Текст книги "Бьющееся стекло"

Автор книги: Нэнси-Гэй Ротстейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

«Сьюзен Кэрол Уокер, дочь доктора и миссис Марк Уокер из графства Александрия, в среду сочеталась браком с ранее проживавшим в том же графстве Робертом Арнольдом Крюгером.

Судья Аллистер Роулэнд совершил церемонию в саду усадьбы Мэйн Лэйн, принадлежащей родителям жениха, мистеру и миссис Джек Крюгер из Филадельфии. Невесте 22 года, она закончила школу Т.С.Уильямса и университет Джорджа Мэйсона, где в настоящее время работает над магистерской диссертацией по экономике. Жениху 34 года. Выпускник университета Темпл, он получил степень доктора философии в колледже Суортмор и до последнего времени являлся адъюнкт-профессором экономики университета Джорджа Мэйсона… – Бегло просмотрев описание свадебного наряда из шифона, украшенного миниатюрными гвоздиками и белыми розами, она стала читать дальше… после медового месяца на Бермудах жених займет пост президента и исполнительного директора региональной сети розничной торговли „Одежда от Крюгера“ и место в правлении группы компаний „Крюгер Энтрпрайзес“. Молодая чета намерена поселиться в Филадельфии».

«Как Боб мог так поступить? – недоумевала Джуди. – Ведь если в их браке и было что-то постоянное, так это взаимное доверие. Доверие, которым, как стало ясно теперь, он просто-напросто манипулировал. Лживые слова, безоглядно принятые ею на веру, теперь звучали в ее ушах снова и снова, и она не могла выбросить их из головы… „Я всегда любил тебя, Джуди… Как, по-твоему, я могу себя чувствовать, если вижу, что ты несчастна… Ты пожертвовала ради нашего брака слишком многим… И тебе не придется беспокоиться о деньгах… Я позабочусь и о тебе… и о Шейне, пока ты не встанешь на ноги… Ты заслуживаешь большего…“»

А сама-то она… Как она могла быть такой наивной, такой доверчивой, такой глупой? Он водил ее за нос, обманывал, а она ни о чем не подозревала. Девушка, на которой женился Боб, наверняка была одной из его студенток. Можно побиться об заклад, что об этой интрижке знали решительно все: Александрия не так уж велика. Все, кроме нее. Он не только бросил ее, но и осквернил все то доброе и светлое, что было в их браке. Развод – это одно дело, а ложь и измена – совсем другое!

И ведь даже оговаривая условия развода, она продолжала ему верить. Мистер Ирвин особо подчеркнул, что вопрос о супружеской вине – неверности или жестоком обращении – в данном случае не стоит. Неужели Боб скрывал существование своей подружки даже от собственных адвокатов? Неужели он одурачил их точно так же, как и ее? Не потому ли семья поставила его во главе Филадельфийской, а не Александрийской торговой сети, что решила убрать подальше от сплетен, которых не избежать в провинции, где все друг друга знают? Ведь ему поручили фирму с безупречной репутацией, которой владело уже два поколения Крюгеров. Не объясняется ли настойчивость мистера Ирвина, его стремление непременно заключить соглашение в тот самый день, опасением – как бы ей не стали известны нежелательные подробности?

Согласие Боба оставить Шейна с ней теперь виделось в совершенно ином свете. Адвокат уверял, будто это сделано исключительно из уважения к ее чувствам и нежелания эмоционально травмировать ребенка, вынуждая его появляться в суде. Но, похоже, Боб просто боялся, что в ходе долгого судебного разбирательства будет установлен факт его неверности и тогда ему придется заплатить ей гораздо больше. Да, ее муж подготовил прекрасный сценарий и разыграл представление как по нотам. Ну как, как она могла оказаться такой легковерной простушкой?

