Текст книги "Падальщик"

Автор книги: Ник Гали

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

Но если люди языком смущают Цвет тела выраженья голубой, Чернее тучи тело Воли. Сильна она, но толку что? Смешаясь с темной Волей, Златая Радость породит Мысль страшную, И в страшные миры Опустит».

«Итак, – сказал Учитель, – Знай.

Задача человека – Понять баланс своих свечений, И их исправить.

Ибо у всех людей Во всех свечениях оттенок свой.

И каждый для себя понять обязан, Как сделать так, чтоб золото желанья Наполнилось до края Лазурной синевой небес».

Но здесь воскликнул я: «Учитель! Красиво, но не очень точно Звучит рассказ твой. Оттенков У цвета каждого миллъярды. Не удержать нам изумруда Волшебный цвет В центральном теле. Да, описал ты в общем метод, Которым, может быть, удастся Исправить ненадолго, ненамного Несовершенства наши. Но неужто Возможно Всегда учесть нам колебанья Оттенков всех свечений… Мне кажется, что нет. Ну а раз так, На миг увидим лишь блеск звезды Судьбы своей пред нами, И вновь утратим…

Так колебаться будем в мыслях и мирах И вверх, и вниз. Не толи разве Уже и так имеем.

То радость возвестит нам мир, То горе…»

И вот ответил мне Учитель:

«Есть правило одно – глубокое, как центр Земли, Высокое, как свод Вселенной.

И это правило, узнав, Любой научится взлетать на Небо, Свечения в телах уравновесив.

И это правило все знанье посвященных Осветит сочным, изумрудным светом.

Зеленый факел в темных коридорах Укажет путь. Спасутся все, Когда узнают О Правиле…»

Избранные обсуждают Пятое Откровение – На этом стихи заканчиваются, – Самуэль опустил листы и поглядел на слушателей сияющими голубыми глазами.

– Дальше – Правило Истинной Веры. Читаем сразу его?

– Подожди, – сказал Геня. – Надо разобраться.

– Да в чем разбираться? – недовольно спросил Батхед. – Какая-то… алхимия сплошная.

– А мне понравилось, – Катарина заложила волосы за ухо. – Про то, что вовсе не обязательно всегда притворятся доброй.

Она запнулась, видя обращенные к ней взгляды; затем храбро продолжила:

– И еще про силу выражения – мне кажется, это очень женское. Нуда… В том смысле, что женщины гораздо больше уделяют внимание тому, как они выглядят, например; что и как они едят, что на них надето… Ну и вообще, придают значение маленьким вещам во всем, что их окружает.

Батхед хмыкнул из своего угла – Скользят по верхам…

– Ничего не по верхам – это одно из тел! Тело выражения. А разум только вредит. И знание слов тоже вредит. И книжки.

Катарина сложила руки на груди.

– Ничего не правильно, – махнул рукой Звеллингер. – Женщины, к примеру, любят много болтать. Если верить написанному, это затемняет их Тело Выражения. Так что…

Катарина набрала было в легкие воздух, но ничего не придумала ответить.

– Подождите, – сказала Геня, – я другое хотела сказать. На лекции Девин рассказывал, что мысль о будущем, чтобы Реализоваться, должна облечься правильной интенцией. Но я тогда так и не поняла – где заканчивается мысль и где начитается интенция? И еще: мы привыкли думать, что мысль это временно порождение разума. Теперь выходит, что мысль сама есть разновидность волны, – то есть шесть центров в человеке каждый рождает свои мысли, и в центре, в сердце рождается главная мысль мира, которой человек и становится. Выходит, мысль и интенция в конечном итоге это одно и то же?

