Текст книги "Падальщик"
Автор книги: Ник Гали
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)
Глава VIII
Гоблины в парилке
Дипак вспомнил, как в детстве они с сестрой дразнили младшего брата тем, что отбирали у него мячик и начинали кидать его друг другу, – а маленький Сунил простодушно бегал от одного к другому, не успевая даже дотронуться до игрушки. Сейчас же дурачком был Дипак – все морочили его! Лаборантка из офиса посоветовала звонить Звеллингеру, тот отфутболил его к Батхеду, – проклятье! Как будто непонятно: даже если Батхед победил в конкурсе, уж верно он знает, кого позвать с собой! Кого? Правильно, Бивеса.
Батхедом в школе прозвали студента по имени Станислав. Название его родины Дипак не помнил, она была очень мала (как ему однажды объяснили, «отвалилась» от бывшей Югославии). Бивесом по аналогии студенты звали его друга и земляка Тадеуша. Парочка с первого дня держалась вместе, ни с кем в школе (казалось, и во всем мире) больше не общаясь.
Дипак уже видел сегодня неразлучных друзей, – мимо стройки развернувшейся прямо возле входа в основное здание шкода» они двигались в спортзал, – в баню, конечно, как обычно, а не на тренажеры.
Дипак помнил, как на первом вечере знакомств в школе он первый раз увидел Батхеда. Батхед был похож на привезенного Робинзоном в Англию дикаря Пятницу. Среднего роста, с прической в виде вороньего гнезда, с бусами из крупных деревянных шариков на шее, Станислав стоял между свежеобретенных однокашников, с которыми, по мнению рекламных брошюр школы, его вскорости должна была навеки связать крепкая дружба, и настороженно-агрессивно хмурился. Диковатое скуластое лицо его было напряжено; оно отталкивало будущих крепких друзей, словно говоря им: «Только попробуйте подойти – укушу первым». Кусаться никто не хотел; однокашники, знакомясь друг с другом, обходили Батхеда стороной.
На самом деле, Станислав, конечно, тоже не планировал кусаться, как и не планировал остаться в одиночестве. Он, даже помнилось Дипаку, поначалу пытался сам заводить знакомства с однокашниками. Но говорил им Батхед-Станислав почему-то вечно абсолютные банальности, – и при этом говорил их с напряженным лицом и тоном фальшиво самоуверенным. Собеседникам от него хотелось поскорее избавиться.
Для каждого, однако, кто-то находится в этом мире. Для Батхеда нашелся Бивес.
Бивес со стороны выглядит почти карликом. Волосы у него, как пакля, нос крючковатый, а глаза маленькие и злые. Свои РУКИ несуразной длины Бивес обычно держит повернутыми ла1°НЯМИ назад, и когда вразвалку идет на коротких ногах и отбивает руками, то становится похож на шимпанзе. Такая вот парочка.
Сообщество студентов элитарной бизнес-школы вовсе не то место, где учат снисходительности к слабым, – никто из студентов не хотел, чтобы его видели в компании двух аутсайдеров.
Бивес и Батхед коротали дни в обществе друг друга.
Двери лифта, спустившего Дипака в подземелье, открылись – в фойе горел свет, за стеклянной перегородкой тихо колебалась зеленая вода маленького на три дорожки бассейна.
Дипак провел карточкой сквозь электронный прибор считывания на стеклянной двери. Дверь открылась.
Поздоровавшись с дежурным, Дипак прошел мимо него и заглянул в спортзал – неподвижные тренажеры застыли на паркетном полу – зал был пуст. Он зашел в мужскую раздевалку – никого. Внимательно осмотрев обоймы шкафчиков, удовлетворенно кивнул – в двух шкафчиках внизу не доставало ключей.
Быстрым шагом выйдя из раздевалки, Дипак направился к входу в бассейн. Два незамеченных им на доске объявлений листочка чуть шелохнулись от поднятой им волны воздуха, затем вновь замерли.
Они были похожи на двух гоблинов, вылезших из щелей бани и усевшихся на лавки, – на те места, где обычно сидят люди.
Быть только друг с другом в парилке – для гоблинов это было славно. За стеклом двери – недвижимо зеленое желе бассейна, а в сауне тихо и жарко. Неторопливо течет беседа гоблинов.
