Текст книги "Твари"

Автор книги: Михаил Вершовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Участковый кивнул и начал прилаживать маску с ароматизатором прямо на улице.

– Понятно. А мне, сами понимаете, неудобно… И товарищу майору понадобиться что-то может…

Костя медленно и без особой охоты побрел обратно к зданию.

Телешов как заведенный ходил туда и обратно: до угла улицы и снова к дверям здания, где размещался морг. В пачке «Явы», начатой всего пару часов назад, оставалось несколько сигарет. Все это дурной сон, думал он, и все это правда. Правда и то, что это был Ромео, и то, что погиб он, столкнувшись с какими-то неизвестными и невиданными прежде гадами, которых ни в его, Сергея, городе, ни тем более возле его дома и его школы никогда раньше не было и быть не могло. Откуда взялась эта смертоносная мразь, как все произошло, чего ждать впереди? Он мог лишь задавать себе эти вопросы по кругу – ответов на них все равно не было. Его мысли были прерваны появлением участкового.

– Сергей Михалыч… – Костя озабоченно всматривался в лицо Телешова. – Вы как?

– Нормально, – соврал Сергей: состояние его было очень далеко от нормального.

– Это хорошо, – кивнул Костя. – Там Петр Андреич, товарищ майор, хотел бы вас видеть. Если вы можете, конечно…

– Могу.

Маску Телешов надевал уже в коридоре, на ходу. Войдя в помещение для вскрытия, он увидел, что майор Кремер о чем-то негромко беседует с патологоанатомом, а Ламанча-Наговицына, надев резиновые перчатки и склонившись над трупом, неторопливо делает срезы тканей.

– А, Сергей Михайлович, – произнес майор, поворачиваясь к нему. – Тут еще одно дело… Надо бы подписать протокол об опознании.

– Мне? Почему мне? – опешил Телешов.

– Я вчера заходил к Ломакиной… Жене Ромео, то есть, – включился в разговор участковый Костя. – Она наотрез отказалась участвовать в опознании. Официально она в своем праве: они, как-никак, в разводе, так что человек он ей чужой.

Помолчав, он добавил:

– Да и… Бабушек, наверное, уже наслушалась, представила, какую картину увидит.

– Так что остается вам, – сказал майор. – И старлею. Вы все-таки оба его знали.

– Его наши бомжи с выпивохами знали еще лучше.

– Ну, организовывать экскурсию для бомжей и сочувствующих им товарищей с посещением судебно-медицинского учреждения я, пожалуй, не буду, – не без сарказма проговорил майор Кремер. – Давайте уж наличными силами.

Протокол опознания – и это понимал даже Сергей – получился не слишком убедительным. «По косвенным данным», «учитывая состояние тела» и так далее. Да и кто же мог в такой ситуации гарантированно утверждать, что черное и страшное, лишь очертаниями напоминавшее человека тело действительно принадлежало когда-то Ромео – Валентину Юрьевичу Ломакину, одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения (как зачитал участковый из своей записной книжки)? Телешов и Костя поставили свои подписи, которые ниже заверил майор. По крайней мере, подумал Сергей, не похоронят под безымянной табличкой. Хотя и мраморное надгробие вряд ли поставят…

Наговицына закончила возиться с трупом и сейчас аккуратно складывала взятые образцы тканей в баночки. Вера Львовна протянула ей небольшую металлическую коробку, поблескивавшую никелированной поверхностью.

– Я непременно все верну, – сказала Ламанча.

– Нет необходимости, – ответила патологоанатом. – С банками-коробками, в отличие от многого остального, дефицита пока нет.

– Ну что ж, – Кремер посмотрел на всех по очереди. – На сегодня, я думаю, большего мы не добьемся.

– Да, Петр Андреевич, – откликнулась патологоанатом. – С окончательным заключением я хотела бы подождать. Пока Алина Витальевна не закончит со своими анализами.

– Что будет сделано когда? – майор повернулся к Алине.

– Что будет сделано сегодня, – без колебаний ответила Наговицына.

