Текст книги "Бьющееся стекло"

Автор книги: Нэнси-Гэй Ротстейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Вниз с холмов, в Канны они помчались в преддверии рассвета, когда в Старый Порт уже доставляли свой улов рыбаки. Джордж не обманул, сосны и впрямь оказались восхитительными.

За час до того как Айнам предстояло покинуть пляж, чтобы подготовиться к трансатлантическому перелету, Джордж обратился к отцу Диди. Громко и четко, так, что могли слышать все лежавшие на шезлонгах на семейном участке, он заявил:

– Сэр, я осмелился предположить, что вам было бы небезынтересно узнать, на каком из предложений насчет работы я решил остановиться, когда вернусь домой. Поразмыслив обо всем, услышанном от вас, я почувствовал, что просто обязан помочь Джо Брэдли, ведь он столько для меня сделал. Понятно, что это отложит начало моей политической карьеры самое меньшее года на два. Но ничего, я сумею возместить упущенное. Просто мне придется поднажать и работать усерднее.

– Я восхищаюсь твоим решением, – прозвучало в ответ. – Что я всегда ценил в мужчине, так это умение быть благодарным.

Джордж отбросил назад упавший на лоб рыжеватый локон и, словно невзначай, добавил: – Так что жить я теперь буду в Торонто и, стало быть, смогу видеться с вами. Поэтому, проводив вас на самолет, я скажу не «прощайте», а «до свидания».

Когда они вернулись в отель, Стэнли Айн велел консьержу сделать необходимые распоряжения, с тем чтобы из аэропорта Джорджа отвезли назад к пляжу «Карлтона» на арендованном Айнами «мерседесе».

В фойе первого класса Диди поцеловала Джорджа, пообещавшего, что они увидятся в Торонто через пять недель.

Спустя два часа после отбытия Айнов в Северную Америку, Джордж, как он и говорил Диди, продолжил свое отложенное на двадцать семь дней путешествие в полном соответствии с намеченным планом. Он отправился в Швейцарию автобусом второго класса, билет на который заказал заранее.

С того дня как Джордж прибыл в Торонто, Диди проводила свободное время исключительно с ним. А свободными теперь оставались только вечера: закончив Райерсон, она заняла руководящую должность в службе маркетинга «Айн Констракшнз», и все ее дневное время занимала работа.

Джордж ввел ее в мир политики, совершенно незнакомую ей сферу жизни. Откликнувшись на его просьбу принять участие в предвыборных мероприятиях, она не только побывала с ним на всех митингах и собраниях, где он выступал, но даже устроила в родительском имении Северный Честертон пикник для избирателей округа Джо Брэдли. Это оказалось первым серьезным успехом Джорджа с того момента, как он вплотную занялся политикой. Диди было приятно услышать, как Джо Брэдли поблагодарил его за организацию этого мероприятия со словами: «За двадцать лет в политике мне ни разу не удалось затащить такую прорву избирателей ни на одно собрание. Ты молодчина, Джордж. Славная была идея – устроить сборище в этом сказочном поместье».

Несмотря на стремление Брэдли иметь его под рукой и на уикэндах во время поездок по округу, Джордж никогда не допускал, чтобы это помешало его присутствию на семейных обедах, куда его приглашали Айны.

Стать его женой Джордж предложил Диди в день ее рождения, когда ей исполнилось двадцать три года. И разве могла девушка пожелать лучшего жениха, чем он – умный, уверенный в себе светский молодой человек? Воплощенное очарование. А главное, как неустанно твердил ее отец, – «парень с большим будущим». К ней Джордж относился хорошо. Он помог ей снова почувствовать себя желанной. Рядом с этим воистину блестящим мужчиной она и сама сияла отраженным светом. Теперь многие искали ее компании или спрашивали у нее совета, и Диди чувствовала, что на сей раз дело не в родительских деньгах. Умение привлечь к себе умного, перспективного, харизматически привлекательного мужчину делало значительной в глазах окружающих и ее. Никогда прежде ей не случалось ощущать себя столь приметной фигурой. Оснований сомневаться в искренней привязанности Джорджа у нее не было: он проводил с ней все уикэнды, не желая расставаться даже для того, чтобы навестить родителей, живущих в Оттаве.

