Текст книги "Падальщик"
Автор книги: Ник Гали
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
Глава IV
Полночь
Все в бальном зале погрузилось в кромешную тьму. На высокой Охотничей Башне мерно забили полночь старинные часы. В темноте послышался шорох снимаемых масок, шелест сбрасываемых на пол нарядов, тихие перешептывания, смешки.
Вдруг приглушенные и радостные звуки в зале разорвал тревожный женский крик:
– Включите свет! Немедленно включите свет!
В зале там и тут послышались голоса:
– Что случилось? Вы всерьез?..
Мерно ударял за стенами дома колокол.
– Свет! Дайте немедленно свет!! – повторился отчаянный крик. – О, господи!!
Послышались рыдания.
– Свет! Свет! – закричали в темноте многие. – Человеку плохо!..
В зале медленно зажегся тусклый свет. Гости стояли там и тут, застывшие, словно пойманные врасплох в игре «замри-отомри». Большая их часть была уже без масок, но многие из тех, кто был в костюмах, еще не успели до конца от них освободиться: лягушечьи лапы, мантии принцев, птичьи крылья волочились по полу за черными фраками и платьями…
На верхней площадке центральной лестницы, стоял, в растерянности щурясь на зал, сэр Пол. Распорядитель высовывался из-за его плеча, словно гриб из-за пня, – он поправлял рукой очки и с недовольным видом выискивал в зале испортившую главный эффект вечера крикунью.
Люди расступились вокруг нее. В зеленом платье, изображавшем лотос, она сидела на полу, облокотившись на основание лестницы и держала в руках свою маску – венчик цветка; азиатское лицо ее с высокими скулами было покрыто красными пятнами, губы дрожали. Стоящий в толпе Ли-Вань с удивлением узнал ее – это была Лоа, девушка с презентации.
Глядя на людей вокруг себя не видящими глазами, Лоа судорожно дышала. Из обессилевшей руки со стуком упал на мраморный пол мобильный телефон.
– Что случилось?
Несколько человек склонились над ней.
Лоа никак не могла ответить. Вздрагивая с бесшумно открытым ртом, она указывала на лежащий на полу телефон. Кто-то нагнулся, чтобы поднять, подать ей его…
В это момент в противоположном от лестницы конце зала раздался другой женский крик:
– Нет! О, Господи!!
Всe вновь обернулись. Красивая полная блондинка, в элегантном облегающем платье кремового цвета с бриллиантовой брошью на груди, держала у уха мобильный телефон.
– Когда?! Что известно?!
Выслушивая ответ, она закусила губу; щеки ее покраснели. раздались недоуменные голоса:
– Что происходит?! Объясните!
– Катастрофа в Южной Азии… – побелевшими губами ответила блондинка, опуская руку с телефоном. – Цунами. У меня в Таиланде отдыхают дети.
Все заволновалось, пришло в движение, словно прозвучала команда «отомри».
Вверху на лестнице сэр Пол обернулся, сунул речь Дуане и решительно направился вниз по ступенькам. Дуане с удивлением услышал не вязавшиеся с обликом расслабленной куропатки четкие и жесткие распоряжения:
– Доктора в зал! Спенсера ко мне. Установить большой телевизор в холле. Такси, связь всем желающим.
Зал заполнился озабоченным жужжанием. Многие стали звонить; там и тут слышалось слова: «сотни тысяч погибших», «высотой с трехэтажный дом», «Суматра, Шри-Ланка, Таиланд»…
– Вы и ваши американские друзья! – вдруг, перекрывая шум в зале, закричала Лоа. – Вы знали! Вы ответите! Я пойду в суд…
– Помилуйте, – Ректор бизнес-школы, стоящий рядом с ней, разводил руками, – как я мог знать? Для меня самого это Ужасно… Ужасно.
Кто-то легонько тронул Ли-Ваня за плечо. Обернувшись, он Увидел перед собой председателя студенческого совета – тот был одет в костюм Шерлока Холмса, но был уже без маски. Рыжая бородка, огромные растерянно вращающиеся за очками глаза и зеленоватый френч делали его больше похожим не на великого сыщика, а на охотника, потерявшего в лесу ружье.
