Текст книги "Древний Восток"

Автор книги: Наталья Александрова

Соавторы: Александр Немировский,Виктор Яковлев,Иван Ладынин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 61 страниц)

Раннединастический период Шумера. Расцвет и закат номовых городов-государств

В Раннединастический период территория Шумера представляла собой конгломерат множества «номов» или, как раньше выражались ученые, городов-государств, которые уже к середине III тысячелетия до н. э. превратились в четко выраженные классовые общества с утвердившейся государственностью. Наиболее ярким внешним проявлением этого стал рост монументального строительства: в первые века III тысячелетия до н. э. номовые центры обносятся оборонительными стенами и принимают законченный вид «города» (отсюда и определение государственного образования по главенствующему центру как города-государства).

Разумеется, община сохраняла важнейшее значение, но над ней выросла независимая от нее управляющая иерархия (т. е. собственно государство), которая своей властью налагала на общину повинности и выводила на войну ее ополчение. Номовое государство унаследовало многие черты первобытной общинной демократии, кроме главнейших из них – выборности и сменяемости «снизу» членов правящей верхушки, а также необходимой роли народного собрания в принятии важных решений. Регулярные налоги с общинников, однако, еще не собирались.

В номах развивалась как государственная, так и частновладельческая эксплуатация, в результате чего сложилась общественная верхушка – знать, которая сосредоточила в своих руках за счет этой эксплуатации подавляющую часть богатств и громадное влияние, что позволяло подчинять себе все общество. Складывалась эта верхушка прежде всего из состоятельных людей, занимавших высшие административные должности, и членов их родов. В их число входили сам верховный правитель, верхи административного аппарата, военачальников и храмового персонала, а также совет при правителе, наследник былых советов общинных старейшин, который превратился теперь в главный оплот знати и существенно ограничивал реальное могущество правителя.

Представители правящей верхушки, жившие в центре нома – городе, по должности осуществляли государственную эксплуатацию населения, что позволяло извлекать из нее собственную выгоду, но они же, благодаря своему богатству и влиянию, обладали наибольшими возможностями и в сфере эксплуатации частной (прежде всего путем втягивания рядовых общинников в долговую кабалу). Крупнейшими собственниками земли выступали храмы. Кроме того, отдельные семьи могли покупать и продавать свою землю в пределах общины, что в условиях бурной имущественной дифференциации создавало благоприятные возможности для концентрации земель в руках богатых и знатных людей.

К середине III тысячелетия при правителе уже существует многочисленное (до прибл. 5 тысяч человек) постоянное войско, содержащееся за его счет и вооруженное гораздо лучше, чем общинное ополчение. Войско состояло из тяжеловооруженных пехотинцев и четырехколесных колесниц, запряженных дикими ослами (лошадей тогда в Месопотамии еще не знали).

Социально-политическая история Раннединастического периода заключалась во все нараставшей борьбе между отдельными номовыми государствами за гегемонию, а также в постепенном развитии противостояния между правящей верхушкой, приобретавшей устойчиво наследственный, аристократический характер, и основной массой общинников, которая подвергалась все более тяжелым повинностям и податям со стороны государства в целом и в то же время существовала под извечной угрозой (из-за военного разорения, долгов и т. д.) утраты собственной земли и превращения в зависимых работников чужого хозяйства, храмово-государственного или частного (т. е. принадлежавшего, как правило, члену той же правящей верхушки). Эти два процесса переплетались и привели в конце концов к крушению «номового» аристократического строя в Шумере и формированию централизованной общемесопотамской деспотии, опиравшейся на военно-служилую прослойку, где вопросы происхождения особой роли не играли.

Социальная структура Шумера и рост рабовладения

В целом, в номах Шумера выделялись три основные социальные группы: господствующий класс (прежде всего правящая верхушка и в значительно меньшей степени частные лица, добившиеся богатства и влияния, но не причастные к высоким должностям), рядовые общинники, объединенные в территориальные общины, где наделы распределялись между большими семьями, и, наконец, рабы и зависимые люди: этот слой комплектовался из военнопленных, а также изгоев и обедневших общинников, оторвавшихся от своей земли и втянутых в зависимость от власть имущих людей.