И хотя уверенности в том, что он ее любит, у Диди не было, она заставила себя отбросить прочь все сомнения, внушив себе, будто все это не более чем осадок той неуверенности, которая терзала ее после расставания с Тони.

Из нее должна была получиться хорошая жена для Джорджа, как раз такая, которая нужна честолюбивому начинающему политику. После этих четырех месяцев она точно знала, что для этого требуется. Она станет идеальной хозяйкой дома, и ее отшлифованные частной школой манеры помогут вместе с ним очаровывать завсегдатаев коридоров власти. Чтобы сделать его путь наверх гладким и быстрым, она воспользуется связями родителей: введет его в элитарные клубы и поможет завести знакомства среди финансовых воротил. Она даже уговорит отца профинансировать его первую кампанию по выборам в парламент. Отец неоднократно говорил ей, что молодому, никому не известному кандидату бывает трудно собрать необходимые для избирательной гонки средства, без которых такой кандидат, при всех его потенциальных достоинствах, обречен на провал. Ее жизнь тесно переплелась с жизнью Джорджа, и казалось, будто их брак был предопределен самой судьбой со дня первой встречи на пляже отеля «Карлтон».

Диди охотно приняла его предложение вместе со всеми невысказанными условиями.

На семейном обеде в гольф-клубе Роуздэйл Джордж подарил ей каплевидной формы бриллиант в полтора карата. Пожелания относительно формы и размера исходили от Стэнли и Хелен Айнов, а деньги на покупку – как признался ей впоследствии Джордж – были взяты из единственного, подлежащего залогу, актива семейства Тэлботов. Для этого пришлось обналичить пожизненную страховку Тэлбота старшего.

Подарок был преподнесен без излишней показной торжественности, как и следует дарить дорогую вещь в ознаменование заключения хорошо продуманной сделки.

Сообщение об их помолвке встретило совершенно иной отклик, нежели тот, какой имел место за подобным обедом в Бостоне чуть больше года назад. Диди отметила про себя на редкость довольный вид отца, хотя и не могла сказать с уверенностью, радуется он за нее или же за себя. Она знала, что по вкусу ему придется именно такой зять – человек, у которого есть будущее и который при этом нуждается в его руководстве.

– Джордж из тех людей, – не раз говорил он Диди с тех пор, как молодой человек решил работать на Брэдли в Торонто, – насчет которых можно не сомневаться в том, что они способны испытывать благодарность. – Подразумевалось, что Джордж оценит помощь отца по достоинству и ответит на нее должным почтением.

– Такой парень, как Джордж, всегда будет прислушиваться к добрым советам, – твердил Стэнли Айн, – на него можно будет положиться. В переводе это значило, что им можно будет управлять.

Свадебное торжество оказалось на редкость пышным, даже по меркам Айнов. Поскольку состоялось оно в марте, когда погода неустойчива, для удобства гостей решили и церемонию бракосочетания, и прием провести в одном и том же месте. Бальный зал Конфедерации отеля «Ройал Йорк» был избран как благодаря роскоши убранства, так и своей вместимости: предстояло принять около восьмисот наиболее близких знакомых Айнов, не считая избранных представителей семейства Тэлботов.

Мать Диди пригласила из Нью-Йорка дизайнера по интерьеру, которому надлежало изменить облик зала в соответствии с предстоящим торжеством. Темные панели и искусственное освещение ее не устраивали – она попросила сделать все «воздушным». Декоратор занавесил стенные панели красного дерева тончайшей французской вуалью кремового цвета и заменил стандартные бронзовые канделябры на позолоченные, выполненные столь изысканно, словно их взяли из Версаля. На смену тяжелому фарфору с гербом отеля доставили элегантный, прозрачный Лимож.

Вдобавок, для создания необходимого настроения, зал украсили растениями, причем не комнатными, а уличными: деревцами в кадках пастельных тонов, весенними цветами в кашпо и множеством орхидей. Дизайнер заказал их в таком изобилии, что отец Диди призадумался: смогут ли гости за соседними столиками видеть друг друга.