– Она мне, сука, говорит, что там несовпадение функций, Бивес положил согнутые в локтях волосатые руки на колени и смачно сплюнул сквозь желтые зубы на камни.
Плевок зашипел и испарился, оставив после себя маленький контур.
– Молодая еще, – солидно пробасил в ответ Батхед, – дура Хочет за твой счет себя поставить.
Речь шла о молодой стажерке-преподавательнице, которая, по мнению Бивеса-Тадеуша, несправедливо занизила ему оценку за письменную работу.
– Все же тут друг перед другом выделываются, – сморщив нос Бивес, заводя любимую обоими песнь. – Скажи? Противно, блин.
– У них понятия нет, – согласно подтянул Батхед, – нет живой души. Все искусственное – улыбки из пластмассы. Подтолкнуть локтем – это да. Наступить, раздавить… А внешне все улыбочки – «простите-пожалуйста»!
Найти бы у этой Англии где-нибудь пробку да вынуть ее, – сказал Бивес, ударяя кулаком о ладонь, – чтобы вся затонула!
Неполиткорректная идея спустить Англию в океан пришлась Обоим по душе. Они засмеялись – Батхед хлопками, будто пролетел, большая птица; Бивес – мелкими сухими смешками.
Точно! Это будет им по заслугам! За то, что до смесителя не додумались!
Оба засмеялись громче – сейчас, когда вокруг не было местных, безопасно было поднять тему цивилизации без смесителей[7]7
В домах Англии по-прежнему часто встречаются умывальники с двумя кранами – кипятком и ледяной водой.
[Закрыть].
– Свиньи!..
– Дикари!
Бивес снова плюнул на камни.
Оба почувствовали себя хорошо.
После некоторого молчания Бивес что-то вспомнил.
– А Лиза нам все-таки бы пригодилась, – сказал он.
– Она не их, она американцев, – напомнил Батхед. – И неужели ты думаешь, что у нас был хоть маленький шанс победить в этом конкурсе?..
Он отер тыльной стороной руки набухшие от влаги губы:
– Америкосы все под себя распределили. Зачем им югославские «шпионы»?..
– Двойные стандарты. Но Лиза помогла бы делу.
– Это да.
Оба, нахмурившись, помолчали.
Дело – план открытия собственного бизнеса – уже долгое время друзьями-гоблинами обсуждался. Идея была в том, чтобы наладить производство и продажу ругательных открыток. Открытки эти должны были стать прямой противоположностью открыткам поздравительным. Будущие компаньоны рассудили Так: у людей происходит в жизни как минимум столько же неприятных событий, сколько и приятных; если везде и всюду продаются карточки, отправляя которые друг другу, люди отмечают приятные события, почему бы не создать индустрию карточек, обмениваясь которыми, люди бы отмечали события неприятные. Например, развод. Предательство друга. Несправедливое отношение начальника. Или ухудшение здоровья (врага). Или просто свое собственное плохое настроение.
Друзья даже создали бизнес-концепцию, в которой рынок черных чувств четко сегментировался. Уже был подготовлен раз. дел, предназначенный для теши текущей, и подраздел (гораздо более жесткий по содержанию) для тещи недавней. Был раздел для начальников и подчиненных (бывших и настоящих). Был раздел для соперников в любви. Для соперников в спорте. Для плохих политиков и раздражающих звезд музыки. Был большой раздел, посвященный соседям.
Открытки предполагалось выпустить в разном оформлении, – базовым форматом (его предполагалось превратить в дальнейшем в легко узнаваемый логотип фирмы) должна была стать простая белая открытка, – чистая снаружи, и несущая мощный энергетический посыл внутри: «Иди ты на!..»
Идея была замечательная, но с чего-то, однако, надо было начать. Например, можно было сделать первую маленькую партию ругательных открыток, и установить стенд с ними в каком-нибудь молодежном кафе – в той же «Минутке». И все же стенд – это было мелко; друзьям-инноваторам импонировал более масштабный подход. Им мечталось получить доступ к базе данных всех сорящихся и ругающихся людей на планете; поисковик, вроде заявленного американцами робота, сканирующий в реальном времени весь трафик сети, был именно то, что требовалось.
