Текст книги "Древний Восток"

Автор книги: Наталья Александрова

Соавторы: Александр Немировский,Виктор Яковлев,Иван Ладынин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 61 страниц)

«Саисское возрождение»

Псамметих I (656–610 гг. до н. э.) становится зачинателем XXVI династии (656–525 гг. до н. э.), время правления которой часто называется «саисским возрождением», по ее «родовому гнезду» и столице Египта этого времени г. Саис и исходя из того, что это был последний длительный период восстановления египетской государственности. Объединив Египет, Псамметих I обнаружил, что реальная власть в стране (в том числе военная мощь) во многом остается в руках правителей отдельных номов. Чтобы упрочить свое положение, царь начинает привлекать к себе на службу в большом количестве иноземных наемников (жителей Восточного Средиземноморья, Карии, области на юго-западе Малой Азии, и в особенности греков). В стратегических пунктах на границе Египта и в Дельте Нила появляется целый ряд поселений этих наемников (Элефантина на юге Египта, Мареа на западе Дельты и Дафны на ее востоке), среди которых уже в конце VII в. до н. э. выделяется Навкратис – важнейший опорный пункт греческих торговцев в Египте.

Особенную ценность для египтян, которые традиционно не были морским народом, представляли мореходные навыки греков и финикийцев. Около 600 г. до н. э. финикийские наемники на службе у преемника Псамметиха Нехо II впервые в мировой истории совершают трехлетнее плавание вокруг Африки, выйдя из Нила в Красное море по прорытому в это время каналу и вернувшись через Гибралтарский пролив и Средиземное море. Кроме того, около 655 г. до н. э. Псамметих I заключил союз с Гигесом, царем Лидии (государства на западе Малой Азии), которому, как и фараону, приходилось опасаться могущественной Ассирии.

В 20-е годы VII в. до н. э. по Восточному Средиземноморью прокатилась мощная волна нашествия кочевников-скифов. Псамметиху I удалось предотвратить их вторжение в Египет, однако появление скифов в Передней Азии нанесло тяжелый удар Ассирии. В результате этого она утратила свои владения в Восточном Средиземноморье, где немедленно постарался утвердиться Египет. При этом Псамметих I и его преемник Нехо II (610–595 гг. до н. э.) стремились не только обеспечить себе источники поступления дани, но и предотвратить появление вблизи границ Египта новых мощных государств.

«Первый Армагеддон». Египет и Нововавилонское царство

В 610–609 гг. до н. э., чтобы оказать предельно ослабленной и уже неопасной Ассирии помощь в ее последних попытках противостоять Нововавилонскому государству, Нехо II занимает всю территорию Восточного Средиземноморья вплоть до верхнего течения Евфрата (где в районе г. Харран еще удерживали позиции ассирийцы). При этом он наносит близ г. Мегиддо (др. – евр. Армагеддон; букв. «Место у Мегиддо») тяжелое поражение Иудее, царь которой Иосия пытался сопротивляться фараону, уповая на помощь бога Яхве. Это поражение убедило преемников Иосии в том, что Египет в это время являет собой несокрушимую силу благодаря помощи то ли Яхве, то ли, наоборот, его злейшего врага. (Похоже, именно с этого времени в библейской ветхозаветной традиции за «Армагеддоном» и укрепилась репутация места, возле которого в конце времен силы зла попытаются одержать решающую победу.) В результате на несколько десятилетий Иудея стала верным союзником египтян.

Между тем в 605–600 гг. до н. э. вавилонский царь Навуходоносор II,вырезав египетский гарнизон, оставленный вскоре после падения Харрана (609 г. до н. э.) в крепости Каркемиш на Евфрате, совершенно вытесняет египтян из Восточного Средиземноморья. Нехо II и его преемники Псамметих II (595–589 гг. до н. э.) и Уахибра (греч. Априй – 589–570 гг. до н. э.) пытаются вернуть свои позиции в этом регионе, побуждая местные государства – теперь вассалов Нового Вавилона – восставать против его господства. В 586 г. до н. э. очередное восстание Иудеи окончилось ее полным разгромом: Навуходоносор II разрушил в Иерусалиме храм Яхве и увел в плен царя, его двор и часть населения Иудеи. Поражением кончилось в конце 570-х годов до н. э. и тринадцатилетнее восстание Тира, Сидона и других городов Финикии, которое Априй пытался поддерживать с моря при помощи своего наемного флота.