Свадебный наряд Диди – произведение французских кутюрье – был выписан из Франции через салон Кридз и представлял собой платье из французского атласа в облаке воздушного тюля, с украшенными вышивкой рукавами и коротким овальным шлейфом. Отец настоял, чтобы она спускалась по лестнице медленно:

– Если прикинуть, во что встало мне это платье, пояснил он, – так выйдет как раз по тысяче долларов за ступеньку.

В дополнение к оркестру отеля пригласили еще два, чтобы они могли играть, сменяя друг друга, и музыка звучала непрерывно.

Под аплодисменты политиков, бизнесменов и сидевших кто здесь, кто там родственников молодых, под приглушенные хлопки затянутых в белые перчатки ладоней ста пятидесяти служащих отеля мистер и миссис Джордж Тэлбот вышли в центр зала, чтобы впервые станцевать тур вальса в качестве супругов. К ним присоединились родители Диди, а также Тэлботы старшие, которые, по настоянию сына, прибыли за час до церемонии бракосочетания и удалились вскоре после обеда.

Глава 13

– Ребенок опустился. Теперь это может произойти в любое время. Как только почувствуете первые схватки, сразу звоните в мою дежурную службу, – предупредил доктор Саттон третьего января на последнем осмотре. – Повторяю: сразу, без промедления. Если начнется буря, которую предсказывают метеорологи, нам обоим потребуется время, чтобы добраться до клиники.

Диди уже давно отказалась от вождения автомобиля – живот просто не позволял ей втиснуться между сиденьем и рулем. Не желая беспокоить Джорджа, она приехала на консультацию на такси. К счастью, поймать машину удалось немедленно: ветер и наливавшееся свинцом небо и впрямь предвещали зимнюю бурю.

Около трех утра она проснулась от боли, но услышав, как снаружи завывает и ломится в оконную раму ветер, решила, что из дому не выйдет. Лучше подождать до утра.

Следующий спазм заставил ее пересмотреть это решение. Пришлось разбудить мужа. Ухитряясь между усиливающимися схватками и одеваться и набирать номер своего врача, она слышала, как Джордж принимает душ. Диди вышла в прихожую. Стула там не было, а наклоняться ей не позволял живот, поэтому она, рискуя упасть, привалилась к стене и с трудом натянула кожаные сапоги. Стоя в прихожей в ожидании Джорджа, Диди слышала, как он одевается в соседней комнате, а потом увидела, что он направился в кабинет и стал методично перекладывать в портфель бумаги с письменного стола.

Тебе не кажется, что сейчас не до этого? – спросила она.

– Эти документы должны быть при мне – а вдруг Джо позвонит из Оттавы? – откликнулся муж.

Наконец Джордж собрался, причем выглядел он так, будто намеревался сопровождать Джо Брэдли на официальный прием, а никак не жену в родильную клинику. Как только они вышли из прихожей своей квартиры в Роуздэйл, на них обрушился шквальный ветер. Казалось, будто безжалостная стихия специально подстерегала за дверью. Снег засыпал лестницу, скрыв очертания ступенек и превратив ее в скользкий пандус, спускающийся под углом в семьдесят градусов. Мокрый снег тут же облепил лицо Диди и открытые кисти рук. Нерешительно, мелкими шажками, стараясь сохранить равновесие и не поскользнуться, она двинулась вперед. Джордж поддерживал ее одной рукой, в другой он держал портфель. Чтобы добраться до машины, им потребовалось почти пятнадцать минут.

Слой снега налип на лобовое стекло «корвета», Джордж расчистил круглое окошко, позволявшее видеть дорогу, включил зажигание. Мотор заревел, колеса закрутились, скользя по насту, но наконец машина тронулась с места.

Они ехали по лабиринту безлюдных, заснеженных улиц Роуздэйла, сворачивая с одной на другую. Встречный ветер бросал снег на лобовое стекло, залепляя смотровое отверстие быстрее, чем его могли расчистить дворники. Диди почувствовала облегчение, лишь когда они спустились с холма к главной автостраде авеню-Роуд.

До самой клиники, по Юнивёсити Роуд, они ехали позади снегоуборочной машины. Трудности дороги заставили Диди на время забыть о боли, но как только она добралась до места, схватки стали вдвое мучительнее, как будто боль мстила за выказанное к ней пренебрежение.

