Текст книги "Твари"

Автор книги: Михаил Вершовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Бардин снова сел на место.

– Петр Андреевич, да дело ведь не в том даже, что на руках у нас сейчас труп спасателя-американца…

– Спасателя? – изумился Кремер. – Отчего ж не ангела-хранителя?

– Ну а кто же он по документам, во всяком случае? А вот возьми мы его на горяченьком…

– Так и брали бы, ядрена вошь! – взорвался майор. – Но колобок этот мало, что от дедушки и бабушки ушел, он еще и хлопца нашего жизни лишил, пока вы его на горяченьком брать собирались!

– Двух хлопцев, – негромко сказал подполковник. – Наш оперативник, которого Коулмэн снял, в больнице умер. Только что сообщили.

– Значит, правильную гниду я завалил, – упрямо заявил Кремер. – Туда его паскудной душе и дорога.

– Не спорю. – Бардин вздохнул. – Но шум будет до небес. Докажи теперь, что не мы весь этот спектакль затеяли – с целью, и так далее…

– Кому доказывать?

– Кому? – Подполковник воззрился на Кремера. – Нам – начальству. А оно, в свою очередь, уже дяде Семе твоему любимому, кому же еще!

– А вы перчаточки его на анализ возьмите, – произнес майор. – И кровь того паренька, которого он у подъезда жизни лишил.

– Ничего кровь эта не даст, Петр, – сказал Бардин. – Диагноз даже я могу поставить, не глядя. Инфаркт. И ничего другого вскрытие не обнаружит. Понятное дело: стресс, страх. Случается. Никак ты перчатку с этим диагнозом не завяжешь.

– Мы-то с тобой, Олег, знаем?

– Знаем. Ну и что?

– Так что ж по-твоему, дядя Сема хуже нашего это знает?

Подполковник невольно улыбнулся.

– Все все знают, Петр. Но в этих шахматах свои правила есть.

– Ну вот, значит, так и доложить. Что один участник из турнира выбыл, поскольку сыграл не по правилам.

– Эх, – вздохнул Бардин. – Мне б твои заботы…

У ступеньки автобуса возник оперативник – один из тех, что «вязали» Кремера.

– Товарищ подполковник, есть информация.

– Давай сюда.

Фээсбэшник выложил на стол снимки, покосившись на майора-мента. Бардин махнул рукой: не обращай внимания.

– Ну вот, – сказал подполковник. – Вот и утвердились мы в предположениях своих.

На снимках ясно просматривались две небольшие змеи. Рентген просветил насквозь и их тела, до хребта, черепа и небольших, но уже вполне смертоносных зубов.

– Теперь скажи мне, что они живые, – проговорил Бардин.

– Живые, товарищ подполковник. Лежат неподвижно, но сердцебиение просматривается.

– Что контейнер?

– Рассчитан на поддержку постоянной температуры в пределах четырех-пяти градусов. Чтобы молодняк этот в состоянии гибернации держать.

Бардин хлопнул рукой по столу.

– Вот тебе и задача товарища Йосика во всех деталях.

Он протянул снимки оперативнику и рукой показал на выход.

– Закончат со снимками, измерениями и прочее – контейнер сюда.

Молодой фээсбэшник кивнул и вышел.

– Йосик – это, надо полагать, мой спарринг-партнер? – поинтересовался майор.

– Он самый. Джозеф Коулмэн. Все нам в нем понятно было: кто, откуда, чем на хлеб зарабатывает. Непонятно было только, зачем сюда прибыл. Именно сюда, во всю эту кучу-малу.

– Считаешь, выяснили?

Подполковник повернулся к Кремеру.

– А что ж тут считать? Вот же оно все – на столе только что было.

– Не вполне догоняю, Олег. Смысл-то какой? Не мы же этих гадов вывели, чтобы за ними к нам ехать и вот так, с плащом и кинжалом, уворовывать.

– Не мы, – согласился Бардин. – Но ведь и они не выводили. Специально не выводили. А когда этот страшный зверь в ходе всей их веселой науки сам по себе получился, времени на размышления у них не было ни копейки. Ты же представляешь, что было бы, ускользни эти даймондбэки оттуда, из района научного центра. Там бы не то, что Эверглейдс – они всю страну до южных регионов Канады включительно оккупировали бы. Вот и палили все живое под корень, до самых базальтовых плит.

– А потом, значит, выяснили, насколько интересным этот побочный продукт оказался?