– Святой отец, – сказал он, дергая плечом, – нас всех срочно зовет к себе в кабинет Самуэль Сандерсон. Всех, кого Девин пригласил продолжить участвовать в эксперименте с машиной. Кажется, что-то случилось…
Глава V
Удивительная новость
Окно, разделенное на четыре узкие длинные секции, струилось ручьями. Свет торшера в углу и мерцание пламени в большом каменном камине, позолоченные корешки книг в шкафах, стол из белой березы посреди комнаты – на нем в уютном беспорядке толкались письменный прибор, старая печатная машинка, несколько грязных чайных чашек с блюдцами пресс-папье в виде изумрудной совы, – а на старом ковре – огромный пузатый глобус с опоясывающими его деревянными кольцами, – всего этого не замечали шестеро. Сидя на вытертых подушках кожаных диванов у камина, отвернувшись от его жара, они смотрели в сторону окна, туда где на круглом столике светился плоский экран телевизора.
Телевизор показывал воду. Много воды.
Ли-Вань, не моргая, смотрел на снятые дрожащей рукой кадры. Знакомых пляжей, дорогих отелей, дорог, сел больше не было. Были длинные, серо-зеленые, закручивающиеся пенными валами волны. Волны закрыли собой мир.
«В одно утро увидите, что поднялась большая вода в море и взяла города ваши; и взяла родных и друзей ваших; и разрушила пастбища, и погубила посевы, и утопила скот; и убила вода тех, кто верил; и убила тех, кто любил; и тех, кто отчаялся, тоже убила..»
На всем побережье, сколько хватало глаз, бурлил в циклопической кастрюле страшный суп. Вместо нарезанной моркови и лука в нем в беспорядке плавали люди, животные, машины, деревья, крыши домов, рекламные щиты – тысячи предметов, которые вчера в привычной и уютной своей связи друг с другом составляли мир, а сегодня оказались оторванными друг от друга ненужными, потерянными… Сталкивались друг с другом, они разрушались, исчезали…
«И остался ваш монастырь один на горе, и уцелел, подобно ковчегу. И вот, восплачет тогда весь мир по погибшим, – вы же в(К плачете по тем, кому еще предстоит погибнуть. Верно, верно говорю вам: когда увидите большую воду вокруг монастыря, знайте: придет с соленой водой в мир большая беда…»
С вывернутых из опор мостов лились водопады воды; по верхним этажам гостиниц, словно мародеры в поисках добычи, искали косые гребни; омуты грязи засасывали из мира в небытие все, что оставалось еще от мира на поверхности; а там, где еще торчали из воды воспоминания о суше – пальмы, столбы, крыши машин – на них маленькие человечки поднимали вверх руки к бесполезно чистому, синему небу.
«И вот что будете знать: не один войдет в этот раз Яхи в мир, но постучится вместе с ним в Небесные Врата Пожиратель Падали. И то, что выпадает мирозданию лишь раз в жизнь его, выпадет тогда вам, и в жизнь вашу. И притаится Пожиратель Падали рядом с Яхи, и выдаст себя за него, ибо похож будет на него, как брат. Но обманет Падальщик людей и уведет за собой в черную землю кривыми тропами; и завернет во мглу тех, кто слеп и отчаялся. И сгниют во тьме, поверившие ему, не найдя выхода из земли, и станут ему кормом…»
Когда кадры стали повторяться, Самуэль поднялся со стула поодаль, где сидел, и пультом приглушил звук.
– Я сказал вам, – повернулся он к сидящим на диване, – что Дипак позвонил мне и попросил собрать всех вас. Сегодня он получил наследство от своего дяди. Дядя этот умер два года назад, и Дипак рассчитывал получить от него деньги. А вместо денег получил старую тетрадь с рукописью на непонятном языке. Но в тетради Дипак еще нашел от дяди письмо. Так вот, – Самуэль понизил тон и обвел сидящих у камина мерцающими голубыми глазами, – в письме дядя пишет, что Лизу, – ту машину, которую мы сегодня видели на презентации, – придумал он.