– Это да, – повторил Батхед, – но победить в конкурсе бы все равно не дали. Масоны…
В это время тишину жаркого подземелья потревожили чьи-то шаги. Гоблины вскинули головы и приняли выражение лица затравленное.
Стеклянная дверь отворилась – на пороге появился Дипак Он был, как с утра, – в синем пуховике, в кроссовках и с зеле ной сумкой с надписью «Lehman Brothers» через плечо.
– Привет…
Батхед и Бивес, не ожидая ничего хорошего от прибывшего, исподлобья поглядели на него.
Дипак коротко изложил суть дела.
– Я ничего не выиграл, – дослушав его, сказал, словно кашлянул в ответ Батхед. Голос его, в разговоре с Бивесом звучавший нормально, сделался вдруг хриплым и грубым.
– А мне сказали… – Дипак пробил дробь пальцами по косяку двери.
– Плюнь в рожу тому, кто тебе сказал, – Батхед плотнее вжался в стену.
– А ты, Тадеуш? – Дипак безнадежно посмотрел на Бивеса – Ты случайно не выиграл?
– Плюнь ему два раза в рожу! – два черных глаза зло блеснули на Дипака из угла парилки.
– Понятно.
Дипак вышел из сауны и тихо прикрыл за собой дверь.
Глава IX
Самуэль
Не может быть!
Впервые за четыре месяца учебы в этой скучнейшей бизнес-школе Самуэлю было по-настоящему интересно. Его больше не морочили расчетами вероятностей с неправильным распределением, с кривой «колокола», с порогами терпимости, – на этот раз ему предлагали узнать точно.
Длинные белые пальцы двигали мышку по синему коврику с изображением восточных куполов школы, наводили курсор на ссылки, щелкали клавишей. Тонкие черты лица были напряжены» синие глаза то поднимались на экран, то опускались на легший рядом с клавиатурой листок…
– Сэм!
Самуэль вздрогнул, обернулся – все в школе хотели почему-то с ним дружить, а вот он ни с кем здесь дружить не Хотел. Он специально завез все свои «хвосты» в школу в Рож4ественский сочельник, чтобы не встретить никого из однокурсников.
Разглядев лавирующую между темными столами фигуру, он облегченно вздохнул. Дипак.
Нельзя найти людей более разных, чем Самуэль – сын английского лорда, аристократ во многих поколениях, человек, ищущий философский камень (ибо все доступное, земное у него уже было), – и Дипак, бедный индийский парень, не имеющий, Кажется, никаких планов на эту жизнь, кроме как провести ее в авантюрных попытках сколотить «состояние» (под которым Дипак впрочем, понимал суммы вполне смешные). И тем не менее Дипак был единственный человек, с кем Самуэль сошелся в школе.
Дело было прежде всего в том, что в самом начале учебного года Дипак спас сына лорда из одного весьма щекотливого положения. Самуэль вел дневник, куда записывал свои мысли и наблюдения. Как-то поздно ночью, сидя в своем кабинете в Рэйвенстоуне, он по нелепой случайности выслал свой дневник массовой рассылкой всей школе – а это было семьсот с лишним адресатов. Самуэль до сих пор помнил, как увидел на экране надпись «Сообщение отправлено», и понял, что произошло. Похолодели кончики пальцев, сжалось сердце… Уже спустя минуту он с тоской открывал первый отклик на рассылку от неизвестного однокашника. Отклик был: «Ого! Мне кажется, ты погорячился, и эта шушера не должна столько о тебе знать… Нужна помощь?» Это был Дипак. Оказалось, что индус изрядно разбирался в хакерском деле; они поговорили по телефону, через час вместе со своим компьютером Дипак примчался в поместье. Полночи, обложившись непонятными Самуэлю таблицами и схемами, он орудовал с доступами и паролями, – и под утро таки взломал сеть школы и стер проклятый мейл с сервера Как ни странно, в дальнейшем у них обнаружилось много общего. В частности, оба уже спустя пару первых месяцев учебы начали одинаково цинично, хоть и по разным причинам, относиться к бизнес-школе. Дипак открыто высмеивал пыл студентов на групповых занятиях, не появлялся на лекциях и постоянно конфликтовал с председателем студенческого совета школы Тедом Звеллингером. Самуэль рыжего председателя тоже не любил, тоже прогуливал, и, попав в одну с Дипаком группу, тут же составил с ним единую фронду против школьных порядков.