– Ну да, – взял себя кулаком за подбородок Самуэль. Он встал со стула и, нагнув голову, прошелся перед диванами. – Люди давно уже называют мыслями лишь те или иные проявления в себе разума, – то есть, как называет его рукопись этого слуги слов. Но сами же люди путаются, не могут четко отличить, где у них в головах разумная мысль, а где сгусток эмоций, желаний тела, чувств, реакций на окружающий мир… Они пытаются избавиться от всего, что не есть разум и с этим «мусором» избавляются от изначальной настоящей мысли – истины, того Слова в библейском смысле, о котором говорил Девин. Эта изначальная мысль ничего не имеет общего с разумом; это состояние, комбинация состояний наших шести тел, которую мы должны в себе воспроизвести В каждый момент так, чтобы, как выражает это Томмазо, двинуться вверх в мирах.

– Точно! Это то, что Девин имел в виду, – подхватила Геня, – он говорил, что мысль надо правильно «одеть», перевести на язык интенции. То есть ту разумную мысль, или пожелание, обращенное к мирозданию, которые люди привыкли выражать словами, надо выразить своим состоянием, шестью телами.

– И для этого, если верить тетради, – шевельнулся на диване рядом со Звеллингером Дипак, – нужно настроить эти тела таким образом, чтобы по центру тела появилось свечение глубокого изумрудного цвета. Это цвет правильной мысли.

Звеллингер недовольно поморщился:

– Сколько я помню, Девин говорил так: если мы запрашиваем что-то у мироздания, мы должны придать излучению наших тел такие оттенки и тона, чтобы они, слившись с излучениям" желаемого предмета или события, родили вместе прозрачный белый свет. А вовсе не для того, чтобы получить в центре себя какой-то особый оттенок изумруда.

– Да нет, вспомни, что говорит Томмазо, – Геня уже до всего додумалась и спешила объяснить, – комбинация свечений верхних и нижних тел составляет в центре человека свечение одного из оттенков зеленого. Это и есть та мысль, которой мы в реальности становимся; это вовсе не та в обыденном понимании «мысль», что мы думаем у себя в голове. В голове мы можем иметь сколько угодно «мыслей», сколько угодно их обрывков, – мы даже, быть может, желаем стать некоторыми из них, – но становимся поистине мы только одной той мыслью, которую выражает в этот момент наше сердце. Если мы хотим от мироздания чего-нибудь простого – того, что раньше с нами случалось, – мы можем воспроизвести в себе излучение всех шести тел, и в сердце зажжется необходимый для получения искомой вещи мир. Но если наше пожелание к мирозданию сложно, если в нем много того, что еще не было нами прочувствовано, испытано, – го единственный способ – сбалансировать цвет свечений наших верхних и нижних тел так, чтобы в сердце появился глубоко-изумрудный цвет – свет нашей звезды, как говорит Томмазо. Чем ближе цвет в срединном теле к этому оттенку, тем больше правильных для нас и одновременно приятных нам вещей мы получим; тем чаще мы начнем желать именно тою, что мир вокруг нас и так даст нам без труда, – потому что наше желание отвечает главному настроению этого мира, той мысли, которой мы стали.

– Получается, – медленно сказал Дипак, думая по мере того, как говорил, – что если нам хочется чего-то сложного, надо не пытаться приспособить свечения своих тел к свечениям искомого предмета, – как в первом случае, когда мы вспоминаем некий простой опыт из прошлого, – а надо выровнять излучения тел внутри себя, чтобы их цвета, соединившись, воссоздали идеальное зеленое свечения в сердце.

– Ну, конечно, – кивнула Геня, – и чем свет мысли, исходящий из нашего сердца, будет ближе к цвету свечения нашей звезды на небе, тем больше шанс, что желаемое нами сложное событие случится.

– Или не случится оно, а случится другое, то которое нам Действительно нужно! – воскликнул Самуэль. – Все сходится! Это именно то, что происходило на презентации. Помните, машина давала нам уклончивые ответы – неправильная интенция. исходившая от нас, то есть не соответствовавшая вопросу мысль, которой мы становились в сердце… А с другой стороны, человек не сумеет сбалансировать излучения своих тел, он может формально получить то, что он хочет, но потом желанн0е аукнется ему вовсе не так, как он планировал.