В итоге в началу 560-х годов до н. э., воспользовавшись междоусобной борьбой в Египте, Вавилон решает устранить с египетского престола Априя, опасного своими провокациями в Азии, и поддержать его соперника, военачальника Яхмоса (греч. Амасис). По-видимому, последний одерживает окончательную победу над Априем в 567 г. до н. э., в результате прямого вторжения Навуходоносора II в Египет и в качестве нового царя обязуется ограничить присутствие на своей службе греческих и карийских наемников, а также уважать интересы Вавилона в Восточном Средиземноморье.

Более прочными оказываются позиции Египта в Нубии, южная часть которой (прежде всего район четвертого порога с центром в Напате) остается под властью царей – преемников XXV династии. Около 593 г. до н. э. Псамметих II совершает на Напату рейд, прочно закрепив за собой области к северу от второго порога. Эти рубежи египетских владений были не всегда спокойными; следившим за ними правителям Элефантины приходилось то отражать нападения из Нубии, то пытаться возвращать бежавших в Напату мятежников или дезертиров-наемников. Однако в целом при царях XXVI династии серьезной угрозы Египту с юга не было.

Филэллин Амасис (Яхмос II): «египетский Брежнев»

Преемник Априя Амасис (567–525 гг. до н. э.) к концу 60-х годов VI в. до н. э., после смерти Навуходоносора II и начала внутренних неурядиц в Вавилоне, не преминул нарушить договоренность с этим государством, благодаря которой он пришел к власти. В 560 г. до н. э. Амасис захватывает Кипр; еще раньше он возобновляет тесные контакты с греками, которым способствовала его женитьба на Ладике – дочери царя греческой колонии Кирена в Ливии. Налаживание этих связей обеспечили фараону славу филэллина («друга греков»). При Амасисе Навкратис превращается в крупнейший торговый центр; Египет как колыбель древнего знания посещают греческие мыслители (например, афинянин Солон); наконец, отряды греческих наемников вновь становятся на службу фараону. Благодаря оживленным сношениям с эллинами, через посредство греческих авторов, прежде всего Геродота, об Амасисе до нас дошло больше всего сведений.

В среде египетской элиты Амасис (Яхмос) пользовался прочной репутацией выходца из простонародья, который добился успеха благодаря хитроумию и грубоватому юмору и, помимо прочего, не отличался благочестием и любил простые удовольствия (вплоть до того, что именно в записи одного из преданий о нем мы видим уникальное употребление египетского слова со значением «похмелье»). Сам он относился к такой репутации чрезвычайно спокойно и, судя по всему, не без юмора, требуя от приближенных и подданных почтения не к присущим ему личным качествам, а к своему царскому сану.

При этом Амасис был одним из немногих правителей Египта I тысячелетия до н. э., предпринявших серьезную попытку восстановить централизацию египетского хозяйства под контролем государства. Эта попытка добавила весомую толику к той неприязни, которую испытывала к Амасису номовая знать, не желавшая делиться своим богатством с фараоном. По-видимому, в течение всего царствования Амасиса в Египте существовала мощная оппозиционная группировка, считавшая его узурпатором и ждавшая удобного случая, чтобы его низложить.

В середине 550-х годов до н. э. Амасис восстанавливает прежний военный союз Египта с Лидией, где в это время правил царь Крёз. Вероятно, исходно союз этот должен был быть направлен против Вавилонии, однако в 549 г. до н. э. Лидия оказывается захвачена правителем нового Персидского государства Киром II. В 30-е годы VI в. до н. э. под ударами Персии гибнет Новый Вавилон, и держава Кира становится главной внешней угрозой для Египта. Против нее Амасис пробует заручиться союзом с правителем острова Самос Поликратом, располагавшим сильным флотом в Эгейском море, однако в итоге, видимо, сам осознает его бесперспективность (по легенде, известной в передаче Геродота, Амасис порвал с Поликратом, славившимся своей удачливостью, полагая, что она в конце концов навлечет беду на него самого и на его друзей). К середине 20-х годов VI в. до н. э. Египет остается единственным государством Ближнего Востока, еще сохранившим независимость от Персии. Между тем становится ясно, что ее нападения следует ожидать в ближайшее время, и в среде враждебной Амасису египетской знати появляется легенда о родстве персидской династии Ахеменидов с низложенным им Априем. Согласно ей сын Кира Камбис – не то супруг, не то сын дочери Априя Нитетис, отосланной в свое время на чужбину Амасисом, – должен был явиться в Египет и низложить узурпатора.

