Текст книги "Бьющееся стекло"

Автор книги: Нэнси-Гэй Ротстейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

– Зачем? У тебя ко мне какое-то дело?

– Да, но, думаю, это не телефонный разговор.

– Глупости, я как раз предпочел бы обсудить все по телефону. Чего именно ты от меня хочешь? – Теперь его голос звучал настороженно.

– Нет, лучше все-таки поговорим при встрече.

– Да в чем дело, Джуди? – спросил он с уже почти нескрываемым раздражением.

Его упорное нежелание встречаться вызвало очередную вспышку гнева, с которым, как казалось Джуди, она сумела совладать, приняв решение набрать номер. Ее так и подмывало бросить трубку, но понимание того, что разговор или состоится сейчас, или не состоится вовсе, пересилило досаду и злость. Скрепя сердце, она принялась рассказывать о своих финансовых затруднениях и их воздействии на Шейна.

– Зачем ты все это говоришь, Джуди? – бесцеремонно оборвал ее Боб. – Денег по соглашению ты получила более чем достаточно, а если не сумела с толком ими распорядиться, так это уж не моя забота.

– Послушай, Боб, мне самой очень не хотелось просить тебя о помощи. Я пошла на это только из-за крайней нужды.

– По отношению к тебе у меня нет никаких юридических обязательств. Ты подписала полюбовное соглашение, и оно не подлежит пересмотру.

– А как насчет Шейна?

– Джуди, я не собираюсь обсуждать эту тему и прошу больше ни с чем подобным ко мне не обращаться. Ты меня поняла?

В трубке послышались гудки.

То, как обошелся с ней Боб, и его полное безразличие к сыну, ошеломили ее. Однако она злилась не только на бывшего мужа, но и на себя за то, что позвонила и позволила ему снова себя унизить.

Неделю спустя Джуди поднялась на четвертый этаж административного здания, где находились офисы Департамента Социального Обеспечения. Совсем недавно ей и в кошмарном сне не могло привидеться, что отчаянная нужда загонит ее в этот невзрачный коридор с потертым линолеумом на полу и грязновато-зелеными стенами. Но, располагая годовым доходом меньше десяти тысяч долларов, она имела право на получение продовольственных талонов, точно так же, как после шестидесяти пяти получит право на социальную пенсию. Во всяком случае так ей это представлялось.

– Куда обратиться за продовольственными талонами? – спросила Джуди чернокожего служащего с клипбордом.

– Для выдачи талонов особого места не предусмотрено. Очередь одна – тут и пособия по безработице, и детские субсидии, и компенсации… – Она физически чувствовала на себе его насмешливый взгляд. – А вы, леди, небось, думали, будто здесь специализированный магазин?

В тот день ей пришлось ждать в общей очереди с теми, кто обращался за всеми видами пособий – с отверженными и изгоями общества, – а потом еще и отвечать на въедливые вопросы клерка, явно задавшегося целью выведать всю ее подноготную. Но к этому времени она уже успела подавить в себе и гнев, и досаду: все эти чувства вытеснило другое, куда более сильное. Желание выжить.

А в июне Джуди оказалась в другой очереди, двигавшейся ничуть не быстрее. Накануне, отработав день, подменяя преподавателя в Вашингтоне, она, вместе с толпой служащих, спешивших покинуть город на уикэнд, вернулась домой после семи и, не желая заставлять Шейна ждать, решила отложить обычные покупки на завтра. О чем ей пришлось пожалеть: резкое потепление, возвещавшее о наступлении лета, всколыхнуло любителей проводить выходные за городом, и в субботнее утро магазин был битком набит покупателями, складывавшими в тележки садовые инструменты, дезинфицирующие средства и препараты, отпугивающие комаров.

Тележек не хватало, все десять кассовых аппаратов непрерывно позвякивали. Лишь спустя сорок пять минут Джуди начала выкладывать на движущуюся ленту у расчетного узла свои покупки – порошковое молоко, куриные крылышки, макароны, колбасу и невзрачные персики. Левой рукой она достала книжку продовольственных талонов.

