и вовсе не человек, а дух?
Имя было диковинное, имя было неведомое. Имя могло означать друга, имя могло означать врага. Имя было – Одра Ноэль.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЛОНДОН
Глава I
Рождественский сюрприз
В тот самый момент, когда профессор Лэнгдон подбросил вверх цилиндр с зашифрованной надписью, а профессор Тибинг, застыв с остекленевшими от ужаса глазами посреди зала, глядел, как капсула с уксусом должна была вот-вот неминуемо упасть на каменный пол и разбиться, в дверь позвонили.
Дипак крякнул от досады и бросил книжку в желтой обложке рядом с собой на лоскутное одеяло – ну что за?!..
Смуглые ступни опустились на пыльный розовый ковер; Дипак поднялся с кровати и как был босоногий, взъерошенный, в мятой, расстегнутой до пупа рубахе, прошествовал к дверям своей студии, заранее досадуя на кого бы то ни было, кто оторвал его в это утро от блистательного «Кодекса Да Винчи». Кому еще он по надобился в канун Рождества, когда вся школа разъехалась? Только тому, кто, как пить дать, ему самому абсолютно не нужен.
На короткий миг, пока он поворачивал замок, голову его все же посетила мысль о Счастливом Рождественском Случае. Рождество, конечно, не праздник для индуса, но все вокруг в Лондоне так с ним носятся, что поневоле сам начинаешь ждать от него чего-то такого… Вдруг сейчас откроется дверь, и с порога на него посмотрит, склонив голову, его новая соседка по дому – безумно красивая и слегка застенчивая девушка? Это будет дочь индийского магната, только что приехавшая в Лондон на учебу; она зайдет познакомиться с ним и попросит отсыпать ей немного сахара…
Дипак открыл дверь – приятная улыбка на его губах, предназначавшаяся дочери магната, мгновенно увяла. Нет, наполовину го запрос рождественские небеса все же выполнили. Перед ним, действительно, стояла соседка, – но только не незнакомка, а старая во всех смыслах, худая, как жердь, англичанка миссис Хисслер. Имела она вид, как и всегда, удивленно-оскорбленный, – такой будто ее остановили в воскресенье на улице по пути из церкви и предложили сняться в порнофильме. Впрочем нет, от таких предложений миссис Хисслер была гарантирована. Хобби у ведьмы было другое: она была старостой дома, где жил Дипак, и это давало ей законную возможность регулярно отписывать хозяевам квартиры Дипака доносы на него – о музыке, которая казалась миссис Хисслер слишком громкой (чуть громче ее скрипучего голоса), о вечеринках, которые нарушали покой других жильцов (на самом деле, только ее), и о запахах индийской кухни в прихожей, оскорбляющих ее идеал того, как должна пахнуть английская прихожая (то есть пылью и плесенью). Сейчас, кутаясь в засаленный стеганый халат, она с нескрываемым презрением смотрела на переносицу Дипака.
– Доброе утро, господин Бангари, – голос у миссис Хисслер был мелодичный, как скрип несмазанной двери, – У вас по-прежнему не работает звонок. Пришедший к вам почтальон вот уже десять минут названивает в квартиры другим жильцам!
– Спасибо, миссис Хисслер.
Империя не восстановилась. Чувствуя, что слишком мягко обошлась с гостем из бывших колоний, староста дома не сходила с места и продолжала сверлить Дипака взглядом.
– Хочу также вам напомнить, – ее руки уперлись в бока (она не порежется?), – про ваше обещание, данное мне две недели назад – вымыть стекла в окнах на улицу в вашей комнате.
– Да, миссис Хисслер, я помню.
– Я не просила вас помнить об окнах, господин Бангари, я просила их вымыть! Районные власти наложат штраф.
– Я сделаю.
Поджав губы и посчитав правила английского общежития в Должной степени отмщенными, староста развернулась и, величественно переставляя шлепанцы, прошла к дверям собственной квартиры. Дипак подождал, пока за ней захлопнется украденная ободранным еловым венком дверь, потом недоуменно почесал взъерошенный затылок.
Почтальон?
Все еще босой, он прошел по общему коридору к полуоткрытой двери на улицу. Там его, действительно, ждал, перевязанный ремнями сумок престарелый служащий лондонского почтового отделения. Трясущимися руками, он вручил Дипаку тонкий конверт с сургучовой печатью, затем, поправляя очки, долго искал пальцем графу бланка, в которой Дипаку надлежало вписать свое имя. Дипак сам нашел графу, занес над ней руку с карандашом, и замер, увидев адрес отправителя.
«Доктор Амар Аннимира, нотариус, Еджвар Роуд 14».
Расспрашивать не имело смысла.
Вздохнув, Дипак поставил в графе закорючку, поблагодарил служащего, затем с опаской, перебирая в голове все более или менее шумные пьянки последних недель, понес конверт, словно бомбу, на вытянутых руках в квартиру. Встав там посреди розового ковра, между кроватью с пестрым покрывалом и облупившимися желто-зеленого цвета стеллажами, он открыл конверт и запустил в него руку. Что за пакость прислал этот стряпчий с Еджвар Роуд? Оцененный в фунтах покой соседей или требование в судебном порядке расплатиться за покупки, сделанные по давно не знавшей пополнения кредитной карте?