Медсестра приемного покоя зафиксировала интервал между схватками – он составлял две минуты. Диди положили на каталку и отправили прямиком в родильное отделение.

Теперь боль была так сильна, что Диди уже не могла с ней справляться. Все происходило слишком быстро, и ей никак не удавалось взять себя в руки. Перед глазами все плыло, однако она слышала обращенный к ней женский голос:

– Так… – гипервентиляция. Дышите ровнее. И постарайтесь делать ровные вдохи… – На ее рот надели коричневый мешок. – Хорошо, – продолжил бесстрастный голос. – Диди, мы хотим помочь вам войти в дыхательный ритм, который вы изучали. Делайте точно так, как вас учили на занятиях для будущих рожениц. Переходите на пятую стадию, на последнюю.

– На последнюю? – переспросила Диди, когда ее отпустила очередная схватка.

– Да. Предыдущие вы пропустили. Придется подождать, пока их не опробует ребенок.

Оценить шутку Диди не могла: ей было слишком больно.

– Ну, Диди, давайте… – Женщина взяла ее за руку. – Вдох… выдох… вдох… выдох… Отдыхайте между схватками. Ваш муж с вами.

Джордж погладил ее руку, и Диди почувствовала, как к ней возвращается уверенность. Он снял часы – браслет звякнул о металлическую крышку медицинского столика – и на смену женскому пришел его успокаивающий голос. Вспомнив уроки, Диди сосредоточилась на дыхании, и ей стало спокойнее. Однако почти сразу же ее отвлек разговор:

– Скоро сюда прибудет доктор Саттон.

– А что, его еще нет? – этот вопрос задал Джордж.

– Он скоро будет здесь, мистер Тэлбот, – отрывисто повторила сестра.

– Почему его нет?

Сестра заколебалась, но, понимая, что на сей раз уклониться от ответа ей не удастся, неохотно пробормотала:

– Доктор Саттон звонил как раз перед самым вашим прибытием. Его машина не заводится, и он собирается взять такси. Уверена, он поспеет вовремя. Но в любом случае – на этом этаже дежурит компетентная акушерка. Вы же знаете, в нашу клинику обращаются за опытом…

Диди сбилась со счета вдохов – выдохов, и очередной приступ боли застал ее врасплох. Результатом чего снова явилась гипервентиляция. Ее рот опять закрыли коричневым мешком, руку мужа сменила рука сотрудницы клиники.

– Диди, мы не можем допустить, чтобы такое повторилось. Если это произойдет, придется вам что-нибудь дать.

– Нет. Ничего. Никаких обезболивающих, это вредно для малыша.

– Хорошо, Диди. Вы справитесь. Я помогу вам. Дышите… Раз… Два… Дышите. Расслабьтесь. У вас хорошо получается, Диди.

– Доктор Саттон только что приехал, – объявил кто-то.

– В палату ее, – распорядилась сестра. – Немедленно.

– В которую?

– Номер четыре.

– Четыре? – раздался голос Джорджа. – Ни в коем случае! В какую угодно, только не в эту.

Диди услышала перешептывание. Должно быть, шептались о родах, о ее состоянии. Она напряглась, силясь хоть что-то расслышать.

– Другой палаты нет. Подготовлена только эта.

– Не может быть. Не поверю, чтобы у вас была только одна готовая палата.

– И все-таки другой нет. Сегодня у нас недостает персонала.

– Но ей нельзя в четвертую.

Почему? – в разговор вмешался новый мужской голос. Джордж не откликнулся, и тот же голос требовательно спросил: – Это ее просьба?

Джордж молчал, не желая отвечать на вопрос настойчиво пытавшегося выяснить, в чем дело, интерна. Ему вовсе не хотелось сознаваться в своем суеверном неприятии числа четыре.

– Мы впустую теряем время, мистер Тэлбот. У вас есть выбор. Конечно, если вы будете настаивать, мы подготовим другую палату. Но на подготовку уйдет никак не меньше двадцати минут. Ребенок уже готов появиться на свет. Мы и так задержали роды, чтобы дождаться прибытия доктора Саттона. Каждая минута ожидания – это дополнительные страдания матери, что очень вредно для младенца. Так что вы решили, мистер Тэлбот?