Эксплуатация была представлена двумя основными формами. В крупных хозяйствах, принадлежавших храму, правителю, членам правящей верхушки и богатым частным лицам, гнули спину работники различных сословий, как рабы, так и не рабы, но, как правило, не имевшие своего хозяйства, а работавшие бригадами за паек и сдававшие все произведенное владельцам имений.

Рабы и большинство не-рабов свободно покидать хозяйство не могли. Именно эта форма эксплуатации обеспечивала господствующий класс большей частью его богатств. Поэтому шумерское общество нередко определяется как рабовладельческое, ибо подневольный работник, получавший за свой труд паек, но не имевший в распоряжении или пользовании своего надела, по своему месту в производстве оказывается подобен классическому античному рабу, к какому бы сословию он не принадлежал.

Второй главной формой эксплуатации была выдача государством или отдельными лицами части своих земельных владений в виде небольших наделов мелким производителям – от зависимых и закабаленных людей или рабов до свободных арендаторов; такие производители вели свое хозяйство на выданных им наделах, часть произведенного отдавали тому, на чьей земле сидели, а сами жили на остаток.

Власть и правитель в городах Шумера

Организационным центром государства в Шумере первоначально был храм бога-покровителя соответствующей общины, а во главе государства стоял наследственный правитель – верховный жрец этого храма с титулом «эн» («господин»). При нем существовал небольшой административный аппарат и постоянная вооруженная сила (то и другое из храмового персонала и личных слуг) – зачатки служилой знати и регулярной армии. Власть «эна» была существенно ограничена советом, а в меньшей степени народным собранием свободных общинников, быстро терявшим в силе. Власть «эна» осмыслялась как общинная: его авторитет покоился на том, что он руководил общинным культом.

К середине III тысячелетия до н. э. обозначение «эн» выходит из употребления и заменяется шумерскими титулами «энси» («жрец-строитель», «градоправитель») и «лугаль» (доел, «большой человек», «царь», аккадский эквивалент – «шарру»). Появление последнего титула отражало новый этап развития государственности, а именно формальную утрату общиной контроля над правителем.

Например, правители нарекали себя «лугалями» в качестве военных предводителей, с некоторого времени командовавших воинами помимо общинного контроля (порой этот титул присваивался военному вождю на сходке самих воинов); так же титуловали себя правители, сумевшие добиться формального признания своей гегемонии со стороны других номов. Таким образом, во всех случаях титул «лугаль» передавал верховную единоличную власть правителя, основанную на военно-бюрократической силе, прямой командной иерархии вне рамок общинных структур, над кем бы такая власть не осуществлялась – над своими воинами или над соседними номами. В конце III тысячелетия до н. э. с созданием централизованных деспотий этот титул воплощает высшую власть уже применительно ко всему населению страны и употребляется на протяжении всей месопотамской истории в значении «царь, автократор». (Практически полную аналогию составляет история европейского титулования «император».)

Правители, не пытавшиеся демонстративно поставить себя над общиной и по-прежнему считавшиеся уполномоченными общинных структур, ограничивались титулом «энси» (аккадская форма – «ишшиаккум»). Однако уже в середине Раннединастического периода почти во всем Шумере нормативным и необходимым статусом номового правителя стало «лугальство» («царственность»). Наиболее детально поэтапное превращение общинного верховного правителя «энси» в надобщинного «царя» («шарру») прослеживается как раз на примере развития ассирийской государственности в XIV–XIII вв. до н. э.

