Текст книги "Птицы небесные. 1-2 части"

Автор книги: Монах Афонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 65 страниц)

– А что сейчас делается на границе с Россией? – спросил я.

– На пропускном пункте, где мост в Адлер, тысячи народу стоят сутками под дождем, а пограничники российские пропускают единицы! Сейчас Россия по Псоу и по всему Кавказскому хребту укрепляет границу. Если перейдешь и поймают, срок дают за незаконный переход… Такие вот дела…

– А мне, Валера, отца проведать нужно и своего духовника повидать необходимо! Пять лет не был дома…

– Я бы тоже поехал! – вступил в нашу беседу иеромонах. – Если вы меня возьмете…

– Конечно, возьму! – пообещал я. – Только сам не знаю, что делать…

– Ну, это мы легко можем устроить! – засмеялся охотник. – Можно через наш секретный перевал пройти. Если хотите, мы вас проводим! На Псху все и обговорим…

Мы ушли в село, навстречу Пасхе и новому повороту в нашей судьбе. Молитва сопровождала меня, вселяя в душу уверенность, что все будет хорошо.

Умственная деятельность, какой бы внешне блестящей она ни казалась, не имеет в себе никакого основания – если не несет в себе Божественной благодати. Потому все, рожденное ею, мертво и само по себе уже безплодно. Духовная глубина открыта детям и в совершенной степени тому, кто очистил свое сердце от навязчивых помыслов. Ее поверхностное понимание принадлежит обольщенным приверженцам разумности, закосневшим в своем самообольщении разумными доводами и умозаключениями. Благодатная деятельность ума – это покой и безмолвие Святого Духа, деятельность Которого безупречна. Ему не требуется умственных построений и логических усилий для постижения истины, ибо Святому Духу открыто все так, как видит и разумеет Бог.

ДРУГАЯ РОССИЯ

Молчащему и созерцающему сердцу открываешься Ты, Боже, по неисповедимой любви Твоей. От надмевающихся своими помышлениями, наоборот, закрываешься Ты и ни в коем веке, никакими усилиями не отыщут они Тебя. Земное никчемное знание творится людьми, заблудившимися в грехах своих, но мудрость Небесная приходит свыше к возлюбившим Христа чистым сердцем, как тихое дуновение Божественной благодати, и между ними проложена пропасть непроходимая. Земное знание мертвит душу, а мудрость благодати ее животворит. Земные помышления прячут ее в сатанинские бездны, а Небесная любовь возводит душу к жизни вечной.

Для непрестанной молитвы нет препятствий, они только укрепляют ее. Для благодатного трезвения нет помех, они лишь усиливают трезвение.

Перед Пасхой всю Великую Субботу мне пришлось исповедовать семьи верующих, которые пришли на службу вместе со своими детьми. Отец Ксенофонт проводил спевки с клиросом. С помощью иеромонаха эта Пасха не забрала у меня столько сил, как раньше, потому что суеты и нервозности при подготовке праздника стало гораздо меньше. Перед причащением верующих, стоящих с радостными, светлыми лицами в ярко освещенных комнатах плечом к плечу, мне пришлось говорить им о духовной жизни в миру, где наблюдалось много путаницы и различных суеверий. После моего слова к людям обратился мой напарник и очень толково сказал о единении душ верующих в момент причащения Святых Таин.

Не обошлось без искушений: на Псху приехал выдающий себя за великого старца и за воплощение святого апостола Иоанна Богослова представительный лысоватый старик с длинной белой бородой. Его сопровождала небольшая группа почитателей, в основном женщин. Не принадлежа к Православной Церкви, он занимался целительством по священническому Требнику. Этот «старец» потребовал причастить его, но я, находя это невозможным, отказал ему, приобретя себе врага в его лице. Верующие поддержали меня, так как матушка Ольга передала из Сухуми через пасечника, что отец Тихон не благословляет верующим общаться с этим самозванцем. Обликом этот старец действительно походил на иконописное изображение апостола Иоанна Богослова и этим сбивал с толку людей в Абхазии.

