Текст книги "Твари"

Автор книги: Михаил Вершовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Кремер, сидя чуть позади Круглова, незаметно рассматривал людей, расположившихся вокруг длинного стола. Да, майорские погоны здесь – что ефрейторская лычка, подумал он. В приличную лупу не разглядеть.

Насчет малости майорского своего звания Кремер был прав, но в этом просторном кабинете, где собрались десятка два, если не больше, человек, и Круглов с Зинченко тоже козырными тузами не смотрелись. Генерал-полковник, генерал-лейтенант, четыре однозвездных генерала – да еще и штатские, с полномочиями явно не менее генеральских.

Кремер посмотрел на губернатора. Похоже было, что собраться в кулак она умеет. Это хорошо. Это на текущий момент совсем не лишнее. На ее лице не было ни следа макияжа. Опять-таки хорошо. Значит, время Галине Сергеевне Борисенко, обычно тщательно следившей за своей внешностью, было куда дороже того, насколько эффектно и ухожено она могла бы выглядеть на сегодняшнем совещании.

Созванном глубокой ночью.

Стоило отдать должное и собравшимся – совсем не маленьким и очень занятым людям. Опоздавших практически не было. Двое-трое человек прибыли, правда, минут на десять позже назначенного срока, но ведь и добирались черт знает откуда.

Губернатор потерла лоб, просматривая сделанные ею записи. Потом подняла голову и обвела присутствующих взглядом.

– В самых общих чертах картина понятна. Понять бы еще, как этот кошмарный сон вообще в жизнь воплотился, ну да это сейчас… Приступаем – и если кто-то не согласен, прошу излагать свои возражения сразу же, но коротко и по существу. Итак, мне кажется, что проблема наша состоит из трех моментов…

Она сделала паузу. Большинство приготовилось делать пометки на лежавших перед ними блокнотах.

– Трех моментов. Я изложу их в той последовательности, как записала, а уж конкретную очередность решения каждой из задач мы с вами обговорим. Итак, откуда взялась и с какой скоростью распространяется эта напасть…

Наговицына, по рекомендации Кремера и Круглова введенная в состав оперативного штаба, подняла руку.

– Да? – опустив очки на кончик носа, спросила Борисенко.

– Мне кажется, это разные – и неравновесные – проблемы.

Губернатор на секунду задумалась и кивнула.

– Вы правы. Но давайте все-таки я изложу все три основных момента. Возможно, дробить в той или иной степени придется каждый из них.

Присутствующие молча кивнули.

– Значит, первый момент – откуда все это взялось и как быстро плодится – мы пометили. Второе: Как уничтожить возникшую угрозу. Подчеркиваю: не свести к минимуму, а именно уничтожить. Тотально. Под корень. Третье – и самое главное: как обезопасить жизни людей. Повторяю, речь пока не о порядке приоритетов и сроках решения всех трех составляющих. Сейчас хотелось бы убедиться, что в выделении элементов проблемы ничего не упущено.

Собравшиеся переглянулись, оценивая сказанное и вполголоса обмениваясь между собой короткими репликами.

– Я думаю, Галина Сергеевна, что по сути охвачено все, – ответил за всех моложавый генерал-лейтенант, бывший, как уже знал Кремер, начальником Зинченко. – Возражений нет?

С начальником центра МЧС, похоже, были согласны все остальные.

– Хорошо, – Борисенко быстрым жестом подняла очки к переносице и скользнула взглядом по записям. – Теперь приоритеты. Первый – и здесь, думаю, разногласий не возникнет – это обеспечение безопасности людей. Все понимают, что это значит?

Воцарилась тишина, в которой отчетливо прозвучал голос Зинченко, произнесшего только одно слово:

– Эвакуация.

– В каких масштабах? – немедленно отреагировал вице-губернатор, сидевший справа от своего шефа и переводивший взгляд с нее на Зинченко.

– Вы позволите, Галина Сергеевна? – Зинченко начал приподниматься со стула.

– Конечно.

Полковник подошел к висевшей на дальней стене карте Малой Охты. На ней жирной красной чертой уже была обведена область, на границах которой произошли нападения змей. Вторая – синяя – черта охватывала еще более значительную площадь, оконтуривая первую маркировочную линию на некотором расстоянии от нее.