Важность роли правителя месопотамцы видели не только (да и не столько) в выполнении им военных и административных функций, сколько в том, что он считался фокусом всей системы отношений между жителями нома и богами, от расположения которых полностью зависело процветание людей. Правитель предстательствовал и отвечал перед богами за люд своего государства; его первейшим делом было обеспечивать ему и, конечно, себе самому милость богов и отводить их гнев (в том числе изнурительными искупительными обрядами). Именно царь мог и должен был разузнавать волю богов и организовывать ее исполнение; для общества это было исключительно важно, поскольку, по его представлениям, окажись воля богов не исполнена людьми, ответный гнев богов обрушился бы на все общество – а без царя эту волю нельзя было толком и узнать. О великой важности царской власти месопотамский текст говорит так: «Боги еще не установили царя для народа, и тот словно шатался с затуманенным взором… Тогда царственность спустилась с неба». По-видимому, шумеры считали некоторые свои династии происходящими от богов.

Возвышение и низвержение Киша

Борьба между номовыми государствами Шумера в Раннединастический период имела характерные черты. Во-первых, отсутствовало стремление аннексировать владения других номов; война шла лишь за гегемонию, т. е. установление верховного контроля правителя одного нома над другими (ни на что иное у немногочисленной аристократической верхушки сил все равно не хватило бы). Во-вторых, шла своего рода «борьба за инвеституру» – склонность царей-гегемонов добиваться официального признания за ними этой гегемонии и титула «лугаль Страны» от Ниппурского храма Энлиля. В этом явлении следует видеть последний признак того, что владыки Шумера еще сохраняли какое-то представление о всешумерском – причем именно политическом – авторитете храма Ниппура, имевшего право санкционировать за тем или иным правителем власть над всем Шумером, хотя авторитет этот восходил исключительно к общешумерскому единству эпохи Урук, о котором в Шумере «послепотопного» времени как раз ничего не помнили. Как видно, представление о том, что Шумер предназначен представлять собой некое единство, было живо на протяжении всего III тысячелетия до н. э. независимо от исторических воспоминаний, и единственным институтом, способным по праву выражать это единство и удостоверять приобщение к нему, считался Ниппурский храм.

Ни один центр не мог удержать гегемонии надолго. После «потопа» в Шумере существовало более десятка значительных городов-государств: Эреду, Ур, Урук, Лагаш, Умма, Ниппур, Киш и др. В первые века после «потопа» (примерно совпадающие со вторым этапом Раннединастического периода) гегемонию в Шумере удерживал Киш, располагавшийся на севере Нижней Месопотамии. В результате титул «лугаль Киша» даже приобрел смысл «гегемон всего Шумера» (тем более что он случайно оказался близок по звучанию выражению «повелитель (всех) сил, (всех) воинств»), и этот титул частенько присваивали себе позднейшие цари-гегемоны, из какого бы города они ни были.

Возможно, правители Киша первыми приняли титул лугалей. Об одном из них, Этане (XXVIII в. до н. э.) сложилось эпическое предание, повествующее о том, как он на божественном орле поднялся на небеса к богам, чтобы добыть себе «траву рождения» и обзавестись наследником. Стоит отметить, что современные ученые около столетия предполагали, что эта история закончилась трагически: якобы Этана, не достигнув небес, сорвался со страшной высоты и разбился насмерть (в тексте с необычайной экспрессией передан ужас Этаны при виде того, как по мере его вознесения к небесам земля, удаляясь от него, становится для его взора все меньше и меньше вплоть до полной неразличимости). Однако обнаружение ранее неизвестного фрагмента текста доказало, что финал этой истории был счастливым.