– Конечно. Сам смотри: северный город, черт-те где, от полярного круга в двух шагах – а запусти пару-тройку штук вовремя, по весне ранней, и парализует начисто. Не то что город – страну парализует. А если немножко южнее запустить?

– Пошли, значит, ребята, – размышлял Кремер, – по нормальной бизнес-схеме. Реэкспорт. Собственный товар – обратно к себе домой. Чтобы потом, если нужда возникнет, экспортировать снова. Наиболее нуждающимся в этом деле народам.

– Примерно, – согласился Бардин.

Зотов заглушил мотор и вытер пот со лба. Мать родная. Жив. А полыхнуло бы – е-мое. Ну, спирту он на полянку уже не повезет, это ясно. Теперь надо бы, чтобы здесь никто, не дай Бог, огоньком не чиркнул. Сольется это добро, а там минут десять-пятнадцать уже и гореть будет особо нечему. Испаряется спирт быстро, это и к бабке не ходи. Так что на пока, будем считать, пронесло.

Сержант выбрался из кабины и обошел машину спереди. То, что он увидел, ввергло его в состояние полного ступора. Из дыры под железнодорожной насыпью наружу лезли полчища гадов – таких, каких он не мог представить себе в самом страшном сне. Мелкие, как гадюки – и огромные, метров четырех-пяти длиной. Они расползались в стороны, двигались по телам таких же гигантских змеюк, неподвижно лежавших в лужах спирта, наталкивались друг на друга, разевали пасти – и ползли, ползли, ползли…

Зотов открыл рот и лихорадочно втягивал в себя воздух. Грудь его ходила ходуном, но он не мог издать ни единого звука. Когда кровь молотом стала пульсировать в его висках и он понял, что вот-вот потеряет сознание, сержант повернул голову в сторону домов и заорал:

– Змеи! Сюда! Змеи, здесь змеи!!!

Стрелки, стоявшие у пятиэтажки, обернулись на крик. Никаких змей с того места, где они стояли, им видно не было, тем более, что МЧС-овская цистерна, рядом с которой кричал человек, стояла на некотором расстоянии от уличного фонаря. Зато они увидели, как человек этот, в последний раз прокричав «Змеи!», ничком рухнул у своей машины.

3

Алина пыталась найти во всем этом хаосе – вспышках пламени, грохоте дробовиков, пляске извивающихся горящих даймондбэков на окруженной людьми площадке – хоть одно знакомое лицо: Кремера, Пашиняна, Зинченко, кого угодно. Она знала, что уже вот-вот должен подойти бензовоз, чтобы залить морем огня все до самого схрона гремучников, чтобы обрушить водопад пламени на это гнездо, уничтожив последних скрывавшихся в нем змей.

Но она понимала и другое: надо во что бы то ни стало отрезать путь тем даймондбэкам, которые могут прорываться обратно, в свое логово у трансформаторной будки – и оттуда снова в очистную. Ламанча знала, что для этого нужно сделать – что можно сделать в этих обстоятельствах, теми средствами, которые сейчас были под рукой.

Ей показалось, что она узнала пробегавшего мимо офицера МЧС, чье лицо на миг осветили сполохи огня.

– Сергей Айрапетович!

Офицер обернулся. Это действительно был Пашинян.

– Алина Витальевна! Что случилось? Очень спешу. Что-то срочное?

– Да, очень срочное, майор.

Она сбивчиво объяснила ему суть проблемы. Пашинян сдвинул кепку на затылок.

– И что для этого нужно сделать? Точнее, что можно?

– Можно вот как…

Подобрав веточку, она стала чертить прямо на земле свой немудреный план. Майор внимательно следил за ее мыслью, хмыкал, кивал и, наконец, спросил:

– То есть, прямо в гнездо, практически в упор?

– В упор. Настолько близко, насколько смогут подойти люди.

Пашинян, сидевший на корточках, вскочил.

– Пойдемте со мной.

Вместе они разыскали командира огнеметчиков майора Джафарова. Поначалу тот ничего не хотел слушать.

– Дорогие мои, да вы посмотрите, что кругом творится! Каким чудом я обеспечу своим – пусть даже троим, двоим, да хоть одному! – подход к этому гнезду?

– Дорогой, – убеждал его Пашинян, – доктор Наговицына дело говорит. Вот смотри, двумя буквально огнеметчиками вырезаешь такой сектор, с вершиной возле люка. Пиццу кушал, пирог кушал?