Причина, по которой Дипак не воспринимал школу всерьез заключалась в том, что он верил не в труд, а в удачу. Этому индусу постоянно везло в жизни. Как вышло так, что серьезная уважающая себя компьютерная фирма с мировым именем наняла его, имевшего тогда смутное понятие о компьютерах, программистом? Дипак рассказывал, что он «почти» не соврал, при встрече с представителями фирмы, сказав им, что работает старшим консультантом в серьезной интернет-компании. Он и рправдутам работал старшим консультантом. Еще он там работал президентом, финансовым директором, программистом, поваром, грузчиком и уборщиком. Его друг Джей, единственный партнер и служащий, работал по совместительству на всех тех же позициях, а оборот их фирмы составлял тысячу рупий в месяц, получаемых главным образом за уборку помещений в соседних офисах – ею партнеры фирмы занимались параллельно с многообещающим, но пока стагнирующим бизнесом по созданию интернет-порталов. Неважно, фирма с мировым именем набирала перспективную молодежь в свой новый офис в Бангалоре, и никто не потрудился проверить, насколько правдиво было резюме Дипака. А дальше – опять судьба. Шеф отдела Дипака оказался большим любителем рок-музыки, и часто, вместо того чтобы обсуждать бизнес-кейсы клиентов, Дипак обсуждал с ним в его кабинете особенности строя гитары Кита Ричардса и восхищался рифами Ангуса Янга. Проникшись к Дипаку, шеф закрыл глаза на пробелы подчиненного в компьютерной грамоте, и потихоньку помог ему устроиться на вечерние курсы программирования. И случилось очередное чудо – хоть Дипак и увлекся на курсах в основном хакерством, приобретенные навыки помогли ему с нахальством пролезть в несколько удачных интернет-проектов по строительству антихакерских систем, и вот Уже шеф порекомендовал его к учебе в престижной бизнес-школе в Лондоне. Что и говорить, индус умел не пропустить свой шанс, – умел схватить его, оседлать, умчаться на нем…
Как-то Дипак сам описал Самуэлю свою философию.
– Люди, – объяснил он, – подобны маленьким насекомым, которые ползают по частям большого железного механизма. Механизм работает, – крутятся колеса, ходят поршни, открывайся и закрываются клапана – а насекомые думают, что это они приводят механизм в движение. И вот тот, кто ползет по ходу кручения какого-нибудь колеса кричит на того, кто ползет против его хода: «Ты мешаешь работе машины, а я помогаю!»
Дипак со смехом говорил, что задача насекомых всего лишь, в том, чтобы вовремя перескочить с одного колеса на другое и оказаться на солнечной стороне механизма, да в том, чтобы не быть раздавленными колесами…
Самуэль тоже сравнивал людей, – в частности однокашников в бизнес-школе, – с насекомыми, но образ у него в голове был другой. На деревьях, представлял он себе, сидят жучки и бабочки, – проходит какое-то время, и лапки насекомых начинает обволакивать стынущая вокруг смола жизни. Насекомые вязнут – и вот, самые отчаянные из жучков и бабочек делают титаническое усилие, пытаясь вырваться из густеющей массы. Они поднимаются в воздух и, радостно вдыхая в себя ветер, летят от смолы прочь, к новым, – как им представляется, счастливым – возможностям.
К каким возможностям?
Смола повсюду. У Самуэля было очень много денег, открывающих ему любые так называемые «возможности», – а в будущем денег станет еще больше, – неприлично много, – и что же, он свободен?
Он знал, что нет.