– Бр-р! – схватился за голову Звеллингер. – От этих ваших излучений у меня уже голова болит. Вы что, хотите сказать, что я не выбираю свои мысли, а они появляются у меня в результат мало зависящего от меня переплетения каких-то моих внутренних, них состояний?

Он грузно повернулся на диване.

– Нет, что хотите со мной делайте, а я свои мысли выбираю сам и сознательно.

– И понятно, отчего ты так думаешь, – Геня подняла вверх указательный палец с надетым на него тонким колечком. – Все верхние тела у людей загрязнены языком. От этого большинство тех мыслей, которые мы ясно осознаем в себе, предлагаются нам разумом, слугой слов. Из их многообразия, – многообразия плохих мыслей, предложенных разумом, – мы, действительно, выбираем. Но это всего лишь выбор меньшего зла. Если бы излучения наших тел были сбалансированы, они подсказывали бы нам всегда одну-единственную благую мысль в сердце, – мысль, которой нам надлежит стать в каждый данный момент – и выбор нам уже был бы не нужен. Ведь весь наш выбор, по сути, сводится к тому, чтобы в стоге сена отыскать ту самую единственную заветную иголочку – нужную нам в каждой конкретной ситуации одну-единственную правильную мысль.

– Почему это одну-единственную? – спросил Звеллингер. – Есть много способов получить тот или иной результат.

– У тебя всегда всего одна попытка в жизни, – развел руками Самуэль, – значит и мысль нужна только одна.

– И если излучения неба и земли окажутся сбалансированы, – начал медленно сокращать отставание Звеллингер, то нужная мысль сама придет в голову и затмит все остальные, которые являются порождениями разума, так что ли?

– Ну, конечно!

Это была Геня. Если она еще до конца не верила в практичность теории из манускрипта, она получала удовольствие от ее логичности.

– Но как правильно сказал Томмазо, – раскинул руки на диване Звеллингер, – изложенный принцип приблизителен. Баланс цветов до конца ими все равно не выправишь, идеала не достигнуть.

– Но можно сильно улучшить свой мир! – продолжала защищать удачно разгаданный ребус Геня. – Зная законы игры цветов, можно в большой степени скорректировать мысли в нужную сторону. И тогда в голову начнут приходить правильные, нужные нам для счастья мысли, и становиться ими нам будет легко и приятно. А миры, появляющиеся вокруг нас, будут в таком случае вести нас вверх.

– Хммм, – недоверчиво потер рыжую бороду Звеллингер. – Хотелось бы поподробнее.

– Куда тебе еще подробнее? – всплеснула руками Геня. – Томмазо расписал все подробно! Например, если у человека много эгоизма и желания получать только для себя – можно не умерять эгоизм, но при этом вовлекаться в жизнь, – например, как можно больше общаться, – но при этом избегать попыток менять мир вокруг. И тогда в человеке возникнет правильное золотое желание радости. Наоборот: эгоизм в норме, но не самый слабый, – ты человек смелый, решительный, страстный – вовлекайся в мир так, чтобы менять его. А если ты добрый, но робкий и слабый – твой удел уединение и сосредоточение на домашних делах, близких, или на деятельности, требующей уединения.

Она обвела избранных радостным взглядом:

– Это же так ясно! Мироздание имеет четкий механизм, поощряющий людей вовлекаться в мир без эгоизма, чтобы творить в нем красоту с учетом других, для всех. А тех, кто пытается изменить мир, движимый пылающим эгоизмом, механизм наказывает, он становится несчастен – его желание радости облекается страхом.

Она весело засмеялась:

– Это же такой простой способ – надо просто посмотреть себя, разделить себя на цвета и понять, как ты светишь и какое излучение в себе надо усилить, а какое ослабить. И соответственно начинать заставлять себя выбирать те мысли, которые будут усиливать или ослаблять те или иные свечения, добавляя в них добра или зла – черную или белую краски.