– Все эти кварталы, – Зинченко прошелся указкой по синей линии, – должны быть эвакуированы. Змеи пока наблюдались здесь, – он быстрым взмахом указки очертил наиболее опасную зону, – но, думаю, вполне могут продвинуться и на квартал в стороны.

– Простите, полковник… э-э-э, Зинченко, – ответственный за транспорт сверился со списком членов штаба, – у меня все-таки вопрос. И даже, если Галина Сергеевна не возражает, два.

– Пожалуйста, Марк Евгеньевич, только сжато и по существу.

– Да. Во-первых – но это, на мой взгляд, даже не самое главное – почему такой охват площади? Почему, скажем, на квартал в стороны, а не на два? Не на три? А, может быть, эта ваша красная линия вообще отмечает границы максимально возможного расползания змей?

Полковник приготовился было отвечать, но транспортник жестом остановил его.

– Однако самое главное все-таки не в этом. Меня беспокоит – да нет, не беспокоит, приводит в ужас – само это слово: эвакуация. Ведь мы говорим… О сотнях? Тысячах?

– Речь может идти о двадцати – тридцати тысячах человек, – спокойно ответил Зинченко.

– Тридцать тысяч человек! – Ответственный за транспорт встал и, воздев руки в жесте отчаяния, оглядел присутствующих, словно призывая их разделить его гневное недоумение. – Это же население города – провинциального, но города!

– Марк Евгеньевич, – перебила его губернатор, – пожалуйста, конкретнее. Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что у меня есть сомнения в необходимости эвакуации вообще. Да, именно. Мы знаем о проникновении змей во всего лишь одну квартиру – одну! И из-за этого мы собираемся эвакуировать не подъезд, не дом и даже не квартал – а всю Малую Охту?!

– Во-первых, далеко не всю, – отозвался полковник, по-прежнему стоявший у карты. – Район предполагаемой эвакуации ясно очерчен. Во-вторых, мы пока, – Зинченко четко выделил слово «пока», – знаем об одной квартире. Таких квартир может быть больше. «Единственная» в данной ситуации может означать всего лишь первая из обнаруженных. И эвакуировать население нужно именно потому, что змеи каким-то образом научились проникать в жилища людей.

– И что же, все эти змеи опасны для человека?

– Нет.

Присутствующие, как один, повернулись в сторону женщины, спокойно произнесшей столь странное в подобной ситуации слово.

– Нет, – повторила Наговицына. – Они не опасны. Они абсолютно летальны. Смерть при встрече с этими мутировавшими гремучими змеями не просто возможна или вероятна – она гарантирована. Даже если речь идет о царапине. Именно так несколько часов назад и погиб человек из группы полковника Зинченко.

– Ну я не знаю, – растеряно произнес транспортник. Он повернулся к губернатору. – Сколько же надо будет автобусов? Сотни? Тысячи? И где же их брать? Реквизировать половину общественного транспорта?

– Если надо – половину, – отрезала Борисенко. – Мало – две трети. Общественного и любого другого, если уж на то пошло.

Ответственный за транспорт обреченно пожал плечами и сел на свое место.

– В этом плане, Галина Сергеевна, все может быть не так драматично, – снова вмешался в разговор генерал-лейтенант МЧС. – Мы в своем штабе уже обсуждали данную проблему. Транспорта может понадобиться самый минимум.

– То есть? – Губернатор, сняв очки, с удивлением посмотрела на говорившего.

– Николай Васильевич, изложите, пожалуйста, – генерал обращался к Зинченко.

– Слушаюсь. – Полковник откашлялся. – Нужен будет не столько транспорт, сколько четкая и продуманная организация его работы. Население надо выводить на Новочеркасский проспект, который, как вы видите, находится вне предположительно опасной зоны. Оттуда вести людей к метро. Обеспечить при этом, чтобы станция «Новочеркасская» работала только и исключительно на прием эвакуируемых. Запустить поезда метро…

Зинченко посмотрел на часы и кивнул.

– Запустить поезда метро раньше обычного. Распоряжения нужно отдать уже сейчас. Перекрыть доступ пассажиров к другим станциям четвертой линии с тем, чтобы в вагонах было достаточно места.