После развода Джуди пришлось каждодневно сталкиваться с реалиями ее нового положения: всепоглощающим одиночеством и постоянным раздражением, приводящим к приступам беспричинного гнева. Каждый день она вынуждена была принимать решения, и ее тяготило то, что ответственность за их последствия целиком лежала на ней одной. Она знала, что в силу общественных условностей не может позволить себе открыто оплакивать утрату семьи, и крепилась, как могла, но теперь к этому добавилась еще и боль, причиненная предательством, боль, которую сочувственные речи доброжелательных подруг только усугубляли.

– А ты знаешь, что новая жена Боба в положении? – спросила Сьюзен при их следующей встрече. – Хелен повстречала их вчера в Олд Таун и уверяет: с виду она уже на восьмом месяце.

– Боб недавно зашел в университет за вещичками, и мой муж потолковал с ним, – сообщила Джина, поймав Джуди, когда та подстригала их общую живую изгородь. – Если верить твоему бывшему муженьку, так теперь его доход перевалил за шестизначную цифру.

– Надеюсь, Том Скотт не позволил им отделаться от тебя пустяковым содержанием, – сказала по этому поводу Илэйн. – Может, он и честный малый, и опытный адвокат – практикует-то ой как давно, – но, по-моему, не слишком умен.

Боб уверял, что при заключении соглашения не возникнет никаких осложнений, и Джуди, положившись на его слова, предпочла не тратиться на известного и высокооплачиваемого юриста. Хотя могла бы предположить, что скромному трудяге Скотту, бравшемуся за любое подвернувшееся дело, едва ли под силу тягаться с привлеченной Бобом командой высококлассных специалистов.

– Слушай, а у тебя все о’кей? – полюбопытствовала Адель, сама не так уж давно пережившая развод. Женщины беседовали, пока их сыновья забрасывали мячи в корзины на баскетбольной мини-площадке рядом с Риппен Роуд. – Опека – это прекрасно и дом тоже, но, надеюсь, в соглашение о ежемесячном содержании включен пункт об инфляции?

– Пункт об инфляции?

– Ну. Пункт, согласно которому алименты индексируются в соответствии с ростом Индекса Потребительских Цен. Когда доход фиксированный, как у нас с гобой, это единственный способ справиться с растущей дороговизной. Инфляция – неотъемлемый элемент нашей экономической жизни. В наше время никто не подписывает соглашений о разводе без такого пункта. Не сомневаюсь, твой адвокат просветил тебя на сей счет.

– В нашем соглашении я такого пункта не видела.

– Странно… но беда невелика. Это не смертельно, потому что в твоем распоряжении остается надежное средство, всегда позволяющее поправить дела. Теперь, когда твой Боб загребает такую кучу деньжищ, ты всегда можешь заставить своего адвоката обратиться в суд с требованием пересмотреть соглашение. Ведь меньше чем за два месяца после развода доходы Боба возросли так, что любой судья в нашем штате признает «существенным изменением материальных обстоятельств». Ты имеешь полное право добиваться увеличения размера выплат.

– Но я получила всю сумму сразу.

– Да ты что? В таком случае тебе ничего не светит: суд не примет у тебя иска. Не понимаю, почему ты так поступила. Что на тебя нашло?

Теперь Джуди невольно задумалась о том, почему Боб так легко уступил ей дом. Похоже, дело тут было вовсе не в щедрости, а в желании расположить ее к себе, заставить проникнуться доверием и бездумно согласиться на выгодные только для него условия. Возможно, он сам посоветовал адвокатам предложить ему оставить его наедине со своей женой, а все его слова, все доводы были продуманы заранее. Ему требовалось добиться ее согласия по всем пунктам, включая пункт о единовременной выплате, и он получил что хотел. Действуя по его подсказке, она поставила подпись под соглашением, лишавшим ее возможности защищать свои права в суде. Вот какова цена наивности и незнания законов!

– Прости, мне, наверное, не следовало затевать этот разговор, – сказала Адель, поняв по молчанию Джуди, что та не настроена вдаваться в объяснения. – Конечно, кто мог подумать, что Боб так резко изменит род занятий, да еще и станет грести деньги лопатой.