Наговицына рассеяно следила за двумя офицерами, не особо вникая сейчас в суть разговора. Пашиняну она уже все объяснила и была уверена, что тот сможет убедить своего армейского коллегу. Джафаров, похоже, начал проникаться идеей. Он улыбнулся, закивал, что-то в свою очередь стал объяснять Пашиняну, похлопывая его по плечу…

Алина грустно улыбнулась. Как все просто. Вот вам и решение армяно-азербайджанского конфликта. Когда оба они, армянин и азербайджанец, оказываются плечом к плечу в бою против угрожающего всему живому зла, когда их объединяет главное: то, что они люди на этой земле. Когда одному не обойтись без другого. Когда становится ясно, что прав был старинный английский поэт, хотя вряд ли и он сказал это первым: ни один человек не остров.

Джафаров кинулся отдавать распоряжение своим бойцам. Пашинян подошел к Наговицыной.

– Сейчас будем посмотреть…

Несколько огнеметчиков стали поливать пламенем узкий сектор площадки, расходясь в стороны и делая этот сектор шире и шире. Земля – и все, что было на ней – выгорела от того места, где стояли солдаты, до самого канализационного люка. Теперь огнеметы работали на границах сектора: чтобы ни одно живое существо не могло проникнуть внутрь него.

Через минуту два бойца с ранцами за спиной шагнули в этот сектор, быстрым шагом направляясь к люку. Еще двое, шедших чуть позади, держали в руках ломики. Один из огнеметчиков, не доходя несколько метров до гнезда, пустил струю пламени прямо в отверстие, из которого змеи уже не выбирались, но куда они могли – при отсутствии другого пути к бегству – вернуться. Израсходовав один баллон из трех, он пропустил вперед солдат с ломиками. Те осторожно поддели чугунную крышку канализационного люка и тут же отскочили в сторону. Однако змеи, даже если и были там, не спешили показываться наружу. Теперь уже оба огнеметчика вышли на позицию и с расстояния двух-трех метров стали поливать гнездо огнем. В канализационном люке, судя по всему, было чему гореть – пламя бухнуло вверх на добрых пару метров.

– Система не полыхнет? – с беспокойством спросил Пашинян.

– Очистная? – спросила Наговицына. – Не должна.

Она помолчала и добавила:

– Зато лить туда горящий бензин – полыхнуло бы с гарантией.

Оба огнеметчика выработали свой боезапас и теперь быстрым шагом направлялись обратно к цепи.

– Вот и все, – сказала Алина. – Теперь при любых вариантах даймондбэки туда не сунутся.

– Туда и человек не сунется, – сказал Пашинян. – Сейчас там трубы докрасна раскалены. Не курорт, даже для этих гадов.

– Ну? – спросил подошедший Джафаров. – Правильно сработали?

– На все сто сработали, – подтвердила Наговицына.

– Кто б сомневался, – сказал Пашинян.

Оба майора рассмеялись и пожали друг другу руки.

– И еще один момент, Сергей Айрапетович, – сказала Алина. – Бензовоз, бензин, тем более по всей площади, нельзя. В систему зальем, да еще пары – рванут все здания на треугольнике.

– Какой бензовоз? – воскликнул Джафаров. – Какой гений придумал?

– Я так же считаю, Алина Витальевна, – хмуро сказал МЧС-ник. – Нехорошая идея. Опасная.

– Нужно иначе, – сказала Наговицына. – Удерживать змей – а осталось их гораздо меньше, чем было вначале – в пределах нашего круга, прорыть канавку по окружности, и залить дизтопливом. Поджечь. Создать такое огненное кольцо. А тех, что все-таки будут пытаться двигаться назад, к схрону, доставать отсюда огнеметами. Как, товарищ майор, дальность позволяет?

– Если сделаем канавку не дальше, чем в метрах сорока-пятидесяти от гнезда – запросто, – откликнулся Джафаров. – Но канавку-траншею рыть – это уже не наша работа.

– Понятно, – усмехнулся Пашинян. – Не царское дело. Это уже нам, чернорабочим.

Он повернулся к Наговицыной.

– Только в штабе вы это сами оговорите. Убедите бензовоз завернуть, дизтопливо добыть, и людей с лопатками срочно сюда. Сможете?

– Смогу, – твердо сказала Алина.

Бардин и Кремер курили молча, изредка бросая взгляды на контейнер, стоявший неподалеку от входа.

– И что с ними теперь? – нарушил молчание майор.