– Вы хотите расплатиться этим? – буркнула молоденькая кассирша, разглядывая талоны.

Джуди, залившись краской, молча кивнула.

– Простите, но я их взять не могу. В моей кассе с них не будет сдачи. – Девушка сдвинула покупки Джуди в сторону, а потом добавила: – Попробуйте встать вон к той кассе. Она недавно открылась, там должны быть талоны мелкого достоинства.

Использование продовольственных талонов было связано со множеством унизительных ограничений, одно из которых заключалось в том, что сдачу с талонов могли давать только талонами и ни в коем случае не настоящими деньгами. Как ей объяснили, это правило было введено для того, чтобы лица, получающие дотацию, тратили ее именно на питание, а не на приобретение спиртных напитков. Принимая социальную помощь, Джуди тем самым соглашалась и со всеми связанными с ней обидными, но в принципе объяснимыми, логически оправданными условиями.

Джуди поспешила за другой тележкой и торопливо (пока сортировщица не успела отправить неоплаченные продукты обратно на полки, после чего их пришлось бы битый час заново собирать по всему огромному супермаркету), сложила туда свои покупки. Затем, отчаянно жалея о потерянном времени, которое могла бы провести с Шейном, она стала в еще одну длиннющую очередь.

Было уже одиннадцать часов. Очередь, в которой она заняла место, протянулась чуть ли не через весь магазин, от мясного прилавка в дальнем конце, мимо стеллажа со стиральными порошками до расчетного узла. Прошло минут двадцать, прежде чем пристроившаяся в хвосте Джуди поравнялась с полками, где стояли супы быстрого приготовления. И тут она услышала знакомый голос:

– Джуди, сто лет тебя не видела! Куда ты запропастилась?

Расстроенная потерей времени, погруженная в невеселые раздумья, Джуди только сейчас заметила катившую по направлению к ней свою тележку Сьюзен Симпсон. Отворачиваться, делая вид будто она ищет что-то на полках, а этот прием нередко помогал ей избегать нежелательных встреч и разговоров с любившими совать нос в чужие дела бывшими подругами, было уже поздно.

– Ты не против, если я проскочу перед тобой? – тараторила Сьюзен. – Майк с Аланом дожидаются в машине, а мне нужно прикупить кое-что на уикэнд. Ты, как я вижу, тоже… – Она окинула взглядом содержимое тележки Джуди и, не договорив, ловко пристроилась перед ней. Этот маневр позволил ей избежать спора с другими покупателями, неизбежно случившегося бы, попробуй Сьюзен влезть в очередь позади подруги. – Шейн с тобой?

Джуди покачала головой, отчаянно пытаясь сообразить, как скрыть от знакомой, что она расплачивается талонами. Как назло, ничего не приходило в голову. Выйти из очереди, когда до кассы осталось не так уж далеко, было бы откровенной глупостью, даже найдись у нее благовидный предлог. Чтобы снова добраться до этого места, потребуется еще час, а дома ее дожидается Шейн. Она попала в ловушку и единственную надежду возлагала на то, что муж и сын ждут Сьюзен в машине, а значит, та едва ли надолго задержится в магазине. Если повезет, то отойдет от кассы прежде, чем Джуди достанет свои проклятые талоны.

– Жаль, – продолжала между тем Сьюзен, – Майк-то со мной, так что мальчишкам выдался бы отличный случай поболтать. – Очередь продвинулась вперед на дюйм. – Майк только вчера говорил, как скучают по Шейну все ребята из спортивного клуба. У него были прекрасные результаты в баттерфляе, верно?

Сьюзен тарахтела без умолку, словно решила болтовней расплатиться за предоставленную возможность влезть без очереди. Разговор расстраивал Джуди, и чем дальше, тем больше. Сьюзен не только рассказывала, но и задавала неудобные вопросы, на которые приходилось давать хотя бы уклончивые ответы. Что было не так-то просто и не позволяло Джуди сосредоточиться на поисках выхода из затруднительного положения. Очередь, между тем, неумолимо продвигалась.