Всякий раз после подобных разговоров Джуди чувствовала себя полнейшей дурой: настроение портилось, и она отчаянно злилась. Оснований сомневаться в том, что подруги сопереживают ей искренне, у нее вроде бы не имелось, но она все более и более от них отдалялась. По существу у нее осталась одна привязанность, становившаяся все сильнее и сильнее. Обстоятельства развода еще больше сблизили ее с сыном: их обоих предали, и они нуждались друг в друге.

Глава 2

– А почему папа больше не забирает меня по уикэндам? – спросил Шейн, отводя глаза и уныло ковыряясь в своей каше.

Поначалу Боб четко придерживался договоренности и раз в две недели, на выходные, непременно заезжал за Шейном, однако через несколько месяцев у него все чаще стали появляться всякого рода отговорки. Мальчика это огорчало и заставляло с недоумением спрашивать:

– Я что-то сделал не так, ма? Почему папа меня больше не любит?

Поставив чашку с кофе, она взяла маленькие ручонки сына в свои ладони и заставила его взглянуть ей в глаза. – Что ты, милый, папа любит тебя так же, как и я. Но ты ведь знаешь, теперь он живет в Филадельфии и поэтому не может приезжать к тебе так часто, как бы ему хотелось.

– А Майк говорит, что он завел новый «ягуар» и новую жену. Почему ты мне не сказала?

– Разве ты не помнишь? О том, что папа женился снова, мы с тобой говорили. Ну а насчет «ягуара» я и сама не знала. И вообще думала, что вам с Майком нравятся другие машины: вы так увлеченно возились с его моделью «порше»… – Она изо всех сил старалась отвлечь малыша от горьких мыслей и перевести разговор на одну из его любимых тем. Да и что оставалось ей делать? Как объяснить десятилетнему мальчику, что отвергли ее и его тоже? Что отец предпочел его матери другую женщину? Иногда ей хотелось сказать сыну прямо: да, папа перестал с тобой видеться, но твоей вины в этом нет. Дело не в каких-то твоих словах или поступках, а в самом твоем папочке, любовь которого принадлежит теперь новому ребенку – благо тот пока не требует от него особого внимания.

Но она снова и снова уходила от ответа на мучившие Шейна и мучительные для нее вопросы, выплескивая на сына всю силу своей любви.

Однажды в пятницу, когда Боб в очередной раз обманул надежды Шейна, мечтавшего провести уикэнд с отцом, она заметила, что сын беспокойно ворочается в постели, подняла его, и как он был, в пижаме, благо стояла ласковая летняя ночь, вывела на улицу. Взяв фонарик, они отправились по дорожке к находившемуся совсем недалеко от их дома парку Пол Спринг. Из густой травы выскакивали перепуганные сверчки. Джуди пыталась разговорить мальчика, но тот не откликался на ее болтовню, и лишь поглубже засунул ручонку в ее карман. Казалось, его мысли витают где-то далеко-далеко.

Они уселись на траву, на лужайке перед стеной высоких кустов, окаймлявших русло обмелевшей речушки. Низко над поляной, крохотными искорками прочерчивая ночную тьму, летали многочисленные светлячки.

– Взгляни, их тут, должно быть, тысячи, – неожиданно нарушил молчание Шейн. – Как думаешь, мама, сколько их наберется? Вот бы сосчитать! – В этот момент он забыл о своих печалях.

С той ночи она планировала каждый уикэнд как очередное приключение для Шейна, стараясь не допустить, чтобы его снова постигло разочарование.

Вместе с ним она стала посещать плавательный бассейн ассоциации Холлин Хиллз, и всякий раз, когда Шейн стягивал свитер, обнажая худенькое, по-детски угловатое тело, он казался ей особенно хрупким и уязвимым. Что, впрочем, не мешало ему при утренних заплывах гребок за гребком опережать ее. Когда появлялись сверстники, он устремлялся к ним, и ребята устраивали шумные, веселые состязания по плаванию. После каждого посещения бассейна настроение мальчика заметно улучшалось и иметь с ним дело было гораздо легче.