Египетское общество и перемены в его мировоззрении в I тысячелетии до н. э

Распад Египта с гибелью Нового царства положил конец централизации египетской экономики под контролем царской власти, системе государственного распределения рабочей силы на смотрах и определенной помощи трудовому населению со стороны государства (например, зерном в годы неурожая, инвентарем и т. п.). Владения отдельных храмов, правителей номов, предводителей наемных военных отрядов и вельмож, которые прежде входили в единое государственное хозяйство, охватывавшее всю возделываемую в Египте землю, хотя и могли пользоваться той или иной степенью автономии, теперь стали совершенно самостоятельными, фактически перейдя в собственность своих держателей. Более того, число таких самостоятельных хозяйств непрестанно росло, ибо правители государственных образований, возникших в условиях распада Египта, выделяли из подвластных им земель угодья своим приближенным, обеспечивая таким образом себе вассалов. Многие из мелких правителей происходили из ливийцев; их власть, приобретшая, как видно, иерархическую структуру, была неотделима от командования дружинами, и вместе с ними они образовали особое военное сословие египетского общества (позднее греческие авторы именовали его просто термином махимой– «воины»).

Лишившиеся государственной поддержки рядовые земледельцы оказываются теперь предоставлены сами себе: не имея возможности получать необходимое им напрямую от государства, они вынуждены приобретать его на рынке. Соответственно, в Египте по сравнению с предшествующими эпохами интенсифицируется денежное обращение, средством которого служат весовые слитки серебра (собственная монета в Египте появляется не раньше IV в. до н. э.). В то же время ограниченное количество этих денежных единиц и сравнительная неразвитость внутренней торговли (из-за чего наличные деньги бывали у рядовых земледельцев и ремесленников не всегда) приводили к необходимости делать многие покупки в кредит или обращаться к ростовщикам.

В древности обеспечением кредита почти повсеместно служила личность должника при отсутствии у него иного имущества или невозможности отдать его в залог. Соответственно, уже к VIII в. до н. э. в Египте распространяется такое бедствие рядовых тружеников, как долговая кабала (как говорилось, попытки ограничить ее предпринимал царь XXIV династии Бокхорис).

Прекращение общегосударственных смотров приводит к тому, что трудовые занятия начинают, как правило, передаваться по наследству от отца к сыну (в военной сфере этому способствует и изначальная обособленность от основной массы египтян наемников-ливийцев, селившихся особыми поселениями). Таким образом, профессиональные разряды трудового населения превращаются в своего рода замкнутые «касты», которые описывали наблюдавшие египетское общество греческие авторы.

Обнаруживается отставание Египта в развитии производительных сил от соседних стран Передней Азии. Если там в начале I тысячелетия до н. э. утверждается железный век, то в Египте, не имевшем крупных месторождений железа, значительно дольше сохраняет значение индустрия бронзы и даже камня. По мере того как морские народы (греки и финикийцы) налаживают систему торговых связей по всему Средиземноморью, Египет становится его частью. Присутствие греков в Египте в эпоху XXVI династии и, в частности, основание ими колонии Навкратиса (в чем участвовали сразу 12 ведущих торговых городов греческого мира) были связаны с их стремлением превратить Египет в один из рынков сбыта своей ремесленной продукции.