Они попрощались с Верой Львовной и вышли из здания. Ламанча несла ящичек с образцами.

– Алина Витальевна, вы домой или?… – спросил участковый Костя.

– Нет, мне бы лучше сразу в лабораторию.

– В какую сторону?

– На Петроградскую.

– Я отвезу – вмешался майор Кремер. – Подбросишь Сергея Михалыча, старлей.

Телешов совершенно неожиданно для себя вдруг произнес:

– Я бы тоже хотел в лабораторию. Чтобы если что-то узнать, то сразу. – Он внезапно смутился, поймав на себе испытующий взгляд майора. – Если, конечно, Алина Витальевна не против.

– Пожалуйста, вы мне абсолютно не помешаете – Наговицына ответила спокойно и даже мягко. Почему-то именно ее тон вдруг обрадовал Сергея.

– Прекрасно, – Кремер пожал плечами. – Тогда по коням.

3

Алина ехала впереди, рядом с майором. Телешов, устроившись на заднем сиденье так, чтобы можно было видеть Наговицыну, время от времени украдкой поглядывал на нее. Сейчас, вблизи, стало очевидно, что Ламанче больше, чем тридцать с небольшим – может быть, даже и все сорок. Но все равно выглядела она очень привлекательно. Светло-русые волосы, свободно ложащиеся на плечи, прямой нос, большие голубые глаза. «От мужиков, конечно, отбоя нет», – мрачно подумал Сергей. И сам себе удивился: его-то это каким боком касалось? Красавица, грымза – лишь бы выяснила, что к чему в этой истории…

Ехать становилось все сложнее. Они то там, то сям застревали в пробках. «Пассат» был ничем не лучше прочих автомобилей на дороге, – не милицейская все же машина – а майорская форма на водителе не слишком пугала остальных участников движения. Попав в очередную пробку, Кремер чертыхнулся.

– Алина Витальевна, суньте, пожалуйста руку под сиденье. Мне мигалка нужна.

Наговицына достала из-под сиденья небольшую мигалку. Майор вставил провод питания в прикуриватель, выставил левую руку с мигалкой из окна и пришлепнул ее магнитное основание к крыше «Пассата». Ламанча вдруг звонко рассмеялась. Кремер с Сергеем недоуменно воззрились на нее.

– Простите ради Бога, – продолжая улыбаться, сказала Наговицына. – Просто как в американских полицейских киношках. Она еще и завывать будет?

Майор хмыкнул:

– Завывать будет сирена. Наши умельцы поставили. А мигалка оттуда и есть. Из той самой Заокеании.

– Это вам по работе положено? – поинтересовался Сергей.

– Положено, не положено… – отмахнулся Кремер. – Если не положено, но надобно, то будем считать, положено.

Он включил сирену, и «Пассат» медленно, а потом все быстрее стал пробираться через мешанину машин.

На Петроградской движение стало посвободнее. Алина несколько раз взглянула на майора, но тот не реагировал. Наконец, она не выдержала:

– А здесь сирена с мигалкой для какой надобности?

– А для солидности. В собственных глазах весу придает. Пущай рядовой гражданин почувствует, какие люди на данной иномарке следуют.

С «солидностью» Кремер явно перебрал. Довольно потертый «Пассат» не тянул на ту иномарку, вслед которой оборачиваются и водители, и пешеходы.

– Президентский, то есть, автомобиль, – согласилась Ламанча. – Кортежа, правда, не хватает.

– А кортеж нам и… кгм… даром не нужен, – весело откликнулся майор. – Теперь, кажется, направо?

– Да.

Они подъехали к арке между домами и въехали во двор. Выйдя из машины, все трое подошли к дверям подъезда, на котором висело несколько добротно сработанных вывесок разных фирм, включая пару обязательных турагентств. Кремер прошелся взглядом по вывескам.

– А ваша где же?

– Нет нашей. И не надо. Зачем внимание привлекать? Токсикология все-таки, яды в лаборатории.

Майор одобрительно крякнул.