Наконец, тридцать минут спустя, Джуди начала выкладывать отобранный товар из тележки. Сьюзен уже расплатилась за свои покупки, как заметила Джуди, двумя новенькими, хрустящими двадцатками.

Теперь она укладывала купленное, но все еще оставалась в пределах слышимости.

Джуди медлила. Свои покупки она вынимала с рассчитанной неторопливостью, подолгу осматривая каждый продукт под каким-либо предлогом, – проверила, не вышел ли у молока срок годности, свежа ли колбаса, не мало ли взято макарон и не подгнили ли персики. Кассирша подсчитала общий итог мгновенно:

– С вас пятнадцать долларов девяносто центов, мэм.

– Спасибо… – Джуди застыла, не осмеливаясь достать талоны, пока не ушла Сьюзен. – Будьте добры, пересчитайте еще раз. Мне кажется, вы забыли взять с меня за макароны.

На просмотр кассовой ленты девушке потребовалось всего несколько секунд. – Вот, – пробормотала она себе под нос, – здесь тридцать семь центов… – и, уже обращаясь к Джуди, заявила: – Нет, все правильно. С вас пятнадцать девяносто.

Сьюзен возилась с пластиковым пакетом, куда хотела положить яблоки. Целлофановые бока слиплись, и она яростно пыталась разлепить их, растирая между большим и указательным пальцами.

– А про молоко вы не забыли? – спросила Джуди кассиршу. – Я совершенно уверена, что-то вы упустили.

– Нет, мэм. Как раз молоко посчитала первым.

Джуди достала кошелек и со вздохом принялась рассматривать его содержимое.

– Извините, что я тороплю вас, мэм, – промолвила кассирша. – Но сегодня суббота, столько народу… Нельзя ли побыстрее?

Сьюзен закончила укладывать покупки, помахала на прощание рукой и направилась к выходу.

Почувствовав себя в безопасности, Джуди облегченно вздохнула и весьма любезно ответила:

– Прошу прощения, мисс. Вот, пожалуйста, – она протянула две книжечки, десятидолларовую и пятидолларовую. По правилам отрывать купоны полагалось служащему магазина, а покупатель был обязан предъявлять вместе с ними удостоверение личности.

– Что это вы мне даете?

– Продовольственные талоны. У меня больше ничего нет, – тихонько ответила Джуди.

– Не знаю, что с ними делать, – пробормотала девушка. – Я новенькая, только недавно начала работать с наличными. – Эй, Джин! – крикнула она, повысив голос, чтобы перекрыть шум девяти кассовых аппаратов. – Джин, эта леди говорит, что у нее только продовольственные талоны. Как мне быть?

– Знаю, знаю, – еще громче закричала в ответ Джин. – Она подходила ко мне: это я ее к тебе и послала. У меня не было сдачи в талонах. Проверь свою кассу, может, у тебя найдется?

Сьюзен уже подошла к автоматически распахнувшейся, готовой выпустить ее двери, но неожиданно задержалась на пороге, потом сделала несколько шагов назад, к только что оставленному прилавку и застыла там как вкопанная.

Джуди увидела, что Сьюзен смотрит на нее. Ей казалось, что на нее глазеет весь супермаркет. Прервать громкий диалог кассирш не имелось ни малейшей возможности. Лицо ее залилось краской, руки вспотели.

– Да я не знаю, какие они с виду, эти талоны.

– Смешные такие, похожи на деньги, но поменьше настоящих. Десятки красные, пятерки коричневые, а которые по доллару, те зеленые. Взгляни, есть у тебя такие?

– Нет, ничего похожего, – донеслось в ответ.

– Сирин, как у тебя насчет талонов? – крикнула на весь магазин кассирша постарше, – тут у четвертой кассы стоит женщина, которая может расплатиться только этими фантиками.

Джуди показалось, что она услышала, как со щелчком выдвинулся денежный ящик очередной кассы.

– У меня пусто, – послышалось спустя мгновение.

– Эй, а в пятой кассе! Продовольственных талонов не найдется?