Вместе с тем Навкратис и другие греческие колонии североафриканского побережья (Кирена и ее соседи) становятся посредниками в восприятии греческой традицией достижений египетской культуры: многие специалисты говорят об ощутимом египетском влиянии на искусство греческой архаики (прежде всего на скульптуру). Геродот в своем труде прямо утверждает, что множество культурных достижений, вплоть до почитания богов, было заимствовано греками у египтян, а в некоторых городах Балканской Греции, благодаря посредству Кирены, уже к началу V в. до н. э. появляется египетский по своему происхождению культ Зевса-Аммона. Греческие ученые и писатели, начиная с выдающегося афинского законодателя начала VI в. до н. э. Солона, считают «хорошим тоном» совершать своего рода ознакомительные поездки в Египет и общаться с носителями его культуры: именно благодаря этому греческая письменная традиция и играет столь выдающуюся роль в формировании наших представлений о Древнем Египте.

Перемены в религиозном мировоззрении позднего Египта

Существенные изменения в мировоззрении египтян Позднего времени, как и объективные экономические и социальные сдвиги, были связаны с упадком централизованного государства и царской власти. До гибели Нового царства сакральная царская власть в течение почти двух тысячелетий была в восприятии египтян главной опорой их страны как уникального места в структуре мироздания, исключительно важного для его стабильности в целом, ввиду того что именно здесь отправляется культ богов, и по этой причине находящегося под их прямым покровительством.

Представление о том, что власть в Египте должна сосредотачиваться в руках рожденного божеством правителя, который единственный сможет совершать ритуальные действия полноценным образом, сохраняется и в I тысячелетии до н. э. Но вместе с тем у египтян зарождаются сомнения, насколько данному представлению соответствуют правители их собственного времени, не способные поддерживать стабильность в стране и ограниченные в своем внешнеполитическом могуществе, что заставляет усомниться и в благожелательном содействии им со стороны богов. Своего максимума эти сомнения достигают в тех случаях, когда египетский престол занимал иноземец: мог ли человек, рожденный за пределами Египта, быть сыном верховного божества?

Строго говоря, в догматике царского культа не имелось препятствий к тому, чтобы ответить на этот вопрос утвердительно; тем не менее чисто практические соображения (прежде всего понятное нежелание мириться с владычеством чужеземцев) не побуждали к тому, чтобы легко соглашаться с таким ответом. Соответственно, у египтян сплошь и рядом прорывается стремление переложить те ритуальные функции, которые подобают сакральному царю Египта, с реальных правителей Позднего времени на кого-нибудь еще. Именно поэтому очень часто царскими эпитетами именуются местные боги тех или иных номов; в VIII–VII вв. до н. э., когда Фиванская область оказывается под контролем царей Напаты, носящих к тому же и египетский царский титул, некоторые функции, связанные с отправлением культа в фиванских храмах передаются их высшим жрецам, в частности «супругам бога».

Коль скоро роль царя в поддержании контакта между Египтом и миром богов снижается, с неизбежностью в этой жизненно важной деятельности повышается роль тех проявлений, в которых божества обнаруживают себя в земном мире. Позднее время в Египте – это эпоха небывалого расцвета почитания священных животных, мыслившихся воплощениями на земле одной из сущностей богов (их «силы» – ба). Так, бык Апис (егип. Хеп), почитавшийся в Мемфисе, считался на протяжении всей его жизни земным вместилищем бабога Осириса-Хапи, своеобразного совмещения образов божеств загробного мира и Нила. После македонского завоевания Египта он стал основой эллинистического культа Сераписа, широко распространившегося в античном Средиземноморье. Считалось, что после смерти этого быка (и его погребения в специальном комплексе Серапеуме, в районе Саккара близ Мемфиса), его басоединяется с пребывающим на небе божеством, чтобы затем воплотиться в новом священном быке, которого отыскивали по определенным внешним признакам (белым пятнам особой формы на черной шкуре).

Апис был не единственным священным животным, окруженным в позднем Египте особым поклонением: в г. Мендес в Дельте Нила сходным образом поклонялись священному барану, в Гелиополе – черному быку Мневису, в Гермонте к югу от Фив с IV в. до н. э. – быку Бухису и др. Даже домашние животные (в частности, любимые египтянами кошки) чтились, так как становились вместилищами б абожеств в дни их праздников (в случае с кошками – богини Бает с культом в Бубастисе): в том же районе Саккара, помимо Серапеума, в I тысячелетии до н. э. появляются огромные кладбища кошек, шакалов (воплощений бога Анубиса), ибисов и павианов (воплощений бога Тота) и соколов (воплощений бога Хора).