– Ну да, – возбужденно сказал Самуэль, – это так. К примеру, тот, кто много читает философских и умных книг, иметь слишком темное фиолетовое излучение из своего Центра Откровения. Даже если такой человек будет адекватно отрава, почерпнутые из книг взгляды в своей одежде и манерах и воздерживаться от речи, он не построит в себе правильную Волю, не поймет свою Цель – ведь свечение фиолетового венца будет затемнено языком, которым написаны все книги. А представьте что такой человек будет еще и много говорить…

– Оставив чтение и начав интуитивно наблюдать реальность I он очистит свое тело Откровения, – продолжила мысль Самуэля Геня, – а ограничив говорение, быстрее отразит собой свое место в мире и достигнет того, что в сердце у него родится правильная мысль – лучший мир.

Опять вступил Самуэль.

– Смотрите, – сказал он, когда Геня остановилась, – во многих духовных практиках есть даже такой метод – бездумное произнесение слов, молитв, бездумное сканирование духовных текстов. Такое употребление слов – говорение, чтение без анализа разумом – как раз и дает эффект появления в срединном верхнем теле правильного свечения Воли, ощущения правильной Цели. Осветляется тело Откровения, которого смыслы слов не достигают.

Катарина поджала ноги на диване и гордо объявила Звеллингеру:

– Вот тебе и ответ по поводу женщин. Когда мы болтаем друг с другом, мы часто тоже не паримся каким-то глубоким смыслом.

– Некоторые меньше, чем другие, – невозмутимо хмыкнул Звеллингер.

Дипак, однако, поддержал Катарину:

– Не только женщины, но и, например, политики часто не анализируют то, что говорят. Не задумываются над смыслами, а подбирают интуитивно правильные для людей, нравящиеся им слова. Оттого, – по крайней мере теоретически, – в них, наверное, может возникнуть ощущение правильной Цели. По любому, люди ищут и любят в политиках именно силу Воли, установи на правильные Цели и наличие внутренней силы, чтобы достичь их. Но на секундочку, – Дипак закинул руки за голову, – вернемся к тому, кто любит много общаться. Как это я, имея много эгоизма и желая его удовлетворить, буду крутиться среди людей, общаться с ними, но не влиять на мир, и получу радость? Я же не получу от мира то, что надо моем эгоизму? Никто же не даст мне то, что надо.

– Почему не даст? И кто тебе сказал, что ты получишь радость именно от удовлетворения эгоизма – причем эгоизма, связанного с изменением мира? – спросила Геня. – Закон Игры цветов прост и понятен. Если ты будешь следовать ему, сформируешь в нижнем теле Желания Радости золотой цвет, радость придет – и может быть, совсем не оттуда, откуда ты ждешь ее.

– Но ты можешь поступить и по-другому, – сказал Самуэль, – сломать свой эгоизм, начать помогать другим, вести жизнь аскета, и при этом вообще прекратить со всеми общаться – и радость тоже придет к тебе, дни станут счастливыми…

– Вы так рассуждаете, как будто всю жизнь только и делали, что управляли своими излучениями, – удивленно проворчал Звеллингер.

– Нет, – извиняющимся тоном сказала Геня, – но правила, правда, так просты…

– Еще раз, – Дипак запустил пятерню в свои жесткие волосы. – Получается, все дело в том, чтобы правильно балансировать излучения своих тел. Но все равно, Звеллингер прав: мы никогда не сможем настолько тонко настроить свои тела, чтобы беспрестанно излучать в сердце изумрудный свет правильного оттенка.

– Для этого и существует Шестое Откровение – Правило Истинной Веры, – впервые за долгое время подал голос, поверившись от огня, монах. – Следуя ему, человек сколь угодно Долго может сохранять свечения всех своих тел сбалансированными. И в срединном его теле мир всегда будет стремиться к Идеальному.