Растерянность за всех выразил Звеллингер. Со скрипом повернувшись на диване, он поправил очки: Г": Как это так? Как это может быть?
– Подождите, это еще не все. Дядя в письме предупреждает Дипака, что от машины исходит опасность, – прежде всего для нас семерых.
Сидящие на диванах переглянулись.
– Это розыгрыш? – нахмурившись, спросила Геня. Она не когда над ней смеялись, и в особенности это ей не нравилось сейчас – ей не терпелось вернуться в зал, где до затемнения она познакомилась с удивительным мужчиной в костюме испанского кабальеро.
– Мне не показалось, что он шутит, – покачал головой Самуэль. – Не тот у Дипака был голос. Послушайте, как все началось.
Он вкратце рассказал историю завещания индуса.
– Невероятно, – откинулся Звеллингер на спинку дивана по окончании рассказа. – Кто-то нас разыгрывает. Это фарс.
Катарина, сидящая на диване дальше всех от камина, одетая в костюм ангела с двумя пушистыми белыми крылышками за спиной, хотела было тоже что-то сказать, открыла рот, повернулась к Самуэлю в полупрофиль – от чего стала очень красивой, – передумала говорить и вместо этого хлопнула несколько раз ресницами.
Батхед в мятом костюме космонавта, прокряхтел что-то невразумительное из своего кресла за диванами с темном углу. Монашек на скамеечке у камина, вскинувший было во время рассказа голову, тоже промолчал и отвернулся к огню.
– Этот дядя Дипака, – он что, работал в ФБР? – продолжил рассуждать за всех Звеллингер.
Самуэль недоуменно пожал плечами:
– Непонятно. Я сам пока ничего не знаю.
Наступило молчание.
– Невероятно, – раздраженно повторила Геня вслед за Звеллингером, произнеся это «невероятно» с другим смыслом. Я плохо знаю Дипака, и уж точно никогда не знала его дядю. Откуда он мог знать обо мне два года назад? И как он мог с уверенностью заявлять, что мне угрожает опасность?
– Если это правда, что именно дядя Дипака создал машину, – Самуэль поднялся с места и перенес свой стул от стола ближе к диванам. – То Лиза могла сказать ему.
– Ну да, – Катарина тихонько пододвинулась к подлокотнику дивана, рядом с которым встал стул Самуэля, – ведь получается, что Лиза предсказала цунами…
– Или сформировала его, – серьезно посмотрел на нее Самуэль. – Помните вопрос-ловушку Джованни?
– Подождите минуту, – Звеллингер нагнулся вперед, поставил локти на колени и посмотрел на всех большими круглыми глазами. Начав говорить, он стал едва заметно отрубать воздух ладонями: – Проект изначально был исторический. Как бы ни хотелось нам верить в сверхъестественные способности Лизы, шина никогда не предсказывала цунами. __ А гибель родителей Лоа? – спросил Самуэль. – А Джованни? Его родители отдыхали в Таиланде…
– Ой, правда, – вдруг вспомнила Геня, прикрывая рот рукой. – Так ужасно сходится.
Да ничего не сходится! – окончательно раздражился Звеллингер, – Про родителей этого Джованни мы, к примеру, ничего не знаем! Они вполне могут сейчас быть живы-здоровы.
– Джованни в больнице, – вдруг хрипло из полутьмы сказал Батхед.
– В больнице?!
Все разом повернулись к югославу. Не привыкший к такому вниманию, Батхед опустил глаза.
– Его машина сбила… Кха!.. Тадеуш видел. Он ждал меня у школы, а этот Джованни вышел раньше, чем все закончилось. И принялся названивать кому-то по телефону. И все ругался, и снова набирал… Кха!.. И так пошел через дорогу.
– Ой, он, наверное, хотел предупредить родителей!… – глаза Катарины сделались круглыми.
– Мы не знаем этого, – Звеллингер упрямо нагнул голову. – Мы. Не. Знаем. Этого.