Казалось, этой перекличке не будет конца. Четыре кассы прекратили работу, в очередях слышался ропот, но на этом злоключения Джуди не закончились. Она увидела, как кассирша по имени Джина поднялась с места и направилась к микрофону.

– Внимание, – голос из динамика прогрохотал по всему супермаркету. – Если у кого-то из кассиров есть продуктовые талоны долларового достоинства, прошу принести их к стойке номер четыре. Здесь покупательнице не можем отсчитать сдачу.

Теперь Джуди получила такую рекламу, что точно оказалась в центре внимания. Все глаза обратились к ней, в том числе и глаза Сьюзен. Посматривали на нее с отстраненным любопытством, а стоявшие в очереди неподалеку даже подались назад, чтобы, избави Бог, не оказаться замаранными соприкосновением с бедностью.

Сердце Джуди колотилось так, что ей казалось, будто этот стук даже громче, чем слова кассирши. Так, словно готово было вот-вот выскочить из груди. Все лица, включая и лицо Сьюзен, слились для нее в одно, все звуки – в общий невнятный гул.

В этот миг у нее было только одно желание – убежать отсюда, скрыться от этого кошмара, в который превратилась вся ее жизнь. Оставив покупки на прилавке, нетвердо переставляя ноги, она направилась к выходу и не остановилась, даже услышав растерянный голос новенькой кассирши:

– Мэм, так нужны вам в конце концов эти продукты или нет? – Протянутых ей талонов на сумму четыре доллара и десять центов Джуди попросту не заметила.

Но выйти за дверь было легче, чем забыть о пережитом позоре. Что ей действительно было нужно, так это самоуважение, а его не купишь на продовольственные талоны.

В ту ночь она не прислушивалась к звучанию дома, а терзалась одной-единственной мыслью: как защитить себя и Шейна? На сей раз у нее просто не было права на неверное решение, не было права снова загнать себя в тупик. Следовало поторопиться, пока еще есть энергия и здоровье, ведь ей уже тридцать три. Даже если она встретит кого-нибудь и устроит свою личную жизнь, это отнюдь не панацея. Джуди хорошо усвоила, что замужество вовсе не гарантирует уверенности в завтрашнем дне. Рассчитывать можно только на себя.

У нее имелся сертификат учительницы начальной школы, но о постоянной работе не приходилось и мечтать. Школьные власти не только не нанимали новых преподавателей, но и сокращали существующий штат. Подменная работа с почасовой оплатой не сулила никаких перспектив – так можно всю жизнь трудиться за гроши. Значит, надо переучиваться, получать новую профессию. Но какую? Какая специальность избавит ее от унизительного страха перед неоплаченными счетами и поможет вернуть самоуважение? Какая работа обеспечит доход, позволяющий побаловать Шейна, может быть, даже потакать его капризам, а не отказывать в самых пустяковых просьбах и постоянно видеть на лице мальчика обиду?

Ей нужны серьезные знания, такие, чтобы не приходилось выслушивать то здесь, то там фразу, приучившую не одно поколение женщин к молчаливой зависимости: «Позвольте, я вам растолкую…» Знания, которые позволят ей обрести уверенность в правильности собственных суждений, а если без совета все же не обойтись, то дадут возможность проанализировать этот совет и оценить по достоинству. Она хотела, чтобы ошибки, проистекающие от некомпетентности, – такие, как подписание злосчастного соглашения о разводе, – не повторялись никогда в ее жизни. И еще хотела научиться руководствоваться во всем разумом, а не сердечными порывами. Возможно, когда-нибудь она еще сможет полюбить, но сделает все, чтобы не попасть в зависимость от мужчины. С легковерием и наивностью покончено навсегда!

Но какую бы карьеру она ни избрала, ее придется начинать с нуля.

И тут она вспомнила встречу с миссис Бельмонт, случившуюся во время ее учебы на последнем курсе в Суортмор. Эта сцена предстала перед ее мысленным взором отчетливо, словно все произошло вчера. Ей снова двадцать один, и она одна из очень немногих девушек, которым посчастливилось оказаться принятыми на юридический факультет Джорджтаунского университета. Окрыленная собственным успехом, Джуди сама напросилась на разговор с этой леди, одной из первых женщин в штате, ставшей известным юристом и достигшей положения партнера в престижной фирме.