– Как, ты сказал, называется вторая часть рукописи? – быстро повернулся к Самуэлю Звеллингер.

– «Правило Истинной Веры».

– Читай немедленно!

Глава XV
Секрет Счастья и Правило Истинной Веры

Лишь проснулось сознание Учителя на земле, прилете, к нему коршун; и коршун сел на край его колыбели, и хвостом открыл Учителю рот, а потом ударил хвостом несколько раз по внутренней стороне губ и языку его. И признавался мне не раз Учитель, что преследует его всю жизнь ужасный сладкий запах, который источали перья той птицы. Говорил он мне, что коршун этот был знак, предвосхищавший приход на землю Падальщика.

И долго составляли мы с Учителем то, что должны были открыть левиям, – Правило Истинной Веры. И вот как нашли его.

Однажды ночью в моей лаборатории Учитель говорил со мной о счастье.

«Смотри, Томмазо, – сказал он, – счастье предполагает смешение в человеке, как в твоем котле алхимика, трех веществ. Смешать их нужно в строгой пропорции.

И первое вещество, которое кладем мы в котел счастья, называем мы «безопасность». Проживая жизнь, обретаем мы добрых друзей и надежных партнеров; создаем семью и рожаем детей. Усваиваем мы навыки и уменья, которые, случись что, не позволят нам пропасть; и заботимся о поддержании своего тела: и строим дом, чтобы иметь крышу над головой; и копим деньги и предметы на черный день…

И тот, кому удается скопить в жизни много безопасности, ночью спит спокойнее того, у кого ее мало. Знает такой человек, что даже если пошатнется в каком-то месте здания его жизни кладка, сможет он быстро укрепить это место.

И тот сундук, в который мы складываем накопленную в жизни безопасность, называем мы «Прошлое». Горько бывает тому, кто по прошествии лет оглянется и увидит, что его сундук «Прошлого» содержит в себе мало безопасности или вовсе пуст».

И сказал мне Учитель дальше:

«Смотри, Томмазо: второе вещество, которое кладем мы в котел счастья, называем мы «ожидание радости». Ведь если человека в будущем ждет улучшение его положения и свершение приятных для него событий, чувствует он в себе прилив и чем бы ни занимался тогда, все делает более радостно. И сундук, куда складывает человек свою будущую радость, наливаем мы «Будущее». И если мало у человека в сундуке «Будущего» радости, падает он духом, и жизнь его становится скучна и уныла.

И вот, накоплена радость впереди нас сулит нам переход в лучший мир, а накопленная безопасность за спиной поддерживает от того, чтобы не опрокинуться в мир худший».

И сказал еще Учитель:

«Смотри, Томмазо: третье вещество, которое положим мы в котел счастья, мы называем «Довольство собой». Появится в нас сладкое это чувство, когда сделали мы в жизни что-то ладно – слившись с Творящей Силой, пробудившейся в нас. И это чувство есть не что иное, как ощущение нами нашего движения вверх в мирах. И происходить это движение может как от малых, так и от больших дел. И скорость и направление этого движения назовем мы «Настоящее».

И вот достаточный запас безопасности в прошлом, достаточный запас радости в будущем и достаточная степень довольства собой в настоящем – вместе создают в человеке ощущение счастья».

Так сказал мне Учитель.

И выслушав его, воскликнул я: «Как странно, что никогда до этого не мог я сам определить счастье. Как это просто! Если чувствую я себя в безопасности, и ждет меня радость в будущем, и испытываю я довольство собой в настоящем – я поистине счастлив!»

И слушал я Учителя, и смотрел на сундуки, что он рисовал мне на бумаге. И вот, чтобы освободить ему больше места, отодвинул я рукой на столе колбы и склянки, – и упала одна банка, полная масла, на бок. Банка эта была закрыта плотно, и воздух в ней стал пузырями, и пошли пузыри медленно к поверхности. И глядя на них, почувствовал я в голове движение.