Кремер, прищурившись, смотрел на своего нового знакомого и соратника. Ничего не скажешь, полковник молодчага. Вся структура действий продумана, а ведь у него была и еще чертова сотня других проблем. Не перевелись, оказывается, добры молодцы на Руси. Даже при чинах и званиях.

– Понятно, – уже более спокойным тоном отозвался транспортник. – Какова же будет конечная цель, то есть, пункт назначения?

– Об этом мы уже успели поговорить и с МЧС, и со структурами, отвечающими за зоны отдыха и тому подобное, – вместо Зинченко ответила губернатор. – Уже сейчас они должны заниматься тем, чтобы готовить помещения в детских лагерях, домах отдыха, пансионатах, загородных гостиницах. Рощино, Комарово, Колпино, Белоостров – куда только удастся. Людей будем направлять на соответствующие вокзалы.

– Дополнительные составы уже формируются, – коротко сообщил человек в железнодорожной форме.

– Без бардака не обойдется, – мрачно буркнул ответственный за транспорт.

– Отсюда и вытекает ваша задача, Марк Евгеньевич, – Борисенко явно начинала сердиться. – В трех словах. Обеспечить минимум бардака.

Она снова обратилась к Зинченко, по-прежнему стоявшему у карты с указкой в руках.

– Николай Васильевич, вы уже оговорили с генералом Мостовым ваши текущие задачи по эвакуации?

– Так точно. Два концентрических кольца оцепления по всему контуру, по принципу «выпускать всех, не впускать никого». Машины оповещения. Информация по громкоговорителям, радио и ТВ: людям оставаться в квартирах и собирать самые необходимые вещи. Группы проходят по домам и выводят людей по установленному маршруту.

– Людей-то хватит? – поинтересовалась губернатор.

– Хватит, – вместо полковника откликнулся его шеф. – Мы с коллегой, – он кивнул в сторону генерала МВД, – уже договорились. На оцеплении будет стоять ОМОН. Наши займутся непосредственной эвакуацией и, при необходимости, обеспечением безопасности.

– Ловко, – в первый раз за все время на лице губернатора появилось подобие улыбки. – Значит, сами, за моей спиной сговориться успели?

По столу прошел негромкий смешок, в котором чувствовалось определенное облегчение. Кажется, начинала вырисовываться более или менее понятная схема действий.

2

Карташов уже устал вертеться с боку на бок. Бесполезно. Уснуть никак не получалось. Он посмотрел на жену. Ленка спала, но безмятежным ее сон назвать было трудно. Она все время ворочалась и постанывала. Засыпала она тоже с трудом, но, в конце концов, двенадцать часов на ногах в аптеке сделали свое дело.

Валерий встал и подошел к кроватке сына. Борька сопел как ни в чем ни бывало. В детсад его вчера по понятным причинам не водили, но он все равно умудрился так набегаться и напрыгаться по невеликой однокомнатной их квартире, что сон сморил его прямо на паласе, где до того он сопел и жужжал, катая свои игрушечные машинки.

Хорошо, что у них с женой на этой неделе расписание такое – чехардой. Она работает, он отдыхает. И наоборот. А иначе куда бы они Борьку девали, при всей этой невесть откуда взявшейся неразберихе?

Карташов посмотрел на электронные часы, стоявшие на телевизоре. Черт, подумал он. Уже и пытаться заснуть смысла никакого нет. Все равно через пару-тройку часов надо потихоньку собираться. Черт.

Он встал и побрел на кухню. Включив свет, долго раздумывал, ставить ли чайник, но, поколебавшись, все же открыл кран и набрал воду для кофе. Поставил чайник на огонь и подошел к окну, где и закурил, старательно выдувая дым в открытую форточку.

Это нехорошо, подумал он. Сколько ведь зарекался закуривать первую только с кофеем. Хорошее намерение, только вот не по нынешнему кошмару. Вчера, дожидаясь Ленку с работы, он вообще тянул одну сигарету за другой, чувствуя, как с каждым оборотом секундной стрелки на кухонных часах его пульс увеличивается в угрожающем темпе.

Бред какой-то. Сиди и со страхом жди – доберется ли до дома жена, которая и работает-то минутах в десяти-пятнадцати ходу. Доберется ли – а это значит, придет ли живой… Змеи, гремучие змеи – и где, в Питере! Это уже вообще по ту сторону человеческого разумения. Чистый Стивен Кинг. Только жертвы совсем не литературные, не киношные, а вполне настоящие. Теперь вот, как передавали, даже и ребенок – в одном из тех садиков, что закрывать не стали.