Они разговаривали между собой как будто в ее отсутствие. Она была центром всего происходящего, но никто и не подумал поинтересоваться ее мнением.

– Готовьте другую палату, – не колеблясь ответил муж.

– Мистер Тэлбот, вы уверены, что этого желает ваша жена? У нее ведь первые роды.

– Абсолютно уверен. Ей необходимо предоставить палату с другим номером, – категорично заявил Джордж.

Каталку Диди выкатили в центр помещения, отличительными особенностями которого были яркий, слепящий свет и блестящие металлические поверхности. Она забыла о дыхательном ритме, и теперь, почти не переставая, кричала. Послышались шаги и голоса. От боли Диди вертелась и непроизвольно пыталась разорвать ремни, которыми ее пристегнули к узкому алюминиевому столу.

Вновь зазвучал уже слышанный ею сегодня голос медицинской сестры. Зазвучал холодно, спокойно и так, словно она и не прерывала своих наставлений. Диди хваталась за ее слова, как утопающий за соломинку, как за что-то единственно стабильное в этой ужасной, бесконечной ночи.

– Вдох… выдох… вдох… выдох.

Очередной приступ заставил Диди схватиться за талию этой, стоявшей рядом с ней женщины.

– Все в порядке, Диди. Хватайся за меня всякий раз, когда будет больно. И дыши, дыши… вдох… выдох… вдох… Хорошо, Диди, хорошо.

– Это совершенно естественные роды, как у крестьянок на полях, или я ошибаюсь?

– Совершенно естественные роды, – донесся спокойный ответ доктора Саттона.

Последовал еще более острый приступ. И еще ниже. Диди непроизвольно принялась тужиться.

– Пока не надо, Диди, – тут же скомандовал Саттон. – Чтобы роды прошли нормально, мы должны кое-что сделать.

– Знаю, местный наркоз, давайте… Скорее.

– Ну, не совсем так. Похоже, здесь нет препаратов для местного наркоза. Придется использовать эпидурал.

– Я не согласна. Это вредно для ребенка. Мы же договорились, никаких лекарств. Я специально посещала дыхательные занятия, чтобы обойтись без них.

Боль ввинтилась в самый низ живота. Младенец явно не намеревался дожидаться окончания спора.

– Диди, чтобы ребенок прошел, мне придется сделать маленькую внутримышечную инъекцию. У тебя очень крупный ребенок. Необходимо произвести кесарево сечение, иначе он разорвет вас, как луковую шелуху. И тут уж без обезболивающего не обойтись. Я заказал препарат для местной анастезии, но здесь его не вижу. Видимо, положили не туда, когда пришлось срочно менять палату. До этого момента вы прекрасно справлялись с естественными родами, но теперь нужно вколоть эпидурал. Другого выхода нет.

– А ребенку это не повредит?

– Нет, на него это вовсе не повлияет. Диди, я уже вызвал анастезнолога. Он идет сюда.

– Я не позволю пичкать меня химией.

– Диди, вам нечего беспокоиться насчет эпидурала. И слушайте меня внимательно. После укола я должен буду подождать минут пять, быстрее эппдурал не подействует, а потом сделаю маленький надрез. Потерпеть вам все равно придется, будет немножко больно, но никакой химии в вашу кровь не попадет, так что воздействия на ребенка не будет. А сейчас повернитесь на бок и свернитесь клубочком, как можно плотнее. Не двигайтесь… – За этими словами последовал укол, после чего доктор сказал: – А теперь снова на спинку, и следите за часами.

Диди перевернулась на спину. Вся нижняя часть ее тела онемела. Она следила за каждым движением секундной стрелки, раз за разом обегавшей циферблат.

– Делаю надрез, – предупредил Саттон. – Ручаюсь, вы ничего не почувствуете. Так… А теперь ваша очередь. Тужьтесь. Тужьтесь хорошенько… Хорошо… Ну, еще… Еще разок так же…

В следующий миг она услышала крик младенца.

– У вас сын, – доктор положил маленькое тельце ей на грудь. – Крепкий, здоровый, крупный мальчик. Поздравляю. Вы прекрасно справились.

Палата опустела. Она лежала на столе, прижимая к себе шевелящегося розового младенца. Крошечное, уязвимое живое существо, которое ее тело уже не ограждало от опасностей и невзгод этого мира. Подошедшая сестра взяла у нее новорожденного, а две других переложили ее на каталку.