На источнике святого великомученика Василиска в Команах, где из камней била очень холодная вода, в которой даже крепкий человек не мог выдержать больше нескольких секунд, он заставлял верующих читать мысленно под водой девяностый псалом. Одна больная абхазка чуть было не умерла во время этого эксперимента, а ее муж поклялся убить этого горе-целителя. Тот был вынужден бежать на Псху, но псхувцы оказались стойкими в своей вере и вскоре выдворили его вместе с почитательницами из села.

Тем не менее математик Михаил принял его сторону и начал доказывать мне, что якобы существует некоторое пророчество и что перед концом света на Кавказе вновь появится святой Иоанн Богослов – и он есть именно этот самый «старец». Иеромонах поддержал меня, и нам удалось устоять в этом свалившемся на наши головы искушении, тем более что псевдостарец не признавал, как оказалось, Церкви и креста и отказался покаяться в своем самозванстве, несмотря на мои советы и уговоры в беседах с ним.

– Вот что, отец Симон! Священное Писание не нами написано, и об этом в нем нигде не сказано. Если хотите знать, то мы все – священники по Евангелию! – глухим упрямым голосом доказывал пришелец. – Вы, что ли, будете меня учить? – сказал он в конце с ревнивой досадой.

Встреча с псевдостарцем оставила неприятное впечатление.

Вечером, после небольшого отдыха, Василий Николаевич, Шишин, милиционер и я стали обсуждать варианты перехода через границу. В окно я мельком увидел, что мой помощник, собрав несколько молоденьких девушек, растолковывает им основы клиросного пения. В этом отношении наши выходы в село, к сожалению, имели свои не совсем полезные стороны. Отведя взгляд, я обратил свой слух и внимание к своим собеседникам. Псхувские старожилы предложили мне следующий вариант: после того как внизу, в ущельях, сойдет снег, а это возможно лишь в начале июня, нас с иеромонахом группа ребят – сыновья Василия Николаевича с их друзьями во главе с Валерием, выведут на Скрытый перевал, о котором не знают пограничники. На той стороне милиционер посадит нас на лесовозные машины и вместе с нами доедет до Минвод, где ему хотелось посетить своих родственников. Рюкзаки с грузом ребята помогут нам поднять до седловины перевала, а нам нужно лишь с него спуститься до лесовозной дороги. Внешне все это выглядело привлекательно, и я с радостью согласился на такой вариант. Эту новость я сообщил отцу Ксенофонту, и он восторженно поддержал наш договор.

Больной зуб вновь начал побаливать. Лесничий обратил внимание на мой страдальческий вид:

– Что, зуб болит, отец Симон? Зубного врача у нас нет, но зато есть человек, который в свое время работал у него помощником, когда стоматолог приезжал на Псху лечить людей еще до войны. Он оставил помощнику препараты для пломбирования зубов и кое-какой инструмент. Если желаете, я могу с ним переговорить! – Шишин вопросительно посмотрел на меня.

Я согласился на это предложение, так как Москва еще только маячила где-то далеко за горами, а переход через границу выглядел какой-то рискованной авантюрой. Вечером за мной пришел зубной «специалист», и мы отправились к нему домой.

– Материал для пломбы у меня есть, а инструмент, правда, не очень современный… – смущенно признался он. – Если потерпите лечение без укола, когда я вам начну обрабатывать зуб, то я, батюшка, к вашим услугам!

Когда я увидел устройство, которым зубной «техник» намеревался сверлить дупло больного зуба, мне стало не по себе. Этот механизм представлял собой большое деревянное колесо с ручкой, похожее на колесо от старинной прялки, от него шла веревочная передача к маленькому колесику, вращающему сверло. Но отступать было уже неудобно, и я уселся на стул рядом с этим нелепым агрегатом.