Сумерки уже изгнали из углового, с огромными, во всю стену, окнами, офиса остатки естественного освещения, когда погруженная в деловые бумаги миссис Бельмонт жестом пригласила Джуди сесть. Гладко причесанная худощавая матрона с жемчужными бусами на шее работала при ярком свете сразу двух металлических настольных ламп.

– Чем могу служить? – Джуди показалось, что резкий голос миссис Бельмонт отразился эхом от лежавших на столе папок. Прямой вопрос требовал от девушки столь же прямого ответа.

– Этой осенью я собираюсь приступить к занятиям в Джорджтауне, в Юридическом Центре… – начала она.

– Очень хорошо, – промолвила женщина за столом, оторвавшись от своих папок и полностью сосредоточившись на посетительнице. – Но насколько вы этого хотите?

Решив, что миссис Бельмонт не совсем поняла ее, Джуди уточнила:

– Меня туда уже приняли.

– Понятно, но я спросила вас не о том. Меня интересует, насколько сильно ваше желание стать юристом.

– Ну, конечно же, я этого хочу…

– Само собой – хотите, но чем вы готовы ради этого пожертвовать?

– Вы хотите спросить, насколько серьезно настроена я работать в следующие три года, чтобы стать хорошим юристом?

– Нет, вовсе нет. Раз вы сумели подготовиться и уже приняты, то наверняка намерены отнестись к ней серьезно. Это понятно. Я говорю о том, что начнется после окончания учебы. Сдача квалификационных экзаменов – это только начало. – Она помолчала и снова повторила уже звучавший вопрос: – Итак, чем вы готовы пожертвовать, чтобы стать юристом?

Видимо, чтобы их разговор приобрел более доверительный характер, миссис Бельмонт пересела в одно из кресел, предназначенных для клиентов, и взглянула Джуди прямо в глаза.

– Готовы ли вы отказаться от роскоши иметь близких друзей? Друзья, знаете ли, требуют к себе постоянного внимания. На них уходит уйма времени, а время необходимо для постоянного профессионального совершенствования… Готовы ли вы всегда подчинять личные планы интересам дела? Отказаться от планируемых отпусков, от дней рождения, от возможности отмечать в кругу семьи День Благодарения или Рождество?

– Но вы живете не так!

– Не так? Вы, Джуди, ослеплены моей известностью в юридических кругах, этим офисом и тому подобным. Но это все внешнее: вы ведь не можете видеть, от чего мне пришлось отказаться. На этом пути я не раз становилась перед нелегким выбором. У меня нет детей. А хоть бы и были! Какая из меня мать? Что бы я могла дать малышам? Домой добираюсь за полночь, вконец выбившись из сил. У меня не остается времени ни на что личное.

– Но ведь вы замужем! – возразила Джуди, читавшая об адвокатской семье Бельмонтов.

– Да, но мой муж занят ничуть не меньше меня. Даже больше. Мы – коллеги: он понимает и разделяет мою приверженность работе. Не будь этого, не было бы и нашего брака. Но я отдаю себе отчет в том, что моей заслуги здесь нет – просто он редкостное исключение. В подавляющем большинстве мужчины желают, чтобы жены уделяли им внимание. А от женщины юридическая практика требует полной самоотдачи. Поймите, Джуди, в юриспруденции господствуют мужчины. Эта профессия – нечто вроде закрытого мужского клуба, и чтобы попасть туда, чтобы преодолеть предрассудки и предубеждения, вам придется работать вдвое упорнее и результативнее любого из них.

Время было довольно позднее. Уборщики, а уборка проводилась в девять вечера, уже успели заглянуть в офис.

Миссис Бельмонт выдержала паузу и, как подобает опытному адвокату, каким она заслуженно слыла, подвела итог сказанному ранее:

– Итак, юриспруденция для женщины – это не просто работа, а особый образ жизни. Я пожертвовала для этого очень многим. Готовы ли вы сделать то же самое?