– Вам пришлось нелегко, – сказала одна из них. – Естественные роды с инъекцией эпидурала только в самом конце. Вы держались молодцом. – Когда сестры уже выходили из палаты, Диди, едва живая после всего перенесенного, с трудом расслышала, как одна из них сказала другой: – Ты можешь себе представить, чтобы роженице вкололи эпидурал так поздно?

Диди доставили в отдельную палату в послеродовом отделении, где ее уже дожидался Джордж.

– Спасибо тебе за сына, – сказал он.

– Ты его уже видел?

– Да. Он устал, у него ведь тоже выдался нелегкий денек, правда? Сейчас он спит. Что, кстати, не помешало бы и его маме. – Джордж присел на краешек кровати, поцеловал ее в лоб и направился к двери. – Спи, не буду тебе мешать.

– Может, и вздремну несколько минут, я ведь устала. Но даже если засну, Джордж, не уходи. Обещаешь? Я не хочу оставаться одна.

– Хорошо, я останусь.

– Не уйдешь? Точно?

– Точно, точно. Буду сидеть в этом кресле. Засыпай, дорогая. Ты не возражаешь, если я воспользуюсь здешним телефоном и сделаю несколько звонков? – Еще не закончив фразу, он передвинул и кресло и свой портфель поближе к телефону.

– Давай, звони. И обязательно позвони моим родителям на Палм-Бич.

– Уже позвонил.

– Обзвони всех. Я хочу, чтобы все знали.

Она услышала, как он набрал номер своего офиса и поинтересовался, какие для него оставлены сообщения. Уже в полубессознательном состоянии – усталость и принятые после родов лекарства брали свое – до слуха Диди словно издалека донеслись обрывки слов из политического жаргона: что-то насчет графика работы избирательного участка, предвыборных собраний, повестки дня Брэдли и последнее: «Я скоро приеду».

Проснувшись как от толчка, полчаса спустя она обнаружила, что палата пуста. И Джордж и его портфель исчезли. К букету цветов на тумбочке была прикреплена написанная знакомым почерком мужа записка.

«Брэдли предстоит выступление перед Комитетом Палаты. Я нужен ему немедленно. Выбора не было. Не сомневаюсь, ты бы меня отпустила. Позвоню из Оттавы.

С любовью. Джордж.

PS.Я видел нашего сына. Настоящий красавец».

Диди протянула руку, пытаясь нашарить телефон, стоявший, как отложилось в ее памяти, возле самой кровати. Им, кажется, пользовался Джордж. Аппарата на месте не оказалось. Не имея сил приподняться, она потянулась дальше и свалилась с кровати, тяжело ударившись о влажный, покрытый линолеумом пол. Ноги ее еще оставались онемевшими, о том, чтобы встать, не приходилось и думать. Ей удалось дотянуться до оранжевого, рифленого телефонного шнура, но сам аппарат по-прежнему оставался вне пределов досягаемости.

Дверь палаты была закрыта. Кричать, во всяком случае так громко, чтобы ее смогли услышать, Диди попросту не имела сил. Ей оставалось лишь плакать. Слезы непроизвольно заструились по ее лицу, и у нее не было ни сил, ни желания их стереть. Она лежала на липком, еще не высохшем после недавней уборки линолеуме, и вдыхала казавшиеся ей тошнотворными пары дезинфицирующих средств.

Когда подошел очередной обход и в палату вошли две медсестры, они обнаружили Диди в полуобморочном состоянии, словно родила она несколько мгновений назад.

– Бедняжка, – сочувственно сказала одна из них, когда они подняли Диди с пола и уложили на постель. – И ведь когда вас сюда доставили, я говорила тому молодому человеку, что вам нельзя оставаться одной, пока не прошло действие анестезии. Это просто счастье, что, упав, вы ничего не сломали.

Спустя несколько часов в палату начали поступать цветы. Каждый следующий подарок превосходил предыдущий оригинальностью. Срезанные цветы в керамическом голубом горшке с выделенными глазурью буквами «ЭТО МАЛЬЧИК». Большое комнатное растение, помещенное в кашпо в форме лодки. Шоколадная плетеная корзинка, изо всех щелей в плетении которой торчали бесчисленные голубые ирисы… И так далее, и так далее, и так далее.