Осенью они ездили в Вашингтон, в Национальный Зоопарк, где у Шейна завелся любимец – огромный гиппопотам. Мальчик радостно подпрыгивал у ограждавшей загон решетки и от души хохотал, когда из прохладного мутного водоема поднималась толстая туша и со шкуры животного соскальзывала налипшая тина.

Зимой мать и сын бывали в Смитсонианском музее – Шейн всегда устремлялся вниз по наклонным сходням и становился в очередь на космическую экспозицию. Когда он заглядывал внутрь тесной капсулы, доставившей астронавтов на Луну, глаза его расширялись от восторга: мысленно мальчик уносился в межзвездное пространство и совершал удивительные открытия.

Ежевоскресным ритуалом стали непременные походы в кино. Шейн увлекался приключениями, особенно космическими, и во время сеанса, обняв мать за шею, возбужденно комментировал все происходящее на экране, убеждая ее в том, что герой непременно победит. Как правило, исход был известен ему заранее от кого-либо из друзей.

В те часы, когда сын находился в школе, Джуди старалась чем-то себя занять: это позволяло меньше думать о прошлом и не так остро ощущать собственную бесполезность. Именно для того, чтобы заполнить свободное время, она решила поработать в качестве подменной учительницы начальных классов и оставила свои данные во всех школах в пределах получаса езды от Холлин Хиллз.

Что бы там ни говорила Адель насчет инфляции, никаких финансовых затруднений Джуди не ощущала. Полученные при разводе 150 000 долларов она, руководствуясь советами финансового консультанта, разделила на три равных части, соответствующие трем категориям рискованности и доходности вложения. На одну треть она накупила сертификатов, не слишком прибыльных, но зато безупречно надежных в силу правительственных гарантий. Другая треть была размещена во взаимных фондах, суливших высокий процент, однако при значительно большем риске. Оставшиеся 50000 Джуди вложила в недвижимость: приобрела половинный пай в предназначенном для сдачи внаём доме на две семьи, находившемся в миле от ее собственного. Такая возможность представилась благодаря доктору Норману, их семейному врачу. Во время ежегодного осмотра он обмолвился, что подыскивает партнера для покупки собственности, и предложил ей вступить в долю.

Однако, когда после развода прошло года полтора, Джуди начала ощущать, что ей необходимо более внимательно относиться к планированию своего бюджета – на нем начала сказываться инфляция. Размер ее доходов оставался прежним, но их покупательная способность падала, что не позволяло поддерживать привычный уклад жизни. Поначалу ей удавалось выправить положение за счет почасовой работы учительницы, но вскоре оказалось, что без этого приработка им попросту не прожить, поскольку она твердо решила не трогать основной капитал.

Преподавание, которым она поначалу занялась, чтобы отвлечься и как-то заполнить время, теперь стало для нее жизненной необходимостью. Если раньше Джуди попросту ждала по утрам, не позвонят ли ей из какой-нибудь школы, где возникла необходимость подмены, то теперь она сама ежедневно обзванивала все дирекции, в которых оставила свои данные. Ей приходилось назойливо напрашиваться на работу, причем круг ее поисков расширился, включив в себя и довольно отдаленные школы. К шести тридцати утра она была уже полностью одета и готова выехать немедленно, как только где-либо возникнет надобность в ее услугах. Но несмотря на все усилия, ей никогда не удавалось найти работу больше чем на три дня в неделю.

Главным содержанием ее жизни стала экономия.

Первым делом жесткий бюджет сказался на покупке одежды. Она уже не помышляла о том, чтобы следить за модой, и свела расходы на гардероб к позволявшему выглядеть прилично минимуму, но скоро возникли проблемы с Шейном. Мальчик быстро вырастал из старых вещей, а на фирменные обновы, в каких щеголяли его друзья, денег не было. Приходилось посещать магазины «Для бережливых» и приобретать подержанные шмотки, какие еще недавно Джуди не задумываясь отправляла в корзину для благотворительных пожертвований.