«Смотри Учитель, – вскричал я, – воздух неизбежно стремится к небу, но бесконечные развороты той сути, в которую он заключен, мешают ему подняться. Не устроен ли и человек так же?»

И стали мы рассматривать вопросы равновесия системы, имя которой человек. И тут же при мне изобразил Учитель мою мысль по-иному. Нарисовал он мне сначала человека в золотом сечении, а потом на бумаге водяную мельницу, колесо которой вращало компас. И вот тот рисунок:

«Сколько ни будет вращать вода компас, стрелка его не будет двигаться и будет неизменно смотреть в небо, на свою звезду, – сказал мне Учитель. И написал под эскизом: „Destinato Rogore“ („Сила, дающаяся целью“). И внизу приписал еще: „Non a revoluzione chi a tale Stella е fisso“ („Не оборачивается тот, кто устремлен к звезде“).

И представили мы тогда человека в виде весов, где прошлое и будущее его – две чашки, а сам он посередине – как стрелка, указывающая степень равновесия грузов, и призванную всегда смотреть на звезду свою в небе.

И вот тогда открыли мы путь Яхи…

Могут оставить люди свои попытки пробудить в себе Творящую Силу. И ту, и другую чашу весов по сторонам от себя могут заполнить «землей», то есть земными благами и ожиданиями земных удовольствий для себя, – но в равной, сбалансированной степени. И если баланс будет найден, система окажется выровнена – воздух в банке с маслом без отклонений кратчайшим путем двинется вверх! Центр системы – человек – неизбежно устремится к звезде свой судьбы, и изумрудный огонь этой звезды отразится в его сердце и согреет его. Словно тяжелые черные крылья, поднимут пришедшие в равновесие Прошлое и Будущее человека и вынесут его на небо. И так, последние люди земного цикла Лилы, – те что завязли в земле и уж не могут подняться в небо верхним путем, могут, наполняясь тьмой равномерно с двух сторон, подниматься к свету! Секрет лишь в том, чтобы на чаши обоих весов положить темные грузы, равные один другому по весу.

И дивился я открытому нами пути: «Неужели направляя все свои стремления во тьму, к материальным и чувственным благам, призванным дать нам низкое удовлетворение, возможно подняться к Небу?! Становясь тяжелее, взлететь?!» Но сказал мне Учитель: «Осторожно, Томмазо. Много путей ведет из подземных пещер глубже во тьму, но лишь один ведет сквозь тьму к свету. И люди, разучившиеся управлять своими свечениями, давно чувствуют, что существует этот путь, да не могут найти его. Заняты они единственно тем, чтобы рассчитать вес грузов по краям системы правильно, но не так просто рассчитать на весах равный вес».

И подумал я:

«Действительно так: ложится человек в земле на бок и начинает, подобно червю, есть землю, переваривать в себе будущее, превращая его в прошлое. И в погоне за безопасностью и удовольствиями, иногда удается ему уравновесить грузы на весах, и тогда проникает свет звезды под землю и освещает сердце человека изнутри волшебным огнем. И чувствует тогда человек, как тянет этот огонь его из земли на свет. Но длится это состояние лишь один миг, а затем человек снова теряет баланс, и его суть в земле отклоняется. И тускнеет изумрудный огонь в сердце человека, и снова он ползет во мраке, сам не зная куда».

Учитель привел примеры того, как бездумно пытаются уровнять весы люди, не имеющие понятия о том, как это сделать правильно.