– Все это очень странно, – тихо сказала Геня. – И потенциально опасно. Если это розыгрыш, то что-то в нем пошло совсем Не так, как планировали его организаторы.
Дождь сильнее застучал в стекло.
Чтобы рассеять повисшее молчание, Звеллингер повернулся к сидящему на скамеечке и смотрящему в огонь монашку.
– А вы что об этом думаете, Святой Отец? Вы что-нибудь поймаете из того, что происходит?
Монах поднял голову, посмотрел на всех глазами-маслинами, отрицательно покачал головой. г Сквозь шум дождя, послышались звуки музыки – в приемном зале дворца возобновился рождественский бал…
Глава VI
Чтение письма
Вот она.
В мокрой от дождя куртке Дипак прошел между сидящими на диванах к раскладному квадратному столику с позолоченным ободком, что стоял перед камином, вынул из-за пазухи тетрадь и положил ее на зеленую столешницу.
Все подались вперед.
Не поднимая тетрадь со стола, Самуэль освободил из петельки колышек и перевернул потрескавшуюся обложку из рыжей кожи, – пожелтевшие листы поднялись, как паруса; на них стал виден мелкий, словно частые стежки ниток, рукописный текст.
– Язык странный, – сказал Самуэль, опуская взгляд в тетрадь, – похоже на руны…
– Странный, странный! – Дипак сбросил мокрую куртку на табурет рядом с глобусом. – Зато письмо дяди, которое я нашел в тетради, было написано по-английски. Мне не терпится узнать, что вы о нем думаете.
– Почему бы тебе не прочесть его нам сразу целиком? – Геня вздохнула, освободилась от туфель и, поджав под себя ноги, поудобнее устроилась на потертых кожаных подушках. Кабальеро скорее всего уже переоделся, и найти его без маски и костюма она уже не сможет…
– Проклятая тетрадь стоила мне миллионов, – Дипак вернулся к сброшенной куртке и вынул из кармана несколько сложенных вчетверо листков, – при этом, дядя пишет, что вся эта история таит для нас как огромный шанс, так и огромную опасность. Слушайте.
Он встал у торшера поодаль от камина, развернул листы и начал читать:
– «Приветствую тебя, мой мальчик! Ты удивляешься, что дядя Ягджит вспомнил о тебе?»
Письмо Ягджита Приветствую тебя, мой мальчик! Ты удивляешься, что дядя Ягджит вспомнил о тебе?
Я знаю, сейчас ты разочарован. Ты думаешь, сжимая кулаки:
«Проклятый старик – подсунул мне вместо денег никчемную тетрадь!» Но знай: ты получил в наследство то, что стоит всех денег мира. Прочти историю моей жизни и ты узнаешь, чем владеешь.
Не буду подробно описывать тебе то положение, которое отведено нашему роду традицией в обществе – тебе, конечно, известно, что принадлежим мы к презренной касте, обретающейся в вечной нищете. Но вот появился в этой касте бунтарь, – то, с чем меня учили смиряться, не казалось мне с детства ни правильным, ни естественным. В шестидесятые годы прошлого века, в отличие от своих сверстников в Америке и Европе, я не мечтал о царстве всеобщей любви и о полетах к другим планетам, – моя мечта была вечна, проста и волшебна, как отражение луны в кадке воды. Я думал о том, как разбогатеть, – разделаться с нуждой, которая словно горькое лекарство, – а лучше сказать яд, – лекарство не лечащее, но убивающее, – было прописано мне и моим родным с рождения. И вот, в восемнадцать лет, оставив традиционную для нашего рода профессию чернорабочего на стройке, я убежал из родительского дома, сменил фамилию и занялся торговлей.
Специализироваться я решил на редких благовониях и маслах, которые планировал находить в наших старых храмах и монастырях. В Европе эти странно пахнущие вещества пользовались тогда большим спросом.