Один из преемников Этаны, кишский царь Эн-Менбарагеси – первый правитель, о котором мы знаем как по позднейшим династическим спискам, так и по его собственным памятникам. Он не только контролировал Шумер, но и направлял походы в край горцев-эламитов, обитателей Юго-Западного Ирана и более или менее постоянных соперников и врагов Месопотамии. Однако при его сыне Агге гегемонии Киша наступил конец (ок. 2600 г. до н. э.). Как сообщает шумерский былинный эпос, Агга приводит к покорности южношумерский город Урук, где недавно пришел к власти эн Гильгамеш, сын эна Лугальбанды; как видно, Гильгамеш отказал Кишу в повиновении. Совет старейшин Урука готов был покориться, но народное собрание провозгласило Гильгамеша своим лугалем, иначе говоря, признало над собой его личную власть помимо традиционных общинных институтов, и он решился оказать сопротивление. В ходе неудачной осады Агга был даже поражен богатырским видом Гильгамеша, а затем попал к нему в плен. Великодушный Гильгамеш освободил соперника, но верховная власть перешла от Киша к Уруку.

Гильгамеш и гегемония Урука

Гегемония Гильгамеша и его преемников на престоле Урука известна не только по эпосу, но и по документам из архива в городе Шуруппаке (времени правления упомянутых преемников, XXVI в. до н. э.). Как выясняется из них, урукские цари призывали на службу военные отряды из одних зависимых от них номовых царств и размещали их «чересполосно» по другим зависимым номовым царствам, создавая тем самым остроумную систему перекрестного контроля всей подчиняющейся их влиянию территории.

Гильгамеш, по-видимому, был на редкость незаурядным человеком и правителем. Основатель урукской гегемонии и строитель новых стен Урука, он стал героем множества необыкновенных преданий. Гильгамеш открыто шел наперекор великим богам и добивался успеха.

Общим мотивом для всех преданий о Гильгамеше является представление о том, что он желал и мог уподобляться богам. И действительно: не прошло и века после смерти Гильгамеша, как его, а вместе с ним и его отца Лугальбанду, включили в список шумерских богов (как свидетельствуют те же документы из архива Шуруппака; правда, богами они, как твердо считалось, стали только после своей смерти). Впоследствии оба они воспринимались в качестве полноправных богов подземного мира, причем Гильгамеш – как бог-судья в загробном царстве, милостивый к людям. Само происхождение Гильгамеша тоже сочли божественным: его называли то сыном демона-инкуба и жрицы, то сыном Лугальбанды и богини Нинсун, причем заявлялось, что он был «на две трети бог, на одну человек», более великий, чем все люди. Шумерская былина о Гильгамеше обращается к нему так:

Чело его грозно – воистину так!

Гнев тура в очах – воистину так!

Милость в пальцах – воистину так!

Он ли не повергнет людей, он ли не вознесет людей?

Он ли с пылью не смешает людей?

Он ли не сокрушит враждебные страны?

Он ли не засыпет рва?

Он ли не обрубит нос тяжелой ладье?…

О Гильгамеш, верховный жрец-правитель Урука, хорошо петь

хвалебную песнь тебе!

I династия Ура

Около 2550 г. до н. э. гегемония у Урука была перехвачена династией Ура. Наиболее известным царем-гегемоном из Ура был Месанепада. В это время для Ура были характерны шахтные гробницы и одно уникальное погребение верховной жрицы-правительницы Пуаби; вместе с ней были похоронены десятки людей и животных. В склепе находились повозки, запряженные быками, вооруженные воины, магически охранявшие вход изнутри, женщины-служанки, в том числе некоторые с музыкальными инструментами. Две необычайно роскошные арфы, наряду со многими другими сокровищами, находились рядом со смертным ложем самой Пуаби. Все оказавшиеся в гробнице люди были умерщвлены при похоронах Пуаби, однако без всякого насилия; по-видимому, они были усыплены каким-то ядом и приняли его добровольно (вернее, «добровольно-принудительно»), смиряясь со своей судьбой и рассчитывая служить своей госпоже в загробном мире.

Погребение Пуаби, как и уверенность в посмертной божественности Гильгамеша, показывают, что шумеры Раннединастического периода отделяли посмертную участь своих правителей (точнее, наиболее замечательных из них) от участи всех прочих людей: первые еще имели шансы после смерти приобщиться к богам, вторые – нет.