Смола, смола – везде смола. Было ли спасение? Поиску ответа на этот вопрос он, словно Фауст, посвящал все свое время. Пока за двадцать четыре года он ничего не нашел. Единственное, что он знал точно, так это то, что если уже смола неминуемо должна была обернуться вокруг каждого, то надо было не суетиться, подобно этим смешным студентам в бизнес-школе, а найти способ застыть в смоле красиво, чтобы не опозориться перед теми, кто придумал это все, и кто украсит себя янтарем с омертвевшим насекомым…
Конечно, даже сам Самуэль был не вполне свободен в выборе той позы, которую он мог принять в янтаре. Сын своего отца, он был прямым потомком древнего рода, – род этот, выросши за века, превратился из маленькой кучки камней, сформировавшейся вокруг случайного препятствия на земле, в пирамиду уходящую высоко в небо. Несмотря на неразбериху в жизни каждого отдельного камня-человека в пирамиде, все они смотрели на камни, разбросанные без всякого порядка внизу на земле, не просто свысока, но в понимании того, что в отличие от них, розненных на земле камней, они есть часть организованной веками и целенаправленной силы, стремящейся в конечном итоге достичь неба и обустроить мироздание наилучшим образом.
Когда отец в детстве приводил Самуэля в часовню известного собора в Виндзоре и сажал по специальному разрешению смотрителей то в одно, то в другое узкое с резной башней наверху кресло, Самуэль чувствовал спиной таблички с именами своих предков – предки входили в него. Жизни предков накладываюсь одна на другую, произрастали одна из другой, питали друг друга, продолжая таинственное, один раз начатое дело. В чем заключалось это дело?
Этого он не знал. Но при этом все благородные предки Самуэля, – а также их жены, братья и сестры, – и родственники их жен, братьев и сестер, – и их поверженные враги, и их благодарные союзники; и казненные ими предатели, и измученные трудом на них крепостные; и покоренные ими народы, и ненавидящие их бунтари; и еще куча народа, с ними связанная – все эти толпы людей смотрели на Самуэля из-под воды времени мерцающими зелеными глазами и говорили ему: «Будь тем, кем пирамида сделала тебя. Мы все свидетели тому, что твой род был. А раз он был, это не зря».
Самуэлю, с одной стороны, казалось объективно странной вера аристократов в свою избранность и «высшесть». Почему, если энное количество людей цепко взяли друг друга за руки, они знают больше других? Но, с другой стороны, Самуэль, если его позвать голосом, повернется к позвавшему всем корпусом, а не как простолюдины, одной головой или взглядом. Он делает это не из высокомерия, но потому что не может повернуться иначе – слишком велика тяжесть, которую он, поворачиваясь, тянет за собой из-под воды времен.
В конце концов он придумал, чего хотят от него все эти люди с мерцающими под водой зелеными глазами: они хотят, чтобы он защитил их родовую пирамиду смыслом', он должен стать тем сияющим камнем на вершине пирамиды, откуда указующий Свет станет виден всем разрозненным камням на земле. И для того, чтобы стать таким сияющим камнем на вершине пирамиды, Самуэль без конца штудировал книги – по философии, религии, тайному знанию; огромная, в несколько этажей библиотека Рэйвенстоуна открыла ему многое, но… В какой-то момент книжное знание стало повторяться, и у него начало складываться впечатление, что он читает разные описания одной и той же запертой и не желающей открыться двери…
Тогда он направил свой взор на практическое знание. Бизнес-школа была его ответом схоластике. Когда он поступал сюда, он думал, что здесь учат секретам управления миром, – подобно тому как в таинственных монастырях Непала и Тибета учат управлять своим телом. Нет-нет, ничему такому в бизнес-школе не учили. Находили успешных людей по всему миру, пускали дымовую завесу учености и два года подряд произносили над учениками заклинания типа «добавленная стоимость» и «конкурентное преимущество». А потом продавали припорошенных тайной диплома МБА людей тем оборотистым парням, которые по всему миру по-простому, с разной степенью обмана и насилия (и без всяких дипломов) оттирали друг у дружки действительно большие деньги.
Но Самуэль не бросил школу – отец поставил ее диплом одним из условий получения наследства. Нет, отец вовсе не был самодуром, он просто когда-то сам здесь учился и желал Самуэлю добра. Но сейчас школа представлялась Самуэлю уже не более, чем еще одной пыльной книгой, пытающейся объяснить жизнь и ничего не объясняющей, – из тех, что он уже сотнями прочел в своем кабинете.