– Это уже не по моей части, Петр, – ответил Бардин. – Я оперативник. Стратегией не занимаюсь.

– А какая здесь мудреная стратегия может быть? – хмыкнул Кремер. – Спалить нахрен, вот и вся стратегия.

Подполковник искоса посмотрел на него.

– Гляжу я на тебя… Такое впечатление, что ты в жизни погонов не носил. И сейчас для маскараду напялил. Не знаю, как у вас, махновцев, а надо мной начальство еще есть. Самого разного калибра.

Кремер вдавил сигарету в импровизированную пепельницу – крышечку от сока.

– Твой крупный калибр про эту зверюгу в кабинетах почитывать будет. А мы ее нос к носу наблюдали. На кой она им черт? На какие такие эксперименты?

– Ладно, майор, кончай. – Бардин начинал злиться. – Не тема. И не нашего ума дело.

– Ну да, – согласился Кремер. – Мы ж по определению люди маленькие.

Они снова помолчали.

– Разрешите обратиться, товарищ подполковник?

Бардин поморщился.

– Тот же цирк, второе отделение?

– Да нет же, я серьезно, – притворно обиделся майор. – Я вот что понять хочу: арестован я или как?

– Или как, – буркнул фээсбэшник. – Но сидеть будешь здесь. До особого.

– Почему не посидеть в культурной компании, – согласился Кремер. – Слушай, Олег, а остальные где? Напарники безвременно почившего мистера Коулмэна? Или тоже пасете?

– Напарник был один. И пасти его никакой надобности уже нет. Повезли прямиком на Литейный.

Люди с дробовиками и помповыми ружьями неслись к пожарной цистерне сразу от нескольких пристроившихся у дороги пятиэтажек. Те, что бежали первыми, останавливались метрах в пятнадцати от машины, остолбенело глядя на кошмарную картину, представшую перед их глазами. Гигантское пульсирующее месиво змеиных тел – гремучники дергались, расползались, кружились на месте. Сколько их было, сказать не смог бы никто. Даже на теле водителя, лежавшего рядом с машиной, копошилось не менее десятка.

Ухнул первый выстрел, за ним второй, третий. Стрелки не отступали, наоборот: в запале боя, сделав выстрел, они автоматически подвигались на шаг вперед, стреляя напропалую, зная, что промахнуться невозможно – вся земля вокруг входа в нору была покрыта змеиными телами.

Часть бойцов отбежала в стороны – отстреливать отползших на несколько метров от основной массы гремучников. Сейчас на выстрелы бежали все, у кого были дробовики, помповые ружья, даже пистолеты – было ясно, что здесь, далеко от трансформаторной будки, от того предполагаемого главного гнезда, разворачивается настоящий бой.

Крупный даймондбэк сделал бросок в сторону человека, но не рассчитал силы и шлепнулся прямо в набежавшую лужицу спирта. Стрелок направил дробовик вниз и грохнул по дергавшейся змеюке из обоих стволов. Раскаленные пороховые газы соприкоснулись с поверхностью спирта, и по лужице побежало голубоватое пламя.

В считанные секунды запылало все вокруг: пропитанная спиртом земля, трава, кусты, тела живых и мертвых змей. МЧС-ники прекратили стрельбу. Они не могли понять, почему все внезапно занялось пламенем: ведь слабый раствор спирта не мог гореть – и уж во всяком случае, он не мог гореть так.

Огонь уже лизал задние колеса машины и валявшийся на земле оторванный пожарный рукав. Пламя перебросилось на корпус цистерны, в которой еще оставалась треть огнеопасного груза, а две трети были наполнены взрывоопасными парами. Люди, как завороженные, не шевелясь, смотрели, как огонь охватывает всю цистерну, когда раздался страшной силы взрыв. В соседних домах зазвенели стекла, выбитые ударной волной.

Огромная машина взлетела в воздух, пылая, как гигантский болид, перевернулась и рухнула прямо на торец цистерны. Мгновение она постояла вертикально, а потом завалилась на бок, выплескивая из искореженных внутренностей реку огня.

В отблесках пламени сейчас творился кромешный ад. Часть людей металась по кругу – охваченные огнем ослепшие живые факелы. Кто-то бросался бежать – тоже вслепую, в результате оказываясь не на проезжей части, а в самой гуще обезумевших от страха и боли заживо сгорающих змей. Сейчас на всем пространстве, покрыв змеиное месиво, среди которого метались и падали человеческие фигуры, бушевало море огня.