«Представь себе, – сказал мне он, – человека, у которого грузы прошлого и будущего оказались на миг уравновешены. В миг такого равновесия человек почувствовал вспышку изумрудной звезды в сердце и незаметно перенесся в новый, лучший для себя мир. Предположим, это улучшение выразилось 8 том, что человек, идя по дороге, нашел на ней монету. Представь, что человек тут же решил потратить эту монету на вино. Что произойдет с грузами на чашах весов? Пока человек идет в трактир, он испытывает приток сил. Чаша будущего пополнилась запасом радости от предвкушения удовольствия от выпивки; а сундук прошлого – запасом безопасности (ибо пока человек не потратил монету, она будет повышать его безопасность). Вложения в два сундука таким образом уравнивают чаши прошлого и будущего на весах и направляют суть человека к его звезде. Мир вокруг – отражая довольство в нем человека самим собой вспыхнет изумрудным светом счастья, и человек поднимется В мирах выше. Но сохранит ли он свое движение вверх?

Вот человек в трактире; вино куплено и пьется. Безопасность, которую давала человеку монета превращается в безопасность, которую дает ему состояние опьянения. Но в сундуке будущего уже нет той радости, что была там от предвкушения выпивки. Баланс смещается. По мере того, как человек трезвеет, баланс оказывается нарушен все больше. Потеряв отблеск изумрудной звезды, сердце человека, моргнув, меркнет; проходит счастливый миг его жизни. Нет у человека больше ощущения безопасности и нет в будущем новой радости. Но из запасов накопленного прошлого вместе с монетой ушло здоровье, – его стало меньше, чем было до того, как человек нашел ее. И потускнел свет в срединном теле человеке, – свет того мира, в котором он оказался. И тонет в мирах такой человек, словно корабль, накренившийся и зачерпнувшей бортом воду».

Прошло много дней, в течение которых Учитель изучал законы равновесия системы человека. И в один день рассказал мне, что открыл:

«Смотри, Томмазо: система имеет множество компонентов и напоминает соединенные между собой хитрым образом резервуары. Маленькие и большие сосуды, через последовательные и параллельные соединения сообщаются друг с другом и присоединяются к двум большим резервуарам – прошлому и будущему человека. Ширина клапанов во всех сосудах разная, и от того наполняется каждый из них с разной скоростью и с разной скоростью наполняются смежные емкости.

Представь себе теперь, что можем мы из некоторых сосудов воду то и дело вычерпывать. Тогда общий уровень в смежных с ними сосудах тоже понизится, – хоть и с разной скоростью, – и дойдет такое понижение до главного резервуара. Но в другом месте можем мы в тот или иной сосуд воду подлить, и произойдет обратное. И так можем мы управлять системой».

И начал я тогда догадываться, о чем говорил он. «Потратив много времени и сил, – сказал мне Учитель, – рассчитал я в точности, как даже самое малое действие человека может повлиять на баланс системы. И сколько любое, даже самое малое действие человека добавит земли на правую чашу весов, а сколько на левую. Дошел я в своих расчетах до самого пустякового действия, которое может совершить человек, и вот, в состоянии я теперь создать Машину Счастья. Сможет она, предвосхищая восстановление Небесных Врат на земле, научить Хранителей правилу истинной веры – а те смогут научить ему потомков левиев. Сможет моя машина дать любому пользующемуся ею совет, как ему поступать, чтобы пройти сквозь землю к свету.

С помощью комбинации стекол и зеркал модель моя уловит своеобразие свечений тел человека и составит представление о степени равновесия его сути, – о том, насколько отклонилась стрелка весов от звезды. А далее, поставив диагноз, приступит доктор к лечению. Каждый выбор, с которым столкнется человек, разложит машина на то, что положительно или отрицательно повлияет на вес грузов в чашах. И основываясь на том, даст предписание, делать то или иное действие человеку или воздержаться от него.

Поистине чудна моя модель! Не нужно будет пользующемуся ею заботиться о том, куда идти – направо или налево, – путь спросит он у моей машины, и скажет она точно. И будет двигаться человек, следующий советам моей машины, к счастью, словно вода в руслах рек естественно течет к морю.