– Почему мы вообще ходим в такие места? – недоуменно спросил Шейн, когда она пыталась убедить его, что ему как нельзя лучше подойдет зеленый свитер с высоким, прилегающим к шее воротом. – Мне не нравится это барахло! Чего ради я должен носить старье?

Каждую из таких покупок Джуди приходилось ожесточенно отстирывать, но это ничего не меняло: бросовые, доставшиеся от других людей вещи, вплелись теперь в ткань их существования.

С самого приезда в Александрию она привыкла покупать хлеб в фирменной булочной, где все продавщицы аккуратно убирали волосы под сеточку и щеголяли в одинаковых клетчатых фартуках, и теперь продолжала ходить туда же, но уже не вставала в очередь за свежей выпечкой, а брала с отдельной металлической полки вчерашнюю.

– Мам, – окликнул ее Шейн как-то утром, когда она уже собиралась уходить на работу. – Не забудь сегодня купить шоколадного печенья к чаю.

В пять тридцать, когда Джуди добралась наконец до кондитерской «Изобилие», шоколадного печенья в корзине уже не было. Она взяла номерок на обслуживание и остановилась у прилавка со свежей продукцией.

Номер пятьдесят девять, – выкрикнула коренастая продавщица, одновременно укладывая в коробочку и перевязывая бечевкой покупку предыдущего покупателя. – Чей номер пятьдесят девять? – Она повернулась на каблуках, окинула наметанным взглядом обычную в такой час очередь и, когда Джуди протянула свою карточку с номером, сказала:

– Дорогая, вам незачем дожидаться в очереди. Вчерашний хлеб там, где и всегда. Вы что, не увидели? – Продавщица тут же отвернулась от Джуди и, не теряя времени, объявила: – Номер шестьдесят! Готова обслужить номер шестьдесят!

Эта полная женщина, обслуживавшая Джуди двенадцать лет, решила, что та больше не принадлежит к почтенной уже категории «бережливых покупательниц», ничуть не стесненных в средствах, но гордящихся своим умением экономить. К тем леди, которые покупают вчерашнюю выпечку но, конечно же, лишь когда она не успела зачерстветь. Она причислила ее к безработным и беднякам, у которых и на черствый-то хлеб не всегда есть деньги.

В помещении стоял сладкий аромат сдобы, но Джуди от него мутило.

Каждую неделю на сто долларов можно было купить все меньше и меньше. От дорогих продуктов пришлось полностью отказаться: сначала филей сменило жесткое, волокнистое мясо, потом говядина вовсе исчезла со стола, уступив место более дешевой курятине. Скоро Джуди перестала покупать целых цыплят, а недорогие крылышки или окорочка старалась растянуть надолго, подавая в булочках для гамбургеров. Но со временем и это стало непозволительной роскошью, и на их столе появились субпродукты, которых прежде Шейн даже не пробовал.

Однажды за ужином, когда она попыталась замаскировать неприглядные с виду куриные желудки густым соусом, мальчик с подозрением спросил: – Что это такое, мам? Противный вкус.

– Ты как-то сказал, что тебе стали надоедать гамбургеры, вот я и подумала – почему бы не не попробовать что-нибудь новенькое.

– Хм… И я должен это съесть?

– Конечно, нет, – пролепетала Джуди, сгорая от стыда. – Не нравится, так и не надо. – Она быстро убрала тарелку и, словно невзначай, спросила: – Как насчет макарон с сыром? – Макароны с сыром предназначались на завтра, но мать была готова на все, лишь бы сын не почувствовал, как ею овладевает страх.