– Перебдеть никогда не вредит. Враг не дремлет.

Они поднялись на последний, четвертый этаж. Здесь лестница была перекрыта довольно мощной решеткой. Наговицына полезла за ключами и открыла все три замка.

– А доступ к работе с опасными материалами у вас есть? – Ламанча неожиданно повернулась к спутникам.

Телешов оторопел, но Кремер молниеносно среагировал на шутку.

– Органы, Алина Витальевна, – строго сказал он. – А товарищ со мной.

– Тогда вперед.

Алина закрыла за ними решетку, и все трое поднялись на еще один пролет. Наговицына снова принялась щелкать замками. Дверь открылась и, минуя нечто вроде прихожей, они оказались в лаборатории.

Сергей осмотрелся. Вполне обычное помещение, ничем от других лабораторий не отличающееся. Стеклянные шкафы, колбы, реторты, спиртовки, хромированные столики, высокие стулья. Для удобства – пара кресел, диван. На журнальном столике у дивана стоял электрочайник и переносная «Айва» довольно внушительных размеров.

Майор одобрительно покивал.

– Хорошо устроились. «Мы славно поработали и славно отдохнем». – Он подошел к столику с «Айвой» и принялся рассматривать компакт-диски на висевшей над столиком полке.

– Н-да… – протянул он. – «Лед Зеппелин»… «Дайр Стрейтс»… Не под меня фонотека подбиралась.

– Проницательное замечание, Петр Андреевич, – спокойно заметила Наговицына. – Может показаться странным, но подбирала я ее все-таки под себя.

– Понятно и не смертельно, – сказал Кремер. – Да и что ж я, дома или в машине «Любэ» послушать не могу? Так что, будем считать, все в порядке.

Алина, жестом пригласив мужчин располагаться, стала надевать белый халат. Металлическую коробку с образцами, взятыми из морга, она поставила на хромированный столик.

– Рад бы поприсутствовать, – вздохнул майор, – но двигаться все-таки надо. Работы невпроворот, а ведь еще и бумажки, черт бы их драл, заполнять требуется.

Он помолчал, обводя взглядом помещение.

– И когда же – примерно хотя бы, навскидку – можно каких-то результатов ожидать?

– Думаю, к вечеру. Или чуть раньше. Но предупреждаю заранее: результаты будут довольно общего характера. Вряд ли хватит, чтобы тут же дело закрыть.

– Боюсь, что дело это при любых результатах закрывать будет рановато, – хмуро заметил Кремер. – Труп с пулевым ранением в нашей с вами ситуации порадовал бы меня куда как больше.

Такой возможный повод для радости не показался Телешову странным. Действительно, это была бы единичная трагедия, а смерть Ромео в их истории может стать не последней. Далеко не последней – он почему-то был в этом уверен.

Майор удалился, еще раз попросив держать его в курсе. Алина спустилась на пролет, чтобы закрыть за ним решетку и вернулась обратно.

– Ну, Сергей Михайлович, чаю, кофе?

– А вы?

– Кофе я бы выпила. И покрепче. Работы на сегодня хватит.

Она набрала воды в электрочайник, включила его и достала из шкафчика чашки, ложечки, банку с кофе и сахар.

– Кофе, не обессудьте, растворимый. От чашечки настоящего эспрессо я никогда не отказывалась, но сейчас главное – впрыснуть немножко кофеина в организм.

– Растворимый – это прекрасно, – поспешно сказал Сергей. – Растворимый – чем же не кофе?

– Ну вот и славно.

Чайник вскоре закипел. Они сидели, помешивая ложками горячий напиток, и молчали. Наговицына первой нарушила тишину.

– Сергей Михайлович, я все-таки еще раз хотела бы понять: почему для вас все это так важно?

Телешов смутился.

– Я ведь говорил, Алина Витальевна… Школа – моя школа – буквально в пяти минутах от того места, где все произошло. Если это и впрямь то, о чем мы думаем…

– Я пока предпочитаю ничего не думать, – перебила его Наговицына.

– И даже не предполагать?