Я нашел себе компаньонов из Англии – сначала я просто продавая им найденные ароматы, а потом, когда дело пошло, получил маленькую долю в бизнесе. В какой-то момент мы придумали делать упор на особенных, не известных ранее смесях. Находя такие, мы тщательно расспрашивали монахов про их влияние на душу и тело, а также про связанные сними чудесные истории, если таковые были им известны. Эти свойства и истории мы описывали в отдельных брошюрках, которые прилагали к склянкам, – спрос был огромный!
И вот, охотясь за неизвестными ароматами, я как-то раз заехал в провинцию Орисса, – тамошний берег изобилует статными храмами. Прибыв в сельский монастырь, я подошел святилищу и вдруг почувствовал в воздухе удивительный запах – как позже выяснилось, это была смесь пекоры и драудита. Я тут же попросил настоятеля о встрече. Он согласился, и я подробно расспросил его О происхождении смеси. От него Я услышал связанную с этим ароматом удивительную историю.
Много лет назад, поведал мне настоятель, один из монахов отправился в лес собирать нужные для благовоний травы. Забравшись далеко в чащу, он вдруг уловил необычный запах. Аромат заинтересовал его, и он принялся искать его источник. Вскоре он обнаружил растущий прямо из упавшего ствола драудита цветок пекоры. Откуда-то сбоку на красные лепестки цветка падал ослепительно-белый и тонкий, как иголка, луч, – луч этот поджигал и старое дерево, и растение растущее на нем, и тлея, они совместно источали чудесное благовоние.
Монах заинтересовался и тонким лучом; он подошел поближе, проследил его происхождение и с удивлением обнаружил рядом со стволом дерева торчащий из-под земли кусок непонятной конструкции. На той части конструкции, что была видна из земли, было навешано множество линз и зеркалец, – именно от одного из этих зеркал отразился и упал на цветок просочившийся сквозь листву луч солнца. Монах увидел, что диковинная конструкция с зеркалами изначально была упрятана в неглубокую земляную пещеру, но землю вокруг разрыли барсуки, часть пещеры обвалилась…
Монах вырыл находку и исследовал ее. Предназначение конструкции было ему совершенно непонятно. Сбоку, впрочем, к ней был прикреплен полуистлевший мешочек. В нем монах нашел железный футляр со старинной тетрадью в рыжем кожаном переплете. Монах открыл тетрадь, но текста в ней прочитать не смог – язык был ему неизвестен.
Притащив находку в монастырь, монах показал конструкцию братьям, – те покачали над ней головами, но вскоре утратили к ней интерес, – они тоже не знали языка, которым был писан текст. Конструкция была по распоряжению настоятеля помещена на в монастырский подвал, где и пребывала до самого дня моего приезда.
Стоит ли говорить о том, как заинтересовала меня эта история; «компаньоны будут в восторге» – думал я про себя. Мне уже представлялось, как новый аромат становится лидером продаж, как я увеличиваю долю в предприятии…
Естественно, я тут же попросил у настоятеля разрешения осмотреть и машину, и тетрадь. По каменным ступеням меня проводили в темный подвал, – он был весь завален строительным материалом, досками, обломками старых статуй… Монахи разгребли хлам, и за ним я увидел ее. Она выглядела, по правде сказать, страшновато: в углу стояло нечто похожее на маленькое вскрытое человеческое тело с почерневшими органами внутри.
Я попросил разрешения вытащить машину на свет и на монастырском дворе хорошенько рассмотрел ее. «Росту» в конструкции было фута три; внутри она была вся переплетением блоков, противовесов, рычагов; там же внутри у нее находилось много зеркалец, стекол и линз. Некоторые из этих стекляшек были свободно подвешены и качались, если их тронуть рукой; другие были закреплены на жестких штативах, очевидно предполагающих фиксированный угол наклона…
Я принялся умолять настоятеля продать мне машину и тетрадь. На мое удивление тот сразу легко согласился расстаться и с тем, и с другим – причем совершенно бесплатно. Он сказал, что не видит проку держать в монастыре старый хлам с инструкцией, которую никто не в состоянии прочитать.
Забрав оба предмета, я, весьма довольный, устремился на повозке, запряженной осликом (так я передвигался в молодости по стране), в сторону своего тогдашнего жилища – маленькой хижины, которую снимал на холме, на окраине Калькутты.