Когда грохнул взрыв, Бардин рывком поднялся со стула. Встал и Кремер.

– Один, говоришь, напарник был? – рявкнул майор. – А это чья работа?

Подполковник невидящими глазами посмотрел на него и выскочил наружу. Спустя полминуты он подлетел к белому микроавтобусу.

– Ракушан!

– Здесь, товарищ подполковник!

– Где остальные?

– Наши?

Бардин выругался.

– Да не наши, подопечные твои где?

– Все на месте, Олег Владимирович.

– До единого?

– Так точно. Сто процентов.

– А это что было?

– Пока не ясно. Двоих отправили на место. От генерала Дивеева тоже пока никакой информации.

– Если что-то…

Подполковник оборвал себя на полуслове. Он внезапно похолодел. Потом развернулся на месте и бросился бежать к автобусу, в котором оставил Кремера.

Бардин одним прыжком влетел в салон – и без сил опустился на ближайшее сиденье. Кремера в автобусе не было. Как не было и контейнера с двумя усыпленными детенышами даймондбэков.

Оставшаяся в одиночестве Мать вдруг заколотилась, забилась, зашлась в сумасшедшей пляске. Она безумствовала не от боли, хотя все тело ее было изъедено и обожжено спиртом, сейчас все ее существо было пронизано страхом и отчаянием, потому что голоса ее потомства – голоса, не слышные никакому другому уху, человеческому или змеиному, голоса, полные боли и ужаса – умолкали один за другим. Мертвые. Исчезнувшие. Не продлившиеся. Безвозвратно оборвавшие ту цепь, которую по велению всемогущего инстинкта они сберегали и продлевали любой ценой, в том числе и ценой собственных жизней.

Одна. Мать яростно заколотила хвостом – не пугая врага, не предупреждая детенышей, а просто потому, что превратилась сейчас в сплошной комок ярости, жажды мщения и смерти. Она сама стала этой неудержимой, безжалостной Смертью – потому что ничем другим уже не могла быть.

Люди, беспорядочно сгрудившиеся вокруг огненного озера, пытавшиеся вырвать из него своих гибнущих товарищей или бессильно наблюдавшие за всем происходящим, вдруг застыли, увидев то, чего не видели никогда, чего не могли представить даже в страшном сне. Они увидели Кошмар – во плоти.

Гигантская, немыслимо огромная змея – кто из оцепеневших от священного ужаса людей мог бы сейчас сказать, какой длины была она? – вынырнула из логова, рухнув прямо в огонь. Она горела, пылало все ее тело от головы до хвоста, но она бросалась на охваченные огнем фигуры людей, наносила удар за ударом, не обращая ни малейшего внимания на залпы ружей, из которых открыли по ней огонь наконец-то пришедшие в себя люди, которые стреляли и стреляли, уже не думая о том, что картечь, вылетавшая из стволов, разит и их товарищей, даже тех, до кого не добрались еще зубы гигантской самки, вырвавшейся из своего убежища, чтобы убивать – и умереть.

И она умерла, иссеченная картечью, с выжженными глазами, без кожи, с обнаженными дымящимися мышцами. Умерла, лежа на погребальном костре, где уже догорало все ее потомство вместе с лежавшими там же людьми, противниками и жертвами с незапамятных для змеи и человека времен.

Кремер увидел фигуру с ранцем за спиной и подобием винтовки в руках, двигавшуюся к огромному выжженному кругу. Огнеметчик. С боезапасом, конечно – иначе шел бы в другом направлении.

– Боец!

Огнеметчик повернулся.

– Давай сюда! – приказал Кремер.

Армеец с погонами прапорщика удивленно воззрился на него, переводя взгляд с лица на нарукавную эмблему.

– Да забудь ты про мою блямбу, твою мать! – закричал майор. – Мент я, мент! Связной между нашими и твоим начальством!

– Так что надо? – буркнул прапор.

Кремер поставил контейнер на землю.

– Вот это. Спалить. К едреням. Чтоб воспоминания не осталось.

– А что, больше негде и нечем? У меня ж не паяльная лампа, – возразил огнеметчик.

– Слушай, – майор подошел к нему вплотную. – Ты знаешь, что там? Ты с кем воевал сегодня? Так вот их там две – и живые, понял? А надо, чтобы живых не было, ни одной. Ты понял, или нет?

Прапорщик недоверчиво посмотрел на Кремера.

– Товарищ майор, так у меня загущенная смесь… Ей в упор нельзя.