– А помогать мне будет моя жена, – сказал мне мой «доктор». -Она крутит колесо, когда я обрабатываю зуб. Вообще-то я этим делом не занимаюсь, но ради вас, батюшка, постараюсь вам помочь! Зина, иди сюда!

Из соседней комнаты вышла его супруга и смущенно поздоровалась со мной. Ее муж обратился ко мне:

– Батюшка, мы вас так редко видим, а хочется узнать как можно больше о нашей православной вере. Разрешите, мы будем задавать вопросы, когда я буду сверлить зуб, а вы можете моргать глазами, если «да», и просто закрывайте их, если «нет».

– Хорошо, – ответил я, ужасаясь предстоящей процедуре.

Зина села за это устройство и завертела деревянную ручку на колесе. Оно со скрипом и грохотом начало вращаться. Бывший помощник стоматолога решительно принялся сверлить мой зуб. Сверло ходило ходуном и било по больному зубу. Похоже, зуб не очень поддавался старому затупленному сверлу.

– Не желаете немного самогона для храбрости, батюшка? – сочувственно обратился ко мне «стоматолог». – Очень уж крепкий у вас зуб…

Я отрицательно закрыл глаза.

– Моя сестра, батюшка, была с вами на Решевей, когда парализованная Мария выздоровела. Мы вас после этого очень полюбили. Вообще-то нас называют «катакомбниками», наша Церковь находится за границей. К нам на службу не хотите прийти?

Я снова закрыл глаза.

– Понятно. А если мы вас попросим молиться за нашего сына, который сейчас в армии, вы будете молиться?

Я утвердительно моргнул.

– Нам говорят, что ваша Московская Патриархия исполняет все указания КГБ, это правда?

Я закрыл глаза, стараясь выражением лица показать, что это не совсем так.

– Ясно. А в вашей Церкви сейчас есть хоть один святой?

Я моргнул несколько раз.

Скосив глаза на супругу «стоматолога», которая без остановки крутила большое колесо, я увидел, что она вся взмокла. Мой доктор, заметив, что его жена устала, сказал ей:

– Хватит, Зина. Теперь осталось батюшке пломбу поставить…

Зина, покраснев, сказала:

– Батюшка, если у вас есть духовные книги на Решевей, передайте нам что-нибудь почитать…

– Конечно, передам! – наконец с облегчением смог сказать я после обработки больного зуба. Если бы не горячая молитва в сердце, которая уменьшала боль при сверлении зуба этим чудовищным устройством, я бы, наверное, не выдержал этой процедуры.

С новой пломбой в зубе я шел под ночным звездным небом к дому Василия Николаевича, нагруженный сырами от «катакомбников». На душе, несмотря на перенесенные мучения, было так хорошо, что Иисусова молитва изливалась из сердца сама собой в благодарственном безмолвном молитвословии Богу. Сильно утешенный ею, я еще долго молился в свой комнатушке наверху в доме доброго пасечника.

Самый удивительный вывод, который можно было сделать после всех моих переживаний и приключений, привел меня к пониманию того, что непрестанную Иисусову молитву враг одолеть не может, если в душе не возникнет согласия на его соблазн и склонение ко греху. Когда зло нападает на душу, утвердившуюся в молитве, оно только закаляет дух человека, а также укрепляет его стойкость и терпение в различных испытаниях. Зло, не желая этого, своими нападениями начинает способствовать спасению молящейся и кающейся души. Враг, заметив, что его коварства и лукавства не только не вредят душе, преображенной Иисусовой молитвой, но и приводят к спасению от греха, сразу отбегает от такой души, словно опаляемый огнем. Это невероятное открытие потрясло меня своей простотой. Уже лежа в койке, я продолжал благодарно молиться. Любовь к Богу расширяла сердце до безконечности, а слезы сбегали по щекам, промочив подушку и подрясник.