Экономить приходилось буквально на всем, от стирального порошка до консервов и напитков. Покупая за полцены деформированные банки, Джуди с тоской вспоминала о временах, когда, не беспокоясь о стоимости, складывала в тележку товары в фирменных упаковках. Свежие фрукты и овощи превратились в недоступное лакомство. Раньше, особенно зимой, она часто покупала Шейну яйца с крупными, яркими желтками: обычно мальчик просил дать ему яичко с «солнышком». Нынче Джуди могла позволить себе покупку яиц только раз в две недели, да и то приобретала самые мелкие или битые, продававшиеся полудюжинами по сниженной цене. Обеды стали сводиться к жирным супам и макаронам. Но несмотря на все усилия, наступил момент, когда стало ясно: больше экономить не на чем.

Джуди рассчитывала траты с точностью до пенни и, делая покупки на неделю, всякий раз замирала в ужасе у расчетного узла, глядя, как выплевывает ленту с чеками безжалостный кассовый аппарат. В ее кошельке лежала лишь необходимая сумма, ни центом больше, и случись ей ошибиться при подсчетах, денег бы не хватило, и ей пришлось бы урезать и без того скудный рацион.

К третьей годовщине развода Джуди не осталось ничего другого, кроме как затронуть накопления. Она начала обналичивать депозитные сертификаты, прекрасно сознавая, что тем самым уменьшает свои доходы на следующие месяцы.

Хорошо еще, что их построенный двадцать лет назад деревянный дом пока не требовал серьезного ремонта, хотя стонал да поскрипывал, реагируя на перемены погоды. Средства, которые она могла выделить на его содержание, полностью, без остатка уходили на оплату счетов за коммунальные услуги. Весьма кстати пришлось то, что Шейн взял на себя стрижку газонов, уборку снега и тому подобные дела: право заниматься работой по дому казалось ему признаком взросления. Но в феврале того года резко взлетели вверх налоги на недвижимость. Причем безо всякого предупреждения: просто-напросто компьютер выплюнул карточку со счетом, превышавшим предшествовавший на двадцать процентов, что для Джуди явилось форменной катастрофой. В присланном вместе со счетом циркуляре чиновники объясняли, что увеличение налогов связано с ростом муниципальных расходов, вызванных инфляцией. Но самым сокрушительным ударом оказалось письмо, присланное Кредитным Союзом ее мужа. В нем сообщалось, что поскольку владельцы дома больше не работают в университете, их размещенная в Союзе закладная на указанное строение подлежит оплате в срок до 15 мая. Тогда как Боб уверял ее, что рассчитываться по кредиту за дом она сможет в течение двадцати двух лет. В результате она встала перед дилеммой: или раздобыть денег, или потерять дом. Такая возможность никогда даже не приходила ей в голову, и у нее не было ни малейшего представления, где достать деньги.

Джуди обратилась с просьбой о кредите в банк, где имела счет и держала депозитные сертификаты, и через две недели получила отказ – вежливый, сочувственный, но отказ.

– Миссис Крюгер, – сказал ей господин Деворно, – мне действительно очень жаль, но нашему отделу закладных пришлось отклонить ваше заявление. Там подсчитали, что доходов от всех ваших вложений не хватит на ежемесячные выплаты по погашению кредита. Не сомневаюсь, вы нас поймете: банк не может выдавать ссуды без гарантии возврата. Но если у вас отыщется дополнительный, не указанный в заявлении источник дохода, мы будем рады произвести перерасчет. Как вы думаете, указанные вами цифры могут быть увеличены? – Он выдержал паузу и завершил их телефонный разговор словами: – Мы были бы рады одобрить эту закладную, сумей вы доказать, что имеете регулярные денежные поступления в необходимом размере.

Остальные банки дали на ее обращение ответы, аналогичные по существу, но куда менее тактичные по форме. Типичный образец подобной отписки представлял собой текст из двух абзацев, причем в пункте втором непременно указывалось, что двадцать пять долларов, взысканные за рассмотрение ее вопроса, возврату не подлежат.

Не найдя никакого другого выхода, она обратилась в местную ипотечную компанию, где выказали полнейшее равнодушие к ее неспособности погасить задолженность: что их интересовало, так это само место ее проживания в Холлин Хиллз. Поначалу «Вирджинская Финансовая Корпорация» дала ей закладную под девять процентов, что, в сравнении с условиями Кредитного Союза, составляло увеличение на два процента, или пятьсот долларов.