В дороге, сидя в тележке, я от нечего делать открыл тетрадь. Сперва мне пришлось убедиться, что я был ничуть не умнее всех тех, кто до меня заглядывал в нее – я не смог понять в ней ни слова. И хоть я бегло говорил на бенгали, хинди и английском, язык в тетради по виду даже близко не напоминал ни один из Лакомых мне языков.
Я стал рассматривать переплет тетради – он был сделан из старой, потрескавшейся от времени телячьей кожи. В одном месте переплета я увидел небольшое утолщение, словно под перелет было что-то засунуто. Я взял ножик и отогнул край – под кожей я обнаружил сложенный вчетверо пожелтевший лист очень старого папируса. Развернув его, я нашел на нем написаний на старинном, но вполне читаемом для меня бенгали текст (много позже специалисты удивили меня, сказав что письму этому было не меньше пятисот лет). Вот что, однако, В нем говорилось (привожу весь текст по-английски):
«Хвала Раме, Потомок! Если ты читаешь эти строки, ты за брал из тайника «Машину Счастья», и сейчас, верно, везешь ее тем, кому она предназначена. Что добрый путь!
Увы, не знаю, сын ты мне, или внук, – или потомок в десятом колене – не знаю, сколько времени прошло с моей смерти. Годы шлифуют камни, и в памяти нашего рода может не остаться места истории, случившейся со мной, Янамиром Мохапатра, твоим предком, – а может статься и так, что история моя окажется передана тебе неправильно, – и потому оставляю тебе в этом письме подробный отчет о том, как Машина Счастья попала в мои руки, а также самое главное – предостережение о ней.
Знай же: в молодости я и жена моя были так бедны, что нам часто приходилось довольствоваться из еды лишь тем, что находили мы в лесу. Именно там в лесу, на давно заросшей дороге однажды нашел я лежащего без сознания человека. По виду он был странник из далекой страны – на нем был диковинный плащ из чернильного ореха и сапоги с железными крючьями со звездами на концах. Неподалеку стояла его запутавшаяся в лианах повозка, – запряженный в нее тощий мул издавал жалобное мычание.
Я поднял чужеземца с земли и уложил на повозку. Дивясь тому, зачем он выбрал для своего маршрута давно не езжую дорогу, я распутал колеса повозки от растений, взял мула за рога и доставил незнакомца к своему жилищу.
Дома я уложил его на постель; жена моя дала ему воды. Мы оба пытались, чем могли, помочь страннику, но увы, он был безнадежно болен – лицо его было желтое, как луна в плохую ночь. Деревенька моя была далеко от города, знахарства мы с женой не знали.
Чуда не случилось – нежданный гость мой умер спустя три дня. после того как я нашел его в лесу. Почти все время до кончины был без сознания, и только один раз – в ночь перед смертью, – вдруг пришел в себя настолько, что смог заговорить. Тут же он принялся страстно просить меня, очень плохо выговаривая наши слова, отвезти его в какой-то диковинный монастырь. Имя монастыря, которое он называл, ничего мне не говорило – я только пожимал плечами и говорил, что о таком не слышал. Услыхав это, странник мой пришел в отчаяние. Он попытался тут же встать и идти куда-то, но едва поднявшись на ноги, упал – так слаб он был. Тогда, теряя дыхание, он поторопился рассказать мне свой секрет.
Он сказал, что приплыл в Индию кораблем из далекой страны, что он ученик великого мастера и послан передать монахам в Индии сделанную им совместно с Учителем Машину Счастья. Он снова и моей повторял имя монастыря, – как горько мне теперь, что тогда я принял его ясную речь за бред – я не запомнил этого имени! Чужестранец сказал, что «Машина Счастья» предназначена дать каждому на земле то, о чем он мечтает, но что запустить и пользоваться ею правильно смогут лишь те монахи, к кому он направлялся.
Не придав значения своим словам, больше чтобы успокоить больного, я пообещал ему, в случае если он умрет, найти этот монастырь и передать туда машину. Услышав мое обещание, чужеземец в первый и последний раз за наше знакомство улыбнулся. Вскоре он опять потерял сознание, а на следующее утро умер.