Небольшим караваном мы возвращались на Решевей. Скворцы звенящими трелями буравили утреннюю тишину. Сын Василия Николаевича вез пасхальные подарки на лошади, ведя ее на поводу. По пути он рассказывал мне одну увлекательную историю:

– Мой хороший друг, батюшка, поделился недавно со мной новостью, что рядом с вашим хутором он нашел подземное озеро!

– Не может быть! – не удержался я от восклицания.

Мой спутник продолжал:

– Видите вот эти скалы у тропы? Из них все время льется вода. Мой товарищ однажды решил исследовать эти скалы, возвращаясь с охоты. Неподалеку он обнаружил небольшую дыру в горе и из любопытства просунул в нее голову. Присмотревшись, он увидел, что этот лаз продолжается дальше. Сначала он ползком полез по нему, а затем, когда проход стал повыше, поднялся и пошел в глубь горы. Через какие-то трещины сверху проникало немного света, и мой друг заметил, что он пришел к берегу довольно большого озера. У берега стояла маленькая лодочка с веслом. Он поплыл в ней по озеру и обнаружил посреди него небольшой островок с избушкой. Из трубы шел дым. Мой товарищ постучал в дверь, и ему кто-то ответил: «Аминь». Он вошел и увидел двух старичков-монахов. Они напоили моего друга травным чаем и отвезли на лодке к тому лазу, по которому он проник в подземную пещеру. На прощанье монахи попросили моего товарища никому о них не рассказывать. Поэтому он под большим секретом сообщил эту историю мне. Я вам рассказываю все это, как батюшке. Мне можно вам об этом говорить?

– Можно, можно… – сказал я и нетерпеливо спросил: – А тебе твой друг не показывал этот ход?

– Показывал, конечно! Пойдемте со мной, я вам тоже покажу!

Наш проводник подвел нас к небольшому гроту, засыпанному землей.

– Вот здесь была дыра, а теперь, после зимы, земля обвалилась и засыпала вход в пещеру, – со вздохом сказал наш провожатый.

Сын Василия Николаевича уехал, а я, шокированный услышанной историей, рассказал ее отцу Пантелимону. Тот схватил две лопаты:

– Ну что, отец, пойдем глянем?

Мы не стали откладывать и до вечера, измазавшись грязью, расчищали завал. Действительно дыра обнаружилась, но, как ни светили мы в нее фонариками, нигде не смогли обнаружить ее продолжения. Небольшая полость в известняке заканчивалась в двух метрах от входа. Оставив лопаты, мы обследовали все скалы в окрестности, пытаясь найти трещины, через которые, как уверял рассказчик, свет проникал в пещеру. Утомленные и испачканные грязью, мы спустились со скал и посмотрели друг на друга. Геолог, не удержавшись, расхохотался:

– Ну и трепачи! Простые деревенские трепачи, а провели меня, геолога! Да я съел собаку в этом деле! Чувствую, что врут рассказчики, а соблазнился на старости лет… И тебя, отче, с собой потащил…

– А я тоже поверил, отец Пантелеймон! История ведь захватывающая! А сочинитель – это местный гений…

Посмеиваясь над собой, мы вернулись в скит. Наше желание соприкоснуться с жизнью святых монахов было настолько сильным, что мы поверили этой истории без всяких задних мыслей.

За вечерним чаем все трое принялись обсуждать предстоящую поездку в Москву.

– Ну, отче, ты впутался в приключение! Чувствую, будут у вас искушения… Вот, двести долларов из моих запасов, можете тратить!

– Спасибо, дорогой отец Пантелеймон! – с признательностью поблагодарил я инока.

Он продолжал:

– Хотя если вы приедете с моим братом и еще друга прихватите, то от этой поездки будет польза. Завидую тебе по-доброму, отче, если тебе удастся увидеться со старцем! А в остальном… – отец Пантелеймон покрутил головой. – Не знаю, что и сказать… Я бы точно не поехал!

Мы помолчали.