На карточках, которые вручали ей сестры, значились имена друзей ее родителей, приветствовавших появление на свет первого внука Айнов.

К вечеру палата наполнилась цветочными ароматами. Цветы заняли весь стол, весь подоконник, и чтобы разместить остальные, пришлось принести еще два столика.

Джордж не позвонил.

Около восьми часов вечера Диди позвонила по внутреннему телефону и попросила дежурную сестру убрать из палаты все цветы и раздать их тем молодым мамам, кому букетов не дарили.

– Первым уберите этот. – Потянувшись к стоявшему в хрустальной вазе букету Джорджа, она сорвала с него записку, бросила в большое зеленое больничное ведро и добавила: – Отдайте его той маме на отделении, которая выглядит самой одинокой.

Элис, высокооплачиваемая профессиональная няня, нанятая намеревавшейся набраться сил после родов Диди на две недели, так и осталась у нее на неопределенный срок. Похоже, одна только эта женщина и могла успокоить Адама, когда тот заходился от крика из-за болей в животике, которые, как по часам, начинались обычно в половине двенадцатого и продолжались до рассвета. Как раз в то время, когда Джорджу требовался сон.

Когда эта болезнь наконец прошла, Диди уже привыкла полагаться на Элис во всем, что касалось Адама. Она умела избавлять его от вздутия животика, постоянно мучившего малыша, пока за ним ухаживала Диди. Она превосходно готовила детские смеси из свежих бобов, гороха, морковки и мяса, напрочь отказываясь использовать «эти магазинные банки, нашпигованные ненужными добавками». Адам с большей охотой ел кашки, приготовленные не мамой, а няней, да и вообще, как приметила Диди, на попечении Элис вел себя гораздо спокойнее.

Да и почему собственно ей было не оставить няню? Оплата ее услуг не представляла проблемы: отец выделил немалые деньги, назвав это «подарком малышу». Адама следовало приучать к взрослой пище, что должно было укрепить его здоровье, помочь быстрее расти и прибавлять в весе. Педиатр все время справлялся о его весе. Да и как могло повредить развитию Адама присутствие заботливой женщины, которая готовит ему вкусную и здоровую пищу, пеленает, купает, успокаивает, короче говоря, заботится обо всех его физических нуждах. Женщины, несравненно лучше знающей, как ухаживать за младенцами, чем она сама. Тем паче, что Диди вовсе не собиралась устраняться от воспитания сына. Она и сейчас проводила с ним немало времени, когда он не спал, всегда сама запускала висевший над колыбелькой мобиль, к которому малыш, гукая, тянул ручонки, пытаясь ухватить одну из ускользавших движущихся частей. А уж когда Адам станет постарше, она будет брать его с собой повсюду. Ей вовсе не хотелось, чтобы ее сын испытал такое же одиночество, какое пережила в детстве она. Просто пока он еще так мал, что не имеет иных потребностей, кроме еды и сна, нет ничего дурного в том, чтобы поручить заботу о нем человеку компетентному.

Спустя девять месяцев после появления в доме Элис Диди вошла в детскую в два часа ночи и обнаружила, что няня закапывает малышу в ротик какое-то вовсе не прописанное доктором лекарство. Она пришла в ужас, поняв, что успех этой женщины в обращении с ее сыном был достигнут исключительно тем, что она регулярно давала ему по ночам успокоительные капли.

Выставив няньку из дому посреди ночи, Диди полностью взяла уход за Адамом на себя, поклявшись, что больше никому не доверит своего сына.

Джордж составлял в угол недавно освободившиеся стулья, которые принесли в церковь для проведения мартовского собрания избирателей. Диди и Джо Брэдли сидели рядом на двух, которые он еще не успел забрать.

– Джордж, поди-ка сюда. Я хочу с тобой потолковать. Возьми одно из этих легендарных шоколадных пирожных, которые они всегда присылают на мои выступления, чашечку кофе, да садись поближе.

Джордж принес один из еще не составленных в пирамиду стульев.

– Что скажешь, как, по-твоему, я сегодня выступил?