– Предположения есть. Не слишком, впрочем, реалистичные. Но не будем пока о них. Вы все-таки не вполне ответили на мой вопрос. Ведь о результатах – если мы каких-то результатов добьемся – я могла бы вам сообщить и по телефону.

Сергей помолчал, прежде чем решился ответить.

– Штука в том, что… Не знаю почему, но я чувствую во всей этой истории какую-то необычную и страшную подоплеку… – Он снова помолчал и неожиданно для себя сердито выпалил: – Ну а уж если хотите проще, то вот вам проще: меня все это пугает. Лично меня. Я, знаете ли, там и живу, и работаю. Не думаю, что смогу сидеть сейчас дома или бродить по улицам, идти в магазин за продуктами или просто с кем-то болтать…

Алина кивнула.

– Понятно. Развивать мысль не надо. Простите, что задала этот не очень тактичный вопрос.

Они допили кофе. Алина встала и пошла к коробке с перчатками, потом повернулась к Телешову.

– Вы как предпочитаете? Перебрасываться время от времени фразой-другой? Сидеть молча? Слушать музыку?

Сергей пожал плечами.

– Я в гостях.

– Тем более выбор за гостем.

– А как вы обычно работаете, когда гостей нет?

Наговицына рассмеялась.

– Придется показать. Вы как к року относитесь?

– Если не на всю катушку, – осторожно произнес Телешов.

– Понятно. Поставим что-нибудь помягче.

Музыка действительно оказалась достаточно приятной. Алина принялась за работу, расставляя приборы и бюретки для титрования, зажигая спиртовки, балансируя аналитические весы. Ритмичные мелодии с диска сменялись медленными балладами, и Сергей, плохо и мало спавший накануне, уютно расслабился в кресле. Одновременно он с удовольствием наблюдал за Наговицыной. Работала она красиво, не делая никаких лишних движений – казалось, ее действия до деталей были расписаны по какому-то сценарию, где учтено было все: каждый жест, каждый шаг, каждый взгляд. Телешов хотел заставить себя думать, что именно это доставляет ему удовольствие смотреть на Алину. Однако обмануть себя не очень-то получалось. Да, работала она красиво – но куда же было деться от того простого факта, что красива была и она сама… А красивая женщина – всегда проблема. Любая женщина – проблема, подумал Сергей. Но красивая – в особенности. Так лучше грымза? Нет, лучше не грымза. Лучше вот так, хоть часик-другой: сидеть, молчать и смотреть на эту изящную, красивую и артистично двигавшуюся женщину.

«Айва» умолкла – компакт-диск закончился. Наговицына повернулась к Сергею.

– Ну как? Не добила еще музыка?

– Что вы, – Сергей выпрямился в кресле. – Прекрасная музыка.

– Тогда поставлю еще что-нибудь в этом же роде. Работа по-хорошему только начинается.

Она подошла к полке с дисками, прошлась взглядом по надписям на корешках, выбрала один.

– Вы ведь курите, верно?

Телешов кивнул.

– В самой лаборатории, к сожалению, нельзя, но на лестничной клетке – пожалуйста.

– Спасибо, но пока не буду. Не тянет. – Он едва удержался, чтобы не сказать «да и врачи не разрешают». Эта информация ей совершенно ни к чему.

Время шло. Музыка играла, Наговицына работала, но что-то в ней изменилось. Движения стали более медленными, она по нескольку раз подходила к микроскопу, словно перепроверяя себя, снова и снова проделывала, казалось, один и тот же опыт. Лицо ее сейчас выражало озабоченность. Сергею очень хотелось спросить, в чем все-таки дело, но он не хотел вмешиваться в ход ее мыслей или действий.

Очередной диск закончился, но Алина Витальевна никак не среагировала на это, не отрывая взгляда от бюретки для титрования. Потом она подошла к аналитическим весам, на которых взвешивала то, что оставалось от выпаривания каких-то одной ей известных растворов, долго и задумчиво смотрела на подсвеченную шкалу. Встала, вернулась к своему блокноту и стала медленно листать страницу за страницей. Потом прошла к креслу и молча села с отсутствующим, устремленным куда-то вдаль взглядом. Молчал и Сергей.