В конверте он нашел один единственный сложенный вдвое лист бумаги. Раскрыв его, Дипак увидел короткий отпечатанный на принтере текст, рельефный герб с вензелями и размашистую подпись от руки. Пробежав взглядом по строчкам, он, не оборачиваясь, не отрывая взгляд он бумаги, пошарил рукой сзади себя, нащупал край кровати и сел.
Потом снова прочитал текст.
В следующий миг бумага, крутясь, полетела на пол, – Дипак вскочил с места, и отталкиваясь от попадающихся на пути предметов, исполнил по своей комнате серию безумных обезьяньих прыжков. Некоторое время он еще попрыгал на жалобно скрипящей кровати, – потом, задрав ноги, со всего маха плюхнулся на покрывало, взбив в воздух маленькие ядерные облачка пыли.
Как?! Как это могло быть?! Дядя Ягджит вспомнил о нем в своем завещании!
С минуту Дипак лежал на кровати и, глупо улыбаясь, глядел в потолок.
Сколько дядя оставил ему? Миллион? Десять миллионов? Сто?
Перед глазами проплывали замечательные вещи, которых у него никогда не было, но о которых он всегда мечтал. Огромная яхта. Огромный дом. Девушка неописуемой красоты (дочь магната). Прочее.
Понемногу его дыхание успокаивалось, – в тот момент, когда оно было уже близко к норме, внимание его вдруг обратилось к подозрительной стороне происходящего: а с чего это вдруг дядя Ягджит перед смертью вспомнил о нем?
Дипак нахмурился: семья уже давно разорвала все отношения с дядей, как с неблагодарной свиньей – разбогатев, он забыл о своих бедных родственниках.
Заложив ногу на ногу, и, ковыряя пальцем в носу, Дипак принялся вспоминать все, что мог о своем нежданном благодетеле.
Природа богатства дяди Ягджита была доподлинно никому не известна, но существовали версии, – причем версии семьи Дипака и официальная сильно расходились между собой. Согласно официальной версии в шестидесятые годы прошлого века дядя, будучи еще совсем молодым человеком, познакомился в Индии с одним англичанином, преуспевающим торговцем разного рода экзотическим товаром из бывших колоний. Через этого торговца он будто бы стал поставлять в Европу какие-то редкие ароматические масла, которые отыскивал в старых монастырях на востоке Индии.
Отец Дипака, брат дяди Ягджита, всегда смеялся над этой фальшивкой. Он говорил, что у брата в ту пору не хватило бы мозгов не то что на торговлю маслами, но даже на то, чтобы запомнить свое имя. Отец вспоминал, что в то время, когда по официальной версии брат должен был вовсю колесить по Индии, закладывая основы своего будущего благополучия, женщина с которой он жил, прислала дедушке письмо. В нем она писала, что дядю лягнул в голову осел и что после этого он повредился умом, ушел из Дома в леса и несколько месяцев жил там один в шалаше, питаясь кореньями из земли и фруктами с деревьев. Когда его нашли, он был дик, на всех плевался и лез в драку. Женщина отказывалась от него и просила поскорее забрать.
Отец тут же поехал за ним и нашел в плачевном состоянии – бедняга действительно постоянно нес околесицу, то и дело бросался на людей, а когда затихал, то бредил о каком-то лесном человечке, которого будто бы встретил в чаще и который обещал дать ему счастье.
Надеясь вылечить брата, отец взял его к себе в дом, но оттуда Ягджит, когда присмотр за ним ослаб, сбежал. Ко всеобщему удивлению через пару лет он объявился в Бомбее уже преуспевающим коммерсантом.
Позже биографы дяди писали, что самые большие свои деньги дядя заработал на бирже, вложив нажитое на торговле благовониями в акции разных компаний, и что затея эта, разорившая многих, озолотила его. Когда же в начале девяностых на землю Индии пришел интернет, и новая экономика Европы и Америки востребовала индийский труд и земли – в особенности же труд и земли, располагавшиеся в предместьях города Бангалор, – выяснилось, что именно в Бангалоре за много лет до этого дядя методично скупал земли. Разрабатывая их, создавая на них бизнес-парки и сдавая их затем в аренду иностранцам, дядя и стал «старцем новой экономики» – такое прозвище дали ему газетчики.
Разбогатев, «старец», однако, по неизвестной причине категорически не захотел продолжить общение с семьей. Отец как-то раз пришел к нему в Бомбей пешком, но тот прогнал его со двора. На следующий день после этого дядя сделал заявление для прессы о том, что он круглый сирота, не имеющий никого из живых родственников на свете. Можно было подать за это на дядю в суд, но что бы это дало, кроме лишней грязи?