Но помни, Томмазо, – продолжил рассказ Учитель, – машина моя, так же как и Врата в будущем, – может принести Мирозданию много вреда. Не зная правила обращения с нею – правила истинной веры – спрашивающий совета машины, неизбежно будет желать у машины счастья для себя одного. Неизбежно же и машина будет на каждый вопрос о том или ином действии давать ответ, поддерживающий равновесия системы сращивающего за счет равновесия систем других людей. И будет такой человек двигаться в небо, опуская при этом все мироздание вниз в землю. Но так не сможет продолжаться долго ибо по закону Лилы истинное движение в Небо одного человек., призвано способствовать продвижению всего мироздания и всех людей в нем к красоте и гармонии. И вот, через некоторое время, когда противоречие дойдет до критической точки, Машина Счастья остановит работу. В этом случае лишь заданный ей вопрос о полностью бездумном, бессмысленном поступке вновь приведет ее в действие. Подобно положительному эффекту двойного отрицания, абсурдное действие на время разрешит противоречие».

И взмолился я: «Учитель, открой же мне скорее это правило – Правило Истинной Веры. Как правильно просить совета у твоей Машины Счастья, чтобы творила она благо для меня и одновременно для всех?»

И сказал мне Учитель:

«Правило Истинной Веры просто: следуй, не пытаясь понять разумом, правилам, традициям и верованиям, выработанным праведными людьми до тебя. Только живущий по правилам, традициям и верованиям сможет сделать для себя в жизни правильный выбор».

Я растерялся.

«По правилам, выработанным людьми? Но правила люди передают друг другу языком, а язык губит человека…»

И сказал Учитель:

«Вот тебе тайна: истинная вера рождается, как мимолетный отблеск звезды в сердце человека – удержать ее в себе нелегко. Но появляется желание в человеке снова прийти на то место, где зажглась в нем истинная вера, и повторить то, что делал он, чтобы вновь появилась она. И вот, кто ощутил искру раз – вспышку в сердце, за которую можно все отдать, – начинает не просто ходить на то же место, где ощутил веру впервые, и не просто делать то, что делал, когда ощутил ее впервые, – но начинает стремиться определить для себя и для других правила, следуя который и все люди попадут на это место, и следуя которым и все люди начнут делать то же. И начинает он сам следовать своим правилам и следить затем, чтобы и другие следовали им. И становятся правила законами, и принуждают людей законы. И законы, что отражают истинную веру, со временем становятся традициями, и им люди следуют уже добровольно. Самые же благие из традиций – со временем становятся верованиями. Они самые ценные. Из верований рождается в человеке снова искра новой истинной веры; и рождается часто на новом, еще неопробованном месте и в новом, еще неопробованном деле, – и тогда и это место, и это дело тоже духовно начинают завоевывать люди. И так вершится круг: всходит росток, и приносит плод, и увядает, и гибнет, и удобрит собой почву, и всходит в почве новый росток, краше и выше прежнего».

И поднял я глаза на Учителя:

«Я соглашусь с тобой в том, что касается верований, ибо нет в верованиях уже разумных слов. Но в правилах? Правила изложены словами и их принуждают к исполнению под угрозой наказания. Они рождаются сразу после появления в человеке искры истинной веры, – не похоже ли следование правилам поеданию незрелого плода? И не лучше ли следовать только вызревшим традициям и верованиям?»

И Учитель ответил:

«Следуй правилам, не анализируя их и не пытаясь оправдать и опровергнуть, – отринь вовсе словесную природу правил и любой их смысл или бессмыслицу, – и будешь вершить благое дело для мироздания. Когда сделаешь так, освободишь нежный мягкий плод от ядовитой оболочки и сможешь съесть его и получить пользу. И если будет человек делать так, не придется принуждать его к исполнению правил».

И воскликнул я:

«Значит, подобно тому, как крестьянин, ухаживая за землей, получает от нее плоды, так и человек, беспрекословно и не пытаясь оправдать или опровергнуть выработанные до него праведными людьми правила и законы, выполняя установленные законы и живя согласно сложившимся традициям и верованиям, взращивает в себе истинную веру?»