Помимо этих своеобразных проявлений богов в земном мире, египтяне начинают с особым трепетом относиться к сохранности изображений богов и культовой утвари, обеспечивавшей контакт с ними. Жречество в большинстве номов окончательно превращается в замкнутую корпорацию, которая специализируется на знании, связанном с осуществлением этого контакта, и сохраняет его независимо от того, сколь лояльный к религиозной традиции Египта правитель находится на его престоле. В свете всего этого не вызывает удивления, что именно посягательства на «посредников» в связях Египта с божествами, а именно убийства священных животных, конфискация предметов культа, депортация жрецов, владеющих религиозным знанием, оказываются самыми тяжкими обвинениями, предъявляемыми египтянами (порой, как мы еще увидим, безосновательно) чужеземным завоевателям.

Перемены в представлениях египтян Позднего времени о царской власти

Изменения в представлениях египтян о царской власти были связаны не только с ее ослаблением в I тысячелетии до н. э. и с сомнениями в способности ее носителей отправлять ритуал и пользоваться в обмен на него покровительством богов. Среди чужеземцев на египетском престоле на протяжении этого времени наименьшее отторжение у египтян должны были вызывать ливийцы, ставшие частью их общества еще при Рамессидах. Между тем, поселившись тогда в Египте, ливийские воины и их предводители сохранили свой уклад, отличный от жизни уроженцев страны, с которыми они, похоже, смешивались достаточно слабо.

Мы помним, что община и связанные с ней родовые и клановые структуры отмерли у египтян под нажимом централизованного государства еще в первой половине III тысячелетия до н. э.; напротив, ливийцы принесли с собой в Египет вполне жизнеспособный родовой строй. В его рамках по наследству, внутри определенных родов и кланов, передавались, в частности, полномочия «великих вождей Ма» и «великих вождей Либу», а затем та же практика была, похоже, распространена и на доставшуюся роду Шешонка царскую власть в Египте.

Когда в VIII в. до н. э., накануне вторжения правителя Напаты Пианхи, в Египте оказываются одновременно четверо правящих и признающих легитимность друг друга царей, то, казалось бы, не было никаких препятствий к тому, чтобы и другие, ничуть не менее сильные местные правители (прежде всего владеющий Саисом Тефнахт) заявили свои претензии на такой же статус. Тем не менее, как уже сказано, Тефнахт провозглашает себя царем лишь после того, как прочие цари, а вместе с ними и другие правители Египта, не исключая и его, были приведены к покорности Пианхи. Единственное объяснение этому состоит в том, что до завоевания Пианхи царская власть считалась монопольной принадлежностью ливийского дома, основанного Шешонком и к тому моменту давшего четыре местных «ответвления».

Принадлежность к царской династии, таким образом, впервые, по крайней мере с начала III тысячелетия до н. э., стала восприниматься как более весомое обоснование царского статуса правителя, чем его реальная мощь, свидетельствующая о его рождении от божества и покровительстве с его стороны. Поэтому не случайно, что в тексте своей стелы, посвященной походу на Египет, Пианхи особенно подробно «прописывает», что он единственный из правителей этой страны рожден богом и, благодаря этому, одолевает своих врагов внушаемым им ужасом, что неоднократно проявляется на деле. Поход нубийского фараона Пианхи сломил существовавшую в Египте уже примерно два века «монополию» ливийской династии на царскую власть – и почти что немедленно после его ухода этим прецедентом не преминул воспользоваться Тефнахт.

Тем не менее представление об этой «монополии» дало характерный «рецидив» в 670–660-е годы до н. э. в эпоху « додекархии», описанную в упоминавшихся нами эпических сказаниях, действие которых разворачивается вокруг царя Петубаста II. Впервые в истории египетской литературы носитель царского статуса играет в этих сказаниях второстепенную роль, не будучи самым сильным и величественным из действующих лиц; когда же в одном из сказаний – о борьбе за наследственный удел верховного жреца Фив – он выходит на первый план, то проявляет не лучшие человеческие качества, притязая без всяких оснований на чужое наследство.