– Состав яда у змей разных пород отличается в зависимости от того, каков способ охоты и нападения этих змей, – негромко проговорила Наговицына.

Телешов почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Он знал, что рано или поздно речь зайдет именно об этом – о змеях, но в глубине души все-таки надеялся, что причиной смерти Ромео окажется что-то другое.

– В принципе в любом змеином яде есть все три основных компонента, – она говорила задумчиво, как бы для себя, и потому все, что она говорила, не напоминало лекцию, несмотря на то, что все эти вещи ей были прекрасно известны, а, значит, предназначалась информация для Телешова. – Все три. Нейротоксины, гемотоксины и миотоксины. – Она выдержала паузу. – Вам знакомы эти термины?

Он молча помотал головой.

– Нейротоксины поражают кору головного мозга и центральную нервную систему.

– Гемотоксины, очевидно, кровь?

– Совершенно верно. Разрушение внутренних органов через яд в крови. Образование тромбов. И, наконец, миотоксины – яды, разрушающие мышцы жертвы. Все три составляющие в яде любой змеи – ядовитой змеи, естественно – присутствуют. – Алина снова помолчала, задумчиво глядя вдаль. – Но в очень, очень разных пропорциях.

Она повернулась к Сергею.

– Яд кобры, скажем, в основном нейротоксичен. Угнетается кора головного мозга, центральная нервная система, наступает сонливость, сбои дыхания и… смерть. Печально известная картина. Яд гадюк – здесь главный компонент гемотоксин. Разрушаются кровяные тельца, появляется внутреннее кровотечение и так далее. Но есть еще и так называемые ямкоголовые змеи. Пик эволюции всей этой ползучей братии. Они вам знакомы хотя бы понаслышке – гремучие змеи. Наука считает, что кроталотоксин – я имею в виду яд гремучников – содержит в основном гемотоксины. Это называется классической собачьей чушью.

Последние слова Алина произнесла с неприкрытой издевкой, а ее грозно сдвинутые брови заставили Телешова вспомнить прозвище, которым наделили ее коллеги.

– Классической собачьей чушью, потому что уж с кем другим, а с гремучими змеями я очень близко знакома. Я с ними на «ты». На короткой ноге. – Она, слегка нагнувшись, похлопала себя по левой голени. – Эта метафора однажды едва не стала обыденным и неприятным фактом.

Сергей похолодел и едва сдержался, чтобы не отвести глаза.

– Гремучники – это ползучий бар, – продолжала Ламанча. – А в баре этом все, что душе угодно, коктейли на любой вкус. Более сотни составляющих. И все три основных – в обязательном порядке. Нейротоксины, которых хватает на то, чтобы обездвижить и убить довольно крупное существо. А гемотоксины и миотоксины настолько сильны, что разрушают внутренние органы и мышечную ткань жертвы в считанные часы.

Наговицына прищурилась.

– Знаете, как они нападают?

Телешов не знал, но был уверен, что с удовольствием остался бы при своем неведении.

– Резкий, буквально молниеносный бросок. Пасть, раскрытая на сто восемьдесят градусов. Это вообще не укус. Она не кусает – она втыкает, вонзает зубы в жертву. Как отравленный стилет. Потом отдергивает голову и… – Ламанча плавным жестом указала на пол – …устраивается неподалеку. В нескольких шагах.

– Зачем? – вырвалось у Сергея.

– Ждать. Пока идет процесс переваривания пищи.

– Какой пищи? – Телешов подумал, что Алина оговорилась. – Ведь жертва лежит в стороне!

– Верно. Лежит в стороне. А введенные в тело жертвы яды уже начинают переваривать ее шкуру, мышцы, внутренние органы. Все остальное будет происходить, конечно, в желудке – но начало положено. И даже относительно крупное животное – кролика, щенка койота и тому подобное – заглатывать и переваривать в желудке будет уже гораздо проще.