Тогда Джуди решила, что жизнь, полная жертвенного самоограничения, не для нее, и выбрала преподавание как профессию, вполне совместимую с полноценной, счастливой семейной жизнью.

Бессонная ночь, проведенная в воспоминаниях и размышлениях, не прошла даром: когда в спальню стал проникать утренний свет, Джуди приняла твердое, окончательное решение. То самое, которое не решилась принять тринадцать лет назад. То самое, которое даст ей и доход, и уверенность в себе – и знания, без которых невозможно ни то, ни другое. Она сумеет защитить и себя, и сына без помощи Боба. Она не допустит, чтобы развод порушил их жизнь.

– Да, – промолвила Джуди, словно спустя годы, отвечая на давний вопрос миссис Бельмонт. – Я действительно хочу стать юристом. И ради этого готова на любые жертвы.

Глава 3

Однако позвонив по телефону в Юридический Центр Джорджтауна, Джуди услышала не совсем то, на что рассчитывала.

– Когда, говорите, вас приняли? Тринадцать лет назад? Да, вообще-то у нас сохраняются документы за этот период, но вам, наверное, следует обратиться в архив. Я соединю.

Вместо женского голоса в трубке зазвучал мужской:

– Дэвис слушает.

– Меня приняли на обучение тринадцать лет назад. Не будете ли любезны сказать, что мне следует сделать, чтобы приступить к занятиям?

– Подайте заявление, как шесть тысяч девятьсот других претендентов.

– Но меня ведь уже зачислили!

– Вы полагаете, мы резервируем места пожизненно? Вы хоть понимаете, как давно это было? Можно сказать, что по вашему делу истекла исковая давность, – архивный работник хмыкнул, видимо довольный своим юридическим остроумием. – Вам, наверное, невдомек, какую конкуренцию нужно выдержать, чтобы попасть в Джорджтаун сейчас? – Не дожидаясь ответа на свои сугубо риторические вопросы, он продолжил: – Речь идет о возможности обучения в одной из пяти наиболее авторитетных юридических школ страны. Позвольте проинформировать вас, что в прошлом году при шести тысячах девятистах поданных заявлениях мы приняли только пятьсот человек. Одного из тринадцати! – с нажимом добавил клерк, чувствовавший себя уверенно на твердой почве статистики. – Двести пятьдесят обращений были отклонены сразу. На первой странице заявления о приеме должны быть указаны ваши результаты по тестам «Джи Пи Эй» и «ЛСАТ». Без 3,4 балла «Джи Пи Эй» и 600 баллов «ЛСАТ» вы зря потратитесь на пересылку документов.

– А предоставляете ли вы льготы по жизненным обстоятельствам?

– Безусловно. Пункт второй бланка заявления так и озаглавлен «Особые обстоятельства». Вы можете отметить все, что, по вашему мнению, следует знать приемной комиссии. Но имейте в виду: этот раздел принимается во внимание только, если вы соответствуете объективным критериям, отраженным в первом приложении. В противном случае никто не удосужится даже перевернуть страницу, чтобы вникнуть в ваши проблемы. Но не могли же вы серьезно рассчитывать попасть к нам лишь на основании того, что были приняты в незапамятные времена.

– А нельзя ли назначить персональное интервью для разъяснения особенностей моей ситуации? – невозмутимо поинтересовалась она.

– Вы имеете право на информационное интервью. Но оно предназначено для того, чтобы вы получали информацию, а не давали ее.

– Тот факт, что я уже была принята к вам, имеет какое-нибудь значение?

– Он может быть воспринят только как исторический курьез.

– А если я разведена и имею на иждивении ребенка?

– Такие сведения подпадают под графу «Особые обстоятельства». Но, боюсь, я не слишком доходчиво разъяснил вам условия. Если ваш «Джи Пи Эй» составляет 3,0 а «ЛСАТ» всего 500, то получи вы «Медаль Чести» из рук самого Рональда Рейгана и проработай пять лет с матерью Терезой, это все равно вам не поможет. Вы к нам не поступите. Подобные факторы имеют значение, только если вы выдержали первый раунд… Ну что, нужен вам бланк заявления? – спросил он, выдержав паузу, словно оценивая, насколько сумел деморализовать ее своим рассказом.