В своего рода судебном поединке за это наследство за царя Петубаста бьется герой Пему, сын другого доблестного воина Инара; именно эти персонажи нецарского статуса – наследственные правители города Пер-Сопд к востоку от Дельты – являются главными героями эпоса. При этом Пему поступает так исключительно из вассальных обязательств перед царем, а его сын открыто поносит Петубаста, именуя его «рыбоедом из Таниса». Понятно, что по законам подобных сказаний бой за неправое дело, даже при участии в нем доблестного воина, оканчивается неудачей. Такой, по сути дела, негативный образ обладателя царского статуса мог появиться в египетском тексте только в рамках представления о том, что у Петубаста нет иных прав на царский титул, кроме чисто династических: он один из отдаленных потомков Шешонка, к тому же сидящий в самой престижной из резиденций его дома – в Танисе.

В то же время мотивы и приемы, характерные для персонажей эпоса о Петубасте (героические амбиции, уже совершенно независимые от практической выгоды и часто реализуемые в единоборствах; судебные поединки; мотивы вассальной преданности, в том числе и недостойному правителю, и заботы о собственных вассалах; полное совпадение статуса местного правителя и воина – предводителя дружины) отражают очень своеобразную «феодально-рыцарскую» атмосферу, по-видимому, и в самом деле сложившуюся в среде ливийской военной знати Египта I тысячелетия до н. э.

Объединившая Египет в середине VII в. до н. э. XXVI династия, связанная своим происхождением с XXIV, уходила своими корнями также в среду ливийской военной знати. В то же время уже родоначальник этого дома Тефнахт, а затем и его потомки еще под властью напатских царей и ассирийцев принимают царские титулы, основываясь не на династическом родстве с домом Шешонка, а на своем реальном могуществе.

Вряд ли мог обосновать иначе свои притязания объединитель Египта Псамметих I, навязавший свое верховенство прочим местным правителям (в том числе и танисским царям – пресловутому Петубасту II и его преемнику). Однако, когда не принадлежавший к XXVI династии (хотя и приписанный к ней в итоге Манефоном) Амасис поднимает мятеж против Априя и захватывает престол, мы вновь, как в эпоху Пианхи, видим конфликт в обосновании прав на высшую власть между аргументом собственного рождения от божества и связанного с этим могущества и аргументом принадлежности к царскому дому. В иероглифической надписи, описывающей борьбу фараона с Априем (так называемой Элефантинской стеле), Амасис подробно объясняет, что Априй хотя и был исходно полноправным сакральным царем, но из-за своих преступлений («мерзости перед богом») утратил расположение породившего его верховного божества, которое и облекло властью другого своего сына, рожденного вне царского дома.

Геродот передает характерную легенду, согласно которой Амасис, уже придя к власти, изготовил из золотого умывальника статую бога и, когда она стала предметом поклонения, раскрыл «тайну ее происхождения» своим вельможам, не забывавшем о низком происхождении самого царя и мало уважавшим его. Обычно эту легенду трактуют в духе, близком к современной военной поговорке «Уважай не меня, а мои погоны»; однако для египтян (чего, кстати, не знал Геродот) золото было совершенно особым материалом, из которого состояла плоть богов. Соответственно, наставление Амасиса своим приближенным заключалось, вероятнее всего, в том, что божество долгое время может пребывать на земле в самом неожиданном и неопознаваемом обличье; однако с того момента, как оно проявило себя явно, к нему следует относиться с надлежащим почтением.

Понятно, что сакральное начало в личности самого Амасиса проявилось после успеха его мятежа и вступления на престол и зависело от его собственного рождения от божества. Напротив, враги Амасиса, создавшие легенду о браке дочери Априя Нитетис с кем-то из персидских царей, явно считали предпочтительным обоснование права на престол принадлежностью к царскому дому, согласно представлению, укоренившемуся в ливийское время, и пытались оправдать подобным образом устранение персами от власти семьи Амасиса.