Ур вскоре утратил преобладание над Шумером, однако позднее потомки Месанепады аннексировали Урук и перенесли туда свою столицу. Уро-Урукское царство (XXV–XXIV вв. до н. э.) было, пожалуй, самым богатым месопотамским царством своего времени, хотя гегемонии в Шумере добивалось лишь однажды и на короткий момент – в конце XXV в. до н. э.

С развитием внешних контактов, укреплением царской власти и ростом номовых богатств войны внутри Шумера и на его границах лишь усилились. Гегемонии утверждались и рушились с невиданной ранее быстротой. В середине III тысячелетия до н. э. гегемонию над Месопотамией впервые стали захватывать, хоть и на короткое время, правители чужеземных городов, например, загросские и эламские. В свою очередь и Месопотамия стала порождать недолговечных «завоевателей мира».

Лугальаннемунду – забытый покоритель мира

Царь незначительного шумерского городка Адаба, Лугальаннемунду (около 2400 г. до н. э.) известен нам прежде всего по шумерским династийным спискам как эфемерный гегемон Нижней Месопотамии, успевший за время своего правления как добиться контроля над ней, так и навсегда утратить его в пользу соперников. Однако от Старовавилонского периода, на пятьсот лет более позднего, до нас дошла обширная литературная композиция, составленная в форме надписи Лугальаннемунду.

Надпись эта, принадлежащая по своим выражениям несомненно к Старовавилонскому периоду, а не ко временам своего номинального автора – Лугальаннемунду, – прославляет завоевательные успехи этого царя, который, если верить надписи, подчинил своей верховной власти чуть ли не весь известный шумерам мир. В тексте трижды повторяется перечень подвластных царю регионов, описывающий «против часовой стрелки» все непосредственно окружавшие Месопотамию страны от Кермана до Средиземного моря: «Горная страна кедра, Элам, Варахше, Гутиум, Субарту, Марту, Сутиум и Горная страна Эанны». Если верить этому перечню, то окажется, что Лугальаннемунду предпринимал почти такие же колоссальные завоевания (от Средиземного моря до Южно-Центрального Ирана), какие совершил впоследствии Саргон Аккадский, основатель первой централизованной деспотии в Двуречье.

Ученым это казалось совершенно фантастичным, а поскольку сам текст был действительно составлен старовавилонскими писцами, его и сочли затеянной ими историко-литературной фикцией, чем-то вроде попытки сочинить задним числом фрагмент своего рода «альтернативной истории» своей страны, в которой малозначительный царь оказался бы вознесен на мировой пьедестал. Выяснилось, однако, что географическое членение, отразившееся в приведенном выше перечне, – очень древнее, современное эпохе исторического Лугальаннемунду, тем более что вскоре после нее, но за несколько веков до творения старовавилонских писцов, это членение устарело и было напрочь забыто месопотамцами. Таким образом, «надпись» Лугальаннемунду хотя и является старовавилонской литературной обработкой, была без сомнения сочинена «по мотивам» подлинных, гораздо более древних сведений об этом царе, содержащих означенный перечень стран. Следовательно, в личности Лугальаннемунду следует признать действительного «миропокорителя» – первого из известных нам подобных владык в Месопотамии.

Ничего фантастического в этом на самом деле нет: история любого времени знает немало примеров невероятно масштабных и столь же эфемерных завоеваний (вспомним хотя бы Германариха, Аттилу и Святослава, не говоря уже о Наполеоне). Кстати, в следующем же веке после Лугальаннемунду сопоставимых результатов добивались и другие месопотамские правители – Лугальзагеси и Саргон,имевшие не лучшие «стартовые позиции», чем царь Адаба (см. ниже). «Мировое» могущество Лугальаннемунду бесследно кануло в прошлое так же быстро и неожиданно, как возникло, еще при жизни самого завоевателя; конечно, такие явления были возможны только в столь бурную и нестабильную эпоху «войны всех со всеми», какой были последние два века Раннединастического периода.