Джуди приняла их условия: и обозначенные в бланках, и подразумевавшиеся, но не нашедшие отражения в документах. Было ясно, что они вовсе не рассчитывают на то, что она окажется в состоянии выплачивать ежемесячные взносы, а намерены, словно хищники, дожидаться первого проявления слабости. В случае задержки с погашением задолженности они имели право вынудить ее продать дом или, хуже того, лишить ее права выкупа заложенного имущества и получить тем самым прибыль гораздо большую, чем могли бы принести им исправно вносимые ежемесячные платежи.

Прекрасно понимая, что соглашение кабальное, что она может лишиться дома из-за простой просрочки платежа, Джуди подписала бумаги. И теперь ей было необходимо раздобыть где-то дополнительных пятьсот долларов в год.

Весной и зимой того, третьего года, она часто лежала ночами, не смыкая глаз и прислушиваясь к звукам, издаваемым домом: скрипу дерева, бульканью воды в трубах или шуму сливного бачка, раздававшемуся, когда Шейн пользовался туалетом. Неужели он опять слишком резко дернул за ручку и сорвал ее? В прошлом месяце починка обошлась в двадцать долларов, ровно в пятую часть запланированных расходов на дом. В тот сезон ей уже пришлось выложить триста долларов за ремонт электронасоса для отопительной системы, но выбора не было – не могли же они обойтись без тепла.

Все расходы так или иначе оборачивались для нее отсутствием выбора. Отсутствием альтернативы. Отсутствием какой-либо возможности избавиться от отвратительной бедности. Конверты, которые ей приходилось вскрывать, не содержали ничего, кроме просроченных счетов.

Звуки, прежде доставлявшие ей удовольствие, теперь вызывали совершенно иные чувства. Если в почтовый ящик падало письмо, то наверняка не приглашение, а очередное напоминание о задолженности. Настойчивый звонок в дверь извещал о приходе не гостей, а почтальона с заказным уведомлением о необходимости уплаты взносов. Трель телефона предвещала не болтовню с подругой, а нелицеприятный разговор с представителем кого-либо из кредиторов, предупреждающим о том, какие санкции будут применены к ней в случае неуплаты.

Решительно каждый звук напоминал о неотложных тратах. Дело могло кончиться обращением агентства по взысканию задолженностей в администрацию школы, при которой она была зарегистрирована, с решением суда о наложении ареста на средства должника, находящиеся в распоряжении третьих лиц, то есть на ее заработок, выплачивавшийся через бухгалтерию школы. После чего фарисействующее школьное начальство наверняка вычеркнет ее из своих списков и лишит еще одного источника поступлений.

Сам престижный район, где она жила, сделался молчаливым врагом, угнетавшим ее, пожалуй, не меньше, чем назойливые заимодавцы. Быть бедной нелегко и среди бедняков, но вдвойне тяжко и унизительно, когда все твои соседи богаты. Холлин Хиллз предназначался для удачливых, о чем она получала постоянные напоминания от Шейна.

– Джимми собирается на Рождество в Майами. Дэйв едет на каникулы в Аризону, – то и дело сообщал он. – А еще Дэйву подарили новый велик, с девятью скоростями. Классная штуковина, не то, что мое старье. А отец Майка только что купил «понтиак-файерберд». Они меня прокатили. Ну и машина – запросто делает восемьдесят миль. Нам на нашей старушке столько нипочем не выжать… Знаешь, а Джо всегда имеет карманные деньги и покупает, что ему вздумается. Его мама никогда не спрашивает: «А тебе это на самом деле нужно?» Ребята всю дорогу торчат в «Макдоналдсе». Я бы тоже не прочь бывать там с ними, хотя бы иногда.