И вот, что-то совсем, совсем иное вдруг пообещала ему эта школа…
Развернувшись в кресле, Самуэль улыбался навстречу индусу Дипак пришел вовремя, Самуэлю было что ему рассказать – из пыльного тома бизнес-школы совершено неожиданно выпала яркая, завораживающая волшебным узором закладка…
* * *
– Что новенького? – Дипак с размаху бухнул сумку на стол, расстегнул пуховик и сел на край стола рядом с компьютером.
Самуэль сразу сообщил новость:
– Представляешь, я выиграл конкурс Лизы, – он сделал паузу. – Я знаю, ты всему этому не доверяешь, но все-таки – машина, предсказывающая будущее…
Лицо Дипака выразило то, что выражает лицо рыбака, который после долгой, безрезультатной рыбалки вдруг видит в воде рядом с поплавком спину огромной рыбы.
– Ты шутишь! Мне даже очень интересно… Стало!
– Правда?
Тряхнув белыми кудрями, Самуэль извлек из кипы бумаг на столе рядом с компьютером распечатанное письмо: – Читай.
Дипак взял письмо. Шапка его гласила: «Научно-исследовательская лаборатория при Федеральном Бюро Расследований США. Отдел по борьбе с международным терроризмом. Уровень секретности 25/1».
Дальше шел текст, набранный курсивом:
«Дорогой Самуэль, От всего коллектива разработчиков ЛИЗЫ прими наши поздравления! Ты выиграл конкурс, – твое эссе о том, зачем человеку знать будущее, признано комиссией одним из лучших.
Мы ждем тебя на закрытой презентации ЛИЗЫ, которая состоится в 15.00, 25 декабря 2004 года в аудитории «Эль-Рияд» Вестминстерской Школы Бизнеса. На презентации мы не только подробно расскажем о принципах работы созданной нами системы, но и проведем с ней ряд экспериментов. Входе этих экспериментов, каждый присутствующий сможет задать ЛИЗЕ интересующие его или ее вопросы о будущем.
Теперь позволь сказать тебе несколько слов на личной ноте.
Самуэль, мы работники научной лаборатории секретного ведомства США, – по утрам мы пьем черный кофе, а по вечерам читаем толстые научные журналы. Мы не верим в чудеса, и мы менее всего ожидали, что именно нам выпадет работать с тем, что иначе, как чудом, назвать сложно – ЛИЗА демонстрирует способности, которые мы не предполагали в нее закладывать. В лекции, который 6удет предшествовать экспериментам, мы расскажем о теории пытающейся объяснить ее функциональность, – но во многом именно с твоей помощью, Самуэль, и с помощью всех приглашенных на презентацию, мы надеемся продвинуться в изучении удивительного Феномена, открывающегося нам.
Почему мы хотим презентовать ЛИЗУ именно в Вестминстерской Бизнес-Школе? Зачем показывать наше открытие на столь раннем этапе собранию студентов и ученых? На это есть причины, и мы сообщим о них на лекции. Приходи и стань частью истории науки.
С наилучшими пожеланиями, От коллектива работников проекта «Лиза» Глава Проекта – Т. Девин.
Р.S. Мы также предоставляем тебе возможность пригласить с собой на презентацию одного друга. В конверте вместе с этим письмом ты найдешь пригласительные билеты на двоих».
– Круто? – спросил Самуэль, глядя на Дипака блестящими синими глазами.
Индус облизнул пересохшие губы:
– Ты уже решил, кого позовешь с собой?
– Нет, – Самуэль пожал плечами, – если бы не твоя нелюбовь к спецслужбам…
– Моя нелюбовь к спецслужбам?! – Дипак, словно мячик, спрыгнул со стола; ветер удачи снова задул в его паруса.
– Да я обожаю спецслужбы! Послушай…
* * *
– Одра Ноэль? – недоуменно переспросил Самуэль, – Значит, получается, Одра Ноэль сочинила загадку, а этот робот американцев должен каким-то образом ее знать?
– Так сказал адвокат.
Самуэль почесал в затылке:
– А как твой дядя мог знать про робота? Он же умер два года назад.
– Не спрашивай меня.
Самуэль еще подумал.