– Разумеется, – Джуди не помышляла об отказе и ответила твердо, хотя за уверенным тоном таилось беспокойство. Возвращение в Джорджтаун обещало обернуться нелегким делом. А она-то надеялась, что будет принята автоматически, стоит только подать заявление.

Одновременно перед ней встала и другая проблема – следует ли говорить Шейну о своем намерении поступить в Джорджтаун и связанными с этим сложностями, вроде пересдачи «ЛСАТ»? Или не следует обременять мальчика еще и своими заботами. Она всячески пыталась скрыть от него сложность их финансового положения и не хотела, чтобы на нем отразились ее переживания и тревоги, связанные с поступлением. За последний год Шейн ни разу даже не упомянул об отце, словно отказав ему в праве на существование, тем самым перестал быть брошенным. Однако обида оставалась внутри и сказывалась на его поведении. Мальчик стал раздражительным, с ним трудно было общаться. Ведомости с оценками, которые присылали из школы Джуди на подпись, указывали на ухудшение успеваемости. «В конце концов, – решила она, – у Шейна достаточно своих забот. Лучше рассказать ему о Джорджтауне, когда все будет в порядке».

Джуди обращалась и в другие юридические учебные заведения, однако на самом деле стремилась именно в Джорджтаун. Поступить туда было так сложно именно потому, что высокий престиж заведения гарантировал выпускникам хорошее трудоустройство. Хорошо закончив учебу, она могла бы рассчитывать на работу в одной из ведущих фирм страны и занять положение, которое позволило бы быстро восполнить потерянные тринадцать лет.

Днем она по-прежнему работала подменной учительницей, а по ночам, когда Шейн спал, готовилась к сдаче «ЛСАТ». За прошедшие годы тест изменился – стал компьютеризированным и основной акцент теперь делался на скорость ответов: чтобы уложиться вовремя, требовалось отвечать автоматически, не задумываясь. К тому же пришлось осваивать новый раздел – математический.

Четыре месяца спустя она сидела в одном из четырех лекционных залов Джорджтауна, выделенных для проведения теста и битком набитых абитуриентами, которые были моложе ее почти на целое поколение. Юноша, сидевший рядом с ней, положил перед собой секундомер. Девушка на соседнем месте извлекла из красного пенала и выложила по правую руку от себя пять заточенных карандашей. В двух рядах впереди молодой человек перевел стрелки на своих часах, чтобы они указывали точно то же время, что и часы на стене аудитории. Джуди предстояло состязаться не просто с одаренностью и знаниями, а с самой молодостью, которой всегда сопутствуют живость мышления и быстрота реакции. От осознания этого ее бросило в дрожь: взгляд заметался по аудитории, перескакивая с одного соперника на другого. Юноша проверил свой секундомер. Девушка взяла карандаш в правую руку, придерживая левой уголок лежавшего перед ней экзаменационного буклета.

Усилием воли Джуди выбросила всех этих людей из головы, сказав себе, что на ее стороне усердие, решимость и целеустремленность. Это должно уравнять их шансы.

– Начали, – объявил с кафедры ответственный за проведение теста. – Время пошло.

Узнав, что со следующей осени мать будет учиться на юриста, Шейн отнюдь не пришел в восторг. Сообщение было выслушано после обеда, когда он очищал тарелки от остатков макарон, а Джуди упорно соскребала со стен кастрюльки прилипший тертый сыр. В свои почти тринадцать лет Шейн уступал матери ростом лишь на полголовы. Его песочные волосы были пострижены лесенкой, как и у большинства сверстников.

– Шейн, у меня хорошая новость, – сказала она и, выдержав паузу, добавила, – к тому же не одна.

– Ты хочешь сказать, что есть и плохая, – отозвался он в обычной насмешливой манере, – и намерена спросить, какую из них я предпочту услышать первой?