– Но ведь не человека же! – Сергей даже подскочил на кресле.

– Конечно, нет. Толщины эти змеюки внушительной, и способны проглотить жертву в два-три раза толще себя. Но человека, волка, взрослого койота – нет. Однако не задумываясь нападут на кого и на что угодно. Хотя нынешняя политкорректная наука пытается делать ангелов и из них. Знаете эту слащаво-идиотскую тенденцию? С акулами, например: «Ах, бедная белая акула… Ее оболгали! Она человека не трогает, она его путает. С большой рыбой, с дельфином, с тюленем, с оленем…» Черта с два она его путает! Путать пищу – с пищей? Какая ей разница, кого и что жрать? Она питается мясом – и, как ни странно, человек из этого материала и сделан.

– А гремучник? Вы же сказали, проглотить человека он и надеяться не может…

– С гремучником все на автопилоте. Термолокаторы, причем невероятно совершенные, отмечают разницу до долей градуса. Есть что-то теплое, это теплое движется. А продолжение – известно. Атаковал. Отполз. Полежал, подождал. Подполз. Ощупал. Крупновата жертва? Ошибка вышла. Пополз дальше. У вас сигареты есть?

Телешов застыл с открытым ртом. Переход был очень уж неожиданным.

– Но здесь же…

– Мы на площадке.

Они вышли, прикрыв за собой дверь лаборатории. Алина спустилась к решетке, посмотрела вниз. Людей на лестнице не было. Она вернулась, взяла протянутую Сергеем сигарету, закурила.

– Такие дела. Если бы не пара-тройка «но», я бы ставила на старого знакомого с трещоткой.

– То есть, на гремучника. А что это за «но»?

Наговицына сделала глубокую затяжку.

– Во-первых, слишком велика пропорция миотоксинов. Тех самых, для переваривания. Во-вторых, сами энзимы – проще говоря, составляющие ядов – очень сильны и эффективны. Я работала с ядами разных гремучих змей. В подметки не годятся этому. Но есть еще и серьезнейшее «в-третьих»…

Господи, это еще не все, подумал Сергей. Алина бросила окурок на пол и с силой раздавила его ногой. В иных обстоятельствах Телешов удивился бы, – это не вязалось с аккуратностью Наговицыной – но сейчас ее жест был понятен. Они вернулись в лабораторию, но садиться не стали, а остановились в центре помещения.

– А в-третьих, Сергей Михайлович, у нас вот что. Судя по тому, что говорили свидетели, ваш знакомый погиб позавчера вечером. Так?

Сергей кивнул.

– За такое время яды в теле жертвы в значительной степени разрушаются. Токсичность ядовитых энзимов в тканях падает процентов на тридцать в сутки. За почти двое суток упадет уж точно наполовину. И упала, я в этом уверена. Но…

Алина снова повернулась к окну, словно высматривая что-то за ним.

– Но концентрация энзимов и сейчас намного превосходит ту, что отмечалась бы при свежем укусе гремучника. Значит, изначально яд этот по токсичности, по силе воздействия на порядки превосходил известные нам.

Наговицына повернулась к Сергею. Взгляд ее голубых глаз был спокойным, но каким-то отрешенным.

– Отсюда следуют два вывода. Вывод первый: человек все-таки погиб в результате воздействия кроталотоксина, то есть, яда гремучей змеи; никакие другие яды с полученными результатами вообще не стыкуются. Вывод второй: таких змей в природе – я имею в виду, в природе вообще – не существует и существовать не может. – Она грустно усмехнулась: – Следствию, я думаю, эти выводы очень помогут.

Помогут или нет, подумал Телешов, но майор об этом должен знать – и чем раньше, тем лучше. Алина, опережая его мысли, подошла к телефону. Разговор с управлением оказался коротким.

– Все как и положено. «На задании».

Она достала из кармана мобильник и вынула визитку, которую майор вручил ей перед уходом. Набрала номер. И мрачно повторила вслед за механическим голосом провайдерской службы:

– «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сигнала».