Так или иначе, дядя ни разу за всю последующую жизнь не дал о себе знать, не ответил ни на одно письмо или просьбу даже очень в какой-то момент нуждавшейся своей семьи. Семья, естественно, стала его ненавидеть.
Лежа на кровати, Дипак закрыл глаза и вспомнил тот единственный раз, когда он, еще маленьким мальчиком, случайно увидел дядю. Тот в белом платье с золотым шитьем вылезал из длинного черного лимузина на толстый ковер перед собственной гостиницей. Вокруг шлепали вспышки фотографов. У дяди была большая голова с выпирающим лбом (ослу, точно, было не промахнуться), крючковатый нос и смотрящие в разные стороны глаза.
Дипак повернулся к отцу: «Почему у нас нет такой машины?» Отец не ответил и только пробурчал в досаде: «Золоченый стервятник!» и дернул маленького Дипака за руку, чтобы скорее уйтиИтак, семья была уверена, что все рассказы о благовониях, вторыми занимался Ягджит в молодости, были сплошным враньем. Отец говорил, что скорее всего Ягджит нашел в старинном храме не масла, а случайно – «дуракам везет!» – древний клад, которым не захотел делится с семьей.
«А, может быть, – говорил отец в запале, – те первые деньги он вообще украл, или хуже того – ограбил кого-нибудь. Он же абсолютно безумен!»
О безумствах и странностях дяди было, действительно, известно, – причем известно, благодаря его богатству, всей Индии. Газеты смаковали его причуды, а он, по странной прихоти, казалось, сам поощрял их это делать.
Как-то раз Дипак прочитал в газете, что дядя в порту Калькутты подарил первому встречному нищему дорогущую яхту, а нищий, обманутый подоспевшими тут же жуликами, через минуту расстался с яхтой за копейки ради еды. Когда дядю догнали и рассказали ему о только что случившемся мошенничестве, он только пожал плечами и не пожелал вмешаться. «На самом деле, – возмущенно писали газеты на следующий день, – все выглядело так, будто его ничуть не заботила судьба нищего. Зачем тогда, спрашивается, делать благодеяния?»
Дипак задумчиво пошевелил большим пальцем правой ноги.
Да, дядя без сомнения был странен. Яхта, впрочем, была не самым впечатляющим его вздором – «Старец Новой Экономики» порой тратил миллионы на проекты, очевидной единственной целью которых было повергнуть общество в шок.
Однажды он заплатил больше полутора миллионов долларов за то, чтобы на одном из своих земельных участков вырыть огромный котлован. А лишь только котлован был готов, он приказал его снова засыпать, так что видимый практический эффект от всех усилий составил ровно предсказуемый ноль.
Если котлован еще можно было попытаться оправдать – например, ошибками в планах строительства (впрочем, близкие к проекту люди, пожимая плечами, твердили об отсутствии каких бы то ни было планов строительства), – то другой выходке дяди Не смогли найти подходящего объяснения даже его многочисленные пиар-агенты. Действие напоминало масштабный постмодернистский хэппенинг: дядя нанял целую эскадрилью полевой авиации и в течение недели бомбил необитаемые джунгли севера Индии зелеными огурцами. Вся страна разводила руками, а жители окрестных деревень толпами ходили в джунгли по огурцы.
За некоторыми шутками дяди люди пытались найти скрытый коммерческий расчет. Как-то раз дядя позвал в свое поместье под Бомбеем представителей массовых изданий и, залезши при них в саду на дерево, объявил, что собирается сидеть там очень долго. Это был бы, без сомнения, повод даже для его собственных помощников вызвать психиатров, если бы не то, что дядя заявил с дерева далее. За каждую минуту своего добровольного уединения в листве он пообещал по одной рупии каждому читателю тех изданий, которые согласятся ежедневно на своих страницах освещать мероприятие. Газетчики тут же понеслись в свои редакции запускать в продажу экстренные номера – в семидесятые годы про реалити-шоу еще никто не слышал. За ту неделю, что дядя играл на дереве в большую птицу, газеты продали тиражей больше чем за весь год. Миллионы подписчиков с неослабным интересом следили, как дядя сидит на дереве, страницы изданий были полны писем в его поддержку, пожеланиями ему здоровья и упорства, – траст же дяди все это время добросовестно переводил читателям деньги. Как уже говорилось, многие стали предполагать, что за очередной проделкой дяди стоит его тайное желание повыгоднее продать те газеты, что ему принадлежали. Впоследствии, однако, это предположение не подтвердились. Все опять развели руками – дядя демонстрировал эпатаж на грани безумия.
Многомиллионная благотворительность основанного дядей Траста, в конечном итоге затыкала рты всем тем, кто был готов объявить дядю взбесившимся от безделья нуворишем. Общественное мнение о нем под конец жизни было скорее положительным, чем отрицательным. Все говорили о чрезвычайно умном и прозорливом бизнесмене, обладающим колоссальным чутьем и везением, но страдающим нереализованными артистическими амбициями – и это, грустно вздыхали все, при полном отсутствии нужных дарований.