– А вот и нет. Сегодня все новости хорошие. Хочешь послушать?

– А как же?

Джуди отправила так и не вычищенную кастрюлю в раковину, уселась и жестом предложила сыну последовать ее примеру. Что он и сделал, опершись ладонями о столешницу и откинувшись назад так, что стул балансировал на двух ножках.

– Первое и главное – осенью я, как и ты, пойду в школу. Меня приняли в Джорджтаун в Вашингтоне. Я поступила туда давно, еще до твоего рождения, а теперь вот решила возобновить учебу. И еще – мы переезжаем на совершенно новое место – в Кристалл Сити. Оттуда до места учебы всего пятнадцать минут на метро, и мне не придется каждый день тратить на дорогу по два часа. Мы сможем больше времени проводить вместе.

Джуди всматривалась в лицо сына, стараясь угадать, как будут восприняты ее слова. Вроде бы она преподнесла новость как следует, но признаков радости мальчик не выказывал.

– Там высоченные дома, сплошь стеклянные, – торопливо продолжила она, – и в каждом имеется бассейн. Парков – ты ведь любишь парки – полно, они тянутся до самого Потомака. Есть свой супермаркет, и не чета здешнему. Настоящий маленький город, построенный с нуля. Там все будут новенькие, как и мы с тобой.

– И, по-твоему, это хорошая новость? – задумчиво спросил он, переваривая информацию.

– По-моему, да. Через три года я стану адвокатом. Джорджтаун – одна из самых престижных юридических школ в стране, и, если дело у меня заладится, у нас все изменится к лучшему. Мы сможем жить, как прежде.

– А что плохого в том, как мы живем сейчас? Мне вовсе неохота никуда отсюда переезжать. Здесь мой дом, здесь все мои друзья. Ты не имеешь права так со мной поступать!

Джуди потянулась к сыну, желая успокоить его. Мальчик отдернулся, но она предпочла сделать вид, будто этого не заметила. До сих пор она, несмотря на вынужденную экономию, усердно скрывала от него плачевность их финансового положения. Возможно, как думалось ей сейчас, слишком усердно. Изменить прошлое было не в ее силах, но теперь пришло время взглянуть в глаза действительности.

– Шейн, мы больше не можем позволить себе содержать этот дом. Ты ведь знаешь, с ним сплошные расходы: то отопление забарахлит, то трубы засорятся, и за все надо платить. Даже не поступи я учиться, нам пришлось бы отсюда съехать: такие траты не по нашему карману.

– Этот дом подарил мне отец, – упрямо проворчал Шейн. – Отдал бесплатно. Он хотел, чтобы дом достался мне, – так и сказал. – Мальчик припомнил слова отца, словно они были произнесены на прошлой неделе.

– Может быть, сам дом и достался нам бесплатно, но, чтобы сохранить его, надо платить за содержание и ремонт. Добавь к этому налоги, страховку, выплаты по закладной – расходы немалые, и они постоянно растут.

– Ты все равно могла бы сохранить дом, если бы хотела. Если бы он хоть что-то для тебя значил. Но тебе охота перебраться поближе к твоему факультету.

– Послушай, Шейн, – Джуди решила попробовать объяснить ему ситуацию так, чтобы было понятнее. – Ты наверное заметил, что мы экономим на еде. И одежду покупаем только в сэконд-хэнде. И учительствовать мне пришлось, чтобы…

– Ты работаешь, потому что тебе так нравится, – оборвал ее Шейн.

– Нет, это неправда, – мягко возразила Джуди. – Нам очень нужны деньги, Шейн. Последние несколько лет были нелегкими для нас обоих, и тебе, и мне пришлось от многого отказаться. Ты оставил бассейн…

– Я не хочу, чтобы ты училась, – выпалил он, глядя куда-то в пространство. – Хочу, чтобы у меня была настоящая мама, как у Джимми и Дэвида. Мама, которая обо мне заботится.

– Шейн, у меня нет выбора. Я должна работать, чтобы мы могли прокормиться.