– А что умеют делать твои ребята? – спросил я у геолога.

– У моего брата золотые руки, то, что надо. А друг мой Николай, математик из Академии наук, кандидат, – очень талантливый парень! Топор он, может быть, и видел где-нибудь в деревне, а работать им не умеет. Но сил у него хватит, чтобы бревна здесь таскать… Это уж точно! Для строительства нашей церкви оба пригодятся.

К концу мая наш огород был закончен. За нами на лошади приехал сын пасечника, чтобы доставить наши рюкзаки на Псху. Озабоченный нашим отъездом, отец Пантелеймон провожал нас, бурча в окладистую бороду:

– И чего вам на месте не сидится? Когда же вас обратно ожидать?

– Неделю туда, неделю там, неделю обратно, значит, примерно через три недели постараемся вернуться, с Божией помощью! Дорога же круговая… – подсчитал я.

Мы обнялись на прощанье.

– Привозите брата и Николая, с Богом! – напутствовал нас на дорогу наш друг.

Тропа благоухала от цветущих кустов желтой азалии и розового шиповника. В доме пасечника нас ожидали четверо молодых крепких ребят, вооруженных автоматами, во главе с милиционером.

До вечера мы обсуждали за чаем наш секретный переход через границу, и все разошлись после долгой беседы с предвкушением необычности нашей затеи. Заодно я передал книги в подарок моим «стоматологам» в благодарность за приятное и запоминающееся общение и лечение зуба. В сельсовете мне выдали справку о том, что я проживаю на Псху и имею дом.

– На границе пригодится! – вручила мне бумагу с печатью и подписью нового председателя секретарь сельсовета Иустина Ананьевна, прихожанка молитвенного дома и певчая на нашем клиросе.

Пять лет я прожил на Псху, не имея денег, но не испытывал даже во время войны особого в них недостатка, благодаря помощи сельчан и обмену продуктами со своего огорода. Точно так же прожили эти годы и жители Псху, меняя излишки своего урожая на необходимые им товары. Вертолет привозил из Сухуми одежду, продукты, а псхувцы меняли их на сыр, мед, кукурузу, орехи, картофель. Перед нашим выходом в путь пришла делегация верующих. От их лица Шишин вручил мне конверт с деньгами, которые собрали жители села:

– Это вам, батюшка, с отцом Ксенофонтом на дорогу! Пожалуйста, не отказывайтесь!

Я с признательностью поблагодарил всех за участие и доброту, обещая вернуть эту сумму в церковь.

– Как Бог даст, отец Симон, как Бог даст! – ответил Шишин. – Главное, возвращайтесь к нам…

До ущелья наши рюкзаки подвез на лошади Василий Николаевич.

– Ну, бывайте здоровы! Бог вам в помощь! Будем ждать вашего возвращения, батюшка… – попрощался он, сойдя с коня.

– Помолитесь о нас на службах, чтобы все прошло благополучно! – попросил я.

– Не сомневайтесь, отец Симон! Будем о вашей поездке всем селом молиться…

Мы обнялись на прощанье. По пути к перевалу никакой тропы я не заметил, мы все время двигались берегом небольшой шумной речушки, бежавшей с далекой заснеженной седловины, которую то открывали, то закрывали серые клубящиеся тучи. Издали было заметно, что снега там немало. Валерий с рюкзаком и автоматом шел впереди, ребята попеременно несли наши тяжелые рюкзаки, нагруженные подарками от жителей Псху, вдобавок таща на себе свои автоматы.

Неожиданно метрах в ста впереди, там, где ущелье слегка выполаживалось, наш путь пересекла медвежья семья: два больших медведя и один чуть поменьше. Началась отчаянная пальба из автоматов. Двое медведей упали – большой и поменьше. Тот, упав, жалобно поднял вверх передние лапы, словно сдаваясь. Третий успел нырнуть в густые заросли. Все это произошло так быстро, что я не успел опомниться.