Я похоронил его в лесу и стал разбирать вещи в повозке. Там я, действительно, обнаружил странную конструкцию, – с виду она была похожа на маленького золотого человечка, а внутри вся увешана грузами, разноцветными стеклами и зеркалами. При конструкции была еще тетрадь, – но читать и писать я тогда не умел.
Стыд заставляет меня в этом месте рассказа сделаться кратким. Вместо того, чтобы сдержать данное чужестранцу слово, я, прельстившись названием машины, более случайностью, чем умением, сумел запустить ее. О, машина таинственного мастера не обманула мои ожидания – счастье потекло в мой дом рекой. Но если бы знал я тогда, что за чудище вынырнет из этой реки…
Когда случилась беда, я с горечью вспомнил о своем обещании чужеземцу разыскать монахов. Увы, после того, что произошло, я не только сделался столь же беден, сколь был раньше, – но в придачу и болен, и стар. Мне едва хватило сил закопать золотого «человечка» в лесу, – неподалеку от того места, где я когда-то нашел чужестранца.
Я рассказал о месте, где спрятана машина сыну, и просил его разыскать монастырь таинственных монахов. Если не получится найти у него, сказал я, пусть передаст мою просьбу своему сыну, а тот дальше своему, – и так пусть передается мой завет из поколения в поколение, пока не будет выполнен.
Но вот, свершилось! Ты нашел заветный монастырь, и забрал из тайника Машину Счастья. Скорей же передай машину монахам – ни в коем случае не пытайся запустить ее в действие сам. Правила обращения с машиной известны лишь тем людям, кто создал ее тем, кому она была послана. Если же не послушаешь меня и попытаешься запустить машину сам, погубишь себя и с собой еще много людей…»
На этих словах текст на старом пожелтевшем листочке обрывался. Не было в нем ни даты, ни объяснения того, как Янамиру удалось запустить конструкцию чужеземца, ни описания того что за беда приключилась с ним в конце жизни.
Так или иначе, я был рад находке. Было ли письмо чьей-то шуткой или агрегат, который я нашел в монастыре, и вправду, служил приспособлением для какого-то старинного колдовского ритуала, история была таинственна и чудесна. Естественно, в моей молодой сумасбродной голове тут же родилась мысль, презрев предостережения Янамира, запустить машину. Эксперимент можно было описать в брошюрке, сопровождающей флакон, а кроме того… Ах, эта вечная надежда бедняков когда-нибудь по волшебству избавится от нищеты и унижения! Найти Машину Счастья, получить от нее все, что хочешь – без труда…
Приехав домой, я первым делом промыл и очистил конструкцию от налипшей на нее грязи и образовавшейся ржавчины. Она заблестела и стала издали, действительно, похожа на маленького сияющего человечка. Вместо лица у человечка был циферблат со множеством мелких делений; на циферблате крепилась одна единственная стрелка, – оловянная, легкая, – чудо, как она неї сломалась за столько лет в лесу…
Пока я работал над машиной, я обнаружил в «теле» машины надписи. В «груди» у человечка были подвешены на петельках две медные чашечки, и я увидел, что на краю одной из них было красиво выгравировано «Л», а на краю другой – «N0». Не надо было знать итальянский, чтобы понять значения этих слов – «Да» и «Нет». Так у меня появилась версия европейского происхождения машины, которая вскоре подтвердилась – мною были найдены на машине и другие слова. Их уже мне удалось перевести лишь после того, как я, спустившись со своей горы в книжную лавку, обзавелся толстым итало-английским словарем. Слова были расположены на торцах двух цилиндров по бокам лица человечка, на его «щеках», – и было на них выгравировано: на одном слово «Dolor», на другом – «Piacer». «Удовольствие» и «Боль» – сверился я по словарю.