А почему не стали? Сволочи, подумал он. Идиоты. И Ленка хороша, дура, вчера утром чуть не разругались вдрызг. Уперлась идти на работу. Верно, она сейчас там одна – но кому такой героизм нужен? Уж во всяком случае, не ему и не Борьке.

Если ситуация с этими проклятыми змеями не изменится, черта лысого она куда пойдет. Гори огнем любая работа. Сейчас Валерий помешивал засыпанный прямо в чашку хороший и дорогой итальянский кофе. Бурдомицин, конечно, получится. Но пахнет обалденно. Да и гуща через минуту осядет.

Уехать бы нам, подумал он. Пока вся эта катавасия не уляжется. Уехать бы. Да вот только куда…

Легкий и чуткий сон Якова Наумовича был прерван негромким глухим рычанием, доносившимся из коридора. Он с усилием повернулся на правый бок.

– Томик…

Собака, услышав свое имя, издала подобие короткого и тихого лая.

– Ну что ты там, чего неймется?

Ласковый голос хозяина, казалось, успокоил животное. Другим тоном он с ней, правда, и не разговаривал. А как еще прикажете говорить ему с единственным другом и единственной оставшейся рядом живой душой? Жену старик уже шесть лет как похоронил, а Зальцман-младший перебрался в далекую Америку еще на перестроечной вольной волне. Друзья? Так же, как и с семьей. Иных уж нет, а те – далече… Вот и остались они двое, он да Томми. Прежний красавец-ретривер тоже начал сдавать. Да и располнел изрядно. Нехорошо это для собаки, не полезно. Но выгуливать пса часами у Якова Наумовича уже давно не было сил. Томми, казалось, понимал это и не слишком часто донимал его просьбами, умоляюще поглядывая в сторону висевшего в прихожей поводка.

Теперь уж будет не заснуть, печально подумал Яков Наумович. Стариковский сон – штука хрупкая. А проснувшись – и поговорить не с кем…

Сын едва ли не ежемесячно возобновлял свои психологические атаки на старика, пытаясь перетащить его в сытую Америку, где он устроился очень и очень неплохо. «Папа, ну что тебя там, в конце концов, держит?»

Яков Наумович невесело усмехнулся. Что держит… Да все, дорогой ты мой американец. Все – от мелочей и до главного. Все и держит. Память. Люди. Улицы. Город, в котором родился и прожил всю жизнь. Сама эта прожитая жизнь, наконец. И кто же хотя бы раз в неделю – не говоря уже о датах рождения, свадьбы и смерти – придет на могилу к Сусанночке? Ведь у нее кроме него, Яши, совсем никого не осталось.

Грустная улыбка снова появилась на лице старика. Вот так и начинаешь понимать, что, как объявляют в метро, следующая остановка – конечная. Когда не остается никого, абсолютно никого, кто еще мог бы назвать тебя Яшей. Извините, на следующей выходите?

Выхожу.

Додик наверняка там сейчас с ума сходит, в своей Америке. И ничего же пока с этим не сделать. Ни сюда не позвонить, ни отсюда. Новомодный телефон, присланный сыном, с кучей малопонятных функций и кнопочек, три дня назад перестал весело помигивать своими крохотными лампочками и заглох. Выпрямитель, это почти наверняка. Подкосили нежного американца перепады отечественного напряжения. А в последнее время, как назло, чувствовал себя Яков Наумович очень неважно, и до мастерской или какого-нибудь приличного магазина с электроникой ему было бы не добраться.

Сын, изредка наведываясь в Питер, пытался навязать старику хотя бы телевизор. Ну уж нет. Здесь Зальцман-старший был тверд. С тех пор, как окончательно умолк его древний черно-белый «Славутич», он с превеликой радостью избавился от надоевшего ящика. И каналов было не счесть, и… И по всем несчетным каналам такая мерзость, такая тупость, такой парад мыслимой и немыслимой бездарности… Зато классному и дорогому стерео Яков Наумович был не просто рад – о, это был подарок, всем подаркам подарок, царский, доложу я вам, подарок! А более всего поразил его огромный набор филипсовских компакт-дисков – полное собрание сочинений Моцарта. Да он месяц в себя не мог прийти! Телевизор? Надо быть идиотом. При всех стеллажах, набитых его любимыми книгами, плюс – полное собрание! – Моцарт. Ну и, конечно, Томми-Томик, родная четвероногая душа. И теперь скажите, что еще нужно старому человеку?