– Валера, зачем вы их убили? – с упреком обратился я к милиционеру.

Тот серьезно ответил:

– На обратном пути ребята заберут мясо и шкуры. Мясо – домой, а шкуры продадут военным. Жить-то надо, батюшка!

Это происшествие омрачило начавшийся поход.

– Думаю, за такие дела нам придется всем ответить, отец Симон! – тихо сказал мне на ухо иеромонах.

– Да, все это так просто не пройдет, к сожалению… – согласился я.

В рыхлом снегу наши ноги начали вязнуть, сначала по щиколотку, потом по колено. Спасало от снега то, что мы шли в резиновых сапогах, обвязав голенища веревками. Сапоги мы должны были оставить на той стороне перевала, в первом селении у родственницы пчеловода. Ботинки мы несли с собой. Перевальная седловина встретила нас свистом шквального ветра, швыряющего в лицо клочья тумана. Наши помощники распрощались с нами и быстро начали спускаться вниз, опасаясь дождя.

То, что я увидел, заглянув с перевала в сторону России, ужаснуло меня. Мы стояли на гигантском снежном наддуве высотой метров двенадцать, заканчивающемся вертикальным обрывом. Валерий приказал нам не двигаться, а сам взялся искать обходной путь. Найдя понижение в толще снежного пласта, на котором мы стояли, он принялся копать в обрыве ступени саперной лопаткой.

– Спускаемся здесь! – крикнул он.

Свист ветра унес его слова в пропасть. Мы подошли к краю обрыва.

– Я спущусь первым, а затем вы по одному! Помните, что падать запрещается!

Через несколько минут он стоял внизу на пологом снежнике и, подняв лицо кверху, призывно махал рукой.

– Давай, отец Ксенофонт, спускайся! – уступил я место своему спутнику.

– Нет, батюшка, идите вы, как более опытный! Я хочу посмотреть как вы пройдете…

Мы перекрестились, и я начал спуск, стараясь не смотреть вниз. Я пытался как можно глубже вбивать в снег носки сапог и даже пальцы, которые вскоре начали саднить от жесткого снега и одеревенели от холода. Валерий страховал меня внизу, чтобы я не улетел по снежнику в далекую туманную котловину ущелья. Мне казалось, что я обязательно сорвусь, и все же, не зная как, уже стоял внизу, не веря своим глазам и стараясь дыханием согреть мокрые покрасневшие руки.

Вслед за мной по снежному пласту полез отец Ксенофонт, повторяя мои движения. Его огромные сапоги не помещались в снежных ступеньках, и он прилагал отчаянные усилия, чтобы удержаться, хватаясь за снег руками. Но на последних метрах он не удержался и заскользил вниз. Мы с милиционером поймали нашего друга на снежнике и задержали его скольжение. Посиневший от холода, он присоединился к нам. Туман окутал перевал, и в лицо начал хлестать холодный моросящий дождь, пошатывая нас резкими порывами шквального ветра. Итак, здравствуй, Россия!

Если бы только земные родители родили меня, то я бы стремился пребывать с ними неразлучно, не ведая Тебя, Боже. Но как тогда я смогу перенести трагедию их смерти и разрыв навеки наших родственных уз, не найдя Тебя, Иисусе? И все же истинное рождение именно Ты дал моей душе, как Ты дал мне удостовериться в этом по дару Твоей благодати. Из Тебя душа рождается в мир, в Тебе существует и в Тебя возвращается, словно в объятия родного отца и родной матери. Отче мой Небесный, Ты – моя Отчизна, Сыне Единородный, Ты – мой Спаситель, Царю Небесный и Дух Святой, Ты – моя святая истина. Пресвятая Троица, Ты – любовь моя неисчезающая и в Твой любви чаю неразрывного единения с душой старца моего, с душами незабвенных родителей моих, а также всех близких и далеких, тех, кто возлюбил Тебя, Господи!