На правой «ноге» машины была еще помещена табличка с выгравированным текстом, – я попытался перевести и его, но фразы старого итальянского языка оказались мне не по зубам. Я понял только, что это была краткая инструкция по пользованию машиной и что машина заработает, будучи поставленной ровно в полдень под лучи яркого солнца. Да! Я забыл еще про надпись, обнаруженную мной на основании медного постамента, к которому была прикручена конструкция. Имя это было или слово – я не знаю, – но по нему я окрестил своего золотого божка: Одра Ноэль.
На следующее утро я вынес машину на двор и установил ее гам на небольшой горке песка (мне почему-то представилось, что для лучшей работы машина непременно должна находиться на возвышении). Там она стояла и тихонько позвякивала на утреннем ветерке своими лупами и стеклами, а я все ходил вокруг нее и ждал полудня. Наконец он наступил. Вдруг на моих глазах произошло невероятное: машина словно вспыхнула вся разом – взорвалась сияющими разноцветными брызгами: верхние ее зеркала поймали солнце и отразили его в нижние под каким-то хитрым наклоном, а те в свою очередь начали отражать свет дальше друг другу, сквозь призмы, кристаллы, лупы…
Так машина стояла на вершине моей песочной кучи и сияла всеми цветами радуги. Через некоторое время, к моему изумлению, в движение сами собой пришли колеса и шестеренки в ее «теле», – поползли наверх грузики, закрутились валы – я не мог поверить своим глазам!
С открытым ртом я стоял и смотрел на машину.
На чудеса на этом не закончились. Вдруг оловянная стрелка «лице» человечка начала – сначала медленно, неохотно, а потом все быстрее и быстрее – вращаться, издавая при вращении сухой треск. Видя такое, я на всякий случай отбежал от машины и укрылся за старой рассохшейся бочкой.
Но опасности не было – через минуту представление прекратилось так же неожиданно, как началось. Погасло сияние, замедлились и остановились блоки и противовесы. «Золотой человечек» без движения затих на моей песочной куче. Я подошел к нему и потрогал, – машина была горячей. Каким образом то, ч, произошло, было призвано сделать меня счастливее, я не знал.
Сам по себе, однако, факт работы машины после сколького времени, проведенного ею в земле, в лесу был удивителен, я решил, что до того момента, пока я полностью не разочаруюсь в способности машины дать мне счастье, я не буду ее продавать и не буду никому про нее рассказывать.
Затащив человечка опять в дом, я накрыл его от случайных глаз пледом, а сам принялся ждать улучшения своего состояния. Откуда придут ко мне деньги, о которых я так мечтал?
Вечер прошел без каких-либо примечательных событий, а утро, вместо счастья, принесло горькую весть: мой дед погиб на стройке – по вечной нужде нашего рода он еще работал там в своем преклонном возрасте.
Бросив все, я поехал на похороны. По дороге я думал, что машина была либо совсем бесполезной, либо… Мне вспомнилось предостережение Янамира. Что если именно действие «золотого человечка» как-то вызвало смерть деда?
По окончании положенного времени, которое я провел с семьей, я вернулся к машине.
Я гнал от себя страх. Мечта получить богатство без труда снова завладевала мной… Я решился повторить эксперимент.
Молодость часто верит в первую пришедшую в голову шальную мысль; мне почему-то тогда показалось, что во второй раз машина обязательно скомпенсирует свой предыдущий промах столь же мощным по силе воздействия, но уже положительный для моей судьбы событием.
Итак, «золотой человечек» на моем дворе, поймав лучи полуденного солнца, снова вспыхнул яркими разноцветными огнями. Снова закрутилась, как сумасшедшая, стрелка на его циферблате, снова принялись подниматься и опускаться его «животе» грузы. Но так же как и в прошлый раз, минуты через три представление само собой завершилось без всяких видимых последствий для меня.
Вслед за этим не случилось ничего примечательного – ни через день, ни через неделю, ни через месяц… Снова и снова я запускал машину – эффекта на мою судьбу на не оказывала никакого. Постепенно я приходил в себя. Я понял то, что должно было быть очевидным с самого начала: Машина Счастья была всего лишь механической игрушкой; она не име1а решительно никакого влияния на чье бы то ни было счастье.