Ретривер снова глухо зарычал, но старик безошибочно почувствовал промелькнувший в этом негромком рычании страх.

Ладно, пора и душ принять. Карташов слез с кухонной табуретки и на секунду задумался: что сначала? Душ – или бриться? Бриться – или душ?

Вообще-то лучше второе, подумал он. Мыться Валерий любил под очень горячей струей, до красноты, чтобы только-только терпеть – а под конец вдруг перекрыть начисто кран горячей воды и, тихонько поскуливая, постоять с минуту под ледяной. Зато потом и лицо распарено, и бритва сама собой скользит по щекам. Но до этого придется оттирать запотевшее до самого серебряного слоя зеркало…

Ну что ж, решил он. Значит, бриться.

Он вошел в ванную, положил свой испытанный «Джиллет» рядом с умывальником и взял в руки баллончик с пеной. Тряхнул его пару раз, убеждаясь, что запас пены в нем еще не иссяк. Нет, порядок действий придется чуть-чуть изменить. В конце концов, бритье – это роскошь, а у человека случаются нужды и понасущнее.

Он шагнул к унитазу, крышка на котором была откинута. Взгляд его упал вниз, туда, где находился квадратик воды, остающейся в колене после слива. Сначала Валерий ничего не понял: вода эта то приподнималась, то опускалась почти до нуля. Он продолжал стоять в оцепенении даже тогда, когда увидел появляющуюся в глубине треугольную змеиную голову.

Карташов пришел в себя вовремя: змея еще только выбиралась из канализационного колена и была явно не в состоянии нанести удар. Валерий одним прыжком выскочил из ванной, захлопнул дверь и заорал, не боясь разбудить Борьку и даже не думая об этом:

– Ленка!!! Бегом! Сюда!

Жена, словно только и дожидалась его крика, в несколько секунд оказалась рядом с ним. Из комнаты донесся недовольный голосок проснувшегося Борьки: «Зачем кличишь?»

– Что? – спросила Лена на одном дыхании.

– Там, – он кивнул на дверь, которую по-прежнему подпирал плечом.

Глаза Ленки округлились. Она как-то сразу и без объяснений поняла, что именно прячется «там».

– Лерик, – тихо сказала она, приложив ладонь к нижней губе, – что же мы будем делать?

Валерий внезапно рассердился на себя самого. Что он, в самом деле, привалился к этой двери? Не медведь же там за ней? Нет, дверь змеюка, конечно, не вышибет – если даже и примется вышибать. Но придавить ее чем-то надо.

– Стань пока сюда, – скомандовал он, стараясь говорить спокойно.

– К двери? – Ее глаза еще больше округлились.

– Да. Не бойся, Ленчик, она же ее не проломит.

– А ты?

– Поищу, чем придавить.

Через несколько секунд он уже приставлял к двери ванной тяжелую тумбочку, которую со всем ее содержимым притащил из комнаты.

– Все, – сказал он. – Надо звонить.

– Нет, нет, – замотала головой Ленка. – Бежать надо, Валера, Борьку хватать и бежать!

– Куда? – резко оборвал ее он. – В подъезд сейчас нельзя ни в коем случае! Откуда мы знаем, что там? Звонить, Ленок, звонить…

Карташов невольно посмотрел на руки. Да, мне сейчас только бриться, подумал он. Руки ходили ходуном.

Что с ним такое приключилось? Яков Наумович приподнялся на постели, потом с трудом сел.

– Томик? Ну что там у тебя, хороший мой?

Пес уже не ворчал, а жалобно поскуливал. Старик потянулся к выключателю ночной лампы, щелкнул им и, нащупав очки, надел их, поглядывая в сторону двери.

Ретривер, рывками двигаясь то вперед, то назад, ворча и повизгивая, все-таки продвигался задом в комнату старика.