– А не может быть эта Одра какой-нибудь вашей далекой родственницей?
– Уже звонил. Отец говорит, что все это чья-то шутка и просит быть осторожным. Он не верит, что дядя мог оставить мне наследство. Еще он сказал, что никакой Одры он не знает. То же сестра, то же брат. Они советуют вообще никуда не ходить и забыть про всю эту историю.
– Но почему все-таки две коробки? – потрогал двумя тонкими пальцами переносицу Самуэль. – Я правильно понял, что содержимое одной из коробок ты узнаешь в любом случае?
– Да. Но если я не угадаю загадки, – в этом случае мне достанется наверняка та, что с пустышкой!
Продолжая ходить перед компьютером, Дипак всплеснул руками– Мне нужны деньги, Самуэль! В главной коробке могут быть миллионы!
– Миллионы… – тихо фыркнул Самуэль. Потом спросил: – А тебе не приходило в голову, что обе коробки могут оказаться пустышками? Ты ведь сам говорил, что от твоего дяди можно ожидать чего угодно.
– Честно говоря, об этом я не подумал. Это было бы совсем печально.
– Смотри, – продолжал рассуждать Самуэль, – «Ноэль» по-французски означает Рождество, – по времени года как раз подходит. Одра Ноэль может означать, например, «рождественская Одра». Завтра на презентации мы, конечно, спросим про загадку Лизу. Но давай поищем в сети значения слова «Одра». Может быть, отыщется и Одра, и загадка.
– Я сюда за этим и пришел, – кивнул Дипак.
Они повернулись к компьютеру.
Запрос «Одра» выдал целую страницу ссылок на реку Одер в Польше.
– Может быть, загадка о Польше? – предположил Дипак, но тут же сам отверг эту версию – «рождественский Одер» – глупость какая-то.
– Смотри, вот еще: «Одра – древнее женское имя». Индийское!
– Теплее… – прошептал Дипак, приблизив лицо к экрану, – Давай попробуем найти, откуда оно происходит и что значит.
После нескольких неудачных попыток, система выдала нужный ответ: «Одра – уроженка провинции Одра».
– Уже что-то, – сказал Дипак. – Но где эта самая Одра? л про нее ничего не слышал.
Самуэль внес в систему новый запрос.
На экране появилась ссылка: «Одра – древнее название области, расположенной на северо-востоке Индии, вдоль побережья Бенгальского залива, ныне занимаемой штатом Рисса».
– Орисса – ну, конечно! – хлопнул себя Дипак полбу. – мы на верном пути!
«Слово «Ория», откуда появилось «Орисса», – прочитали дальше друзья, – это искажение старого имени «Одиа», которое само происходит от еще более древнего имени – «Одра» – по названию племени, которое населяло эту область до прихода арийцев в XI веке до н. э. Во времена Будды территория Ориссы была много шире ее нынешних границ, в нее входило все восточное побережье Индии, которое занимали тогда располагавшиеся в этой местности королевства Калинга и Уткал».
– По крайней мере, речь идет об Индии, – почесал затылок Самуэль, – хотя мы пока не сильно продвинулись в понимании того, о чем будет загадка. Так ты говоришь, твой дядя был родом из Ориссы?
– Вся наша семья происходит из Ориссы, но в молодости отец с матерью перебрались в Бомбей. Для меня самого Орисса – экзотика, я там и не был никогда. Знаю только, что там тьма очень старых храмов.
– То есть загадка может быть об одном из храмов?
– Да почем я знаю! Она может быть о чем угодно.
Друзья в растерянности посмотрели друг на друга. Несмотря на многообещающее начало, поиски зашли в тупик.
– Попробуй «Одра» и «загадка».
Самуэль внес запрос в систему. Появившиеся во множестве ссылки на туристические сайты объявляли, что штат Орисса является родиной индийской цивилизации и таит в себе много загадок.
Прошел еще час, но дело не продвинулось.
– Я попробую поискать еще дома, – устало откинулся на спинку стула Самуэль. – Но в конце концов остается Лиза.
Спустя четверть часа сквозь стеклянные вращающиеся двери лаборатории друзья вышли на сырую, пахнущую морем улицу Проезжающее мимо такси зажгло фары.