Шейн особенно огорчился, когда ей пришлось выйти из ассоциации Холлин Хиллз и он не смог больше посещать бассейн. – Все ребята спрашивают, почему я не хожу на плавание, – без конца ворчал он. – Не понимаю, как ты могла так со мной поступить?

Становясь взрослее, Шейн острее переживал происходящее, хотя многие его обвинения оставались невысказанными. Джуди чувствовала, что сын на нее в обиде. А в мае на нее обрушилась новая беда.

– У нас неприятности, – сообщил, позвонив поздно вечером, доктор Норман. – Мне только что позвонили из полиции. Они задержали жильца из 2-Б за преднамеренное повреждение имущества и вандализм. Вам стоит подъехать на место, я уже там.

Двадцать минут спустя Джуди увидела, во что превратилась недвижимость, обошедшаяся ей в пятьдесят тысяч долларов. В доме царил полный разгром. Туалет, ванна, раковины – все было разбито вдребезги. Осколки стекла усыпали расколотый кафель. Злоумышленник привел в негодность все кухонные агрегаты: дверь холодильника оказалась сорвана, корпус микроволновой печи испещрили глубокие неровные трещины. Повсюду болтались вырванные из розеток провода. У четырех окон выломали даже рамы, у пятого уцелевшая створка болталась на одной петле. На стенах общей прихожей красовались бесформенные, похожие на огромные кляксы из тестов Роршака, мазки, сделанные красной краской. Ковер в спальне, старательно прожженный окурками, пропитался запахом спиртного – пустые бутылки валялись и в ванной, и в гостиной, и в кухонной раковине. Джуди стошнило. Она побежала в ванную, а вернувшись в гостиную застала пам Нормана, сокрушенно, словно не веря своим глазам, качавшего головой.

– Это каким надо быть мерзавцем, чтобы такое устроить? – негодовал он.

Джуди молчала; когда наконец собралась с силами и заговорила, голос ее звучал обреченно:

– Все бесполезно. Никакого толку.

Явившийся на следующий день представитель страховой компании подтвердил правоту ее слов, заявив, что весьма сочувствует, однако не может признать произошедшее страховым случаем. В полисе были предусмотрены все возможные природные катаклизмы – пожары, наводнения, торнадо, – но отнюдь не дикие выходки перебравших подростков.

Стоимость ремонта, по подсчетам доктора Нормана, составляла восемь тысяч долларов, и Джуди, разумеется, не могла внести свою половину. Ее партнер согласился оплатить все работы сам, с тем, чтобы она уступила ему причитающуюся ренту за следующие двенадцать месяцев. Таким образом получалось, что обошедшаяся в пятьдесят тысяч недвижимость целый год не будет приносить ей ни цента. Что низводило ее доходы до уровня, признаваемого в официальной статистике чертой бедности.

Больше всего ее тревожило, как сможет она на протяжении этого года содержать Шейна. Придется урезать его еще в чем-то, а он так сильно переживал из-за истории с плавательным бассейном! Не повлияет ли это на его чувства к ней? Джуди нуждалась в помощи, но понятия не имела, к кому за ней обратиться. К матери? Но с того времени, как та во второй раз вышла замуж, все их общение сводилось к поздравлениям с днем рождения да обмену открытками по праздникам. Даже узнав о разводе, мать не удосужилась ни приехать, ни хотя бы на словах предложить поддержку. А к внуку она и вовсе никогда не выказывала ни малейшего интереса.

В конце концов Джуди пришла к выводу, что несмотря на горькую обиду ей придется встретиться с Бобом.

– Привет, Боб, – с деланной бодростью произнесла она, когда секретарша соединила ее с бывшим мужем. – Как поживаешь?

– Спасибо, прекрасно, – так же бодро ответил он. – А ты? Что, есть проблемы с Шейном?

– Нет, учитывая обстоятельства, можно сказать, что с ним все хорошо.

– Мне бы хотелось видеться с ним почаще, да все никак не выходит.

– Я звоню, чтобы узнать, когда мы могли бы с тобой встретиться?