– Томми? – уже удивленно обратился к псу хозяин.

Томик не повернулся. Он не спускал глаз с коридора, так же продолжая пятиться – шаг вперед, два шага назад – словно сдавая территорию какому-то невидимому врагу. Какому?

Ретривер двинул головой вперед и внезапно резко отпрыгнул. Теперь в его голосе не слышалось ни тени угрозы – только страх. Он скулил негромко и жалобно, как скулит маленький и беспомощный щенок.

Томми отступил на еще несколько шагов и только теперь повернулся к хозяину.

– Что случилось, Томик?

Собака издала негромкий плачущий звук. Яков Наумович никогда не видел своего четвероногого друга в таком растерянном и жалком состоянии. Глаза Томми были не просто влажными – в них явственно блестели слезы.

Старик протянул руку, чтобы погладить пса, но тот резко развернулся в сторону дверей. Зальцман посмотрел в ту же сторону, увидев, наконец, то, что так напугало Томми. Такого быть не должно, подумал он. Это просто ночной кошмар. Это не может быть явью. Но старик для своих лет мыслил очень ясно и понимал, что не спит. Значит, перед ним была явь, какой бы кошмарной она ни казалась.

Он знал, как называется вползавшее в комнату медленно извивающееся темное существо с треугольной головой. Он просто никогда не думал, что Смерть может выглядеть именно так. Но в том, кем была фантастическая гостья, он ни на секунду не усомнился.

Внезапно ретривер с коротким и жестким рыком бросился вперед. Змея оказалась быстрее. Может быть, потому, что располневший пес был в не самой лучшей форме. Но, скорее всего, потому, что у любой собаки не было бы ни одного шанса из миллиона победить в этой неравной схватке.

Старик понял, что пес умер почти мгновенно. Ретривер, в морду которого вонзились змеиные зубы, упал сразу. Не издав больше ни звука.

– Ах, Томик, Томик, – с болью и лаской сказал старик. Змея, отпрянув от лежащей на полу собаки, стала медленно двигаться в сторону кровати, на которой сидел человек. Старик знал, что умрет он через какие-нибудь несколько секунд, но не это, похоже, сейчас волновало его. Больнее всего было то, что о подвиге, жертвенном подвиге его друга некому будет рассказать.

– Но я-то знаю, Томми… И я запомню…

Я буду помнить об этом, подумал старик. Даже там.

Кошка сидела на платяном шкафу, боясь хоть на миг оторвать взгляд от того, что происходило внизу. Две твари медленно копошились на полу, ползая между трех человеческих тел. Твари питались. Изредка одна из них поднимала свою морду и поводила ей в сторону шкафа. Тогда шерсть на спине кошки вставала дыбом, а сама она издавала утробный и тихий то ли вой, то ли стон. Никогда, никогда еще она не знала такого страха, такого всепоглощающего и обездвиживающего ужаса. И этот ужас не позволял ей оторвать взгляд от того, что творилось внизу.

Она не знала, смогут ли эти твари добраться туда, на самый верх старого полированного шкафа. Это было самым высоким местом, куда можно было спрятаться, и именно туда она и взлетела, когда одна из тварей убила хозяйку. А потом другая тварь убила хозяина, услышавшего короткий крик женщины и вбежавшего в комнату. А потом обе твари убили еще одного хозяина, молодого хозяина, влетевшего сюда вслед за отцом. Потом твари долго, долго лежали. И теперь они питались.

Кошка не знала, смогут ли эти твари добраться на верх шкафа, где сидела она, не сводя с них расширившихся от ужаса глаз. Она не была самой умной кошкой, но ее звериного понимания хватало на то, чтобы знать: сейчас она не представляет для них интереса. Пока. Это – пока.

И еще кошка знала, что ей некуда бежать с этого шкафа. Просто некуда. Что ей придется сидеть там до тех пор, пока сама она не сдохнет с голоду. Или, что скорее всего, пока твари не доберутся до нее.

Но это еще не сейчас. Сейчас она еще не представляла для них интереса, и она это знала. Однако каждый раз, когда одна из тварей отрывалась от тела жертвы и поводила головой в сторону шкафа, кошка чувствовала, как помимо ее воли вся шерсть ее встает дыбом, а горло издает утробный и тихий то ли вой, то ли стон.