– Прекрасно, сэр. Да вы и сами это знаете.

– Нет, не знаю. Нет у меня больше такой уверенности. Когда занимаешься этой политической говорильней так долго, как я, то рано или поздно поневоле начинаешь повторяться.

– Но этой речи вы раньше не произносили. Я помню все ваши выступления, так что ошибки быть не может.

– Да не о том я. Конечно, это не та самая речь. Слова другие, но идеи-то старые. Ничего нового мне уже не придумать.

– Но в этом нет ничего особенного, сэр. Все, так или иначе, используют обкатанные идеи. Обычное дело.

– Раньше я как-то не задумывался о том, что мои выступления стали не такими свежими, утратили яркость…

– Вы слишком суровы к себе.

– Знаешь, Джордж, в Оттаве поговаривают, что я малость старею.

– Только не вы, сэр.

– Ну уж моложе-то я точно не становлюсь, Джордж. Не так-то легко выдерживать этот бешеный ритм: пять дней в столице крутишься, как белка в колесе, каждую пятницу вечером торчишь в аэропорту вместе с толпой дожидающихся своего рейса, оба выходных носишься по собраниям да встречам с избирателями, а в воскресенье вечером – назад в Оттаву. И так неделя за неделей. Я ведь не раз тебе говорил, сколь бы прочное положение ни занимал политик в своем избирательном округе, он всегда остается уязвимым. И уж всяко не может позволить себе манкировать работой в округе. Избиратель такого не прощает. Вот и приходится болтаться между столицей и округом. Заруби это на носу, Джордж, политик всегда уязвим, каким бы популярным он себя не считал… И кроме того, через некоторое время вся эта гонка начинает выматывать. Даже меня.

– Понимаю.

– Я занимаюсь этим уже шестнадцать лет. Можно сказать, выработал пенсионный стаж. Пора укладывать вещички.

– Сэр, не может быть, чтобы вы говорили это всерьез!

– А чему ты так удивляешься, Джордж? Я говорил тебе то же самое, когда ты позвонил мне из Калифорнии и спросил насчет работы. Перед тем как взять тебя в дело, я сказал, что это, наверное, мой последний срок. Не сомневаюсь, ты прекрасно понимал, что даже такой старый конь, как я, не может вечно тянуть это ярмо.

– Но вам столько еще предстоит сделать. Завершить начатое…

– Брось. Даже вздумай я продолжить игру, толку бы из этого не вышло. Я слишком давно в политике и прекрасно понимаю, что если не попал в кабинет министров после двух сроков, то не попадешь никогда. Я остался в охвостье. Мое время вышло, Джордж.

– Я с вами не согласен.

– Ценю твою верность, парень, но я уже все решил. А тебя попрошу составить список перспективных претендентов. Хочу, чтобы мой округ попал в надежные руки. Взять, скажем, Марио Феллини, здешнего олдермена. Он уже двенадцать лет избирается в муниципалитет, и его муниципальный округ почти совпадает по территории с нашим федеральным. Неплохая кандидатура. Избирался четыре раза, и на каждых новых выборах набирал больше голосов, чем на предыдущих. Опять же итальянец, значит, все соотечественники будут за него горой. Сейчас итальянцы так и прут в политику, их полно в каждом избирательном бюллетене. На последних выборах это беспокоило даже меня, при всей прочности моей позиции. Прощупай его. Разузнай, не собирается ли он баллотироваться от либералов. Есть еще Питер Леллье, президент Империал Ойл. Я слышал, он там крепко держит поводья. Ну а раз он управляет такой компанией, то уже соприкоснулся с политикой, и скорее всего худшее в ней уже испытал. Он был бы сильным претендентом. Раздобыть деньжат для него не проблема, да и имя его в городе на слуху. Он числится в списке попечителей Фонда Сердечных Заболеваний, Фонда Помощи Больным Детям… Похоже, нет благотворительной акции, к которой он не был бы причастен, и вся его деятельность широко освещается в прессе. И я знаю, что он всю жизнь поддерживал либералов, так что тут беспокоиться не о чем. Но ты все-таки выясни, как к нему относятся в округе. Предприниматель, богач… – избиратели из национальных меньшинств таких не больно-то жалуют.