– А, ч-черт… На сколько отойти можешь?

– Ну, метров хоть на пять-десять надо…

– Отваливаем на пять – и вперед!

Он буквально потащил огнеметчика за собой.

– Хватит?

– Должно.

– Поливай, мать ее!

Боец приложил приклад пускового устройства к плечу. Раздался выстрел пиропатрона, и из ствола ухнула мощная струя пламени. Контейнер запылал так, словно сделан был из какого-то горючего материала. Коробка сжималась, оплывала, растекалась по земле, пока на обгоревшей почве не осталась уродливая черная и все еще догоравшая клякса.

– Спасибо, брат, – выдохнул Кремер. – Ты сам не знаешь, что сейчас сделал.

Прапор пожал плечами.

– Ну так я пошел?

– Давай. – И добавил уже вслед уходящему: – Спасибо, брат.

Майор обернулся, едва не столкнувшись с подошедшим сзади Бардиным. Подполковник морщился, словно от зубной боли. Потом помотал головой.

– Петр, Петр… Что же ты натворил?

– То, что любому из нас сделать полагалось бы.

– Башку снимут, – угрюмо проговорил Бардин.

– За свою не переживаю давно, – отрезал Кремер. – А спрос весь с меня.

– Да в спросе ли дело, – также негромко произнес подполковник. – Ты уверен, что нам оно не пригодилось бы?

– Знаешь, Олег, – сказал Кремер, – в этой жизни есть до хрена чего, в чем я не уверен. В дне завтрашнем не уверен. Не уверен, кому служу и кого от кого защищаю. Не уверен, что при всех присягах и уставах работаю я на страну свою, а не на дядю Сему. Не уверен что ты, в отличие от меня, во всем этом уверен. Но вот что я тебе могу с гарантией сказать: в том, что это – вот то, с чем мы сегодня бились и что я в этой коробчонке спалил – не должно быть ни у кого. Ни у нас. Ни у них. При том даже, что где они, а где мы – тоже еще задачка не из простых. Нам, человекам, и им, вот таковским гадам, вместе на одной планете – не надо.

Он помолчал и добавил:

– И в том еще уверен, что любителей экспериментов нашлось бы до хрена и больше. И у них. И у нас. – Он посмотрел на Бардина усталыми глазами. – Потому и коробочка, Олег. Дай-ка лучше закурить.

Алина стояла в нескольких метрах от кольца огня. Пламя было невысоким и несильным, но горело ровно, подпитываемое поступавшим к вырытой МЧС-никами канавке дизельным топливом. Гигантский, черный, выжженный круг. На котором уже не было никакого движения. Обгоревшие до черноты, кое-где до скелета даймондбэки. Множество даймондбэков. И несколько человеческих тел. Зинченко сказал, что там, где взорвалась цистерна со спиртом, погибших гораздо больше. Но туда ей идти не хотелось. Ей вообще никуда не хотелось идти: ни в штаб, ни домой, ни в свою лабораторию. Ни даже в морг, куда увезли тело Сергея. Она просто стояла у кромки огня и смотрела перед собой невидящими глазами.

В отблесках пламени видны были усталые фигуры с поникшими плечами. Люди разговаривали между собой в полголоса, как на кладбище. А чем же еще был он, этот проклятый и несчастный треугольник, этот обычный жилой квартал, еще несколько дней назад полный детских голосов, лая разномастных собак, урчания машин и разговоров бабушек у подъездов?

Почему? За что? Глаза, воздетые в страдании и слепом гневе к небесам: за что, Господи?

Нет, вопрос этот, рвущийся из глубин исстрадавшихся, израненных душ, адресовать наверх не получается. Нечестно этот вопрос – туда. Алина вспомнила, как Вержбицкий говорил ей о лагере – немецком, в котором выживал целых четыре года, чтобы уже потом выживать с матерью еще пять в голодной и холодной сибирской ссылке. Старик-профессор рассказывал о книге, эпиграфом к которой стояло: Ludzieludziomzgotowalitenlos[9]9
  Эпиграф к книге Зофьи Налковской «Медальоны» (о гитлеровских концлагерях).


[Закрыть]. Люди людям приготовили эту судьбу. Она запомнила эту нехитрую и горькую фразу именно так, как произносил ее Вержбицкий: по-польски. Но по-русски, по-польски или по-английски это всегда был один и тот же приговор.

Потому что люди – людям.

А ведь даже гремучники сражались – за своих.